CC BY
50
УДК 94(7)(73)
БЕНДЖАМИН ФРАНКЛИН БЕЙЧ (1769-1798): «ГРОМООТВОД» АМЕРИКАНСКОЙ ПРЕССЫ
© 2017 М. А. Филимонова
ведущий научный сотрудник Центра изучения США, докт. ист. наук e-mail: [email protected]
Курский государственный университет
Статья представляет собой биографический очерк американского журналиста-джефферсоновца Бенджамина Франклина Бейча - редактора «Aurora», одной из самых ярких газет в США 1790-х гг. Бейч был талантливым публицистом и организатором, сумевшим превратить свое издание в неотъемлемую часть публичного пространства ранней республики.
Ключевые слова: история США, XVIII век, история журналистики, «Aurora», Бенджамин Франклин Бейч
12 августа 1769 г. в Филадельфии, в семье Сары Франклин Бейч, единственной дочери великого Франклина, родился первенец. Мальчика окрестили в честь знаменитого деда. Сам Бенджамин Франклин в то время был с дипломатической миссией в Англии и впервые увиделся с внуком лишь в мае 1775 г., по возвращении в Филадельфию. Пожилой философ мечтал о спокойной жизни среди близких, но история не дала ему такой возможности. 19 апреля того года началась Война за независимость США. 10 мая в Филадельфии собрался Второй континентальный конгресс для обсуждения способов противостояния метрополии. Франклин писал своему английскому знакомому: «Я нашел по своем прибытии, что вся Америка, от одного конца двенадцати провинций до другого, усердно обучается владеть оружием. Нападение армии на сельских жителей близ Бостона всколыхнуло всех» [Franklin 1982: vol. 22: 93-98]; Франклин пишет здесь о столкновениях при Конкорде и Лексингтоне, ставших началом войны. Термин «провинции» употреблялся в 1775 г. в отношении будущих штатов США.
4 июля 1776 г. независимость нового государства была провозглашена официально. Молодая страна нуждалась в признании великих держав, нуждалась в союзниках. Конгресс принял решение направить для дипломатических переговоров во Францию Бенджамина Франклина, Сайласа Дина и Артура Ли. С собой в Европу Франклин увозил и 7-летнего внука. Так политика впервые вмешалась в жизнь маленького Бена, хотя он, наверное, еще не вполне понимал, отчего его разлучили с родителями и оторвали от привычного окружения.
Впрочем, он не был слишком уж несчастен. Между мальчиком и стариком завязалась самая теплая дружба. На всю жизнь маленький Бен сохранил сильнейшее желание оправдать ожидания деда. Франклин, в свою очередь, постарался дать внуку хорошее европейское образование. Вначале мальчик учился в школе «Le Coeur» вместе с другими сыновьями американских дипломатов, в том числе с Джоном Куинси Адамсом, будущим заклятым противником-федералистом. Но поскольку Франция была католической страной и к тому же абсолютной монархией, Франклин опасался за религиозное и политическое воспитание внука. Так было принято решение отправить Бена в протестантскую и республиканскую Женеву. Франклин пояснял: «Поскольку он будет жить в протестантской стране, притом в республике, я решил,
что лучше всего завершить его образование там, где господствуют истинные принципы» [Franklin 19G5-19G7: vol. 7: 289]. В Швейцарии юный Бенджамин провел четыре года, обучаясь в колледже, основанном некогда Кальвином, а затем вернулся в Париж. Франклин мечтал для внука о карьере издателя-типографа. Так что в Париже мальчик обучался типографскому делу под руководством Ф.А. Дидо, человека, который первым освоил печать на веленевой бумаге. Не забыли и классическое образование Бена. В 13 лет мальчик уже переводил с латыни Саллюстия, Теренция и Цицерона, читал Новый Завет на греческом [Smith 199G: SS; Tagg 1991: 31]. Полли Хьюсон, приятельница его деда, описывала 15-летнего Бена Бейча как «одного из самых приятных юношей, какого когда-либо знала... с чувствительными и мужественными манерами и без всякой примеси фатовства» (цит. по: [Daniel 2GG9: 114]). Сверстники же отмечали его бойцовский темперамент. Бен получил прозвище Громоотвод-младший. Друзья также называли его «маленьким тираном» (Little Kingbird), в честь американской певчей птички, известной своей агрессивностью и бесстрашием.
Высшее образование Бен получил уже на родине, в Пенсильванском университете. В это время он был всего лишь беспечным юношей, интересовавшимся разве что котильоном и ухаживанием за очаровательной креолкой Маргарет Марко, дочерью вест-индского плантатора (и своей будущей женой). Все изменилось для него после смерти Франклина, последовавшей в 179G г. В последние месяцы жизни Франклина внук буквально не отходил от него. Потеря обожаемого деда заставила юношу переосмыслить всю свою жизнь. В какой-то мере ему хотелось доказать, что его недаром назвали в честь великого философа и политика. Он решил заняться той самой профессией, которую избрал для него Франклин. Выбор облегчался тем, что Бейч унаследовал от деда не только имя, но и типографию с лучшим оборудованием, какое только можно было достать в США, в том числе два печатных станка, в то время как большинство американских редакторов имели лишь по одному [Tagg 1991: 93].
Для начала молодой редактор обратился к банкиру Р. Моррису с просьбой выхлопотать правительственную субсидию для его будущей газеты, но получил отказ. И все же в сентябре 179G г. Бейч начинает выпуск собственного периодического издания. Как было принято, он анонсировал свой проект в рекламном проспекте, где обещал соблюдать «самую строгую беспристрастность». Своих корреспондентов он просил излагать свои мысли «сдержанно и пристойно», помня об общественном благе [Bache 179G]. Историки не могут с уверенностью определить позицию Бейча на этом раннем этапе. Молодой журналист не сразу нашел свое место в формирующемся пространстве политической прессы США. В 179G г. здесь уже определились два полюса, соответствовавшие двум политическим партиям. Правящие федералисты озвучивали свои идеи через «придворную» «Gazette of the United States» Джона Фенно. Оппозиционеры - джефферсоновские республиканцы - полагались на пропагандистские таланты Филиппа Френо и его «National Gazette». Что касается Бейча, то он поначалу был очень осторожен. Его газета получила нейтральное название «General Advertiser» и не менее нейтральный подзаголовок: «Политический, коммерческий, сельскохозяйственный и литературный журнал». Девизом своего детища новоиспеченный редактор избрал перечисление подразумеваемых качеств газеты: «Истина, благопристойность, полезность». Позже титульный лист украсило латинское выражение «Surgo ut prosim» - «Я встаю, чтобы помочь». На страницах нового издания появлялись статьи в поддержку федералистского лидера Александра Гамильтона и его экономической программы.
