CC BY
13
В.А. Шамликашвили
Формирование и использование мотивационных механизмов в рамках социальной политики государства
История социально-экономических преобразований в России насчитывает чуть более 15 лет -весьма скромный по историческим меркам период. Глубина и масштабы трансформаций, их радикальность объективно обусловливают длительность и болезненность переходного периода. Но нельзя сбрасывать со счета и субъективные факторы такой ситуации. Понятно, что скорость и социально-экономическая эффективность изменений такого масштаба, особенно в случае с Россией, имеющей длительную традицию сильной централизованной власти, в значительной степени зависят от целенаправленной, активной и обоснованной государственной политики в разнообразных сферах развития общества.
При тесной взаимосвязанности развития различных сфер общества результаты и процессы преобразований в конечном счете наиболее ярко проявляются в социальной сфере, а в социально-политическом контексте - именно динамика благосостояния населения в его социально-групповом разрезе формирует основу стабильности современного общественного устройства в России.
Осознание этого факта в первые годы реформ (примерно с начала до середины 90-х), к сожалению, не сопровождалось выработкой адекватной социальной политики. Более того, некоторое время среди чиновников доминировали иллюзии, что с переходом в рыночную экономику государство может снять с себя часть управленческих функций, в том числе, касающихся социальной сферы общества. Предполагалось, что высвобождение рыночных сил приведет к «самонастройке» социально-экономических механизмов. В результате, мероприятия в области социальной политики приобретали характер «пожарной помощи» по тушению очагов социальных конфликтов, дестабилизирующих новую для страны демократическую, рыночно-ориентированную социально-политическую систему. При этом инерционно поддерживались (правда, на нищенском пайке) сложившиеся в социалистический период стандарты дотационного (бесплатного и льготного) механизма предоставления социально значимых услуг. Такое отношение стоило, пожалуй, главного - времени. Было потеряно несколько лет для выработки и
начала осуществления стратегически ориентированной социальной политики государства.
Острота социальной проблематики в политическом контексте развития общества стимулировала развертывание широкой дискуссии по поводу анализа уже проявившихся результатов бессистемных действий, осуществлявшихся в начале российских экономических реформ; различных моделей социальной политики, реализуемых в разных странах; поиску приемлемых аналогов, позволяющих учесть специфику социально-экономических и социально-психологических особенностей российского общества. К началу нового века закладываются основы идеологии формирования новой российской социальной политики, базирующейся на принципе полисубъектности социальной ответственности за благосостояние граждан, ориентированном, прежде всего, на активизицию ответственности самих граждан. Было положено начало реализации данного принципа путем осуществления ряда «знаковых» реформ в социальной сфере, например, в области пенсионной системы, страховой медицины, ЖКХ.
Тем не менее, вплоть до последних 3-4-х лет в центре государственного внимания находились финансово-экономические проблемы, стабилизация и рост экономического развития страны. И только в последние годы социальная проблематика вновь (после кризисов на рынке труда 90-х годов прошлого века, связанных с масштабными безработицей и неплатежами заработной платы) вышла на авансцену государственной социально-экономической политики. Это наиболее ярко проявилось в разработке и начале реализации широко известных национальных проектов, а также программы по решению демографических проблем, имеющих, с одной стороны, выраженную стратегическую направленность на решение острых социальных проблем российского общества и создающих, с другой стороны, предпосылки для модернизации российской экономики.
Следует признать, что, несмотря на определенный «прорыв» в стратегической ориентации мер социальной политики в последние годы, в ней все еще достаточно ярко проявляются «родимые пятна» социальной политики раннего реформенного периода. К сожалению, и сегодня российс-
кая социальная политика в значительной мере характеризуется фрагментарностью, «реактивностью» (т. е. разработкой и реализацией мер по разрешению той или иной социальной проблемы, когда та находится в острой стадии своего развития) и некомплексностью. Главной причиной названных негативных моментов является неразработанность концептуальных основ стратегического социального развития, наиболее остро проявляющейся, на взгляд автора, в неопределенности способов и инструментария реализации целей социальной политики в их взаимосвязи с развитием других сфер общества. Речь идет, прежде всего, о содержательной конкретизации используемого инструментария в рамках определения приоритетных направлений приложения управленческих усилий, обеспечивающих ускорение необходимых социальных трансформаций, и распределения ответственности между их участниками.
