CC BY
44
УДК 94(73)
М. А. Филимонова
ФИШЕР ЭЙМС (1758-1808): ПОЛИТИК В ПУДРЕНОМ ПАРИКЕ
Статья посвящена Фишеру Эймсу, американскому политику XVIII в., депутату Палаты представителей Конгресса США от штата Массачусетс, одному из лидеров партии федералистов.
The article is dedicated to Fisher Ames, an eighteenth-century American politician, a Massachusetts Representative in the Congress of the United States, a Federalist leader.
Ключевые слова: история США, ратификация конституции, первая двухпартийная система, федералисты, англо-американские отношения.
Keywords: U.S.A. history, ratification of the constitution, the first party system, the Federalists, Anglo-American relations.
Фишер Эймс, один из самых ярких политиков американской ранней республики, родился в Дед-хэме, прелестном местечке в девяти милях от Бостона, 9 апреля 1758 г. Он происходил из одной из старейших семей Массачусетса, восходящей к видному кальвинистскому теологу XVII столетия Уильяму Эймсу. Отец Фишера, Натаниэль Эймс, человек деятельный и остроумный, испробовал в жизни не одно занятие. Он был врачом (наследственная профессия в семье), содержал таверну, но известен всему Массачусетсу он стал благодаря своему альманаху. Литература такого рода пользовалась в XVIII в. огромной популярностью. Из ежегодного альманаха можно было узнать прогноз погоды, время восхода и захода солнца, распорядок церковных праздников и сессий суда и многое другое. «Альманах Эймса» начал издаваться в 1725 г. и вскоре добился огромного по тем временам тиража в 60 тыс. экземпляров [1] (знаменитый франкли-новский «Альманах бедного Ричарда» был создан по модели «Альманаха Эймса» и уступал последнему в популярности: его тираж был лишь 10 тыс. экземпляров).
Натаниэль Эймс умер в июле 1764 г., оставив сиротами пятерых детей. Фишеру, младшему, было в то время только шесть лет. Он был любимцем матери. Миссис Эймс была убеждена, что ее младшего сына ждет большое будущее. Несмотря на все материальные трудности, она постаралась дать Фишеру хорошее образование.
У мальчика действительно рано проявились необычайные способности. В шесть лет он уже изучал латынь. В двенадцать - поступил в Гарвардский колледж. Там он вступил в студенчес-
© Филимонова М. А., 2010
кий дискуссионный клуб, где и начал вырабатывать тот афористичный и красочный стиль, которому позже был обязан своей политической карьерой. Уже тогда он прославился блистательным красноречием.
В 1774 г. 16-летний Фишер получил степень бакалавра искусств. Он был среднего роста, с голубыми глазами и черными волосами. Он держался очень прямо и имел привычку во время речи высоко поднимать голову, так что казался выше своего роста. Выражение лица было доброжелательным. Открытый характер и мягкие манеры до конца жизни привлекали к нему людей. Одевался он консервативно, в частности сохранял приверженность к пудреным парикам и коротким штанам еще долгое время после того, как подобный костюм вышел из моды, за что над ним подсмеивался недолюбливавший его партию В. Л. Паррингтон [2].
Он был страстным любителем книг и, по собственному утверждению, читал все, что попадалось под руку: латинскую классику, книги по истории и естествознанию, романы и поэзию. Он мог на память декламировать Мильтона, Шекспира, Вергилия. С тем же упоением юноша вчитывался в Библию. Впоследствии он заявлял, что невозможно быть истинно красноречивым, не читая постоянно Библию и не восхищаясь чистотой и возвышенностью ее слога.
А между тем, пока младший Эймс грыз гранит науки в Гарварде, Америка и Англия шли к разрыву. Та Британская империя, в которой Фишер родился, трещала по швам. Надвигающаяся революция вовлекала в свой гигантский маховик массу американцев, до сих пор, возможно, не задумывавшихся об отношениях колоний и метрополии. Старший брат Фишера, Натаниэль, в «Альманахе Эймса» призывал массачусетских фермеров: «Каждый из нас должен стать политиком и изучать решительно все, и думать самостоятельно» [3]. На страницах своего издания Натаниэль Эймс пропагандировал единство американских колоний перед лицом британской тирании, а среди прочей полезной информации публиковал рецепты производства пороха [4]. Политические события активно обсуждались в таверне Эймса. В сентябре 1774 г. здесь заседал целый конвент, принявший резолюции о необходимости сопротивления Британии силой оружия [5]. Фишер, конечно, был слишком молод для активного участия в политике, но, несомненно, близко к сердцу принимал происходящие события. Борьба за свободу Америки наполняла его детской восторженностью. С началом Войны за независимость он вступил в ряды массачусетской милиции (ополчения), хотя прослужил недолго и вскоре вернулся к более мирным занятиям. Он изучал юриспруденцию в офисе Уильяма Тюдо-
ра (обычная практика в XVIII в.). В 1781 г. он начал собственную адвокатскую практику в родном Дедхэме.
