CC BY
112
УДК 1(470+57) «17»
Т. В. Артемьева, М. И. Микешин
Философия в России эпохи Просвещения в контексте культуры:
стратегии исследования
В статье представлено исследование, выводящее за рамки традиционного представления о философских текстах эпохи Просвещения и позволяющее значительно расширить источниковедческую базу российской философии. В качестве примеров такого историко-философского расширения анализируются два словарно-энциклопедических издания XVIII в.
The paper describes a study that expands the traditional idea of what philosophical texts of the Enlightenment are. The study presents a possibility to significantly widen the sphere of sources of Russian philosophy. Two eighteenth-century encyclopedic dictionaries are analyzed as examples of this approach to history of philosophy.
Ключевые слова: история философии XVIII в., Россия, Просвещение, философские источники, история понятий, история идей.
Key words: eighteenth-century philosophy history, Russia, Enlightenment, philosophical sources, conceptual history, history of ideas.
Значительный объем источников российской философии эпохи Просвещения, выходящих за рамки традиционного представления о «философских текстах», до сих пор остается за пределами систематического изучения, что в значительной мере ограничивает представления о многообразии рефлексии «философского века». В настоящее время используется не более 20 % существующих источников. В подготовленном авторами данной статьи списке источников российской философии XVIII в. на русском языке фигурирует около 500 наименований1.
Реальное количество текстов, на материале которых можно изучать различные аспекты отечественной философии, гораздо больше, ибо сюда должны быть включены тексты российских авторов на иностранных языках, а также многочисленные рукописные источники - малоизученные и почти неразобранные.
© Артемьева Т. В., Микешин М. И., 2013
1 Авторы проделали указанное исследование при финансовой поддержке РГНФ (проект № 10-03-00667а). Монография «Философия в России эпохи Просвещения: формы, жанры, методы» в настоящее время готовится к печати. Авторы также благодарны Коллегиуму университета Хельсинки (Helsinki Collegium for Advanced Studies) за предоставленные великолепные условия для научной работы.
Одной из важных проблем философии в России является особенность ее институционального развития - неотчетливое влияние традиций богословской мысли на светское философствование и слабое развитие академических институтов. Это привело к определенной «размытости» критериев, предъявляемых к философскому тексту, а также к отсутствию методологий «извлечения» философского содержания из текстов, написанных вне академической традиции.
В России философская мысль пребывала чаще в маргинальных меж-дутекстовых пространствах, нежели конденсировалась в научных трактатах «классического» типа. Это обстоятельство требует выработки определенной стратегии выявления источников, своеобразной базы данных, на основании которой можно говорить о возможной полноте историкофилософского исследования. Введение в научный оборот новых философских текстов позволяет значительно изменить представление о значимости и статусе философии и ее месте в отечественной культуре.
Исследование многообразия и особенностей форм и жанров философского знания, а также анализ «скрытых» философских текстов, представленных в виде составной части произведений естественно-научной или общенаучной проблематики, формируют метод историко-философского прочтения «текстов культуры», что может быть применено к истории философии в целом и в значительной степени обогатить ее методологию.
Можно выделить три основных группы источников, которые могут быть включены в исследование философской мысли в России эпохи Просвещения. К первому типу источников относится свод более или менее известных философских текстов, например, сочинения А. Н. Радищева,
Н. И. Новикова, А. Т. Болотова, Феофана (Прокоповича) и др. Кроме того, он включает научные публикации текстов мыслителей, сделанные в конце XIX - начале XXI в. Используя достижения современной философии и науки, можно выявить новые смыслы этих текстов1. Кроме того, помещение их в иной контекст дает возможность более глубокой интерпретации.
Нельзя сказать, что анализ этой группы источников так уж прост. Как ни странно, анализ может быть затруднен не столько отсутствием, сколько переизбытком аналитического материала. Идеологический статус таких фигур, как Радищев или Ломоносов, сформировал огромное количество литературы, ничего, по существу, не говорящей о философских смыслах их текстов, зато щедро наделяющей мыслителей эпитетами идеологического характера. Это привело к определенной «усталости» зрелых исследовате-
1 Так, например, внимательное прочтение работ М. В. Ломоносова позволяет увидеть, что понятие «философия» (или «корпускулярная философия») использовалось им для обозначения естественных наук, что выводит ряд его сочинений из списка философских источников, хотя, разумеется, не может помешать изучению его мировоззрения. См. об этом [1].