В настоящее время, когда достигнута относительная политическая и экономическая стабильность, особую актуальность приобретают задачи обеспечения взаимостимулирующего механизма реализации социальной и экономической политики. Однако, в современных социально-экономических условиях это представляется делом весьма непростым, что, в большой степени, обусловлено состоянием и тенденциями развития потребительской сферы деятельности населения, сегодня характеризующейся следующими чертами.
• Значительные масштабы малообеспеченно-сти как с точки зрения численности населения, характеризующегося данным признаком, так и с точки зрения уровня и качества его жизни. Если «базовый» слой российского общества, как определяет его Т. И. Заславская [8, с. 5-8], оценивался ею в середине-конце 90-х годов прошлого века примерно в 60% населения, то по данным 2006 года он оценивается Независимым институтом социальной политики на уровне 70% [9]. Позитивной тенденцией, конечно, может считаться приращение этого слоя за счет сокращающегося бедного населения, а также рост средних доходов этой категории населения, однако, стабилизацию базового слоя в связи с отсутствием динамики пополнения среднего класса за его счет, следует признать опасной тенденцией, заслуживающей специального внимания.
• Структура массового потребительского спроса ограничена насущными и традиционными потребительскими товарами, дешевыми, а зна-
чит, низкого качества. Такая ситуация деформирует структуру производства, служит тормозом для развития наукоемких, высокотехнологичных отраслей экономики, представляющих интерес с точки зрес с точки зрения формирования конкурентных преимуществ российской экономики.
• Для незначительной по масштабам группы высоко обеспеченного населения, оцениваемого в 5-7% [13, с. 4; 7, с. 57], а некоторыми исследователями до 15% [11, с. 9] населения страны все еще затруднены формы натурализации дохода в потребительские блага на внутреннем рынке, что, с одной стороны, приводит к импортному замещению предметов потребления, а значит, к финансированию зарубежного производителя. С другой стороны, зачастую ведет к пассивному хранению избыточных средств в виде материальных ценностей (например, недвижимости) или инвестированию за границей. Опыт современной России показывает, что население с высоким уровнем дохода (в отличие от населения экономически высокоразвитых стран) не склонно к сбережению и реинвестированию большей части своего дохода в российскую экономику, а предпочитает вывозить капиталы за рубеж как в форме сбережений, так и в форме потребления импортных продуктов [2, с. 25].
• Относительная демотивация и дестимули-рование продуктивной трудовой деятельности как со стороны мало-, так и со стороны средне- и высокообеспеченных слоев населения. Если доходы не могут реализоваться в потреблении в количественном и качественном аспектах (для разных доходных групп по разным причинам, в том числе, отмеченным выше), стимулы к активному экономическому поведению неизбежно падают. Сегодня это является одним из главных препятствий мобилизации потенциальных возможностей человеческого капитала. По данным социологических опросов к самостоятельной занятости склонна лишь треть населения, в то время как в странах Западной Европы - 42-60% [13, с. 5]. Конечно, многие люди не могут по объективным причинам, но, в значительной степени, и не хотят обеспечивать достойную жизнь на основе трудовых и предпринимательских усилий. В результате, подпитываются традиционная модель потребления и претензии к государству по ее обеспечению.
• Несформировавшаяся социальная структура общества, проявляющаяся в противоречивом соотношении ключевых характеристик социальных страт, таких как: профессиональный, эко-
номический и социальный статус, а также само-индентификация - препятствует складыванию норм экономического и социального поведения, ведет к негативной, с точки зрения социально-экономического развития общества, деформации мотивационного механизма трудовой и потребительской деятельности.
Какие выводы можно сделать?
• Малообеспеченность, характеризующаяся и выражающаяся в конечном счете в низких стандартах потребления, является одной из центральных проблем, затрагивающих одновременно социальное и экономическое развитие страны. Рост потребительного потенциала населения страны -это задача, где интересы экономики и социальной сферы непосредственно смыкаются. Это, в частности, хорошо иллюстрируют следующие статистические данные. В 2000 г. прирост ВВП в текущих ценах произошел за счет прироста личного потребления на 36%, за счет прироста капитальных вложений - на 24% и за счет прироста чистого экспорта - на 34%. Но, интересно, что, если нивелировать влияние положительной конъюнктуры на энергоносители, представляющих, как известно, основную статью экспортных доходов, то оказывается, что вклад личного потребления существенно выше. При использовании оценок в неизменных ценах (т. е. в физическом выражении), он составил 53%, в то время как на долю прироста инвестиций пришлось 42%, а на чистый экспорт - только 1,4% [16, с. 43].
