CC BY
116
Вестник ПСТГУ
IV: Педагогика. Психология
2014. Вып. 3 (34). С. 72-84
МПГУ,
ФГНУ РАО «Психологический институт» [email protected]
Алла Владимировна Торопова, д-р пед. наук,
Феномен интонирования
КАК АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЙ ОРИЕНТИР СОХРАНЕНИЯ И ВОСПРОИЗВЕДЕНИЯ ОБЛИКА ЧЕЛОВЕКА ОПРЕДЕЛЕННОЙ КУЛЬТУРЫ
А. В. Торопова
Статья посвящена раскрытию содержания феномена интонирования как психолого-антропологической категории. Рассматриваются биологические, социальные и «энер-гийные» истоки интонирующего сознания человека. Обосновывается генез музыкально-языкового сознания определенной культуры, конфессии, социума на основе архетипи-ческого интонирующего слоя сознания человека. Показаны возможности дальнейшей научной применимости понятия «интонирование» в исследованиях экспрессивной функции коммуникаций между людьми, пусковых механизмов достижения различных состояний сознания, интонационной формы личности и ее идентичности, в раскрытии смысловой иерархии ее внутреннего пространства.
Феномен интонирования в истории современного научного познания имеет четко выраженное отношение как к музыкальным явлениям, так и к явлениям более общего психологического порядка: к сущностным сторонам формирования естественной речи, ее коммуникативной направленности, к невербальной коммуникации между людьми, процессам восприятия, мышления, понимания и общения.
Авторская трактовка объема и содержания понятий «интонирование»
Изначально понятия «интонация» и «интонирование» рассматривались исключительно в контексте музыкознания, обозначая целый ряд различных проявлений организации музыкальной ткани и при ее рождении, и при ее воспроизведении.
Интонация в широком смысле есть элемент и способ символизации смысла, переживания и может быть отнесена не только к музыке, но и к жесту, слову, образу, то есть «знаку» реальности. Интонирующее сознание — это более общая знаково-символическая функция психики, чем музыка. Именно поэтому и в феномене музыкального сознания, и в природе музыкального символа присут-
и «интонирующее сознание»
ствует синкретическое единство с другими интонемами сознания — движением, визуальными знаками, вербальной речью.
Интонемы сознания образуют единую знаковую реальность, распадаясь в культуре на отдельные формы интонирования: пластические, статические, звуковые, каждая из которых закрепляется в соответствующей языковой системе. Звуко-символическая форма интонированных переживаний и является собственно музыкальным феноменом. Этот феномен никогда не теряет глубинной связи с единым полем синкретичных интонем как целостных знаков переживаний.
Мною интонирование понимается как форма первичной психической активности, включенной во все психические функции, как их экспликация для себя и других.
Феномен интонирования реализует знаковую функцию психики, обеспечивая обратную связь для самого субъекта и информационные сигналы для мира окружающих его людей. Интонируя в слышимом и видимом поле через речь, голос, жесты или с привлечением звучащих инструментов, субъект сообщает о себе во всей сложности и многоуровневости человеческого существа: о состоянии организма во всех его функциональных и дисфункциональных состояниях, об эмоциональном строе и ситуативном переживании личности, о состоянии сознания и «присутствии духа» в нем или его отсутствии.
Но не только интегральная индивидуальность субъекта просвечивает в феномене интонирования. Интонирование обеспечивает активность одного из каналов информационного поля человека как вида и поддерживает уровень узнавания в интонационных символах и музыкальных образах этнокультурных или конфессиональных ценностей, тем самым поддерживая их воздействие на сознание.
Общий феномен интонирования или интонирующее сознание образует прас-лой, предшествующий музыкально-языковому сознанию (как и некоторым другим ветвям языкового сознания) и является в большой степени неосознаваемым резервуаром эталонов, знаков и символов, формирующих и закрепляющих многомерную идентичность личности.
