CC BY
101
© 2007 г. М.В. Шульгин
ФОРМИРОВАНИЕ НОВОЙ СИСТЕМЫ БЕЗОПАСНОСТИ В ЕВРО-АТЛАНТИЧЕСКОМ РЕГИОНЕ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ 90-х гг. ХХ века
Смена политических режимов в социалистических странах Восточной Европы, объединение Германии, роспуск Совета Экономической Взаимопомощи (СЭВ) и Организации Варшавского договора (ОВД) и, наконец, распад СССР ознаменовали окончание «холодной войны» и крах основ Ялтинско-Потсдамской системы международных отношений. Начал формироваться новый глобальный миропорядок.
В данной статье будет рассмотрен процесс формирования новой системы безопасности в четко ограниченных географических границах, в рамках пространства «от Ванкувера до Владивостока». Автор исходит из того, что страны Северной Америки, Европы и республики бывшего СССР образуют некую политическую, экономическую, культурную и историческую общность, абсолютно самодостаточную для научных построений, со своими особыми внутренними связями и закономерностями.
Для обозначения данной географической единицы на Западе активно используют термин «Евро-Атлантическое пространство». Автор предлагает заимствовать его, хотя в России пока еще под Евро-Атлантическим пространством чаще подразумевают только регион Северной Америки и Западной Европы. Но в последнее время в нашей стране очень четко наметилась тенденция географического расширения данного понятия за счет постсоветского пространства [1].
Нами будет сделан акцент на двух ключевых проблемах. Во-первых, необходимо установить изменение соотношения сил в регионе в первую очередь между такими державами, как США, Великобритания, Франция, Германия и Россия. А во-вторых, требуется анализ процесса складывания новой организационной архитектуры безопасности в регионе. Для этого необходимо определить соотношение сил в системе таких организаций, как ООН, СБСЕ, НАТО, ЗЕС, ЕС, СНГ и ОДКБ.
После распада Советского Союза стало очевидным, что США остались единственной сверхдержавой. По мнению даже самых осторожных скептиков, на рубеже 80 - 90-х гг. сложилась ситуация, которая гарантировала лидерство Америке как минимум на ближайшие 15-25 лет. Некоторые даже позволили себе утверждать, что США стали не только единственной, но, вероятнее всего, будут и последней сверхдержавой в мире [2, с. 248].
Соединенные Штаты сделали ставку на сохранение и укрепление своего лидерства как на европейском континенте, так и в мире в целом. Американцы не распустили НАТО и не вывели войска из Европы, несмотря на то, что ОВД и Советский Союз распались. Военный бюджет подвергся незначительному сокращению - с 306 млрд в 1990 г. до 279 млрд дол. в 1995 г. [3]. По данным Международного института исследований проблем мира в Стокгольме (СИПРИ), в 1995 г. военный бюджет США
составлял около 44 % от общемировых расходов на оборону [4].
В 1992 г. Пентагоном был принят директивный документ, согласно которому Соединенные Штаты должны были предотвратить стремление крупных индустриальных наций бросить вызов лидерству Америки или попытаться изменить установившийся политический или экономический порядок [5].
Одним из ключевых направлений американской внешней политики оставалась наследница Советского Союза - Россия. Начало 90-х гг. было отмечено заключением Вашингтоном и Москвой ряда важных договоров, положивших конец прежней конфронтации.
В начале февраля 1992 г Джордж Буш-старший и Борис Ельцин подписали Декларацию «О принципах новых отношений», где было заявлено, что стороны не рассматривают друг друга в качестве потенциальных противников [6]. В январе 1993 г был подписан российско-американский Договор о дальнейшем сокращении и ограничении стратегических наступательных вооружений (СНВ-2), в соответствии с которым стороны должны были сократить число своих стратегических боезарядов до 3000 -3500 единиц не позднее 1 января 2003 г [7].