• Для стимулирования экономического роста государству необходимо заботиться не только о росте личных доходов малообеспеченных слоев населения как основы задействования рыночного механизма стимулирования производства, но и о «защите потребительских прав» обеспеченных слоев. Это значит, что государство заинтересовано и, следовательно, должно поощрять развитие инновационных, высокотехнологичных производств потребительских товаров и услуг, соответствующих стандарту потребления названных групп населения. Домохозяйства, входящие в высшую 20%-ную доходную группу, формируют относительно большую часть потребительского спроса - 33% (по данным микропереписи населения 1994 г.), причем еще в большей степени это характерно для товаров и услуг, удовлетворяющих вторичные потребности [14, с. 287].
• Актуально использовать потенциал личного потребления для стимулирования экономической активности через субъективную оценку необходимого для поддержания желаемого уровня
потребления дохода, причем, с точки зрения обеспечения условий для полного удовлетворения платежеспособных потребностей как реальных, так и потенциальных, неосознаваемых или подавляемых в условиях недостаточных доходов.
Обращение к потребительским практикам оправдано новой социальной ролью потребления в современном обществе, одной из характеристик которого является его определения как «общества потребления». Отвлекаясь от негативной коннотации данного определения, отметим, что оно констатирует превращение потребления в главную форму общественной жизни, знаковую систему, обусловливающую использование потребительских практик для социальной идентификации человека.
Следует учитывать, что современному человеку доступно гораздо более широкое поле информации, прежде всего, визуальной, образной: о моделях потребления, образов жизни, отличающихся от тех, которые заданы ему традицией или непосредственной социальной средой. Сегодня в сумме факторов, определяющих характер социально-экономического поведения человека, относительно большую роль играет механизм имитации «чужого» опыта. Использование этого механизма позволяет оказывать мощное влияние на формирование потребностей и мотивов личности в интересах общества.
• Необходимо содействовать процессу самоорганизации общества, позволяющему гражданам создать механизмы саморегуляции в соответствии с близкими им групповыми нормами социально-экономического поведения, способами удовлетворения разнообразных потребностей.
Решение названных задач взаимосвязано, более того, по убеждению автора, они могут быть реализованы только совместно. Даже активизации государственной доходной политики недостаточно для решения глобальной социальной задачи - формирования среднего класса. Факты свидетельствуют: повышение государством зарплат, пенсий, увеличение субсидий привело к увеличению доходов базового слоя российского общества, но не повлекло принципиальных изменений в их социально-потребительском статусе, незначительно сказалось на модернизации их стиля жизни.
Преобразование базового слоя российского общества из малообеспеченного в средний должно сопровождаться формированием и реализацией образа и стиля жизни, учитывающих разнообразные характеристики общества как постин-
дустриального, инновационного, информационного и т. д., включая стереотипы и ценностные ориентации как в экономическом поведении (инициативность, самостоятельность, квалификационная мобильность), так и в социальном, в т. ч. потребительском, поведении. Как указывалось выше, особенности последнего являются важнейшим фактором выбора типа экономического поведения.
Из литературы (как художественной, так и вполне научной) мы знаем, как «великая мечта» об автомобиле, собственном доме, путешествиях, не реализуемая из-за нехватки денежных ресурсов после удовлетворения более насущных потребностей, заставляла людей браться за самую тяжелую или дополнительную работу; преодолевала их инертность, стимулировала инициативу и предприимчивость, экономическую и социальную активность. «Запас» нереализованных потребностей заключает в себе огромную энергию людей, «высвобождает» их дремлющие жизненные силы» [5, с. 24].
Это означает, что наряду с экономическими факторами для решения социально-экономической задачи формирования массового среднего класса надо задействовать и социальный, в том числе социально-психологический фактор.
