CC BY
139
УДК 398(571.15)
ФОЛЬКЛОРНОЕ НАСЛЕДИЕ АЛТАЯ М. Р. Арпентьева
Калужский государственный университет им. К. Э. Циолковского
Статья посвящена фольклору алтайцев как одной из ведущих групп тюркских народов, с культурами которых связано развитие целого ряда других культур. Рассматриваются основные проявления (формы) и идеи (ценности) фольклора алтайцев, ведущие аспекты алтайской фольклористики. В статье проанализированы проблемы исторической памяти, а также вопросы, связанные с реактуализацией исторической памяти, её влиянием на современную социальную.
Ключевые слова: алтайцы, фольклор, историческая память, сказки, сказания.
Фольклор как выразитель системы ценностей урало-алтайских народов, его исторической памяти. Историческая память - система передаваемых из поколения в поколение исторических фактов и мифов, субъективно преломленных рефлексий о событиях прошлого, особенно негативного опыта, угнетения, несправедливости в отношении народа. Иногда рассматривается как измерение коллективной (или социальной) памяти. Это понятие весьма близко к понятию - «культурная память», под которой понимается система базовых представлений общества о прошлом, закреплённое в памятниках культуры и социальной традиции. Источники формирования исторической памяти многообразны - текстовая традиция, включая широкий круг нарративных источников, коммеморации (праздники, посвящённые историческим событиям, дни памяти и т. п.) и многое другое. Историческая память выступает как область междисциплинарных исследований: её изучением занимаются историки, социологи, этнографы и философы [1-4]. В фольклористике в её донаучный период создателями, носителями и распространителями фольклора были сказители, например, такие знаменитые, как О. Чолтукова, Д. Тобо-кова, Т. Токтогулова в Х1Х-ХХ вв., Н. У. Улагашев, А. Г. Калкин, Г. Калкин, Н. К. Ялатов, Т. А. Чачияков в ХХ в. и многие другие сказители-кайчи, сказочники и певцы, которые странствовали по Алтаю и исполняли народные героические сказания [5-9]. Атмосфера, буквально пронизанная эпосом, фольклором, окружала сказителей с детства в рамках мощных семейных традиций [10, с. 8-9].
Однако важны и собственно научные исследования, нацеленные на осмысление того, как многочисленные и разные по видам, формам и темпам культурные изменения исторической памяти и истории в целом объединяются в понятии «культурная динамика», которое подразумевает как изменения внутри культуры, так и во взаимодействии разных культур. Культурная динамика описывает изменения или модификацию культуры во времени и пространстве посредством независимых открытий и целенаправленных реформ, культурных заимствований (стихийного или целенаправленного подражания) и культурной межгрупповой и стратификационной диффузии (стихийного обмена в процессе контакта культур), а также культурной трансмиссии - обучения. Культурная трансмиссия - процесс, благодаря которому культура передаётся от предшествующих поколений к последующим через целенаправленное или стихийное обучение. Исследованием этих проблем занимаются немногие учёные, среди которых наиболее известными являются А. В. Анохин, В. И. Вербицкий, Н. П. Дыренко-ва, Ф. А. Сатлаев, С. С. Сурадаков, А. М. Сагалаев и др. [11-21]. Так, А. М. Сагалаев пишет: «Алтай соразмерен человеку. Он надёжен и вечен. Он бережно хранит в себе кости предков и обещание новой жизни, одаряет своих сыновей последним снегом и первой травой, синей тенью лесов и жарким маревом летних долин. На перевалах стоят увешанные лентами деревья - знаки договора людей со своею землею. Кажется, что и само время течёт на Алтае двумя несмешивающимися потоками: поверх - сиюминутное и преходящее, а в глубине - всегдашнее и истинное. Здесь живы ещё уважение к мудрому слову старшего, скромное и непоказное гостеприимство» [22, с. 3].
