УДК 811.511.ГГ367.626
Г. В. Федюнева
ФИННО-УГОРСКИЕ PRONOMINA INDEFINITA В КОГНИТИВНОМ АСПЕКТЕ
В статье рассматриваются неопределенные местоимения с точки зрения вербализации категории неизвестности в языке. Для анализа привлекаются местоимения агглютинативных финно-угорских языков, позволяющие говорить о специфике концептуального освоения действительности с учетом языковой типологии.
Ключевые слова: когнитивная лингвистика, неопределенные местоимения, финно-угорские языки.
Неопределенность относится к числу важнейших концептов речемыслительной деятельности человека, во многом определяющих его коммуникативное поведение. Она непосредственно связана с субъективным восприятием действительности, которая всегда определенна, но далеко не всегда понятна, известна или вообще доступна человеческому знанию.
Неопределенность проявляется через спектр градационных характеристик, отражающих разную степень известности, понятности, познанности того или иного фрагмента окружающей действительности, точности или неточности информации о нем, уверенности или неуверенности в имеющемся знании, важности или не существенности этого знания для данной речевой ситуации и т. д. и вербализуется арсеналом языковых средств. Соответственно, «само понятие неопределенности остается в большой степени неопределенным» [Кузьмина 1989: 158] как в когнитивном, так и в собственно лингвистическом аспектах.
Как и другие понятийные категории, неопределенность может быть представлена в парадигматическом аспекте, в виде семантических оппозиций, модифицирующих (дифференцирующих) общее интегральное (сигнификативное) значение неизвестности через конкретные формы выражения. Исходной ступенью этой таксономической процедуры является последовательное выражение определенности, детерминированное актуализацией объекта речемыслительной деятельности как определенного, известного, выделение его из класса подобных, неизвестных, неопределенных. Понятно, что «исторически более ранними являются средства выражения определенности, в том числе определенный артикль» [ЛЭС: 349], который является наиболее грамматикализованным маркером категории определенности/неопределенности. В безартиклевых языках эту функцию выполняют различные языковые средства: падежные, лично-притяжательные суф-
фиксы, эмфатические частицы, глагольные формы, местоимения и т. д. [например, Кельмаков 2001 и др.], которые так же, как определенный артикль, маркируют известные объекты, вычленяя их из круга неопределенного, неизвестного, непознанного. Неопределенность, как правило, не имеет специальных форм выражения, а проявляется благодаря синкретизму определенности-неопределенности как единой понятийной категории.
В этом плане интерес представляют неопределенные местоимения, образующие специальную систему категоризации и вербализации неопределенности в языке. От других языковых систем они отличаются, если можно так сказать, своей бессистемностью и эклектизмом. Неопределенные местоимения в разных языках, как правило, не обладают ни грамматическим, ни строгим семантическим единством. Они представляют собой довольно пеструю группу слов, которые объединены только тем, что семантически связаны со смысловым полем частичной или полной неопределенности. Множество точек зрения на количественный состав, разнообразие форм, значений и функций неопределенных местоимений является дополнительным свидетельством их «объективной бессистемности» на поверхностном уровне. Однако рассмотренные в онтогенезе неопределенные местоимения обнаруживают признаки саморегулирующейся системы, в которой важную роль играет процесс дифференциации индефинитных значений и, соответственно, способов вербализации.
Неопределенность в когнитивном аспекте поддается более детальной таксономии, нежели тотальная неизвестность или полное отсутствие знания, которые вербализуются вопросительными и отрицательными словами. Различная степень сегментация поля неопределенности и, соответственно, способы «оязыковления» (термин В.Н. Те-лия) сегментов в разных языках не совпадают, поэтому границы разряда pronomina indefinita очертить довольно трудно. Например, венгерское
valaki и немецкое irgendwer имеют синкретичное значение неизвестности «кто-то, кто-либо, кто-нибудь», тогда как русские местоимения на -то {кто-то, некто) имеют более определенное значение, нежели на -либо и -нибудь (кто-либо, кто-нибудь) [Май-тинская 1969: 245]. Е.В. Падучева делит их на три разряда: местоимения неизвестности, т. е. неопределенные для говорящего (на -то), слабоопределенные, т. е определенные для говорящего, но не для собеседника {кое-, не-, один), и нереферентные экзистенциальные {-нибудь, -либо) [Падучева 2002: 210]. Для семантики неопределенных местоимений существенно, с какого рода денотатами осуществляется референция, мыслятся ли они индивидуализировано, как класс однородных или разнородных предметов, как не счисляемое множество и т. д. Они часто осложняются различного рода коннотациями в зависимости от иллокутивной направленности высказывания.
