CC BY
74О.А. МАТВЕЙЧЕВ кандидат философских наук, профессор Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики» (НИУ ВШЭ)'
Философия как объект цензуры в Древней Греции
Философа в Древней Греции любили изображать персонажем едва ли не комическим. Неотмирность его занятий подчеркивали анекдоты о Фалесе, который вышел созерцать звезды, да забыл взглянуть под ноги и упал в колодец - к вящему удовольствию окружающих. Философы рисовались велеречивыми бездельниками, что, возлежа с бокалом сухого вина напополам с водой, рассуждали о небесах и непонятных принципах. Сократ, говорят, вина не разбавлял, пил его чистым, «по-скифски», и оттого прослыл мало того что философом, но еще и горьким пьяницей.
В самом глупом виде предстает афинский мудрец в комедии Аристофана «Облака», которая была поставлена в 423 г. до н.э. В своем жилище, именуемом «мыслильня», Сократ занимается со своими учениками совершенно оторванными от жизни предметами, выясняя, к примеру, путем умозрения, чем жужжит комар - гортанью или противоположным местом? И по всему выходило, что именно противоположным. Вместо олимпийских богов завсегдатаи «мыс-лильни» придумали поклоняться Облакам, что все время меняют обличье, и Вихрю, что гоняет их по небу. Небо же, согласно этим мудролюбцам,
- это просто печь железная, А люди в этой печке - словно уголья1 .
В общем, вряд ли можно было набраться у таких чего-то хорошего. Попробовал было один Стрепсиад - надоумили его мудролюбцы, как правильно кредиторов за нос водить -да сам потом и пожалел, когда сын его поколотил, дока-
* Матвейчев Олег Анатольевич, e-mail: OM777777@mail.ru
1 Аристофан. Комедии; Фрагменты. М., 2008 с. 150.
зывая, что и это теперь позволено, коль скоро учат эти фалесы не чтить данных богами обычаев. Месть Стреп-сиада страшна - он поджигает обитель философов, и те разбегаются с криками. Как отмечает А.В. Лебедев, имя Фалес употребляется Аристофаном в качестве нарицательного «применительно к Сократу в "Облаках": "Так что же мы удивляемся тому Фалесу?" и Метону в "Птицах": "Ну сущий Фалес", как реакция обыденного сознания на экстраординарную ученость» .
Как объект насмешек выступают философы и у других афинских комедиографов - современников Аристофана - у Кратина в комедии «Всевидящие», у Амипсия - в «Конне», у Евполида - в «Льстецах». Характерно, что претензии к мудрецам выдвигаются все те же - отрицание богов, признаваемых в полисе, обожествление природных стихий и отвлеченных сущностей, занятие натурфилософией. В этом уличались даже софисты, о которых ныне принято утверждать, что именно они перевели философскую проблематику в антропологическую плоскость. Продик, в частности, характеризовался Аристофаном как «метеорософист», а Прота-гор был аттестован Евполидом как «богохульник, что бахвалится знанием обо всем, что на небе».
Интерес к природным явлениям служил в Элладе У-1У вв. до н.э., прежде всего в Афинах, признаком неблагонадежности. Физические науки воспринимались как дело пустое и бессмысленное, но главное - вредное: изучение небесных объектов могло вызвать гнев богов и навлечь бедствия на весь полис. О том свидетельствует Исократ: «У большинства людей утвердилось мнение, будто эти науки являются пустяковой и ничего не стоящей болтовней, ни одна из них якобы не приносит пользы ни в частных, ни в общественных делах, а знания эти не остаются в памяти учеников вследствие того, что им нельзя найти применения на протяжении всей жизни: эти знания не доставляют никакой помощи в делах, но полностью находятся за пределами всего того, что необходимо для человека»2.
«В те времена, - утверждает Плутарх, - не терпели естествоиспытателей и любителей потолковать о делах заоб-
1 Фрагменты ранних греческих философов. Ч. I / Ред. А.В. Лебедев. М., 1989, с. 107.
2 Исократ. Речи. Письма // Малые аттические ораторы. Речи. М., 2013, с. 356.
лачных - так называемых метеоролесхов. В них видели людей, которые унижают божественное начало, сводят его к слепым неразумным причинам, к неизъяснимым силам, к неизбежной последовательности событий»1.
