CC BY
66
УДК 069.4:94(470)
Формирование основных подходов Российского государства к сохранению культурного наследия Церкви в контексте внутренней политики XVIII в.
Т. В. Растимешина
Национальный исследовательский университет «МИЭТ»
Автор анализирует причины возникновения интереса государства в XVII — XVIII вв. к культурному и историческому наследию России. Рассматривается формирование правовых и политических основ новой для данного периода правления культуроохранной деятельности. Автор показывает, каким образом политическая и символическая роль религиозных памятников старины оказалась в центре внимания государства и способствовала пониманию необходимости их сохранения. Выявляются основные направления государственной политики в исследуемой сфере.
Ключевые слова: государство; Церковь; культурное наследие; исторические ценности; культуроохранная деятельность.
До начала XVIII в. исторические свидетельства о деятельности Церкви, государства и русского народа в сфере охраны культурного наследия, как отмечает историк А. А. Формозов, «рассеяны по летописям и документам XI — XVI веков более или менее равномерно» [1, с. 11]. В них содержатся единичные документальные подтверждения того, что православные общины и города оберегали свои реликвии. В частности, в ризнице храма Святой Софии в Новгороде трепетно хранились мечи благоверных князей Довмонта и Всеволода.
Однако до XVII в. государственная власть не только не принимала на себя никаких обязательств в отношении церковных ценностей, но и проявляла действенное пренебрежение к ним. Документальные факты свидетельствуют о мародерстве и варварском отношении воевавших между собой князей к храмам и церквям. Так, в начале XIII в. дружина владимирского князя Всеволода Юрьевича сожгла Рязань и Белгород,
© Растимешина Т. В.
несмотря на мольбу рязанских послов о пощаде и выраженную ими готовность исполнить «всю волю» Всеволода [2, с. 77—78]. В Смутное время любая культуроохранная деятельность носила ситуативный, порой спонтанный характер и не могла быть достаточно последовательной и эффективной.
И лишь в XVII в. царь Федор Алексеевич издает указ о подаче государю описных дел и счетных списков, предписывающий составить и сдать ему описи до 1 января 1681 г. под угрозой «опалы от великого государя» [3]. В широком смысле данный нормативный акт предвосхищает реформы Петра I, нацеленные на построение «регулярного государства», немыслимого без административного порядка. В рамках такой политики сохранение историко-документальных письменных материалов не было первостепенной задачей.
Первый нормативный акт, нацеленный на сохранение предметов, имеющих историческую ценность, относится
Экономические и социально-гуманитарные исследования № 1 (9) 2016
137
Личность. Общество. Государство
к 13 февраля 1718 г. Указ предписывал тем, «кто найдет в земле, или в воде какия старыя вещи <...> все, что зело старо и необыкновенно» [4, с. 542], приносить комендантам. В указе содержалось обещание награды «довольной дачей» [4]. Однако повеление часто игнорировалось как кладоискателями, так и воеводами, проявлявшими «страшное неповиновение <. > указам всемилостивейшего монарха» [5, с. 46—47]. Поэтому данный нормативный акт в 1721 г. был дублирован сходным указом Сената [6].
Вместе с тем политическая компонента впервые отчетливо прослеживается в указе Сената от 20 декабря 1720 г. об изъятии во всех монастырях страны древних грамот, «куриозных писем», рукописных и печатных книг, имевших историческое значение [7]. Хранившиеся в храмах и монастырях исторические ценности, прежде всего древние летописи и другие рукописные документы, стали последовательно учитывать в России именно с 1720 г. Этот факт важно рассматривать в связи с задачей устроения новой российской государственности. В ее основу закладывалась не только система государственного администрирования по шведскому образцу, но и принципиально новая, имперская идейная база. Государство устанавливало контроль над частью имущества Церкви, помимо прочего, в целях его дальнейшего использования в построении абсолютной монархии европейского типа. Впервые в политической истории России требовалось изучить и идеологически оформить государственную историю. Впоследствии каждая смена политического режима в России сопровождалась «инвентаризацией» истории.