Ряд исследователей (С. С. Каташ, Б. Н. Путилов, А. М. Сагалаев, Т. М. Садалова, С. С. Суразаков, С. С. Тюхтенев, К. Е. Укачина и др.) [23-35] занимались сбором и анализом самого разнообразного этнографического материала, прежде всего того, что отражает особенности духовной культуры алтайцев, их мифов и поверий, песен и сказок, ритуалов и эпосов. Устно-поэтическое творчество алтайцев очень богато и разнообразно; героический эпос, сказки, легенды и предания, песни, пословицы, загадки слагались и исполнялись народными сказителями (кайчи) и певцами (кожончы), скотоводами и охотниками. У алтайцев есть представление о том, что мир управляется множеством добрых и злых духов, которыми повелевают добрый создатель мира Ульгень и злой подземный владыка Эрлик. Алтайцы придавали большое значение общественным молениям небу, горам, воде, деревьям, при этом большое место в верованиях алтайцев занимают представления о духах-хозяевах природы (ээзи).
Алтайцы верили, что духи-хозяева любят слушать песни, сказки и героические сказания, горловое пение (кай). Поэтому существовал обычай
- шаманами, людьми, наделёнными сверхъестественной силой: шаманы спускаются в подземное царство, к владыке Эрлику, чтобы вернуть душу больного, умирающего человека, изгоняют вселившихся в людей злых духов, они могут предсказывать будущее, летать, превращаться в живые и неживые объекты. У алтайцев долго держался культ семейных и родовых покровителей - тёсей, которым также молились. В начале XX в.
стал распространяться бурханизм как смесь шаманизма в сочетании с элементами христианства и тибето-монгольского буддизма.
При этом сказители у алтайцев (как и у монголов) «могли заниматься предсказаниями и прорицаниями будущего», что «можно считать отголоском недифференцированности обеих традиций (шаманов-кайчи - М. А.) в прошлом» [27, с. 54]. Учёные-фольклористы и другие исследователи, такие как В. И. Вербицкий, П. В. Кучи-як, А. Л. Гарф, Н. А. Баскаков, С. С. Суразаков, К. Е. Укачина, Е. П. Кандаракова, В. В. Радлов, А. В. Анохин, Л. П. Потапов, З. С. Казагачева, Т. М. Садалова и другие записывали за ними фольклор. На близость шамана и сказителя особое внимание обратил ещё Г. Н. Потанин. Кроме того, учёные отмечают совпадение многих черт и сюжетов шаманских рассказов о путешествии шамана во время процедуры камлания со странствиями сказочного героя. Б. Н. Путилов пишет: «Лингвистические реконструкции, изучение функциональных, психологических, декламационных особенностей поэтического творчества у самых разных народов привел учёных к... выводам о существовании в древности синкретического образа шамана-поэта-сказителя и об уподоблении их друг другу» [25, с. 64; 26, с. 36].
В. М. Жирмунский суммирует факты из разных эпических традиций, свидетельствующие о древних связях сказителя и шамана [18, с. 401-407; 19]. А. М. Сагалаев подчёркивает, что шаманская и сказительская картины мира - это два варианта реализации общего мифологического фонда тюрков Саяно-Алтая и что, во всяком случае, в фиксируемом наблюдателем случае между этими двумя культурными типами пролегала определённая межа: «Шаман никогда не соглашался начать камлание, узнав, что в стойбище в данный момент поёт кайчи» [27, с. 94; 22; 28]. Принципиально и различие их функций и в культурной истории этноса: «Сказитель в большей степени, нежели шаманы, был причастен к созданию общеэтнического фонда культуры тюрков Алтая», «сказительская традиция играла видную роль в процесс вхождения инноваций в традиционную культур алтайцев... оказывалась всё более созвучной процессам внутриэтнической консолидации» [27, с. 56].
Сказка (чорчок) является одним из наиболее самобытных жанров фольклорного наследия алтайского народа. Она исполнялась в системе древних обрядов с целью магического очищения и противостояния негативным стихиям, для магического воздействия на духов, чтобы расположить их к себе. Выделяются мифы-сказки и сказки о животных, волшебные, бытовые и новеллистические сказки, сказки о глупом черте, кумулятивно -формульные сказки и анекдоты. Алтайским сказкам свойственны традиционные формулы, содержащие начальные, медиальные и финальные компоненты. Исполнителей сказок алтайцы называют чорчокчи. Тексты ряда сказок выстроены на противостоянии двух миров, и преодоление героем каждого нового препятствия при помощи хорошего слова, подарка или покупки представляет собой и проникновение им в новое, запретное пространство, где имеется свой «дух-хозяин» [29; 30].
