CC BY
187
УДК 1.111.85 + 7.01
С. А. Шакин
Феномен красоты в материалистической эстетике
Статья посвящена анализу онтологии красоты. Достижения науки XIX-XX вв. породили оптимистические настроения относительно возможности познания мира. Подобные настроения привели ученых и философов к стремлению посмотреть на многие философские и, в частности, эстетические проблемы под новым углом зрения. В данной статье рассматриваются попытки ученых и философов взглянуть на понятие и феномен красоты через призму естественнонаучных методов (математических и статистических методов, а также достижений психофизиологии).
Актуальность данной проблемы обусловлена тем, что красота всегда была одной из важнейших эстетических категорий, а эстетика как раздел философии в каждом своем моменте развития исходит из наследия прошлых эпох, так как многие эстетические ценности со временем не устаревают.
The article is devoted to analysis ontological of the beauty. In XIX-XX centuries advances in science gave rise to optimistic mood in the possibility of knowing the world. These sentiments have led scientists and philosophers to the desire to look at the many philosophical and the aesthetic problems from new angle. This article discusses the attempts of scientists and philosophers take a look at concept of the beauty through the prism of natural science methods (mathematical and statistical methods and advances in psychophysiology).
Actuality of the problem caused by the fact that beauty has been one of the most important aesthetic categories and aesthetics is based from the legacy of past ages in every moment of its development, because aesthetical values don't become obsolete eventually.
Ключевые слова: материализм, эстетика, красота, эстетическая мера, Биркгоф, Чернышевский, Велямович, Китайгородский, идеал, действительность, статистика, математика, психофизиология.
Keywords: materialism, aesthetics, beauty, aesthetic measure, Birkhoff, Chernyshevsky, Velyamovich, Kitaigorodski, ideal, reality, statistics, mathematics, psychophysiology.
Универсальность прекрасного способствовала поддержанию постоянного теоретического интереса к сущностным проявлениям эстетического мироотношения. В истории культуры восприятие красоты рассматривалось через призму взаимоотношений объективного и субъективного, земного и божественного. Вопрос об основаниях прекрасного является сложным и дискуссионным. Обладают ли предметы и явления эстетическими свойствами? В какой мере феномен красоты зависит от особенностей человеческого восприятия? Какова «степень метафизичности» прекрасного? Окружающий нас материальный мир находится в постоянном движении, таким образом, эстетические свойства этого мира изменчивы, преходящи. Однако в разуме человека существует понятие о некоем постоянном и неизменном идеале , именно поэтому в философии и эстетике долгое время господствовали идеалистические концепции. Заметим, что чувство прекрасного можно анализировать не только в эстетическом, но также в психологическом и физиологическом плане. Обычно эстетика и физиология рассматриваются вместе для противопоставления, а попытка естественнонаучного анализа эстетических проблем вызывает опасения в возможной «смерти» искусства.
Рассматривая проблему красоты, философы-эстетики зачастую обходят стороной достижения психофизиологии. В свою очередь, ученые пренебрежительно относятся к эстетике, обвиняя её в расплывчатости определений и критериев.
Научные открытия второй половины ХК в. способствовали укреплению материалистических концепций. Это привело, в свою очередь, к стремлению найти материалистическое основание объективной красоты. Однако философы и ученые зачастую забывали о достижениях предшественников (философов, эстетов прошлого), предпочитая только опыт современников. В связи с этим их исследования по данной проблеме часто оказывались односторонни и даже субъективны.
В настоящей статье предлагается анализ разнообразных подходов к определению феномена красоты и её онтологических оснований.
На сегодняшний день попытки применить естественнонаучные методы к изучению эстетических проблем сравнительно немногочисленны. Одним из первопроходцев на этом поле был аме-
© Шакин С. А., 2015 10
риканский математик Дж. Биркгоф. Он считал, что эстетическое наслаждение зависит от гармонических взаимосвязей в системе воспринимаемых объектов. Математик разработал формулу М = O/C, где M - эстетическая мера предмета, O - упорядоченность, или мера числа закономерностей в изображении, а C - сложность, то есть число элементов, из которых состоит изображение. Суть этой формулы в том, что с увеличением сложности системы возрастает и её упорядоченность. Иначе говоря, простая система может быть прекрасна, она может доставлять человеку наслаждение даже будучи неупорядоченной, но, с повышением сложности системы, хаотичность начинает вызывать неприятие и отвращение. Любой раздражитель вызывает наслаждение, если в результате его действия изгоняется случайность, убывает энтропия, уменьшается уровень шума. Если попробовать пояснить эту мысль на более конкретном примере, то поэзия не может быть прекрасной без строгого соблюдения метрики и других законов стихосложения, то есть нам будет наиболее приятно сложное стихотворение, написанное с учетом правил стихотворного размера.