Историк Дж.Д. Тэгг полагал, что оптимистические передовицы отражали скорее еще неустоявшееся положение Бейча как журналиста, чем его подлинные взгляды
[Tagg 1976: 196]. Другие современные исследователи описывают раннюю стадию издательской деятельности Бейча как откровенно федералистскую; ставят его рядом с таким пламенным гамильтоновцем, как Дж. Фенно, издатель «придворной газеты» правящей партии [Daniel 2009: 116-117]. Кажется, того же мнения держался Т. Джефферсон. Критикуя обилие федералистских статей в газете Бейча, он с раздражением замечал, что «в двух номерах Френо содержится больше полезного, чем в бейчевских шести» [Jefferson 1950-2014: vol. 22: 294]. Исследования А. Шерра показывают, что Джефферсон, заботливо пестовавший «National Gazette» Ф. Френо, был подчеркнуто равнодушен к издательским начинаниям Бейча [Scherr 2013: 279283]. А. Шерр связывает переход Бейча к критике администрации Вашингтона с дебатами вокруг договора Джея [Scherr 2013: 246-247]. Однако представляется, что и Джефферсон, и современный историк оценивали позицию Бейча не совсем верно.
«Беспристрастность» журналиста считалась в просвещенческой культуре идеалом, к которому следовало стремиться... хотя бы на словах. К тому же Бейч, видимо, в это время разделял оптимистические ожидания, связанные с победой в Войне за независимость и успешным принятием конституции 1787 г. Он прибегал к вергилиевскому образу «нового ряда веков» - золотого века: «Новый, счастливый ряд веков начинается ныне. Справедливость грядет с небес, куда ее вынудили удалиться люди. Руки работника заняты благотворным трудом. Наши порты заполнены нашими собственными судами. Сельское хозяйство поощряется. Вашингтон правит нами с достоинством и мудростью, на какие только способен человек. Вновь проявится здравая политика Адамса, и выдающиеся таланты Джефферсона найдут себе применение» [General Advertiser: Nov. 27, 1790]. Но такая благодать продлилась недолго.
Взгляды Бейча отнюдь не были федералистскими. Он не разделял гамильтоновское видение индустриализированной, капиталистической Америки. Его воззрения определялись воззрениями его деда; и симпатию к Франции, и демократизм (и, пожалуй, талант хлесткой иронии) он унаследовал именно от Франклина. У федералистов были основания называть его якобинцем. По своим политическим взглядам Бейч был последовательным эгалитаристом. «Сделайте распределение собственности настолько равным, насколько возможно, или же дайте [неимущим] эквивалентные преимущества, и тогда человечество немедленно станет добродетельным», - писал он [General Advertiser. July 7, 1791]. Расхождение с правящей партией было неизбежным. Газета Бейча приобретала жестко республиканскую направленность и все более острый полемический тон.
Уже в 1792 г. появляются скептические нотки в отношении «достоинства и мудрости» президента. Бейчевское поздравление с 60-летним юбилеем последнего гласило: «Пока американцы ощущают блага свободы и чистого республиканского правления, этот день будет памятен, как один из самых благоприятных в их календаре» [General Advertiser. Febr. 22, 1792]. Здесь уже подразумевалось, что правление Дж. Вашингтона не обязательно связано с «благами свободы», а день его рождения, возможно, не всегда будет восприниматься как праздник.
Самое же серьезное расхождение Бейча с федералистами касалось внешней политики, и это ярче всего проявлялось в его отношении к Французской революции.
Все газеты 1790-х годов, без исключения, уделяли огромное внимание внешней политике. Согласно данным, приводимым К. Лист, международные новости составляли в «Gazette of the United States» 57%, в «Aurora» 62% всех сообщений [List 1983: 16]. Новости из Европы представляли особый интерес для американской публики. Федералистская газета «Minerva» иронизировала: «Долгое время - по меньшей мере десять дней - у нас нет никаких кровавых новостей из Европы. Каким тоскливым
местом стала кофейня! Как жалко выглядят наши газеты!.. Каким нетерпеливым кажется любой из посетителей кофейни! Он берет газету, находит там сентиментальное эссе, законодательный акт или какой-нибудь отрывок - и отбрасывает листок с возгласом: "Фу! Никаких новостей! Да эти газеты и читать не стоит!"... А вот когда полмиллиона европейцев дерутся и уничтожают друг друга, десять тысяч гибнут в один день, захвачено двести пушек, города сожжены или разграблены, форты взяты штурмом, суда взорваны - вот это другое дело, это новость» (перепечатка: Gazette of the United States. Aug. 5, 1794). Но тайна привлекательности европейских новостей заключалась, конечно, не только в их сенсационном, драматическом характере. Отношение к революции за океаном поляризовало американское общество, становилось фактором размежевания политических партий.
Первые сообщения о собрании Генеральных штатов и падении Бастилии были встречены в США с полным одобрением. И это было естественно. Общественное мнение США не могло отреагировать на начавшуюся Французскую революцию иначе, нежели с восторгом. В рамках сложившейся культуры образ революции был героизирован, борьба за свободу считалась неотъемлемым правом каждого народа. Столь же естественно для американцев было увидеть в происходящем за океаном продолжение своей собственной Войны за независимость. К тому же американское влияние во Франции действительно присутствовало, особенно на первых этапах революции. Французы пытались заимствовать элементы американских конституций, политические идеи, терминологию; даже название Национального конвента было заимствовано у американцев, по образцу Конституционного конвента 1787 г. Имел место и обратный процесс: американцы охотно заимствовали французские бытовые новации. На улицах американских городов не редкостью было увидеть трехцветные кокарды или услышать обращение «гражданин». Заимствование происходило тем легче, что обе страны принадлежали к единому цивилизационному пространству. Одна и та же идеология Просвещения стала основой их политической практики. Не случайно современные историки говорят о формировании трансатлантического сообщества радикалов [Cotlar 2000: 196]. Бейч и его единомышленники ощущали это очень остро.