Если обратиться к современной фольклористике, развивающей идеи В. Я. Проппа [1-3], то можно обнаружить, что ею обычно используется феноменологический подход к изучению народных (фольклорных) текстов (легенд и сказаний, причитаний и других фольклорных композиций), в том числе народных классических и современных утопий и антиутопий («преодоление рабства») [36-41]. Если сравнить их с работами алтайских коллег [35; 39; 40], то можно увидеть те же попытки: описать состояние народа в контексте разных, в том числе трагических событий, связанных с монголо-татарским нашествием, отразить переживание народом этих и иных значимых событий, представление о прошлом и будущем, о ритуалах, направленных на гармонизацию отношений человека с пространствами и временами его жизни. Исследователи Алтая отмечают важность понимания «ценностных оснований жизнедеятельности человека [35]. В любом случае важным моментом становится обращение внимания исследователей к «знакам» эпических и иных фольклорных произведений. Анализируя их и связанные с теми или иными аспектами жизни поверия, сказки и песни, учёные стремились осуществить их классификацию по категориям, отражающим современное им представление о фольклорных жанрах и их предназначениях, взаимосвязях и особенностях в синхронической и диахронической перспективах [11].
Как известно, в современной фольклористике фольклорные тексты рассматриваются как языковые структуры, функционирующие в народном быту, их изучение связано как с филологией, так и этнографией и историей. Опираясь на традицию В. Я. Проппа, который заложил основу структурализма в фольклористике, учёные изучали и изучают структуры фольклора, отмечая, что именно в фольклоре структуры обнаруживаются наиболее явно: фольклор формализован, как вообще вся традиционная народная культура, больше, чем тексты философские или художественно-исторические. Фольклор одновременно пронизан символикой и «форматирован».
Одно из важных направлений исследования народных текстов связано с постмодернизмом и теорией культурного критицизма. Постмодернизм отмечает, что хотя учёные часто воспринимают фольклорный текст как «первичную структуру», существующую на уровне народной культуры, сознания народа, но, как полагают сторонники литературного критицизма и постмодернистской ориентации, речь идёт о совместном порождении: фольклор - это тексты, которые порождены одновременно и представителем народа - информатором, и тем профессионалом, который их записывает. Исследователь организует, редактирует, интерпретирует, а иногда и «досочиняет» что-либо, чтобы «уложить» в свою «предконцепцию». Такого рода саморефлексия - понимание своего вклада в фольклор - очень важна: необходимость учёта «возмущающего влияния наблюдателя» и импровизаций исполнителя-информатора сказывается уже в момент исполнения, особенно в «разговорных» жанрах, типа «причитаний» и т. д. Ритуальные формы фольклора часто перерастают в повседневно-бытовые-воспитательные и т. д. Поэтому контакт с исполнителем помогает «добиться» понимания фольклора как «естественного» текста: воздействие собирателя и исполнителя нужно учитывать изначально.
Кроме того, важно изучение и культурных артефактов в сравнении фольклора и иных текстов. Работы в области этнографии структурализма связаны с возможностью и необходимостью учитывать «тринарность» структуры «оппозиций» архетипических структур в этнических текстах: «...симметрия бинарной оппозиции предполагает некую ось, вокруг которой эти оппозиции располагаются, поэтому это одновременно и тринарная структура»; культурная «конструкция» опирается на конкретные историко-социальные факторы. Текстовая структура далеко не всегда объяснима из неё самой, сверхтекстовые и внетекстовые - обря-дово-бытовые и идеологические - очень важны: структура держится извне [24; 25]. Кроме того, не нужно объяснять каждый текст, достаточно раскрыть лишь общие закономерности текстов. Культурализм, как и этнография в целом, это - культуроведческая наука. Роль подробностей высвечивается лишь на фоне общих закономерностей, в единстве. Важно подчеркнуть идеологическую, мировоззренческую составляющую исследований фольклора [10; 12; 15; 16; 17; 35], с которой связан его интерес к будущему человечества, его утопиям и антиутопиям, их проявлению в фольклоре разных этнических и социокультурных групп, ритуалам и деритуализациям.
Исследования алтайского и других видов национального фольклора показывают, что в процессе изучения исторической памяти необходимо опираться на представление о «тринарности» структур сознания, роли общественных процессов в формировании и развитии идеологий индивидов и групп и, кроме того, на представление об организующей роли исследователя как интерпретатора функционирующих в сообществе текстов. В процессе нарушенной культурной трансмиссии (нарушений исторической памяти) ценностный мир человека не успевает приспосабливаться к изменениям в социально-бытовой сфере. Р. Райт назвал это «ловушками прогресса», то есть культурные ценности подвергаются краткосрочному усовершенствованию, которое в долгосрочном периоде превращается в регресс или культурный коллапс [41].
