CC BY
39
научное взаимодействие социологов и социальных теологов вполне вероятно и продуктивно; при взаимном творческом настрое их общая цель - приращение нового знания - будет достигнута.
Как видим, современная социология по-прежнему остается одной из наиболее динамично развивающихся отраслей социального знания, чему способствует появление ряда оригинальных идей и исследовательских подходов в последнее время.
Список литературы
1. Бажанов В. А. Идея нейросоциологии в современной социальной мысли // Социологические исследования. - М., 2017. - № 4. - С. 27-33.
2. Бачинин В.А. Что может ждать социологию за теологическим поворотом? // Социологические исследования. - М., 2015. - № 3. - С. 140-149.
3. Дудина В.И. Социологическое знание в контексте развития информационных технологий // Социологические исследования. - М., 2015. - № 6. - С. 13-22.
4. Кравченко А.И. Метафоры в социологии: Новые перспективы или путь в никуда? // Социологические исследования. - М., 2016. - № 7. - С. 124-133.
2018.01.002. ПОНАМАРЕВА А.М. ФОРМИРОВАНИЕ НАЦИОНАЛЬНОГО САМОСОЗНАНИЯ ГРАЖДАН ПОСТСОВЕТСКОЙ РОССИИ В КОНТЕКСТЕ ТРАНСФОРМАЦИИ ПОЛИТИКИ ПАМЯТИ. (Обзор).
Ключевые слова: политика памяти; национальное самосознание; национально-государственная идентичность; традиции; Э. Хобсбаум; культурный детерминизм; инструментализм.
Обновление исторического сознания общества - процесс сложный и многофакторный. На начальном этапе переосмысление истории может сопровождаться развитием синдрома «вакуумного мышления», когда в обществе торжествует эгоизм сиюминутности на фоне внезапно возникшего ощущения тотальной неукорененности. Между тем разделяемые представления о прошлом являются одной из базовых опор идентичности любых национальных групп, что обусловливает исключительную значимость проблематики политики памяти. Отталкиваясь от этого тезиса, в рамках настоящего обзора мы представляем работы отечественных исследователей разных лет, в которых политика памяти рассматривается не обо-
собленно, а во взаимосвязи с процессами становления и трансформации национального самосознания россиян.
В 2013 г. вышла в свет статья доктора политических наук, руководителя Центра по изучению ксенофобии и предотвращению экстремизма Института социологии РАН (Москва) профессора Э.А. Паина, посвященная историческому фатализму в эпоху безвременья [Паин, 2013]. Несмотря на то что со времени этой публикации прошло более трех лет, зафиксированная автором зараженность российского общества «болезнью дежавю», выражающаяся в объяснении современных проблем отечества преимущественно сквозь призму теории path dependence, не утратила своей актуальности по сей день. Следовательно, сохраняет актуальность вопрос о гносеологическом потенциале концепции исторического фатализма применительно к решению задачи формирования солидарной нации, обладающей отчетливо позитивным видением себя в будущем и готовой к адекватному ответу на возможные вызовы этого будущего.
Как ни парадоксально, но идею культурной предопределенности российского пути отстаивают две группы с принципиально противоположными идеологическими установками, в терминологии Э.И. Паина «охранители» и «отчаявшиеся» [Паин, 2013, с. 7]. Если первые обосновывают недопустимость политической модернизации как угрожающей истинным национальным ценностям, то вторые с готовностью вырвались бы из «русской бюрократической матрицы», но полагают это априори невозможным. Содержательные аспекты противостояния «охранителей» и «отчаявшихся» оставались неизменными на протяжении последних столетий отечественной истории; тем не менее автор констатирует принципиальное отличие консерваторов «путинского призыва» от победоносцевых, катковых и сусловых - это отказ от объяснений, основанных на универсальных закономерностях, и акцентирование «особого пути» России. Примечательно, что, руководствуясь в корне противоположными мотивами, обе идеологические группы в конечном счете содействуют сохранению существующего политического режима.