Символы и образы музыкальных и пластических традиций, стилей и культур составляют в совокупности значимую часть знаково-символической реальности бытия и развития личности, выделенной В. С. Мухиной1. Но чтобы интонационные символы и музыкальные образы были восприняты и не утеряны, необходима постоянная активация интонационно-знаковой функции психики — интонирующего сознания — в соответствующей активности. В традиционных культурах этому способствовали календарный и литургический циклы, включающие людей в постоянно подтверждаемую идентичность через интонированную обрядовость, воспроизводящую определенную знаково-символическую реальность.
1 Мухина В. С. Личность: Мифы и Реальность (Альтернативный взгляд. Системный подход. Инновационные аспекты). М., 2013.
Антропологическая и этологическая методология изучения генеза феномена интонирования
Философская антропология и этология позволяют осмыслить фундаментальные основания взаимопорождения языкового сознания человека и культуры в контексте эволюции общественной и биологической жизни человека. Зачатки символической деятельности мы находим в биологическом мире повсюду.
Внимание к проблеме внутренних природных предпосылок формирования аффективного интонирования было привлечено этологами Н. Тинбергеном2 и К. Лоренцем3. И в этой области биологических исследований поведения животных были открыты такие явления, как «социальные высвободители» и «социальные подавители» — механизмы пробуждения к восприятию и закреплению «знаковых стимулов». Они были первыми, кто заметил, что «видо-специфические модели поведения часто активируются посредством восприятия довольно простых зрительных и слуховых сигналов, к которым они врожденно чувствительны»4. Эти знаковые стимулы, включая интонированные сигналы, исполняя роль «социальных побудителей», запускают жизненно-значимые паттерны поведения, при этом необходимым условием их запуска в ответ на знаковый стимул является биологическая готовность как внутренний фактор для растормаживания необходимого поведения при условии встречи особи с соответствующим знаком. Так регулируется, например, поведение пчел или птиц.
В этом свете могут быть рассмотрены и паттерны инстинктивного поведения человека. Например, материнский инстинкт запускается множеством знаковых сигналов и интонем, врожденно-присущих поведению новорожденного, в то же время «знаковыми стимулами» для ребенка и базой для формирования импринтинговой связи с матерью является ее интонирование и визуальный контакт, в параллельной их связи с подкреплением в виде кормления. Дж. Боулби, анализируя этологические и психоаналитические данные, вывел умозаключение: «Те знаковые стимулы, которые активируют или прекращают определенный поведенческий паттерн, могут вначале быть общими, а позднее, через процесс обучения, становиться более узкими. Этот процесс сужения, как было найдено (К. Лоренцем — Прим. авт.), также ограничен коротким периодом жизненного цикла»5. Значит, первичное интонирование как знаковая функция, причем задействованная как при восприятии знака, так и при активном его интонировании, с первых минут и часов жизни (по некоторым данным, даже еще в утробе) проходит через социокультурный фильтр и селекцию, производимые ближайшим окружением ребенка практически бессознательно.
Сенсорные эталоны и другие этнокультурные признаки интонационных знаков транслируются ребенку через аффективное подкрепление или неподкрепление, выполняя найденную этологами роль «социального высвободителя» или «социального подавителя». Подобным образом происходит взаимное и системное развитие сенсорно-аффективных систем и паттернов интонирования
2 Тинберген Н. Поведение животных. М., 2012.
3 Лоренц К. Оборотная сторона зеркала. М., 1998.
4 Боулби Дж. Создание и разрушение эмоциональных связей. М., 2006. С. 47.
5 Там же. С. 54.
как звуковых, так и жестовых. Все это является фундаментом для этнической идентификации или родового интонирования.
Но что явилось, в таком случае, предпосылкой к прорыву животного в символическое? Предложив гипотетический ответ на этот вопрос, мы получим одновременно платформу для осмысления феномена музыкальности сознания и методологию изучения мусического. Этот ответ, по-моему мнению, лежит в сфере размышлений о сохранении достояний человека.