лей и откровенной «идиосинкразии» молодых к подобным темам. В результате в исследовательской литературе очень мало примеров современного анализа текстов известных мыслителей.
Нельзя не упомянуть печальные последствия войн за историческое наследие, когда сочинения всех авторов, не являющихся этнически русскими, выводятся за пределы исследования российской философии, а к русским авторам причисляют тех, которые ими не были. Хотелось бы обратить внимание и на сравнительно более позднее формирование национальной идеологии, относящееся, скорее, к романтическому дискурсу XIX в., и на необходимость тактичного отношения к интеллектуальному наследию российской многонациональной культуры. Именно поэтому мы настаиваем на отказе от использования этнической терминологии в применении к философии.
Ко второй группе источников относятся забытые, полузабытые, а иногда и вовсе неизвестные философские сочинения таких авторов, как: Д. С. Аничков, А. М. Белосельский-Белозерский, А. Т. Болотов, М. В. Данилов, И. П. Елагин, И. Д. Ертов, В. Т. Золотницкий, И. М. Кандорский,
В. А. Левшин, М. М. Щербатов и др. - как опубликованные, так и хранящиеся в архивах. Введение текста в историко-философский оборот, а из историко-философского - просто в контекст теоретических обсуждений - это проблема, связанная не только с самим текстом, но и с историкосоциальным контекстом. Поэтому многие из уже опубликованных текстов стали опять «забытыми» или вовсе не были использованы для философской характеристики эпохи. Это касается не только изданий эпохи Просвещения, но и сравнительно недавних малотиражных сборников, особенно 1950-60-х гг. издания. Некоторые из них, например, [6], где перепечатан интереснейший «кантианский» текст Т. Ф. Осиповского «О пространстве и времени», почти никогда не упоминаются в литературе.
Тексты же мыслителей, не переиздававшиеся в ХХ-ХХІ вв., иногда и вовсе не существуют для современных исследователей, несмотря на то, что уже в 1960-е годы был издан «Сводный каталог русской книги гражданской печати ХУШ века (1725-1800)» [14]. Позже сотрудниками РНБ для исследователей Просвещения был сделан поистине царский подарок в виде электронного ресурса «Русская книга гражданской печати XVIII в. в фондах библиотек РФ (1708-1800)» [13].
Для анализа важны не только печатные книги, но и рукописи. В
XVIII в. рукописная книга имела такое же широкое хождение, как печатная, более того, часто она была принадлежностью более «профессионального» круга читателей. К этой же группе относятся непереведенные сочинения российских мыслителей, написанные ими на иностранных языках - латыни или немецком, иногда французском, издания Синодальной типографии, продолжавшей пользоваться старым кириллическим алфавитом («церковными литерами») даже после официального утверждения в 1710 г. граж-
данской азбуки (см. [3; 5]). Все эти издания, как правило, не используются в анализе философских традиций России эпохи Просвещения.
Анализ не введенных в научный оборот сочинений меняет представление о философии XVIII в. как, по выражению Г. Г. Шпета, о «потемках русского невегласия» [16, с. 59] и заставляет говорить о «неизведанной земле».
Третий круг источников связан с привлечением нетрадиционных типов текстов: теоретических преамбул к естественно-научным и историческим сочинениям, предисловий, маргиналий и комментариев к переводным сочинениям, учебной литературы, государственных документов, риторических, публицистических и литературно-художественных произведений, в частности, одической духовной поэзии. Сами тексты переводов философских сочинений западных мыслителей могут быть с успехом использованы как богатый источник для анализа философско-понятийного аппарата в контексте как истории идей, так и истории понятий. Особое значение имеют различные академические жанры, такие, например, как публичные речи. Освобожденные от ритуального «идеологического орнамента», они часто представляют собой настоящие трактаты, посвященные важным философским проблемам. Очень немногие из них были изданы, например, сочинения Д. С. Аничкова, А. М. Брянцева, И. А. Третьякова, С. Е. Десницкого, И.-А. Брауна [7; 10; 11; 12; 17 и др.].
Важным источником философских идей могут служить также энциклопедии и словари. В данной статье мы хотели бы продемонстрировать богатство возможностей историко-философского исследования, которое дает такой нетрадиционный источник, на примере анализа словарноэнциклопедических изданий в России эпохи Просвещения.