Показательно в этом отношении, что внимание государственной власти было обращено в первую очередь
на хранящиеся в монастырях и церквях исторически значимые документы. В соответствии с указом Сената 1720 г., монашеству и духовенству необходимо было «во всех монастырях, обретающихся в Российском государстве, осмотреть и забрать древние жалованные грамоты и другие куриозные письма оригинальные, также книги исторические рукописные и печатные» [7, с. 277]. Губернаторам, вице-губернаторам и воеводам предписывалось их собрать и прислать в Сенат [7]. 16 февраля 1722 г. в дополнение последовал царский именной указ «О присылке из всех епархий и монастырей древних рукописных летописей и подобных книг в Москву в Синод» [8].
Политические действия по оформлению государственной истории имели вектор направленности не только в прошлое, но и в будущее. В соответствии с задачей, не оформленной документально, однако осуществлявшейся в петровское время вполне последовательно, преемники государственного курса должны были унаследовать не только упорядоченное, исторически и идеологически весомое прошлое государства, но также государственные архивы, находящиеся в «добром» состоянии, которые в дальнейшем следовало использовать в «регулярном» государственном управлении. Соответственно, большое внимание уделялось административному делопроизводству и архивному делу. 21 января 1726 г. Сенат издал указ о порядке хранения вотчинных дел в Государственном архиве «в добром охранении и порядке». Архивариусам предписывалось столбцы переписать в тетради, а оригиналы «более никуда из Государственного архива не имать, а содержать их для справок в сохранном сухом месте» [9, с. 562].
138
Экономические и социально-гуманитарные исследования № 1 (9) 2016
Растимешина Т. В.
Таким образом, инициатива государства по установлению учета и контроля над церковными книгами, документами и иными ценностями может и должна рассматриваться в контексте всей государственной политики Петра I. Одно из приоритетных направлений его политики — «преобразование строя» церковной жизни, в результате которого институт Церкви занял особое, определенное государем место в политической системе новой России.
Достижение этой цели сопряжено с решением нескольких взаимосвязанных задач: во-первых, необходимо было «освободить духовенство от крайнего увлечения экономическою стороною и обратить его к его прямым, духовным делам; во-вторых, восстановить церковную дисциплину; в-третьих, поднять церковное просвещение» [10, c. 20]. Причина их постановки — накопившиеся проблемы в церковном управлении и в сфере взаимоотношений церкви и государства.
Рассмотрим, каким образом в политической практике, прагматично ориентированной на решение означенных задач, закладывались основы будущей государственной политики по охране культурного наследия России.
Преодоление сребролюбия духовенства и возвращение его к пастырскому служению. Указы Петра I и Сената по учету и изъятию части церковных ценностей были нацелены в первую очередь на установление государственного контроля над церковным имуществом. Современники реформ отмечали: «Преобразования начались со стороны имущественной, экономической, а затем охватили и всю церковную жизнь» [10, c. 21].
Государственная имущественная политика носила исключительно прагматичный характер, поскольку в первые
годы царствования Петра I государство нуждалось в деньгах для ведения войн и осуществления намеченных преобразований. Следует признать: «Чтобы вынести тягости шведской войны, правительство брало отовсюду, откуда только можно было взять: и с крестьян, и с помещиков, и с состоящих на государственной службе, и с духовенства, и с православных и с раскольников» [10, c. 55]. У монастырей и архиерейских домов «...кроме собственно земельных вотчин, взяты были разные угодья, рыбные ловли, звериные промыслы, мельницы, кабацкие и таможенные сборы, свободные запасы хлеба, денег и меди, старые деньги, серебряная посуда, свечные деньги, привесы у икон, церковные здания» [11, т. 1, с. 272]. Таким образом, установление контроля над частью церковного имущества осуществлялось с целью пополнить казну: «. взять от церковного имущества в пользу государства все, что оказывалось сверх необходимого на удовлетворение самых неотложных церковных нужд» [10, с. 48].