Однако другой позиции по этому вопросу придерживался английский зоолог и художник Д. Моррис. Он утверждал, что совершенный стихотворный размер монотонен и просто невыносим. Именно поэтому поэты и обратились к свободному стиху, а современные художники все дальше и дальше отходят от геометрических пропорций окружающего мира. Здесь получается, что прекрасным произведение искусства можно считать лишь тогда, когда оно отдаляется от природы.
Говоря об использовании естественнонаучных методов в исследовании эстетических проблем, стоит упомянуть и об идеях советского физика А. И. Китайгородского, который стремился дать определение «объективной красоте». Для достижения поставленной задачи он предлагал активно использовать в эстетике методы математической статистики. Он сравнивал эстетическую оценку некоего произведения с судейскими оценками на спортивном состязании: мозг сравнивает имеющуюся ситуацию с множеством аналогичных виденных ранее вариантов. Таким образом, ученый призывал использовать статистический опыт для эстетической оценки. «Красота... становится эмпирическим понятием, а оценкой красоты - случайная величина, являющаяся предметом статистического изучения» [1].
По мнению Китайгородского, необходима экспериментальная проверка, «выяснение вкуса широкого круга людей в отношении любых предметов, явлений, признаков» [2]. Проведение анкетирования среди различных групп населения, распределенных по социальному положению, по национальности и т. д., а затем усреднение значений и составление графиков. Как считал ученый, данный эксперимент - это единственный способ дать определение понятию «красота». Таким образом, само понятие «красота», по мнению Китайгородского, приравнивается к степени «нравится» и имеет лишь статистический смысл. Точка зрения ученого не представляется достаточно убедительной, ведь если допустить, что мне и еще некой, достаточно большой, группе людей нравится сочетание черного и золотого цветов, то можем ли мы считать данное сочетание объективно прекрасным? И даже если мы признаем подобное сочетание цветов объективно прекрасным, то как нам быть с категорией людей, которые испытывают, допустим, отвращение к этим цветам?
Подводя итог вышесказанному, следует отметить, что формализация и математизация, характерная для рассмотренных нами ученых Биркгофа и Китайгородского, ведет к чрезмерному упрощению мира и, в частности, мира эстетической реальности. Подобные тенденции высмеивались еще французским философом Вольтером и даже профессором математики и автором «Алисы в стране чудес» Л. Кэрроллом. Математические символы создают всего лишь иллюзию мнимой точности, обманчивую видимость научной строгости. Рассмотренные учения односторонне подходят к изучению эстетических проблем, в своих попытках определить объективную красоту они упускают такую простую, но крайне важную деталь: человек - это существо субъективное, его чувства субъективны, соответственно и видение прекрасного также субъективно. В то же время человек - это существо социальное, в которого с рождения закладываются определенные представления о добре и зле, о прекрасном и безобразном. Многообразен мир красоты, исследуя его, не следует пренебрегать социально-биологическими факторами.
