CC BY
89
ЯЗЫК И ЯЗЫКОВАЯ ЛИЧНОСТЬ
УДК 801.541.44
Г. В. Федюнева1
О типологии местоименного значения
Статья посвящена проблеме идентификации лексического значения местоимений, играющих важнейшую роль в формировании языковых смыслов и референции. На материале типологически разных русского и коми языков иллюстрируется способность местоимений одновременно отражать область высших абстракций и множество конкретных понятий, получающих различные номинативные, когнитивные, репрезентативные и др. значения в процессе актуализации языка в речь.
The article deals with the problem of identification of lexical meaning of the pronouns, playing the most important role in forming language senses and references. On material of typologically different Russian and Komi languages the ability of the pronouns to simultaneously reflect the area of high abstractions and great number of concrete notions, obtaining different nominative, cognitive, representative and other meanings in the process of actualization of the language in speech, is illustrated.
Ключевые слова: местоименный дейксис, функциональная семантика, значение, смысл, типология.
Key words: pronominal daxis, functional semantics, value, sense, typology.
Лексико-семантической и грамматической
«экстерриториальности» [4: 150] дейктических слов посвящено
немало исследований, однако проблема их лингвистического статуса до сих пор остается в числе активно дискутируемых. В значительной степени это связано со спецификой местоименного значения, которое допускает различную интерпретацию в зависимости от целей исследования и взгляда исследователя.
Наиболее распространенным является представление о местоимении как функционально-семантическом классе слов, объединенных значениями указательности и заместительности. В работах общетеоретического характера, и особенно в учебной литературе, интерпретация местоименного значения сводится к противопоставлению его как значения дейктического - значению номинативному, присущему лексически полнозначным словам. При всей плодотворности использования такого понимания в практике лингвистического исследования понятно, что оно далеко не исчерпывает всего объема значений дейктических слов. С одной
1 Федюнева Галина Валерьяновна, кандидат филологических наук, доцент, старший научный сотрудник, Институт языка, литературы и истории Коми научного центра Уральского отделения Российской академии наук.
стороны, указательность как интегральный семантический признак присуща не только местоименным, но и многим номинативным словам, а с другой, далеко не все местоимения обладают указательной и заместительной семантикой.
Понимание местоименного значения как грамматического по своей сути имеет давние традиции. Еще А.М. Пешковский отмечал, что местоимения представляют собой такую единственную в языке и совершенно парадоксальную в грамматическом отношении группу слов, в которой неграмматические части (корни) обозначают отношение говорящего к предмету речи, т. е. выражают грамматические значения. «Парадоксальность этих слов заключается, стало быть, в том, что у них совсем нет вещественного значения, а что у них и основное значение - формальное и добавочное -формальное. Получается, так сказать, «форма в форме» [10: 164].
Весьма плодотворной в плане идентификации местоимения как специфического разряда лексики является теория референции, которая позволяет выявить семантику местоименных форм в пространстве речи, т. е. в условиях конкретной коммуникативной ситуации [2; 9 и др.]. «Определение...указательных слов через дейксис, как это обычно делают, не вносит ничего существенного, если не добавить, что дейксис совпадает во времени с моментом речи, содержащим указатель лица; эта отнесенность к моменту речи придает указательному слову каждый раз единственный и неповторимый характер, заключающийся в единственности речевого акта, с которым указательное слово имеет референцию» [1: 287]. Семантика указательности в конкретном пространственно-временном континууме эксплицируется говорящим в зависимости от его восприятия действительности, понимания ситуации, целевых установок и т. д. Отсюда важнейшей особенностью семантического значения местоимений является ситуативность и лексическая неполноценность. «Указательные слова в отличие от назывных ситуативны. Описательный момент в них очень беден и редуцирован до минимума.... Неситуативное содержание... сводится к некоторым тощим и абстрактным определениям» [6:146].
