CC BY
14
DOI: 10.15643/libartrus-2020.3.1
Философское сегодня. Часть II. Lux benigna
© В. В. Ильин
Национальный исследовательский центр «Курчатовский институт» Россия, 132182 г. Москва, площадь Академика Курчатова, 1.
Email: vvilin@yandex.ru
Во второй части работы намечается абрис эвристической санации философской деятельности, предусматривающей разворачивание творческой энергии в сторону исследования реалий. Не анализ текстов, но рефлексия существа кипучей жизни, - предмет исканий не конъюнктурных, но трезвых голов. Назначение философии - вскрывать органические скрепы существования, обнажать сущностные корни бытия, налаживать связь времен. Философские произведения должны осмеливаться быть самими собой; их авторы - выше «своего задания». От социальной демагогии к созидательной деятельности - магистраль развития философии.
Ключевые слова: философия, культура, творчество, жизнь.
В 1834 г. Белинский вызывающе дерзко заявлял: «У нас нет литературы». И это при состоявшихся Тредиаковском, Кантемире, Ломоносове, Сумарокове, Хераскове, Новикове, Фонвизине, Радищеве, Капнисте, Дмитриеве, Карамзине, Пнине, Жуковском, Загоскине, Гнедиче, Вяземском, Бестужеве-Марлинском, Дельвиге, Пушкине, Баратынском, Одоевском, Языкове, уже обозначившихся Бенедиктове, Гоголе, Лермонтове.
Речь не о невежестве критика, а о гиперболе-обострении: какова литература и каковои еи быть. Ровно то же - о философии. Говоря: у нас нет философии, мы ничего не зачеркиваем, не перечеркиваем. Мы - не нигилисты. Но относимся к существующему заостренно критически. Наше кредо: ad lucem. В прошлом: Розенгеима-поэта путали с поэтом Лермонтовым. Против такои перверсии восставал Белинскии. В настоящем: философии - все меньше и меньше, философов - все больше и больше. Против такои перверсии восстаем мы.
Жизнь жаждет нового слова, - философия не поставляет его. Жизнь требует выхода на авансцену причастности, - философия скрывается на заднике безучастности. Жизнь нуждается в поэзисе, - философия пробавляется мимезисом. Стоячая вода. Инерция. Уклонение.
Во время оно философскии жизнетворныи устроительныи порыв всячески пресекался. Сократа казнили за гражданскую смелость, свободомыслие, проявление собственного достоинства. Платона планировали убить в трех миссионерских «командировках» на Сицилию (к дворам Дионисиев Старшего, Младшего). Расправились с Бруно. Арестовали Дидро. Разгромили петрашевцев. Репрессировали Чернышевского... Нескончаем мартиролог за философию пострадавших.
В брехтовском «Галилее» монарх указывает на опасность для человечества (точнее - режима), которая коренится в «безудержном исследовании». В отечестве с идеологизациеи - по-литизациеи - догматизациеи обществознания проявление искры божиеи, духа исследования на ниве философии каралось. Если не брать оголтелои воины середины 30-х с Дебориным,
Lux benigna - благой свет (лат.)
Бухариным, Лузиным, политических репрессии 30-х, 50-х гг., то с подозрительным отношением к чувству поиска в профессии сталкивались каких-нибудь 70-60 лет назад при погроме социологии, философии науки, травле гегельянства и т.д. Пострадали Зиновьев, Левада, Коп-нин, Ильенков, Бутенко, М. К. Петров; от бессмысленных притеснении претерпевали Андреева, Потемкин, Куприян, Купцов, Тростников, Егидес, Лесков, Лебедев...
Чуть больше полувека прежде..! С чем боролись? С заявлением
- авторства: оригинальности, своеобразности, самостоятельности, склонности к хождению по своим - неисхоженным, непроторенным, неизведанным - дорогам;
- искательства: проблемности, предметности, тематическои организованности мысле-строя.
Что получили? Имя им - легион посредственностей не несущих в себе, говоря слогом Ап. Григорьева, клад всего непеременного, что есть в стремлениях эпох.
Философия распрощалась с индивидуальностью; философия распрощалась с социальностью. Она не обобщает достижении мысли, не подготавливает культурные взрывы.
Ирония - произвол духа, - замечал Ф. Шлегель. Скрытая насмешка исполненного хитростью духа применительно к отечественнои философии проявилась в отказе требовать собственную судьбу.
«Требую судьбу», - в призывном обращении Тынянова к Шкловскому - повеление вывести вершение жизненно важного литературного дела из-под ферулы тектоники несуразного -сомнительных искажении, деформирующих движении, привносящих в монолит художественности предосудительную порчу - неорганичные разломы, вбросы, надвиги.
Много воды утекло с тех пор, но главное, за что ратовали новаторы дела - сделано: литература обрела самостииность; править бал в неи начал талант.
Философия сбросила оковы теологии. И вздохнула. Теперь она должна сбросить трудно изживаемьш атавизм прошлого - оковы идеологии. И обрести второе дыхание. Воскреснуть.
Былое подкрепляет. Но не все. Из былого заимствуется пламя, а не пепел.
Классическую диспозицию «от какого наследства мы отказываемся» правильно перевести в деонтологическое русло: мы отказываемся от концептуальнои, социальнои безвольности, бесхарактерности, безынициативности. С нашим идеологизирующим прошлым следует прощаться не с ювеналовским пафосом отчаяния, но - надежды. Слишком долго моральная, духовная леность пестовала интеллектуальную спячку - бегство даже от доктринальнои борьбы, уныние мысли, жизненную духоту, стеснение, скуку.
Между тем, - излагал Марк Аврелии, человек, первостепенно - философ - грешит и без-деиствием. Как исстари ведется, призвание философии - быть явным «живым отголоском времени» - его понятии, веровании, стремлении, орудием настроики личности, общества на осознанное деиствие согласно его будущим велениям [7, с. 100].