Попытки учесть данные факторы неоднократно предпринимались русскими философами и учеными. Одним из первых русских философов, бросивших вызов идеалистическим концепциям в эстетике, был Н. Г. Чернышевский. В своей магистерской диссертации «Эстетические отношения искусства к действительности» он пытался создать систему эстетических взглядов, основанных на материалистической философии и демократических идеалах. Прекрасное, по Чернышевскому, содержится в самой действительности. «Прекрасное есть жизнь...» [3] Окружающая нас действительность несоизмеримо выше любой нашей фантазии. Позже В. С. Соловьёв указывал еще на одно положение в теории Чернышевского - объективную реальность красоты в природе. Кроме этого здесь раскрывается диалектическая природа прекрасного: субъективное связывается с объективным. Дабы продемонстрировать данное положение, Чернышевский приводит пример, в котором
11
связывает идеалы красоты с социальными факторами. «Прекрасное - это все, в чем проявляется наш идеал, цель и предмет наших желаний и нашей любви» [4]. У каждого сословия, класса свои собственные представления об идеалах, красоте и хорошей жизни, «простолюдин и член высших классов общества понимают жизнь и счастье жизни неодинаково» [5]. Одновременно с этим Чернышевский указывал на зависимость эстетических идеалов от особенностей жизненного уклада различных наций, а также на историческую относительность прекрасного. Время идет, эпохи сменяют друг друга, а вместе с ними сменяются и идеалы. То, что доставляло нам эстетическое наслаждение сегодня, уже на следующий день может стать недостаточным, «завтра будет новый день, с новыми потребностями, и только новое прекрасное может удовлетворить их» [6].
Идеи Чернышевского оказали большое влияние на развитие материалистической эстетики в русской философии. Если у большинства представителей определенной группы населения эстетические вкусы и оценки совпадают, то, действительно, это значит, что восприятие у них оказалось сходным в силу воспитания, одинаковых социальных условий, привычек. Но восприятие от этого не перестало быть обусловленным психофизиологическими свойствами человека.
Одна из концепций, в которой была предпринята попытка учесть роль психофизиологии в формировании эстетического вкуса, в русской философии была описана эстетиком-позитивистом, представителем вульгарного материализма Вл. Ф. Велямовичем в работе, опубликованной в 1878 г., «Психо-физиологические основания эстетики». Данный трактат сразу же подвергся жесточайшей критике не только со стороны официальной печати, но и со стороны передового лагеря, с его материалистическими и демократическими настроениями. В частности, такая критика последовала со стороны историка искусства В. В. Стасова в статье «Новая эстетика». Это объясняет тот факт, что запланированная Велямовичем третья часть работы так и не вышла.
В своей работе философ стремился построить эстетическую теорию на основе научного материализма, как писал сам Велямович, избавить эстетику от всякой мистики. В частности, он в своей философии пытался уйти от понимания души как некой идеальной субстанции, сводя её к простому свойству человеческого тела. Он свел понятие красоты к полезности и наслаждению. Здесь в противовес этому мнению можно вспомнить, как впоследствии В. С. Соловьёв в работе «Красота в природе» писал о несводимости красоты к полезности, что красота есть безусловная ценность. Почти сто лет спустя с резкой критикой труда Велямовича выступил и доктор медицинских наук, поэт Л. С. Салямон в статье 1968 г. «О физиологии эмоционально-эстетических процессов». Он пишет: «Велямович говорит о физиологическом значении широкого таза, женской полноты и т. д. и даже о том, что дамам полезна "относительно меньшая вместимость" черепной коробки. "Женское строение черепа (малая вместительность), строение лба (низкий лоб) и женственное выражение лица, - писал В. Ф. Велямович, - представляют внешнее выражение относительной бедности интеллекта; ...но ...очевидно, женщина в нем вовсе не нуждалась; высокое интеллектуальное развитие не только не представляло бы для нее никакой непосредственной полезности, но принесло бы даже вред, так как непроизводительная затрата жизненных сил на высокое умственное развитие... поглотила бы тот избыток органических сил, который мог быть направлен на произведение более сильного потомства". Тезис В. Ф. Велямовича о том, что мужчинам нравятся глупые женщины, избавляет от необходимости анализировать другие положения этой работы» [7].
В целом нам представляется данная точка зрения Салямона заслуживающей внимания, но все-таки необходимо рассмотреть труд Велямовича несколько более подробно. Если предположить, что красота есть полезность, то может возникнуть вопрос: почему у людей разные идеалы красоты? Данную проблему Велямович решал очень схоже с Н. Г. Чернышевским. Философ-позитивист утверждал, что понятие полезности, а значит, и красоты меняется в зависимости от социального положения, пола, национальности и т. д. «Если сравнить... красивую крестьянку с... красивой барышней, то окажется, что то, что составляет красоту одной, в высокой степени вредит красоте другой, и наоборот» [8]. Аристократке нет необходимости в развитой мускулатуре, ибо она не занимается тяжелым трудом, а её пальцы «более пригодны для нежной и мелкой работы» [9], если бы у неё были толстые пальцы, то это мешало или даже вовсе не позволяло заниматься подобной деятельностью, а значит, было бы вредно для неё.