В 1779 г. он участвовал в работе конвента в г. Конкорде, который занимался проблемой регулирования цен [6]. Это было первое политическое выступление Эймса. Он доказывал неприемлемость фиксации цен. Его речь не повлияла на решение конвента, но юный политик был замечен и приобрел среди земляков репутацию красноречивого полемиста [7].
В 1787-1788 гг. в бостонских газетах появились серии статей за подписями «Брут» и «Камилл», посвященные восстанию Шейса. Их автором был Фишер Эймс.
Власти штата Массачусетс, в отличие от многих других штатов, отказались пойти навстречу требованиям фермеров о поддержке «дешевых» бумажных денег и облегчении участи должников. 29 августа 1786 г. в графстве Гэмпшир (Массачусетс) вспыхнуло восстание. В сентябре были сорваны все судебные заседания в западных и центральных графствах штата, где должны были рассматриваться дела о нарушении долговых обязательств. Повстанцы требовали облегчения положения должников, выпуска бумажных денег, перевода массачусетской легислатуры из Бостона вглубь штата, ликвидации сената. Во главе повстанцев встал фермер Дэниэль Шейс. Движение приобрело столь массовый характер, что Конгресс всерьез опасался, что оно перекинется на соседние штаты. И не без оснований: в 17861787 гг. фермерские волнения имели место в Нью-Гэмпшире, Вермонте, Коннектикуте, Мэриленде [8].
Подавить восстание в Массачусетсе удалось лишь весной 1787 г. Так окончилась «последняя битва» Американской революции - последняя попытка низов повернуть революционный процесс в радикальное русло.
Восстание быстро обросло мифологизированными толкованиями. Эймс приписывал Шейсу намерение установить парламентскую республику, и это приводило его в ужас: «Они (шейси-ты. - М. Ф.) пытались изменить правительство, уничтожить Сенат, это око Республики, и дать Палате представителей абсолютную власть». В частности, поэтому молодой журналист провозглашал мятеж Шейса «самым порочным по своим принципам и целям... какой когда-либо нарушал покой человечества» [9].
Собственно уже в это время складывается политическая философия Эймса, которой он останется верен до конца. Руссоистская идеализация естественного состояния вообще не свойственна американским мыслителям. Свобода человека в естественном состоянии, по мнению Ф. Эймса, - фикция. Он писал: «Несчастный
дикарь вечно рискует, что ему размозжат голову из-за горсти желудей или что его сожрут дикие звери. Он раб своих желаний и страхов. Не существует иной свободы, кроме гражданской». Поэтому говорить о том, что люди заключают общественный договор и расстаются с частью естественной свободы, по выражению Эймса, «неосторожно» [10].
Он также не сторонник эгалитаризма. Его взгляды в этом вопросе ближе к современной американской идеологеме «равенства возможностей». Он заявлял: «Все не могут быть богатыми, но каждый имеет право попытаться разбогатеть» [11].
Разумеется, Эймс, как, впрочем, и все крупные американские политики того времени, был республиканцем. Однако это не мешало ему сомневаться в непогрешимости воли большинства. В поздней работе он отмечал: «Худший из всех видов лести (грубый, как богохульство) - это утверждение, что глас народа есть глас Божий, что мнение народа, подобно мнению папы, непогрешимо» [12].
Еще одним важным элементом взглядов Эймса становится стремление к централизации рыхлой конфедерации, каковой были в то время Соединенные Штаты. Все это приводит его на правый фланг группировки «националистов» - сторонников усиления центральной власти. И, увы, вынуждает рассориться с собственным старшим братом Натаниэлем, которого права штатов заботили гораздо больше государственного единства США. Учитывая, что оба брата обладали сильным характером, склонностью к сатире и не щадили оппонентов, семейная вражда не могла не стать острой.
Политическая карьера Фишера начинается в 1788 г., когда его избрали в легислатуру штата, а затем выдвинули на ратификационный конвент Массачусетса, призванный обсудить новую федеральную конституцию. К этому времени Эймс уже прочно связал себя с федералистами (так именуют себя теперь прежние националисты).
