CC BY
22УДК 327.82
Европейская Германия, или Германская Европа?
Судьбы европейской интеграции
Игорь МАКСИМЫЧЕВ
Известно, что история ничему не учит, но строго наказывает за пренебрежение её уроками.
Миру постоянно приходится сталкиваться с ситуациями, когда на новом витке развития с точностью до мельчайших подробностей воспроизводятся уже не раз бывшие в прошлом обстоятельства. Однако те, кто охотно берёт на себя ответственность за судьбы мира, по большей части только повторяют уже известные решения, ошибочность которых заведомо ясна пытливым умам, занимающимся тем, что задают истории вопросы относительно целесообразности той или иной реакции на происходившее ранее.
К тому же в последнее время берёт верх тенденция превращать историю из науки во что-то вроде служанки для любых надобностей, которая нужна лишь для того, чтобы оправдывать глупости или даже мерзости дорвавшихся до власти профанов. Всерьёз воспринимать такую «историю» бесполезно и даже просто опасно.
В любом случае обращаться к прошлому стоит только в том случае, если рассматривать длительные периоды развития. Ссылками на краткие эпизоды можно оправдать любую мерзость; существенное и долговременное поддаётся выделению лишь на протяжении веков.
МАКСИМЫЧЕВ Игорь Фёдорович - доктор политических наук, главный научный сотрудник Института Европы РАН, Чрезвычайный и Полномочный посланник. E-mail: igormaxim@ mtu-net.ru
Ключевые слова: интеграторы в европейской истории, франко-германское соперничество, НАТО и ОВД, ревизия итогов Второй мировой войны, Евросоюз, украинский кризис, внешняя политика России.
Динамика истории
В число слабостей человеческой
природы входит склонность переоценивать прочность устоявшихся порядков. Накануне Октябрьской революции 1917 г. власти Российской империи и подавляющее большинство её населения были твёрдо убеждены в нерушимости строившихся веками основ государственности страны и потому достаточно терпимо относились к планам социального переустройства, которые разрабатывались разношёрстной кучкой радикальных ревнителей общего блага. Крушение империи, сопровождавшееся кровавой Гражданской войной, стало расплатой за излишний оптимизм.
Аналогичную ошибку в оценке ситуации совершили наследники Сталина, пустившиеся в масштабные лабораторные опыты на живых людях без учёта допустимости дополнительных нагрузок для системы, которой не исполнилось и полсотни лет. Совершившее революцию поколение вождей инстинктивно ощущало хрупкость возводимой ими конструкции и зачастую перегибало палку при отражении реальных или мнимых угроз. Их преемники стали чудить кто во что горазд, не испытывая ни малейших сомнений в безопасности для себя и руководимой ими страны любой из посещавших их фантазий. Горбачёвская перестройка и авария на Чернобыльской АЭС внутренне связаны между собой логикой непродуманных и неоправданно опасных экспериментов. Чернобыль и дезинтеграция СССР оказались неожиданными для всех.
Что-то похожее происходит сегодня и с интегрированной частью
Европы. Инициаторы европейской интеграции, её вдохновители и архитекторы слишком рано уверовали, что плоды их стараний застрахованы от всяческих неприятностей и способны пережить любые испытания. Отсюда поспешное расширение Евросоюза до российских границ в сочетании с его русофобской политикой, опрометчивая органическая привязка к НАТО и, как следствие, конфронтация с Москвой. Между тем смысл создания сообщества европейских государств изначально состоял не столько в том, чтобы обеспечить экономическое процветание своим членам, сколько в том, чтобы прежде всего гарантировать мир на континенте. Вообще-то нетрудно сообразить, что достичь этой цели можно лишь вместе с Россией, и никак не против неё. Противостояние с Россией, экономические войны с ней, строительство баз НАТО вблизи российских границ, создание районов американской ПРО с антироссийской функцией - всё это несовместимо с укреплением мира и стабильности в Европе.
Как фактор мира, Европа возможна лишь в качестве самостоятельной величины, способной быть своего рода буфером и посредником в спорах мировых держав. Только независимость Евросоюза в международных делах может придать конструктивный характер дальнейшему прогрессу европейской интеграции. Деструктивны и недальновидны, поскольку лишены будущего, попытки превратить Евросоюз во вспомогательное войско для американских глобальных крестовых походов. По-
ра вспомнить, что Евросоюз рождался в оптимистической атмосфере планов европейского объединения «от Лиссабона до Владивостока», которое мыслилось как первая ступень реализации ещё более широкого проекта международного сотрудничества «от Ванкувера до Владивостока».
У истории свои закономерности, даже если они не всегда очевидны. Только поняв эти закономерности и учитывая их, мы сможем рассуждать о смысле происходящего и попытаться прогнозировать будущее. При этом нет нужды в деталях обсуждать хронологию создания интегрированной части Европы, вспоминать названия отдельных относящихся к нему договоров и законодательных актов, вникать в глубокомыслие бесчисленных речей и заявлений, сопровождавших процесс оформления и эволюции «Малой Европы» (сколько бы ни было в ней участников, она останется «малой» до того момента, пока у неё не будет налажено надёжное и эффективное сотрудничество с Россией). Гораздо важнее попытаться вникнуть в логику истории, в причинно-следственный контекст, во взаимосвязь факторов, которые буквально принудили европейский политический класс отказаться в середине ХХ в. от привычных для него насильственных способов ведения межгосударственных дел и обратиться к поиску компромиссных решений (при сохранении естественной конечной цели национальной политики - стать лидером).
