Научная статья на тему 'Философский метод Средней и Новой Академии в сочинениях Цицерона и Секста Эмпирика'

Философский метод Средней и Новой Академии в сочинениях Цицерона и Секста Эмпирика Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

CC BY
438
57
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
СКЕПТИЦИЗМ / СРЕДНЯЯ АКАДЕМИЯ / НОВАЯ АКАДЕМИЯ / ПИРРОНИЗМ / АКАТАЛЕПСИЯ / SKEPTICISM / THE MIDDLE ACADEMY / THE NEW ACADEMY / PYRRHONISM / AKATALEPSIA

Аннотация научной статьи по философии, этике, религиоведению, автор научной работы — Зеленский Олег Александрович

Предлагается анализ ключевых источников по философии Средней и Новой Академии. На его основе делается вывод о специфике скептицизма Академии.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Philosophical method of the middle and the new academy in Cicero’s and Sextus empiricus’ works

Author of the article gives analysis of the crucial sources for philosophy of the Middle and the New Academy. On the basis of this analysis he concludes about pecularities of Academic scepticism.

Текст научной работы на тему «Философский метод Средней и Новой Академии в сочинениях Цицерона и Секста Эмпирика»

Вестник Челябинского государственного университета. 2014. № 17 (346). Философия. Социология. Культурология. Вып. 33. С. 154-162.

МЫСЛИТЕЛИ ПРОШЛОГО И НАСТОЯЩЕГО

I

О. А. Зеленский

ФИЛОСОФСКИЙ МЕТОД СРЕДНЕЙ И НОВОЙ АКАДЕМИИ В СОЧИНЕНИЯХ ЦИЦЕРОНА И СЕКСТА ЭМПИРИКА

Предлагается анализ ключевых источников по философии Средней и Новой Академии. На его основе делается вывод о специфике скептицизма Академии.

Ключевые слова: скептицизм; Средняя Академия; Новая Академия; пирронизм; аката-лепсия.

Введение

Изучая философию Средней и Новой Академии, мы сталкиваемся с очевидной проблемой: до нас не дошло ни одного сочинения, написанного его представителями. Не сохранилась ни одна из сотен работ очень плодовитого автора, Клитомаха, не можем мы ознакомиться и с «Римскими книгами» Филона из Лариссы, которые вызвали бурную реакцию как среди консервативных представителей школы, так и у Антиоха из Аскалона, перешедшего в своей гносеологии на сторону стоиков. Нам приходится довольствоваться изложениями более поздних авторов, между которыми имеются не только существенные различия, но иногда и противоречия.

Имея в виду указанную трудность, в этой главе мы ставим перед собой две задачи:

1) проанализировать главные сочинения Цицерона и Секста Эмпирика, раскрывающие проблемы философской методологии академиков, оценить степень надежности информации, представленной в них, исследовать причины, почему тот или иной автор понимал позицию академиков именно таким образом;

2) на основе имеющихся источников и критической литературы ответить на вопрос, каковы были главные особенности тех или иных позиций академиков, в чем специфичность их философской методологии и насколько к ней применим термин «скептицизм».

1. «Учение академиков» Цицерона и реконструкция истории эллинистической Академии

Как известно, ни одна из двух редакций цицероновского «Учения академиков» (обозначаемых как Académica priora и Académica posteriora) не дошла до нас полностью1. От первой из них сохранилась только одна из книг - «Лукулл»2, где подробно анализируются позиции стоиков и академиков по ряду вопросов логики, физики и этики. Вторая пострадала еще больше, и мы располагаем только частью первой книги3, в которой значительное место отведено историко-философским взглядам Антиоха из Аскалона.

Обращаясь к проблемам философской методологии Новой Академии, нельзя обойти вниманием идеи ее предшественника Арке-силая. В тексте Acad. post.4 перед нами раскрывается образ не революционера, но, наоборот, человека, стремящегося возродить подлинную, на его взгляд, интерпретацию метода Сократа и Платона (имевшую, судя по изложению в этом отрывке, ряд предшественников, таких как Анаксагор, Демокрит, Эмпедокл5), отразившегося в confessio ignora-tionis6 и в том, что в последующем платоно-ведении было названо апоретическими диа-логами7. Та позиция, которой придерживался Аркесилай, по-разному интерпретируется в исследовательской литературе8. Коснемся более подробно наиболее дискуссионного