Вместе с тем местоимения не являются какими-то формальными знаками, лишенными содержательного наполнения; их значения не сводятся к «знаковости формы», которая в обобщенном виде репрезентирует объекты реального мира. Исследования в области семантики местоимений, активно проводимые в последнее время [напр., 14; 15 и др.], внесли существенные коррективы в понимание содержательной стороны и типологии дейктических слов. Общепринятая трактовка местоимения как относительно самостоятельной микросистемы, которая дублирует или с известными особенностями повторяет систему основных частей речи [5: 147], уже не может считаться адекватно отражающей действительное
положение вещей. Ближе к истине, по-видимому, утверждение, что система местоимений не является зеркальным отражением частеречной структуры языка, а скорее его «понятийной моделью ». Семантика дейктических слов, аккумулируя множество типовых значений, выступает своеобразным классификатором языковых смыслов, регулятором грамматических значений и способов их выражения. Системой местоимений язык «создал стройную и весьма стабильную организацию слов, свободных как от функции именования, так и от функции выражения всякого рода зависимостей либо оценок и специально предназначенных для обозначения глобальных понятий физического и ментального мира и тех смыслов, которые понятийно скрепляют разные уровни языка и тем самым придают ему качество естественной целостности. Это такие максимально абстрагированные понятия, как одушевленное существо, действие или процессуальное состояние, предмет, признак, принадлежность, образ или способ действия, количество, мера, место, время, предел, цель, причина» [15: 6]. Класс местоимений, таким образом, может рассматриваться как важнейшая смысловая категория языка, пронизывающая все языковые уровни и так или иначе формирующая понятийное (и грамматическое) поле неместоименной лексики.
Эта огромная, если не сказать решающая роль местоимений в организации смыслового строения языка, их способность одновременно отражать область высших абстракций и множество конкретных реалий позволяют говорить о местоименном значении как об универсальном явлении, присущем всем естественным языкам. Общность глубинных семантических структур, со своей стороны, не может не проявляться в способах их выражения, хотя и с известными «поправками на типологию». Об этом, в частности, свидетельствует материал рассматриваемых в данной статье русского и пермских (коми и удмуртского) языков, относящихся, как известно, к разным типологическим группам - флективной и агглютинативной.
Важнейшей общеязыковой особенностью дейктических слов является то, что они передают различные смысловые категории субъектно-объектных отношений, прежде всего, отношения субъекта к содержанию высказывания. Большинство этих значений, напр., одушевленность - неодушевленность, личность - безличность, определенность - неопределенность, известность - неизвестность и т. д., относятся к области грамматической семантики и могут быть выражены другими категориями языка: лица, времени, наклонения, различного рода служебными словами и т. д. Имплицитно эти значения содержатся также в неместоименных словах, выражаясь через лексические значения или парадигматические оппозиции, ср., парень и дом, человек и Моцарт, завтра и потом, есть и кормить, доставать (что-то) и доставаться (кому-то) и т. д.
Местоимения выражают эти значения корневой морфемой, но не непосредственно, а через системные связи с другими местоимениями, т. е. вполне «грамматически». В разряде местоимений, организованном как «система систем», грамматические значения персональности, известности - неизвестности, определенности -неопределенности и т. д. выступают в качестве системообразующих факторов. Вне этих системных связей дейктики перестают быть специализированными носителями грамматической информации, наполняются вполне денотативным содержанием либо полностью грамматикализуются, переходя в разряд служебных слов.
Ситуативная лексикализация местоимений, т. е. приобретение собственного семантического значения, не соотносимого ни с каким знаменательным словом, широко представлена в русском языке, напр.: я сегодня никакой, т.е. «недееспособный», «неадекватный», «не в форме»; ты что, того?, т. е. «с ума сошел», «не отдаешь себе отчета»; у него нисколько совести нет, т. е. «бессовестный», ср. невозможность системного противопоставления *сколько совести и т. д. Нарушение системных дейктических связей и приобретение контекстуальных лексических значений характерно и для агглютинативных языков, напр., коми кымынко «сколько-то» ^ «много, очень много»: кынымко корласны «очень сильно приглашают», кынымко денга нöбалисны «очень много денег унесли» [11: 64].
В случаях, когда на первое место выдвигается репрезентативный компонент семантики, местоимения переходят в разряд собственно номинативных единиц, например, рус. никудышный «никуда не годный, плохой»; ничья «исход игры, при котором никто не выигрывает»; никчёмный «ни для чего не нужный, плохой, бесполезный»; ничтожный «очень малый, незначительный по количеству, по роли, содержанию»; таковский «не заслуживающий уважения, серьезного отношения и т. д.» [8: 335, 336, 643] или удмуртское олокинъяськыны «высокомерничать, зазнаваться» [3: 320] из олокин «кто-то, неизвестно кто», букв. «неизвестно кто себя (став)ить». Отвлеченная семантика местоимений дает широкий простор для их использования в качестве стативов, напр., Ничего себе! Погода сегодня - самое то. Как себя чувствуешь? - Ничего. Как поживаешь? - Так себе и т. д. Интересно, что это явление, широко представленное в русском языке, практически не встречается в пермских. Отдельные примеры, вроде коми Кыдзи олан? - адз-тадз «Как живешь? - Так-сяк» объясняются русским влиянием.