Э. А. Паин подвергает критике концепции, выдержанные в духе культурного или экономического детерминизма, полагая их источниками политически вредной мифологемы о вечном и непрерывном беге России по замкнутому историческому кругу. Автор
утверждает, что при объяснении устойчивости элементов авторитаризма в России отечественные эксперты явно преувеличивают роль традиций. Современные сравнительные исследования демонстрируют высокий уровень атомизации российского общества и, соответственно, низкие показатели почти всех форм традиционной групповой самоидентификации. Таким образом, мы имеем дело не с непрерывной «социальной эстафетой» ценностей и норм, а с инновациями, переодетыми в традицию, т.е. с явлением, которое британский теоретик национализма Эрик Хобсбаум называл изобретенными традициями1. Влияние исторической культуры в России, по мнению Паина, определяется не столько традициями, сколько их отсутствием. Аналогично он указывает на вторичность фактора ресурсной экономики (в котором отдельные ученые видят источник цикличности в истории России) по отношению к факторам политическим, и прежде всего - по отношению к конструкции политической системы [Паин, 2013, с. 9-12].
Исследовательская установка Э.А. Паина близка к позиции А.С. Ахиезера, И.М. Клямкина и И.Г. Яковенко2, в соответствии с которой характерные для России колебания между реформами и контрреформами обусловливаются не спецификой ресурсной экономики или особенностями национального менталитета, а непосредственными и целенаправленными усилиями политического истеблишмента по самосохранению. Цитируя известный афоризм лорда Актона: «Всякая власть развращает, абсолютная власть развращает абсолютно»3, Э.А. Паин критикует российские правящие силы за применяемые, по его мнению, ими методы зачистки информационного пространства ради стабилизации собственной политической монополии [Паин, 2013, с. 13]. Представляется, что в
1 См.: The invention of tradition / Ed. by E. Hobsbawm, T. Ranger. - Cambridge: Cambridge univ. press, 1983.
2
Ахиезер А.С., Клямкин И.М., Яковенко И.Г. История России: Конец или новое начало? - М.: Фонд «Либеральная миссия»: Новое издательство, 2013.
3
В статье Э.А. Паина приводится цитата из письма английского историка и политического деятеля лорда Актона (Джон Эмерих Эдуард Дальберг, лорд Актон, 1834-1902) епископу Манделлу Крейтону от 3 апреля 1887 г.: «Power tends to corrupt, and absolute power corrupts absolutely». Данное изречение вошло в Оксфордский словарь цитат 2004 г. (The Oxford dictionary of quotations / Ed. by E. Knowles. - Oxford: Oxford univ. press, 2004).
данном разделе статьи автор несколько отступает от программной установки классической социологии - принципа «свободы от оценочных суждений»1 - и выражает свою не столько исследовательскую, сколько политическую и гражданскую позицию. Осуждая принятый в ноябре 2012 г. Госдумой РФ закон, согласно которому Министерство юстиции получило право признавать некоммерческие организации иностранными агентами, если они используют средства из-за рубежа и занимаются «политической деятельностью», он игнорирует неуникальность подобной практики. Еще в 1938 г. в США в целях противодействия нацистской пропаганде был принят закон (The foreign agents registration act, FARA), который в дальнейшем успешно применялся сенатором Маккарти в ходе инициированной им «охоты на коммунистов». FARA обязывает лоббистские фирмы, у которых есть иностранные правительственные клиенты, регистрироваться в Минюсте США и регулярно отчитываться о своей деятельности; они также должны маркировать как политическую пропаганду публикации, связанные с этими клиентами. С нашей точки зрения, рассмотрение законодательных и управленческих инициатив Кремля без привлечения широкого внешнеполитического контекста чревато однобокостью трактовок.
Признавая свершившимся и достаточно позитивным (в плане ухода от доминирования «аморфной массы советских людей») факт разделения российского общества на идеологические группы, автор статьи констатируют «бедность» набора проявленных политических идентификаций. В статье приводятся данные, полученные командой экспертов под руководством Э.А. Паина в ходе анализа Рунета с целью составить политико-идеологический портрет современной России. Обнаружились четыре узнаваемых «лица»: либеральное, левое, националистическое и провластное. При всех различиях этих «лиц» просматривается несколько признаков, общих для всех четырех течений: превалирование негативной консолидации по принципу «мы - не они»; неудовлетворенность теку-
1 Согласно Максу Веберу, в общественных науках основу получения знания составляет процедура отнесения к ценности, при этом утверждается необходимость сохранения свободы от оценочных суждений. Ценность, таким образом, понимается как нечто общезначимое, а оценочное суждение - как утверждающее мировоззренческий приоритет познающего субъекта.