Потому и прозревший герой комедии Стрепсиад, предавая огню сократовский фронтистирион, обвиняет философа в богохульстве:
Зачем восстали на богов кощунственно? Следы Селены вы зачем пытаете?
Коли, руби, преследуй! Много есть причин, А главное - они богов бесчестили!2
Да и сам Сократ со временем пришел к подобному же мнению.
По указанию Ксенофонта мудрец «не советовал заниматься изучением небесных явлений, как бог производит каждое из них: этого, думал он, людям не удастся постигнуть, да и богам не доставит удовольствия, кто исследует то, чего они не захотели открыть»3.
Подозрения афинян по отношению к философам имели основания. Распространено мнение, восходящее к Платону, что Сократа якобы совершенно не интересовали натурфилософские проблемы - он был всецело сосредоточен на вопросах морали.
Однако тот же Платон свидетельствует, что Сократ живо интересовался космологическими идеями своих старших современников, в первую очередь Анаксагора. «С величайшим рвением принялся я за книги Анаксагора, чтобы поскорее их прочесть и поскорее узнать, что же всего лучше и что хуже», - признается платоновский Сократ в диалоге «Фе-дон» . Именно из трудов Анаксагора Сократ мог почерпнуть метафору неба как печи (если она, конечно, не была приписана ему Аристофаном) - называя Солнце раскаленной железной глыбой, Анаксагор использует слово, которое может быть переведено как «металлическая жаровня». Другой возможный источник - философия Гиппона, уподобив-
1 Плутарх. Сравнительные жизнеописания. М., 1963, т. 2, с. 232.
2 Аристофан. Указ. соч., с. 226.
3 Ксенофонт. Воспоминания о Сократе // Ксенофонт. Воспоминания о Сократе. М., 1993, с. 149.
4 Платон. Собр. соч. В 4 т. М., 1993, т. 2, с. 57.
шего небо своду печи и за то высмеянного Кратином в комедии с характерным названием «Всевидящие».
Популярность Анаксагора и его влияние на умы афинян второй половины V в. до н.э. трудно переоценить. Платоновский Сократ ссылается на него в своих диалогах походя, не вдаваясь в подробности и подразумевая, что учение его известно всем. То, что люди, незнакомые с учением Анаксагора, считались невеждами, достойными презрения, явствует и из речи Сократа на суде. Кроме того, отвергая обвинения Мелета в распространении среди молодежи учения, что «Солнце - камень, а Луна - земля», Сократ утверждал, что не стал бы приписывать эти мысли себе, ведь учение Анаксагора столь доступно, что любой может ознакомиться с ним, заплатив «не больше драхмы». Стоит отметить, что «драхма за книжный свиток» - цена по тем временам чрезвычайно низкая, это дневная зарплата рабочего на стройке. Для сравнения: Платон приобрел у Филолая три пифагорейские книги за сумму, в 10000 раз большую - 100 мин. Справедливости ради заметим, что книги пифагорейцев предназначались для внутреннего пользования и рядовому читателю были абсолютно недоступны. Так что, может быть, «оно того и стоило».
Анаксагор не просто первым начал излагать философское учение в общедоступной форме, в отличие от «темного» Гераклита и эзотеричного Пифагора. Собственно, именно он, выходец из Клазомен, и стал первым философом в истории Афин, города, прежде славившегося законодателями, полководцами, торговцами, но никак не метафизиками. С переездом Анаксагора в Афины «на аттическом дичке была привита благородная ветвь ионической философии»1.
Не удивительно, что афинские прорицатели увидели в Анаксагоре своего прямого конкурента, подрывающего их авторитет и благосостояние. В 432 г. до н.э. народным собранием была одобрена псефизма жреца Диопифа о том, «чтобы люди, не верующие в богов или распространяющие учения о небесных явлениях, были привлекаемы к суду как государственные преступники»2. Асебия - религиозное нечестие, была признана одной из главных угроз для об-
1 Кравчук А. Перикл и Аспазия. М., 1991 с. 98.
2 Плутарх. Сравнительные жизнеописания. М., 1961, т. 1, с. 219.
щества, построенного и сцементированного на основе антропоморфической религии.