Унификация культуры есть её разрушение. Так, в современной цивилизации «вестернизация», её ценности и модели, подаваемые как общечеловеческие, поглотила молодые культуры Европы и Америки, существенно трансформировала более древние, в том числе азиатские, тюркские. В Америке и Европе с развитием цивилизации всё более заметно превращение в фарс науки и культуры человека и его отношений, отражающееся в изменениях «фольклора», нередко замещаемого «поп-артом»: происходит замена фольклора и культуры в целом тривиализированным кичем, имитирующим и адаптирующим модернизм, превращение элитарной культуры в «массовую», замена ценностей культуры народа ценностями «цивилизации», при которой кич становится синонимом лжекультуры, симулякра культуры: массовой дешёвой продукцией, поданной в упаковке элитарности.
Для культур Азии подобное воздействие вылилось в создание новых лжекультур типа «белой религии» -бурханизма, хотя и стремящегося «восстановить связь времён» и ценность духовно-нравственных основ жизни, но пока неспособного определиться с основными опорами веры, других религий, утверждающих, в отличие от традиционного алтайского и тюркского фольклора и культуры в целом, не ценности взаимопомощи, любви, свободы и дружбы, нравственные ценности, поддерживающие жизнь человека, его здоровье и благополучие, семью, а ценности потребления и насилия, и в итоге - ценности вражды и колонизации, разрушения и смерти [42-46]. Фольклор обретает «товарные свойства», преобразуется не только формально, но и содержательно. Он теряет «поэтику», обретая «прагматику», а историческая память разрушается.
Перспективы противостояния разрушению и забвению фольклора и культурной трансмиссии ценностей видятся нам в сохранении и изучении культуры, в том числе фольклора, собирающего истинно народную мудрость, включая опыт совладания с самыми страшными, трагическими событиями, физическими и «культурными» событиями прошлого. Фольклор убеждает: быть человеком среди других людей - необходимое условие выживания человека, его рода, его нации, человечества. Историческая память - важная часть жизни гармоничного сообщества: в той мере, в какой она не утрачена, сообщество способно не повторять ошибок и трагедий прошлого. Исследование народной памяти, помимо восстановления этого прошлого, имеет прямую перспекти-вистскую функцию - функцию профилактики. В этой перспективистской функции видится основная ценность исследований народной культуры, фольклора, быта и жизни в целом.
Важно также отметить, что этнографические исследования, обращённые к анализу мировоззренческих, идеологических аспектов человеческого бытия, являются, по сути, «пограничными» с социологическими, социально-политическими, психологическими. Сами по себе перспективы исследования фольклора и других «памятников» и примеров народной культуры связаны именно с интеграцией наук.
В проанализированных нами исследованиях осуществлены попытки структурировать и осмыслить фольклор Алтая, раскрыть его духовно-нравственное содержание как непосредственного участника процесса воспитания и культурной трансмиссии. Поэтому в современной литературе традиции фольклора и художественных произведений сохраняются и по форме, и по содержанию. Не случайно поэтому, что одной из характерных черт алтайской поэзии и литературы в целом ХХ и XXI вв. является то, что в них заметное развитие получают поэмы, сказки и сходные с ними жанры: происходит развитие национальной культуры, для которой свойственно философское осмысление мира. Развиваются и авторские этнические сказки, опирающиеся на традиционные для народных эпосов и сказаний ценности и структуры. Важно также отметить, что этнографические исследования, обращённые к анализу мировоззренческих, идеологических аспектов человеческого бытия, являются, по сути, «пограничными» с социологическими, социально-политическими. Сами по себе перспективы исследования фольклора и других «памятников» и феноменов народной культуры Алтая при этом тесно связаны именно с интеграцией наук.
Библиографический список
1. Пропп, В. Я. Исторические корни волшебной сказки / В. Я. Пропп. - Л.: Изд-во ЛГУ, 1986. - 364 с.
2. Пропп, В. Я. Фольклор и действительность / В. Я. Пропп. - М.: Наука, 1989. - 233 с.