Федералисты довольно скоро перешли от одобрения к настороженности, а там и к настоящему страху перед «якобинизмом». А вот позиция республиканцев была последовательно профранцузской. Т. Джефферсон писал: «Чтобы дело свободы [ и Французской революции] не было проиграно , я скорее согласился бы увидеть полмира опустошенным; даже если бы в каждой стране уцелели только Адам и Ева, но они были бы свободными, это было бы лучше, чем то, что есть сейчас» [Томас Джефферсон 1992: 281]. Примерно того же мнения придерживался Бейч. Он рассматривал Французскую революцию как событие мирового значения, чью важность для США переоценить невозможно: «Вероятно, от установления или падения свободы во Франции будет зависеть долговечность республики в Новом свете» [General Advertiser. July 26, 1793].
В 1791 г. вышел памфлет Пейна «Права человека», полемизирующий с консервативной концепцией Э. Бёрка. Бейч немедленно присудил Пейну пальму первенства в этом споре, объявляя, что на стороне «Прав человека» - правда и справедливость, а следовательно, всякое неразвращенное сердце [General Advertiser. June 4, 1791]. Он и сам вмешался в полемику, раскритиковав близкую к Бёрку позицию «Публиколы» (своего бывшего школьного приятеля Дж.К. Адамса).
Сам он восторгался событиями во Франции: ему казалось, что мир деспотизма рушится на его глазах. Он мечтал об альянсе двух республик, способном обеспечить распространение свободы по всему земному шару. «Подумайте о безмерной энергии принципов, - писал он на страницах своей газеты, - и окиньте взглядом вселенную!
Затем подумайте о ходе событий и взгляните, что сулит нам будущее! Союз защитников свободы против коварных приверженцев деспотизма, объединение их сил в разных уголках земли (...) - вот что ныне поражает воображение. Приближаются конвульсии мира, всеобщее землетрясение, и они, несомненно, опрокинут колосс деспотизма» [General Advertiser. Aug. 16, 1793]. Разумеется, при таких убеждениях Бейч полностью оправдывал войны революционной Франции с державами коалиции и не принимал федералистских рассуждений по поводу нейтралитета и пагубности вступления США в европейские конфликты.
Бейч противопоставлял справедливость французского дела как дела свободы и «низменные мотивы» антифранцузской коалиции, намеренной «сковать цепи для тысяч людей», и не сомневался в победе Франции [General Advertiser. Sept. 18, 1792].
Романтические фантазии на тему мировой революции одолевали Бейча. Он рассчитывал, что войска антифранцузской коалиции проникнутся принципами свободы и не станут воевать против революционной Франции. «Французам нужно лишь сказать германским войскам: "Неужели вы хотите скорее умереть рабами, чем жить свободными?" И тогда солдаты повернут назад и направятся в Вену, чтобы помочь там сформировать конституцию для собственной страны. Они примут права человека как фундаментальный принцип, они отвергнут ложные права монарха, как несовместимые с первыми. Они научат Леопольда, что суверенитет принадлежит народу, а короли лишь до тех пор остаются королями, пока народ заинтересован в том, чтобы они были таковыми» [General Advertiser. Oct. 21, 1793].
Интересно, что, в отличие от большинства американских политиков, не желавших вникать в различия между французскими партиями, Бейч их четко различал. Причем предпочтение отдавал самой радикальной из них - якобинцам. Именно их американский редактор считал истинными друзьями конституции, свободы и равенства. Что же до эксцессов революции, то они в глазах редактора и авторов статей «Aurora» были неизбежным и преходящим следствием столетий абсолютной монархии [General Advertiser. June 21, July 5, Aug. 9, Sept. 20, 1792]. И в то же время ему импонировала внешняя политика жирондистов, гармонировавшая с его собственными идеями мировой революции. Бейч описывал восторженный прием французского посла Эдмона Женэ в Филадельфии и заключал: «Толпы граждан, стекавшиеся со всех улиц города, чтобы приветствовать посла у парома Грея, доказали ему, что пенсильванцы не отстают от своих соотечественников в других штатах. Мы не сомневаемся, что любезность и популярность гражданина Женэ завоюют уважение обитателей нашей страны и нашего города и наполнят их благодарностью к нашим великодушным союзникам, защитникам прав человека» [General Advertiser. May 14, 1793].
Женэ, как известно, заслужил острую критику современников и историков, поскольку не стеснялся вмешиваться в политическую борьбу в США и пытался завербовать американских добровольцев, чтобы отвоевать Луизиану и Канаду. Мэдисон сетовал: «Поведение Женэ. столь же необъяснимо, сколь и неприятно. Его эффект чувствуется по изумлению и отвращению тех, кто предан делу Франции и считал ее посла орудием сближения, а не отчуждения двух республик. Эти чувства усугубляются всеобщим и привычным почтением к президенту. Англиканская партия, как вы можете предположить, старается ухудшить дело, повернуть общественное мнение против Франции, а стало быть - в пользу Англии» [Madison: 1962-1991: vol. 15: 92]. Лидеры джефферсоновской партии вынуждены были отмежеваться от излишне пламенного революционера. Зато ведущие республиканские газеты оставались в этом конфликте на стороне французского посла. Бейч также преданно защищал действия Женэ, утверждая, что Прокламация не имеет силы закона и не может быть чем-то
иным, нежели личным мнением президента. Он полностью оправдывал действия Женэ, считая, что тот действовал в рамках американо-французского союзного договора [General Advertiser. July 11, 1793].
Но подлинным расцветом для его газеты стала полемика вокруг договора Джея. В 1793 г. Джефферсон покинул пост госсекретаря, и это событие самым печальным образом отразилось на судьбе ведущей республиканской газеты «National Gazette»: она осталась без финансирования и вынуждена была закрыться [Smith 1977: 15; Mott 1962: 124-127]. «General Advertiser» заняла опустевшую нишу.
Знаком перемен стала смена имени. Невыразительное «General Advertiser» было отныне отброшено. С 1794 г. газета получила броское название «Aurora» - «Заря» (федералисты, которых Бейч немало раздражал, немедленно перекрестили «Aurora» в «Люцифера»). Формулируя свои цели, редактор обыгрывал концепт света/просвещения: «"Aurora", насколько это в силах редактора, будет распространять свет в сфере своего влияния - рассеивать тени невежества и туман заблуждений и тем самым укреплять прекрасное здание свободы» [Aurora. Nov. 8, 1794].