Pronomina indefmita с точки зрения функционально-семантических и референциальных свойств получили достаточно основательное освещение в индоевропеистике [Селиверстова 1988: 52-109; Кузьмина 1989; Падучева 2002: 209-221; Нехорошкова 2001 и др.]. В финно-угористике эти аспекты изучались недостаточно, между тем финно-угорские pronomina indefinita, рассмотренные в когнитивном аспекте, могут дать интересный сопоставительный материал как с точки зрения типологии вербализации неопределенности, так и - выявления сигнификативных и языковых универсалий.
Неопределенные местоимения финно-угорских (как индоевропейских, алтайских и др.) языков обнаруживают тесную структурно-семантическую связь с вопросительными и отрицательными словами, ср., напр., рус. кто? что? —► некто, нечто —► кто-то, что-то —► никто, ничто [Май-тинская 1969: 231], поскольку восходят к общим дейктическим частицам. В праязыке они выступали синкретично, оттенки значений актуализировались интонационно или синтаксически в зависимости от иллокутивной направленности высказывания. Детерминированные общим семантическим полем неизвестности эти разряды до сих пор проявляют синкретизм и семантическую многовалентность, вопросительные местоимения часто выступают в значении неопределенных и отрицательных, напр., вепсское basta I mida «говорить нечего, букв, говорить нет что» или финское jos кика ei usko «если кто-либо (букв, кто) не верит» и др.
Наиболее «примитивным» способом выражения собственно индефинитного значения, по-видимому, следует считать редупликацию: благо-
даря эмфатическому повтору тотальная неизвестность, заключенная в вопросительном слове, получала первичную степень определенности, ср., кто придет? - кто да кто придет? Неслучайно, редупликация часто выступает продуктивным способом словообразования неопределенных местоимений, ср., например, маньчжурские местоимения ja-ja «всякий», aj-aj «какой-либо, что-нибудь», вэ-вэ «кто-нибудь, какой-либо» [Суник 1971: 274]. Из финно-угорских языков она наиболее последовательно представлена в удмуртском: make-make «что-нибудь, кое-что, букв, что-что», куд-куд «который-то, букв, какой-какой», кытй-кытй «кое-где, букв, где-где» и мордовском: кие-кие «кто-нибудь, кто-то, букв, кто-кто», мезе-мезе «что-нибудь, букв, что-что», кона-кона «некоторый, букв, который-который» языках.
Кроме этого типа концептуализации, который мы условно назвали дистрибутивной неопределенностью, в финно-угорских языках для выражения неопределенности используются сочетания разных интеррогативов, что, по-видимому, также было характерно для ранних стадий языкового развития. Когнитивной основой этого типа вербализации, который можно назвать дисперсной неопределенностью, является речевая ситуация, при которой субъект референции выделяет сразу несколько параметров своего «незнания», напр.: кто принес? что принес? —► кто что принес, пусть покажет всем; кто родился? где родился? —► кто где родился, там и пригодился и т. д. Параметры выделяемой онтологической действительности могут быть самыми разными, соответственно в составе таких конструкций имеются как основные формы, так и все типы производных интеррогативов. В большинстве случаев они детерминированы референцией и на поверхностном уровне обычно выступают в виде устойчивых сочетаний, вроде коми кутмдм-мый «какой-то, букв., какой что», кыдз-мый «как-то, букв., как что»; мyнaлicны Kodi кытчд «разъехались кто куда» и т. д. Чтобы подчеркнуть неопределенность ситуации обычно такие конструкции дополнительно снабжаются неопределенными суффиксами, вроде финского -kin: kuka kuinkin «кое-как», mi ten milloinkin «когда как», jolloin kulloin «когда-нибудь» и т. д.
Семантика тотального незнания, манифестируемая интеррогативами, может конкретизироваться дейктическими компонентами, которые, будучи включенными в поле «неизвестности», так или иначе выделяют неизвестный объект (по нашей терминологии, партитивная неизвестность). Сочетание вопросительных и указатель-
ных слов как способ вербализации категории неопределенности имеет место во многих языках мира, например, русское кто-то, что-то. Из финно-угорских он представлен в прибалтийско-фин-ских, например, финское jo-ku «кто-то», вепсское ken-se «кто-то», mi-se «что-то», марийском кыды-тиды «кое-кто, букв., кто это» и удмуртском мазе-созе «кое-что, букв, что то», мар но со «кое-что, букв, и что и то», кызьы-озьы «как-нибудь, букв, как так», куке-соку «иногда, букв, когда тогда» языках.