При новом президенте США Билле Клинтоне, пришедшем к власти в январе 1993 г, были заключены новые договоры касательно разоружения и нераспространения ядерного оружия. Но в 1994 - 1995 гг. отношения стали ухудшаться. Планы США по расширению НАТО на Восток и политика «геополитического плюрализма» на постсоветском пространстве не соответствовали интересам России. Вашингтон отошел от равноправного диалога с Москвой, ведь потенциалы двух стран были уже не сопоставимы. Американский военный бюджет превосходил российский к 1995 г. более чем в 21 раз [8].
В Европе американцы сделали ставку на построение натоцентричной системы безопасности. Ключевыми аспектами данного курса стали активная позиция Вашингтона в решении югославского кризиса посредством НАТО и политика расширения альянса на Восток. Американцы понимали, что без новых задач, в частности без расширения, НАТО «застынет в прошлом», утратит свое значение и в конечном счете будет распущена [9]. Это не входило в интересы США.
В январе 1994 г. на саммите Североатлантического совета в Брюсселе 16 руководителей НАТО заявили, что их организация открыта для приема новых членов из Восточной Европы [10].
Стремление Америки к гегемонии встретило сопротивление в континентальной Западной Европе во главе с Германией и Францией. По мнению Ю. Вед-рина, в многополярном мире Европа должна была создать противовес доминированию Соединенных Штатов [11].
Именно Германия и Франция стали главными локомотивами европейской интеграции и носителями «евро-
пейской идеи». Как заметил Бжезинский, зоны особых интересов французов и немцев в сущности и определяют западные и восточные границы Европы, зону европейских интересов [2, с. 88].
С образованием Европейского Союза в декабре 1991 г начался интенсивный процесс расширения и углубления европейской интеграции. В 1995 г. к 12 членам ЕС присоединились Австрия, Финляндия и Швеция. Были созданы предпосылки для введения в ЕС общесоюзной валюты евро, в противовес гегемонии американского доллара. Внутренний валовой продукт 15 членов ЕС в 1995 г превзошел ВВП США более чем на 1 трлн евро [12, с. 23]. Но принципиальных решений в сфере общей внешней политики и безопасности европейцам достичь не удалось. Только создание отдельных от НАТО, а значит, и независимых от США европейских вооруженных сил являлось неотъемлемым атрибутом приобретения ЕС самостоятельной роли в системе безопасности. Но этого в первой половине 90-х гг. достичь не удалось.
Присоединение ГДР вывело ФРГ на ключевую роль в Европе. Показатели страны логично давали Германии право называться лидером Европы. Германский ВВП в 1995 г. составлял 1,9 трлн евро, в то время как ВВП Франции - 1,2 трлн, а Великобритании - 0,8 трлн евро [12, с. 23]. Правда для полноценного лидерства был ряд сдерживающих факторов - Германия не являлась постоянным членом Совета Безопасности ООН и не входила в «ядерный клуб». Поэтому преодоление дисбаланса между экономической мощью и относительно небольшим политическим весом стало одной из стратегических целей германской внешней политики.
Позиции Германии сделали ее главным носителем европейских интересов. Как заметил председатель правления научно-исследовательского института Германского общества внешней политики Х.-П. Шварц, государственные интересы Германии стали для немцев тождественны государственным интересам Европы [13].
После окончания «холодной войны» стратегия Гер -мании была направлена на экономическую, политическую и военную консолидацию Европы в рамках ЕС, ЗЕС и НАТО. В области военно-политической консолидации континента Германия сделала ставку на Североатлантический альянс, став одним из главных инициаторов расширения НАТО на Восток. Министр обороны ФРГ Ф. Рюе одним из первых выступил за прием в НАТО стран Центральной и Восточной Европы (ЦВЕ) [14].
Уход России из стран ЦВЕ привел к тому, что их экономика была переориентирована на Запад и в первую очередь на Германию. Немецкий бизнес интенсивно проникал на местные рынки и скупал местные компании и предприятия. В 1995 г. на долю Германии пришлось 50,2 % экспорта ЕС в регион и 54,2 % импорта [15]. В новой форме Германия начала реализо-вывать свою старую стратегию Срединной Европы (Mitteleuropa).
Симптоматичным являлось поведение немцев в югославском вопросе, когда германское правительство неожиданно для многих быстро признало суверенитет двух республик Югославии, что обрекло югославское
государство на распад, но обеспечило германское влияние в Словении и Хорватии.