щим положением вещей; скепсис в отношении возможности изменения ситуации к лучшему [Паин, 2013, с. 15-18].
В заключение Э.А. Паин констатирует, что сегодня на политическом поле активно играет только власть. Общество же парализовано самой ситуацией безвременья, в атмосфере которого не только «настоящее кажется безобразным, но и будущее бесперспективным» [Паин, 2013, с. 19]. Фундаментом безвременья служит политическая стабильность, пусть и застойная. Но как долго она продлится? Не разрушится ли эта шаткая конструкция, если одна из идеологических групп в ходе углубления экономического и социального кризиса проявит большую активность и способность к самоорганизации? В данном контексте особенно тревожным представляется выявленный в ходе исследования факт того, что единственной платформой для потенциального объединения массовой аудитории каждой из четырех групп оказывается ксенофобия. В условиях, когда политическая ситуация в РФ становится крайне неравновесной, оценивать ее в терминах концепций «исторического бега по кругу» представляется контрпродуктивным [Паин, 2013, с. 19].
Мы в свою очередь полагаем, что с учетом возрастания риска появления на политическом поле новых радикальных несистемных сил (например, ультранационалистических), эксплуатирующих массовые стереотипы, власти предержащие должны осознать глубину своей личной ответственности за принимаемые решения и перестать списывать несовершенства системы регулирования социально-экономического развития на исторически заложенные структурные ограничения.
Отсутствие позитивной программы формирования национальной идентичности в РФ констатирует доктор политических наук, профессор, этнополитолог В.А. Ачкасов [Ачкасов, 2015]. Следуя логике немецкого историка религии и культуры Яна Асс-мана1, автор статьи обозначает укорененность идентичности (как этнической, так и национальной) в исторической памяти. Он подчеркивает, что «манипуляции с исторической памятью в политических целях, что представляет суть исторической политики, являют-
1 Ассман Я. Культурная память: Письмо, память о прошлом и политическая идентичность в высоких культурах древности. - М.: Языки славянской культуры, 2004.
ся одновременно и манипуляциями с групповой идентичностью» [Ачкасов, 2015, с. 182]. Однако, по мнению В.А. Ачкасова, историческая политика современного российского государства носит защитный и реактивный характер, а властные элиты обнаруживают полную неготовность к критической проработке прошлого с позиции признания общей ответственности за трагические эпизоды истории. Стремление избегать определенности в оценках исторических фигур и процессов, вызывающих горячие споры в обществе, ограничивает доступный государственным структурам репертуар «политически пригодного» прошлого. Подвергая критике инструментальный подход властей к «коллективному прошлому», В.А. Ачкасов указывает, что в РФ оно выступает не сырьем для проведения целенаправленной и методичной исторической политики, а объектом ситуативного использования, служащим целям легитимации текущих решений и действий элит [Ачкасов, 2015, с. 189]. Тотальная зависимость от политической конъюнктуры сегодняшнего дня объясняет внутреннюю противоречивость и эклектичность исторической концепции современной российской власти, в которой этатизм и национализм причудливо сочетаются с элементами либерализма, а реставрационный пафос - с идеей модернизации.
Консолидация нации осуществляется преимущественно на негативной основе, за счет использования образа врага, что, в принципе, представляется характерным для всех государств постсоветского пространства. Возвращая утраченное прошлое, пишет автор, цитируя А.С. Панарина, бывшие союзные республики «ищут не социально освобождающее сродство душ и судеб разных этносов, а национально освобождающие различия между ними» 1.
В.А. Ачкасов утверждает, что спустя более чем 20 лет после распада СССР России все еще не удалось сформировать концепцию отечественной истории, отвечающую задачам конструирования ее новой коллективной идентичности. Автор полагает, что залогом успешного решения этой задачи является не апофатический подход к определению сути национального, не стратегия умолчания, а формирование среды, в которой бы допускались дискуссии
1 Панарин А.С. Национализм в СНГ: Мировоззренческие истоки // Свободная мысль. - М., 1994. - № 5. - С. 35.