С другой стороны, объективные ограничения формирования доходной базы перехода в средний класс при существующих тенденциях развития экономики могут законсервировать традиционную модель потребления, являющуюся, в значительной мере, проявлением «стратегии выживания». По мнению заместителя директора Института социологии РАН Н. Тихоновой, максимум, до чего может вырасти средний класс, - 35-36%, если экономика будет по-прежнему на подъеме. Чтобы стало больше, нужны серьезные структурные изменения в экономике [1]. В то же время потребности развития современного общества требуют ориентации на накопление и развитие человеческого капитала, изменение структуры удовлетворяемых потребностей в направлении нематериальных ценностей, духовных и культурных запросов, обеспечение восприятия, освоения и распространения инновационных технологий (как производственных, так и социальных, в т. ч. потребительских).
В связи с этим представляется актуальной задача модернизации стиля жизни российских граждан не столько на основе повышения ресурсной базы индивидуального благосостояния, сколько путем целенаправленного формирования соответ-
ствующих структурных сдвигов в потребительском поведении. Тем более, что потребительские стереотипы характеризуются достаточно высокой инерционностью, и позитивные структурные сдвиги в образе и стиле жизни имеют некоторый временной лаг по отношению к изменению экономического статуса, о чем свидетельствуют социологические исследования современного российского среднего класса, отличающегося ярко выраженной неоднородностью в системе ценностных ориента-ций и стиле жизни.
В решении поставленной задачи доминирующая роль принадлежит, несомненно, государству. В современных условиях оно должно обеспечить максимальное использование ресурсов экономического роста для модернизации стиля жизни российских граждан. При этом более эффективным способом «втягивания» населения в этот процесс представляется «натурализация» социальных расходов государства по сравнению с перераспределительной доходной политикой. Данная натурализация может проявляться как в форме развития качества, доступности и выбора комплекса услуг, непосредственно участвующих в накоплении человеческого капитала (здравоохранения, образования, культуры, информационно-коммуникационного комплекса и т. д.) на основе роста инвестиций в соответствующие отрасли, так и в форме целевой поддержки структуры потребления тех групп населения, чьи доходные возможности ограничены.
Решение названных задач требует формирование модели стиля жизни, характеристики которого могут служить ориентирами для осуществления мероприятий по модернизации потребительских практик населения. Причем, важно, чтобы эта модель не была научной абстракцией, а имела свой прототип в реальной жизни, так как именно в этом случае можно максимизировать позитивное воздействие социально-психологического механизма подражания «опережающим» группам населения как «социальному образцу» по совокупности статусного, доходного, потребительского и поведенческого стандартов, которые стимулируют экономическую активность «догоняющих».
Поиск социального образца возвращает нас к проблеме формирования среднего класса в России. Надо сказать, что эволюция подходов к этой проблеме в целом соответствует этапам развития социальной политики в стране. В первые пореформенные годы в России формирование среднего класса являлось одной из наиболее актуаль-
ных практических задач общественного развития. Рост среднего класса должен был свидетельствовать об эффективности социально-экономических реформ.
Ориентация на западные теории среднего класса и реальные характеристики образа и стиля жизни представителей данной социальной группы в ведущих западных странах до некоторого времени приводила к неутешительному выводу о фактическом отсутствии в России среднего класса в классическом его понимании. Адаптация подходов к сложной социально-экономической ситуации России 90-х годов прошлого века позволила исследователям «найти» средний класс и установить его количественные границы. Однако, оценка размера данной категории населения серьезно варьировалась в зависимости от использовавшихся стратификационных критериев, эмпирической базы и методики исследования. Кроме того, при общей относительно невысокой величине российского среднего класса, фиксировался его неоднородный состав (социологическая традиция выделяет нижний, средний и высший средние классы), тогда как общественные представления о среднем классе идентифицировали в таком качестве только высший (или верхний) средний класс, характеризующийся высоким уровнем количества и качества располагаемых потребительских ресурсов, так как для массового сознания характерна именно такая традиция суждения о благосостоянии. Это существенно снижало количественную оценку среднего класса, которой могли оперировать политики.
Таким образом, результаты социологических исследований среднего класса, не представив однозначных стратификационных индикаторов отнесения отдельных категорий населения к среднему классу, не обеспечили учетно-статистичес-кого мониторинга изменения его размеров, существенно подорвав аргументацию власти об эффективности предпринимаемых ею действий. С другой стороны, они вызвали недоверие со стороны общества, во-первых, в обоснованности количественных оценок среднего класса и, во-вторых, в серьезности намерений власти по существенному росту благосостояния населения, приближения его к уровню развитых стран, поскольку в средний класс попадают и категории населения, которые по уровню доходов и потребления могут незначительно отличаться от более низких страт общества.