Характерным для многих языков является то, что местоимения часто выпадают из системных дейктических оппозиций и активно переходят в служебные слова. При этом они утрачивают семантику заместительности и указательности, приобретая широкий спектр модальных, субъективно-оценочных, экспрессивных значений. Как правило, они формируют разряды частиц, послелогов, артиклей,
союзов, союзных и модальных слов и т. д., напр., коми Кыдз он вермы?! «Как не это не можешь (это невозможно!)?»; Ручто кыйин?-Кысь! «Поймал лису-то? - Нет (букв. откуда!)»; Коді уджало, сійо и босьто «Кто работает, тот и получает» и др. Они часто выступают в качестве вводных конструкций и др. текстообразующих элементов, напр., коми слово мыйкокерны, образованное слиянием неопределенного местоимения мыйко «что-то» и глагола керны «делать», функционирует в роли частицы, заменяющей в речи ускользнувший из памяти глагол или заполняющей паузу в речи [12: 439], и соответствует русским выражениям как его..., как его там, как сказать и др.
По-видимому, универсальной чертой является также полисемантизм и синонимия местоименных значений, их непостоянство, изменчивость, информационная гибкость, незакрепленность смысловых нюансов. Обычным является также синкретизм категориальных (а иногда и частеречных) значений в пределах одной формы, напр., коми Мый могысь тайос вочин? «С какой целью ты это сделал?»; Мый тэкод? «Ну что с тобой?»; Мый сомын он воч челядь восна! «Чего только не сделаешь ради детей!»; Коді сійо? «Кто это? Кто он?»; Сійо керкаын «В том доме, в его доме»; Бостьны некой «Взять негде» и Некон абу «Нигде нет» и т.д. В размытой семантике местоимений многие собственно грамматические значения, даже маркированные специальными формантами, становятся неактуальными, нивелируются или утрачиваются полностью. Особенно это характерно для языков агглютинативного типа, в которых коллекционный принцип сборки слова создает широкую базу для развития формальной вариативности с участием числовых, посессивных, определенно-указательных и др. формантов [13], напр., в предложениях Мыйсо сомын сійо эз аддзыв! «Чего только он там не видел!» и Мыйъяссо сомын сійо эз аддыв! «Чего (во мн. числе) только он там не видел!» наличие или отсутствие суффикса множественного числа не меняет смысла высказывания.
Сложность описания семантики местоимений связана также с их контекстуальной зависимостью от всех компонентов высказывания (иллокутивности, модальности, типа предикации и т. д.), когда лакуна семантического значения заполняется за счет контекста и осложняется разного рода коннотациями. Эти контексту ал ьно-семантические связи хорошо прослеживаются при сопоставлении коми и русского языков. Например, в русском имеется несколько неопределенных местоимений с инвариантным значением «неизвестный, неопределенный»: какой-то, какой-нибудь, какой-либо, кое-какой, некий, некоторый, которым в коми языке соответствует одно местоимение кутшомко.
В большинстве случаев оно соответствует русскому местоимению какой-то в разных значениях: а) известный, но не вполне: Письмосо
ваис кутшомко том морт «Письмо принес какой-то молодой человек»; б) неопределенный вообще: Кутшомко тодтом морт отсал\с суетны «Какой-то незнакомый человек помог подняться»; г) неизвестного происхождения: Локтю бать, вылас кутшомко важ пась «Пришел отец, на нем какой-то старый полушубок»; д) не поддающийся идентификации: Тэ ёртасин Ванякод? - Эг, айо кутшомко...»Ты подружился с Ваней? - Нет, он какой-то...»; е) определенный, но не объяснимый: Сьоломын ыпнитс кутшомко би «В сердце вспыхнул какой-то огонь»; ж) похожий, напоминающий: Кутшомко гид, а абу оланн «Какой-то хлев, а не жилое помещение»; з) не заслуживающий внимание (неодобрительно): Кутшомко зырымбедь кутас мено велодны?! «Какой-то сопляк будет меня учить?!» и др.
Кроме того, кутшомко часто выступает на месте русского какой-нибудь в значениях: а) неизвестный вообще, любой: Куенитас кутшомко кыйсьысьлон пищальыс... «Бабахнет какого-нибудь охотника ружье..»; б) безразлично какой: Босьт кутшомко книга да лыддьысь... «Возьми какую-нибудь книгу и читай»; в) незначительный: Кутшомко кызь вит шайт и коло «Каких-нибудь двадцать пять рублей и надо» и др.