Европейская история представляет собой череду сменяющих друг друга периодов частичного объединения государств континента под
эгидой того или иного гегемона и последующего распада подобных конструкций. Постепенно сложились два центра, с древних времён претендовавших на роль интегратора Европы, - Германия и Франция. Вооружённые конфликты между ними определяли ход европейской истории до середины ХХ в. Обозначились и силы, противостоящие любому сплочению государств континента - одним из антиинтеграционных факторов была, например, Англия. Единые структуры континентального уровня могли быть результатом завоеваний, вынужденных коалиций или комбинаций этих методов. Распадались они сразу же после краха очередного объединителя.
До поры до времени силовые движения интеграционного маятника, в принципе, не несли с собой угрозы для существования самой Европы, хотя такие конфликты, как Тридцатилетняя война, могли приводить к тому, что обширные области континента становились практически безлюдными. Однако становление биполярного мира в условиях появления ядерного оружия в корне изменило ситуацию. Военные средства разрешения противоречий стали слишком опасными для всех. К тому же возникло ещё одно принципиально новое обстоятельство -западная часть Европы, откуда в прошлом исходили основные объединительные импульсы, практически потеряла свою самостоятельность, добровольно признав себя американским протекторатом. Для Америки же, как для гегемона половины мира, вооружённый конфликт в западной части Европы был совершенно нежелателен.
В такой обстановке началась современная история западноевропейской интеграции, нынешней стадией которой является Европейский союз. Формирование Европейских сообществ отражало как проявлявшиеся на протяжении веков тенденции сближения и расхождения стран континента, так и новые факторы, свойственные периоду после Второй мировой войны. Именно тогда определяющим моментом развития ситуации на континенте стало быстрое восстановление экономической мощи и политического
влияния ФРГ, превратившейся -при американской поддержке - сначала в фактического, а затем и общепризнанного лидера интеграционных процессов в Западной Европе, охвативших впоследствии также центральную и восточную части континента.
В итоге в настоящее время Евросоюз управляется не столько из Брюсселя, сколько из Берлина, и непохоже, чтобы ситуация в ближайшие годы изменилась, несмотря на явные германские промахи и сбои последнего времени.
Интеграционные качели
Европа традиционно считается одной из шести частей света, но по существу представляет собой лишь небольшой выступ гигантского материка Евразии.
Для Европейского континента с незапамятных времён была характерна единая цивилизация, заметно отличающаяся от других цивилизаций. Европейцам никогда не хватало скромности при определении своего места в мире. В их представлении всегда господствовала евроцентри-ческая картина мира, сравнимая разве что с геоцентрической концепцией древних астрономов. Сравнительно скромные размеры Европы постоянно соблазняли правителей европейских, а иногда и внеевропейских держав виртуальной возможностью подчинить её всю единому центру власти.
По распространённому в научной среде мнению, европейская цивилизация возникла в результате определяющего влияния ариев (арийцев), или, что является более политкор-
ректным, индоевропейских племён, на доисторическую Европу (и частично Азию) через контакты в ходе завоевательных походов и путём смешения с автохтонным населением. О тесном соприкосновении с ариями свидетельствует, в частности, родство между собой практически всех европейских языков. Согласно некоторым авторам, первоначально арии обитали где-то в лесостепной полосе примерно в бассейне Днепра - Дона - Волги.
В Европе влияние ариев стало сказываться около двух тысяч лет до новой эры. Сведений об этом времени мало, но по крайней мере два момента представляются несомненными.
1. Под воздействием со стороны ариев, включая их религиозные представления, попал весь Европейский континент целиком; таким образом, есть основания говорить о существовании уже тогда в определённом смысле единой Европы.
2. Группы племён, выделившиеся с течением времени из общей
массы ариев и получившие впоследствии раздельные названия (например, германцы и славяне), являлись когда-то близкими родственниками, что также свидетельствует в пользу гипотезы о древнейшей фазе единой Европы.
Первым исторически подтверждённым интегратором Европы стал Древний Рим. (Он же стал исходной точкой «великой схизмы», разделившей континент на Запад и Восток.) К созданию территориального объединения, охватившего в конечном счёте всё Средиземноморье и западную половину Европы плюс (частично и временно) Восточную Европу (Балканы и Грецию), город-государство Рим приступил в III в. до н. э. после завоевания большей части Апеннинского полуострова. Войны, которые вели римляне, были в основном успешными, но случались и катастрофы. В 218 г. до н. э. войска североафриканского (карфагенского) полководца Ганнибала, оснащённые наводившими ужас боевыми слонами, нанесли римлянам ряд сокрушительных поражений в Италии и угрожали захватить сам Рим. С тех пор тревожная формула «Ганнибал у ворот!» стала означать высший уровень опасности. Рим спасся тогда только чудом.
В целом виде Римская империя (Западная и Восточная части вместе) продержалась около 800 лет. Её закат связан с выходом в IV в. на европейскую арену германцев, воинствующего этноса, объединявшего многочисленные племена, пришедшие с северо-востока. В 410 г. Рим покорился германцам-вестготам во главе с вождём Аларихом. В 455 г. его сожгли и разграбили германцы-вандалы, вторгшиеся из Северной
Африки. В 476 г. последний правивший в Риме император Ромул Авгу-стул был свергнут взбунтовавшимися из-за задержки жалованья германскими наёмниками во главе с Одоакром. После этого западные области империи впали «в мерзость запустения».