Особое место в ряду российских энциклопедических изданий занимает трехтомник Н. М. Яновского (ум. 1826) «Новый словотолкователь» [18], содержащий более 10 тысяч словарных статей. Издание далеко выходит за рамки «простого словаря», ибо содержит массу содержательных статей, связанных единым концептуальным подходом и посвященных осмыслению методологии и категориального аппарата наук. В нем понятие «энциклопедии» определяется как «круг или собрание наук, т. е. связь, которую оне естественно между собою имеют и которая основана на способности, даваемой одною вещию для познания другой» [18, ч. 3, стб. 1276]. Основой для познания является философия, точнее, метафизика.
Яновский отмечает, что первоначально понятие «философия» обозначало не науку, а образ жизни, посвященный «приобретению знаний всякого рода и исполнению всех обязанностей человека» [18, ч. 3, стб. 990]. Философия же «без христианства всегда была и будет вообразительною, тщетною и даже существенно вредною» [18, ч. 3, стб. 991]. Он полагает, что философы обычно пользовались результатами открытий, которые делались в других науках, сами же «сии высокопарные умы» порой были похожи на детей, переставляющих игрушки с одного места на другое.
Философия трактуется Яновским достаточно расширительно, как своеобразная мета-наука. Это следует не из самой статьи, посвященной понятию «философия», а из контекста статей, посвященных другим наукам. Так, например, в статье «физика», он отмечает, что она является частью философии, имеет «своим предметом познание природы вообще и всех естественных тел, их свойств, явлений и взаимного друг на друга действия» [18, ч. 3, стб. 977]. Яновский отмечает, что следствия развития физики не сводятся единственно к процессу познания, а могут иметь философские, социальные и даже эмоциональные смыслы.
Если физика занимается «наружными» телами, то внутреннее их строение изучает химия. В этом смысле химия также является философской дисциплиной. «Философическая химия» «занимается законами притяжения между всеми телами, явлениями их соединений или разделений, свойствами главнейших или наиболее рассеянных в природе тел, всеобщими средствами разрешать их или соединять; она изъясняет самые величайшие движения природы, заимствует от всех других частей опыты, составляющие ее самую; она есть, в отношении к сим другим частям то, что чистая математика к прикладной» [18, ч. 3, стб. 1093-1094]. Кроме того, могут быть другие виды этой науки, например, «химия метеорологическая», «химия минеральная», «химия экономическая» и т. д. Таким образом, понятие «химия» служит у Яновского синонимом понятия «наука». В данном случае автор «Нового словотолкователя» интерпретирует понятие «химия» в его несколько устаревшем значении. Отметим, что ме-танаучное понимание данного термина использовал М. В. Ломоносов, например: «Физическая химия есть наука, объясняющая на основании положений и опытов физики то, что происходит в смешанных телах при химических операциях. Она может быть названа также химической философией, но в совершенно другом смысле, чем та мистическая философия, где не только скрыты объяснения, но и самые операции производятся тайным образом» [8, с. 483].
Если философия у Яновского имеет характер некоей собирательной науки, то метафизика представляет собой наиболее общую, абстрактную ее часть. Метафизика (по-русски - внеестественность) есть «наука о понятиях взятых, но отделенных от вещества» [18, ч. 2, стб. 757]. Эти понятия называются отвлеченными или общими. Они формируются разумом как «сокращенные» обозначения реальных предметов внешнего мира. «Метафизика ... то, что называют теориею, или умозрительностию человеческих познаний. В самом деле теория всех наук есть не что иное, как метафизика, ибо она должна состоять из понятий, основанных на следствии, известных каких-либо наблюдений или опытов, и приведенных в общие наименования и правила» [18, ч. 2, стб. 758]. Однако человеческому теоретизированию поставлен определенный предел. Так, нельзя делать объектом исследования Бога. Яновский критикует Аристотеля за то, что он этого не понимает: «Верх нелепости его был в том, что даже и великого Творца сво-
его и всего естества хотел общим размахом метафизическим обнять, обнажить и представить глазам человеческим, яко некое простое изделие художника» [18, ч. 2, стб. 759]. Метафизика включает в себя онтологию -«науку о существе», этиологию - «науку о причинах и действиях», космологию - «познание мира», психологию - «познание души», теологию -«познание Бога» [18, ч. 2, стб. 760]. Впрочем, «что касается до последней части, т. е. познания о Боге, то само по себе разумеется, что творению отнюдь не возможно постигнуть собственными силами начало бытия и сущность своего Творца, и если бы понятие о нем не было в нас им самим врождено и откровением объяснено, то метафизическая наука, называемая естественною Богословиею, была бы одна из бесполезнейших» [18, ч. 2, стб. 760].