Федералист Т. Парсонс называл конвент самым большим представительным собранием, какое когда-либо видел Массачусетс [13]. И никогда еще штат не знал столь высокой явки избирателей [14]. При этом антифедералистскими были западные районы штата, что порождало у федералистов назойливые ассоциации между их оппонентами и шейситами. В этих подозрениях была доля истины. 15 из 22 делегатов графства Беркшир (района действий шейситов) получили инструкции голосовать против ратификации [15]. Виднейшие антифедералисты Массачусетса -Э. Джерри, Дж. Уинтроп, Дж. Уоррен - не были избраны. Их округа были федералистски настроены. Пожалуй, самым ярким оратором партии
на ратификационном конвенте стал Амос Сингл-тэри, обладавший неповторимым грубовато-красочным стилем западного фермера. Среди федералистов ведущая роль на конвенте принадлежала Р. Кингу, Т. Парсонсу, Т. Доусу и, конечно, Фишеру Эймсу.
Больше всего споров, пожалуй, было связано с вопросом об организации и полномочиях федерального Конгресса.
Возражения антифедералистов вызвало отсутствие ежегодных выборов в Конгресс [16]. Столь же спорными моментами казались антифедералистам малочисленность Конгресса (в Палате представителей Первого конгресса было 65 депутатов, в Сенате - 26) и его очевидная элитарность. Уинтроп сетовал на страницах «Massachusetts Gazette»: «Предполагается один представитель на 30 тыс. человек. Бостон почти в состоянии послать одного, а что касается второго, то в штате едва ли найдется графство, способное его выбрать» [17]. Основной аргумент антифедералистов сводился к тому, что слишком ограниченный по численности Конгресс станет представительством одного только высшего класса. В ответ на подобные аргументы Фишер Эймс развил чисто федералистскую теорию представительства. Он заявил: «Представители народа - нечто большее, чем сам народ. Мне известна, сэр, лишь одна вещь, которую народ способен совершить без делегирования власти - уничтожить правительство». Эймс доказывал, что прямая демократия полисов Греции и Малой Азии была правлением «людей, а не законов»; что передача власти от народа представителям не означает уничтожения политической свободы; что двухлетний срок полномочий нижней палаты Конгресса обусловлен огромной территорией Соединенных Штатов (он объяснил не без иронии, что в случае ежегодных выборов конгрессмены потратят большую часть своего срока на то, чтобы добраться до столицы и обратно). К тому же двухлетний срок предохранит Конгресс от слишком поспешного принятия законов. Эймс заявлял: «Народ всегда думает верно, и, если ему дать время для размышлений и сбора сведений, он и поступит верно. Но я не желал бы, чтобы первое желание, первый мимолетный каприз общественного мнения становился законом, потому что он не всегда отражает подлинные намерения народа - источника всякой власти». Поэтому двухгодичные полномочия Конгресса будут способствовать сохранению политической свободы [18].
Подобную же аргументацию Эймс использовал, чтобы оправдать шестилетний срок полномочий сенаторов - слишком длительный, на взгляд антифедералистов. Он объяснял, что сенаторы - это представители штатов, а не наро-
да. Именно поэтому они должны быть от народа отдалены, что и достигается за счет относительно долгого срока пребывания в должности [19].
За возражениями антифедералистов крылась не только система рациональных убеждений, близких к либеральной концепции «минимального правительства», но и иррациональный страх перед элитой, монополизирующей власть и способной - как знать? - вернуть Массачусетс к временам аристократии и монархии. Кинг жаловался Мэдисону: «Их возражения не касаются отдельных частей конституции. Их противодействие, кажется, вызвано непоколебимой убежденностью в том, что против них плетется какой-то заговор; что [предложенная] система -детище богатых и властолюбивых; что они предвидят ее результат; что результатом будет установление в штате двух сословий: одно охватывает состоятельных и могущественных, другое -бедных и неграмотных» [20]. Как бы подтверждая его мысль, Синглтэри уверял: «Эти законники, ученые люди и богатеи, которые так красно говорят. надеются. забрать себе всю власть и все деньги. А тогда они проглотят нас, маленьких людей, как великий Левиафан, как кит проглотил Иону!» [21]
Попытки федералистов развеять страх оппонентов были обречены: аргументация, построенная на разуме и логике, не может противостоять иррациональному чувству. Потерпев в этом пункте закономерную неудачу, они пытались форсировать ратификацию. У. Филлипс, депутат от графства Саффолк, доказывал, что неизбежным следствием отказа ратифицировать конституцию будет гибель Соединенных Штатов [22]. Эймс был красноречив, как всегда: «Союз - это живица, питающая древо. Если мы отвергнем конституцию. мы подрубим древо, его листва увянет, ветви отпадут, и буря повалит гниющий ствол» [23].
Натаниэль Эймс на том же конвенте выступал против ратификации конституции. С его точки зрения, «правительства штатов представляют желания и чувства народа. Они - бастионы и украшения наших свобод. Они предоставляют нам убежище против злоупотребления властью, и они же станут естественными мстителями за наши поруганные права» [24]. Фишер же полагал, что лучше подчиниться национальному правительству, чем чужому штату.