Восточная часть империи, говорившая по-гречески и исповедовавшая православие Византия (официально она продолжала именовать себя Римской империей; наши славянские предки называли её Греческим царством, а её столицу Константинополь - Царьградом), просуществовала ещё тысячу лет. В 1453 г. под натиском турок-османов рухнула и она. Вслед за латинским умер и древнегреческий язык.
В набиравшем силу Московском государстве родилась формула: «Москва - третий Рим, а четвёртому не бывать». Однако эта формула отражала не столько завоевательные планы, сколько поиски решения проблемы «истинной веры». Она служила в основном обоснованию заявки православия на духовное превосходство над «ересью» католицизма.
На Западе под крылышком католической ветви христианства задолго до падения Византии оформился перспективный претендент на роль преемника Римской империи - во всяком случае её западной части. С VII в. епископ Рима приватизировал титул «папа» (от греч. - «отец»), которым ранее наделялись не только епископы, но и все священники христианской церкви. Став единственным «отцом церкви», папа римский закрепил свои притязания на роль главы христианского мира и «делателя королей» в качестве высшей духовной инстанции, хотя сам часто
находился под воздействием внешних политических сил, имевших мало общего с религией (различают, например, периоды остготского и франкского влияния на папство).
Однако занимавший профилирующие позиции в государственных структурах Восточной Римской империи (Византии) патриарх Константинопольский и с ним четыре восточных патриархата не проявили готовности подчиниться Риму, в том числе по причине расхождений по целому ряду внутрицерков-ных проблем. Раскол на латинско-католическую и греко-православную церкви завершился в 1054 г., однако полномасштабное противостояние европейских Востока и Запада стало фактом ещё раньше. Это противостояние определило раскол Европы, сохраняющийся в той или иной степени до сих пор.
В период зависимости папства от франков их король Карл Великий был коронован папой как «прави-
тель Римской империи» (декабрь 800 г.). В 962 г. Оттон I при коронации в качестве главы империи назвал себя «императором римлян».
В 1157 г. появилось название Священная империя, подчёркивавшее значение христианства как государственной религии. С 1254 г. империя именовалась Священной Римской и, наконец, в 1442 г. её название приобрело окончательную форму: Священная Римская империя германской нации.
В смене названий отразилось развитие реальной ситуации. В 800 г. империя включала в себя территории, на которых господствовали родственные друг другу германские племена.
Однако впоследствии на имперских землях стали постепенно формироваться не только отличные друг от друга, но и постоянно враждующие между собой Франция и Германия. В XV в. опорой империи стали области, населённые собственно немцами.
Семейная ссора
Политические термины всегда обладают собственным весом. Оформление Священной Римской империи германской нации не могло не обострить соперничества за первенство в Европе с добившейся тем временем полной самостоятельности Францией.
В мотивировках обоюдных претензий недостатка не было. И французы, и немцы считали Карла Великого своим предтечей, что позволяло и тем и другим настаивать на том, что они являются законными наследниками его континентальной империи. Франки, основавшие королевство
Франция, были одним из германских племён, но их потомки упорно настаивали на том, что французы - не немцы. Французы предпочитали вести свою родословную от галлов, населявших её территорию до римского завоевания, и от самих римлян (французский язык действительно возник на базе вульгарной латыни).
Со своей стороны, немцы также отвергали родство с французами. Впрочем, немецкое наименование Франции и сегодня звучит как Егапк{еп}ге1сЬ., т. е. «рейх франков».
Так или иначе, но франко-германские военные столкновения бы-
ли до середины ХХ в. основной составной частью общеевропейских реальностей. В войнах с империей постепенно обозначилось превосходство Франции, которая после Тридцатилетней войны стала на полторы сотни лет самой мощной (наряду со Швецией) державой в Европе. Вестфальский мир (1648 г.) превратил Священную Римскую империю, по существу, в фикцию, закрепив полный суверенитет германских княжеств (их было более 300). В этом «германском болоте» с начала XVII в. наметилось возвышение Бранденбурга, ставшего королевством Пруссия. В коалиции европейских монархий, попытавшихся нейтрализовать влияние Великой Французской революции (1789 г.) на народы континента, Пруссия играла не менее важную роль, чем империя.
Воодушевлённая мессианским настроем революции Франция сделала в начале XIX в. практическую заявку на роль общеевропейского интегратора. Силой оружия и дипломатическим путём империи Наполеона почти удалось объединить континент. Он превратил многие из побеждённых им европейских государств в вассалов, рассадив по их тронам своих родственников и маршалов. Наголову разгромленную Пруссию и её короля Наполеон сохранил только по просьбе Александра I, которого надеялся привлечь на свою сторону. В 1806 г. Священная Римская империя германской нации под давлением Парижа закончила своё существование: возглавлявший её к тому времени император Австрии отказался от римского титула, оставив за собой лишь австрийский.
Судьбу наполеоновского интеграционного проекта решило то, что
Россия и Англия остались непокорёнными и объединили свои силы против «корсиканского выскочки». После того как рухнула «империя французов», решающей силой в Европе стала Англия, политика которой следовала проверенному веками рецепту древних римлян «Разделяй и властвуй!».