Вместе с тем откровенные и многочисленные злоупотребления в управлении церковным имуществом создавали веские основания для вмешательства государства в эту сферу. Памятный в истории петровского времени «прибыльщик» Курбатов, имевший специальное поручение «изыскивать прибыли для государевой казны», писал Петру I о патриаршем правлении: «. покойному патриарху <...> трудно было за всем смотреть <...> в духовном управлении явились “от многих поползновения”, в управлении патриаршими доходами во всем видится слабо и несправно» [10, с. 26], и поступающие большие доходы погибают «в прихотях владетелей», а единственная в Москве духовная школа «в полном упадке» [10, с. 26]. Под предлогом того, что «монастырское
Экономические и социально-гуманитарные исследования № 1 (9) 2016
139
Личность. Общество. Государство
достояние, достигшее в течение веков огромной ценности, уплывало без надлежащей пользы для церкви» [12, c. 21], государство последовательно устанавливало над ним контроль в целях дальнейшего использования этого ресурса при проведении внутренней и внешней политики. Поводом для вмешательства служило и состояние института Церкви, неспособного охранять свои реликвии. Храмовые здания ветшали, не ремонтировались, церкви уничтожались или стихийно перестраивались. Фрески и иконы «записывались», подвергаясь тем самым безжалостному уничтожению. Ссылаясь на недопустимость такого положения, 11 мая 1722 г. Петр I издал указ, в котором содержалось строгое назидание духовенству: в городах «каменные церкви старые починивать <...> и вновь строить позволить, токмо по рассмотрению Святейшего Синода» [13, с. 334].
Сохранились свидетельства о святотатстве, фактах посягательства на церковные реликвии. Так, в Москве в 1720 г. плотник-изувер ударил дубиною в образ Богоматери [14, с. 108]; в 1708 г. вор пытался «обругать святой образ», стоявший на каменном мосту. В 1738 г. из Архангельского собора Московского Кремля украдены оклады и драгоценные камни с икон [15, с. 20]. Церковь не могла уберечь свои реликвии, что создавало повод для вмешательства государства.
Отсутствие центрального управления в церковных делах (характерно для досинодального периода) вынуждало государство проявлять инициативу даже в заботе о соблюдении «благолепия и чести» в изографии. В 1707 г. издан указ, предписывающий митрополиту Стефану принять «управление и повелительство» производством икон, а художнику-архитектору За-рудному, служившему в Оружейной
палате, надзирать за иконописцами «в искусстве художества». Богомазы (изуграфы) должны были писать «благолепно и удобно по древним свидетельствованным подлинникам и образцам», а также сами «быть жизни честной, не пьяницами» (приводится по: [10, с. 45 —46]). Государство проявило заботу о сохранении церковной художественной традиции, а также о соблюдении норм и технологий церковной живописи. Зарудный, получивший ранг «супер-интендента», был поставлен во главе Палаты изуграфств исправления. Зарудный подчинялся митрополиту Стефану.
Иконописцем мог стать только мужчина, прошедший обучение у мастера, выдержавший экзамен и получивший диплом «свидетельствованного мастера». Уплатив пошлину (1 рубль; 75 копеек или 50 копеек — в зависимости от степени диплома), художник получал должность правительственного изу-графа и право на оклад, назначенный для усовершенствования и прилежания в государевых делах [10, с. 46]. Изуграфы пересматривали все имевшиеся в продаже иконы, ставили на них клейма иконописца. В церкви дозволено было принимать только иконы с клеймами и подписью.
Исторические предпосылки восстановления церковной дисциплины. Церковная дисциплина нарушалась пьянством и мздоимством. Историк С. Соловьев пишет: «Игумены, черные и белые попы и дьяконы хмельным питьем до пьянства упиваются <...> Виноватым наказанья были жестокие <. > сажали на цепи, дня по три есть не давали <...> какого-то Петрушу Кириллова сам архиерей на молебне в соборной церкви зашиб до крови; попов бил плетьми нагих <...> никоего же оправдания <...> безмерного мздоимания и неправды» [16,
140
Экономические и социально-гуманитарные исследования № 1 (9) 2016
Растимешина Т. В.