Животное интонирование маркирует в слышимом и видимом знаке только текущее переживание, человек же сохраняет ценностные переживания, полезные в чувственном опыте погружения или преодоления ситуаций с антро-погенетической точки зрения. Человек наполнял свое бессознательное опытом «отсутствующих переживаний»6, то есть прожитым «там и тогда» и оставившим след в родовой памяти. В интонированном опыте переживаний, его символах и знаках сохранялись образы реальностей, доминирующие архетипы как значащие образы и формулы выживания Человека, его собственно человеческие достояния, формирующие Культуру.
В том случае, когда достоянием ощущается не материальная, а духовная собственность — т. е. опыт жизненно значимых переживаний и программ аффективно-когнитивного воспроизведения, выживания и эволюции рода, — создается форма для сохранения и передачи этого достояния по линии рода — языковые системы. Общей платформой становления языковых систем стала символическая деятельность, обусловившая развитие соответствующей функции — знаково-интонирующей функции сознания.
Что же является специфически человеческими факторами, запускающими процесс символогенеза? Какова могла бы быть методологическая платформа для прояснения видов внешних «высвободителей» врожденной языковости психики и «активаторов» врожденного языкового механизма интонирования? В каком контексте и с какими функциями в культуре и антропогенезе оказался связан человек музицирующий?
Философ А. С. Арсеньев считал, что в необходимом основании процесса антропогенеза на фазе рождения рефлексии находятся феномены значения, знака, смысла и символа1. Все эти феномены образуют ментальные орудия развития самой природы человека по направлению к надприродному, создавая специфичность функционирования ткани живого вещества в человеческой сущности.
Функцию интонирования и закрепления интонационных знаков и символов для осуществления актов информирования и обратной связи можно объяснить как своеобразную «эхо-локацию» происходящих психических процессов. Она сопровождает становление эмоциональной сферы в спонтанных выкриках и гулениях, кличах и стонах, когнитивной сферы в звуковом сопровождении интеллектуальной активности или тупика, мотивационно-волевые акты или отказ от них. Она точнее отражает происходящие интрапсихические процессы, чем речь,
6 Шерозия А. Е. Психика. Сознание. Личность. К обобщенной теории психологии. Тбилиси, 1919. С. 11.
1 Арсеньев А. С. Парадоксальная универсальность человека и некоторые проблемы психологии и педагогики // Мир психологии: научно-методический журнал. 1999. № 1. С. 5—12.
даже единицы речи — слова — могут менять свое значение благодаря сопровождающему речь интонированию. Стало быть, функция интонирования во всех его проявлениях — звукопись течения психической жизни, всех отраженных в сознании реальностей — т. е. преодоление «немоты» психики. Немоты не только в ее акустическом смысле, а немоты как факта психической реальности, где все психические функции и процессы могут существовать только под контролем «обратной связи», которая обеспечивается внутренней перцепцией — болевой, кинестетической. Такую же функцию выполняет интонирование.
В философской антропологии Н. А. Бердяева, так же как и других русских мыслителей, одним из основополагающих положений является признание двойственности человеческой природы. «Природа его двоится — пишет Бердяев, — ибо человек не /только/ природный объект, а сверхприродный субъект»8. Даже социальная сущность человека, также определяющая его эволюцию, двоится, ибо есть природная «социальность», как в мире биологических сообществ, и культурная, поддерживаемая в символическом пространстве общих мифов, языков, традиций, религий и профессиональных сообществ (в настоящем).
В представлении Г. Г. Шпета языковое сознание является особой разновидностью освоения мира и представляет собой первую моделирующую систему, первый способ репрезентации реальности в духовном мире. Философ подчеркивал важное свойство культуры обращать все в знак9.
Я принимаю идею М. К. Мамардашвили о том, что человек начался с плача по умершему10. То есть человек состоялся в процессе интонирования переживаний, легших в психическое основание символической деятельности сознания («плач» — один из древнейших жанров музыкального фольклора). По-видимому, сострадание и похожие переживания являются тем первичным материалом для сохранения их в символах, которые могут воспроизводиться не только «здесь и теперь», но и после, «там и тогда». Здесь, конечно, находится точка рождения культуры и человека современного (культурного) типа. «Внутреннее делание» личности в процессе интонирования происходит через рефлексию и присвоение родовых переживаний (даже отсутствующих в жизни конкретного человека, переданных ему в образе и символе).