Лондон сосредоточился на том, чтобы не дать ни одной из держав континента стать «слишком сильной» и способствовать в будущем объединению Европы, которая могла бы добиться независимости от английских интриг. Как «слишком сильная» была расценена Российская империя, влияние которой на континенте неизмеримо возросло после разгрома Наполеона в 1812 г. и Венского мирного конгресса (18131814 гг.), прошедшего под знаком успехов российской дипломатии. Действительно, Николай I мог позволить себе в случае антирусских выходок пригрозить направить в любую страну Европы «миллион зрителей в серых шинелях».
Англичане преуспели в своих происках, играя прежде всего на тщеславии наследников Бонапарта. Бездарный Наполеон III совершил непростительную ошибку, приняв участие совместно с Сардинией (Италией) и Турцией в затеянной Англией Крымской войне против России (1853-1856 гг.).
Прусский канцлер Бисмарк не поддался на английские заигрывания и не дал втянуть свою страну в нелепое и бессмысленное кровопролитие. Кара за политический просчёт французского императора обрушилась на Францию в 1870 г., когда она осталась один на один с Пруссией в запланированной нем-
цами войне и потерпела позорное поражение. Англия с безразличием наблюдала за крахом своего бывшего союзника: Лондон не распознал вовремя всей опасности для континента начавшегося объединения Германии. России же было не с руки вмешиваться в конфликт для защиты страны, только что выступавшей в роли геополитического противника Российской империи.
Победа над Францией расчистила Берлину путь к созданию Германской империи, которую немцы считали Вторым рейхом (в смысле реинкарнации Священной Римской империи). Германия в союзе с примкнувшей к ней Австро-Венгрией стала основным претендентом на установление континентального господства и тем самым главным источником военной опасности на континенте. Франко-германский конфликт послужил запальным шнуром к Первой мировой войне (1914-1918 гг.), когда вся Центральная Европа плюс Балканы, включая Турцию, поддерживали немцев. Российские революции
1917 г. и последовавший за ними выход России из войны, грабительский Брестский мирный договор (март
1918 г.), который положил начало расчленению немцами капитулировавшей России, способствовали возникновению иллюзии, будто Германия сможет стать победителем в начатой ею войне. Однако мираж быстро рассеялся. Истощение немецких сил оказалось не за горами.
Перемирие 9 ноября 1918 г., означавшее, по сути, капитуляцию Германии, застало обескровленный континент в неузнаваемо изменившемся состоянии. Европейская экономика рухнула. Золотой стандарт оказался при последнем издыхании.
Европа перегородила себя труднопреодолимыми государственными границами. На карте появилась Советская Россия, провозгласившая объединение пролетариев всех стран (конечно, имеется в виду в первую очередь Европа).
Не примирившаяся со своим поражением Германия приступила к подготовке к реваншу. Став одним из победителей в войне, Франция не сумела выиграть мир. Она не нашла ничего более мудрого, чем возложить все свои надежды на Лондон, слепо следуя его «советам». Однако англичане не умели и не хотели участвовать в объединении усилий тех стран континента, которые могли предотвратить новую войну. Попытки Лондона договориться с Гитлером привели к срыву предложенного Москвой плана своевременного создания антинацистской коалиции, включающей Советский Союз. К моменту нападения Германии на Польшу (сентябрь 1939 г.) ни Англия, ни Франция не хотели и не могли воевать по-настоящему.
Вторая мировая война (19391945 гг.) началась сокрушительным поражением Польши, а затем и Франции. После многомесячной фазы бездействия на Западном фронте («странная», или «сидячая» война) последовали разгром французской армии в течение полутора месяцев (июнь - июль 1940 г.) и немецкая оккупация большей части территории Франции; позже - её полная оккупация. Марионеточный режим Виши стал союзником Гитлера и направил на Восточный фронт французские «добровольческие» формирования.
Французский легион полёг в 1941 г. под Москвой, а части диви-
зии войск СС «Шарлемань» (так по-французски звучит Карл Великий) были уничтожены Красной армией при взятии бункера Гитлера и рейхстага в Берлине в 1945 г.
В метафизическом плане можно сказать, что Великая Отечественная война была попыткой «твёрдого ядра» Запада навсегда разделаться с «твёрдым ядром» ненавистного ему Востока. Опора на власти оккупированных немцами стран, а также сотрудничество с так называемыми нейтралами позволили нацистской Германии использовать в войне против Советского Союза потенциал практически всей Европы (за исключением Англии, но включая оккупи-
рованные области СССР). В результате действительно возникло что-то вроде «объединённой Европы» под немецким командованием.
Вряд ли можно считать случайным в этой связи, что в начале 1944 г. на «международной конференции» в Берлине было провозглашено создание Европейского экономического сообщества (Europäische Wirtschaftsgemeinschaft). Это была третья немецкая попытка (после Священной Римской империи германской нации и Первой мировой войны) создать «германскую Европу». Отчасти это имели в виду нацисты, вводя в употребление термин «Третий рейх».