Далее Велямович обращается к различию в идеалах красоты у разных народов. Это он также объясняет через понятие полезности. Для северных народов, приводит пример Велямович, полезным и важным для выживания признаком является низкий рост, так как малое тело требует меньшее количество теплоты, и, как результат, идеалом красоты также становится низкий рост. Однако здесь же философ отмечает, что, кроме полезных признаков, прекрасным могут быть и те признаки, которые не имеют никакой полезности для человека. Данные признаки бесполезны, но не вредны. Эти признаки в ходе естественного развития оказались случайно и неразрывно связаны с признаками полезными, «морфологические атрибуты национальной красо-12
ты... не представляют никакой непосредственной (т. е. функциональной полезности), зато они неразрывно связаны с признаками полезными» [9]. Впрочем, далее Велямович делает вывод, что всякий признак красоты, так или иначе, обладает полезностью, если уж не «непосредственной» (то есть полезностью для всего животного рода), то, по крайней мере, «посредственной» (то есть полезностью для конкретного индивида).
Некоторые живые существа обладают признаком, который может стать причиной их гибели. Здесь Велямович приводит пример с бабочками, летящими на огонь и в результате погибающими. Может показаться, что стремление к свету у бабочки - это признак исключительно вредный, но философ утверждает, что он необходим для выживания вида. Через сравнение этой черты бабочек с человеческой цивилизацией он приходит к выводу, что у наций может встречаться признак, ведущий данную нацию к гибели. Однако данный признак не является вредным, по мнению Велямо-вича. Нация - это всего лишь часть человечества. Нация «подчинена» человечеству. Таким образом, смерть нации - необходимая жертва для существования человечества. И данный признак не является вредным, он - полезен, полезен для нации как части всего человечества.
Здесь нам представляется ряд вопросов: как именно смерть некой конкретной нации может быть полезна человечеству? Какие признаки могут вести к таким печальным последствиям, как смерть целой цивилизации? К сожалению, данный вопрос так и остается без ответа. Никаких конкретных примеров или пояснений здесь Велямович не дает. Данная идея Велямовича является несостоятельной, а сравнение бабочки и нации абсурдно по своей сути. Когда бабочка летит на огонь из-за своего стремления к свету, которое необходимо для выживания бабочек вообще, то умирает данная конкретная бабочка, а не целый вид, так и с человеческим обществом - из-за подобных признаков умирает конкретный индивид, а не целая нация.
Продолжая тему национального идеала красоты, можно вспомнить, что у некоторых народов существуют довольно специфические представления о красоте. Так, например, женщины па-даунг носят «кольца» на шее, тем самым удлиняя её, подобная операция может быть вредна, у падаунг считается, что длинная шея - это признак красоты и благополучия. У китайцев идеалом красоты, среди прочего, является миниатюрная ножка, обладательница которой неспособна самостоятельно ходить. Отсюда возникает вопрос: если некий народ, по Велямовичу, видит некую красивую внешность в соответствии с её полезностью для него, то зачем создаются совершенно бесполезные, даже более того - вредные, для народа вообще и человека в частности, идеалы красоты? Предвидя подобный вопрос, автор «Психо-физологических оснований эстетики» заявляет, что подобное противоречие является мнимым и выделяет два вида красоты: «нормальная красота» и «искажение природного вкуса». Под «искажением природного вкуса» философ-позитивист подразумевает «преувеличение атрибутов нормальной красоты» [11]. В то время как нормальная красота полезна, преувеличение её всегда вредно. Однако введение нового термина не является достаточным, и противоречие, с которым столкнулся Вялемович, сохранилось.
Рассматривая далее индивидуальные представления о красоте, Велямович отталкивается от идей Эдуарда фон Гартмана и Артура Шопенгауэра. Любовь, по Велямовичу, - это чувство, которое может возникнуть только к такому представителю вида, который соответствует представлениям о красоте данного индивида. Эти представления опять же зависят от наибольшей полезности. Таким образом, в основе любви лежит принцип полезной бессознательно цели, коей является «наиболее совершенное потомство» [12].