В конечном итоге - и, видимо, красноречие Фишера Эймса тоже сыграло в этом свою роль -Массачусетс ратифицировал конституцию при 187 голосах «за» и 168 - «против». По настоянию антифедералистов конвент принял ряд рекомендательных поправок к документу. Вопреки распространенному убеждению, поправки, предложенные Массачусетсом, не были Биллем о пра-
вах. Они ограничивали власть Конгресса; закрепляли «узкое» толкование его полномочий; ограничивали юрисдикцию Верховного суда и требовали гарантий суда присяжных, но не касались свободы совести, свободы слова и других фундаментальных политических прав [25].
А штат между тем ликовал. В Бостоне прошла «федеральная процессия» с артиллерийским салютом в честь ратификации. Ликующие механики несли красочные эмблемы своих профессий и обновленного Союза. Старая лодка, изображавшая Конфедерацию, была сожжена под громкие крики «ура» [26]. Парады прошли также в Бервике, Чарлстауне и даже в Спрингфилде, где всего лишь полтора года назад зародилось движение шейситов [27].
Америка вступала в новый этап своей истории. Формировались новые органы власти, в том числе федеральный Конгресс, в нижнюю палату которого были избраны Фишер и Натаниэль Эймсы. Для Фишера это стало особенно блестящей победой, так как он сумел опередить в электоральной гонке самого Сэмюэля Адамса. Последний был скомпрометирован в глазах избирателей своей оппозицией новой конституции. Как это уже стало для них традиционным, братья заняли разные позиции в формирующейся двухпартийной системе. Фишер Эймс остался с федералистами. Натаниэль Эймс примкнул к их оппонентам, джефферсоновским республиканцам.
В течение восьми лет Фишер Эймс оставался представителем Массачусетса в нижней палате Конгресса, где последовательно защищал политику администрации Дж. Вашингтона. В 1792 г. изменилась и его личная жизнь. Он женился на Фрэнсис Уортингтон, которая впоследствии подарила ему шестерых сыновей и дочь.
Политическая карьера также складывалась удачно. Блестящий, эмоциональный, утонченный, Фишер Эймс быстро завоевал признание на новом поприще. Он прославился как один из лучших ораторов Новой Англии. Он стремился к сжатости, силе и живости коротких предложений. Его красочные, остроумные высказывания врезались в память. Историк в порыве восхищения сравнивал его речи с картинами Рафаэля и шекспировскими пьесами [28].
Его основная цель была все та же - защитить новое федеральное правительство от покушений штатов на его власть. Он яростно защищал финансовую систему Александра Гамильтона от атак республиканца Джеймса Мэдисона. Но особое значение в 1790-х гг. приобрела не внутренняя, а внешняя политика американского правительства. Начавшаяся Французская революция привела к войне между Францией и Англией, двумя ведущими державами тогдашнего мира. К войне, участвовать в которой было бы для молодых и
слабых Соединенных Штатов гибельно, а не оказаться втянутыми в нее - почти невозможно. Фишер Эймс как представитель правого крыла федералистской партии предсказывал, что распространение французских идей будет для Америки гибелью. Поэтому в 1794 г. он выступил против распространения в США профранцузских Демократических обществ.
Французскую революцию и все, что с ней связано, Фишер Эймс безоговорочно осуждал. С его точки зрения, события во Франции представляли собой «вначале деспотизм толпы или военных, в конце - лицемерие» [29]. Говорить о том, что революция дала французам свободу, по мнению Эймса, неправомерно: «Кто же получил свободу? Уж конечно, не король, знать, священники или королевские министры - с 14 июля 1789 г. все они оказались в темницах. Не богачи - их ограбили и изгнали из страны. Не высшие офицеры, снискавшие славу в Американской войне, -их перебили. Не фермеры - их урожай реквизировали, а сыновей забрали в армию. И не купцы - их ограбили настолько, что они попросту исчезли... Во Франции о них, точно о мамонтах, напоминают лишь их кости» [30]. Подобный резко негативный образ Французской революции характерен для всей партии федералистов. Объяснить революционные события они могли разве что коллективным помешательством французского народа. Никаких светлых сторон революции они не видели.
С Французской революцией косвенно связана наиболее яркая из всех речей Эймса - речь, посвященная договору Джея.