Послевоенный старт
Вторая мировая война в корне изменила глобальную картину мира. Новая реальность характеризовалась безоговорочной ликвидацией воинствующего нацизма, представлявшего собой величайшую угрозу для всего человечества, а также появлением ядерного оружия и средств его доставки сначала у США, а вскоре и у Советского Союза. У биполярного мира, возникшего в результате нового глобального соотношения сил, не было прецедентов в мировой истории. Никогда ещё соревнующиеся державы или группировки держав не обладали возможностью уничтожить всю жизнь на Земле. И никогда ещё силы соперников не были настолько равны, как на этот раз.
В принципе, наличие ядерного оружия должно было означать устранение перспективы «большой войны» (т. е. войны, в которой обе ядерные сверхдержавы противостоя-
ли бы друг другу). Для неё, по логике вещей, просто не оставалось места в перечне политических опций государственных лидеров, от решений которых зависят судьбы мира. Это обстоятельство неизбежно подводило к осознанию той истины, что у сверхдержав и ведомых ими коалиций нет иного пути к выживанию, кроме как сосуществовать - сосуществовать по возможности не на краю пропасти, рискуя из-за любой случайности рухнуть в неё, а в условиях более или менее конструктивного сотрудничества при соблюдении определённых правил поведения. Опасным стало даже мелкое пакостничанье друг другу.
К сожалению, политики, в первую голову западные, оставались довольно долго глухи к велению времени. «Большой войны» действительно не случилось, но мелкотравчатые булавочные уколы, «войны замести-
телей», авантюры в отдалённых регионах земного шара продолжались. Набирала размах гонка вооружений, с помощью которой Запад пытался сохранить своё первоначальное лидерство по части изобретения средств уничтожения живой силы и вооружений соперников.
В центре противостояния сверхдержав оказалась, как и следовало ожидать, Европа, с которой исходили оба предшествовавших мировых катаклизма.
В апреле 1949 г. возникла НАТО, служившая, по неофициальному высказыванию её первого генерального секретаря лорда Исмея, триединой цели:
1) удерживать США (в Европе);
2) держать Россию (за пределами Европы);
3) придерживать Германию (в подчинённом положении).
Формулируя последний пункт, Исмей явно лукавил: создатели альянса в лице США и Великобритании с самого начала были готовы воевать до последнего немца, а для этого требовалась германская военная сила с традициями вермахта. И в Лондоне, и в Вашингтоне считали, что без западногерманских солдат никак не обойтись.
Уинстон Черчилль собирался перевооружить пленных немцев против СССР ещё до окончания военных действий. Для противостояния Советскому Союзу Западу нужна была во что бы то ни стало мощная германская армия, предоставить которую могло лишь антироссийски настроенное немецкое государство, даже если оно будет только осколком бывшей Германской империи.
Однако перспектива получить новое издание германской военной
машины в качестве соседа пугала большинство европейцев, ещё не оправившихся от шока нацистского нашествия. Западная Европа смирилась с образованием ФРГ (май 1949 г.), только когда ей в закрытом порядке была обещана «в случае чего» поддержка со стороны НАТО, т. е. США. Дело в том, что официальные заверения англосаксов в миролюбии западногерманского политического руководства звучали не очень убедительно.
Для Бонна «подлежащая освобождению» ГДР являлась лишь Средней Германией, тогда как главной целью западногерманской политики продолжало оставаться возвращение Восточной Германии, т. е. территорий, утраченных Рейхом по Потсдамским соглашениям и вошедших в состав Польши и СССР. Запах реванша был слишком силён, и государства Восточной Европы настороженно отреагировали на появление у Западной Германии армии и включение этой армии в единый Западный фронт. Решение о приёме ФРГ с её бундесвером в члены НАТО (октябрь 1954 г.) было воспринято не только на европейском Востоке как поддержка объединённым Западом реваншистских устремлений западных немцев. В мае 1955 г. состоялось подписание Варшавского договора, согласно которому учреждалась военная организация социалистических стран. Взаимная нейтрализация НАТО и ОВД стала на долгие годы основой поддержания безопасности и стабильности в Европе. Дополнительным фактором предотвращения нарушения мира служило сохранение раздельного существования двух германских государств и их вхожде-
ние в противостоящие друг другу военно-политические блоки.
Раскол Европы потребовал от обеих половин континента определённых усилий по упорядочению существования каждой из них - военные блоки должны были получить экономический фундамент. Интересно, что первой начала движение в сторону экономически-политической интеграции Восточная Европа, где в январе 1949 г. был создан Совет экономической взаимопомощи (СЭВ), в который вошли все европейские страны социалистической ориентации. Однако на практике эта организация долго оставалась чем-то вроде межгосударственной «кассы взаимного страхования». Только с 1960 г. СЭВ проявил готовность использовать опыт западноевропейского экономического сообщества и возникли элементы настоящей интеграции. Однако догнать ЕЭС не удалось - слишком велик был перевес СССР, структуры которого не испытывали чрезмерного желания подчиняться каким-либо интегрированным органам.
Благоприятным фактором для интеграции Западной Европы оказалось то, что в ней не участвовали США, а страны с наиболее развитой экономикой (в первую очередь ФРГ и Франция) обладали приблизительно одинаковым весом. Таким образом, возникла возможность придать начавшимся процессам экономической интеграции видимость хотя бы частичного воссоздания европейской правосубъектности.
Это подобие «самодостаточности» Общего рынка служило пропагандистски удачным аргументом в пользу провозглашения особых «европейских ценностей». В то же
время любая реальная попытка двигаться в сторону самостоятельности перекрывалась постоянно обновляемыми заверениями в преданности «атлантической солидарности», т. е. обязательству беспрекословно выполнять вашингтонские директивы.