Затрагивая музыку, Велямович взял за основу теорию Гельмгольца. По мнению философа, прекрасным звуком для человека является гармоничный сложный звук, так как именно такой звук активирует огромное множество нервных клеток, что, соответственно, является полезным для организма. Дисгармоничные же звуки, которые для нас вредны, не могут быть прекрасны. Таким образом, прекрасное - «полезное, полезность которого выражается сложною совокупностью оптических и акустических признаков» [13]. Эстетическое же чувство, по мнению Велямо-вича, есть «сложная совокупность ощущений утилизации полезностей, сопровождаемая столь же сложной совокупностью наслаждений».
Хотя идея связи «физиологической полезности» воспринимаемого объекта и чувства красоты достаточно интересна, однако аргументация её Велямовичем, как мы могли увидеть ранее, имеет много слабостей и достаточно софистична по своей сути. К тому же данная теория являет сама по себе крайне односторонний взгляд на проблему. Нельзя свести красоту к одной лишь биологической целесообразности.
Хотя эстетическое восприятие в значительной мере обусловлено социально-исторически, но социальные факторы влияют на формирование эстетических критериев лишь через мозг каждого отдельного человека в каждом конкретном случае. Именно поэтому решение чисто эстетических проблем требует знания закономерностей работы мозга.
Данная статья не претендует на полноту описания и объяснения всех аспектов проблемы. Несмотря на односторонность рассмотренных в настоящей статье концепций, следует отметить их важность для развития эстетики. Лишь синтез различных, в том числе и противоположных, суждений и использование самых разнообразных методов могут дать лучшее понимание онтологии красоты, приблизить нас к бесконечному идеалу истины.
Примечания
1. Биркгоф Г. Математика и психология / пер. с англ., предисл. Г. Н. Поварова. М.: Сов. радио, 1978.
С. 111.
2. Там же. С. 112.
3. Чернышевский Н. Г. Избранные эстетические произведения / авт. вступ. статьи и коммент. У А. Гуральник. 2-е изд. М.: Искусство, 1978. С. 68.
4. Там же. С. 240.
5. Там же. С. 236.
6. Там же. С. 108.
7. Содружество наук и тайны творчества: сб. ст. / под ред. Б. С. Мейлах. М.: Искусство, 1968. С. 289.
8. Велямович Вл. Ф. Психо-физиологические основания эстетики. Сущность искусства, его социальное значение и отношение к науке и нравственности. (Новый опыт философии искусств). Ч. первая и вторая. СПб.: Тип. Л. В. Фомина, 1878. С. 17.
9. Там же. С. 18.
10. Там же. С. 25.
11. Там же. С. 33.
12. Там же. С. 31.
13. Там же. С. 49.
Notes
1. G. Birkhoff Matematika i psihologiya [Mathematics and psychology] / transl. from English, preface by G. N. Povarova. Moscow. Sov. radio. 1978. P. 111.
2. Ibid. P. 112.
3. Chernyshevsky N. G. Izbrannye ehsteticheskie proizvedeniya [Selected aesthetic works] / author of preface and comments.W. A. Guralnik. 2nd ed. Moscow. Iskusstvo. 1978. P. 68.
4. Ibid. P. 240.
5. Ibid. P. 236.
6. Ibid. P. 108.
7. Sodruzhestvo nauk i tajny tvorchestva: sb. st. - Commonwealth of science and the secrets of creativity: collection of articles / ed. by B. S. Meilakh. Moscow. Iskusstvo. 1968. P. 289.
8. Velyamovich Vl. F. Psiho fiziologicheskie osnovaniya ehstetiki. Sushchnost' iskusstva, ego social'noe znachenie i otnoshenie k nauke i nravstvennosti. (Novyj opyt filosofii iskusstv) [Psycho-physiological basis of aesthetics. The essence of art, its social significance and relation to science and morals. (New experience philosophy of the arts)]. Pts. first and second. SPb. Typ. of L. V. Fomin. 1878. P. 17.
9. Ibid. P. 18.
10. Ibid. P. 25.
11. Ibid. P. 33.
12. Ibid. P. 31.
13. Ibid. P. 49.