с. 113—119]. Духовенство было замечено в нелояльности к царской власти: «Среди архиереев попадались такие, которые “ревновали о вельми жестокой славе”, давая предлог упоминать о стремлении их к чести, “равной царской”» [10, c. 5]. Кроме того, протесты против петровских реформ, самые ожесточенные, «когда Петра изображали антихристом, а его время — последними днями пред кончиною мира, возникали на почве церковной жизни, и если не всегда исходили от лиц духовной иерархии, то развивались, несомненно, при их значительной поддержке» [10, c. 21].
Митрополит Стефан — Местоблюститель Патриаршего престола — открыто противопоставлял интересы Церкви интересам и задачам государства, пытаясь проводить собственную внутреннюю политику, и умышленно противоборствовал некоторым решениям монарха. Так, в 1718 г. вышло распоряжение набрать в адмиралтейские плотники из детей церковников 500 человек, по возможности грамотных, и Стефану «отписано было для ведома, чтобы по всей Московской губернии до окончания этого набора не посвящал никого в духовный чин» [10, c. 83]. Стефан начертал на извещении: «...буди указ великого Государя непременным о том, что из церковников избирать в плотники, а что не посвящать в попы, идеже самая нужда требует, сему делу несть должно быти» (приводится по: [17, с. 52]).
Следовательно, «восстановление церковной дисциплины» имело самый широкий смысл — это восстановление отношений власти, подчинения между государством и Церковью (представителями государственной власти, с одной стороны, и духовенством — с другой). Распределение власти в имущественных отношениях было нацелено на решение и этой задачи.
Совершенствование церковного просвещения. Невежество духовенства носило подчас вопиющий характер: «В пастыри народа попадали <...> сельские невежды, из которых иные и скота пасти не умели <...> Монастырское ученье, оказавшее в древней Руси неоцененные услуги просвещению, и труд, возделывавший пустынные места <. > теперь в монастырях едва ли не отошли в область воспоминаний» [10, с. 6—7, 10]. Соответственно, изъятие церковных книг следует связывать и с реформированием системы государственного образования.
Новую роль института Православной церкви в имперской системе российской государственной власти и государственного управления в петровский период определило создание Святейшего Правительствующего Синода — духовной коллегии.
Прежде государством проводилась мощная экспансия в сферы, многие века находившиеся под управлением церкви. Решая задачи исторического масштаба, государство «вторгалось» на территорию монастырей и церквей, отбирало предметы древности. Исполнители государственной воли были наделены значительными полномочиями. Во исполнение указа от 16 февраля 1722 г. из Синода в монастырские архивы и библиотеки посылались нарочные, которые должны были выявить древние рукописи, церковные и гражданские летописи, степенные книги, хронографы, «забрать таковые» и направить их для переписи в Синод.
Осознание опасности утери предметов, имеющих имущественную, историческую или художественную ценность, послужило причиной назначения первых государственных экспертных советов (в соответствии с указом Петра I от 20 апреля 1722 г.). «Знающие люди»
Экономические и социально-гуманитарные исследования № 1 (9) 2016
141
Личность. Общество. Государство
осматривали «все старое и курьезное» и отсылали изъятые ценности в Сенат [18]. Асессору следственной канцелярии Баскакову предписано было проверить даже патриаршую ризницу, князьям Одоевскому и Плещееву — освидетельствовать найденное. В результате в числе привесов к иконам была обнаружена монета, относившаяся к эпохе Киевской Руси.
От духовенства, монашества и института Церкви в целом требовалось не столько содействие, сколько непротивление государственной политике. Государь и его идейные сподвижники понимали опасность противодействия монаршей воле со стороны церковных властей. Недоверие к иерархам Церкви косвенно подтверждается текстом указа Петра I от 16.02.1722 № 3908, в котором от духовенства требовалось не только содействие нарочным в выявлении древних рукописей, но и исполнение указа «без всякой утайки» [8].
Известно немало документальных свидетельств о чинимых государственным комиссиям препятствиях. Петр I «на каждом шагу имел бесчисленное множество случаев убеждаться в том, что <...> оппозиция против его действий в сфере церковной <...> может быть и гораздо более сильною, и гораздо более опасною» [19, с. 3], чем ожидалось.