Следующий тип вербализации неизвестного, названный нами парциальной неизвестностью, связан с использованием конструкций с числительным один, иногда второй, другой, которые часто подвергается прономинализации со значением «кто-то», «что-то», «какой-то», например, русское мне один человек сказал..., я тебе одну вещь скажу... и т. д. В некоторых финно-угорских языках имеются примеры непосредственной морфологизации этого способа образования неопределенных местоимений, напр., в вепсском языке ühsi «один» и «кто-то», венгерском egyetmast «кое-что» < egy «один», mas «другой». Более последовательно он представлен в марийском, где частица иктаж, образованная от числительного ikte «один» и имеющая значение неточности, приблизительности, входит в состав неопределенных местоимений: иктаж-кушто «где-либо», иктаж-кушко «куда-либо», а также употребляется самостоятельно в роли неопределенного местоимения иктаж «кто-либо». Аналогичные образования имеются в удмуртском, напр., куд-ог «кто-то, кое-кто, букв., который одни», кудйз-огеыз «некоторые, букв., который-то один тот», кудйз-мыдыз «некоторые, букв., какой другой» и т. д. Включение в состав неопределенной конструкции числительных объясняется также стремлением ограничить зону «неизвестности», выделив в ней некий объект.
Несомненно, использование интеррогати-вов, их комбинаций и сочетаний с другими разрядами дейктических слов было наиболее древним и распространенным способом выражения индефинитных значений. Однако в большинстве финно-угорских языков, в том числе и в языках, в которых эти способы до сих пор используются, развились и специальные маркеры неопределенности. По-видимому, их формирование связано с тем этапом когнитивной и речемыслительной деятельности, когда деление на «известное» и «неизвестное» оказывается недостаточным и дополняется выделением некоторых «более конкретных» степеней неизвестности. Во всяком случае, становление разряда собственно неопределенных местоимений в финно-угорских (как и многих
других) языках относится к достаточно позднему периоду, а именно ко времени формирования отдельных языков или близкородственных континуумов. Об этом свидетельствует пестрота маркеров, в качестве которых выступают односложные указательные слова, эмфатические или собственно словообразовательные элементы. Например, общим для прибалтийско-финских языков маркером pronomina indefinita выступают суффиксы -gi, -ki, -kin, развившиеся из усилительной частицы -ki(n). Кроме нее в отдельных языках имеются свои показатели, напр., в вепсском - частицы и -ñ (¡cus-s^ «где-то», ¡cus-ñi «где-нибудь»), в саамском -частица -п'е (ф'еп'е «кто-нибудь»); карельском -nih (¡cennih «кто-нибудь», minih «что-нибудь»). Общим маркером в пермских pronomina indefinita является постпозитивная частица коми -ко / удм. -ке ( кодко / кинке «кто-то»), которая восходит к уральской дейктической основе. В волжских и угорских языках также используются частицы разного происхождения (морд, -ак, -як, -гак, -вок, -ге, хант. -па, -тыр, -кем, манс. -та и др.).
Казалось бы, формирование специальных маркеров и становление самостоятельного разряда pronomina indefinita достаточно для когнитивно-языковой деятельности, однако во многих языках эта категория значительно расширилась за счет вовлечения в нее номинативной лексики. По-видимому, причину этому следует искать в рефе-ренциальной функции языка, благодаря которой неизвестность, неопределенность в конкретной языковой ситуации может получать сопутствующие коннотативные характеристики: безразличие к неизвестному предмету, предпочтение, желательность либо возможность выбора чего-то из числа неизвестных, частичное знание или знание какого-то из параметров неизвестного и т. д.: кто угодно, хоть кто, все равно кто, кто знает кто, кто хочет, как знаешь, кто попало, кто бы ни был, кто ни на есть и т. д. Лакуны, образуемые коннотативными значениями, как правило, заполняются за счет прономиналитзации исконных лексем либо заимствованием. Это хорошо видно на примере финно-угорских языков.
Показательны в этом отношении примеры венгерского языка, в котором этот способ образования неопределенных местоимений является основным. В качестве маркеров неопределенности выступают префиксальные элементы akár- < akárni «хотеть»: akárki «кто (бы) ни», «кто угодно», akármi «что (бы) ни», «что угодно», akármikor «когда (бы) ни», «когда угодно»; vala-< való / vala «бытующий, от быть»: va¡a¡ci «кто-то, кто-нибудь»; valakie «чей-то, чей-нибудь»; valamelyik «какой-нибудь, какой-то».