Постановление было направлено, прежде всего, против Анаксагора, которому по суду грозила смерть. Перикл помог своему другу и учителю покинуть Афины и вернуться в Ионию. Философ поселился в Лампсаке, на восточном побережье Геллеспонта, ныне - турецкий город Лапсеки, известный как конечный пункт паромной переправы через Дарданеллы из г. Гелиболу.
Вскоре в Афинах на сочинение Анаксагора был наложен запрет, и, по свидетельству Плутарха, впредь оно «лишь тайно, с осторожностью передавалось из рук в руки отдельными лицами»1. Таков был первый в истории зафиксированный случай распространения нелегальной литературы.
Псефизма Диопифа на долгий срок стала юридической базой для преследований философов. За сомнения в существовании человекоподобных богов были приговорены к смертной казни Диагор Мелосский (около 415 г. до н.э.) и Протагор (411 г. до н.э.) Обоим удалось сбежать от палачей. Протагор, впрочем, прожил после этого недолго, утонув в море. Книги же его в Афинах были запрещены и преданы огню. Асебия являлась главным обвинением и в процессах против Аспазии и Фидия (около 432 г. до н.э.), Диогена Аполло-нийского (около 420 г.), Алкивиада (415 г.), Продика (400 г.), Андокида (399 г.), Сократа (399 г.), Демада (324 г.), Аристотеля (323 г.), Теофраста (319-315 гг.), Стильпона Мегарского (около 320 г.), Феодора Киренского (317-307 гг.) и др.
Насколько же справедливы обвинения в адрес философов, интересовавшихся природными явлениями, в том, что они не чтили веру предков и рушили старые традиции, вводя им взамен новые системы представлений? Другими словами, были ли основания уличать их в «модернизме»? Анаксагору и иже с ним вменялось в вину, что их боги не антропоморфны, но представляют собой стихии и небесные тела. Однако такого рода мировоззрение, скорее, характерно для более древних культур, и не исключено, что представления ранних греческих философов коренятся в гораздо более архаичном материале, чем олимпийская мифология.
Идея о самородности греческой философии и ее докт-ринальной чистоте, господствовавшая в философской исто-
1 Плутарх. Сравнительные жизнеописания, т. 2, с. 232.
риографии со времен Э. Целлера, к середине XX в. практически ушла из философского обихода вместе с вопросом о пресловутом «греческом чуде», в свое время поднятом Э. Ренаном1. Выяснилось, что, как и все на свете, греческая мысль имела свои источники. И источники эти находятся не только на Востоке, где искали свои корни еще сами греки.
Здесь встает вопрос: а кто именно оказывается объектом влияния? Кто такие греки как этнос? Являются ли заимствованные (привнесенные) темы, образы, идеи изначально чужеродными или они легли в подготовленную культурную почву?
Язык, на котором разговаривали древние греки, ученые относят к индоевропейской группе. Наиболее ранние документы на этом языке, написанные линейным письмом В, датируются XIV в. до н.э., но разговаривали на нем, безусловно, и раньше. Необходимо заметить, что факт грекоязыч-ности линейного письма В - древнейшего слогового письма, образцы которого были обнаружены на артефактах микенской Греции, установлен в 1953 г. М, Вентрисом и Дж. Чедвуком2.
Вместе с тем значительная часть древнегреческих слов имеет явно неиндоевропейское происхождение. Лингвисты относят к ним, например, такие важнейшие понятия для жителей Средиземноморья, как море, олива, виноград, горох, вселенная, украшение, небо, навес, тиран, а также некоторые имена собственные - например Одиссей, Гермес, и топонимы - например Коринф, Тиринф, Кносс, Парнас. Этот местный субстрат принято называть догреческим, и это укладывается в распространенную, коренящуюся еще в античной традиции схему «вторжения греков», согласно которой греки были пришлыми индоевропейскими племенами, несколькими волнами вторгшимися на территорию Балкан в течение III-II тысячелетий до н.э.
В пользу того, что население Эгеиды в эпоху неолита и ранней бронзы по своему составу было неиндоевропейским, современные археологи, лингвисты, антропологи приводят самые разные аргументы. Так, крупнейший французский специалист по сравнительной мифологии Ж. Дюмезиль пришел к этому выводу в результате структурного анализа
1 Ренан Э. Собр. соч. В 12 т. Киев, 1902, т. 10, с. 33-34.