Энергийная концепция антропологической методологии
Религиозная антропология позволяет принять во внимание еще одно измерение мира личности: измерение движущих развитие человека духовных энергий. Энергетическая составляющая природы человека была предметом пристального внимания в антропологической теории исихазма, которая гласит, что человек состоит из противоречивых энергий — телесных и душевных. Именно потому природа человека двоится и даже плюрализуется. «Анализ сознания, —
8 Бердяев Н. А. Человек. Микрокосм и макрокосм // Феномен человека: Антология / П. С. Гуревич, сост, вступ. ст. М., 1993. С. 28—59.
9 Шпет Г. Г. Явление и смысл: феноменология как основная наука и ее проблемы. Томск.,
1996.
10 Цит. по: Зинченко В. П. Посох Мандельштама и Трубка Мамардашвили. К началам органической психологии. М., 1997.
пишет С. С. Хоружий, — приводит к дальнейшим подразделениям; выделяются также различные виды душевных энергий. Уже у свт. Григория Нисского, а затем у Евагрия, возникает трехчастное деление души, на части мыслительную, (по) желательную и раздражительную (она же яростная, включающая эмоции); отсюда можно говорить и о соответствующих видах энергий. Возможны и встречаются также и многие иные подразделения последних»11.
Все множество энергий человека, непрерывно меняющееся, образует своего рода энергийную проекцию человеческого существа на продукты его деятельности, в том числе на музыку и другие мусические, интонационные искусства. Она является как бы слепком с многоэнергийной сущности человеческого сознания и несет проекции энергий как телесных, так и душевных, и духовных. Мировое древо музыки можно было бы метафорически назвать интонированным образом энергийной природы человека в различной языковой символизации11. Энергийная природа человека — это определенный ключ к антропологической модели понимания смысловой иерархии человеческого сознания и, конечно, ее проекций на культуру, музыку и прочие живые языки человеческого присутствия.
В современных направлениях глубинной психологии и психотерапии также активно развивается концепция энергийности человека и ее вариативной представленности в различных структурах личности и характера. Энергийную основу музыкальной психологии разрабатывал Э. Курт, приближаясь к пониманию истоков интонирования и музыкального смыслообразования13. А. А. Ухтомский, выдвинувший и разработавший «Учение о доминанте»14, по существу дал объяснительную модель действия «пучка энергий» — психической доминанты.
Каковы же эти энергии? В интерпретации С. С. Хоружего15, энергийный образ имеет, вообще говоря, целый набор независимых доминант: это лишь локальные, частные доминанты. Однако особо выделен случай, когда во множестве доминант имеется своя, главная доминанта, подчиняющая себе все остальные. Это значит, что среди всех помыслов и стремлений человека есть одно особенное, властное и всепоглощающее («одна, но пламенная, страсть»). Тогда все энергии
11 Хоружий С. С. Духовная практика и «отверзание чувств» как феномены энергийной антропологии: Компаративный анализ. [Электронный ресурс.] URL: http://lib.rus.ec/b/235223 (1.07.2014 )
12 «Можно выделить различные типы и свойства энергийных образов. Любая цель человека предполагает, вообще говоря, комплексную деятельность, включающую ряд различных энергий. Поэтому обычно энергии объединяются в группы, собранные вокруг некоторой центральной энергии, которая связана с определенной целью, стремлением. Такую энергию, объединяющую и подчиняющую себе некоторую группу энергий, будем называть доминантой. Порождаясь определенными стихиями тварного бытия, энергии — в том числе доминанты — могут быть телесны, душевны, умственны. Соответственно, можно говорить о таких же типах энергийных образов: если в образе заведомо преобладают доминанты данного типа. (Если же у человека энергийный образ устойчиво сохраняет свой тип, то этот тип можно приписать и самому человеку; именно в этом смысле аскетика — а равно и светская психология — говорят о телесных, душевных и духовных натурах)» (Хоружий. К феноменологии аскезы. М., 1998).