Отчетливо созревшее стремление «к лучшему» усиливается желанием избавить философствование от обременении беспросветных времен. Преодоление скульптурного способа мышления связывается с отработкои (используя математическую лексику) мартингала - свободного критико-аналитического процесса с подчеркнутои нечувствительностью (безразличностью) к сомнительным отягощениям прошлого. Положительное обновление категорично в требованиях:
- прекратить сухоядение: воспрепятствовать отправлению философствования в режиме производства эксцерптов. Поворот от анализа текстов к анализу реалии - спасительный.
К примеру, - дабы «верно изображать... общество надо... постигнуть его сущность, его особенность; а это нельзя иначе сделать, как узнав фактически (! - В. И.) и оценив философски ту сумму правил, которыми держится общество. У всякого народа две философии: одна ученая, книжная, торжественная, праздничная (! - В. И.), другая - ежедневная, домашняя, обиходная. Часто обе. философии находятся более или менее в близком соотношении друг к другу (не у нас. - В. И.); и кто хочет изображать общество, тому надо познакомиться с обеими, но последнюю особенно необходимо изучить» [2, с. 433];
- прекратить лакировку: искать настоящие (верифицируемые) причины событии - тех же «бедствии масс» [14, с. 40]. Почему в России и раньше, и сеичас жить неуютно? «Когда я хожу по улицам. - делится впечатлениями Герцен, - на меня находит ужас: за каждои стенои мне мерещится драма, за каждои стенои виднеются горючие слезы - слезы, о которых никто не ведает, слезы обманутых надежд (! - куда как актуально. - В. И.), - слезы, с которыми утекают не одни юношеские верования, но все верования человеческие, а иногда и самая жизнь (! - ужас. - В. И.). Есть, конечно, дома, в которых благоденственно едят и пьют (конечно, есть! - В. И.).»; но и тут наидется хоть кто-нибудь, кому «солоно жить» [5, с. 80-81].
Сюжетно, тематически, проблемно к отмеченному примыкает глубокии доктринальньш пласт: основания существовательного неудобья - тем более в вариации «просточеловека»: «.все общественные основания нашего времени требуют строжаишего пересмотра и корен-нои перестроики, что и будет рано или поздно (злободневно. - В. И.), - писал Белинскии Боткину. - Пора освободиться личности. и без того несчастнои, от гнусных оков неразумнои деи-ствительности» [4, с. 13]. Натурально: пора!
О злополучнои ситуации наших «бедных людеи» буквально кричит участливая беллетристика (произведения Пушкина, Гоголя, Достоевского, Тургенева, Некрасова, Герцена, Успенского.), но - не социальная философия, политическая социология, политология, россиеведение, цивилизационистика. Почему?!
Необходимо прекратить подменять философию философоведением: ставить на место обозрения проблем теории проблемы истории. Во избежание недоразумении оговоримся: особенность философскои теоретизации такова, что требует черпать опору в отношении актуального тока мысли к реализованному в наследии. Однако же естественное ментальное ri-tardando в профессии - не повод культивировать аморфную податливость рассмотрении, благоволить отсутствию глубины, индивидуальности, попустительствовать неоригинальности (ср.: мучение тургеневского Гамлета Щигровского уезда, самосознающего собственную неоригинальность).
Специалист любои отрасли может не быть знатоком ее истории (математики, естественники, часть обществоведов, как правило, не сведущи в филиации дисциплинарных идеи). Не то философ. Теоретик философии обязан быть и ее историком. В противном случае - темнота профессионального невежества. Но верно и другое: знаток истории философии ex professo должен быть причастен к философскои теории. Иначе - курьезы, несообразия, errata corrige. Обратим внимание на ряд требующих выправления «кочующих» сюжетов. В дали веков - одно; вблизи - другое.
1. Полагается, будто методологические основания науки Нового времени заложил Ф. Бэкон. Это - недоразумение. Аутентичная бэконовская теория индуктивных заключении, опиравшаяся на методы сходства, различия, остатков, сопутствующих изменении к исканиям
в естествознании никакого отношения не имеет (в лучшем случае, она используется на стадии сбора улик дознавателями).
Индуктивные приемы в опытнои науке версифицируются моделью рациональнои индукции (гипотетико-дедуктивныи метод) Галилея и ее продолжением - методом принципов организации теории Ньютона.
Что касается методологии, дело обстоит сложнее, чем кажется. Доктрина индуктивнои логики в части функционирования формальнои операторики применяет аппарат теории вероятностей Не классическои - развитои Паскалем, Ферма, Леибницем, Я., Н., Д., И. Бернулли, Эи-лером, Чебышевым и др. (Данныи аппарат не чувствителен к фиксации природы опытных ситуации ввиду краине абстрактного исчисления вероятности как отношения числа благоприятных к равновозможным исходам; естественнонаучная оценка явлении комбинирование показателем «равновозможность» исключает. По тои же причине первыи, второи позитивизм, утрировавшие «опытное оправдание», выказали неспособность развернуть адекватную методологию естествознания.), а неклассическои - вследствие обогащения теории вероятностеи частотным, диспозициональным, логическим, субъективным подходами. (Последние эксплуатировали нео- и постпозитивисты, но и они уже по иным соображениям не разработали при-емлемои индуктивнои методологии опытного знания).
2. Полагается, будто Евклид - автор дедуктивно организованнои геометрическои теории. Это - заблуждение. Метод построения евклидовои геометрии в авторскои редакции - генети-чески-конструктивныи. Аксиоматические принципы оформления геометрии разрабатывал Паш (одна из аксиом порядка - Паша). Первыи достаточно строгии вариант аксиоматизации евклидовои геометрии только в 1899 г. предложил Гильберт.
3. Досадные промахи отличают попытки высказаться о существе неевклидовых геометрии - в части, касающеися метрики. Ошибок не избежал столь серьезный философовед (и близкии по духу нам человек), как Чанышев, утверждавший геометрия Лобачевского описывает поверхность «с положительнои (??? - В. И.) кривизной»; геометрия Римана (какая?) -поверхность «с отрицательнои (??? - В. И.) кривизною» [21, с. 34]. С точностью до наоборот.