К области метафизики относится также эстетика. Это наука, «составленная» из психологии (или душесловия, исследующего «причины действия души и определение сущности оной» [18, ч. 3, стб. 483]1) и пафологии (науки о страстях ). Она занимается «предметами, соединенными с понятиями об изяществе или превосходстве, которые и служат основанием так называемого вкуса во внутреннем смысле» [18, ч. 3, стб. 1299]. Однако наукой ее можно назвать довольно условно.
Яновский полагает, что чрезмерное расширение метафизики размывает ее основания и формирует внутренние противоречия. Возможности выводного знания не бесконечны, и основания умозаключений должны покоиться в области естественных наук и позитивного знания: «Естли б она сталась при одних умозрениях, из практики выведенных, то бы не было в ней может быть ни одного сомнительного предложения» [18, ч. 2, стб. 761]. Далее он пишет:
«Новейшие мудрецы, а наипаче в прошедшем столетии, смеясь над школьною метафизикою и сами покушались решить все вопросы по метафизике, отрицая, что не понимают того и другого, основывали самое незнание свое на метафизике. Не видели того, что по общим правилами понятиям во все ничего понять объяснить не можно; не видели, что в природе, в чувствиях, в разуме, общих правил так мало, что каждое действие почти должно быть выключением. Со всем тем смело рассуждали о космологии, психологии и теологии; отрицали, сомневались, смеялись, утверждали. Даламберт свою философию, Волтер свою историю, а Руссо свою нравственность основывали на метафизике и не думав может быть об оной. Один отрицает Бога и бессмертие, другой все древние повествования почи-
1 От психологии отличается пневматология, духословие, или «наука о духах ... как то о Боге, Ангелах, душах человеческих и пр. Сия наука, рассуждая о существах духовных, рассматривает их свойства, их действия, начало, продолжение, сопряжение их с телом» [18, ч. 3, стб. 363].
2 Яновский также дает другое определение: пафология, или патология - «часть врачебной науки о свойстве или существенном качестве болезней, их различиях, причинах и действиях» [18, ч. 3, стб. 289].
тает баснями, третий осуждает все учреждения человеческие потому только, что они не могут согласить всего того с их общими понятиями» [18, ч. 2, стб. 761-762].
Очень часто мыслители противоречат сами себе. Так, они одновременно отрицают врожденные идеи, но вместе с тем утверждают, что способы мышления людей и некий набор базовых понятий одинаков для всех. Яновский полагает, что «первое приводят для того, дабы показать, что они сами собою всему научились; а другое для того, чтобы все им верили. Ес-тьли бы они оставили метафизику там, где они ее взяли, то бы все вопросы о Боге, о душе, о нравственности и о прочем подобном не назывались бы метафизическими» [18, ч. 2, стб. 762].
Яновский подвергает критике иерархию познавательных форм Лейбница-Вольфа. Вольф полагал, что познание имеет три вида (степени): историческое, философское и математическое. Историческое познание представляет собой простую констатацию фактов и явлений, философское познание предполагает знание причин этих явлений, а математическое - их размеры. «Сего только не доставало к ослеплению, - пишет Яновский. -Тут-то начали мерить одною мерою и тварь и Творца; и дерево и мысли человеческие» [18, ч. 2, стб. 762]. Яновский полагает, что математический метод имеет иную логику и область применения, а не сводится к измерению. В статье «Метод» он пишет:
«Математики употребляют в своем учении следующий метод или способ: они начинают определениями, то есть сперва показывают точно и ясно, в каком знаменовании употребляют они свойственные своему учению слова, и никогда не отступают от оного. Определения их содержат в себе столько признаков, сколько требуется к ясному познанию предлагаемого предмета. Иногда состоят сии признаки в самом том способе, как вещь произойти или родиться может, откуда видна бывает ее возможность. Таковыя определения называются делоизъяснительными, а другие словоизъяснительными. При том математики никогда не утверждают, не доказавши наперед того, что какая-нибудь определенная вещь возможна. Итак, сущность математического метода состоит в том, чтоб предлагаемое учение выводить из несомнительных оснований посредством умствований, убеждающих разум справедливостью» [18, ч. 2, стб. 769].