Зародышем послевоенного Европейского экономического сообщества стало Европейское объединение угля и стали (ЕОУС), появившееся в результате компромисса между обоими «лузерами» Второй мировой войны - западным осколком Рейха и Францией, растерявшей своё довоенное влияние в континентальной Европе. Если ущербность немецкого партнёра на момент начала западноевропейской интеграции не требует особых разъяснений, то факт включения Франции в четвёрку главных стран-победителей с созданием самостоятельной французской зоны оккупации Германии (и Австрии) способен был задним числом создать иллюзию, будто Париж мог что-то кому-то диктовать в послевоенной Европе. На деле его влияние было лишь немногим более значительным, чем у побеждённой Германии, поскольку почти весь военный период вишистская Франция так или иначе выступала на стороне Рейха.
Шарль де Голль, руководимая им «Сражающаяся Франция», равно как и эскадрилья «Нормандия - Неман» спасли честь французского имени, однако в целом французский вклад в победу антигитлеровской коалиции остался ничтожным.
Тот факт, что договаривались приблизительно равные по силе партнёры, определялся относительной незначительностью нанесённого Франции войной ущерба. Если не
считать США, в наименьшей степени среди активных участников Второй мировой войны пострадала именно Франция.
Согласно данным официальной статистики, за все годы войны она потеряла 253 тыс. солдат и офицеров убитыми и 280 тыс. чел. ранеными, 2673 тыс. чел. побывали в плену; также погибли 412 тыс. гражданских лиц. (Для сравнения: аналогичные данные по Германии - 4318 тыс. военнослужащих убиты, 5035 тыс. ранены, 11 100 тыс. взяты в плен; потери среди гражданского населения составили 1440 тыс. чел.)
Связанные с военными действиями разрушения носили ограниченный характер и затронули главным образом Северную Францию, через которую после открытия в июле 1944 г. второго фронта в Нормандии союзники двигались к границам Рейха.
Разрушения в Германии были гораздо более существенными - и вследствие ковровых бомбардировок союзной авиацией городов, особенно Кёльна, Гамбурга и Дрездена, и в результате наступательных операций Красной армии, освобождавшей Восточную Европу и штурмовавшей Берлин.
В итоге в первые послевоенные годы в сфере франко-западногерманских взаимоотношений объективно царило определённое равновесие, которое, правда, не могло не быть преходящим с учётом разности в экономическом и военном потенциале сторон.
На сокращение переходного периода влиял также внешний фактор - США срочно нужны были немецкие солдаты, и восстановление западногерманской мощи было лишь вопросом нескольких лет.
Попытки французов взять под свой контроль Рур - промышленное сердце всей Германии - не нашли поддержки у американцев; по их
мнению, немцы, которых они считали по преимуществу русофобами, были гораздо более «надёжными» союзниками, чем французы, часто подозреваемые в русофилии. У Парижа оставался единственный выход из ситуации, чтобы окончательно не утратить позиции одного из ведущих государств Западной Европы, - немедленно начать процесс интеграции немцев в структуры, носящие европейский характер и способные хотя бы отчасти сдерживать напор ФРГ.
9 мая 1950 г. министр иностранных дел Франции Робер Шуман выступил с предложением в целях «навсегда предотвратить войны между французами и немцами» организовать совместное франко-западногерманское производство угля и стали под управлением коллективного «высшего руководящего органа» и приступить к подготовке экономического сообщества с решениями, носящими обязательный характер для его членов. Канцлер ФРГ Конрад Аденауэр воспринял это предложение как подарок судьбы.
18 апреля 1951 г. договор о Европейском объединении угля и стали был подписан и 25 июля 1952 г. вступил в силу.
ЕОУС стало первым шагом на пути к созданию общих экономических структур для Франции, ФРГ, Италии и стран Бенилюкса.
Одновременно был предпринят шаг в сторону параллельного создания политических структур для Западной Европы: началась подготовка реализации проекта Европейского оборонительного сообщества. «Европейская армия» не встретила возражений со стороны Аденауэра, чьей главной заботой было скорей-
шее восстановление равноправия ФРГ с остальными участниками западных союзов.
Уравнение в правах с немцами оказалось для французов настолько тяжёлым делом, что они в последний момент заблокировали проект ЕОС. Парадоксальным образом это сыграло на руку американцам, у которых перспектива иметь дело с более или менее самостоятельной «европейской армией» стала вызывать сомнения. Их гораздо больше устроило сделанное в спешке предложение Парижа заменить ЕОС приёмом ФРГ в НАТО. Само собой разумеется, такое решение было с восторгом встречено в Бонне. Западная Германия в качестве полноценного члена НАТО означала торжественные похороны расчётов на сдерживание немецких амбиций, хотя на первое время действовали некоторые ущемления прав ФРГ.
Так, до 1990 г., кроме не потерявшего и сегодня актуальность запрета производить оружие массового поражения и владеть им, действовало также то ограничение, что все без исключения формирования бундесвера подчинялись командным структурам НАТО. Таким образом, формально ФРГ была лишена возможности использовать хотя бы часть своей армии по собственному усмотрению. Но участие немецких офицеров в командных структурах НАТО обеспечивало влияние ФРГ на действия альянса в целом.