Имело место и злоупотребление полномочиями, в том числе в среде духовенства. Так, по приказу Новгородского архиепископа Феодосия, были «многие святые иконы забраны и оклады ободраны, также древняя церковная серебряная посуда в слитки употреблены, колокола из многих церквей и монастырей ободраны и распроданы, из архиерейских шапок и омфоров жемчуг, каменья и другие вещи отбираны» [15, с. 22]. Ответом на такое сопротивление государственной воле стал указ Синода
от 26 мая 1725 г., предписывавший представить в Синод ведомости о привесах, снятых с икон, а также о старинных «замечательных вещах». Кроме того, указ запрещал управителям монастырей снимать оклады с икон, а нарушителям предусматривал штрафные санкции [20].
Елизавета I и Анна Иоанновна проводили политику, преемственную реформам Петра I. По повелению Елизаветы I в московских соборах была произведена опись всей церковной утвари на основании сверки перечня наличных ценностей с описями, составленными в 1725 г. обер-прокурором Баскаковым. Описи Баскакова были использованы и в 1744 г. при освидетельствовании церковных ценностей по приказу Синода «в самой скорости сущей правдой». Каждый факт недостачи («ежели чего прежних церковных утварей налицо не явится») Синод предписывал «исследовать всесовершенно» [21, с. 26].
Помимо преобразований в имущественном управлении, нововведения при Анне Иоанновне были нацелены на сбор «куриозных» предметов, «диковинных вещей», имевших значительную материальную художественную ценность. Так, 4 августа 1732 г. Сенат издал указ «О присылке в Мастерскую палату из присутственных мест примечательных вещей» [22]. В 1736 г. императрица приказала передать в Оружейную палату богато украшенные ружья и конскую сбрую [23]. Такого рода вещи не представляли собой исторической ценности. Кроме того, в этот период еще не было методов и технологий дифференциации ценных предметов.
Показательно, что в категорию «важного куриоза достойных» были включены изделия, изготовленные собственноручно Петром I [24]. Впервые в истории
142
Экономические и социально-гуманитарные исследования № 1 (9) 2016
Растимешина Т. В.
России культурное наследие рассматривается как инструмент оформления образа Петра I, образа системы императорской власти и лиц, ее воплотивших.
В послепетровское время в нормативном государственном волеизъявлении отражен интерес государства не только в сфере контроля имущества и идеологически значимых документов и предметов, но и в сохранении объектов, имеющих историческую и художественную ценность для народа и государства. Именной указ 1759 г. о необходимости устранения повреждений колокольни Ивана Великого повелевал колокольню «исправить по-прежнему, как поныне было», башни, стены и ворота Кремля «исправлять во всем тем же манером и так, как прежде было, без всякой отмены» [25].
В 1770 г. во исполнение императорской воли реставрационные работы в Благовещенском, Успенском и Архангельском соборах Кремля производились таким образом, чтобы «все <...> живопиство написано было таким же искусством, как древнее, без отличия.» [26]. А в 1771 г. при планировании грандиозной перестройки Кремлевского дворца Екатерина II повелела не трогать церкви Благовещения и Петра Митрополита [27].
Однако обратим внимание на избирательное отношение государственной власти к объектам культурного наследия. Особой, высочайшей опеки удостоены храмы и ризницы Московского Кремля. В 1743 г. императрица Елизавета приказала Золотые ворота Киева не ломать, а, напротив, отремонтировать памятник [28, с. 14—16]. Не вызывает сомнений, что не столько художественная ценность Кремлевских соборов и их внутреннего убранства, сколько историкосимволическое значение Кремля, а также храмов Киева в написании истории
Российского государства является главной причиной особого внимания к ним государственной власти. В отношении храмовых построек провинциальных городов 30 апреля 1759 г. был издан сенатский указ «О дозволении разбирать ветхие крепости и употребить кирпич на починку казенных церквей и богаделен». Согласно ему, башни крепостей, «кои починкою содержать не положено, и в ведомстве Канцелярии Главной Артиллерии и Фортификации не состоят», можно было при необходимости разбирать [29]. С одной стороны, это — движение назад по отношению к деятельности Петра I по починке и возведению старинных церквей (указ 1722 г.). С другой стороны, в данном указе открываются особенности культуроохранной политики государства: сохранение зданий церквей рассматривается как приоритетная задача по отношению к духовно и исторически не маркированным памятникам архитектуры.