2 Ventris M, Chadwick J. Evidence for Greek dialect in the Mycenaean archives // The Journal of Hellenic Studies, 1953, vol. 73, p. 84-103.
догреческой мифологии данного региона, показавшего отсутствие в ней традиционных для индоевропейцев троичных распределений.
Индоевропейские завоеватели превосходили аборигенов в техническом, военном, гуманитарном отношениях, владели искусством металлургии. Менее развитые племена, населявшие Эгеиду, перешли, как это всегда бывает в подобных случаях, на язык победителей, но и язык переселенцев впитал в себя значительную часть субстратных слов, за счет чего образовался известный нам древнегреческий язык. Но язык - это не просто слова, но и определенное мировоззрение. Вместе с языком завоеватели дали протогрекам индоевропейскую религию и космогонию.
В трудах Ж. Дюмезиля, В. Буркерта, В. Топорова, А. Зайцева и других были выявлены общие мотивы и концепты древних индоевропейских религий. В разных обликах и под разными именами в них фигурируют отец Небо и мать Земля, Змей, глотающий Солнце и усмиряемый Героем, Молния, воплощающая гнев богов, Дождь - как аллегория оплодотворения и т.д. Главные боги индоевропейцев - природные стихии и небесные тела, они еще не персонифицированы. Отец Небо - это именно небо, имевшее значение «сиять, сверкать», «небо, день», к которому возводятся греческие понятия «божественный», «блистательный», «лучезарный». От того же корня образовано слово, означающее «светлых», небесных богов. От того же корня происходит и имя верховного бога в греческом пантеоне - Зевс1.
Изучение неба и прочих природных стихий, коль скоро они были богами, и являлось теологией, наукой о божественном. Гипостазирование стихий произошло уже позже. Уже с середины до конца II тысячелетия до н.э. греки поклонялись богам, позднее вошедшим в олимпийский пантеон - Зевсу, Гере, Посейдону, Гермесу, Афине, Артемиде и другим, о чем свидетельствует дешифровка табличек, найденных в Кноссе и Пилосе2, однако сам характер культа был иным. Микенские боги выступали в одной-единственной функции - как объекты жертвоприношений (не кровавых!) и служили олицетворением различных стихий.
1 См.: Зайцев А.И. Греческая религия и мифология. СПб., 2005, с. 72; Буркерт В. Греческая религия: Архаика и классика. СПб., 2004, с. 35, 225.
ЧэдуикДж. Дешифровка линейного письма Б // Тайны древних письмён. Проблемы дешифровки. М., 1976, с. 223-225.
Однако уже на исходе Темных веков мы видим совершенно иную картину: боги в прямом смысле спускаются с небес на землю, приобретают человеческие черты и повадки, а главное, «вступают» друг с другом в родственные отношения. Диос, прежде просто Небо, День, превратился в Зевса-Громовержца, отца большого семейства. Гера предстала женой Зевса, Посейдон и Аид - его братьями, Аполлон, Дионис, Арес, Гермес, Гефест, Афина и многие другие - его детьми от разных браков и внебрачных связей и т.д. Необходимо заметить, что статус верховного божества Зевс (Юпитер) сохранил лишь в греческой (римской) религии, в других религиях он был совершенно заслонен другими богами, например, индийский Дьяус - Индрой, Вишну, Шивой; древнеисландский Тюр - Одином1.
Представляется, что систематизация богов по семейному принципу, назначение каждому из них своего места в едином генеалогическом древе были осуществлены, так сказать, волюнтаристски. Для претворения подобной программы необходима единая воля, подобный процесс не может быть плодом многовекового спонтанного коллективного творчества, порождением «народного духа», как это преподносили романтики начала XIX в. Началась же эта систематизация, по всей вероятности, во времена Ликурга, полулегендарного законодателя, давшего Спарте законы, на которых в течение нескольких веков зиждилось ее политическое устройство. Задача преследовалась вполне конкретная: объединение греков под властью Спарты на основе формирования общественного согласия, важнейшим условием достижения которого было внесение единообразия в пеструю картину религиозных верований, существовавших в эллинском мире. В самом деле, если при заключении договора каждый клянется своими богами и ни во что не ставит богов контрагента, то о каком согласии, о каком доверии можно говорить?