На какое-то время прогрессирующее ослабление позиций Франции компенсировали два фактора: солидарность «малых» членов Европейских сообществ с Парижем (у них не меньше, чем у французов, вызывала аллергию перспектива диктата со
стороны западных немцев) и выработанный де Голлем курс на французское посредничество между западом и востоком континента. Несмотря на свою внутреннюю противоречивость (сложно совмещать участие в каком-либо военном альянсе с поддержанием доверительных контактов с его главным геополитическим соперником), внешнеполитическая программа, связанная с именем де Голля, обеспечивала Франции комфортное положение в европейской и мировой политике.
Но превратности бытия брали своё. Экономический и интеллектуальный вес Франции неумолимо снижался. Французский политический класс измельчал. Не умея или не желая продолжать затеянную генералом сложную внешнеполитическую интригу, его наследники последовательно сдавали завоёванные им позиции. Возобновив своё участие в военной организации НАТО, из которой де Голль Францию увёл, Париж вернулся в звёздно-полосатую гавань Запада. Почти сразу же на Европейские сообщества обрушился получивший благословение США чёрно-красно-золотой ураган германского объединения.
Нельзя сказать, что французские политики не видели или не понимали негативных последствий для положения Франции в Европе, которые неизбежно повлечёт за собой присоединение ГДР к ФРГ. Нерешённая «национальная проблема немцев» вела к тому, что у Западной Германии были связаны руки, поскольку все свои остальные политические цели она отодвигала на второй план, однозначно отдавая приоритет задаче «освобождения» ГДР. Как одна из четырёх держав, в ком-
петенцию которых в соответствии с международным правом входили «проблемы Германии и Берлина в целом», Франция сохраняла более высокий статус в мире, чем ФРГ, так как контролировала возможности реализации центральной задачи внешней политики последней.
Бонн относился к такой ситуации как к «пережитку давно прошедших времён», но не настаивал на её немедленном изменении, поскольку возлагал надежды на то, что ему в конце концов удастся организовать достаточно сильное давление трёх западных участников квартета победителей на СССР в желательном для ФРГ направлении.
Подобная перспектива на протяжении долгих лет рассматривалась
западными немцами в качестве наиболее вероятного способа добиться пересмотра территориальных и политических итогов Второй мировой войны. Всю остальную Европу (плюс США) в большей или меньшей степени устраивало сохранение статус-кво на континенте. Никто не хотел идти на риск военных осложнений. Правда, в социалистических странах было неспокойно: росло недовольство людей отставанием уровня их жизни по сравнению с наиболее богатыми государствами Западной Европы, прежде всего ФРГ. Естественно, Запад не упускал ни единой возможности способствовать своей пропагандой осложнению политического климата на европейском Востоке.
Закат социализма
В 1984 г. с приходом к власти в СССР М. С. Горбачёва обстановка в европейском социалистическом сообществе стала накаляться. Раскачивание лодки началось с «новаторских» шагов нового советского руководства, приступившего к перестройке не только и не столько внутри страны - эта сторона деятельности Генерального секретаря ЦК КПСС была встречена населением как раз с энтузиазмом (за исключением непродуманно радикальной антиалкогольной кампании), сколько без предварительной подготовки и проработки возможных последствий запуск пересмотра внешнеполитических позиций Советского Союза, что вызвало нарастающую неуверенность у руководителей социалистических стран. Между тем от их действий (или без-
действия) зависела дальнейшая судьба народов, доверивших им бразды правления.
Одним из центральных принципов внешней политики нового руководства СССР стало «Каждый отвечает за себя». Он означал отказ не только от принуждения следовать советскому примеру (это как раз можно было понять и оправдать), но и от оказания помощи, даже если положение союзника становится отчаянным. Надо признать, что ресурсная база у Москвы объективно сокращалась, и надо было определять приоритеты в оказании поддержки тем, от кого зависело, сохранится ли социалистическое содружество или нет. Однако Горбачёв так и не смог отказаться от «уравниловки» - либо помогать всем поровну, либо не помогать никому.
ГДР представляла собой замковый камень ^^ de voute) всей системы союзов СССР в Европе, основу обеспечения безопасности страны на европейском направлении. Пока на территории республики стояла полумиллионная отлично оснащённая Западная группа войск (ЗГВ), НАТО и шевельнуться не смела: ей приходилось думать не об авантюрах, а о том, как не допустить военного конфликта в Европе, который она гарантированно проиграла бы. Вывод советских войск из Афганистана был, по всей вероятности, необходим, хотя и в этом случае следовало бы предварительно позаботиться о том, чтобы исключить негативные последствия на будущее с учётом опасности исламского терроризма. Однако замышлять вывод ЗГВ из ГДР без прочного договорного урегулирования с Западом проблемы европейской безопасности в целом было смерти подобно. Между тем как раз к этому свелись усилия прорабов перестройки.
Внутриполитическое положение в ГДР к концу 80-х годов стало исключительно тяжёлым. Начались экономические трудности, связанные с тем, что восточные немцы жили не по средствам: по уровню жизни своих граждан ГДР стояла на первом месте среди социалистических стран, однако достигалось это в основном за счёт займов, предоставляемых кредитными учреждениями ФРГ. По займам надо было платить. Когда же Советский Союз вследствие своих собственных экономических неурядиц сократил уже согласованные поставки углеводородов, ситуация приобрела критический характер. На просьбы руководства ГДР подправить дело Горбачёв
отвечал ссылками на желательность организовать «кооперацию втроём» -СССР, ГДР и ФРГ.