вопроса, сводится ли аргументация Арке-силая к ad hominem9 или она также включает рассуждения in propria persona. Первое было бы возможно, если бы в аргументах Аркесилая не содержалось прямо или косвенно его собственных идей, но это не так. Согласно Цицерону, он признает неясность вещей (rerum obscuritas10, что и послужило, как говорится в том же месте, главной причиной его несогласия с Зеноном. Аргумент Аркесилая в Acad. post. 45 не нуждается в стоических посылках и построен исходя из указанного допущения. В Acad. pr. 66 говорится, что сам Аркесилай соглашался с Зе-ноном в том, что мудрец должен избегать мнений, и, если брать другие отрывки11, это вполне согласовывалось с взглядами первого. Таким образом, нет никаких оснований сводить аргументацию Аркесилая исключительно к ad hominem. Более того, Цицерон утверждает, что Аркесилай действовал в соответствии с определенными взглядами (или, точнее, образом мыслей)12 - каким образом тогда можно было бы говорить о них, если бы аргументы не предполагали их присутствие? Но здесь мы встаем перед другой проблемой: каков статус этих взглядов, ведь Аркесилай не рассматривал себя как догматика и не принимал никакое утверждение в качестве истинного? Получить однозначный ответ на этот вопрос из имеющихся источников мы не можем, можно только строить те или иные гипотезы. На наш взгляд, ключом к возможному ответу может быть принцип благоразумного (sü^oyov), который использовал Аркесилай13. Прилагательное sü^oyog встречается также в стоическом определении надлежащего действия, т. е. такого действия, которое имеет разумное оправдание (sü^oyog алюАюушцбд)14. Характерно также, что стоики допускали в sö^oyov возможность ошибки15. Нет, однако, никаких оснований для предположения, что рассуждения Аркесилая об su^oyov, изложенные в SE M VII 158, имели характер аргумента ad hominem - одно дело заимствовать некоторые идеи у стоиков, а другое - строить аргументы против них16. В соответствии с нашей гипотезой принцип su^oyov побуждал Аркесилая в обстановке неясности воздерживаться от суждения (именно такой тип поведения он мог считать наиболее разумным), ведь благоразумие не только побуждает нас к каким-либо действиям, но и отвергает определенное поведение.

Он мог рассуждать таким образом, что в подобной ситуации познавательный стандарт, декларируемый стоиками, оказывается недостижимым. Возможно, что другие познавательные стандарты способны привести нас к окончательному знанию, но Аркесилай их назвать не мог. Неясность носит тотальный характер, и мы даже не можем знать, что мы ничего не знаем17. Говорить же, что мы что-то знаем в подобной ситуации, как это делают стоики, Аркесилаю представлялось крайне неразумным.

В отношении позиции Карнеада не было единства мнений уже ко времени Цицерона. Так, по вопросу о том, может ли мудрец, согласно Карнеаду, иметь мнения, Цицерон представляет две различные точки зрения: «Ибо он <мудрец> мог бы ничего не постигать (percipere), но при этом иметь мнения - как утверждают, Карнеад одобрял этот взгляд; я же, доверяя в большей степени Кли-томаху, чем Филону и Метродору, полагаю, что это скорее обсуждалось им в ходе рассуждения, нежели было одобрено (hoc magis ab eo disputatum quam probatum puto)»18. Этот отрывок послужил для целого ряда исследователей поводом к выделению двух различных позиций: «клитомаховской» и «филонов-ско-метродоровской»19. Но, на первый взгляд, различие кажется малозначительным, поэтому необходимо внести несколько важных уточнений. Во-первых, мы видим, что Филон и Метродор интерпретировали утверждения Карнеада таким образом, что позволяли мудрецу иметь мнения даже при невозможности каталепсиса и отсутствии каталептических впечатлений. Что это означает? Несомненно, здесь имеется в виду согласие на некаталептические впечатления - именно так стоики и академики понимали мнение, и менять определение в этом конкретном случае было бессмысленно. Далее у нас есть два варианта рассуждения: либо это согласие, выражающее полную уверенность или убежденность в чем-либо, либо такое, которое признает возможность ошибки, которая может быть замечена при последующей проверке. Принятие первого варианта крайне маловероятно в том случае, когда мы говорим о мудреце (он не может принимать неясное за чистую правду), поэтому у нас остается второй. Но этот вариант удивительным образом похож на позицию отца Катула, излагаемую в Acad. pr. 148: 1) отец Катула, как и Филон и Метро-

дор, считал, что эта позиция была свойственна Карнеаду20, 2) в соответствии с ней мудрец будет соглашаться с некаталептическим и иметь мнения, 3) соглашаясь таким образом, он «понимает, что имеет мнение, и знает (sciat), что ничто не может быть постигнуто и воспринято (nihil esse quod comprehendi et percipi possit)»20. Можно предположить, что подобная позиция имела целый ряд приверженцев внутри Академии. А то, что расхождения в интерпретации не касались только частных вопросов, мы видим из указания Катула в этом отрывке, что следствием этого взгляда было соответствующее понимание роли ело^Л и акаталепсии - двух первостепенных моментов для академиков. Далее, нам известно из других свидетельств, что Метродор «считал, что все неправильно понимали Карнеада»21, таким образом, можно предположить наличие у него особой позиции, тем более что он считался одним из главных знатоков Карнеада22. Вероятно, при жизни у него не было слишком много сторонников23, а его интерпретация Карнеада стала популярной в Академии уже после его смерти, во время схолархата Филона.