В 1795-1796 гг. этот англо-американский договор был, вне сомнений, центральной новостью, занимавшей американскую публику. Договор был неравноправным для США, хотя многие исследователи не без оснований подчеркивают, что он был все же лучшим, какого могла добиться американская сторона [31]. Договор ликвидировал напряженность в отношениях между Великобританией и США, которая, как опасались федералисты, могла привести к войне. На 12 лет экономические отношения двух стран устанавливались на основе «взаимной и полной свободы судоходства и торговли». На практике это означало, что Великобритания более чем на десятилетие гарантировала себя от протекционистских тарифов со стороны США. Ее же уступки американцам были менее значительны: снимался запрет на торговлю с британской Вест-Индией. Однако разрешение касалось лишь судов водоизмещением до 70 тонн; к тому же они могли ввозить патоку, сахар, хлопок, какао и кофе только в США. Кроме маленькой уступки в отношении Вест-Индии, Англия обязывалась вывести войска из западных фортов (и летом 1796 г. это обязательство было
выполнено). Подтверждалось право навигации обеих сторон по Миссисипи.
Однако Соединенным Штатам запрещалось принимать каперские корабли враждебных Англии стран. Англия сохраняла за собой право захватывать французские товары (включая продовольствие), перевозимые на американских судах. Английская сторона отвергла предложения, запрещавшие использовать в англо-американских конфликтах индейские племена. Дж. Джею не удалось разрешить вопрос о насильственной вербовке американцев в английский флот. Не было в договоре и упоминаний о компенсации за рабов, увезенных англичанами во время Войны за независимость [32].
Так или иначе, 18 ноября 1794 г. договор был подписан. Сессия Сената, посвященная его обсуждению, началась 8 июня 1795 г. В верхней палате большинство было за федералистами, и все же правящей партии с трудом удалось набрать 2/3 голосов, необходимых для его ратификации. Фишер Эймс пророчил: «Успех м-ра Джея укрепит мир за границей и разожжет войну внутри страны» [33]. Он не ошибся. Дальнейшее довольно саркастически изложил в своей газете Фенно: «И смотрите: когда вернулся Джейхэм из своего посольства и доложил обо всем, что сделал он, согласились с ним верховный правитель и старейшины народа; но недовольны были сыны велиаловы и анархиты... И тогда сыны ве-лиаловы и анархиты собирались в темных местах града сего и написали бумагу, кою наполнили ложью и оскорблениями против договора, что заключил Джейхэм, и против верховных правителей и старейшин народа» [34] (Фенно подражает 2-й книге Хроник (в Синодальном переводе: 2-я книга Паралипоменон). Имя Джея изменено, видимо, в целях стилизации).
Оппозиционная республиканская партия и в самом деле немедленно обрушила на договор потоки критики. По мнению историка А. ДеКон-де, Джей стал «самым ненавистным человеком в Америке» [35]. Договор оживил все существующие партийные разногласия. Он был заключен с недавним противником, с главным врагом революционной Франции. К тому же его условия, как считали многие, были для США унизительны. Джея критиковали даже некоторые федералистские газеты, которые считали, что он пошел на слишком большие уступки Англии [36].
«Boston Independent Chronicle» доказывала: «Разве нам дозволена свободная торговля? Разве что с англичанами: покупать продукцию их мануфактур у их торговцев, обогащать эту нацию и давать ей средства для продолжения войны с нашими союзниками-французами». Автор уверял, что перспектива войны с Англией - химера, изобретенная федералистами; что Велико-
британия существует только за счет захватов американских судов и что трехмесячное эмбарго поставило бы англичан на грань голодной смерти. Через полгода Англия была бы вынуждена просить мира у Французской республики [37].
В Чарльстоне британский флаг проволокли по уличной грязи, а копию договора сжег городской палач. В Нью-Йорке в А. Гамильтона, пытавшегося произнести речь в защиту Джея, полетели камни.
В середине августа Вашингтон поставил свою подпись. Республиканец Натаниэль Эймс изливал негодование в своем дневнике: «Вашингтон бросает вызов тому суверену, который сделал его тем, что он есть, и который может низвергнуть его снова» [38].
Между тем подпись президента не стала финальной точкой в дебатах вокруг договора. Для его реализации, в частности для деятельности предусмотренных им арбитражных комиссий, требовались средства. В декабре Вашингтон обратился к депутатам Палаты представителей, прося их выделить необходимые ассигнования. Это включило в борьбу еще одну инстанцию. Именно ее республиканцы пытались сделать своим последним плацдармом.