Франция традиционно сохраняла за собой позиции главного источника антиамериканизма в Европе. Вместе с Испанией она по-прежнему не входила в военную организацию НАТО.
В 1995 г. с приходом к власти президента Жака Ширака Франция предприняла попытку восстановить в полном объеме свое членство в Североатлантическом альянсе. Стратегия Парижа заключалась в усилении «европейской компоненты» в альянсе. Но камнем преткновения стал вопрос о передаче европейцу командования силами НАТО в Средиземноморье. Соединенные Штаты отказали Франции в этом под предлогом того, что Средиземноморье и Ближний Восток входят в зону их интересов. В результате французы приостановили возвращение в военную организацию альянса [16, с. 72]. Но, несмотря на это, Франция активно поддержала участие НАТО в югославском кризисе и расширение альянса на Восток.
Великобритания же сохраняла за собой роль главного стратегического союзника США в Европе. Обе страны по-прежнему связывали тесные политические, экономические, культурные, языковые интересы.
Глубина интеграционных процессов в рамках ЕС в первой половине 90-х не могла нанести существенного урона «особым отношениям» с США. И тем не менее в ходе подписания Маастрихтского договора Великобритании удалось добиться от Сообщества значительной уступки - на страну не распространялось действие Социальной хартии, обязательной для других стран. А уже в сентябре 1992 г. Соединенное Королевство вышло из механизма обменных курсов Европейской валютной системы.
В остальном же Великобритания старалась искусно лавировать в своей внешней политике между «атлантиз-мом» и «европеизмом». Доминирование Германии и Франции в ЕС и в Европе в целом британцы пытались уравновесить своими «особыми отношениями» с США.
Для России демонтаж Ялтинско-Потсдамской системы международных отношений задал отрицательный вектор развития. Хотя Россия и была признана наследницей СССР, но потенциалы двух государств оказались мало сопоставимы. Совершенно было очевидно, что в силу субъективных и объективных факторов внешняя политика новой, демократической России должна была носить принципиально иной характер.
Сверхдержавный статус Советского Союза опирался на «внутреннюю империю» (советские республики), «внешнюю империю» (страны социалистического содружества), советскую систему государства, военный потенциал, сопоставимый с США, мобилизационную идеологию. Новая же Россия всего этого практически полностью лишилась. По данным СИПРИ, военный бюджет СССР в 1991 г превосходил военный бюджет России в 1995 г практически в 8 раз [8].
Меньше чем через месяц после распада Советского Союза первый министр иностранных дел посткоммунистической России Андрей Козырев заявил, что «отказавшись от мессианства, мы взяли курс на праг-
матизм... мы быстро пришли к пониманию, что геополитика... заменяет идеологию» [17].
Но на практике внешняя политика России в начале 90-х гг. мало руководствовалась геополитическим прагматизмом. Скорее это был период доминирования идеологического морализма.
Приоритетным направлением внешней политики России стал Запад, или, вернее сказать, только Запад. Провозглашалось, что для демократической России США и другие западные демократии - столь же естественные друзья и в перспективе союзники, как они были врагами для тоталитарного СССР [18, с. 5]. Другим направлениям внешней политики практически не уделялось никакого внимания, что стало причиной почти повсеместной потери союзников и сфер влияния бывшего СССР.
В отношении стран СНГ декларировался отказ России от особой роли в этом пространстве. Курс был взят на формирование вдоль границ страны «пояса стабильности и добрососедства». Это предполагало недвусмысленное признание независимости и территориальной целостности вновь возникших государств. В том или ином виде эти принципы были изложены в выступлениях Бориса Ельцина и Андрея Козырева, а также в Концепции внешней политики Российской Федерации, подготовленной МИДом к концу 1992 г. [19].