В этом смысле, разумеется, математический метод может считаться мета-методом не только естественных наук, но и метафизики. Однако такой аналитический аксиоматический метод не может удовлетворять философское познание полностью. В философии методом называется «искусство изыскивать истину и нашедши оную предлагать. Философы разделяют сей метод на аналитический и синтетический; первый обращается к источникам вещей, и, разбирая науку, доходит до первоначальных ее оснований; а другой, напротив того, выводит истины из первоначальных оснований и совокупляет по взаимным их отношениям, так что истины первые по порядку служат доказательством последующего за ними» [18, ч. 2, стб. 768-769].
В статье «Система» Яновский говорит о собрании «разных предложений, истинных или ложных оснований, между собой связанных и выводимых из оных следствий, из которых основывают мнения» [18, ч. 3, стб. 675]. Системы могут иметь общий характер («Система мира»), могут быть и частные системы, связанные с отдельными науками («Система натуры», «Система нервная», «Система солнечная» и т. п.). В философии возможно как следование определенной системе взглядов, так и соединение положений разных систем. Такого рода мыслители называются эклектиками. Понятие «эклектический» (самомудрствующий, самоумствующий) «употребляется говоря о таких философах, которые, не прилепляясь особенно ни к какой системе, извлекают из каждой такие мнения и понятия, кои кажутся им гораздо правдоподобнее и основательнее, или, по крайней мере, нравиться больше других» [18, ч. 3, стб. 1228]. Разумеется, это понятие было лишено той отрицательной коннотации, которая сопровождает его в современном словоупотреблении. Скорее, напротив, быть эклектиком означало использовать лучшее из многих систем1.
«Новый словотолкователь» до сих пор остается ценным справочником, дающим возможность увидеть истоки того или иного понятия. Кроме того, он является важным теоретическим памятником эпохи, отражающим систему методологических взглядов его автора.
Субъективистский, «авторский» характер энциклопедических и словарных изданий XVIII в. находит отражение даже в таком фундаментальном издании, как «Словарь Академии Российской» [15]. Составители его были разделены на несколько групп: объяснительный отряд (занимался определением значений слов), грамматикальный (давал их грамматические и стилистические характеристики), технический (отбирал и толковал термины), словопроизводный (выявлял «коренные» слова»), издательный занимался подготовкой материала к публикации [4, с. 332].
«Словарь Академии Российской» давал довольно много общенаучных и философских значений терминов (см. [2]), что делает его важным источником для выявления мировоззрения эпохи. Он воспроизводил общие представления о структуре науки. Например, статья «Закон» определяет его двояко: как «предписание, правило учащее, что делать и чего не делать» и как «определенный образ богопочитания ... вера». Законы подразделяются на законы Божественные, или «правила нашей жизни и дел, предписанные от Бога на ветхом и новом завете», Законы церковные или «уставы святыми отцами и пастырями церкви наставленные», законы гражданские, или «Государями и властями светскими уложенные уставы» и законы естественные «суть чувствия и врожденные понятия о справедливости, влиянные Создателем во всех человеков» [15, стб. 9-10]. Интересно, что само «естество» в соответствующей словарной статье определяется несколько иначе, чем предполагало бы определение естественного закона и, скорее, отожде-
1 Об отношении к философской эклектике в эпоху Просвещения см. [9].
ствляется с природными явлениями, нежели с нравственным миром. Так, «Естеством» называется:
1) природа всех вещей, порядок, чин, устав, распространенный во всей твари.
2) свойство каждой вещи собственно принадлежащее, коим одна от другой отличается.
3) иногда знаменует породу [15, стб. 1018-1019].
Тут же - понятие «естествослов», или «упражняющийся в познании природы», а также родственное ему «преестественный», или «чудесный, не по естественному чину, порядку происшедший, сделавшийся, сверх естества случившийся, бываемый» [15, стб. 1019-1020].
Словарные и энциклопедические издания эпохи Просвещения не только фиксируют лексические смыслы понятий и терминов, но я являются богатым источником для исследования истории идей эпохи.