Слово disputatum в Luc. 78 предполагает, что имеется в виду определенный аргумент, выдвинутый Карнеадом. В таком случае он должен содержать дополнительное допущение, согласно которому мудрец может иметь мнения. Нам хорошо известен аргумент Ар-кесилая, в котором одной из посылок является то, что мудрец не имеет мнений, а от него достаточно легко можно построить и рассуждение с этим дополнительным допущением.

Аргумент Аркесилая представлен у Секста Эмпирика24:

(П1) Ничто не является постигаемым.

(П2) Мнение есть согласие с непостигаемым.

(П3) Мудрец не имеет мнений.

(З) Мудрец должен воздерживаться от согласия во всем.

Немного видоизменив этот аргумент, мы получим второй вариант:

(П1) Ничто не является постигаемым.

(П2) Мнение есть согласие с непостигаемым.

(П3*) Мудрец может соглашаться в некоторых случаях.

(З*) Мудрец будет иметь мнения в некоторых случаях.

Опираясь на Acad. pr. 78, мы можем сделать вывод, что, согласно Клитомаху, этот

второй аргумент представлял собой скорее оружие против стоиков, нежели убеждения самого Карнеада. В таком случае он ставил стоиков перед неприятной дилеммой. Либо они должны принять всеобщую влю^Л, либо признать то, что мудрец может иметь мнения. Метродор же, считая, что Карнеад одобрял заключение второго аргумента, должен был отвергать в связи с этим всеобщую влю^Л.

Рассмотрим подробнее клитомаховское изложение позиции Карнеада в Acad. pr. 98104. Вначале дается деление на каталептические-некаталептические25 и на одобряе-мые-неодобряемые26 впечатления. Первый вид впечатлений академики не принимают, и именно этого первого деления касаются их главные аргументы против стоиков. Зато они не могут отказаться от второго, «ибо было бы противоестественно, если одобряемое не имело бы никакого значения» (etenim contra naturam esset, si probabile nihil esset)27. Водоразделом между двумя видами впечатлений является аргумент о неразличимости впечатлений, наиболее ясно представленный в Acad. pr. 83 и согласно которому «нет такого истинного впечатления, происходящего от чувств (a sensu profectum), которое не могло бы соседствовать (cui non appositum sit) с другим впечатлением - с тем, что ни в чем не отличается от первого и не может быть постигнуто»28. Одобряемое представляется Клитомаху как правдоподобное29, но это еще не означает согласия с ним как истинным, во-первых, потому что «многое ложное является одобряемым» (multa falsa probabilia sint)30, во-вторых, из-за неразличимости впечатлений31 . Клитомах предлагает довольно тонкое различие между академическим approbatio и стоическим adsensio (которое, к сожалению, не может быть ясно проиллюстрировано в русском языке между «одобрением» и «согласием»). Нечто может быть одобрено, «если не представлено ничего, что противоречит его правдоподобию (si nihil se offeret quod sit probabilitati contrarium)»32. Понять это можно на примере путешествия в Путеолы, который приводится далее33. Здесь, как мы видим, мудрец не соглашается с тем, что он прибудет в Путеолы, так как это неизвестно, но, учитывая определенный комплекс условий, предполагает это прибытие правдоподобным. В таком случае он, скорее, имеет дело с наличием соответствующих условий, которые способствуют осуществлению (или

неосуществлению) того или иного факта. Но, как мы знаем, даже присутствие всех необходимых условий еще не является гарантией истинности. Как могли сказать академики, даже если бы мы встретили человека, по своим внешним чертам абсолютно схожего с Сократом, это бы еще не давало стопроцентной гарантии, что перед нами именно Сократ, а не его двойник. Кроме того, мы, как правило, не можем учесть все условия, поэтому связь, раскрываемая нами, в лучшем случае, будет иметь вероятностный характер.