13 Курт Э. Музыкальная психология: Области и границы музыкальной психологии // Альманах музыкальной психологии. М., 1994. С. 7—27.
14 Ухтомский А. А. Учение о доминанте. СПб., 2002.
15 Хоружий. К феноменологии аскезы...
подчинены этому стремлению, направлены к одной главной цели, рядом с которою уже нет других независимых целей, все с нею сообразуются и служат ей; при этом энергийный образ вместо произвольного разбросанного множества (обычный или «естественный» тип энергийного образа) организован в упорядоченное единство.
Но существуют две полностью противоположные возможности: главной доминантой энергийного образа может служить обычная здешне-направленная энергия, стремление к чему-либо мирскому (предмету, положению, состоянию...), либо стремление к Богу, к Спасению (инобытию, преодолению смерти). В первом случае доминанта носит название страсти, а отвечающий ей энергийный образ называют страстным состоянием. Помимо своей связной и упорядоченной структуры (собранности, центрированности, сфокусированности), такой образ обладает еще одним отличием от обычного типа: устойчивостью.
«Естественный» энергийный образ с его бездоминантностью, несобранностью легко и быстро изменчив. Но страсти подчинены все энергии человека, все движения эмоциональные и умственные, и за счет этого неизбежно создаются энергетические структуры, поддерживающие и закрепляющие страсть в ее выделенной, господствующей роли. Страсть всегда создает защитные механизмы, содействующие воспроизведению, поддержанию страстного состояния, блокирующие его изменения. ...По этим причинам страстное состояние аскетика считает и именует «противоестественным». Музыкальной проекцией страстного состояния «питается» такой тип энергийного устройства сознания человека, доминирующий смысл (предмет страсти) укрепляется в музыкальном символическом его переживании, и тогда музыка подталкивает личность все дальше в противоестественное зависимое состояние. Вспомним ярчайшую иллюстрацию такого развития событий в «Крейцеровой сонате» Л. Толстого.
Противоположный страсти тип доминантного состояния, когда главной доминантой служит стремление к Богу или совершенству, пробуждению и просветлению, не имеющее для себя никакого предмета в здешнем бытии, называется в антропологии исихазма «сверхъестественным». Это энергийное устремление также может быть озвучено и «заякорено» соответствующим типом интонирования или гласами.
Возникающая в итоге структура из трех типов энергийных образов, или же трех уровней энергетической картины здешнего бытия и сознания, противоестественного, естественного и сверхъестественного, лежит в основе большинства духовных практик и представления о противоположных началах в музыке: Аполлоническом и Дионисийском. (Естественное состояние энергийного облика человеческого сознания запечатлено в промежуточном игровом, разбросанном, изменчивом или отстраненном музыкальном проявлении, то есть в отсутствии ярко выраженных доминант.)
Дионисийское начало музыкального сознания порождает раскрепощающие образы, дает возможность выплеска эмоций и страстей, одурманивает и переносит в область свободного фантазирования, пьянящего веселья, эйфории. Какими интонационными средствами? Всеми теми, что содержат в себе свернутое движение, ведущее к такому состоянию сознания, к трансу: вспоминаются вра-
щения дервишей или шаманские повторяющиеся с нарастающей силой раскачивания пространства. В жанровом отношении это чаще танцевальные жанры или ведущие свое происхождение от них (например, «Цыганская песня» Кармен Ж. Бизе из одноименной оперы). Это могут быть и военные «зажигающие интонационные формулы», как «Полет Валькирий» Р. Вагнера и скоморошеский «разгул», как в «Петрушке» И. Стравинского.
Аполлоническое начало музыкального сознания порождает образы сосредоточения, просветления, «трезвения» и возвышения. В интонационных символах свернуто Слово, Логос, молитва, обращение, «вопль» или причащение к таинству Присутствия. В жанровом отношении, это монолог или молитва, исповедь или проповедь, в отдаленной связи — любое гармонизующее, утешающее, отрезвляющее, усмиряющее музыкальное произведение. Это и литургии С. В. Рахманинова, и некоторые прелюдии и фуги (еБ-шоП и Ь-шо11, например) И. С. Баха из «Хорошо темперированного клавира», и «20 взглядов Девы Марии» О. Мес-сиана, и «духовный стих» в русском музыкально-поэтическом фольклоре, и медитативные раги индийской музыки, и многое другое.