Но по какому основанию возможно упорядочивание богов, чтобы быть принятыми всеми эллинами? Может быть, по распределению сфер компетенции, когда одному богу предписывается отвечать, допустим, за врачевание, другому -покровительствовать морякам и т.д.? Однако такой порядок вряд ли мог стать основой общественного консенсуса. В
1 См.: Буркерт В. Указ. соч., с. 225; Дюмезиль Ж. Верховные боги индоевропейцев. М., 1986, с. 146.
каждом городе развиты свои ремесла, везде - свой уклад жизни, моряки склонны более других богов чтить Посейдона, виноделы - Диониса. Единственный порядок, который знаком и понятен всем - это система родства. Мать, отец, сын, дочь, брат, сестра - эти понятия универсальны.
Процесс «очеловечивания» божеств, наделения их антропоморфическими признаками окончательно завершается уже у Гомера и в «Теогонии» Гесиода. «Здесь прежде разрозненный и запутанный олимпийский пантеон приобрел законченные формы. Теперь легенды о возникновении мира, великих битвах и взаимосвязи между богами и героями могли быть легко усвоены и положены в основу мировоззренческой матрицы. Благодаря этому создавалось единое культурное пространство эллинского мира. Отныне Греция - это то, где поклоняются греческим богам»1.
Матрица кровнородственных связей богов довольно быстро была внедрена в систему образования. С VI в. до н.э. «Илиада» и «Одиссея» становятся обязательными для изучения. Эта система образования была распространена на весь греческий мир, о глубине ее проникновения свидетельствует Дион Хрисостом, в конце I в. н.э. обнаруживший утонченных знатоков Гомера в отдаленной греческой колонии в устье Днепра, Борисфене: «И, хотя сами они говорят по-гречески не совсем правильно, поскольку они живут среди варваров, но «Илиаду» почти все знают наизусть»2.
Между тем, поскольку по историческим меркам антропо-морфизация богов произошла стремительно, еще в VI-V вв. до н.э. была свежа память о временах, когда боги выступали в качестве неких трансцендентальных категорий - таких, как бытие, время, истина, вражда, необходимость. Отсюда и негодование Пиндара, Ксенофана и ряда других мыслителей, протестовавших против профанации старых богов и снижения трансцендентного до уровня земного.
Укорененность мыслителей того времени в древнюю традицию демонстрирует глубокая интеграция в их учения различных концептов, относящихся к индоевропейскому мировоззрению. Рассуждения Фалеса о воде как первоэлементе имеют в виду не эмпирическую воду, они касаются
1 Беляков А., Матвейчев О. Троянский конь западной истории. СПб., 2014, с. 139-140.
2 Дион Хрисостом. Борисфенитская речь, произнесенная Дионом на его родине. М., 1960, с. 94.
сущности воды - ее бесформенности, приемлемости, текучести, способности растворять другие вещества, самотождественности при смене агрегатных состояний и пр. Эти принципы, по Фалесу, и составляют фюзис сущего. Точно так же, по Анаксимену, фюзис сущего - метафорический воздух и т.д. Однако и вода, и воздух, и огонь концептуально связаны с целой системой верований, примет, сказаний, укорененных в древней традиции, носители которой использовали те же метафоры (за неимением разработанной философской терминологии) для объяснения природных закономерностей.
Те же функции выполняет и так веселившая Аристофана метафора печи, которая, как мы успели заметить, присутствует и у Анаксагора, и у Гиппона, а также у Гераклита в знаменитом фрагменте о том, что и возле печи есть боги1. «Печи» Гераклита, Анаксагора, Сократа и Гиппона суть ипостаси древнего индоевропейского архетипа печи, понимаемой как модель мироздания.
Призыв философов к молодежи интересоваться тайнами мироздания, изучать природу стихий, законы движения светил - это и есть призыв заниматься настоящей наукой - причем, наукой более древней, чем гомеровская «санта-барбара». Отсюда - и обвинения в «развращении молодежи», воспитании в ней потребности к предельному вопрошанию в ущерб занятиям гимнастикой и военным искусством, отсюда - и стремление избавиться от философов, ставящих «ненужные» вопросы, как главной угрозы обществу. Сатира Аристофана и других комедиографов, высмеивавших философов за их идущие вразрез с установленной парадигмой взгляды, выполняла фактически те же функции, что и жреческая цензура. Защита системы представлений, скрепляющих общество, полагалась как задача первоочередной важности. И если в области публичной политики никаких запретов на высказывание собственного мнения не было - каждый мог на агоре критиковать Перикла, то область представлений о сверхчувственном контролировалась чрезвычайно ревностно.