Во времена своего процветания «Aurora» выходила шесть раз в неделю и имела тираж до 1700 экземпляров [Burns 2006: 113] - не рекордный, но вполне солидный для американской газеты того времени. (Средний тираж в это время составлял 600-700 экз. [Bingham 1950: 19-20].) На своих страницах Бейч публиковал дебаты в Конгрессе, что составляло для любой газеты того времени стабильный способ привлечения аудитории. Бесплатные экземпляры «Aurora» можно было увидеть в тавернах. Конгрессмены-республиканцы злоупотребляли своим правом франкирования корреспонденции (которое вообще-то относится только к деловой переписке), чтобы рассылать ее по всей стране [Scherr 2013: 244-245]. К тому же материалы «Aurora» широко перепечатывались. В течение месяца они появлялись в газетах от Массачусетса до Северной Каролины, от атлантического побережья до Кентукки и западных границ Пенсильвании. Федералистская «Connecticut Courant» позднее комментировала: «Что ни появляется [в «Aurora»], то аккуратно копируют другие... Читают немногие, но основные мысли повторяют другим, и этим путем не только распространяются идеи, но и создается совершенный союз мнений. Удивительно замечать, с какой пунктуальностью и быстротой те же самые убеждения проникают и повторяются у нашего народа от самых верхов до низов» [Connecticut Courant. Aug. 18, 1800]. Так что влияние газеты не измерялось только числом подписчиков.
Новостные колонки в газете с 1794 г. вел (под скромной подписью «от корреспондента») Дж.Т. Каллендер, настоящий папарацци своей эпохи [Tise 1998: 52]. Именно он вытащил на свет скандальный адюльтер А. Гамильтона с Марией Рейнольдс и связь Т. Джефферсона с рабыней Салли Хеммингс (первый из этих скандалов «Aurora» подробно осветила, второй - нет). Едкие остроты Каллендера становились визитной карточкой «Aurora».
Исследователь Дж. Пэсли подчеркивал, что «Aurora» в буквальном смысле конструировала республиканскую партию [Pasley 2001: 96]. В это время партии были аморфными образованиями, объединявшими конгрессменов со сходными взглядами и их избирателей. Партийные структуры находились в стадии формирования. В этих условиях газета, подобная «Aurora», была поистине коллективным пропагандистом и коллективным организатором. Здесь можно было найти программные установки республиканской партии, резолюции политических митингов, сведения о республиканских банкетах, результаты выборов и т.п. Словом, читатели Бейча составляли некое воображаемое сообщество, которое и было в конечном итоге республиканской партией.
О нейтралитете больше не было речи. Со страниц бейчевского издания раздавалась все более резкая критика президента Вашингтона и его администрации. Редактор обвинял президента в стремлении к реставрации монархии. В январе 1793 г. Бейч опубликовал сатирическое объявление, предлагающее вакансию «национальному поэту-лауреату». Кандидат на должность должен был уметь писать оды «приемам, гостиным, величественным кивкам вместо рукопожатий, должностным титулам, отстраненности от народа и т. д.» [General Advertiser. Jan. 2, 1793]. Сатира явным образом метила в Вашингтона, который именно так моделировал этикет президентской власти. В одной из статей также описывался фермер, который посетил Филадельфию и увидел там карету, запряженную шестеркой гнедых. Наивный сельский житель вообразил, что видит выезд принца, но это оказался президент США [General Advertiser. Jan. 29, 1793]. Критике подвергались и празднования дней рождения Вашингтона, очевидным образом восходившие к прежней традиции монарших юбилеев [General Advertiser. Febr. 5, 1794].
В полемику вокруг договора Джея «Aurora» включилась со всей энергией и яростью, какие в предшествующие годы демонстрировала «National Gazette». Договор был для США неблагоприятным. Договор ликвидировал напряженность в отношениях между Великобританией и США, которая, как опасались федералисты, могла привести к войне. На 12 лет экономические отношения двух стран устанавливались на основе «взаимной и полной свободы судоходства и торговли». На практике это означало, что Великобритания более чем на десятилетие гарантировала себя от протекционистских тарифов со стороны США. Ее же уступки американцам были менее значительны: снимался запрет на торговлю с британской Вест-Индией. Однако разрешение касалось лишь судов водоизмещением до 70 тонн; к тому же они могли ввозить патоку, сахар, хлопок, какао и кофе только в США. Кроме маленькой уступки в отношении Вест-Индии, Англия обязывалась вывести войска из западных фортов (и летом 1796 г. это обязательство было выполнено). Подтверждалось право навигации обеих сторон по Миссисипи.
Однако Соединенным Штатам запрещалось принимать каперские корабли враждебных Англии стран. Англия сохраняла за собой право захватывать французские товары (включая продовольствие), перевозимые на американских судах. Английская сторона отвергла предложения, запрещавшие использовать в англо-американских конфликтах индейские племена. Дж. Джею не удалось разрешить вопрос о насильственной вербовке американцев в английский флот. Не было в договоре и упоминаний о компенсации за рабов, увезенных англичанами во время Войны за независимость [Treaties 1931-1948: vol. 2: 245-267].
Республиканская пресса постаралась заранее создать негативный образ договора. Абигайль Адамс не без оснований заметила: «Если бы это был договор, ниспосланный с небес, чтобы провозгласить на земле мир и в человецех благоволение, все же нашлось бы порядочное число демонов, готовых скрежетать зубами и разорвать его в клочья, если смогут» [A. Adams to J. Adams. Febr. 21, 1795: Adams Family Papers]. Критика началась уже с момента назначения Джея чрезвычайным посланником в Великобританию. Историк С.Ф. Бемис полагал, что федералисты не могли бы сделать выбора, более благоприятного для англичан [Bemis 1962: 286]. Республиканцы думали так же. «Aurora», например, критиковала назначение Джея, ссылаясь на его общеизвестную пробританскую позицию [General Advertiser. Apr. 19, 18, May 9, 1794]. Его поведение в Лондоне, по мнению республиканцев, было и «малодушным», и достойным «придворного лизоблюда». Например, когда до США дошел слух, что во время приема у королевы Джей поцеловал ей руку, республиканская пресса раздула из этого эпизода громкий скандал. По мнению оппозиции, за такое унижение
перед монархиней американский посланник заслужил, «чтобы его губы иссохли до костей» [Aurora. Nov. 18, 1794; Boston Independent Chronicle. Nov. 3, 10, 13, 1794].
Так или иначе, 18 ноября 1794 г. договор был подписан. Сессия Сената, посвященная его обсуждению, началась 8 июня 1795 г. В верхней палате большинство было за федералистами, и все же правящей партии с трудом удалось набрать 2/3 голосов, необходимых для его ратификации. Комментарий Бейча был ядовитым: «Незаконнорожденный ублюдок тьмы едва набрал конституционное большинство, необходимое для ратификации» [Aurora. June 26, 1795].