Уже в XVIII в. забота о сохранности церковного имущества требовала от государства немалых вложений. Об этом явственно свидетельствуют исторические документы. В 1745 г., в период царствования Елизаветы, на предотвращение разрушения стен и башен Московского Кремля, Белого города и Китай-города выделено 175 007 руб. [30].
В период царствования Екатерины II член Синода епископ Самуил и президент Коллегии экономии П. В. Хитрово, исследуя состояние церковной утвари в московских соборах (с целью выявить богослужебные вещи, «требующие починки и вновь устроения»), докладывали на высочайшее имя: «.многие открылись в таковом повреждении», что «на одну только починку повреждаемых от ветхости или другим каким случаем всяких церковных вещей» должна быть выделена сумма 11 142 руб.
Экономические и социально-гуманитарные исследования № 1 (9) 2016
143
Личность. Общество. Государство
45 коп. Составители доклада «дерзновенно» выразили пожелание, чтобы Коллегия экономии «на содержание ризницы и на прочие нужнейшие церковные починки» отпускала по 300 руб. ежегодно [31]. Екатерина II не выказала сомнений в отношении целесообразности выделения средств, повелев: «Быть по сему».
В XVIII в. складывается научный подход к охране культурных ценностей. Одно из первых проявлений интереса научной общественности к памятникам старины относится к 1759 г. Это организация Академией наук сбора исторических и географических сведений для «Атласа Российского». Данная деятельность, осуществлявшаяся по инициативе М. В. Ломоносова, графа К. Г. Разумовского и Я. Я. Штели-на, подразумевала необходимость сотрудничества Академии со Святейшим Синодом. Синод должен был собрать сведения о монастырских и церковных зданиях и сооружениях и предоставить Академии «копии с исторических описаний от времени построения оных для сочиняющихся Российской Истории» [32, с. 362]. Последняя формулировка целей работы — «сочинение российской истории» — представляется нам исключительно важной для понимания целей и задач всей последующей государственной политики в сфере охраны культурного наследия.
Сделаем вывод: основы государственной политики культурного наследия были заложены в XVIII в. Культурное наследие выступало как один из инструментов «сочинения российской истории» и государствостроения. Деятельность государства в данный исторический период проводилась по следующим направлениям: учет архивных дел, исторических документов, рукописей; сбор «куриозных» и особенно ценных
предметов; контроль за перестройкой и реставрацией архитектурных сооружений, имеющих историческую, символическую или художественную ценность. Вместе с тем нельзя не признать, что в XVIII в. «еще не сложилась система государственно-правовой охраны историко-культурного наследия России» [33, с. 65], поскольку правовая система нормативных актов, регулирующих эту сферу административным способом, еще не оформилась.
Литература
1. Формозов А. А. Очерки по истории русской археологии. М.: Изд-во АН СССР, 1961. 125 с.: ил.
2. Филарет, (Гумилевский) (архиепископ Черниговский). Исторiя Русской Церкви. Периодъ первый: Отъ начала христианства въ Россш до наше-ствiя монголовъ. М.: Въ тип. В. Готье, 1859. 308 с.
3. Указ именной, объявленный разным приказам памятьми «Об описи дел в приказах и о подаче государю описных книг и счетных списков» от 9 ноября 1680 г. // Полное собрание законов Российской империи. Собр. 1-е. Т. 2. СПб., 1830. № 842.
4. Указ именной «О приносе родившихся уродов, также найденных необыкновенных вещей во всех городах к губернаторам и комендантам, о даче за принос оных награждения и о штрафе за утайку» от 13 февраля 1718 г. // Полное собрание законов Российской империи. Собр. 1-е. T. 5. СПб., 1830. № 3159.
5. Музееведческая мысль в России XVIII — XX веков: сб. докум. и мат-лов. М.: Этерна, 2010. 958 с.: ил.