3. Пропп, В. Я. Об историзме русского фольклора и методах его изучения / В. Я. Пропп // Русская литература. Учёные записки Ленинград. ун-та. - № 339. - Серия: Филологические науки. - Вып. 72. - Л., 1968. - С. 5-25.
4. Чистов, К. В. Фольклор. Текст. Традиция / К. В. Чистов. - М.: ОГИ, 2005. - 272 с.
5. Алтай албатынын' чумду состори / сост. Т. С. Тюхтенев, Г. Д. Голубев. - Вып. 2. - Горно-Алтайск, 1962. - 99 с.
6. Алтай алкыштар / сост. К. Е. Укачина, Е. Е. Ямаева. - Горно-Алтайск, 1993. - 144 с.
7. Ай-Сологой ло Кун-Сологой: алтайские героические сказания. - Горно-Атайск: Алт. кн. изд-во, 1989. - 352 с.
8. Маадай-Кара. Очы-Бала: Алтайские героические сказания / сказитель А. Калкин; вступ. статья А. Адарова. - М.: Современник, 1983.288 с.
9. Маадай Кара. Алтайский героический эпос / сост. С. С. Суразаков. - М.: Наука, 1973. - 465 с.
10. Сказитель А. Г. Калкин (К 60-летию со дня рождения сказителя) / И. Б. Шинжин; Горн.-Алт. НИИ истории, яз. и лит. - Горно-Алтайск: Алт. кн. изд-во : Горн.-Алт. отд-ние, 1987. - 46 [2] с.
11. Анохин, А. В. Легенды и мифы Алтая / А. В. Анохин. - Горно-Алтайск: Ак-Чечек, 1997. - 240 с.
12. Анохин, A. B. Материалы по шаманизму у алтайцев / А. В. Анохин. - Горно-Алтайск: Ак-Чечек, 1994. - 235 с.
13. Бардаханова, С. С. Малые жанры бурятского фольклора: пословицы, загадки, благопожелания / С. С. Бардаханова. - Улан-Удэ: Бурят. кн. изд-во, 1982. - 208 с.
14. Баскаков, Н. А. Алтайский фольклор и литература / Н. А. Баскаков. - Горно-Алтайск: Горно-Алтайское кн. изд.-во, 1948.- 24 с.
15. Вербицкий, В. И. Алтайские инородцы / В. И. Вербицкий. - М.: Б.и., 1893. - 270 с.
16. Данилин, А. Г. Бурханизм (из истории национально-освободительного движения в Горном Алтае) / А. Г. Данилин. - Горно-Алтайск: Ак-Чечек, 1993.- 208 с.
17. Демчинова, М. А. Сюжеты и стиль алтайской волшебной сказки / М. А. Демчинова. - Горно-Алтайск: Горно-Алтайское кн. изд-во, 2003. - 163 с.
18. Жирмунский, В. М. Сравнительное литературоведение: Восток и Запад / В. М. Жирмунский. - Л.: Наука, 1979. - С. 401-407
19. Жирмунский, В. М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика: избр. труды / В. М. Жирмунский. - М.: Наука, 1977. - 408 с.
20. Кандаракова, Е. П. Алтайские благопожелания и обряды их исполнения: в помощь учителю / Е. П. Кандаракова. - Горно-Алтайск: Г.-А. тип., 1993. - 19 с.
21. Каруновская, Л. Э. Представления алтайцев о Вселенной / Л. Э. Каруновская // Советская этнография. - 1935. - N° 4-5. - С. 160-183.
22. Сагалаев, А. М. Алтай в зеркале мифа / А. М. Сагалаев. - Новосибирск: Наука, 1992. - 240 с.
23. Каташ, С. С. Мифы и легенды Горного Алтая / С. С. Каташ. - Горно-Алтайск: Алт. кн. изд-во, 1978. - 112 с.
24. Потанин, Г. Н. Очерки Северо-Западной Монголии / Г. Н. Потанин. - Горно-Алтайск: Ак-Чечек, 2005. -1025 с.
25. Путилов, Б. Н. Эпическое сказительство: Типология и этническая специфика / Б. Н. Путилов. - М.: Изд. фирма «Восточная литература» РАН, 1997. - 295 с.
26. Ревуненкова, Е. В. О некоторых истоках поэтического творчества в Индонезии: (шаман певец-сказитель) / Е. В. Ревуненкова // Фольклор и этнография. У этнографических истоков фольклорных сюжетов и образов. - Л.: Наука, 1984. - С. 35-41.