Несмотря на расставленные приоритеты, на западном направлении достичь существенных позитивных результатов не удалось. Россия вывела свои войска из Гер -мании и стран ЦВЕ, но курс на интеграцию в западное институциональное пространство оказался малопродуктивным. В мае 1992 г. Россия вступила в Международный валютный фонд, в июне того же года - во Всемирный банк. Одновременно с этим сложился механизм получения Россией кредитов и гуманитарной помощи на выгодных западным странам условиях. Но перспективы сближения с НАТО, ЕС, ВТО оказались туманными. Не было и обещанных инвестиций, столь необходимых в тот момент для деградирующей российской экономики.
Примерно с 1993 г. внешнеполитическая стратегия России начала меняться. В январе 1994 г. А. Козырев заявил о необходимости сохранения российского военного присутствия на территории бывшего СССР. Вывод российских войск из бывших советских республик привел бы, по его мнению, к образованию там «вакуума безопасности», который впоследствии был бы заполнен силами, враждебно настроенными по отношению к России и даже угрожающими российским интересам [20].
В риторике появились великодержавные, националистические моменты. Курс на создание «пояса добрососедства» вдоль российских границ сменила стратегия интеграции постсоветского пространства под эгидой России. Эта линия была официально закреплена в документе «Стратегический курс России с государствами-участниками Содружества Независимых Государств», утверждённом Президентом РФ в сентябре 1995 г [21].
Окончательная смена курса произошла с момента назначения на пост министра иностранных дел России Е. Примакова 9 января 1996 г.
Изменение баланса сил между Россией и странами Запада привело к перераспределению сфер влияния в Центральной и Восточной Европе и на постсоветском пространстве.
Обширный регион ЦВЕ оказался в орбите влияния Запада. Причем активность здесь начали проявлять как атлантические институты (НАТО), так и европейские (ЕС, ЗЕС). В целом уже тогда наметилась тенденция экономической переориентации стран ЦВЕ на ЕС, а военно-политической - на НАТО и США. С этой точки зрения к региону ЦВЕ примкнули и три бывшие прибалтийские республики СССР.
На постсоветском же пространстве развернулось соперничество между Западом и Россией. Здесь при поддержке Запада наибольшую активность по выходу из сферы влияния России проявили страны ГУАМ -Грузия, Украина, Азербайджан и Молдова. Остальные же страны СНГ оказались более лояльны к реинтеграционным процессам на пространстве бывшего СССР.
Роспуск ОВД и СЭВ дал толчок процессу складывания новой организационной архитектуры безопасности в регионе. Позиция России заключалась в том, что центральная роль должна была принадлежать СБСЕ, а не «внешнеполитическим структурам с ограниченным составом». СБСЕ - это путь к единой и внебло-ковой Европе [18, с. 11]. Запад же предложил концепцию «подкрепляющих друг друга институтов». Истоки концепции были заложены в Римской декларации, принятой НАТО в ноябре 1991 г. В частности, в документе провозглашалось, что с теми вызовами, с которыми столкнулась Европа, не способна справиться какая-либо одна организация. Ответить на них возможно только посредством взаимодействия институтов, связывающих воедино страны Европы и Северной Америки. Целью определялось достижение эффективного взаимодействия между НАТО, СБСЕ, ЕС, ЗЕС и Советом Европы и другими региональными объединениями [22].
Окончание «холодной войны» дало толчок к ин-ституционализации СБСЕ, созданной еще в 70-е гг. с целью «наведения мостов с Запада на Восток». В ноябре 1990 г. была принята «Парижская хартия для новой Европы», провозгласившая окончание «конфронтации и раскола Европы». Впервые была поставлена цель институционализации СБСЕ, т.е. трансформации из форума в организацию со своей структурой и бюрократией. Одной из целей СБСЕ была провозглашена «равная безопасность для всех наших стран» [23]. В рамках парижской встречи 22 страны НАТО и ОВД подписали Договор об обычных вооруженных силах в Европе (ДОВСЕ), ограничивающий численность обычных вооружений в Европе от Атлантики до Урала. Правда, договор вступил в силу 9 ноября 1992 г., когда уже не было ни ОВД, ни Советского Союза, что привело к необходимости его последующей адаптации.