4. Интенсивно толкуется гуссерлевскии прием «феноменологическая редукция» как способ пробиться к достояниям «чистого» сознания в очистительнои процедуре: эпохе:, эидети-ческии, трансцендентальный фазисы. При всеи этои смете спрашивается: если сознание есть осознаваемое бытие, рефлективное освоение предметно-содержательных, смысловых структур, - возможна ли беспредпосылочная «абсолютная» эгология, - тем более на фоне результатов Тренделенбурга, дезавуировавшего проект «беспредпосылочности» в философии. Далее: насколько эпистемологически доброкачественны такие техники, как «приведение к созерцанию», «эидетическое усмотрение» и т.д. Очевидно, ограничиться философоведческим углом зрения здесь невозможно. Ведь самое важное - концептуально уяснить доктринальное упование Гуссерля: «.двигаться в атмосфере прямои интуиции (это как? - В. И.)» - вне опоры на стандартные способы отправления познавательных актов - «без всяких косвенно-символизирующих и математизирующих методов, без аппарата умозаключении и доказательств (это как? - В. И.)» [8, с. 56]. Тут-то все дело. Гуссерль анонсирует гносеологическии курс «непосредственного узрения», «прямого видения», которое есть последнии источник оправдания всех разумных утверждении. Что это - пустые слова-призраки? Или программа?
Если программа, позволяет ли она решить: как созерцать кривую, не имеющую касатель-нои ни к однои из своих точек; как созерцать «символ»; гетевскую «вечную женственность»;
соловьевскую «Софию»; «светлое будущее»; розановскую «половую мифологию»?.. Хватит. Но Гуссерль-то ставит своей заслугой разработку эйдетического арсенала переживания символических «математических тезисов» [23];
- прекратить бездумную апологию происходящего: покончить с сервилистическои экзе-гетикои. Тут трудно не адресоваться к Белинскому: «Тяжело даже решить, отчего больше проигрывает отечество: от злобы ли злых людеи или от равнодушия, тупости, неповоротливости, односторонности, кривосмотрения людеи по природе добрых, которые ни рыба, ни мясо (! -В. И.)» [3, с. 52]. Подобно науке, философия начинается с удивления и подобно еи она функционирует в качестве института содержательного разворачивания.
Бог запретил Адаму вкушать плоды с Древа познания добра и зла. Но первочеловек не ведал данного различия. По неведению и стремлению познать вкусил. Бог покарал. За что? Обретение знания. С допотопных времен человек несет тяжелую ношу познания мира.
Познание - занятие духовно универсальное. Им занимаются все отрасли умствования, но своеобразно. Преимущественно искусство - показывает; наука - доказывает; философия -убеждает. Специфическая духоводительная миссия философии проявляется под двумя видами: гуманитарного роста и снижения. Первое обслуживают искания идеала в залоге «кон-дициалис», второе - в залоге «реалис». Отличие принципиально. Одно стоит на потенциально^ другое - на актуальнои позиции. Намечаются несопоставимые стратегии - на совершенствование и на консервацию существующего.
Стратегия «улучшение» - призывна, требовательна, вводит публичные высокие образы, не позволяет возвращаться к старым, уже осужденным формам, заставляет быть лучше, чище, нравственнее [16, с. 141]. Стратегия «довольство» - не призывна, не требовательна, не вводит никаких будирующих образов, ограничивается агитациеи, пропагандой
Основное же мерило всех философских починов - человеческии прогресс, простор и непременный отказ от угнетающих, деструктивных традиции. Как у Чехова: «Мы уже не дерем на конюшне наших лакеев, но мы придаем рабству утонченные (! - В. И.) формы, умеем находить для него оправдание (апологетика. - В. И.) в каждом отдельном случае».
От одиночества бессилия и бессилия одиночества в философии пора освобождаться; пора освобождаться от апологетическои спекуляции и спекулятивнои апологетики. Как подчеркивается в пролетарском гимне, освобождению не помогут ни Бог, ни царь, ни герои. Бог - потому что непостижим; царь - потому что недостижим; герои - потому что неисповедим.
Освобождение философии - в руках самои философии, которая, пребывая «ниже неба», но выше «свалки мира сего» [15, с. 92], должна быть господином сама себе: черпая вдохновение в собственнои бездоннои самости, ставить себе нерукотворный памятник - человеку, человечеству прививать идеальное, чувства добрые безмерно пробуждать.
Философия, следовательно, должна быть керигматичнои
- человекоподъемнои: «.философия, и она одна, вносит смысл и человеческое значение во все, куда. входит. Мы осмысливаем нашу деятельность настолько, насколько вносим в нее элемент философии» [13, с. 517];
- практически объемнои: «любая философия является практической даже та, что поначалу кажется сугубо созерцательною» [19, с. 470].
Как и художник, постигая время, философ акцентуирует траекторию «не мыслитель ко времени», но «время к мыслителю». Задача философии - осмысливать протекшее, но и
предвосхищать - подготавливать, вызывать грядущее (ср.: философия Просвещения - рефлективная подготовка Великои французскои революции).
«Ему повезло», - высказывал о Брехте Феихтвангер: «время, при его жизни приблизилось (! - В. И.) к нему, поняв и оценив то, что он сделал». Искусство определяет тенденции, броском вперед - экстраполяциеи уготавливает почву для будущих всходов. Нечто подобное делает философия: улавливая назначение времени, погружаясь (не погребаясь!) в него, она обозначает средства его преодоления. Посредством чего? Как ни пафосно это звучит, - посредством обоснования идеальнои Вальхаллы, - возвышенного царства, но не избранных, а живущих жизненнои правдои. Ликующее причастие совершенному философии осуществляет не искоренением пороков, не запретами, но пробуждением добродетели, достижением мировои мудрости и осуществлением мудрости мира.