Общей прибалтийско-финской моделью являются неопределенные местоимения, образованные от глагола tahtma со значением «желать, хотеть», например: финское кеп tahansa, карельское кеп tahto, эстонское kes tahes «кто-нибудь, кто-то, кто угодно, букв., кто хочет». Кроме этого, в различных языках и диалектах появились специфические формы, характерные только для конкретных языков, напр., финское mita hyvünsü «что бы ни было, букв, что хорошо»; карельское ken-ollow «кто-нибудь»; man Y 'ie кеп «кто-то» < mine tea кеп «иди знай кто», коми кодсюрд «кто-то, букв., кто попадет», кутшдмсюрд «кое-какой, букв., какой попадет» и т. д.
В становлении pronomina indefinita большую роль играет дифференциация оттенков модальности, оценочных значений, сопутствующих категоризации ступеней известности или неизвестности объекта когниции. Эти сферы наиболее часто не совпадают в разных языках и поэтому часто заполняются заимствованными из контактных языков элементами, что демонстрируют практически все финно-угорские языки, в которых в зависимости от языковых связей зарегистрированы русские {хоть, -нибудь, -либо), тюркские {-дыр- olo-) и др. элементы. Интересно, что ментальная оценка степени знания как такового (т. е. «знать»/ «не знать») в языковом сознании, по-видимому, возникает также поздно и находит выражение в синтаксических конструкциях, вроде коми диалектного кинтас кин «кто-либо, букв., кто знает кто» < кин тодас «кто знает»; ср. также финское kukaties «может быть, пожалуй (выражение неопределенности), букв., кто знает». В волжских языках эти конструкции образованы с помощью заимствованных слов, напр., мордовское диалектное незнай-ку «неизвестно кто», марийское незнай-кыды «какой-то, неизвестно который» и т. д. В эстонских диалектах имеются неопределенные местоимения с префиксом edi-: edikea, edikes «кто-то, кто-нибудь», edimia, edimis «что-то, что-нибудь», который сложился из отрицательной формы ei tea «не знаю» под влиянием латвийского языка, ср. латвийское nezkas «букв., не знаю кто» [Alvre 1982: 52].
Таким образом, финно-угорские pronomina indefinita отражают разные ступени вербальной репрезентации смыслового поля неопределенности, сегменты которого получили специальную маркировку достаточно поздно в отдельных языках или языковых ветвях. К сожалению, их семантика и особенно дистрибуция пока слабо изучены, что не позволяет говорить об их когнитивном статусе более определенно.
Список литературы
Ермакова О.П. Семантика, грамматика и стилистическая дифференциация местоимений // Грамматические исследования: функционально-стилистический аспект. Суперсегментная фонетика. Морфологическая семантика. М., 1989. С. 147-158.
Келъмаков В.К. О категории определенности / неопределенности в удмуртском языке // Междунар. симпозиум по дейктическим системам и квантифи-кации в языках Европы и Северной и Центральной Азии. Ижевск, 2001. С. 179-181.
Кузьмина С.М. Семантика и стилистика неопределенных местоимений // Грамматические исследования. Функционально-семантический аспект. М.: Наука, 1989. С. 158-232.
Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990. (ЛЭС)
Майтинская К.Е. Местоимения в языках разных систем. М.: Наука, 1969.
Нехорошкова Т.П. Семантика неопределенных местоимений. СПб., 2001.
Падучееа Е.В. Высказывание и его соотнесенность с действительностью. Референциальные аспекты семантики местоимений. М.: УРСС, 2002.
Селиверстова О.Н. Местоимения в языке и речи. М.: Наука, 1988.
Суник О.П. К вопросу о возвратных местоимениях в алтайских языках // Проблема общности алтайских языков. Лен., 1971. С. 263-279.
Alvre Р. Láanemeresoome indefiniitpronome-neist // Suomalais-Ugrilaisen Seuran toimituksia (Memoires de la Société Finno-ougrienne). 181. Helsinki, 1982. S.45-55.
G. V. Fedyuneva
FINNO-UGRIC PRONOMINA INDEFINITA IN A COGNITIVE ASPECT
In the article indefinite pronouns are considered from the viewpoint of verbalization of ignorance in a linguistic world picture. Agglutinative Finno-Ugric languages that allow to speak about the specific conceptual assimilation of reality taking into account the language topology are invesigated.
Keywords: cognitive linguistics, indefinite pronouns, Finno-Ugric language.