Изменение соотношения сил в мире после окончания «холодной войны» привело к соответствующему изменению сил и в ООН. Россия хоть и сохранила за собой место постоянного члена в Совете Безопасно -сти, но по сравнению с СССР позиции ее были суще-
ственно ослаблены. Еще более усугубляющим фактором стала политика Козырева. Фактически были разорваны все связи с прежними союзниками в ЦВЕ, Азии, Африке и Латинской Америке, что нанесло серьезный удар по позициям России в ООН. И, наоборот, позиции США были серьезно усилены.
Важную роль в структурировании новой организационной архитектуры безопасности в регионе сыграли войны в бывшей Югославии и на постсоветском пространстве. Практика урегулирования конфликтов показала реальную расстановку сил.
В отношении войн в Нагорном Карабахе, Абхазии, Южной Осетии и Приднестровье ООН и СБСЕ заняли пассивную позицию. Россия же, по началу игнорировавшая данные конфликты, в итоге оказалась вольно или невольно вынуждена взять здесь на себя роль главного миротворца. ООН и СБСЕ ограничились только отправкой в зоны конфликтов своих миссий и наблюдателей.
Таким образом, Россия начала воссоздавать на постсоветском пространстве региональную систему безопасности. 15 мая 1992 г. Армения, Казахстан, Киргизия, Россия, Таджикистан и Узбекистан в Ташкенте подписали Договор о коллективной безопасности [24]. В 1993 г. к договору присоединились Азербайджан, Грузия и Белоруссия. На основе Ташкентского договора была создана Организация Договора о коллективной безопасности (ОДКБ).
На Балканах ООН и СБСЕ проявили большую активность. Руководящая роль в миротворческом процессе в Югославии безоговорочно принадлежала ООН, но действия организации не всегда оказывались эффективными. Данное обстоятельство дало идеальную возможность НАТО подключиться к решению проблемы.
Фактически Североатлантический союз принимал участие в урегулировании конфликта в бывшей Югославии уже с 1992 г. В данном случае НАТО действовала строго в рамках резолюций Совета Безопасности ООН, т.е. и с одобрения России. Вскоре к НАТО присоединился и ЗЕС, но на второстепенных ролях.
Далее поступательным образом шел процесс расширения роли Североатлантического союза в урегулировании конфликта. Уже в августе 1993 г в НАТО было принято решение о подготовке к военно-воздушной операции против сербских сил. И с августа 1994 г самолеты альянса с санкции ООН начали бомбардировки позиций боснийских сербов. В итоге военное давление НАТО вынудило сербов пойти на подписание Дейтон-ских соглашений.
Формально ООН сохраняла руководящую роль в решении конфликта, но ее функции стали фактически сводиться к одобрению действий НАТО. Этому способствовала и политика Козырева, которая заключалась в безоговорочной поддержке всех резолюций, подготовленных Западом. И только к 1995 г. была осознана ошибочность подобного курса. В октябре того же года, выступая на юбилейной сессии Генеральной Ассамблеи ООН, Ельцин заявил, что Россию тревожит ситуация, при которой, как недавно в Боснии, Совет Безопасности оказался оттесненным на обочину событий. Недо-
пустимо, чтобы региональная организация принимала решение о массированном применении силы [25].
Что касается СБСЕ, то в январе 1995 г. оно было переименовано в Организацию по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ). В практическом отношении ОБСЕ стала специализироваться на отправке в зоны конфликтов своих наблюдателей и миссий, организации и мониторинге выборов.
Если НАТО являлось трансатлантической организацией, то Западноевропейский союз - сугубо европейской. В 1984 г членами ЗЕС, в первую очередь Францией и Бельгией, были предприняты усилия по «реанимации» организации. В октябре была принята Римская декларация, где отмечалась необходимость вклада Европы в усиление Атлантического альянса, «ввиду важности трансатлантических отношений» [26]. Декларация провозглашала ЗЕС «европейской опорой» НАТО.
В первой половине 90-х гг. к десяти членам ЗЕС присоединились на тех или иных условиях практически все страны Западной, Центральной и Восточной Европы.