С другой стороны, в позиции, с которой мы встречаемся в Acad. pr. 148 и которая имеет много общего с позицией Метродора в Acad. pr. 78, мы находим несколько иное: здесь допускается возможность соглашаться с чем-либо и иметь мнение, хотя это согласие имеет условный характер, поскольку познающий всегда учитывает тезис об акаталепсии, что ничто не может быть познано и постигнуто. Мы полагаем, что Метродор исходил из тех же самых проблем, что и Клитомах, главная из которых - это неразличимость впечатлений, но не рассматривал их как настолько серьезные, чтобы они препятствовали условному согласию. В связи с этим мы не считаем две интерпретации, «клитомаховскую» и «филоновско-метродоровскую», полностью противоречащими друг другу. Скорее, первая пригодна для описания того, что можно назвать, практическим познанием (опытом), а вторая - для описания теоретических исследований, где необходимо выдвижение соответствующих гипотез и допущений, хотя они вполне могут быть оспорены в дальнейшем. Следовательно, m9avov (убедительное, одобряемое) Клитомаха скорее имеет прагматический смысл практической полезности, а у Метродора убедительное лежит в сфере условной истины, т. е. того, о чем мы имеем мнение, но по-настоящему не знаем.

2. Секст Эмпирик: скептицизм и академическая философия

В этом параграфе, опираясь на материал сочинений Секста Эмпирика «Против ученых»34 и «Пирроновы положения»35, мы разберем два основных вопроса: 1) насколько адекватна информация, которую дает Секст Эмпирик об академиках; 2) насколько сильно пирронистский скептицизм, в том виде, как он представлен у Секста Эмпирика, отличается от философии академиков.

Секст Эмпирик приводит периодизацию Академии, указывая, что некоторые насчитывают в ее истории пять этапов: «Как многие утверждают, было три Академии: первая и древнейшая - последователей Платона, вторая и средняя - Аркесилая, слушателя Поле-мона, третья и новая - Карнеада и Клитомаха. Некоторые добавляют еще четвертую - последователей Филона и Хармида, а кто-то даже перечисляет и пятую - Антиоха»36. Этой классификацией пользуются и сегодня, правда, выделение пятого этапа кажется довольно спорным: насколько можно говорить об Академии Антиоха, учитывая, что он преподавал не в Академии, а в гимнасии Птолемея37? Кроме того, его никак нельзя назвать «преемником» Филона, учитывая неприязненное отношение Антиоха к «Римским книгам»38. В любом случае об «Академии Антиоха» трудно говорить в том институциональном смысле, какой она была до него.

Но здесь нас больше интересуют не Академия Филона и Антиоха, когда академические взгляды подверглись сильным изменениям, а более ранние, вторая и третья, к которым можно с большим основанием применить термин 'скептицизм'. Уже в античности были те, кто называл позиции Аркесилая, Карнеада и Клитомаха скептическими39. Именно поэтому Секст Эмпирик особенно серьезно стремится показать, что взгляды этих академиков отличаются от скептической установки.

Значительную долю нашей информации по Аркесилаю мы получаем из трудов Секста Эмпирика. Он излагает его критику стоических понятий - каталепсиса и каталептического впечатления40, воспроизводит его аргумент о том, что мудрец всегда должен воздерживаться от согласия41. Секст Эмпирик также говорит о благоразумном (eü^oyov) как о практическом критерии Аркесилая42. Однако в «Пирроновых положениях»43 собрана достаточно противоречивая информация об Аркесилае. С одной стороны, Секст Эмпирик отмечает ряд моментов, объединяющих Ар-кесилая и пирронистов44. Но делает он это с важной оговоркой: «его взгляд почти такой же, как и наш» (àç ^iav sivai oxsSov rrçv кат' aùxov àyœyrçv ка! rrçv ^(jscspav)45. С другой стороны, Секст Эмпирик приводит мнение об Аркесилае как об эзотерическом платонике, который использовал негативную диалектику в целях подготовки к усвоению позитивного учения Платона46, однако эта история

выглядит довольно сомнительно. Во-первых, непросто согласовать воздержание Аркеси-лая от суждения во всем (факт, неоднократно отмечаемый в источниках) с защитой, пусть и тайной, какого-либо позитивного учения (факт малообоснованный). Во-вторых, связь Аркесилая с Платоном не обязательно предполагает обращение к догматическому платонизму: напротив, Цицерон в Acad. post. защищает, скорее, такую интерпретацию Платона Аркесилаем, которую можно назвать скептической, апоретической. В-третьих, то, что мы знаем об антистоической аргументации Аркесилая, не нуждается в дополнительной гипотезе об эзотеризме и может быть объяснено без ее помощи.

В изложении позиции Карнеада у Секста Эмпирика можно выделить два раздела: в первом рассматривается вопрос об отсутствии теоретического критерия47, а тема второго -рассуждения о практическом критерии48. Говоря о первом, стоит критически отнестись к заявлению, что Карнеад с помощью своих аргументов против существования теоретического критерия «выступил не только против стоиков, но и всех [курсив наш - О. З.], кто был до него» (ои ^ovov тоц отшгкоц аААа ка! naoi тоц про аитой avxiSisxaooexo). Во всяком случае, приводимые Секстом Эмпириком рассуждения на подобную всеобщность не претендуют. Вначале, вопреки эпикурейцам, доказывается, что не все впечатления являются истинными, а затем критикуется стоическое каталептическое впечатление. Самая высокая ступень познания, до которой доходит Карнеад, - это ^oyog, который оказывается слишком зависимым от ощущений.