6. Сенатский указ «О покупке в Сибири куриозных вещей и о присылке оных в Берг и Мануфактур-коллегию» от 16 февраля 1721 г. // Полное собрание законов Российской империи. Собр. 1-е. Т. 6. СПб., 1830. № 3738.
7. Сенатский указ вследствие именного «О присылке из монастырей Российского государства жалованных грамот» от 20 декабря 1720 г. // Полное собрание законов Российской империи. Собр. 1-е. Т. 6. СПб., 1830. № 3693.
8. Указ именной, объявленный, из Сената «О присылке из всех епархий и монастырей древних рукописных летописей и подобных книг в Москву в Синод» от 16 февраля 1722 г. // Полное собрание законов Российской империи. Собр. 1-е. Т. 6. СПб., 1830. № 3908.
144
Экономические и социально-гуманитарные исследования № 1 (9) 2016
Растимешина Т. В.
9. Сенатский указ «О порядке хранения вотчинных дел в Государственном Архиве и о переписке столбцов Вотчинной Коллегии в тетради» от 21 января 1726 г. // Полное собрание законов Российской империи. Собр. 1-е. Т. 7. СПб., 1830. № 4823.
10. Рункевич С. Г. Учреждеше и первоначальное устройство святЪйшаго правительству-ющаго синода (1721—1725 гг.). СПб.: Тип. Лопухина, 1900. 429 с., [II]. (Исторiя Русской Церкви подъ управлешемъ СвятЪйшаго Синода; т. 1).
11. Терновский Ф. Митрополит Стефан Яворский. (Биографический очерк) // Труды Киевской духовной академии. 1864. Т. 1—2.
12. Горчаков М. Монастырский приказ (1649—1725 г.): Опыт историко-юридическаго изследовашя. СПб.: Въ тип. А. Траншеля, 1868. 451 с.
13. Указ [Петра I] № 662 «О разрЪшенш починять и вновь строить каменныя церкви, съ дозволенiя СвятЪйшаго Синода» от 11 мая 1722 г. // Полное собрате постановленш и распоряженш по ведомству православнаго исповедания Россшской империи. Т. II. (1722). СПб.: Въ Синодальной типографш, 1872. С. 334.
14. Сборник Императорского Русского Исторического Общества. Т. XXXIV. СПб.: Тип. Ф. Елеонского и Ко,1884. XI, XLVIII, 560, [3] с. разд. паг.
15. Сохранение памятников церковной старины в России XVIII — начала XX вв.: сб. документов / В. С. Дедюхина, С. П. Масленицына, Л. В. Шестопалова и др. М.: Отечество, 1997. 396 с.
16. Соловьев С. М. Сочинения: в 18 кн. Кн. VII: История России с древнейших времен. Т. 13—14. М.: Мысль, 1991. 701 с.
17. Знаменский П. В. Духовные школы в России до реформы 1808 года. СПб: Летний сад; Коло, 2001. 799 с.
18. Именной указъ [Петра I] № 552 о посылке в монастыри знающихъ лицъ для разбора на иконахъ привесокъ, с темъ чтобы находящееся въ числе ихъ хорошiе каменья, монеты и друпя старыя вещи были представлены въ Святейшш Синодъ, от 20 апреля 1722 г. // Полное собрате постановленш и распоряженш по ведомству православнаго исповедания Россшской империи. Т. II. (1722). СПб.: Въ Синодальной типографш, 1872. С. 197—198.
19. Кедров Н. И. Духовный регламентъ въ связи съ преобразовательною деятельности Петра Великаго. М.: Въ Университ. тип. (М. Кат-ковъ), 1886. VI, 255 с.
20. Указ Св. Синода «О предоставлении ведомостей о привесах, снятых со святых икон, и о старинных замечательных вещах,
доставленных из епархий, монастырей и церквей, и о воспрещении впредь снимать со святых икон и прочее церковное имущество» от 26 мая 1725 г. № 1555 // Сохранение памятников церковной старины в России XVIII — начала XX вв.: сб. документов / В. С. Дедюхина и др. М.: Отечество, 1997. С. 21—23.