В этом смысле можно констатировать полную безосновательность романтических представлений о Древней Элладе как родине свободомыслия. Критикуя своего шведского
1 Матвейчев О.А. К вопросу об индоевропейской основе ранней греческой философии // Социально-гуманитарные знания, 2015, № 6, с. 112-126.
коллегу М. Нильссона, придерживавшегося «расхожей идеи о том, что в Афинах свобода мысли и речи была абсолютной», британский классический филолог Э. Доддс замечает, что Анаксагор и Протагор пострадали исключительно за свои теоретические взгляды, и, следовательно, «общество, которое запрещало одному из них описывать солнце как материальный объект, а другому - выражать сомнение в существовании богов, разумеется, не допускало "абсолютной свободы мысли"»1.
Примечательно, что стигматизация философов происходила, как правило, при почти безоговорочном одобрении народа. Нападки на Сократа продолжалась даже после его смерти. Известна речь софиста Поликрата, которую он составил через шесть лет после казни великого майевта, в ней были повторены фактически все тезисы стороны обвинения и сделан однозначный вывод о справедливости приговора. Примечательно, что учеником Поликрата был знаменитый Зоил, ставший символом злословия.
Способы обойти тотальную цензуру у философов, однако, имелись. Пифагорейцы и орфики старались свои идеи хранить в эзотерической форме. Именно герметичность этих сект позволила передать через поколения многие концепты древних времен. Составленное уже на исходе эпохи античности, по всей видимости, не ранее II в. н.э., собрание орфических гимнов все еще содержит стихи о богах как неких природных стихиях или персонифицированных отвлеченных понятиях (Хронос, Эфир, Хаос, Номос, Тюхе (Случайность) и др.), каковыми они являлись до антропоморфи-зации греческого пантеона.
В подобных сектах существовало несколько уровней посвящения, тайное учение передавалось, как правило, изустно и охранялось исключительно строго, за его разглашение, тем более в письменном виде, виновному грозило изгнание. Так поступили, например, пифагорейцы с одним из наиболее влиятельных членов общины Гиппасом, а позднее - с Эм-педоклом. Впрочем, утечек избежать не удалось, и, как это часто бывает, все решало звонкое серебро.
Как мы помним, три пифагорейские книги, полученные от Филолая, стоили Платону целого состояния - 100 мин (цена
1 Доддс Э.Р. Греки и иррациональное. СПб., 2000, с. 291.
нескольких роскошных усадеб). Говорят, что именно из них афинский мудрец и списал своего знаменитого «Тимея».
Запрет на публикацию учения объяснялся не только желанием представителей мистических орденов сберечь свое сокровенное знание от профанов. В условиях тотальной религиозной цензуры и преследования инакомыслящих книга могла служить вещественным доказательством асебии ее автора и лишняя перестраховка не мешала. Цицерон свидетельствует, что процессы над «философами-безбожниками», прежде всего Протагором, заставили людей стать предельно осторожными в высказывании своего мнения, «поскольку даже сомнение не смогло избежать кары»1.
Не случайно многие тексты античных времен не сохранили указаний об авторстве или были приписаны другому мыслителю (отсюда длинный список всевозможных Псевдо-Гераклитов, Псевдо-Аристотелей, Псевдо-Аполлодоров, Псевдо-Плутархов и прочих «продолжателей традиций»). И это при том, что к авторству греки относились весьма трепетно. Именно в античной Элладе появляется феномен авторской литературы - поэтов и философов начинает заботить вопрос личного признания.
Примечательно, что по спорному ввиду его односторонности мнению В, Виндельбанда, античные мыслители позднейших поколений имели склонность приписывать свои собственные произведения более древним философам «в
силу своего желания придать своим учениям ореол древ-
2
ней мудрости» .