В связи с тем, что соответствующие показатели и их динамика не могли служить оценкой эффективности осуществляемых социально-эко-
номических реформ в обществе, интерес властных структур к этой проблеме в определенной степени угас.
В качестве стратегических целей развития были предложены иные задачи, в обобщенной форме сформулированные в пакете национальных программ. Надо сказать, что решение поставленных задач выходит за рамки традиционной борьбы с малообеспеченностью и, по существу, входит в русло решения проблемы формирования среднего класса. Но при этом указывает на смещение акцентов в достижении этой цели, которые представляются весьма симптоматичными и имеющими важное последствие. Главное, государство осознало, что рыночное переустройство экономики страны является недостаточным условием для социальной модернизации российского общества (направлением которой, безусловно, является формирование массового среднего класса) в исторически коротком отрезке времени. И, осознав это, власть активизирует целенаправленные действия, концентрирующие государственные ресурсы и стимулирующие участие иных субъектов социально-экономической системы, на магистральных направлениях общественного развития.
Однако, феномен среднего класса, не «войдя» в систему управления и статистического учета, сохранил притягательную силу «идеального» решения экономических, политических и социальных проблем общества как для власти, так и для населения страны. Вовлечение категории среднего класса в управленческую практику целесообразно сегодня именно в таком качестве -некой идеальной конструкции, задающей целевые ориентиры управляющих воздействий.
В этих условиях исследования проблематики становления среднего класса целесообразно ориентировать на разработку социальных образцов (эталонов) стиля жизни среднего класса, выявлении его ключевых характеристик, которые должны быть учтены в государственных социальных стандартах, в том числе потребительских корзин и их стоимостной оценке.
Классический средний класс традиционно выделяется по некоторым характерным особенностям, обобщенно и схематично представленных своеобразной цепочкой признаков: образование - профессиональный статус - доход - потребление, сбережения - самоидентификация. Как уже указывалось, различие в методических подходах и в статистической базе исследований приводят к отличающимся оценкам. Однако, мож-
но обнаружить и принципиальную близость выявленных тенденций, несмотря на различие в их количественном представлении.
Согласно результатам обобщенного анализа, размер так называемого «ядра» (т. е. почти «идеального») среднего класса, обладающего наибольшей концентрацией основных, «классических» (названных выше) признаков, предопределяющих стабильность его социальной позиции, составляет около 7% российских домохозяйств, сосредоточенных в основном в высшей 20%-ной доходной группе. Обобщенный средний класс, который включает категории населения, которые по одному из критериальных признаков уступают характеристикам «ядра», составляют примерно 20% домохозяйств [12, с. 214]. Существуют оценки, количественно характеризующие численность наиболее богатой части общества. Согласно данным, приведенным в работе Н. Ри-машевской [11, с. 12], очень богатые и богатые слои населения составляют 5% населения и еще 10% относятся к высоко обеспеченным. Расчеты, базирующиеся на распределении начисленной заработной платы, дали основания оценить величину верхнего среднего класса в 4%, а богатых на уровне 0,9% [7].
По результатам исследования, проведенного журналом «Эксперт» в 2001 году, основанном на ином методическом подходе к оценке масштаба среднего класса, использовавшем в качестве критериальных признаков доход, статус и весьма ак-центированно - структуру ценностей, в том числе потребительских ориентаций и экономической мотивации, в стране уже сложилась модель образа жизни, соответствующего социальной роли среднего класса. Она присуща 7% населения страны [6, с. 38]. Кроме того, в рамках цитирующегося исследования была установлена и оценена количественно группа населения, которая подражает образу жизни «настоящего» среднего класса (для которых последний является эталонной группой), не обладая пока для этого материальным ресурсом - все те же 7%.
Как видно, в настоящее время в стране сложилась ситуация, когда отсутствует четко определенный по границам и значимый по численности средний класс. Анализ результатов упомянутых и иных конкретных социальных исследований, делает возможным сформулировать и другие важные заключения. Среди населения, в том числе попадающего в средний класс по тем или иным признакам, нет четких представлений о групповых нормах доходов и потребления. В результате, при экспер-
тной идентификации среднего класса и самоидентификации населения как представителей данной группы в качестве ориентира для оценки используются, в значительной степени, средние показатели благосостояния по населению в целом. Отсюда, возникает эффект «завышенной» оценки численности среднего класса.
