CC BY
126
ИСТОРИЯ ФИЛОСОФИИ
УДК 1 (091)
С. В. Караваева Сократ в философских школах поздней античности*
В статье рассматривается образ Сократа в философских школах поздней античности. Показывается, что интерпретация этого образа была обусловлена как акцентами, которые античные авторы расставляли при своем прочтении сократической литературы, так и интеллектуальными установками той или иной философской школы. Немаловажным фактором в формировании образа Сократа было стремление позднеантичных мыслителей найти собственные основания, которые они усматривали в своей преемственности от Сократа. Показывается, что в рамках кинической традиции Сократ - это в первую очередь эпатирующий поборник аскетизма и норм этического поведения; у стоиков - образец для подражания, строгий моралист, этическое совершенство которого основано на благоразумии; Сократ академических скептиков - это герой апоретических диалогов Платона; для эпикурейцев и перипатетиков - объект критики, пред-
и и и и /"
ставляющий по большей части пародийный образ.
The paper is devoted to the interpretation of the Socrates image by Late Antiquity philosophical schools, which was determined both by the accents of the Socratic literature, and the intellectual demands of specific philosophical schools. A significant factor in the formation of the Socrates image was the attempt of Late Antiquity thinkers to find their own grounds, which they believed to be in their legacy from Socrates. In the context of the Cynic tradition, Socrates is, first and foremost, a provocative adherent of asceticism, for Stoics - he's an example to follow, a stringent moralist, whose ethical flawlessness is based on prudence; for Academic Sceptics, Socrates is the protagonist of Plato's aporetic dialogues; for the Epicureans and Peripatetics, he's mainly an object of criticism and mostly a parodic persona.
Ключевые слова: Сократ, Платон, Антисфен, Ксенофонт, античная философия, киники, эпикурейцы, скептики.
Key words: Socrates, Plato, Antisthenes, Xenophon, ancient philosophy, суп^, peripatetics, epicureans, skeptics.
© Караваева С. В., 2018
* Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ по проекту № 18-011-00968 «Сократ: pro et contra. Миф о Сократе в отечественной и мировой культуре».
Античные мыслители постклассического периода нередко обращались к фигуре Сократа. Причем сразу отметим - образ Сократа в поздней античности (как, собственно, и платоновский Сократ - литературный персонаж его диалогов) являлся образом интерпретируемым, и формировался в зависимости от интеллектуальных установок той или иной философской школы. Среди источников знаний о Сократе можно назвать сочинения эллинистических биографов, комических поэтов, перипатетических и эпикурейских полемистов, академических и стоических философов. Однако основные, назовем их первоисточниками, - это сочинения Платона, Ксенофонта и Антисфена.
Начнем с Платона, как наиболее авторитетного автора для поздней античности. В первую очередь интерес представляли его ранние диалоги, в особенности - «Апология Сократа». В фокусе внимания -жизнь Сократа, несправедливый обвинительный приговор, судебное разбирательство, его мужественная смерть. Биография Сократа, в интерпретации которой акцент ставился на его безусловном этическом совершенстве, становится образцовой моделью для кинической и стоической жизни, сам же Сократ - образцом и примером для подражания. Значимыми диалогами, обеспечивающими сократический авторитет для кинических и стоических доктрин, затрагивающими вопросы знания, добродетели, этического совершенства, являлись в первую очередь «Евтидем» и «Горгий», а также приписываемый Платону диалог «Клитофонт». Для академиков-скептиков, в центре внимания которых был вопрос «незнания» Сократа, интерес представлял, помимо «Апологии Сократа», «Теэтет» с его проблемой определения знания. Эпикурейская полемика вокруг Сократа основывалась на диалогах: «Евтифрон», «Лисий», «Горгий», «Евтидем».
Что касается Ксенофонта, особо отметим его представление о Сократе как о мудреце, который отказался от поиска знаний о том, «как устроен так называемый философами "космос"», и посвятил себя «беседам о делах человеческих»: исследованию этических понятий, знание которых и составляет суть «человека благородного» [4, с. 8]. В дальнейшем, представление о Сократе как отце философской этики, отрекшемся от физики, встречается у большинства позднеантичных авторов: у Цицерона, Секста Эмпирика, Диогена Лаэртского и др.
И наконец, последний авторитетный источник - Антисфен, которого традиционно принято считать основателем кинической школы1.
1 Тот факт, что Антисфен является основателем кинизма, у ряда исследователей сегодня вызывает серьезные сомнения. Так, например, Вильям Дж. Кеннеди в работе «Аякс и Одиссей Антисфена» пытается доказать, что таковым Антисфена делает никто иной как Диоген Лаэртский [13].