С образованием Европейского Союза в декабре 1991 г. ЗЕС получил новый толчок к развитию. С этого момента начался процесс преобразования организации в оборонный компонент ЕС. Но в целом ЗЕС играл второстепенную роль в системе европейской безопасности, несмотря на поставленные официально цели и задачи. Расширение роли ЗЕС могло происходить только за счет НАТО, что было не в интересах Америки, да и Европа была не готова брать на себя больше ответственности. В связи с этим ЗЕС был даже вынужден искать себе применение в Африке. В Европе же союз принимал участие в урегулировании конфликта в бывшей Югославии на «третьих» ролях. Французы, проявлявшие наибольшую активность, вынуждены были констатировать, что «европейцы ни коим образом не готовы ни в политическом, ни в финансовом отношениях сделать необходимые усилия, чтобы создать оборону, способную заменить НАТО» [16, с. 72].
Слабость ЗЕС объяснялась в первую очередь тем, что у него не было своих постоянных войск и органов военного планирования.
Таким образом, после окончания «холодной войны» в Евро-Атлантическом регионе прежняя архитектура безопасности, основывающаяся на паритете и военной конфронтации между двумя военно-политическими блоками, НАТО и ОВД, оказалась демонтирована. В сложившейся ситуации в начале 90-х гг. возможными представлялись два сценария развития, две потенциальные модели новой системы безопасности.
Первый сценарий предполагал создание единой общеевропейской системы безопасности. Фундаментом такой системы должна была бы стать международная организация, членами которой на равных условиях являлись бы все страны Евро-Атлантического пространства.
Второй же сценарий, напротив, предполагал сохранение биполярной раздельной системы безопасно -сти в регионе, но с учетом свершившихся политических изменений в Восточной Европе.
На практике для реализации первой модели было необходимо усиление роли ООН и СБСЕ и роспуск западных военно-политических организаций, НАТО и ЗЕС вслед за роспуском ОВД.
В этом случае ключевым элементом региональной системы безопасности должно было бы стать СБСЕ. Но для этого ему предстояло бы еще пройти соответствующий процесс своей институционализации.
Данная модель была прежде всего в интересах России, лишившейся по результатам окончания «холодной войны» своей сферы влияния в ЦВЕ. Усиление Совета Безопасности ООН и СБСЕ позволяло бы ей по-прежнему играть ключевую роль в регионе.
Вторая модель предполагала сохранение западных военно-политических организаций - НАТО и ЗЕС, несмотря на то, что они лишились своего врага на Востоке - ОВД. Фактически это означало сохранение разделительных линий в системе европейской безопасности. Оставался только один вопрос - где пройдет новая граница между Западом и Востоком, так как всем уже тогда было очевидно, что воссоздание восточного блока в прежних границах было уже невозможно, смена внешнеполитических курсов в странах Восточной Европы была необратима.
Данный сценарий был в интересах Запада, так как позволял ему зафиксировать результаты победы в «холодной войне» и ограничить влияние «непредсказуемой» России в регионе.
Как показала практика, в начале 90-х гг. был обозначен курс на построение второй модели системы безопасности в Европе, главными элементами которой становились НАТО и Россия с рядом стран СНГ, подписавших Ташкентский договор.
НАТО очень выгодно удалось реализовать свою концепцию «подкрепляющих друг друга институтов». Концепция формально признавала институциональный плюрализм в Европе. Но, как показала практика, концепция предполагала создание конгломерата западных организаций, где не было места для России, а ключевая роль среди них отводилась НАТО. Фактически ОБСЕ, ЗЕС были встроены в архитектуру европейской безопасности на второстепенных ролях по отношению к НАТО. Их функции зачастую сводились к оказанию поддержки принимаемых решений в Североатлантическом альянсе. Если в отношении ЗЕС это казалось вполне допустимым, то в отношении ОБСЕ имело далеко идущие последствия для всей системы безопасности. Расширение НАТО на Восток, политика альянса на Балканах демонстрировали тенденцию к построению в Европе западнее СНГ натоцентричной системы безопасности.