С другой стороны, отмечается наличие значительно оторвавшихся лидеров по доходу и потреблению - это элита, государственно-политическая, финансово-имущественная (крупные собственники) и социально-профессиональная. К ней примыкает, если не по ресурсным признакам, то по структуре потребления часть среднего класса, в определенной мере учитываемая в той его составляющей, которая в разных исследованиях называется «идеальным средним классом», «ядром», верхним средним классом. Другие слои в рамках выделяемого среднего класса по комментариям самих же исследователей лишь в значительной степени условно можно отнести к среднему классу в социально-экономическом понимании этого термина, а не по формальному положению в стратификационной структуре. Не будем забывать, что бы ни говорили ученые о конкретно-исторической относительности критериев и индикаторов среднего класса, для населения они имеют некий абсолют (правда, тоже конкретно-исторический) и определяются, прежде всего, высокой планкой материальной обеспеченности и доходов, достаточных для поддержания западных (на сегодняшний день) образцов потребления.
Таким образом, сегодня отсутствует количественно значимый «настоящий» средний класс, функциональной характеристикой которого является адаптации норм социально-экономического поведения элиты к более доступным условиям реализации и, на этой основе, - их распространение на уровне повседневных практик населения. В этих условиях элита (вместе с «оторвавшейся» от масс высокообеспеченной верхушкой среднего класса), ретранслирующая нормы своего социально-экономического поведения, в основном, по формальным массовым информационным каналам, становится непосредственным социальным образцом. Это имеет достаточно значимые как негативные, так и позитивные аспекты.
К негативным можно отнести известный факт, что потребительские стандарты сохраняют стимулирующую роль только в случае, когда они достижимы. С ростом недоступности благ, стимулирующее воздействие падает. В данном слу-
чае при наличии масштабного разрыва в ресурсной обеспеченности элиты и основной массы населения уровень потребления элиты становится практически недоступным для подавляющего большинства населения. В результате, относительно падает мотивация к достижению указанного уровня потребления. С другой стороны, это приводит к показному потреблению, повышению своего статуса не за счет экономической активности и реального перехода в иной социальный статус, а за счет осуществления отдельных видов деятельности, чаще всего потребительской (как наиболее заметной), имитирующей элитное потребление.
Однако, влияние элиты в качестве социального образца можно признать весьма позитивным, если учесть, что представители данной группы имеют наибольшие возможности, иногда с раннего детства, путешествуя или работая, органично адаптировать к своему образу жизни прогрессивные общемировые ценности и нормы экономического и социального поведения, которые становятся для них привычными.
В этой связи, представляется актуальной постановка и исследование элитного потребления и его роли для распространения социально перспективных норм экономической и потребительской деятельности. Конкретизируя этот тезис с управленческих позиций, - для формирования социально одобряемой модели среднего класса, которая бы могла стимулировать подражательный механизм поведения («следования за образцом») широких масс населения, и, с другой стороны, задавать направления государственной поддержки потребительских практик, в том числе у групп населения, не обладающих достаточными материальными ресурсами (включая целевое предоставление тех или иных благ на дотационной основе), для модернизационного преобразования их привычного стиля жизни.
Позитивное влияние социального образца на потребительские стандарты стимулируют экономическую активность «догоняющих». Представляется, что именно здесь заложен краеугольный камень обеспечения однонаправленности социальной и экономической политики. Эта активность может выражаться различным образом, принципиально же есть два пути.
Первый путь - это поиск доходов, во-первых, через повышение квалификационного уровня и далее статуса, дохода; во-вторых, через использование дополнительных возможностей получения дохода (вторичная занятость, использование
собственности, различные формы использования административного статуса); в-третьих, предпринимательство.
Второй путь - внутрисемейное регулирование потребительских расходов с целью перераспределения ограниченных денежных ресурсов на потребление тех товаров и услуг, которые характерны для социального слоя, выступающего в качестве «социального образца».