Одной из проблем интерпретации раздела о практическом критерии является тот факт, что в тексте нечетко отделены взгляды самого Карнеада от идей его последователей. Из SE M VII 166 мы видим, что Карнеад вводил «для жизненного распорядка и для обретения счастья» (прод... x^v той ptou 5is2,ay®y^v ка! прод r^v т^д euSaipoviag nspiKT^oiv) практический критерий убедительного впечатления, но при этом дополнял его требованиями беспрепятственности и разработанности49. Но далее в нескольких местах употреблено более темное выражение oi пер! tov KapvsaS^v50. Таким образом, описываемая точка зрения может принадлежать как самому Карнеаду, так и его последователям. Далее, хотя Секст Эмпирик, характеризуя сферу применения

практического критерия, не идет дальше обыденных примеров и вымышленных мифологических случаев, он при этом хотел показать, что выделение более убедительных и менее убедительных впечатлений осуществлялось Карнеадом и его последователями по отношению к истине о вещах (пусть и недостижимой в полной мере)51. В «Пирроновых положениях» он даже говорит о том, что более убедительные впечатления академики принимают с сильной склонностью и увлеченностью (лроалаВеш)52. Таким образом, он хочет показать, что для академиков более убедительное впечатление в то же время является и более истинным, тогда как для пирронистов все явления равны относительно истины о вещах (известный принцип «изостении», которая побуждает нас к воздержанию от суждения), во всяком случае, с его точки зрения, ближайшие последователи Кар-неада отдавали значительное предпочтение одной альтернативе по отношению к другой. Тем не менее Секст Эмпирик не может привести ни одного конкретного примера теоретической догмы подобного рода, если не считать утверждения о том, что все непостигаемо53. Говоря же об академических представлениях о добре и зле, он не уходит дальше общих суждений, в то время как из ряда других, более содержательных, свидетельств мы узнаем, что Карнеад не рассматривал выдвигаемые им в тех или иных аргументах определения блага в качестве своих собственных54. Один из этих отрывков55 демонстрирует тот важный факт, что для академиков защита той или иной философской позиции зачастую была скорее проявлением риторического мастерства, нежели реальным подтверждением своих взглядов.

Эта тема подводит нас вплотную ко второму вопросу этого параграфа: в чем различие академической и пирронистской позиций и насколько справедливо будет называть, по крайней мере, Академии Аркесилая и Карнеада скептическими? Главное обвинение, выдвигаемое пирронистами в отношении академиков, может быть оспорено. В РН I 226 мы читаем: «Последователи же Новой Академии, если они говорят, что все непостигаемо (акатаА^гаа), также отличаются от скептиков, и именно тогда, когда говорят, что все непостигаемо (ибо они утверждают это с уверенностью, в то время как скептик оставляет место для допущения, что нечто, возможно, и постигаемо)». Характер высказывания подразумевает, что академики принимали тезис

об акаталепсии как догму. Но свидетельства Цицерона показывают, что ни Аркесилай, ни Карнеад не говорили с твердой уверенностью, что ничто не может быть постигнуто и познано56. Столкнувшись с такой несогласованностью свидетельств по главному пункту расхождения, как его видят пирронисты57, нам нужно попытаться более внимательно проследить ключевые взгляды обоих направлений и сравнить их.

1. 'Еяохл. В клитомаховской версии учения Карнеада посредством различия между двумя видами влю^Л 58, одно из которых является тотальным, а другое оставляет возможность для approbatio, создается почва для примирения воздержания во всем от суждения и недогматического следования впечатлениям. Даже в той позиции, которая излагается в Acad. pr. 148 и которая допускала возможность мнений, нет места для догматического принятия чего-либо в качестве истины, поскольку истина о вещах недостижима. Главная причина академического воздержания от суждения - это принципиальная ненадежность нашего чувственного восприятия и отсутствие в самих впечатлениях какого-либо знака истинности. Пирронисты также воздерживались от суждений, касающихся истины о вещах, но это не означало, что они отказывались при этом от всякого рода высказыва-ний59. Мы можем выносить суждения о том, как вещи являются нам, и это не сводится к чисто приватному опыту60. Суть скепсиса - в постоянном поиске, а не в открытии61. Правда, причину воздержания от суждения пир-ронисты объясняли по-другому: нет никаких (ни психологических, ни логических) причин отдавать предпочтение чему-либо, если и тезис, и антитезис равны в своей убедительности (принцип «изостении»)62. Единственный выход в рассуждении о неясных вещах - это влюхл. Но в обеих позициях мы видим, что влюхл не есть исходный пункт (воздержание от суждения не самоценно) - это реакция на существенные (не единичные) и непреодолимые (ввиду неясности механизма их устранения) затруднения. Таким образом, несмотря на некоторое различие в предпосылках (которое во многом и послужило, наверное, причиной недопонимания), две школы приходили к общим следствиям.