26 апреля А. Галлатин в продуманной речи разобрал договор постатейно, доказывая, что никаких преимуществ для своей торговли американцы не получают [39]. Федералисты в ответ посмеивались над швейцарским акцентом и «французскими принципами» Галлатина, уверяя, что он хотел бы превратить Палату представителей в подобие французского Конвента, да не вышло: Вашингтон оказался далеко не Людовиком XVI! [40]
Однако поток федералистских петиций заметно влиял на настроения конгрессменов, и республиканское большинство в нижней палате стремительно сокращалось. Окончательным ударом стала необычайно яркая речь Фишера Эймса, которую проправительственные газеты дружно провозгласили лучшей из всех, когда-либо произнесенных в США [41]. Эймс явился в Палату, несмотря на серьезную болезнь. По отзыву Дж. Адамса, он едва держался на ногах [42]. Оратор заявлял: «Мы слышим, что это - борьба за свободу, мужественное сопротивление замыслам уничтожения нашего собрания, превращения его в марионетку правительства. Что президент и Сенат, многочисленные митинги в городах и влияние всеобщей тревоги в стране -это лишь элементы схемы принуждения и террора» [43]. Сам он, конечно, не разделял мрачных фантазий республиканцев. Он прямо назвал борьбу за власть между исполнительной и законодательной ветвями важнейшей причиной дебатов вокруг договора. Он доказывал, что,
поскольку договор уже ратифицирован президентом и Сенатом, как того и требует конституция, то он имеет обязательную силу, и Палата представителей не имеет права его отвергнуть. Он рассмотрел его основные условия в самом благоприятном свете, какой только смог им придать. Характерно, что он ссылался на общественное мнение, склоняющееся в пользу договора. Если он так вредит внешней торговле США, как доказывают республиканцы, то почему его одобрили торговцы? Нельзя же предположить, что они не заинтересованы в развитии торговли с Вест-Индией или не сознают своих собственных интересов! [44] В заключение Эймс заявил: «Этот договор, подобно радуге на краю тучи, указывает нашему взору, где бушует гроза, и в то же время служит верным предвестием ясной погоды. Если мы отвергнем его, яркие краски поблекнут - он станет зловещим метеором, сулящим бурю и войну» [45].
Джон Адамс, присутствовавший при выступлении Эймса, писал жене: «Его слушали со вниманием и интересом, доселе неведомым, и он произвел впечатление. которое не изгладится никогда. Было пролито немало слез - думаю, в Палате ничьи глаза не остались сухими, за исключением некоторых ослов, из-за которых такая речь и стала необходимой. Эти пытались смеяться, но их лица искажались ужасной вымученной улыбкой» [46]. Речь настолько растрогала слушателей, что один из республиканцев требовал отложить голосование, поскольку конгрессмены чересчур взволнованы [47]. Должно быть, эмоциональное воздействие речи Эймса и впрямь отразилось на результате: после его выступления Палата представителей приняла решение о выделении необходимых средств («за» - 51 голос, «против» - 48).
В 1797 г. слабое здоровье заставило Эймса отойти от политической деятельности. Он вернулся на свою ферму в Дедхэме, где рассчитывал вести мирную сельскую жизнь в семейном кругу. «Я отвергаю склочный мир политики, -писал он в одной из статей, - и в будущем посвящу себя поросятам и курам» [48]. Он возобновил юридическую практику, экспериментировал с новейшей агротехникой. Но политика не отпускала его. Конец 1790-х гг. был отмечен обострением отношений США с Францией, едва не переросших в полномасштабную войну. В 1798 г. Фишер Эймс написал по этому поводу ряд эссе за подписью «Лаокоон». Их целью было побудить федералистов сплотиться для отражения французской агрессии.
Выборы 1800 г. отдали власть Т. Джеффер-сону, лидеру республиканской партии. Натаниэль Эймс был в восторге, Фишер - в отчаянии. Натаниэль Эймс записывал в дневнике: «Декабрь
31, 1800. Здесь заканчивается 18-е столетие. 19-е начинается чудесным ясным утром... и политический горизонт столь же ясен: администрация Джефферсона, возвращающаяся гармония с Францией, победоносное распространение прав человека, уничтожение иерархии, угнетения, суеверий и тирании» [49]. А вот какой была реакция его младшего брата: «За этим последует анархия, как во Франции; затем якобинизм, организованный с достаточной энергией, чтобы грабить и проливать кровь» [50].
В начале 1800-х гг. Фишер Эймс последовательно проводил политику своей партии в многочисленных статьях и памфлетах. Он отстаивал ключевую для большинства федералистов идею единства страны. Он выступал против планов создания отдельной северной конфедерации, свободной от «южного якобинизма» [51] (многие видные лидеры республиканцев происходили именно с Юга.). Он также отвергал монархию. Федералисты, по мнению Эймса, вообще не могли быть монархистами, так как их опорой являлись новоанглийские торговцы. Торговцы же менее, чем виргинские плантаторы (опора республиканцев), склонны к поддержке королевской власти [52].