Второй путь отчасти выступает как более пассивный с позиции стимулирования трудовой активности, но в смысле положительного влияния на структуру потребительского рынка и через нее на структуру производства; в смысле положительного влияния на распространение перспективных социальных ценностей в этой части общества (в том числе, в области образования, культуры, общественно-политических ориентаций и т. д.) он также соответствует прогрессивным социально-экономическим изменениям.
В практическом плане еще более актуальной представляется задача развития рынков товаров и услуг, на доступном для дифференцированных групп населения уровне ретранслирующих образцы элитного потребления, создающих условия для запуска механизма стимулирования трудовой и предпринимательской деятельности; использования соответствующих ориентаций массового потребителя для прогрессивного изменения структуры потребностей и ценностных ориентаций.
В связи с поставленной задачей в контексте данной работы представляется важным выделить следующее условие ее решения - преодоление заметного отставания развития потребительского рынка товаров и услуг от потребностей и возможностей среднего и протосредних слоев населения.
Парадокс российского потребительского рынка состоит в том, что при высокой доходной дифференциации общества в сфере потребления присутствует еще более высокая дифференциация. В стране уже сложился рынок высококачественных, престижных, элитных товаров и услуг, которые предназначены для относительно узкого сегмента российских потребителей, способных оплачивать такие продукты. Однако, в отличие от западного рынка, где наряду с элитными предлагаются разнообразные качественные товары и услуги для среднего класса, в России эта рыночная ниша остается незаполненной. Это создает условия, когда повышение социального и экономического статуса производителя не всегда сопровождает-
ся соответствующими изменениями в его потребительском поведении. То есть социально благополучные слои населения в современных условиях не в состоянии «материализовать» свой доход в передовых технологиях потребления, что, в свою очередь, формирует состояния социально-психологической неудовлетворенности (чреватой, в частности, распространением асоциальных явлений, таких как пьянство, например), социально дезинтеграции общества (чреватой социальным расколом общества со всеми вытекающими отсюда негативными социально-политическими последствиями) и ограничения в стимулах производственной деятельности.
Социальный раскол в обществе обусловливает не только неустойчивость в обществе, но и блокирует действие мотивационных механизмов. Сегодня это является одним из главных препятствий мобилизации потенциальных возможностей человеческого капитала. Люди не могут, а в значительной степени и не хотят обеспечивать достойную жизнь на основе трудовых и предпринимательских усилий.
В рамках общей задачи развития потребительских рынков, актуальным направлением современной социальной политики является развитие тех отраслей, которые содействуют запуску и поддержанию механизма самообеспечения повышения социально-экономического статуса населения. К ним можно отнести отрасли социальных услуг, опосредующие инвестиции в человека, прежде всего, образование, здравоохранение, культура и т. д. Здесь прямое масштабное государственное участие неизбежно и приоритетно.
Но, кроме того, пристальное внимание требует развитие рынков товаров и услуг, обеспечивающих реализацию социально-экономического статуса и присущих данному статусу черт потребительского поведения. Здесь особую важность приобретает развитие рынка разнообразных платных услуг, а также финансовых услуг, обеспечивающих, с одной стороны, надежные инструменты сбережений и инвестиций, с другой стороны, потребительское кредитование. Оба направления содействуют росту экономической активности населения.
Известно, что высокий уровень потребления услуг, в частности, потребления платных услуг, особенно, связанных с образованием, отдыхом и досугом, является одним из существенных признаков потребительского поведения высокодоходных групп населения. Более того, обосновывается, что именно характер и уровень потребления
услуг имеет принципиальное значение для качественных различий в ресурсном потенциале социальных групп, в первую очередь, здоровья, образования и наличия социальных связей, в отличие от потребления предметов домашнего обихода. Последнее, имея важное значение в формировании образа и стиля жизни отдельной социальной группы, являясь знаковой, статусной величиной, по сути, не меняет качественных ресурсов группы [3].
К сожалению, социологические исследования констатируют большую вариацию данного признака в рамках выделенного среднего класса, что является лишним свидетельством не-сформированности стиля жизни данной страты общества, отсутствия важных признаков его модернизации [12, с. 367]. Это, в свою очередь, повышает значение формирования и пропаганды «социально-образцового» стиля жизни среднего класса. По оценкам, на фоне существенного превышения потребления практически по всем видам услуг по некоторым видам услуг потребление верхнего среднего класса (напомним, что, фактически, именно эта категория населения образует «настоящий» средний класс по комплексу социально-экономических характеристик) превышает в 2-3 раза потребление низших и средних слоев среднего класса - по сути, про-тосредних слоев [4, с. 47].