2. Познаваемость вещей. Ответ пирро-ниста, если его облечь в кантианские формулировки, можно представить следующим

образом: мы имеем дело только с явлениями, а не с вещами самими по себе, поэтому мы не имеем права говорить что-либо с уверенностью о вещах самих по себе63. Может ли академик иметь какие-то догмы? Неоднозначность подобных терминов заставляет нас каким-то образом прийти к единству используемой терминологии. Воспользуемся пир-ронистским определением догмы в РН I 13, которое, во-первых, предполагает принятие за истину чего-то неочевидного, во-вторых, составляющего предмет научных (теоретических) исследований. Мы не имеем никаких примеров того, чтобы Аркесилай и Карнеад имели такого рода догмы.

3. Практическая жизнь. Представители обоих направлений отвечали на обвинение в том, что скептик не может жить в соответствии со своей философией, но использовали различные аргументы. Карнеад делает акцент на том, что мы можем следовать убедительным впечатлениям (при этом степень их убедительности для нас может быть различной), даже не будучи уверены в их истинности. Пирронисты разводят теоретические догмы и естественный характер повседневной жизни, не основанной на каких-либо догмах (подобно тому, как мы хотим спать, будучи усталыми, или хотим есть, будучи голодными, причем мы непроизвольно склоняемся к этому)64. В последнем случае мы опираемся на обычаи, привычки или потребности, не нуждающиеся в теоретическом доказательстве. В принципе, такой образ поведения пирронисты разрешают с помощью разведения того, как вещи являются нам, и того, каковы они на самом деле. Тем не менее, пирронисты настаивают на том, что для них все явления равноценны65, в отличие от академиков, выделяющих более и менее убедительные впечатления. Но в какой мере все явления могут быть равноценными? Они не равноценны для нас как явления: пирронист чему-то следует в своей практической жизни, а что-то отвергает. Равноценность явлений можно показать только (если это вообще возможно) по отношению к истине о вещах. Но в таком случае пирронисты, если хотят отделить себя от академиков, должны продемонстрировать, что для последних более убедительные впечатления являются более истинными или, по крайней мере, более претендующими на истину. Но это, во всяком случае, не следует из клитомаховской интерпретации Карнеада, которую Цицерон считал более верной.

Из проведенного нами небольшого анализа стали ясны две вещи: во-первых, Секст Эмпирик не всегда тщательно характеризует те или иные позиции академиков, так что многие суждения не могут быть приняты в качестве надежных и достоверных; во-вторых, сравнение ключевых взглядов пирронизма и Новой Академии приводит нас к выводу, что те отличия, которые существовали между ними, не являются поводом для исключения Академии (по крайней мере, до «Римских книг» Филона из Лариссы) из общего хода развития античного скептицизма.

Выводы

Наш предварительный обзор показал достаточно большие расхождения во взглядах разных авторов на философию Новой Академии. Цицерон отмечал в качестве отправной точки академического подхода критику основных стоических гносеологических понятий, уже на основе которой формировалось определенное мировоззрение. Секст Эмпирик делал акцент на убежденности академиков в акаталепсии, и в этом, по его мнению, было их существенное отличие от скептиков.

Выделив интерпретации Цицерона и Секста Эмпирика в качестве главных, следует отдать предпочтение первой. Цицерон достаточно аргументированно показывает, что академики не принимали акаталепсию в качестве исходного тезиса, и вывод о ней был обусловлен антистоическими аргументами, среди которых наиболее выделялся аргумент о неразличимости впечатлений. Что касается версии «эзотерического платонизма», то она мало подтверждается как прямыми, так и косвенными свидетельствами. Безусловно, это не устраняет возможных отсылок к платоновским диалогам, например, к «Тимею»66 (в познании чувственного мира мы не можем достичь большего, чем «правдоподобный миф (рассказ)») или «Теэтету»67, но вряд ли можно говорить о какой-то глубокой связи Новой Академии с учением Платона. Кроме того, наивно полагать, что академики передали «среднему платонизму» какое-то законченное учение, учитывая разнохарактерность идей платоников 1-2 вв. н. э.