по спорным вопросам общей истории и конкурирующие интерпретации исторических событий и фактов. В завершение своей статьи В.А. Ачкасов приводит слова американского экономиста Питера Катценштайна: «...пока мы придерживаемся только национальной националистической истории и пока у нас не получается соединить разные виды истории, мы остаемся пленниками прошлого... только общее понимание прошлого может создать основу для общего ощущения будущего»1.
Ключевые теоретические и практические аспекты реализации «политики памяти» в России применительно к решению задачи формирования сплоченной нации детально описаны в монографии доцента Института истории и политики МПГУ (Москва) В.В. Титова [Титов, 2017]. Данная работа является обобщением публикаций автора в отечественной периодике (2010-2011), а также итогом его исследований в рамках двух проектов: гранта Президента России молодым ученым (тема «Формирование национально-гражданской идентичности российской молодежи: политико-психологический и социокультурный анализ») и гранта РГНФ «Механизмы формирования национально-государственной идентичности в России» (2012-2016)2. В первой, теоретической главе монографии В.В. Титов, используя потенциал конструктивистского и макрополитического подходов, формулирует собственное видение национально-государственной идентичности, представляя ее
1 Катценштайн П., Маркетти Р. Понять, что существует диффузия власти и изменения происходят постоянно // 22 идеи о том, как устроить мир: Беседы с выдающимися учеными / Под. ред. П. Дуткевича и Р. Саквы. - М.: Изд-во МГУ, 2014. - С. 284-285.
2 См., в частности, такие статьи В.В. Титова, как: Евгеньева Т.В., Титов В.В. Формирование национально-государственной идентичности российской молодежи // Полис. - М., 2010. - № 4. - С. 122-134; Евгеньева Т.В., Титов В.В. Становление национально-государственной идентичности молодежи в контексте вызовов модернизации // Ежегодник Российской ассоциации политической науки. -М.: РОССПЭН, 2011. - С. 218-235. - (Модернизация и политика: Традиции и перспективы России); Бушуев В.В., Титов В.В. Национально-государственная идентичность в современном мире и роль исторической политики в ее формировании (теоретико-методологический анализ) // ЛОКУС: Люди, общество, культура, смыслы. - М., 2011. - № 4. - С. 77-93; Титов В.В., Бушуев В.В., Самохвалов Н.А. Историческая политика в государствах бывшего СССР: Попытка концептуального осмысления // Социально-гуманитарные знания. - М., 2015. - № 2. - С. 266-275.
политическим явлением, раскрывающимся в синтезе когнитивного, темпорального, эмоционального, символического полей. Последовательное использование В.В. Титовым дефиниции «национально-государственная» (а неболее привычной - «национальная») применительно к понятию «идентичность», по его собственным словам, не является «данью уважения» государству в целом и российскому патернализму в частности и не служит задаче разграничения «западного» (политического) и «советского» (этнического) подходов к определению нации. «"Государственная" составляющая в структуре национально-государственной идентичности, - подчеркивает автор, - это и способ обретения полномасштабной субъектности политической нации, и механизмы институционализации идентичности, и, конечно же... политическая и социокультурная традиция государственности» [Титов, 2017, с. 23].
Эффективность государственной «политики памяти» в контексте формирования национально-государственной идентичности, по мнению В.В. Титова, определяется ее эластичностью - способностью опираться на уже сложившиеся в обществе представления и стереотипы и учитывать существующий эмоциональный климат. Автор специально подчеркивает, что политика современных государств, направленная на формирование национально-государственной идентичности, осуществляется в условиях глобальной информационной и социокультурной конкуренции, в ситуации масштабного политического «рынка идентичностей», в рамках которого представлен широкий спектр альтернативных социальных и политических идентичностей локального, регионального и транснационального уровня [Титов, 2017, с. 12-41].