Эймс критиковал буквально каждый шаг администрации Джефферсона. Он считал, что президент-республиканец уничтожает основы американской государственности: налоговую систему, армию, флот [53]. Не снискала одобрения Эймса и такая мера Джефферсона, как покупка Луизианы. Эта огромная территория (она простиралась с юга на север, от истоков до устья Миссисипи, а на северо-западе ее границей были Скалистые горы) была уступлена Бонапартом Соединенным Штатам за 60 млн ливров и принятие на себя долгов Франции американским гражданам (они составляли ок. 20 млн ливров). Эймс считал, что приобретение Луизианы было, прежде всего, неконституционным: конституция отнюдь не упоминает права президента на подобные сделки. Кроме того, как будут управляться новые земли? Не станут ли они ареной президентского деспотизма? [54]
Во внешней политике Эймс считал необходимым союз с Великобританией как единственную возможность противостоять Наполеону [55]. Наполеоновская Франция для него - закономерное продолжение Франции революционной, и все тот же «якобинизм», по его мнению, господствовал как в 1794, так и в 1800-х гг.
Реакция федералистов на джефферсоновскую политику выглядит как отклик государственников на ослабление государственности. Для Джеф-ферсона с его идеализацией «минимального правительства» ликвидация военно-морского флота (а он был уничтожен полностью) и сокращение
армии были равнозначны укреплению свободы, но федералисты, и в их числе Фишер Эймс, воспринимали этим меры совершенно иначе. Англо-американская война 1812-1815 гг. во многом показала их правоту. Во внешней же политике федералисты заняли консервативную позицию. Их осуждение Французской революции возникло в ответ на ее радикализм, и не случайно Фишер Эймс оплакивал судьбу Людовика XVI, знати и богачей. Но для безоговорочного осуждения Французской революции была и еще одна причина. Не является совпадением то, что антифранцузские статьи Эймса выходят именно в конце 1790-х - начале 1800-х гг. В этот период внешняя политика Франции приобретает агрессивный характер. Французские войска идут по Европе, и одна страна за другой становится сателлитом новой республики. Федералистов пугает как возможное распространение в Америке «якобинизма», так и перспектива французской интервенции. Однако они недооценили антианглийский настрой общественного мнения в США. В 1812-1815 гг. это привело партию к краху.
В последние годы жизни Фишер Эймс занимался не только политикой. Немало внимания он уделял проблемам развития национальной американской культуры. Как и многие американцы того времени, он с горечью отмечал слабость и подражательность тогдашней американской литературы, ее зависимость от европейских образцов. «Разве мы можем сравнить Джоэла Бар-лоу с Гомером и Гесиодом? Разве может Томас Пейн соперничать с Платоном?» - риторически вопрошал он. И делал парадоксальный для эпохи Просвещения пессимистический вывод: политическая свобода и демократия не способствуют развитию литературы. Для занятия ею нужен досуг, нужны богачи-меценаты, чего не может быть в обществе, лишенном крайностей роскоши и нищеты [56].
Несмотря на столь мрачное видение перспектив американской культуры у Эймса, партия федералистов много работала над решением проблем Гарвардского университета. Они защищали идею государственного финансирования Гарварда (которую активно критиковали массачусетские республиканцы) и отстаивали интересы его развития. Естественно, что университет, в свою очередь, стал глубоко федералистским по духу. В 1804 г. Эймс даже был избран президентом Гарварда, но вынужден был отклонить эту честь из-за все ухудшавшегося здоровья [57]. Он умер 4 июля 1808 г., в годовщину Декларации независимости. Он был похоронен в Бостоне с такими почестями, каких до сих пор не оказывали ни одному частному лицу.
Фишер Эймс - один из «забытых основателей» США. Он оставил свой след и в американ-
ской политике, и в американской традиции политической риторики. Он представлял правое крыло своей партии и был одним из наиболее консервативных федералистских лидеров. Всю свою жизнь он посвятил защите того принципа, который потом повторят Э. Джексон и А. Линкольн: «Союз должен быть сохранен».
Примечания
1. Jorgenson Ch. E. The New Science in the Almanacs of Ames and Franklin // The New England Quarterly. Vol. 8. 1935. № 4 (Dec.). P. 555-556.
2. Паррингтон В. Основные течения американской мысли: в 3 т. М., 1962-1963. Т. 2. С. 323-324.
3. Ames N. An Astronomical Diary; or, Almanack for the Year of Our Lord Christ 1767. Boston, 1766. P. 12.
4. Sidwell R. T. "Writers, Thinkers and Fox Hunters". Educational Theory in the Almanacs of Eighteenth-Century Colonies // History of Education Quarterly. Vol. 8. 1968. № 3. P. 279; Winsor J. Narrative and Critical History of America. Boston, 1888. P. 118.
5. Earle A. M. Stage-Coach and Tavern Days. Westminster (Md.), 2007. P. 167.
6. Scott K. Price Control in New England during the Revolution // New England Quarterly. 1946. Vol. 19 (Dec.). P. 453-473.