Отвечая на второй вопрос, указанный в начале статьи, следует уточнить, какой смысл мы вкладываем в понятие 'академическая методология'. На протяжении своего развития Новая Академия придерживалась анти-

стоической позиции, отрицая существование каталептических впечатлений и каталепсиса в стоическом смысле. Именно эта критическая составляющая и позволяет нам утверждать о единстве академической методологии. Но следствия и выводы, которые академики делали из такого подхода, были различными. Для Аркесилая вещи оказывались в равной степени неясными для человеческого познания, что побуждало его принять установку на воздержание от суждения как практический принцип. Карнеад говорил об убедительных впечатлениях, и это влекло за собой тот факт, что для нас не все впечатления имеют одинаковую силу. Но «для нас» не означает «с точки зрения истины» - для Карнеада это различие было настолько существенным, что его отмечает и Секст Эмпирик, (используя, правда, несколько иные выражения)68, но почему-то забывает об этом в своих критических замечаниях в «Пирроновых положениях». В статье мы также подробно проанализировали различия между «клитомаховской» и «фило-новско-метродоровской» интерпретациями Карнеада и постарались показать, что расхождения не касались только одного частного вопроса, а имеют отношение к наиболее фундаментальным понятиям скептицизма.

Примечания

1 Об истории создания двух редакций «Академики» см.: Сокольская, М. М. Бесконечное приближение к истине // Марк Туллий Цицерон. Учение академиков. М., 2004. С. 14-27.

2 В статье используется сокращение Acad. pr.

3 В статье используется сокращение Acad. post.

4 Acad. post. Р. 44-45.

5 Об интерпретации академиками учения до-сократиков см. более подробно: Brittain, С. The New Academy's Appeals to the Presocrat-ics / C. Brittain, J. Palmer // Phronesis. 2001. Vol. 46, № 1. P. 38-72.

6 Acad. post. Р. 44.

7 Ср. скептическую интерпретацию Платона в Acad. post. Р. 46.

8 Среди сторонников диалектической интерпретации, сводящей позицию Аркесилая целиком к аргументации ad hominem, можно выделить Куиссена (Couissin, P. Le Stoicisme de la Nouvelle Académie // Revue d'histoire de la philosophie. 1929. Vol. 3. P. 241-276). Близка к этому подходу в отношении Аркесилая

и Штрикер в своей статье «Скептические стратегии» (Striker, G. Sceptical Strategies // Striker, G. Essays on Hellenistic Epistemology and Ethics. Cambridge, 1996. P. 99-104). Эту интерпретацию критикуют Ханкинсон (Han-kinson, R. The Sceptics. L., 1995. Ch. 5) и Ско-филд (Schofield, M. Academic Epistemology // The Cambridge History of Hellenistic Philosophy / ed. by K. Algra, J. Barnes, J. Mansfeld, M. Schofield. Cambridge, 1999. P. 323-351). Точка зрения, опирающаяся на свидетельства поздних источников (SE PH I 234; Euseb. Praep. Ev. XIV 6,6; Aug. CA III 38) об «эзотерическом платонизме» Аркесилая, была аргументированно раскритикована Леви (Lévy, C. Scepticisme et dogmatisme dans l'Académie: «l'ésotérisme» d'Arcésilas // Revue des etudes latines. 1978. Vol. 56. P. 335-348) и уже не встречается в исследовательской литературе.

9 Под ad hominem в данном контексте мы понимаем такой способ аргументации, который полностью исключает собственные посылки критикующей стороны и, основываясь на посылках критикуемого и на доводах, которые последний не может опровергнуть, пытается привести к заключению, которое полностью противоречит взглядам критикуемого. В качестве примера можно привести рассуждение Аркесилая в SE M VII 156-157. Здесь в качестве посылок, принимаемых стоиками, выделяются две: «Мудрец не может иметь мнений» и «Согласие с непостигаемым является мнением», а также берется заключение предыдущего аргумента («Нет ничего постигаемого»), которое оппонент уже не может опровергнуть. В итоге получается никак не устраивающий стоиков вывод: «В соответствии со стоической позицией, мудрецу следует воздерживаться от суждения <во всем>».

10 Acad. post. Р. 44.

11 Acad. pr. Р. 77, Acad. post. Р. 45.

12 Буквально в Cic. Acad. post. Р.45 говорится следующее: huic rationi quod erat consenta-neum faciebat.