Конечно, анализ «нестрогих» текстов предполагает дополнительное интеллектуально-информационное усилие исследователя. Особые формы выражения требуют адекватного способа прочтения. Разработка методологии прочтения этих текстов является одной из главных задач историка философии, успешное решение которой не только демонстрирует богатство и своеобразие российской философии XVIII в., но и способствует совершенствованию методики работы с текстом. Эту методику можно использовать и для анализа современных текстов, которые так же, как и в XVIII в., явно тяготеют к метафорическим обобщениям, литературным аллюзиям, «не-трактатным» формам выражения.
Список литературы
1. Артемьева Т. В. Нехлебная наука философия. К 300-летию со дня рождения М. В. Ломоносова (1711-1765) // Вопр. философии. Науч. журн. - № 11. - М., 2011. - С. 117-126.
2. Артемьева Т. В. Философский язык в России XVIII века: между физикой и метафизикой // Изв. Рос. гос. пед. ун-та им. А. И. Герцена. Науч. журн. - № 2. -СПб., 2002. - С. 36-45.
3. Гусева А. А. Свод русских книг кирилловской печати XVIII века типографий Москвы и Санкт-Петербурга и универсальная методика их идентификации. - М.: Индрик, 2010.
4. Захарова Е. А. Словарь Академии Российской // Три века Санкт-Петербурга. - Т. 1. Осьмнадцатое столетие. Кн. вторая. - СПб.; М., 2003.
5. Зернова А. С., Каменева Т. Н. Сводный каталог русской книги кирилловской печати XVIII века. - М., 1968.
6. Избранные произведения русских естествоиспытателей первой половины
XIX века. - М., 1959.
7. Избранные произведения русских мыслителей второй половины XVIII века / под ред. И. Я. Щипанова. - Т. 1-2. - М., 1952.
8. Ломоносов М. В. Рт^готш ad veram chymiam physicam [Введение в истинную физическую химию] / пер. Б. Н. Меншуткина // Ломоносов М. В. Полн. собр. соч. - М.; Л.: АН СССР, 1950-1983. - Т. 2: Тр. по физике и химии, 17471752 гг. 1951. - С. 481-577.
9. Микешин М.И. «Божественный» разум Просвещения // Философский век. Альманах. Вып. 24. История философии как философия. Ч.1. - СПб., 2003. -
С. 147-155.
10. Мысли о душе. Русская метафизика XVIII века / подготовка текстов, вступ. ст., коммент. Т. В. Артемьевой. - СПб., 1996.
11. Общественная мысль России XVIII века: в 2 т. / сост., подготовка к печати, вступ. ст., коммент. Т. В. Артемьевой. - М.: РОССПЭН, 2010.
12. Речи, произнесенные в торжественных собраниях Имп. Московского университета русскими профессорами онаго с краткими их жизнеописаниями. -Ч. 1-2. - М., 1820.
13. Русская книга гражданской печати XVIII в. в фондах библиотек РФ (1708-1800). URL: http://www.nlr.ru:8101/rlin/ruslbr_v2.php?database=RLINXVIII (дата обращения: 24.02.13).
14. Сводный каталог русской книги гражданской печати XVIII века (17251800). - М., 1962-1975.
15. Словарь Академии Российской. - СПб., 1789-1794 (современное переиздание: Словарь Академии Российской. 1789-1794: в 6 т. - М., 2000-2006). -
Ч. III. От З до М. - СПб., 1792.
16. Шпет Г. Г. Очерк развития русской философии. - М.: РОССПЭН, 2008.
17. Юридические произведения прогрессивных русских мыслителей. Вторая половина XVIII века / под общ. ред. С. А. Покровского. - М., 1959.
18. Яновский Н. М. Новый словотолкователь, расположенный по алфавиту, содержащий разныя в Российском языке встречающиеся иностранныя речения и технические термины, значение которых не всякому известно, каковы суть между прочими: Астрономические, Математические, Медицинские, Анатомические, Химические, Юридические, Коммерческие, Горные, Музыкальные, Военные, Артиллерийские, Фортификационные, Морские и многие другие, означающие Придворные, Гражданские и Военные чины, достоинства, должности, и проч. как древних, так и нынешних времен. - СПб., 1803. - Ч. 1; 1804. Ч. 2; 1806. Ч. 3.