Оба этих начала могут быть найдены в интонациях, формах и жанрах почти любого из направлений музыкального искусства, балансирующего между плюрализмом энергий человека, оба задействуются в методах и приемах арт-терапии и музыкотерапии.
Подобную близость музыки разнообразным психическим состояниям и энергиям подчеркивал и А. Ф. Лосев, комментируя учения о музыке Платона и Аристотеля: «Упомянутое учение о близости музыки к потоку психических переживаний Платон тут же расширяет до этической концепции, поскольку он не хочет знать какого-либо чистого и незаинтересованного искусства и поскольку музыка в этом смысле является как раз наиболее эффективным орудием для того, чтобы направлять поток переживаний в ту или иную сторону»16. Знаково-символическая реальность содержит весь спектр интонированных образов всего плюралистического многообразия состояний сознания человека, всех доступных ему энергий и закрепившихся культурами доминант.
Генез форм интонирования в структуре музыкально-языкового сознания
Можно выделить три основных пласта на срезе музыкально-символической реальности, отражающих: общее (архетипическое), особенное (культурно-языковое), «знаковое» в музыкальном смыслообразовании. Эти пласты имеют между собой обратимую, исторически обоснованную связь.
Первый уровень — праформы или архетипы интонирования — общечеловеческие энерго-временные паттерны выражения переживания или аффекта, остающиеся и закрепляющиеся в универсалиях музыкальных языков, так же как и в пластическом, и в речевом интонировании.
16 Лосев А. Ф. Учение Платона об искусстве // История античной эстетики: Высокая классика: В 8 т. М., 1914. Т. 3. С. 11-118.
Второй уровень — культурно-конвенциональные языковые стереотипы интонирования переживаний (этнокультурный интонационный словарь речевого, жестового и музыкального интонирования).
Третий уровень — устоявшиеся интонационно-семиотические формулы, закрепившиеся знаки этно-, социо- и религиозной культуры, проявляющиеся в языковых ветвях сознания и маркирующие его многосоставную идентичность — речевые, пластические, музыкальные «шаблоны интонирования».
Рассмотрим каждый из пластов музыкально-языковой психосемантики.
Пласт архетипов музыкально-языкового сознания
Пласт архетипов музыкального сознания несет функционально трансформированные энерго-временные паттерны интонирующего сознания.
Семантическое пространство праформ и архетипов включает интонированные паттерны, состоящие из плеяд биологических свойств всего живого: активности — пассивности; активированности — инактивированности; уравновешенности — неуравновешенности; симметричности — асимметричности течения переживания как процесса.
Например, паттерн-переживание инактивированности и пассивности воплощается в архетипе подчинения, смирения. Этот паттерн наблюдаем в следующих языковых универсалиях:
• в интонационной тенденции свободно отпущенных голосовых связок к нисходящему движению;
• в раннефольклорных мелодиках нисходящего глиссандирования, присутствующих во многих архаичных образцах музыкального фольклора разных этносов;
• в структуре первых запечатленных и осознанных в истории музыкальных ладов античности (нисходящие 4-х-ступенные диатон, хрома и энармо-ния) и т. д.
Паттерн-переживание активности и активированности, т. е. увеличения напряжения и накопления энергии, воплощается в архетипе преодоления, достижения, сопротивления. Интонационно этот паттерн выражается:
• в стремлении к достижению опоры в восходящих интонациях как цели и разрядке ладового напряжения;
• в особом контрастно-регистровом типе раннефольклорных мелодик;
• в современных образцах звукорядов, мыслимых скорее как восходящие к верхним опорным «точкам достижения».
Эти и другие энерго-временные паттерны содержат в себе либо регулярность, периодичность, либо нерегулярность, непериодичность и соотносятся с равновесием или неравновесием процессов возбуждения и торможения. Подобные энерго-временные паттерны лежат в основе спонтанного интонирования как начала символогенеза музыкального сознания и воспринимаются как универсалии или архетипы коллективного бессознательного.