Во второй главе В.В. Титов выделяет четыре этапа институциональной эволюции государственной политики памяти в период 1990-2010-х годов: «антисоветский» (1992-1994); «поздний ельцинский» (1995-2000); «ранний путинский» (2001-2008); «медве-девско-путинский» (с 2009 г.); по мере прохождения этих этапов возрастает интенсивность обращения к истории в целях выстраивания геополитических и социокультурных оснований общероссийской национально-государственной идентичности. Автор обращает внимание читателя на то, что проводимая им демаркация является не более чем методическим приемом и не отменяет необходимости выстраивания преемственности политики памяти в постсоветской
России - в том числе в контексте оценок советского опыта [Титов, 2017, с. 59-105].
Третья глава монографии посвящена описанию таких новых тенденций XXI столетия, как: «виртуализация идентичности» и перемещение процесса политической социализации в пространство Интернета; размывание установок национально-государственной идентичности современной российской молодежи (так называемого поколения net); эскалация антироссийских «войн памяти» на постсоветском пространстве и социокультурная «битва идентично-стей». Последняя тенденция выражается в столкновении глобали-стского «западного» проекта, «вестфальской модели», опирающейся на традиционные национально-государственные идентичности, и конгломерата «новых» и «новых старых» этнических, религиозных, виртуальных идентичностей [Титов, 2017, с. 116-153].
В заключение В.В. Титов перечисляет недостатки реализуемой сегодня в наше стране политики памяти, относя к ним когнитивную слабость образа прошлого в «матрице» российской национально-государственной идентичности; аморфность массовых представлений о прошлом; попытки выстроить их по принципу шахматной доски, механически соединяя «черное» и «белое». Этот подход позволяет избежать конфликтов, но априори обрекает образ российской истории на фрагментарность. Наиболее серьезным вызовом в области формирования исторической политики, стоящим сегодня перед российскими властями, автор считает необходимость освоения онлайн-технологий политической социализации. Игнорирование этого аспекта может привести к тому, что государство проиграет «конкуренцию за идентичность» бурно растущей «виртуальной реальности».
Подводя итоги, отметим, что гражданская самоидентификация россиян имеет весьма зыбкую когнитивную основу в плане возможности опереться на совокупность непротиворечивых представлений о прошлом страны. По утверждению доктора философских наук, профессора, ведущего научного сотрудника ИНИОН РАН О.Ю. Малиновой, тысячелетняя история России - это в значительной степени пустая метафора, поскольку эпизодов, пригодных для политического использования, в этом прошлом не так много -эпизодов, которые соответствовали бы критерию узнаваемости, позитивности и неконфликтности. В результате проект социальной
памяти в России строится на основании топоса победы многонационального народа в Великой Отечественной войне, и на сегодняшний день это событие остается единственной адекватной платформой для национальной консолидации в реестре политики памяти1. Представителями отечественного академического сообщества обозначена необходимость целостного переструктурирования нарратива о прошлом. Однако власти интерпретируют эту задачу в сугубо инструментальном ключе - преимущественно как меру противодействия попыткам фальсифицировать российскую историю, предпринимаемым неким обобщенным и враждебно настроенным в отношении официальной Москвы Западом. Как справедливо отмечал советский историк и социолог Б.Ф. Поршнев, «всякое противопоставление объединяет, всякое объединение противопоставляет, мера противопоставления есть мера объединения»2. Тем не менее гражданская идентичность, обретенная исключительно через противопоставление некой угрозе, в долгосрочной перспективе не может быть значимым символическим ресурсом строительства внутренне связанной и сплоченной нации.
Список литературы
1. Ачкасов В.А. Роль «исторической политики» в формировании российской идентичности // Журнал социологии и социальной антропологии. - СПб., 2015. -Т. 18, № 2. - С. 181-192.
2. Паин Э.А. Исторический фатализм в эпоху безвременья // Вестник общественного мнения. - М., 2013. - № 2. - С. 7-20.
3. Титов В. В. Политика памяти и формирование национально-государственной идентичности: Российский опыт и новые тенденции: Монография. - М.: Типография «Ваш формат», 2017. - 184 с.
1 Малинова О.Ю. В поисках самих себя: Российская идентичность как устойчивая неопределенность // Независимая газета. - М., 2015. - 24 ноября. - Режим доступа: http://www.ng.ru/stsenarii/2015-11-24/9_search.html [Дата обращения:
27.11.17.]
2
Поршнев Б.Ф. Противопоставление как компонент этнического самосознания. - М.: Наука, 1973. - С. 14.