Понять это сложно; принять - нужно, - философия жизнедеиствует как ресурс критического выражения «невыразимого в самои философии» [1, с. 103].
Отвергая филистерскую апологетизацию, мы наряду с нею отвергаем и род логического евангелия - агрессивную скабрезную формализацию, - тенденцию придать философии подобие «строгои» науки (ср.: нелепую спинозовскую прививку философии своеобразия геометрии). Наивная, хоть и мотивированная вера в успех производимои пересадки черт привоя в ткань подвоя с тем, чтобы пересаженная часть одного, сросшись, придала другому новые полезные своиства, - абсурдна.
Плоть философии - не формальна и не формализуема. Философия не может быть строгои (даже в том специфическом смысле, какои вкладывал в программу ее взыскательного преобразования Гуссерль).
Как бесконечныи «диалог души с собои» (Платон) философия архитектонически - динамична; онтологически - релятивна; экзистенциально - спасительна; методически - альтернативна; эвристически - полифундаментальна; методологически - плюральна. Генеральная черта философии - открытость. Повадливость вольнолюбивому ветру перемен, тревогам существования. Иначе говоря, - неоконченность, незавершенность. Любая попытка наметить предел, указать последнюю грань исполнения, продумывания, решения, провести финализа-цию - оказывается простодушнои или хуже - «топорнои» работои.
Те же жизненные тревоги. Их множество. Тиллих радикализирует три: судьба и смерть; вина и осуждение; пустота и отсутствие смысла. Сильные судьбические экзистенциалы, отвечающие технике сюжетнои философскои тематизации сущего в категориальных диадах: эпи-стемологически (причина - следствие; форма - содержание; всеобщее - единичное; необходимое - случаиное; сущность - явление и т.д.) или цивилизационно (право - правда; собственность - бессобственничество; кодекс - катехизис; долг - любовь; указ - справедливость и т.д.) специфицированных. (Ср. с механикои, изучающеи движение маятника в срединных, но не краиних точках; вопреки научнои аналитическои технике философия устремляет внимание на захождение в краиности, пограничности, сосредоточиваясь на выработке правил пребывания - бывания в них.)
Наше время сугубо редактирует ситуацию.
Доминанта прошлои философии - человеческая свобода. Современное цивилизационное испытание - всемирное противостояние Сovid-19 - привносит новые модуляции в традиционный дискурс. А именно: утрируется не социокультурное, а соматическое начало человечности. Человек - существо плотское - оказался и подвержен и зависим от сил природности. Он утратил
свободу в ее гуманитарной трактовке. Тиллиховская типология тревог эсхатологически не полна, - она пополняется апокалиптическои тревогои «потеря будущего».
Диадическая конструкция «тяжесть личного - радость вечного» оказалась узка; она не вмещает полноты перипетии существования. Сущее вышло из-под контроля человеческои «свободы - воли». Современность вразумила: Есть много в небесах и на земле того, Что нашеи мудрости, Горации, и не снилось.
Философская мудрость не могла предположить, что камертоном будет антропологическая катастрофа, что управлять миром будет не высшая форма мироздания - сапиент, а ни-чтожныи вирус. Мир вступил в дефицитную полосу своеи глобальнои динамики, контролируемую не рационально расчисляемыми траекториями деиствия, а животным страхом персо-нальнои и массовои гибели.
Философии в такои обстановке придется видоизмениться. В высоте звуков лада произои-дет перераспределение определяющих положении главных тонов. Понизится звучание партии оптимизма, прогрессизма, интеллектуализма; повысится звучание партии пессимизма, циклизма, антиинтеллектуализма. Но не в одном этом дело. Дело в том, что всемирная эпидемическая беда в одночасье превратила систематически обихоживаемыи космос в хаос - обнажила бездну - зияние бессущностного. С таким светопреставлением человечество не сталкивалось.
Не сталкивалась и философия, для которои смысл ее профессиональных забот - поиск смыслов в нахождении вечных сущностеи.
Прежняя философия позиционировала себя как философия духа - «безмерного», - привлекая слог Соловьева, безмерное в ее «размер входило». Способна ли настоящая философия стать философиеи тела - «размерного», - по совету Тертуллиана, полюбить «плоть, коль скоро она сотворена таким художником»? И в более общем разряде - искупить капитальную вину разума - недооценку внеразумного?;
- преодолеть автаркию: самодостаточную узкую специализацию в профессии. Философская концептуализация реалии не может быть частичнои, что изобличает творческую реализацию агентов плотно сбитых клановых сообществ типа религиоведов, логиков, этиков, эстетиков, представителеи философии «родительного падежа», философоведов. Дело близко к нелепости в варианте свертывания служебных занятии к «профессиональному кретинизму» (Маркс говорил «идиотизму») - раздроблению квалификации на овладение «правои» или «ле-вои» резьбои. На слуху: некто - знаток такои-то проблемы, такого-то фрагмента наследия; еще чаще: такого-то аспекта такои-то проблемы и т.д.
Установка pro parte как катализатор самоутверждения в философии - губительна. Просмотр предтеч убеждает: лирика есть стихотворное овладение миром; эпос есть повествовательное овладение миром; элегия есть мечтальное овладение «Я»-миром; философия есть мыслительное (промыслительное) овладение сцепки мира с миром «Я». Подобныи тип духовного деиствования опирается на дискурсивное упорядочение, крепится на принципе системы. Отсюда - естественныи металогическии императив: философствование как процесс, философия как порождение (продукт) процесса не может быть частичнои, - по способу своего выполнения - связыванию хаоса в человеческии космос, объектов мира в одухотворенную Вселенную, - она не может не быть целостнои.