Федералист Фишер Эймс пророчил: «Успех м-ра Джея укрепит мир за границей и разожжет войну внутри страны» [Ames 1983: vol. 2: 1101]. Он не ошибся. Дальнейшее довольно саркастически изложил в своей газете Фенно: «И смотрите: когда вернулся Джейхэм из своего посольства и доложил обо всем, что сделал он, согласились с ним верховный правитель и старейшины народа; но недовольны были сыны велиаловы и анархиты... И тогда сыны велиаловы и анархиты собирались в темных местах града сего и написали бумагу, кою наполнили ложью и оскорблениями против договора, что заключил Джейхэм, и против верховных правителей и старейшин народа» [Gazette of the U.S. Sept. 1, 1795].
Правительство пыталось до поры до времени сохранить содержание договора в тайне. Однако один из сенаторов продал свой экземпляр французскому послу П. Аде, а тот передал текст Бейчу. Редактор не упустил своего шанса. 29 июня «Aurora» напечатала подробный пересказ договора [Aurora. June 29, 1795]. Как отмечают историки С. Элкинс и Э. Маккитрик, Бейч идеально рассчитал время и психологический эффект своего выступления. Публикация вышла накануне традиционных политических митингов 4 июля и не могла не стать главной темой обсуждения. К тому же общественность рассуждала примерно так: раз правительство что-то скрывает, то это что-то наверняка пагубно [Elkins, McKitrick 1993: 420]. Кампания республиканцев разгорелась с новой силой. Республиканские редакторы, прежде всего Бейч, приложили немало усилий для организации протестов [Tagg 1991: 248-249; Pasley 2001: 91]. В Филадельфии в июле 1795 г. прошли три антиджеевских митинга. В ходе первого из них сожгли чучело Джея, в ходе третьего сожгли копию договора под окнами английского посла Хэммонда и разбили окна в доме сенатора-федералиста У. Бингэма [Dunlap and Claypool's American Daily Advertiser. July 18, 25, 28, 1795; Columbian Centinel. July 25, 1795; American Minerva. July 17, 25, 1795; Ames 1931: 58-60]. Подобные же митинги состоялись и в других городах, кое-где - при личном участии Бейча. Он писал жене о полном успехе своих усилий в Бостоне, где по его инициативе собрался митинг в Фанейл-холл: «Я надеюсь, что каждый город в Союзе последует этому примеру; это важнейший кризис в наших делах, и многое зависит от наших усилий в настоящий момент» (цит. по: [Daniel 2009: 137]). Действительно, возмущение охватило всю страну. Повсюду жгли копии договора, гильотинировали и вздергивали на виселицу чучело Джея [Плешков 1984: 260-263].
В августе «Aurora» даже распространяла слух о возможной сецессии Виргинии и угрожала распадом Союза в случае, если президент подпишет договор [Aurora. Aug. 14, 17, 1795]. Но это не подействовало. В середине августа Вашингтон поставил свою подпись. Республиканец Н. Эймс изливал негодование в своем дневнике: «Вашингтон бросает вызов тому суверену, который сделал его тем, что он есть, и который может низвергнуть его снова» [Ames 1931: 63]. «Aurora» же комментировала: «Президент вознаградил народ Соединенных Штатов за доверие и любовь, нарушив конституцию, заключив договор с ненавистной американцам державой и приняв воззвания к нему против договора с самым откровенным презрением. Людовик XVI, в зените своей власти и блеска, никогда не наносил своим
подданным столь сильного оскорбления» [Aurora. Aug. 22, 1795. Ср.: Aurora. Sept. 21, Nov. 2, 23, 1795; Boston Independent Chronicle. Sept. 3, 1795]. Вплоть до весны 1796 г. президента критиковали на страницах «Aurora» авторы под псевдонимами Велизарий, Питтак, Аттик, Хэнкок, Валерий.
Президентские выборы, прошедшие в том же году, также не прошли мимо внимания Бейча. «Aurora» так подводила итоги вашингтоновского президентства: «Заявления (т.е. прощальное послание Вашингтона. - М.Ф.) ничего не стоят, если вспомнить, что нынешняя администрация была всего лишь администрацией заявлений. Заявляли о своем республиканизме, а практиковали аристократизм и монархию. Заявляли о симпатии и интересе к великой нации, нашему союзнику, борющемуся за свободу, но были по-настоящему преданы делу коалиции деспотов. Заявляли о нейтралитете, но были искренне и горячо привязаны к Великобритании. Что за славная восьмилетняя администрация!!!» [Aurora. Dec. 17, 1796].
Новый президент Дж. Адамс, который занимал в федералистской партии более умеренную позицию, поначалу рисовался в куда более благоприятных тонах. Одна из статей в «Aurora» имела оптимистический заголовок «Новая эра» и поздравляла «друзей республиканской добродетели» с «благоприятными перспективами, открывающимися перед ними в речах президента Джона Адамса и вице-президента Томаса Джефферсона» [Aurora. Mar. 10, 1797]. Бейч провозглашал Адамса «другом Франции и мира, поклонником республиканизма и врагом партий». Он намечал для нового президента желательную программу действий: не становиться во главе партии, назначать на ключевые посты людей талантливых, а не просто принадлежащих к его партии [Aurora. Febr. 22, 1797]. В этом смысле Адамс противопоставлялся надменному и пристрастному Вашингтону. И, конечно же, от нового президента ожидали отмены договора Джея. Бейч призывал: «Американцы, задумайтесь! Время высказать федеральному правительству почтительным, но твердым тоном, ваши чувства по поводу угрожающего состояния дел страны. Пусть президент знает, что вы ничего так не желаете, как мира и дружбы с Францией, ничего так не осуждаете, как войну с этой республикой или наступательный и оборонительный союз с Великобританией. Если британский договор был ценой мира и дружбы, во имя Господа, пусть он исчезнет. Он был основан на беззаконии, проведен интригой и коррупцией, и нет способа исцелить нашу раненую честь, восстановить наше разрушенное доверие, кроме как отменить статьи этого проклятого договора» [Aurora. Mar. 15, 1797].
Возможно, справедлива точка зрения А. Шерра, который связывает поддержку Дж. Адамса со стороны «Aurora» с заботой Б.Ф. Бейча о стабилизации новорожденной американской нации. Историк также подчеркивает: Бейч принадлежал к переходному поколению, жившему между колониальным прошлым и независимым, республиканским будущим. Отсюда его колебания, его стремление видеть в Адамсе аналог болингброковского «короля-патриота» [Scherr 1995: 504, 520-521].