Довольно сложно сегодня проследить его влияние на позднеантичных авторов в силу того, что до нас дошли только фрагменты его работ, из которых законченными являются две небольшие речи - «Аякс» и «Одиссей». Причем большинство ученых сегодня интерпретируют фигуру Одиссея, как имеющую своим прототипом Сократа1: подобно Сократу Одиссей делает своим главным аргументом в словесном поединке против Аякса - его невежество ^^а^а), которое Антисфен понимает в том же ключе, что и платоновский Сократ, - как незнание, т. е. величайшее зло. Заметим, философские взгляды Антисфена на природу dpsт^ и его попытки дать правильное ее определение не противоречат ни Платону, ни Ксенофонту, добродетель предполагает мудрость (aoфía) и стремление к знанию, и что важно - умение выразить знание в слове. Единственное, обращает на себя внимание различие в стилистике изложения: если для Платона и Ксенофонта Сократ, несомненно, мужественен и обладает исключительным самообладанием, то для Антисфена, и в этом он, очевидно, предшественник ки-низма и стоицизма, добродетель еще и вооружает мудреца против всех превратностей:
«Добродетель - орудие, которого никто не может отнять (...). Разумение -
незыблемая твердыня: ее не сокрушить силой и не одолеть изменой. Стены
ее должны быть сложены из неопровержимых суждений» [3, с. 218].
Одним из первых и, безусловно, самых колоритных персонажей, репрезентирующих сократическое наследие, был киник Диоген Си-нопский, о котором, предположительно, Платон сказал как о «безумствующем Сократе» [3, с. 230]. Довольно сложно сегодня извлечь достоверный портрет Диогена из анекдотических свидетельств о нем как о человеке, независимом от страстей и общественных установлений, эпатирующим публику своими высказываниями и образом жизни. Однако доксография представляет Диогена и как ученого мужа, автора тринадцати сочинений, написанным на различные темы, и семи трагедий [3, с. 239]. Если попытаться кратко сформулировать основной посыл его учения, который в дальнейшем становится основополагающим для кинической литературы, то заданной еще софистами антитезе уо^о^ - фшг^ Диоген дает новую интерпретацию, согласно которой лишь то, что соответствует природе, является добродетельным [3, с. 226], причем само это соответствие (и здесь, заметим, Диоген остается в рамках сократической мысли) диктуется разумом.
1 Подробнее см.: [12, р. 263], [15, р. 212], [17, р. 9-10]; разбор данных речей см.: [4].
Заданный киниками образ мудреца, который, так или иначе, имел своим прототипом Сократа, подхватывают стоики. Согласно Цицерону, и мы придерживаемся этого мнения, стоики, утверждая свою преемственность от Сократа, возводили свое учение к одной из форм кинизма [7, с. 219]. По одной из ставших уже общим местом версий, рассказанной Диогеном Лаэртским, обращение Зенона Китийского, основателя стоической школы, к сократическому учению произошло после его чтения «Воспоминаний о Сократе» Ксенофонта и знакомства с киником Кратетом [3, с. 248-249].
Можно выделить два момента, в которых обнаруживается приверженность стоиков к Сократу: во-первых, Сократ - образец и пример для подражания, во-вторых, многие положения своего учения стоики возводили к Сократу, причем, это касалось не только этических положений их учения, но также ряда диалектических и теологических положений.
То, что Сократ - пример для подражания, артикулировано у всех известных римских стоиков (Сенека, Музоний Руф, Эпиктет, Марк Аврелий). Особого внимания в этом ряду, несомненно, заслуживает Эпиктет, который, согласно записанным Аррианом «беседам», обращается к Сократу больше, чем к кому-либо из предшествующих философов, и даже больше, чем к стоическим мудрецам. Для него Сократ не просто образец для подражания, он выстраивает свою жизнь в соответствии с жизненным путем Сократа: Сократ был приговорен к смерти, Эпиктет приговорен к изгнанию; Сократ воевал, Эпиктет терпел рабство и пытки; Сократ ходил босой и довольствовался одним плащом, имущество Эпиктета состояло из соломенной подстилки, деревянной скамьи, циновки и глиняной лампы.
Сложно сказать что-либо определенное в отношении более ранних стоиков, так как ни одно из их сочинений полностью до нас не дошло. Можно лишь отметить, что интерес к Сократу в Древней Стое присутствовал, например, у Клеанфа, ученика Зенона Китийского. У Сфера Боспорского есть сочинение «О Ликурге и Сократе». Также имеются свидетельства о том, что стоиками Зеноном из Сидона и Теоном Антиохийским, каждым из них, было написано сочинение с говорящим само за себя названием - «Апология Сократа». В Средней Стое интерес к Сократу проявляли Антипатр из Тарса, Панетий Ро-досский1. И все же однозначных доказательств, на основании которых можно было бы говорить о Сократе как примере для подражания для ранних стоиков, мы не находим. Заметим, что в исследовательской
1 См. подр. о Сократе у ранних стоиков: Brown E. Socrates in the Stoa [10, p. 275-276].