Государство, содействуя развитию социально перспективных отраслей, может задействовать экономическую заинтересованность коммерческого сектора для решения собственных социальных и экономических задач.
Подводя итоги, можно сделать некоторые существенные для развития российской социальной политики на современном этапе выводы. Современная социально-экономическая ситуация в России требует смещения акцентов в проведении социальной политики. Защитные функции, при сохранении их приоритетности, обусловленной масштабами текущей бедности и малообеспечен-ности, с позиции стратегических социально-экономических целей должны дополняться активной стимулирующей функцией. Под последней мы понимаем, обеспечение достижения благосостояния населения путем использования естественной для человека мотивации занять достойное место в общественной иерархии, выражающейся в активизации его социального и экономического поведения. Отсюда, актуальной задачей становится оценка эффективности тех или иных социально-экономических тенденций развития,
предпринимаемых государством инициатив не с позиции влияния на масштабы малообеспеченно-сти, а с позиции развития социальных групп, реально или потенциально составляющих обеспеченный экономически активный средний класс.
Приоритетным направлением социальной политики государства, по мнению автора, должно стать создание институциональных основ запуска социального механизма «самонастройки» социально-экономического поведения субъектов общества, обеспечивающего согласование последнего с реалиями и перспективами общественного развития. При этом актуальной задачей современного этапа становится формирование целенаправленных импульсов, ведущих к изменению (модернизации) привычных способов социального поведения населения, преодолению эффекта запаздывания создания новых устойчивых комплексов формальных и неформальных норм и правил, регулирующих действия населения в различ-
ных сферах общественного развития, адекватных сложившимся условиям и тенденциям развития страны. В рамках поставленной задачи наиболее актуальным направлением воздействия может считаться потребительское поведение населения.
Развитие институциональных основ общественного развития позволит перейти от реализации ограниченного числа краткосрочных программ и проектов, концентрирующих всегда ограниченные (вне зависимости от абсолютных масштабов) ресурсы на более или менее широком спектре наиболее остро стоящих социальных проблем, к долгосрочному системному воздействию на общественное развитие. Представляется, что большая эффективность такого подхода скажется не только за счет масштаба социального и, как следствие, экономического эффекта, но и за счет относительной экономии экономических ресурсов, во всяком случае, в долгосрочной перспективе.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Ау, средний класс! // «Труд», 2007, 30 января.
2. Ахинов Г. А. Методические аспекты регулирования социального развития как фактора экономического роста в процессе реформирования экономики в России // Вестн. Моск. Ун-та. 1999. № 2.
3. Богатые и бедные в современной России. Аналитический доклад. http://www.ispr.ru/SOCOPROS/ socopros700.html
4. Бызов Л. Г. Уровень потребления и имущественные характеристики среднего класса // Социс. 2000. №3.
5. Васильчук Ю. А. Социальное развитие человека в XX веке. Фактор денег. // Общественные науки и современность. 2001. № 4.
6. Гурова Т. Дети поражения // Эксперт. 2001. № 23 (283).
7. Демчук О. Н. Проблемы формирования среднего класса в российском обществе // Проблемы современной экономики. 2006. № 1(17).
8. Заславская Т. И. Социальная структура современного российского общества //Общественные науки и современность. 1997. № 2.
9. Народ богатеет // «Ведомости». 2007. 12 февраля.
10. Полтерович В. М. Институциональные ловушки и экономические реформы // Экономика и математические методы. 1999. Т. 35. Вып. 2.
11. Римашевская Н. Экономическая стратификация населения России // Общество и экономика. 2000. № 12.
12. Средний класс России: экономические и социальные стратегии / Е. М. Авраамова и др.; Под ред. Т. Малевой; Московский центр Карнеги. М.: Гендальф, 2003.
13. Становление новой экономической системы // Российский экономический журнал. 2001. № 1.
14. Суринов А. Е. Доходы населения: опыт количественных измерений. М.: Финансы и статистика, 2000. С. 287.
15. Тамбовцев В. Л. Институциональные изменения в российской экономике // Общественные науки и современность. 1999. № 4.
16. Экономическая политика: стратегия и тактика // Проблемы теории и практики управления. 2001. № 4.