Если древневосточные тексты либо анонимны, либо приписаны какому-либо легендарному персонажу, то в Греции к вопросам копирайта подходят с большой щепетильностью. Уже Гесиод, стремясь закрепить авторство за своей «Теогонией» и тем увековечить свою славу, вставляет свое имя
3
прямо в текст произведения .
«Отмечается» в своем номе «Персы» Тимофей Милетский: «И вот Тимофей, вздыбив кифару в мере и ладе одиннадцати струн, отверзает залежь певчего сокровища в тереме Муз», попутно поминая и город, из которого он происходит. С указания на свое авторство начинают свои «Истории»
1 Цицерон. Философские трактаты. М., 1985, с. 80.
2 Виндельбанд В. История древней философии. Киев, 1995, с. 22.
3 Гэсиод. Полное собрание текстов. М., 2001, с. 21.
Геродот: «Геродот из Галикарнасса собрал и записал эти сведения» и Фукидид: «Фукидид афинянин описал войну пе-лопоннесцев с афинянами, как они воевали между собой»1.
Но, пожалуй, самый знаменитый случай заботы о своем приоритете связан с основателем ионийской школы. По рассказам древних, Фалес, установив соотношение между размерами солнца и длиною окружности, которую оно описывает, рассказал о своем открытии некоему Мандраиту из Приены. «Тот, придя в восторг от этой новой и неожиданной истины, предложил Фалесу просить любое вознаграждение за такой замечательный урок. "Для меня будет достаточным вознаграждением, - ответил мудрый Фалес, - если, пожелав сообщить кому бы то ни было о том, чему ты у меня выучился, ты не станешь приписывать
этого открытия себе, но заявишь во всеуслышание, что оно
2
сделано мною, и никем иным » .
Не тщеславие, но жажда славы и желание быть впереди других становятся мощнейшим стимулом к научному и философскому творчеству, снискавшему беспрецедентную престижность, что и послужило, по мнению историка А. Зайцева, резкому всплеску гуманитарной активности в Греции VIII-V вв. до н.э.3. Однако уже в «золотой век» Перикла обнаруживается обратная тенденция, связанная с распространением цензуры в Афинах, реализовавших именно в это время давнюю (и долгое время безосновательную) претензию на главенствующее положение в греческом мире.
В эллинистическом мире актуальность и возможность правоприменения псефизмы Диопифа постепенно стали сходить на нет. В середине II в. до н.э. аттическая Греция ушла под власть Рима. Это время было отмечено кризисом «олимпийской» религии, несколько веков служившей скрепами греческого мира и совершенно подорванной в эллинистический период плюрализмом экспортных мировоззрений и мифологий, с которыми уже никто не боролся. Завоеватели положили в основу своей империи совсем другие принципы -военную мощь и совершенную систему коммуникаций. Феномен цензуры, касавшейся в Греции исключительно вопросов
1 См: Тимофей. Персы // Пиндар. Вакхилид. Оды. Фрагменты. М., 1980, с. 292; Гэродот. История. Л., 1972, с. 11; Фукидид. История. Л., 1981, с. 11.
2 Апулей. Апология. Метаморфозы. Флориды. М., 1956, с. 349.
3 Зайцев А.И. Культурный переворот в Древней Греции УШ-У вв. до н.э. СПб., 2000, с. 150-183.
мировоззрения, распространился на политическую жизнь. Впредь цензура, даже если на первый взгляд она касалась сугубо религиозных и мировоззренческих вопросов, имела в виду исключительно проблему удержания или завоевания власти, и цензурированию подвергались не теоретические взгляды, а их политические консеквенции.
Матвейчев О.А. Философия как объект цензуры в Древней Греции. Целью статьи является развенчание мифа об абсолютной свободе слова и совести в Древней Греции. Автором предлагается оригинальная концепция происхождения цензуры, первоначально касавшейся исключительно теоретической деятельности философов.
Ключевые слова: история философии, мифология, религия, Древняя Греция, индоевропейцы, досократики, цензура.
Matveychev O.A. Philosophy as an object of censorship in Ancient Greece. The purpose of the article is to debunk the myth of absolute freedom of speech and thought in Ancient Greece. The author proposes an original concept of the origin of censorship, which originally concerned exclusively the theoretical activity of philosophers.
Keywords: history of philosophy, mythology, religion, Ancient Greece, the Indo-Europeans, Presocratics, censorship.