литературе этот вопрос обсуждается. Так, например, американский ученый Эрик Браун усматривает в сочинениях ранних стоиков ряд подтверждающих, хотя и косвенно, эту версию посылок [10, р. 276].
Что касается возведения стоиками своего учения к Сократу, то, как свидетельствует Цицерон в «Учении академиков», большинство положений, касающихся представлений о добродетели, благе, образе мудреца, которые стоики называли парадоксами (парабола), являются сократическими [9, с. 199]. Сократическими их делает в первую очередь обращение стоиков к известному платоновскому вопросу о соотнесении представлений о добродетели и знании, в котором они апеллируют к платоновскому Сократу, обеспечивая тем самым сократический авторитет для своего учения.
Рассмотрим один из примеров такого обращения - диалог «Евти-дем», в котором Сократ пытается убедить своего собеседника в том, что счастье основывается исключительно на знании или мудрости. Все другие так называемые блага - богатство, здоровье, физическая красота, - являются полезными и превосходят свои противоположности тогда и только тогда, когда эти блага разумно используются, в противном случае они не менее вредны, чем то, что им противоположно. Сами по себе они не имеют ценности, мы не можем их назвать ни благими, ни дурными, исключение составляют только мудрость и невежество, где первое - благо, второе - зло [6, с. 165-170]. Заметим, это обращение к сократовским аргументам обеспечило поддержку и для стоического концепта «безразличных» вещей, которые сами по себе не являются не благими, ни дурными, а есть лишь материал для нашего рассудка в отношении того, как их хорошо использовать.
Инициировали дискуссию вокруг «Евтидема» Зенон Китийский и Аристон Хиосский, ученик Зенона. Согласно Зенону, только этическое превосходство - благо, и оно является основополагающим для счастья, этические же недостатки - вредны и доставляют страдания. Такие индифферентные вещи, как, например, здоровье и богатство, имеют положительное значение, их же противоположности являются отклонением. Аристон не принял понятия Зенона о так называемых индифферентных вещах, заявив, что выбор того или иного состоит не в ценности самих вещей, а в мудром и знающем решение. В итоге аргумент платоновского Сократа в «Евтидеме» оказался между двух позиций: Аристон говорит, что такие вещи, как здоровье, богатство, красота и другие подобные им, не имеют собственной ценности, Зе-нон же настаивает, что такие вещи больше, чем их противоположно-
сти, если они правильно используются1. При всех разногласиях между Зеноном и Аристоном добродетель понимается ими, а в дальнейшем и всей стоической традицией, в контексте сократической мысли - как жизнь в согласии с установлениями разума.
В другом ключе формируется образ Сократа у академических скептиков. С Аркесилая, возглавившего в 273 г. до н. э. Платоновскую Академию, более чем на столетие в Академии устанавливается скептическая позиция, согласно которой диалоги Платона начинают рассматриваться в первую очередь как апоретические. Цицерон в сочинении «Об ораторе» говорит:
«Аркесилай из разных книг Платона и сократических бесед впервые выхватил мысль, что ни ум, ни чувства не могут дать нам истинного понимания вещей (...) и впервые (в прошлом это было главным приемом у Сократа) стал не высказывать собственное мнение, а оспаривать чужие» [7, с. 310].
Возникает вполне закономерный вопрос: чем был обусловлен поворот Академии в сторону скептицизма, был ли он, как у стоиков, обусловлен попыткой представителей Второй Академии «вписать» Платона в собственную философскую концепцию и тем самым обеспечить сократический авторитет своему учению? И здесь нам, скорее, близок взгляд американского ученого Энтони Артура Лонга, который в статье «Сократ в поздней греческой философии» говорит, что скептицизм Аркесилая был следствием его принципиально нового прочтения Платона, а вовсе не тем фактом, что Аркесилай уже изначально был скептиком и поэтому таким образом читал Платона [16, р. 365]. Заметим, что у античных интерпретаторов этот вопрос не вызывал затруднений. Так, Цицерон сводит его исключительно к вопросу преемственности, рассматривая Сократа и Платона как «скептически настроенных» предшественников и не признавая существования двух разных Академий, так называемой «Старой» -догматической, и «Новой» - скептической [8, с. 58-61]. Саму же историю преемственности Цицерон мыслит следующим образом: от до-сократиков (Демокрита, Анаксагора, Эмпедокла), которые утверждали, «что ничего нельзя ни познать, ни воспринять, ни знать, ибо чувства слабы, ум бессилен, жизнь коротка», к признающему собственное невежество Сократу, далее к Платону, в сочинениях которого «ничего не утверждается, о многом высказываются противоположные мнения, любой факт подвергается исследованию, ни о чем не говорится определенно» и, наконец, к Аркесилаю [8, с. 78-81].