Тем не менее процесс формирования новой системы безопасности в Евро-Атлантическом регионе в первой половине 90-х гг. ХХ в. нельзя было назвать полностью завершенным. Он оказался более долгосрочным. Важный вклад в каркас новой архитектуры предстояло еще внести косовскому кризису, саммиту Североатлантического альянса в Вашингтоне, расширению НАТО и ЕС на Восток. Но фундамент был уже заложен, и новые процессы оказались продолжением тенденций, намеченных в первой половине 90-х гг.
Литература
1. См.: Давыдов Ю. П. Расширение зоны ответственности Атлантического мира // США, Канада: экономика, политика, культура. 2000. № 3. С. 19.
2. Бжезинский З. Великая шахматная доска. М., 1998.
3. Справочник НАТО. Брюссель, 2001. С. 258.
4. Table on world and regional military expenditure, 1988— 2005 // Stockholm International Peace Research Institute. http://www.sipri.org/contents/milap/milex/mex_wnr_table. html
5. New York Times. 1992. 8 March.
6. Кэмп-Дэвидская декларация Президента Буша и Президента Ельцина о новых отношениях. 1 февраля 1992 года // Дипломатический вестн. 1992. № 4-5. Спецвыпуск. С. 12.
7. Договор между Российской Федерацией и Соединенными Штатами Америки о дальнейшем сокращении и ограничении стратегических наступательных вооружений (СНВ-2). Москва, 3 января 1993 года // Внешняя политика и безопасность современной России, 1991 - 2002. Т. 4. М., 2002. С. 161.
8. SIPRI military expenditure database // Stockholm International Peace Research Institute // http://first.sipri.org/non_ first/milex.php
9. Report to the Congress on the Enlargement of the North Atlantic Treaty Organization: Rationale, Benefits, Costs and Implications. 24 February 1997 // Federation of American Scientists // http://www.fas.org/man/nato/offdocs/us_ 97/wh970224.htm
10. Declaration of the Heads of State and Government participating in the meeting of the North Atlantic Council («The Brussels Summit Declaration»). Brussels, 11 January 1994 // North Atlantic Treaty Organisation Official Homepage. http://www.nato.int/docu/basictxt/b940111 a.htm
11. Huntington S. The Lonely Superpower // Foreign Affairs. 1999. № 2. P. 45.
12. Statistical portrait of the European Union 2007. Luxembourg, 2006.
13. Шварц Х. Республика без компаса // Internationale Politik. 2005. № 1. С. 45.
14. Ruhe V. Europe and the Alliance: key factors for peace and stability // NATO Review. 1993. № 4. P. 15.
15. Центральная и Восточная Европа и интересы России // Совет по внешней и оборонной политике. 1997. 8 февр. // http://wwwsvop.ru/live/materials.asp7m_id = 7005&r_id = 7019
16. Зуева К. П. Внешняя политика Франции в период «Неоголлизма» // Мировая экономика и международные отношения. 2004. № 1.
17. Российская газета. 1992. 12 янв.
18. Козырев А. В. Стратегия партнерства // Международная жизнь. 1994. № 5.
19. Концепция внешней политики Российской Федерации. 1992. Декабрь // Дипломатический вестн. 1993. № 1-2.
20. Независимая газета. 1994. 19 янв.
21. Российская газета. 1995. 23 сент.
22. Declaration on Peace and Cooperation issued by the Heads of State and Government participating in the meeting of the
North Atlantic Council. Rome, 8 November 1991 // North Atlantic Treaty Organisation Official Homepage // http: //www.nato.int/docu/basictxt/b911108b.htm 23. Парижская хартия для новой Европы. Париж. 19 - 21 ноября 1990 года // The Organization for Security and Cooperation in Europe // http://www.osce.org/documents /html/pdftohtml/4045_ru.pdf.html
Южный федеральный университет
24. Договор о коллективной безопасности (Ташкентский договор). Ташкент, 15 мая 1992 года // Действующее международное право. М., 1997. Т. 2. С. 269-272.
25. Российская газета. 1995. 24 окт.
26. Council of Ministers, Declaration. «Rome Declaration». Rome, 24 October 1984 // Western European Union // http://www.weu.int/documents/841024en.pdf
13 февраля 2007 г