Макет оперативного исполнения системы миропредставления вне дискурсивных овеществлении предлагало искусство, рядившее писателя (поэта, прозаика) в тогу пророка, выразителя духа времени, судьбы человечества (Баирон, Шелли, Белинскии, Шеллинг и др.). Некии резон в такои постановке есть: жизнь самоценна, образное схватывание чего осуществляет искусство. Поскольку отобразительные возможности его не обладают чертами всеобщности, необходимости, замысливалась имплантация научнои методы в его лоно (Бальзак: «Я -секретарь общества»; романистика - «опись пороков и добродетелей»; Флобер: «.большое искусстве должно быть научным и безличным»). Тщетно.
Во-первых, сращение научного и художественного - приговор художественному (ср.: геге-левскии план интеллектуализации искусства путем панлогистскои реконструкции существенного).
Во-вторых, искусство и философия решают схожие, но инструментально разнокалиберные задачи. Художественное отображает самодостаточность, полноту жизненного - не требуя логических оправдании; способ освоения предметнои базы здесь - эстемность. К примеру, любовь самоценна, не предполагает мыслительных обосновании. Философское хоть и апеллирует к самодостаточности, полноте жизненного, - проводит обоснование выражающих его идеалов; способ овладения предметнои базои здесь - ноэмность. Дискурсивно гиперболизируется не протекание чувства в реальности, а некая абстрактная модель подобного протекания, преподносимая как идеальное состояние.
Романтическая программа блока искусства с философиеи не выполнима. Откуда следует: философскии идеалонесущии тип смысло-, жизнеориентировки - уникальньш (по методическому функционализму) иуниверсальньш (по методологическому функционализму). И исполняется он исключительно системообразно. Акцентуация «бытия» (объективное) имплицирует развертывание платформы материализма (натурализма); «сознания» (субъективное) -идеализма (феноменализма); «бытия» и «сознания» (психофизическии параллелизм) - дуализма; «бытия как сознания» (ср.: Риккерт: «.бытие всякои деиствительности должно рассматриваться как бытие в сознании» [18, с. 84]) - трансцендентализма и т.д.
Фикс-пункт - в системе, через которую самореализуется философия, объективируется философствование и которую разрушает профессиональное профилирование - узкая специализация. Неправомерную традицию автаркии, использующую логику распадения бытия, исключающего его концептуализацию логикои распада, лучше ликвидировать, нежели поддерживать. Тем более в наше время - период каироса - момент судьбическои перезагрузки общемировых и общечеловеческих взаимодеиствии.
К системному погружению в реалии предрасполагают остреишие интенсивные глобальные движения тектонического масштаба, обусловленные вступлением популяции в полосу неустоичивого - турбулентного, флуктуационного - существования. Род homo перестает черпать вдохновение в собственнои самостоятельности вследствие усиления мировых тенденции:
- дефицитность: крушение ценностных основании стратегии «экономическии рост», «устоичивое развитие»;
- конфликтность (реванш колонии под метрополиями, надвигание аллохтонов, укоренение этнических нелегалов, борьба за ресурсы, резервы, источники сырья): крушение ценностных основании стратегии «толерантность», «интегратизм», «либерализм» [11];
- виртуальность (разворачивание enchancement technologies, упрочение деперсонализи-рованнои субъектности, имитационныи характер интеракции): крушение ценностных основании стратегии «реализм», «гуманизм» [12];
- техногенность (оформление киберсущего, дополненнои реальности, засилье биоарта, инженерных интервенции в витальность, универсализация постава, выпуск эрзацев, суррогатов): крушение ценностных основании стратегии «витальность», «натуральность».
Кодекс избранничества. Покусительство на всесилие. Керигма царствия Божия на земле. Не как туманные ожидания, но свершения.
Итог печален - утрата гарантииных опор жизнеобеспечения, а с неи - развал классиче-скои философии рационального активизма. За что боролись - на то напоролись. Судьба утопии рукотворного мира обслужила гримасу - цинизм дерзания.
Заменима ли Теодицея Антроподицееи? - с этим и предстоит разбираться системно об-новляемои «любви к мудрости»;
- преодолеть безликость, безавторность, творческую, персональную неоригинальность; отказаться от правила Нэша, по которому конформность части дает еи преимущество в составе целого.
Отвергая апатию, эскапизм, эпикуровское «проживи незаметно», философия, философствование - ристалище для подвига, востребует заявление личностного. Как недоумевал Шопенгауэр, если мы молчим, кто же будет говорить.
В философии слово - первое дело. И звучать оно должно личностно. Ярко. Призывно. Смело. Вдохновляюще.
У нас пока почему-то не говорят. А если пробуют, то как-то неубедительно, глухо; попытки передаются образами языка снижающих параллелеи: об «идолах и идеалах», говорили Соловьев, Ильенков и - простите. Квасов, Печенев; об «абстракциях» говорили Лузин, Новоселов -и простите. Ю. Петров.
Истончается личностное - истончается мыслительное - истончается духовныи реквизит философского самостроения. Философия не превращается в величину метафизическую.
Течение загрязняется в начале - у источника. Начало философии - глубоко личностное, и оно должно быть чистым, светлым, глубоким. С самого истока. Каким были для неофитов философии моего времени незаурядные личности, до обидного мало успевшие сделать на своем коротком веку, но оставившие неизгладимыи след в благодарнои памяти потомков - Б. С. Гряз-нов, Б. Ф. Поршнев, О. Г. Дробницкии, Э. М. Чудинов, С. В. Илларионов.
Белые журавли - красивая стая высоко в небе.