Так или иначе, разочарование наступило быстро. В 1797 г. «Aurora» дает Адамсу насмешливую кличку «президент тремя голосами» и горько жалуется на то, что Адамс якобы обманул народ своей видимой беспристрастностью [Aurora. May 19, 1797]. Конечно, бейчевская оценка второго президента США с самого начала была совершенно ошибочной. В 1790-х гг. Адамс занимал консервативную позицию. Его «Рассуждения о Давиле» были посвящены естественности аристократии и резко контрастировали с «якобинским» эгалитаризмом Бейча. Как президент, Адамс также не мог быть «другом Франции». Договор Джея и бесцеремонность Талейрана в обращении с американскими дипломатами привели к обострению отношений двух республик
(см. подробно: [Краснов 2000: 251-322]). В конечном итоге между двумя странами возникла необъявленная война (в историографии она известна как «квазивойна»).
Федералистская пресса предупреждала читателей, что судьба «республик-сестер» - подневольных сателлитов Франции - отнюдь не завидна. Часто упоминалась история Гельветической республики (Швейцарии), которая началась в апреле 1798 г. и, следовательно, была для американцев того времени актуальной новостью. Гельветическая республика стала объектом бесцеремонного обращения со стороны французов: они наложили на кантоны значительную военную контрибуцию и присоединили Женеву к французской территории. Сопротивление швейцарцев было подавлено. В августе 1798 г. Гельветическая республика превратилась в вынужденного союзника Франции и вдобавок ко всему стала основным театром боевых действий следующего года. У. Коббет патетически восклицал: «Представьте себе (ибо описать это невозможно) разоренное, жалкое, безмерно унизительное положение швейцарских кантонов. И пока ваше воображение полно этой картиной, вспомните, американцы, что такими будут Соединенные Штаты, если вы не стряхнете с себя дремоту» [Porcupine's Gazette. Apr. 23, 1798].
Принято считать, что федералисты опасались прежде всего влияния на США радикальных идей Великой французской революции. Действительно, к 1798 г. консерватизм федералистской партии стал вполне отчетливым. Тема пагубного «якобинского» влияния достаточно часто возникала в федералистских статьях и памфлетах. Но, например, «Gazette of the United States» Фенно скорее старалась доказать, что республиканизм Директории фальшив. Типичным было, например, такое сообщение: «Среди французских судов, взорванных сэром Горацио Нельсоном, было судно «Народный суверенитет». Более тысячи французских республиканцев взлетели на воздух, исполняя замыслы пяти безумных тиранов, - вот хороший комментарий к идее народного суверенитета» [Gazette of the U. S. Nov. 30, 1798]. Подчеркивалось, что в самой Франции выборы проходят под контролем военных, что Директория полностью коррумпирована, а о подлинном республиканизме речи нет. Постоянно эксплуатировалась тематика якобинского террора (хотя в самой Франции якобинцы уже были отстранены от власти и сами подвергались репрессиям). Историк Р.Х. Кливз, анализируя антиякобинский дискурс 1790-х гг., пришла к выводу, что нарратив террора в США после 9 термидора стал еще более гротескным, чем при жизни Робеспьера, и сравнивала его стилистику с готическим «романом ужасов» [Cleves 2009: 87, 96-103].
Почему-то повышенным вниманием федералистских редакторов пользовался Ж.П. Марат, к тому времени уже покойный. В одном из номеров «Porcupine's Gazette» ему была посвящена большая статья, в которой говорилось, в частности, что при жизни этот политик ежедневно требовал по 300 000 голов и что в результате на гильотине погиб один миллион человек (что было грубым преувеличением). Далее следовала хвала «бессмертной Корде» и заодно термидорианским властям, выбросившим прах Марата из Пантеона [Porcupine's Gazette. May 29, 1798]. Никакой связи с событиями «квазивойны» редактор здесь найти не смог; но образ Марата становился удобным пугалом в качестве олицетворения якобинизма. Мрачная фантазия Коббета, Т. Дуайта и других федералистских авторов поистине не знала границ. Французам приписывались самые разнообразные преступления, вплоть до убийства младенцев и каннибализма. Коббет живописал церкви, заваленные изрубленными трупами, «алтари, забрызганные кровью и мозгами», и уверял, что добрыми патриотами во Франции считаются лишь те, кто «способен выпить стакан горячей человеческой крови» или угощает друзей мозгами аристократа [Cobbett 1797: 10, 111, 113]. Похоже, что на федералистов в самом деле повлияла традиция готического романа.
В рекламных блоках то и дело проскальзывали объявления о продаже барабанов, военной формы и знамен; видимо, товар пользовался повышенным спросом. Повсюду устраивались митинги и патриотические банкеты, создавались комитеты бдительности. Толпы людей на улицах американских городов изо дня в день скандировали федералистский лозунг: «Миллионы на оборону, ни цента на взятки!» Весной 1798 г. жители Чарльстона собрали на нужды обороны 100 тыс. долл.; сбор денег проводился в Нью-Йорке и Филадельфии [Ray 1983: 389-412; Краснов 2000: 326-327].
В данных обстоятельствах федералисты отнюдь не были настроены на терпимость по отношению к оппонентам. В американской политической культуре XVIII в. существование оппозиционной партии вообще воспринималось как аномалия. Что уж говорить о напряженной обстановке «квазивойны»! «Columbian Centinel» объявляла каждого, кто противодействует администрации, «анархистом, якобинцем и предателем» [Columbian Centinel. Oct. 5, 1798]. Лидеров республиканской партии Дж. Мэдисона и Т. Джефферсона открыто именовали французскими агентами. Один из федералистских тостов того времени звучал так: «Да сокрушит он (Адамс. - М.Ф.), подобно Самсону, тысячи французов челюстью Джефферсона» [Simon 2003: 52].
Частью подготовки к войне было и принятие летом 1798 г. ряда чрезвычайных законов, инспирированных крайними федералистами. Срок натурализации иностранцев был увеличен с пяти до четырнадцати лет. Была введена система регистрации всех лиц, не имеющих гражданства. Закон об иностранцах предоставлял президенту право высылать из страны лиц, не имевших американского гражданства, если президент считал их «опасными» для США. Закон о враждебных иностранцах должен был вступить в силу в случае объявления войны. Он уполномочивал президента арестовывать, заключать в тюрьму или высылать из страны подданных враждебных США государств. Закон о подстрекательстве к мятежу предусматривал крупный денежный штраф и тюремное заключение на срок до двух лет за сочинение и распространение «клеветнических» материалов, направленных против правительства, Конгресса и президента США.