Имеются также примеры перевода других русских местоимений с помощью коми кутшомко, а именно: местоимения какой-либо в значениях: а) любой: Морт, код! вочо кутшомко удж, пыддипуктана «Человек, который выполняет какую-либо работу, достоин уважения»; б) какой бы то ни был: Воч нин кутшомко ногон «Сделай уже каким-либо способом»; местоимения некоторый в значениях: а)
определенный, но не вполне: Кутшомко кад найо чов ол\сны «Некоторое время они молчали»; б) известный в какой-то степени: Коло кутшомко порядок лоны «Должен быть некоторый порядок»; в) точно не определяемый: Позьо тодчодны кутшомко прогресс миян уджын «Можно отметить некоторый прогресс в нашей работе» и т. д.; местоимения кое-какой в значениях: а) точно не определяемый: Кутшомко уджторъяс колисны на «Кое-какие делишки остались еще»; б) незначительный, небольшой: Сьорас вол\ кутшомко сёян «С собой (у него) была кое-какая еда»; местоимения некий в значениях: а) точно не определяемый: Чужомас тодчис кутшомко майшасьом «В лице отразилась некая тревога»; б) не уточняемый: Эм кутшомко нырвизь, кодос коло кутчысьны «Есть некое направление, которого следует придерживаться»; в) неизвестный: С\йо по олома кутшомко Марья ордын «Говорят, он жил в доме некоей Марьи»; г) своеобразный: Быттьоко с\йо вол\ кутшомко тыртом дозйон «Как будто он был неким пустым сосудом..» и т. д.
Сопоставление коми и русских местоимений позволяет подчеркнуть широкие возможности актуализации местоименных значений в условиях конкретного контекста. Русские местоимения, находящиеся в отношениях дополнительной семантической и
стилистической дистрибуции, тем не менее, могут считаться синонимами, поскольку «практически все неопределенные местоимения-прилагательные имеют значение ‘точно не определяемый’, т. е. «пустое» лексическое значение, и в предложении выступают лишь формальным определением, выделяющим, но не конкретизирующим объект» [7: 187]. Это свидетельствует о том, что семантика местоимений в самом общем виде отражает понятие о денотате, который может быть выступать и как референт, и как экстенсионал, в зависимости от коммуникативной потребности говорящего.
Следовательно, коммуникативное содержание местоименной формы зависит от реального соотношения конкретнореференциальных, вещественно-лексических, абстрактных, субъективно-экспрессивных и структурно-грамматических значений, которые реализуются в условиях конкретного текста или высказывания в зависимости от его коммуникативной направленности. По-видимому, эти компоненты в комплексе и составляют основу местоименной семантики как языковой универсалии.
Список литературы
1. Бенвенист Э. Общая лингвистика. - М.: Прогресс, 1974.
2. Бюлер К. Теория языка. - М: Прогресс, 2000.
3. Вахрушев В.М., Белов А.С., Тепляшина Т.И. Удмуртско-русский словарь. -М.: Русский язык, 1983.
4. Виноградов В.В. Русский язык (грамматическое учение о слове). - М.: Учпедгиз, 1938.
5. Ермакова О.П. Грамматика, семантика и стилистическая дифференциация местоимений // Грамматические исследования. Функционально-семантический аспект. - М.: Наука, 1989. -С.146-158.
6. Кацнельсон С.Д. Типология языка и речевое мышление. - Л.: Наука, 1972.
7. Кузьмина С.М. Грамматика и семантика неопределенных местоимений // Грамматические исследования. Функционально-семантический аспект. - М.: Наука, 1989. - С.158-232.
8. Ожегов С.И. Словарь русского языка. - М.: Русский язык, 1988.
9. Падучева Е.В. Высказывание и его соотнесенность с действительностью (Референциальные аспекты семантики местоимений). - М.: УРСС, 2002.
10. Пешковский А.М. Русский синтаксис в научном освещении. - М.: Учпедгиз, 1938.
11. Сорвачева В.А., Безносикова Л.М. Удорский диалект коми языка. - М.: Наука, 1990.
12. Тимушев Д.А., Колегова Н.А. Коми-русский словарь. - М.: Гос. изд. иностранных и национальных словарей, 1961.
13. Ф едюнева Г. В. Коми местоимение: к проблеме формального
варьирования в языке. - Сыктывкар: Коми НЦ УрО РАН, 2000.
14. Шведова Н. Ю. Местоимение и смысл. - М.: Азбуковник, 1998.
Шведова Н. Ю. Белоусова А.С. Система местоимений как исход смыслового строения языка и его смысловых категорий. - М.: Ин-т русского языка РАН, 1995.