Пласт языковых стереотипов музыкального сознания
Пласт культурно-конвенциональных языковых стереотипов музыкального сознания транслируется через стилистические и этнические коды музыкального языка. Данные коды закрепляются в самих структурах музыкального языка и речи, универсалии при разворачивании преобразуются в «синтаксис» музыкальной формы и вертикально-тоновые взаимоотношения музыкальной ткани. Архетипы воплощаются в стилистически-языковых инвариантах, отражающих исторически-цивилизационные особенности культуры.
Например, одни и те же раннефольклорные мелодики, их «схемы» по-разному аранжируются в разных этнических традициях. В частности, контрастно-регистровая мелодика присутствует и в древнерусских плачах, и в альпийском йодле, и в казачьих гуканиях, и в монгольском сольном двухголосии — главный общий смысл этого интонационного паттерна в удержании напряжения, энергетического тонуса.
Этнокультурные языковые краски в дальнейшем постепенно отчуждаются от прямых истоков архаической семантики и могут обыгрываться как независимый интонационный прием, но в глубине его содержится некий названный архетип, который и определяет психологию восприятия его «интонированного смысла».
Пласт культурных знаков и мифологем музыкально-языкового
сознания
Этот пласт образуется в закрепленных музыкально-речевых формулах, вынесенных из контекста и «свободно путешествующих» в культуре. Такова, например, внутренняя «знаковая программа» многих произведений И. С. Баха: прелюдий и фуг «Хорошо темперированного клавира», «Искусства фуги» и некоторых других. Эта система знаков, таких как музыкальный «символ креста», «крестной муки», «символ искупления», «постижения воли Господней», символы жертвенности, чаши страдания и т. д.11, легко раскрывалась для современников в силу конфессиональной обусловленности и закрепленности значения каждой интонированной формулы в культурных практиках, религиозных обрядах и текстах. Культурная закрепленность интонационных оборотов делала возможным почти подстрочное вербальное осознание музыкального текста и без слов каждым прихожанином.
Развернутая структура музыкально-языкового сознания является, с одной стороны, — результатом длительного символогенеза общественного музыкального сознания, а с другой — индивидуальным инструментом развития знаково-символической функции сознания, воссоздаваемым каждым человеком заново, единолично, в пространстве внутреннего мира личности. В таком понимании феномен интонирующего сознания — это некий индивидуальный фильтр, сквозь который человек воспринимает и «просеивает» реальность, шлифует личностные смыслы существования и тянется в своем развитии к новым смыслам.
11 Носина В. Б. Символика музыки И. С. Баха. Тамбов, 1993. С. 25-31.
81
Некоторые обобщения и перспективы разработки категорий и исследования сущности феноменов интонирования и интонирующего сознания
Психологический и антропологический подходы к исследованию феномена интонирования являются необходимым дополнением к пониманию целостности явлений культуры и их системной взаимосвязанности с внутрипсихически-ми процессами, импульсами и потребностями.
Интонирующая природа психики телеологична и является предтечей «языковых ветвей» сознания. Феномен интонирования относится к первичной психической активности и проявляется в спонтанном мышечном (биомеханическом) выражении текущих или воображаемых переживаний, в чем рождается слышимое (звуковое) и видимое (пластическое) интонирование.
Данный феномен имеет био-социальное происхождение, его ведущая функция заключена в спонтанной символизации переживаний на основе встречи биологических и этнокультурных архетипов интонирования, взаимодействие которых запускает символогенез «языковых ветвей сознания»: интонационные коды естественной речи, музыки, пластики.
На базе спонтанной психической активности в фило- и онтогенезе развиваются языковые функции сознания, осуществляемые в «языковых ветвях» интонирования (интонационной стороне естественной речи, музыке, пластике) в двух основных планах — обще-культурном и индивидуально-личностном.