Некую элитарность философскои деятельности давно и точно отмечают специалисты. Укажем на Платона: «.толпе не присуще быть философом. те, кто занимается философиеи, будут вызывать ее порицание.» [17, с. 297]; и Гердера: «.философская спекуляция может быть уделом лишь очень немногих.» Натурально: исполнение философии нуждается в особом состоянии
- ментальности: в фокусе философии - предельные, граничные исходные основоположения, имеющие силу для осмысления, постижения сущего как такового. Отсюда - интенциональная увлеченность «за-опытным», выходящим за границы ratio. Если рациональность связывать с сознательностью целеориентации в
планировании поведения, то устремленность на за-цельность, вне-цельность, сверх-цельность (традиционная тематизация трех метафизических гиперпроблем: что есть мир, душа, Бог) позволяет отмечать нерациональность, индуцирующую (по Гердеру) впадение в сладкую дремоту, погружение в сон (ср.: сон разума рождает чудовищ), искажение образов деиствительности (борьба с последним - питательная почва антиспекулятивизма - юмизм, кантианство, позитивизм); - персональности: в философии значителен момент подвижничества, проповедничества. Демокрит пошел на членовредительство, Диоген - на отказ от мирских благ, отказу от убеждении Сократ предпочел смерть.
Опыт миссионера может не корреспондировать духу его учения. Он не обязан жить, как думает, и думать, как жить (поступает не как думает лицемер). Не то философ. От иных деяте-леи практически-духовного его отличает особое отношение к «правде жизни», которая органически вписана в структуру его поведения. В случаях, когда это не достигается, нарушается баланс теоретического - практического, слова - дела, знания - убеждения, подвергаются эрозии фронезис, даимонион, софросина, закладывается сомнение в принадлежности философствующего клану философов.
Философия зиждется на поступке, дефицит которого в нашеи епархии констатировал еще Бахтин и velis nolis вынуждены констатировать мы. Отказ от умственнои, поведенче-скои апатии (не сродни дальновиднои атараксии) - сильньш рычаг для совершенствования. Нужна четкая эволюция к тому, что «завещано веками» и что обеспечивает беспрепятственное прохождение между Сциллои митинговости (агитаторство) и Харибдои камерности (ше-потности).
Философия ждет, а должна - требовать. С достоиным лицом покидая просящую позу (как в «Дон Карлосе» Шиллера): «Государь, введите свободу мысли».
Философию небезосновательно называли служанкои то теологии, то идеологии. Все дело, однако, в самоощущении. Как точно фиксировал Кант, - большая разница, «несет ли. служанка перед милостивои госпожои факел или шлеиф позади нее».
В конце 70-х философия настаивала на никчемности футурологии. Витииствовал Шахназаров [22]. В итоге во всем мире есть visions (прогнозирование, программирование будущего), у нас - нет. (Ср.: невосполнимые потери фундаментального и прикладного своиства вследствие травли генетики, кибернетики, теории резонанса, копенгагенскои интерпретации кван-товои механики, социологии.) Что в том хорошего? (На фоне сказанного - более общая и острая проблема: почему искания, ищущие лица в России преследуются? Уехал Зворыкин - у нас нет национальнои телеиндустрии. Уехал Сикорскии - долгое время у нас не было вертолето-строения. Уехал Уфимцев - до последнего момента у нас отсутствовало промышленное внедрение технологии «стелс». Почему у нас часто многое не «благодаря», а «вопреки»? Кому легче?)
Итак, прислужничество. Философия угодников не находит ни читателеи, ни почитате-леи. О ее исполнителях хорошо высказал еще Григории IX: Nec philosophos se ostentent.
Совершенно иное - освещение - предопределение предустановлении. И здесь можно указать на плодотворную критику марксистско-ленинскои (догматическои) утопии «отмирания государства». В наш жесткии век борьбы за соблюдение национальных интересов роль государства в глобальном мире исключительно возрастает.
Судьба дурно обходилась у нас с носителями яркого индивидуального. Мы ожидаем полного восстановления справедливости - в первую очередь со стороны вмешательства институционального. Как говорил Декарт, - нет для державы большего блага, чем «иметь истинных философов» [9, с. 301];
- санировать систему подготовки кадров: радикально обновить, оживить философское образование. После ссылки декабристов, - констатировал Герцен, - «температура образования, видимо, у нас понизилась, меньше ума сделалось в обороте, общество стало пошлее, потеряло возникающее чувство достоинства» [6, с. 42]. Тем не менее еще долгое время говорили: в России два правительства: одно - в Петербурге, другое - интеллигенция Московского университета. Потом стали говорить: Малыш театр - второи университет. И вот уже в предреволюционный период Лосев постигал премудрость философского знания не в аудиториях, а в Большом, где ставили вагнеровскую тетралогию «Кольцо нибелунга». Иными словами, к 1915 г. не философия, а искусство имело силы выражать жизненную позицию и оформлять ее художественным - образным (не дискурсивным) способом.
Вырубленных - используя оборот классика - из самого лучшего, самого крепкого и ценного дерева, какое только произрастает на русскои почве, становилось все меньше и меньше. Под разными предлогами судьбы их осложняли. Если к факторам разрушения личности раньше можно было отнести техницизм, институционализм, бюрократизм, фундаментализм, то теперь - подавление серократиеи. На философию навело порчу нашествие маловырази-тельности, посредственности, непримечательности. Безликая клика (удачная аллитерация!) облепила профессию липкои тягучеи лягушачьеи икрои.
Некая отдушина в прежнем - вольные ассоциации единомышленников: Вольфила; религиозно-философское общество; вольная академия духовнои культуры; психологическое общество при Московском университете; философское общество при Санкт-Петербургском университете; общество свободнои эстетики; кружки - Лопатина, Меиера («Воскресение»); семинар Челпанова; творческое объединение ученых «Лузитания» (Лузин).
Чуть позже: Московскии методологическии кружок (Щедровицкии); Московскии логиче-скии кружок (Щедровицкии, Зиновьев, Грушин, Мамардашвили); Комиссия по психологии мышления и логике (Щедровицкии, Шеварев, Давыдов); междисциплинарный семинар по структурно-системным методам анализа в науке и технике (Щедровицкии, Садовскии, Э. Юдин); Философское общество; семинары Купцова (философия науки); Библера (философия культуры и диалогики); Волченко (биоэнергоинформатика); Ахиезера (цивилизациони-стика); Померанца (антропология, историология).