7. Magoon E. L. Orators of the American Revolution. N. Y., 1848. P. 314.
8. Шпотов Б. М. Фермерское движение в США, 1780-1790-е гг. М., 1982. С. 56-119.
9. Ames F. The Works: 2 vols. / ed. by W. B. Allen. Indianapolis, 1983. Vol. 1. P. 46-47.
10. Ibid. P. 64.
11. Ibid. P. 241.
12. Ames F. The Mire of Democracy // Monthly Anthology and Boston Review. 1805. (Nov.) Vol. 2. P. 564565.
13. The Documentary History of the Ratification of the Constitution: 21 vols. / ed. by M. Jensen. Madison, 1976-2005. Vol. 5. P. 708.
14. Brown R. D. Shays's Rebellion and the Ratification of the Federal Constitution in Massachusetts // Beyond Confederation: Origins of the Constitution and American National Identity / ed. by R. Beeman e.a. Chapel Hill; London, 1987. P. 123.
15. Rutland R. A. The Ordeal of the Constitution: The Antifederalists and the Ratification Struggle of 17871788. Norman, 1966. P. 78.
16. The Debates in the Several State Conventions on the Adoption of the Federal Constitution: 4 vols. / ed. by J. Elliot. Washington (D. C.), 1836. Vol. 2. P. 5-6.
17. Massachusetts Gazette. 1787. Nov. 23.
18. The Debates in the Several State Conventions on the Adoption of the Federal Constitution. P. 9-11.
19. Ibid. P. 46.
20. Rives W. C. History of the Life and Times of James Madison: 2 vols. Freeport (N. Y.), 1970. Vol. 2. P. 522-523.
21. Ibid. P. 102.
22. Ibid. P. 68.
23. Ibid. P. 158.
24. Ibid. P. 71.
25. Ibid. P. 177.
26. Boston Gazette. 1788. Febr. 11; Massachusetts Centinel. 1788. Febr. 13.
27. The Documentary History of the Ratification of the Constitution. Vol. 7. P. 1608-1637.
28. Magoon E. L. Op. cit. P. 316-317.
29. Ibid. P. 326.
30. Ames F. The Works. Vol. 1. P. 253.
31. Напр.: Combs J. A. The Jay Treaty: Political Battleground of the Founding Fathers. Berkeley, 1970. P. 151-158.
32. Treaties and Other International Acts of the United States of America. 1775-1863: 8 vols. / ed. by H. Miller. Washington, 1931-1948. Vol. 2. P. 245-267.
33. Ames F. The Works. Vol. 2. P. 1101.
34. Gazette of the U. S. 1795. Sept. 1.
35. DeConde A. Entangling Alliance. Politics and Diplomacy under George Washington. Durham (N. C.), 1958. P. 114.
36. Burns E. Infamous Scribblers: The Founding Fathers and the Rowdy Beginnings of American Journalism. N. Y., 2006. P. 271.
37. Boston Independent Chronicle. 1795. Oct. 26. Ср. также: Baltimore Telegraphe. 1796. Apr. 5.
38. Ames N. Jacobin and Junto, or Early American Politics as Viewed in the Diary of Dr. Nathaniel Ames, 1758-1822 / ed. by Ch. Warren. Cambridge (Mass.), 1931. P. 63.
39. Annals of Congress. 4 Cong. 1 Session. P. 11831202.
40. American Mercury. 1796. Apr. 23.
41. Напр.: Gazette of the U.S. 1796. May 25; American Minerva. 1796. May 25.
42. J. Adams to A. Adams. Apr. 30, 1796: Adams Family Papers: An Electronic Archive. URL: http:// www.masshist.org/ digitaladams/
43. Ames F. The Speech in the House of Representatives... on April 28, 1796. Boston, [1796]. P. 9.
44. Ibid. P. 22.
45. Ibid. P. 50.
46 J. Adams to A. Adams. Apr. 30, 1796: Adams Family Papers: An Electronic Archive. URL: http:// www.masshist.org/ digitaladams/
47. Magoon E. L. Op. cit P. 321.
48. Ames F. The Mire of Democracy // Monthly Anthology and Boston Review. Vol. 2. P. 565.
49. Ames N. Op. cit. P. 158-159.
50. Ames F. The Works. Vol. 1. P. 392.
51. Ibid. P. 231-232.
52. Ibid. P. 233-234.
53. Ibid. P. 21.
54. Ibid. P. 87.
55. Ibid. P. 87.
56. Ibid. P. 24, 35-37.
57. Field P. S. The Crisis of the Standing Order: Clerical Intellectuals and Cultural Authority in Massachusetts, 1780-1833. Boston, 1998. P. 133-134.