13 SE M VII 157-158: «Следовательно, мудрец должен воздерживаться от суждения во всем. Но поскольку после этого нужно проводить исследования (ç^tsïv) и относительно жизненного распорядка, которому не надлежит существовать без критерия, а от этого критерия получает свою убедительность счастье, т. е. цель жизни, Аркесилай утверждает, что тот, кто воздерживается от суждения во всем, руководствуется в актах выбора и избегания

[курсив мой. - О. З. ], а также в действиях в целом, благоразумным (тф еи^оуф) и, следуя последнему как критерию, ведет правильный образ жизни (катор9юов1). Ибо счастье достигается благодаря рассудительности, рассудительность же проявляет себя в правильных действиях (ev тоц KaTop9®^aoiv), правильное действие - это то, которое, будучи совершено, имеет разумное обоснование. Следовательно, обращающийся к благоразумному (о npoasxrav... тф еи^оую) ведет правильный и счастливый образ жизни». Одна из возможных интерпретаций то eu^oyov у Аркесилая дана в статье: Brennan, T. Reasonable Impressions in Stoicism // Phronesis. 1996. Vol. 41, № 3. P. 316-334. Brennan не рассматривает то eu^oyov стоиков в обыденном, повседневном смысле, но считает такую интерпретацию уместной в отношении Аркесилая (Ibid. P. 333-334).

14 SVF I 230.

15 SVF I 624.

16 Подтверждением этому является тот факт, что Аркесилай объясняет здесь, как следует вести себя человеку, который воздерживается от суждения во всем, т. е. скептическому мудрецу.

17 Acad. post. Р. 45.

18 Acad. pr. Р. 78.

19 Последнюю не следует путать с позицией того же Филона, но которая была выражена в «Римских книгах».

20 Acad. pr. Р. 148: sententiam, quam quidem ille [i. e. pater. - О. З.] Carneadeam esse dicebat.

21 См. Philod. Index Academicorum, col. 26, 4-11.

22 Acad. pr. P. 16.

23 Как утверждается в Index Academicorum, несмотря на то, что он был велик и в жизни, и в слове, у него не было соответствующего признания со стороны других) (ср. Philod. Index Academicorum, col. 26, 4-9).

24 SE M VII 156-157.

25 Выражения у Цицерона - visa. quae percipi possint и visa. quae <percipi> non possint, таким образом, он использует пассив для передачи фavшaíal кашА^тспка!.

26 Probabilia- «те, которые могут пройти испытание», «те, которые могут быть одобрены».

27 Acad. pr. P. 99.

28 Acad. pr. P. 83.

29 Ср. similia veri в Acad. pr. P. 99.

30 Acad. pr. P. 103.

31 Acad.pr. P. 101.

32 Acad. pr. P. 99.

33 Acad. pr. P. 100.

34 Сокращение, используемое в статье, - SE M.

35 Сокращение, используемое в статье, - PH.

36 SE PH I 220.

37 De fin. 5,1.

38 Acad. pr. P. 11-12.

39 См. SE PH I 220.

40 SE M VII 150-155.

41 SE M VII 156-157.

42 SE M VII 158.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

43 SE PH I 232-234.

44 См. SE PH I 232-233.

45 SE PH I 232.

46 SE PH I 234.

47 SE M VII 159-165.

48 SE M VII 166-189.

49 Говоря о требованиях беспрепятственности и разработанности, мы имеем в виду два термина: апер1опаотод 9avTaoia и Sis^raSsu^evn фагтаЫа. Изложение практического критерия Карнеада в «Против ученых» отличается от того, которое мы находим в 1-й книге «Пирроновых положений». Первое из них является как более подробным, так и более точным. Например, в нем более ясно выделены признаки убедительного, беспрепятственного и разработанного впечатлений, чем это делается в «Пирроновых положениях». Подробно об этом см.: Allen, J. Academic Proba-bilism and Stoic Epistemology// Classical Quarterly. 1994. Vol. 44 (NS), № 1. P. 85-113.

50 SE M VII 173, 175, 184.

51 Ср. SE PH I 229-230.

52 SE PH I 230.

53 SE PH I 226.

54 Acad. pr. Р. 132, 139; De fin. II 42, V 20.

55 Acad. pr. Р. 139.

56 Acad. post. Р. 45; Acad. pr. Р. 28.

57 См. SE PH I 1-4.

58 Acad. pr. Р. 104.

59 Ср. SE PH I 13, 19-20, 135.

60 См. об этом: Barney, R. Appearances and Impressions // Phronesis. 1992. Vol. 37, № 3. P. 283-313.

61 SE PH I 7.

62 SE PH I 10.

63 SE PH I 14, 21-24.

64 SE PH I 23-24.

65 SE PH I 10, 227.

66 Plat. Tim. 29d.

67 Plat. Thaet. 186d - место, которое мог иметь в виду Аркесилай в своем аргументе против стоиков (SE M VII 154).

68 SE M VII 167-169.

Список литературы

1. Schofield, M. Academic Epistemology // The Cambridge History of Hellenistic Philosophy / ed. by K. Algra, J. Barnes, J. Mansfeld, M. Schofield. Cambridge, 1999. P. 323-351.

2. Striker, G. Sceptical Strategies // Striker, G. Essays on Hellenistic Epistemology and Ethics. Cambridge, 1996. P. 99-104.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.