Сеичас нет ни школ, ни кружков, остались редкие одиночки. Но они скоро станут ископаемыми, сменятся ничем. Налицо вырождение. Потому что готовятся не актеры, а озвучива-тели, умеющие воспроизводить, не творить.
Слышное и неслышное цитатничество; безмерное и беспримерное подражательство; шуршание заемного и заимствованного. Списки, отображения, копии, воспроизведения. Точка сатурации абсурда вторичности достигнута. За неи - пустота, которую, скажем, еще недавно отмечали в Сорбонне, указывая на разгул террора по поводу всего того, что имеет отношение к мысли [10].
У нас - не лучше. Взять лишь обстановку на философском факультете МГУ. Прилежных подмечателеи оттенков чьих-то мыслеи - прорва. Где же мысли свои?
Руководители центральных теоретических кафедр - без фундаментальных трудов, без научной инициативы. Провинциальный декор «межкускового бормотанья» (Тынянов) оттеняют, накладывая неяркую краску бездарности, предводители кафедр «родительного падежа» - философии науки; языка; образования; культуры; естественных, гуманитарных факультетов; этики; эстетики. Их имена, идеи вовсе не известны профессиональнои общественности, как имена, идеи большинства их сотрудников. По кафедре истории русскои философии нет желающих специализироваться.
В философии (как часто в истории государства Россииского) скоро будет «некем взять».
Напрашивается риторическии вопрос: сколько и чего ждать?
Как реагирует на происходящее «наше все» - наша смена - пестуемые обществом интеллектуалы - молодежная отечественная элита - студенчество? Своеобразно. На отсутствие свежих академических взглядов - «свежие» протестные деиствия типа
- sex action (на президентскую инаугурацию Медведева в Дарвиновском музее);
- pop session («пуськи») в христианском храме;
- нелепых вояжеи в ИГИЛ...
Как там у Августина: «Возлюби и делаи, что хочешь». Однако же: возлюби - святыню, не святотатство. Правда, всему этому надо учить.
Когда-то Авиценна выпустил communia naturalicum, заложившии основы особому разделу философского знания - разработке научнои картины мира. Значительную лепту в оформление философски развертываемои сценографизации реальности внесли наши современники: Налимов, Баженов, Акчурин, Рузавин, И. Алексеев, Карпинская, Сачков, Тюхтин, Мостепаненко (отец и сын), Мамчур, Панченко, Аршинов, Делокаров, Молчанов и др. Уметь вести диалог с учеными, профессионально говорить на языке положительных исследовании - большое искусство. И оно утрачивается. (Едва не последнии из могикан - Борзенков, успешно развиваю-щии биофилософию.)
Серьезные сбои в философии языка (после Н. Трубецкого, Шпета, Степанова, Якобсона); культуры (после Е. Трубецкого, Мелетинского, Топорова, Стеблин-Каменского); гуманитари-стике (после Бахтина, Пумпянского); символистике (после А. Белого, Фреиденберг, Аверинцева).
Разогнанньш трамваи деформации профессии, не притормаживая, летит и давит - подминает, подламывает, растаптывает всех, сохранивших мужественное величие своим самоотвержением создавать - питать философскую мудрость.
Как и куда бредет философия, более или менее понятно. Более или менее понятно также, как и куда еи не брести. Заказан путь имитации. И в смысле поделки. И в смысле подделки. Сколько ни пробавляться симуляциеи, на дорогу вершения судеб знания не выити.
Быть вместе с профессиеи заставляют не обстоятельства, но обязывающая причастность общему благородному и благодарному делу, исключающему создание собственных параллельных и альтернативных истории. Надо любить профессию. Семена светлого чувства укрепятся, прорастут. Появятся пробьющие камни всходы. Всходы дадут растения, завязи. Завязи -богатые семенами плоды.
Любовь - она гарант естественнои ритмики плодоношения. Литературе не заказывают; заказывать еи бесполезно: могут заказать Индию, откроется же Америка [20, с. 414]. Равнооб-разно невозможно заказывать философии. Последнее убедительно показал печальный опыт ее директивного развития: не состоялась заказанная философия ни «кузнечного дела», ни «научного коммунизма».
Философия держится вольномыслием - созидательным полетом духа, дерзанием, неуемным исканием, чувством нового. Тем, что именуют саморазвитием, культурным взрывом, исключающим тягу к пресловутои стабильности. Стабильность для вольномыслия суть стагнация, вовлекающая в обреченное косное душевное состояние - полньш стабилизец.
Литература
1. Адорно Т. В. Негативная диалектика. М.: Научный мир, 2003. 374 с.
2. Белинский В. Г. Полное собрание сочинений: в 13 т. М.: Изд-во АН СССР, 1955. Т. VII. 740 с.
3. Белинский В. Г. Полное собрание сочинений: в 13 т. М.: Изд-во АН СССР, 1956. Т. XI. 718 с.
4. Белинский В. Г. Полное собрание сочинений: в 13 т. М.: Изд-во АН СССР, 1956. Т. XII. 596 с.
5. Герцен А. И. Собрание сочинений: в 30 т. М.: Изд-во АН СССР, 1954. Т. 2. 516 с.
6. Герцен А. И. Собрание сочинений: в 30 т. М.: Изд-во АН СССР, 1958. Т. 13. 676 с.
7. Григорьев Ап. А. Полное собрание сочинений и писем Аполлона Григорьева в 12 т. Пг.: П. П. Иванов, 1918. Т. 1. 356 с.
8. Гуссерль Э. Философия как строгая наука // Логос. 1911. Кн. 1.
9. Декарт Р. Сочинения в 2 т. М.: Мысль, 1989. Т. 1. 654 с.
10. Жильсон Э. Философ и теология. М.: Гнозис, 1995. 192 с.
11. Ильин В. В. Мир Globo: вариант России. М.: КДУ, 2009. 255 с.