21. Указ Св. Синода «Об освидетельствовании во всех московских соборах церковной утвари по описным книгам, составленным в 1725 г. обер-прокурором Св. Синода г. Баскаковым» от 31 августа 1730 г. № 2371 // Сохранение памятников церковной старины в России XVIII — начала XX вв.: сб. документов / В. С. Дедюхина и др. М.: Отечество, 1997. С. 25—26.
22. Сенатский указ «О присылке в Мастерскую палату из присутственных мест примечательных вещей» от 4 августа 1732 г. // Полное собрание законов Российской империи. Собр. 1-е. Т. 8. СПб., 1830. № 6144.
23. Указ именной, данный обер-егермейстеру Волынскому «Об отдаче имеющихся в Москве конских богатых уборов, для хранения, в Оружейную палату» от 8 апреля 1736 г. // Полное собрание законов Российской империи. Собр. 1-е. Т. 9. СПб., 1830. № 6935.
24. Определеше Св. Синода «Об описанш креста и паникадила, собственноручной работы Петра I-го, поставленныхъ въ Петропавлов-скомъ соборе, а также прочихъ вещей, которые будут пожалованы въ этотъ соборъ императрицей, и об отдаче ихъ подъ особое хранеше соборному протопопу съ брапей» от 11 июля 1733 г. // Полное собрате постановленш и распоряженш по ведомству православнаго исповедания Россшской империи. Т. VIII (1733—1734 гг.). СПб.: Синодальн. тип., 1898. № 2276.
25. Указ именной, объявленный Сенату генерал-прокурором князем Трубецким «Об исправлении городовых стен в Москве, ворот, башен и Ивановской колокольни без всякой отмены противу старой фасады» от 24 мая 1759 г. // Полное собрание законов Российской империи. Собр. 1-е. Т. 15. СПб., 1830. № 10.958.
26. Указ Екатерины II члену Св. Синода московскому архиепископу Амвросию «Об исправлении иконного и стенного письма в Кремлевских соборах» от 30 июня 1770 г. // Описание документов и дел, хранящихся в архиве Святейшего правительственного Синода. Т. 50. Петроград, 1914. С. 543.
27. Указ именной, данный Экспедиции строения Кремлевского дворца «О перестройке Кремлевского дворца и некоторых других в окружности его зданий» от 15 марта 1771 г. // Полное собрание законов Российской империи. Собр. 1-е. Т. 19. СПб., 1830. № 13.581.
Экономические и социально-гуманитарные исследования № 1 (9) 2016
145
Личность. Общество. Государство
28. Комарова И. И. Законодательство по охране памятников культуры. Историко-правовой аспект. М.: Стройиздат, 1989. 56 с.
29. Сенатский указ «О дозволении разбирать ветхие крепости и употреблять кирпич на починку казенных церквей и богаделен» от 30 апреля 1759 г. // Полное собрание законов Российской империи. Собр. 1-е. T. 15. СПб., 1830. № 10.949.
30. Сенатский указ «О исправлении в городах казенных зданий без отлагательства, коль скоро замечена будет ветхость» от 24 июня 1745 г. // Полное собрание законов Российской империи. Собр. 1-е. Т. 12. СПб., 1830. № 9180.
31. Определение Св. Синода «О порядкЬ хранен1я въ ризницахъ редкихъ церковныхъ вещей» от 28 октября 1775 г. // Полное собрате
постановленш и распоряженш по ведомству православнаго исповедания Россшской империи. Т. II (1773—1784). Петроградъ, 1915. № 810.
32. Синодский указ «О присылке планов в Синод на монастырские и церковные здания» от 19 июля 1759 г. // Полное собрание законов Российской империи. Собр. 1-е. Т. 15. СПб., 1830. № 10.975.
33. Михайлова Н. В. Государственно-правовая охрана культурного наследия России во второй половине XX века. М.: ЮНИТИ, 2001. 280 с.
Растимешина Татьяна Владимировна —
доктор политических наук, профессор кафедры философии, социологии и политологии (ФСиП) МИЭТ.
E-mail: rast-v2012@yandex.ru
146
Экономические и социально-гуманитарные исследования № 1 (9) 2016