1 См. о споре Аристона и Зенона: Long A.A. Socrates in Later Greek Philosophy [16, p. 363-364].
Итак, Сократ-скептик Аркесилая, каким его нам представляет Цицерон в «Учении Академиков», в первую очередь есть «незнающий» Сократ, считающий, «что ничего нельзя знать, лишь за единственным исключением: он знает, что ничего не знает, и ничего больше» [8, с. 143]. Но Аркесилай традиционному «незнанию» Сократа дает новую интерпретацию: он говорит, что и само знание Сократа о том, что он является незнающим - непознаваемо, то есть непознаваем сам этот вывод, что, собственно, ставит под сомнение необходимость разума в делах добродетели. Однако, как замечает американский исследователь Джон Купер в статье «Аркесилай: со-кратик и скептик» [11], скептицизм Аркесилая, на первый взгляд уводящий нас от традиционного понимания «незнания» Сократа, нивелируется следующими его словами: «нет ничего постыднее, чем выражать согласие и одобрение еще до того, как предмет этот постигнут и познан нами» [8, с. 79]. В данном контексте стыд признать что-либо означает использование ума как возможности подтвердить или опровергнуть вообще что-либо. И здесь Аркесилай остается в рамках сократической мысли: разум является единственным руководством к добродетельной жизни, суждения прекращаются (приостанавливаются) до тех пор, пока этого требует разум. Интересно, что созданный академиками-скептиками образ «незнающего» Сократа побуждает к полемике стоиков, которые сократовское «незнание» начинают интерпретировать как диалектическое проявление его известной иронии. Так, Антиох у Цицерона в «Учении Академиков» говорит: «Сократ же, умаляя самого себя, приписывал в споре больше мудрости тому, кого хотел опровергнуть. И поэтому, говоря не то, что он думал, охотно пользовался тем способом притворства, называемым греками "иронией"» [8, с. 95]. Как замечает Э. Лонг, изначально такой образ Сократа, скорее всего, не был близок стоикам, и появляется впервые в их дискуссии со скептиками [16, р. 367].
Совершенно в ином ракурсе, чем уже у рассмотренных нами киников, стоиков и академиков-скептиков, предстает Сократ у эпикурейцев и перипатетиков. Если для первых фигура Сократа - образец и пример для подражания, то для последних отношение к Сократу носило по большей части критический характер, в особенности - у эпикурейцев.
Начнем с перипатетиков. Будучи учеником Платона, Аристотель, конечно, не мог обойти вниманием фигуру Сократа. Однако, по сравнению с его многочисленными обращениями к предшественникам, Сократу он уделяет значительно меньше места. Возможно, это связано с тем, что платоновский Сократ выражал взгляды самого Платона, и поэтому обращение Аристотеля было направлено непосредственно
к Платону. Э. Лонг высказывает предположение, что причина могла быть и психологическая: для Аристотеля был неприемлем философский пафос Сократа [16, р. 368]. Так или иначе, Аристотель упоминает Сократа лишь в этическом контексте: «Сократ занимался вопросами нравственности, природу же в целом не исследовал, а в нравственности искал общее и первый обратил свое внимание на определения» [2, с. 79]. Последователи Аристотеля или также почти не упоминают Сократа, или же критикуют. Например, известно, что Аристоксен написал сочинение, посвященное жизни Сократа, в котором представил его как двоеженца и любовника македонского царя, причем данные обвинения повторялись и другими перипатетиками. И что небезынтересно: критика их основывалась по большей части на анекдотах, сплетнях, и в меньшей - на Платоне и Ксенофонте1.
Нескольку иную ситуацию, касающуюся критики Сократа, мы встречаем у эпикурейцев. Если сам Эпикур был сдержан в своей критике Сократа, то уже его последователями он изображался как фигура антагонистическая и антиэпикурейская. Он - софист, ритор, скептик, хвастун, создатель ложной теологии, он тот, чьи неубедительные этические требования и пренебрежение к естествознанию превратили человеческую жизнь в хаос.2 Довольно сложно понять такую враждебность эпикурейцев к Сократу, так как многие черты эпикурейского мудреца вполне можно было бы соотнести с образом Сократа. Скорее всего, их критика Сократа была опосредованной критикой стоиков и академиков-скептиков. Подтверждением может служить, например, сочинение «Против Платоновского диалога Лисий и диалога Эвтидем» Колота из Лампсака, ученика Эпикура, в котором Сократ выведен как прототип скептика Аркесилая.