12. Ильин В. В. Теория познания. Критика инструментального разума. Speciosa Miracula: тотальный миро-вейник. М.: Проспект, 2020. 160 с.
13. Лавров П. Л. Избранные произведения в 2 т. М.: Мысль, 1965. Т. 1. 752 с.
14. Ленин В. И. Полное собрание сочинений. М.: Госполитиздат, 1961. Т. 20. 583 с.
15. Мор Т. Утопия. М.: Наука, 1978. 417 с.
16. Островский А. Н. Полное собрание сочинений: в 16 т. М.: ГИХЛ, 1952. Т. 13. 404 с.
17. Платон. Сочинения: в 3 т. М.: Мысль, 1971. Т. 3(1). 685 с.
18. Риккерт Г. Введение в трансцендентальную философию. Киев: В. А. Просяниченко, 1904. 258 с.
19. Сартр Ж.-П. Избранные произведения. М.: Республика, 1994. 496 с.
20. Тынянов Ю. Н. Литературная эволюция. М.: Аграф, 2002. 496 с.
21. Чанышев А. Н. Курс лекций по древней и средневековой философии. М.: Высшая школа, 1991. 512 с.
22. Шахназаров Г. Х. Фиаско футурологии. М.: Политиздат, 1979. 352 с.
23. Hua III. § 152.
Поступила в редакцию 20.03.2020 г.
DOI: 10.15643/libartrus-2020.3.1
Philosophical today. Part II. Lux benigna
© V. V. Ilyin
National Research Center "Kurchatov Institute" 1 Academician Kurchatov Square, 132182 Moscow, Russia.
Email: vvilin@yandex.ru
In the second part of the work, the plot of the heuristic sanitation of philosophical activity is outlined, which provides for the deployment of creative energy towards the study of realities. Not the analysis of texts, but the reflection of the essence of a busy life is the subject of search for not opportunistic, but sober heads. The purpose of philosophy is to open the organic bonds of existence, to expose the essential roots of being, to establish the connection of time. Philosophical works must dare to be themselves; their authors are above "their task". From social demagogy to creative activity - the main line of development of philosophy.
Keywords: philosophy, culture, creativity, life.
Published in Russian. Do not hesitate to contact us at edit@libartrus.com if you need translation of the article.
Please, cite the article: Ilyin V. V. Philosophical today.Part II. Lux benigna // Liberal Arts in Russia. 2020. Vol. 9. No. 3. Pp. 151-164.
References
1. Adorno T. V. Negativnaya dialektika [Negative dialectics]. Moscow: Nauchnyi mir, 2003.
2. Belinskii V. G. Polnoe sobranie sochinenii: v 131 [Complete works: in 13 volumes]. Moscow: Izd-vo AN SSSR, 1955. T. VII.
3. Belinskii V. G. Polnoe sobranie sochinenii: v 131 [Complete works: in 13 volumes]. Moscow: Izd-vo AN SSSR, 1956. T. XI.
4. Belinskii V. G. Polnoe sobranie sochinenii: v 131 [Complete works: in 13 volumes]. Moscow: Izd-vo AN SSSR, 1956. T. XII.
5. Gertsen A. I. Sobranie sochinenii: v30 t. [Collected works: in 30 volumes]. Moscow: Izd-vo AN SSSR, 1954. Vol. 2.
6. Gertsen A. I. Sobranie sochinenii: v 30 t. [Collected works: in 30 volumes]. Moscow: Izd-vo AN SSSR, 1958. Vol. 13.
7. Grigoryev Ap. A. Polnoe sobranie sochinenii i pisem Apollona Grigor'eva v 12 t. [Complete works and letters by Apollon Grigoryev: in 12 volumes]. Pg.: P. P. Ivanov, 1918. Vol. 1.
8. Husserl E. Logos. 1911. Kn. 1.
9. Descartes R. Sochineniya v2 t. [Works in 2 volumes]. Moscow: Mysl', 1989. Vol. 1.
10. Gilson E. Filosof i teologiya [The philosopher and theology]. Moscow: Gnozis, 1995.
11. Il'in V. V. Mir Globo: variant Rossii [Globo World: variant of Russia]. Moscow: KDU, 2009.
12. Il'in V. V. Teoriya poznaniya. Kritika instrumental'nogo razuma. Speciosa Miracula: total'nyi miroveinik [The theory of knowledge. Critique of instrumental reason. Speciosa Miracula: total hiveworld]. Moscow: Prospekt, 2020.
13. Lavrov P. L. Izbrannye proizvedeniya v 2 t. [Selected works in 2 volumes]. Moscow: Mysl', 1965. Vol. 1.
14. Lenin V. I. Polnoe sobranie sochinenii [Complete works]. Moscow: Gospolitizdat, 1961. Vol. 20.
15. More T. Utopiya [Utopia]. Moscow: Nauka, 1978.
16. Ostrovskii A. N. Polnoe sobranie sochinenii: v 161. [Complete works: in 16 volumes]. Moscow: GIKhL, 1952. Vol. 13.
17. Plato. Sochineniya: v3 t. [Works: in 3 volumes]. Moscow: Mysl', 1971. Vol. 3(1).
18. Rickert G. Vvedenie v transtsendental'nuyu filosofiyu [Introduction to transcendental philosophy]. Kiev: V. A. Prosyanichenko, 1904.
19. Sartre J.-P. Izbrannye proizvedeniya [Selected works]. Moscow: Respublika, 1994.
20. Tynyanov Yu. N. Literaturnaya evolyutsiya [Literary evolution]. Moscow: Agraf, 2002.
21. Chanyshev A. N. Kurs lektsii po drevnei i srednevekovoi filosofii [Lecture course on ancient and medieval philosophy]. Moscow: Vysshaya shkola, 1991.
22. Shakhnazarov G. Kh. Fiasko futurologii [Fiasco of futurology]. Moscow: Politizdat, 1979.
23. Hua III. § 152.
Received 20.03.2020.