27. Сагалаев, A. M. Сказитель и шаман в традиционной культуре алтайцев / А. М. Сагалаев // Изв. Сиб. отд-ния АН СССР. - Сер.: История, филология и философия. - Новосибирск: Наука, 1985. - Вып. 2. - С. 56-94.
28. Сагалаев, А. М. Мифология и верования алтайцев. Центрально-азиатское влияние / А. М. Сагалаев. - Новосибирск: Наука, 1984. -280 с.
29. Садалова, Т. М. Сказки в системе жанров алтайского фольклора / Т. М. Садалова // Мир науки, культуры, образования. - 2009. - № 1. -С. 50-53.
30. Садалова, Т. М. Алтайская народная сказка: формы этнобытования, типология сюжетов, поэтика и текстология / Т. М. Садалова. - Горно-Алтайск: Мин-во обр. и науки Республики Алтай, 2008 - 240 с.
31. Суразаков, С. С. Алтайский героический эпос / С. С. Суразаков. - М.: Наука, 1985. - 320 с.
32. Суразаков, С. С. Алтай фольклор / С. С. Суразаков. - Горно-Алтайск: Г-Алт. кн. изд-во, 1975. - 232 с.
33. Тюхтенев, С. С. Алтайские народные песни / С. С. Тюхтенев. - Горно-Алтайск: Алтайское кн. изд-во, 1972. - 118 с.
34. Укачина, К. Е. Бурханистские мотивы в поэзии алтайцев / К. Е. Укачина // Алтайская филология.- Горно-Алтайск: РИО «Универ-Принт», 2001.- С. 186-194.
35. Ямаева, Е. Е. Алтайская духовная культура. Миф. Эпос. Ритуал / Е. Е. Ямаева. - Горно-Алтайск, 1998. - 168 с.
36. Чистов, К. В. Преодоление рабства. Фольклор и язык «остарбайтеров» (1942-1944) / К. В. Чистов [и др.]. - М.: Звенья, Мемориал, 1998. - 196 с.
37. Чистов, К. В. Русская народная утопия / К. В. Чистов. - СПб.: Дмитрий Буланин, 2003. - 540 с.
38. Чистов, К. В. Русские народные социально-утопические легенды XVII—XVIII вв. / К. В. Чистов. - М.: Наука, 1967. - 341 с.
39. Шейн, П. В. Крепостное право в народных песнях. Из собрания П. В. Шейна / П. В. Шейн // Русская старина. - 1886. - Т. 49. - № 2. -С. 483-492; № 3. - С. 667-678.
40. Ogburn, W. F. Social change with respect to culture and original nature / W. F. Ogburn. - Oxford: Delta, 1966. - 210 р.
41. Wright, R. A. Short History of Progress / R. A. Wright. - New York: Carroll & Graf Publisher, 2004. - 320 p.
42. Алтай баатырлар. Алтайские богатыри: алтайский героический эпос. - Горно-Алтайск: ОАО «Горно-Алтайская тип.», 2004-2014 (Т. 13; сост. И. Б. Шинжин; ред. Н. В. Белоусова, 2014. - 378 с.; Т. 15; сост. А. А. Конунов; ред. З. С. Казагачева. 2014. - 176 с.).
43. Алтай кеп-куучындар. Несказочная проза алтайцев: мифы, легенды и предания / сост.: Н. Р. Ойноткинова, И. Б. Шинжин, К. В. Яданова и др. - Новосибирск: Наука, 2011. - 576 с.
44. Алтайцы: Этническая история. Традиционная культура. Современное развитие: научное издание / ред.: Н. В. Екеев, Н. М. Екеева, Э. В. Енчинов. - Горно-Алтайск: НИИ алтаистики им. С. С. Суразакова, 2014. - 464 с.
45. Из духовного наследия алтайских миссионеров: сб. / сост. Б. И. Пивоваров; ред. Н. Г. Горелова. - Новосибирск: Наука, 1998. - 271 с.
46. Кнорре, Б. Республика Алтай / Б. Кнорре, С. Филатов // Религиозно-общественная жизнь российских регионов; науч. ред. и сост. С. Б. Филатов. - Т. I. - М.: Летний сад, 2014. - С. 70-121.
© Арпентьева М. Р., 2016