На практике, впрочем, применение чрезвычайного законодательства было довольно ограниченным. Ни один человек не был выслан из страны по закону об иностранцах, хотя тысячи французов сочли необходимым покинуть США по собственной инициативе. По закону о подстрекательстве к мятежу за два года было арестовано около 25 человек и осуждено десять. Правда, при этом преследованию подверглись редакторы ведущих республиканских газет.
Бейч был одним из тех, в кого метил Закон о подстрекательстве. Федералисты видели в нем заклятого врага. Абигайль Адамс без стеснения называла его иностранным агентом: «Вы увидите, как французские эмиссары в каждом уголке Союза сеют и распространяют мятеж. У нас есть новые сведения об их плане клеветать на президента, его семью, его администрацию, пока он не будет вынужден уйти, и тогда они смогут царить победоносно, возглавляемые Человеком из Народа (Джефферсоном. - М.Ф.)» [Adams 1947: 146-147].
Бейч мало что смог противопоставить агрессивной риторике федералистских газет. И все же он последовательно поддерживал Францию и критиковал президента. Термидорианский переворот, низвергнувший якобинцев, не изменил позиции американского редактора. С его точки зрения, казнь Робеспьера и его сторонников доказывала лишь, что «французская революция или свобода любого народа не зависят от существования отдельного человека» [Aurora. Oct. 20, 1794]. Он сравнивал организацию исполнительной власти в США и во Франции и отдавал предпочтение французской модели: «Какое зло в коллективной Директории, постоянно обновляемой?» [Bache 1797: 35]. Ожесточение федералистов против Франции Бейч
считал ничем не обоснованным. В качестве иронического комментария к воинственному посланию президента в мае 1797 г. редактор предполагал, что сторонники «накормили его (Адамса. - М.Ф.) из перечницы, чтобы довести его нервы до нужного антигалльского тона» [Aurora. May. 19, 1797]. Бейч подсчитывал вероятные убытки от военных действий и неустанно критиковал «воинственного» президента.
Разумеется, он подверг осуждению также Хакон о подстрекательстве к мятежу. Он считал, что данный закон прежде всего не отвечает принципам конституционализма и демократии. «Aurora» провозглашала: «Если правительство установлено для блага народа, никакой закон не должен причинять ему ущерб. Одно из первых прав свободного человека - говорить или публиковать свои мысли. Если правительство, основанное на воле народа, издает ордонанс, ограничивающий это право, то здесь такое же преступление, как если бы народ антиконституционным способом лишил правительство одного из делегированных ему полномочий» [Aurora. July 16, 1798]. В данном вопросе с Бейчем и другими джефферсоновцами XVIII в. солидаризируются современные политики и политологи. Показательно, что в 1964 г. Верховный суд объявил, что по современным стандартам Закон о подстрекательстве не мог быть признан конституционным [New York Times Co. vs. Sullivan, 376 U.S. 254 (1964)]. Вполне можно согласиться с американским историком Дж. Пэсли: именно «Aurora» и два ее редактора - Бейч и его преемник У. Дуэйн - заложили основу американского понимания свободы печати [Pasley 2008: 7].
Между тем Абигайль Адамс пророчила дерзкому журналисту печальную судьбу: «Так в Писании издевались над пророком, и хотя медведи не пожрут негодяя, гнев оскорбленного народа однажды разразится над ним» [Adams 1947: 167]. Ждать исполнения «пророчества» пришлось недолго. Федералисты даже не стали дожидаться, пока Закон о подстрекательстве к мятежу вступит в силу. Адамс еще не успел поставить под биллем свою подпись, а Бейч уже был арестован. Он обвинялся в клевете на президента и администрацию, подстрекательстве к мятежу и противодействию законам [Aurora. June 27, 1798].
В условиях, когда общественное мнение было безоговорочно на стороне федералистов, республиканские редакторы сходили не только за «якобинцев» и «анархистов», но и за французских агентов. Еще в 1796 г. У. Коббет (самое ядовитое перо федералистской партии) обвинял Бейча в получении денег от французского посла Фоше, а в ответ на оправдания писал: «Если вы не прикасались к французским деньгам, если они вас надули и не дали вашей доли, что ж, для нас это немалый сюрприз» [Cobbett 1801: vol. 2: 442]. Во время «квазивойны» толпа угрожала Бейчу. Впрочем, дело ограничилось тем, что разбили стекло в двери редакции [Smith 1990: 160]. В довершение бед Бейч почти обанкротился. В 1798 г. «Aurora» насчитывала 700 подписчиков в Филадельфии, 500-600 в сельской местности и еще 40 в Нью-Йорке. Годовая подписка стоила 8 долларов [Notes 1972: 524]. Но число подписчиков стремительно сокращалось. Редактор поддерживал газету на плаву за счет скромного наследства, полученного когда-то от деда. В 1798 г. он вложил в издание 14,7 тыс. долл. из собственного кармана. Приходилось опасаться долговой тюрьмы [Tise 1998: 261]. Угрожало редактору и репрессивное законодательство. В 1798 г. Бейчу пришлось публично доказывать, что не состоит в переписке с Директорией или Талейраном и не является французским агентом [Bache, Duane 1798]. Как уже говорилось, летом того же года он был арестован в соответствии с законом о подстрекательстве, но вскоре выпущен под залог. Он предстал перед Верховным судом в августе, но заседание вышло кратким: судьи спешили покинуть Филадельфию
из-за вспыхнувшей эпидемии желтой лихорадки [Documentary History 1986-2007: vol. 8: 116-117; Blumberg 2010: 77-79]. До следующего заседания Бейч не дожил.
Эпидемия не заставила редактора «Aurora» приостановить издание. Он клялся, что не прекратит печатать газету, пока лихорадка не свалит последнего человека в издательстве [Tagg 1991: 396]. К несчастью, этим человеком оказался он сам. Б.Ф. Бейч умер в сентябре 1798 г. от желтой лихорадки в возрасте 29 лет.
Но «Aurora» не погибла. Бейча сменил на посту редактора Уильям Дуэйн, не менее твердый республиканец, чем его предшественник.
В 1790-х гг. газеты становятся неотъемлемой частью американской политической системы. Именно они формируют теперь общественное мнение, на поддержку которого должно опираться правительство США. Складывающиеся партии федералистов и джефферсоновских республиканцев не могли пренебречь таким мощным оружием. Существование партийной прессы оказывало и обратное влияние на сами партии: дуэль федералистских и республиканских газет активизировала политическую борьбу в стране и способствовала консолидации партий.