В эпоху Римской Империи образ Сократа становится по большей части риторическим топосом и примером для подражания. Он постоянный объект анекдотистов, его имя используется в моральных апофегмах, он автор подложных писем и лекций. Так, в ироническом, анекдотическо-киническом ракурсе, он представлен, например, у Апулея в «Метаморфозах»3, а как образец для подражания - у Иусти-на Философа, являясь для того предвестником Христа.
Итак, образ Сократа в постклассический период античной мысли предстает многоликим, что было обусловлено как акцентами, которые античные авторы расставляли при своем прочтении сократической литературы, так и интеллектуальными установками той или иной фи-
1 См. о Сократе у перипатетиков: Long A.A. Socrates in Later Greek Philosophy [16, p. 367-368].
2 См. о представлениях эпикурейцев о Сократе: [14]; [16].
3 См., например, о Сократе в «Метаморфозах» Апулея: [1].
лософской школы. Для киников и стоиков Сократ, в первую очередь, был образцом этического совершенства и примером для подражания, для скептиков - мудрецом, избегающим ошибки думать, что мы что-то можем знать, для эпикурейцев и перипатетиков - объектом критики, представляющим по большей части пародийный образ.
Список литературы
1. Алымова Е. В. Сократ во второй софистике: Апулей «Метаморфозы» I, VI-XIX // Вестник Русской христианской гуманитарной академии. - 2015. -Т. 16. - № 3. -С. 176-181.
2. Аристотель. Метафизика //Аристотель. Сочинения в четырех томах. Т. 1. - М.: Мысль, 1976.
3. Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. - М.: Мысль, 1979.
4. Караваева С. Aperq воина: Одиссей и Аякс Антисфена и воин-страж Платона // Платоновские исследования. - 2017. - Т. 7. - № 2 (7). - С. 117-126.
5. Ксенофонт. Воспоминания о Сократе. М.: Наука, 1993.
6. Платон. Евтидем // Платон. Собрание сочинений в четырех томах. Т. I. -М.: Мысль, 1990. - С. 158-202.
7. Марк Туллий Цицерон. Три трактата об ораторском искусстве / под ред. М. Л. Гаспарова. - М.: Наука, 1972.
8. Марк Туллий Цицерон. Учение академиков. - М.: Индрик, 2004.
9. Марк Туллий Цицерон Парадоксы стоиков // Марк Туллий Цицерон. О пределах блага и зла. Парадоксы стоиков. - М.: Изд-во РГГУ, 2000.
10. Brown E. Socrates in the Stoa // A Companion to Socrates / ed. By Sara Ahbel-Rappe and Rachana Kamtekar. - Oxford: Blackwell, 2006. - P. 275-284.
11. Cooper J. Arcesilaus: Socratic and Skeptic // Knowledge, Nature, and the Good. Essays on Ancient Philosophy. - Princeton, 2004. - P. 81-106.
12. Giannantoni G. Socratis et Socraticorum. Reliquiae in 4 tomi. - Napoli: Bib-liopolis. v. IV., 1990.
13. Kennedy J. W. Antisthenes' Ajax and Odysseus. Department of Classics and Ancient History, Sydney, 2011. [Электронный ресурс]. - URL: https://ses.library.usyd.edu.au/bitstream/2123/7963/1/kennedy_honsthesis_2011.pdf (дата обращения: 10.08.2018)
14. Kleve K. Scurra Atticus. The Epicurean view of Socrates. // Suzetesis. Studi sull' Epicureismo Greco e Romano offerti a Marcello Gigante / ed. G. Carrattelli. -Naples, 1983. - P. 227-253.
15. Lévystone D. La figure d'Ulysse chez les Socratiques: Socrate polutropos. // Phronesis - 2005. - No 50. - P. 181-214.
16. Long A. A. Socrates in Later Greek Philosophy // The Cambridge Companion to Socrates. / Ed. by Donald R. Morrison. - Cambridge University Press, 2011. -P. 355-380.
17. Suvák V. Phronesis in Antisthenes' Ajax and Odysseus // Ethics & Bioethics (in Central Europe). - 2017. - No 7 (1-2). - P. 5-12.
Статья поступила: 30.09.2018. Принята к печати: 31.10.2018