Интонирование через экспрессивно-аффективную сигнификацию вносит вклад в смыслообразование, проявляя себя, таким образом, в качестве сущностного компонента высших психических функций.
Интонирование как сущностная компонента высших психических функций (наряду с другими модальными «ветвями» языкового сознания) является инструментом этнической, конфессиональной, гендерной и социальной идентичности, как феноменов, наполняющих структурные звенья самосознания.
Феномен интонирования в разных модальностях носит системный культурно-типический и, вместе с тем, индивидуальный характер проявлений личности и ее аффективного опыта, что может являться основой для психодиагностики индивидуальности на материале проявлений ее интонирующего сознания. На основе особенностей интонирования можно говорить об интонационной форме (профиле) личности или индивидуальном стиле интонирования (ИСИ), содержащем ее аффективный опыт присвоения множественной идентичности (гендер-ную, этнокультурную, социальную, конфессиональную и т. д.) и самоотношение к этому опыту.
Ключевые слова: интонирование, знаковая функция сознания, интонирующее сознание, музыкально-языковое сознание, энергийный облик человека.
Phenomenon of intoning as anthropological
FUNCTION MAINTAIN AND REPRODUCE HUMAN GUISE
CERTAIN CROPS
A. V. Toropova
The disclosure of the phenomenon of intonation as a psychological and anthropological category.
In the light of social, religious and philosophical anthropology considers biological, social, and spiritual origins of the energetic intoning human consciousness.
A psycho-semantic model of genesis music-language consciousness is presented. Substantiates the genesis music-language consciousness of a particular culture, religions, society based on archetypal intoning layer of human consciousness.
Intonational nature of the psyche is teleological and is the forerunner of branches of language consciousness. This phenomenon has a bio- social origin, its leading feature lies in the symbolization of spontaneous experiences based on meeting biological and ethno-cultural intonation archetypes. Intonation as an essential component of higher mental functions is a tool of ethnic, religious, gender and social identity. Phenomenon of intonating in different modalities is a typical cultural system and at the same time the individual nature of the manifestations of personality and its affective experience, which may be the basis for psychodiagnosis personality on the base manifestations intoning her consciousness.
Keywords: intonation, the sign function of consciousness, intonating consciousness, music- language consciousness, the forms of a man's energy.
Список литературы
1. Арсеньев А. С. Парадоксальная универсальность человека и некоторые проблемы психологии и педагогики // Мир психологии: научно-методический журнал. 1999. № 1. С. 5-12.
2. Бердяев Н. А. Человек. Микрокосм и макрокосм // Феномен человека: Антология / П. С. Гуревич, сост., вступ. ст. М., 1993. С. 28-59.
3. Боулби Дж. Создание и разрушение эмоциональных связей. М., 2006.
4. Зинченко В. П. Посох Мандельштама и Трубка Мамардашвили. К началам органической психологии. М., 1997.
5. Курт Э. Музыкальная психология: Области и границы музыкальной психологии // Альманах музыкальной психологии. М., 1994. С. 7-27.
6. Лоренц К. Оборотная сторона зеркала. М., 1998.
7. Лосев А. Ф. Учение Платона об искусстве // История античной эстетики в 8 т. Т. III. Высокая классика. М.: Искусство, 1974. C. 11-178.
8. Мухина В. С. Личность: Мифы и Реальность (Альтернативный взгляд. Системный подход. Инновационные аспекты). М., 2013.
9. Носина В. Б. Символика музыки И. С. Баха. М., 2011.
10. Тинберген Н. Поведение животных. М., 2012.
11. Ухтомский А. А. Учение о доминанте. СПб., 2002.
12. Хоружий С. С. Духовная практика и «отверзание чувств» как феномены энергийной антропологии. Компаративный анализ [Электронный ресурс.] URL: http://lib.rus. ec/b/235223
13. Хоружий С. С. К феноменологии аскезы. М., 1998.
14. Шерозия А. Е. Психика. Сознание. Личность. К обобщенной теории психологии. Тбилиси, 1979.
15. Шпет Г. Г. Явление и смысл: феноменология как основная наука и ее проблемы (1914). Томск, 1996.