«Aurora» сыграла огромную роль в формировании политического пространства ранней республики. Именно она, наряду с «Boston Independent Chronicle», «National Gazette», «Gazette of the United States», «Porcupine's Gazette», создавала новую традицию партийной прессы. Она формировала риторические практики избирательных кампаний, отражала позицию своей партии во внутренней и внешней политике.
Библиографический список
Краснов Н.А. США и Франция: дипломатические отношения, 1775-1801 гг. М.,
2000.
Плешков В.Н. Внешняя политика США в конце XVIII века. (Очерки англоамериканских отношений). Л., 1984.
Томас Джефферсон о демократии / собр. С.К. Падовер. СПб., 1992.
Adams A. New Letters. 1788-1801 / ed. by S. Mitchell. Boston, 1947.
Adams Family Papers: An Electronic Archive. Massachusetts Historical Society. URL: http://www.masshist.org/digitaladams (дата обращения: 19.03.17).
American Minerva.
AmesF. The Works: 2 vols. / ed. by W.B. Allen. Indianapolis, 1983.
Ames N. Jacobin and Junto, or Early American Politics as Viewed in the Diary of Dr. Nathaniel Ames, 1758-1822 / ed. by Ch. Warren. Cambridge, Mass., 1931.
Bache B.F., Duane W. Truth will out! The foul charges of the Tories against the editor of the Aurora, repelled by positive proof and plain truth, and his base calumniators put to shame. [Philadelphia, 1798].
Bache B.F. Proposals for. the Daily Advertiser, and Political, Commercial, Agricultural and Literary Journal. Philadelphia, 1790.
[Bache B.F.] Remarks Occasioned by the Late Conduct of Mr. Washington. Phila.,
1797.
Bemis S.F. Jay's Treaty: A Study in Commerce and Diplomacy. New Haven -London, 1962.
Blumberg Ph.I. Repressive Jurisprudence in the Early American Republic: The First Amendment and the Legacy of English Law. Cambridge e.a., 2010.
Boston Independent Chronicle.
Burns E. Infamous Scribblers: The Founding Fathers and the Rowdy Beginnings of American Journalism. N.Y., 2006.
Cleves R.H. The Reign of Terror in America: Visions of Violence from Anti-Jacobinism to Antislavery. Cambridge - New York e.a., 2009.
Cobbett W. Porcupines Works; Containing Various Writings and Selections Exhibiting A Faithful Picture of the United States of America. L., 1801.
Cobbett W. The Bloody Buoy, Thrown Out as a Warning to the Political Pilots of All Nations: Or, A Faithful Relation of a Multitude of Acts of Horrid Barbarity, Such as the Eye Never Witnessed, the Tongue Never Expressed, Or the Imagination Conceived, Until the Commencement of the French Revolution. Phila., 1797.
Columbian Centinel.
Connecticut Courant.
Cotlar S. Radical Conceptions of Property Rights and Economic Equality in the Early American Republic: The Trans-Atlantic Dimension // Explorations in Early American Culture. Vol. 4 (2000).
Daniel M. Scandal and Civility: Journalism and the Birth of American Democracy. N.Y., 2009.
Dunlap and Claypool's American Daily Advertiser.
Elkins S., McKitrick E. The Age of Federalism. The Early American Republic, 17881800. N.Y. - Oxford, 1993.
Franklin B. The Papers / ed. by W.B. Willcox. New Haven - London, 1982.
Franklin B. Writings / ed. by A H. Smyth. N.Y., 1905-1907.
Gazette of the United States.
General Advertiser (Aurora).
Jefferson Th. The Papers: 41 vols. / ed. by J.P. Boyd, B.B. Oberg. Princeton (N.J.), 1950-2014.
List K.K. The Role of William Cobbett in Philadelphia Party Press, 1794-1799. Columbia (S.C.), 1983.
Madison J. The Papers. Congressional Series: 17 vols. / ed. by W.T. Hutchinson and W.M.E. Rachal. Chicago - Charlottesville, 1962-1991.
MottF.L. American Journalism: A History: 1690-1960. N.Y., 1962.
New York Times Co. vs. Sullivan, 376 U.S. 254 (1964).
Notes and Documents: The Revival of the Aurora: A Letter to Tench Coxe / ed. by Peter J. Parker // The Pennsylvania Magazine of History and Biography. Vol. 96. No. 4 (Oct., 1972).
Pasley J.L. «The Tyranny of Printers»: Newspaper Politics in the Early American Republic. Charlottesville, 2001.
Pasley J.L. Popular Constitutionalism in Philadelphia: How Freedom of Expression Was Secured by Two Fearless Newspaper Editors // Pennsylvania Legacies. Vol. 8. No. 1 (May 2008).
Porcupine's Gazette.
Ray Th.M. «Not One Cent for Tribute»: The Public Addresses and American Popular Reaction to the XYZ Affair, 1798-1799 // Journal of the Early Republic. Vol. 3 (Winter 1983).
Scherr A. «A Genuine Republican»: Benjamin Franklin Bache's Remarks (1797), the Federalists, and Republican Civic Humanism // Pennsylvania History: A Journal of Mid-Atlantic Studies. Vol. 80. No. 2 (Spring 2013).
Scherr A. «Vox Populi» versus the Patriot President: Benjamin Franklin Bache s Philadelphia Aurora and John Adams (1797) // Pennsylvania History: A Journal of Mid-Atlantic Studies. Vol. 62. No. 4 (Fall 1995).
Simon J.F. What Kind of Nation: Thomas Jefferson, John Marshall, and the Epic Struggle to Create a United States. N.Y., 2003.
Smith C.H. The Press, Politics and Patronage. The American Government's Use of Newspapers. 1789-1875. Athens, Ga., 1977.
Smith J.A. Franklin and Bache: Envisioning the Enlightened Republic. N.Y., 1990. Tagg J. Benjamin Franklin Bache and the Philadelphia Aurora. Philadelphia, 1991. Tagg J. Benjamin Franklin Bache's Attack on George Washington // The Pennsylvania Magazine of History and Biography. vol. 100. No. 2 (Apr., 1976).
The Documentary History of the Supreme Court of the United States, 1789-1800: 8 vols. N.Y., 1986-2007.
Tise L.E. The American Counterrevolution: A Retreat from Liberty, 1783-1800. Mechanicsburg, Pa., 1998.
Treaties and Other International Acts of the United States of America. 1775-1863: 8 vols. / ed. by H. Miller. Washington, 1931-1948.