Первый за послевоенный период официальный визит руководителя ГДР (Эриха Хонеккера) в ФРГ в сентябре 1987 г. (Горбачёв, в отличие от своих предшественников, воздержался от возражений против такого визита) дал предсказуемый результат: граждане республики стали требовать и для себя права посещать ФРГ без бюрократических пре-понов. Как только выяснилось, что Хонеккер вовсе не намерен вводить режим облегчённого выезда из страны, протест выплеснулся на улицы. Лозунг «Долой стену!» наряду с лозунгом «Народ - это мы!» стал определять ситуацию. 18 октября 1989 г. без прямого давления со стороны Москвы Хонеккера сняли со всех постов, но кризис продолжал набирать обороты.
9 ноября власти ГДР пошли на то, чтобы отменить все ограничения на выезд, однако царившая на высших этажах руководства республики административная неразбериха привела к тому, что сообщение о принятом решении стало достоянием гласности ещё до того, как о нём были информированы полиция и пограничники, т. е. те, кто должен был реализовывать это решение. С тем чтобы избежать столкновений с толпами, сразу же собравшимися у КПП Берлинской стены, пограничники ГДР по собственной инициативе сняли всякий контроль за передвижением людей и автотранспорта. Случившееся стали называть «падением» Берлинской стены, хотя через три дня контроль на линии секторального разграничения в Берлине был восстановлен, а физически по-
следние остатки стены исчезли лишь спустя два года. Но так или иначе, 9 ноября 1989 г. начался политический, а затем и экономический демонтаж ГДР при самом непосредственном и руководящем участии ФРГ. Сразу был взят весьма высокий темп.
Соседи Германии оказались перед необходимостью определить своё отношение к обозначившейся перспективе скорого присоединения ГДР к ФРГ. Решающим фактором была позиция СССР, обладавшего всем набором эффективных инструментов для такого решения проблемы, которое не обрушивало бы советские позиции в Европе. По ряду причин, обоснованность которых сегодня вызывает много сомнений, Москва решила, что потеря ГДР предпочтительнее ухудшения отношений с Западом. Горбачёв счёл возможным положиться на заверения канцлера Гельмута Коля в том, что, потеряв «маленького товарища» в лице ГДР, Советский Союз приобретёт «большого друга» в лице объединённой Германии. Однако даже при таком теоретически возможном идиллическом исходе не терял своего значения вопрос о том, как поведёт себя НАТО, расширение которой на Восток было бы равнозначно пересмотру итогов Второй мировой войны.
Есть признаки того, что Горбачёв, в отличие от своих партийных советчиков, предугадывал важность предотвращения продвижения альянса на Восток, но не проявил достаточной настойчивости. В беседе 9 февраля 1990 г. госсекретарь США Джеймс Бейкер пообещал ему, что если объединённой Германии будет позволено «встать на якорь» в изме-
нившейся, ставшей политической (а не военной) НАТО, то «сфера юрисдикции» последней не продвинется на Восток. Мало того, что это обещание носило только устный характер, его сразу же зарубил президент США Джордж Буш, считавший, что незачем маскировать «поражение Советов в холодной войне».
В решающей беседе с Горбачёвым 10 февраля Коль воспользовался предложенным Бушом туманным вариантом «специального военного статуса» для территории ГДР. Советский лидер не разглядел подмены, причём ухитрился не потребовать положить на бумагу даже это усечённое обязательство Запада. В результате «особый статус» превратился в полную пустышку. Договором о порядке включения ГДР в состав ФРГ (договор «Два плюс четыре», сентябрь 1990 г.) предусматривалось, что структуры НАТО не распространяются на территорию ГДР только на период вывода Западной группы войск, т. е. до конца 1994 г. Своего союзника ГДР мы отдали новому «большому другу» без каких бы то ни было гарантий обеспечения безопасности нашей страны. Продвижение НАТО на Восток стало неминуемым.
Как можно отметить в скобках, интермедия с неразмещением в течение нескольких лет войск НАТО в Восточной Германии повлекла за собой то долговременное последствие, что часть германских армейских соединений, которым предстояло оккупировать бывшую ГДР, перешла в национальное ведение. Этот порядок сохранился и после вывода ЗГВ. В результате статус бундесвера полностью сравнялся со статусом вооружённых сил осталь-
ных членов НАТО. Тем самым была закреплена германская гегемония в Евросоюзе: ФРГ бесповоротно стала самой мощной военной державой Западной Европы.
Французы и англичане могут сколько угодно надувать щёки, ссылаясь на своё право владеть ядерным оружием. Сегодня применение ядерного оружия державами второго
ряда крайне проблематично, поскольку равнозначно их собственному моментальному уничтожению. Реальная военная сила в современном мире определяется наличием возможности использования высокоточных обычных вооружений, т. е. уровнем развития неядерной технологии военного назначения. А здесь немцев вряд ли удастся догнать.
Евросоюз
Европейский союз возник после расширения ФРГ на Восток как следствие судорожной попытки Франции предотвратить в последний момент неминуемое появление «немецкой Европы». Мечта Франсуа Миттерана о создании охватывающей континент Европейской конфедерации, которая делала бы излишним объединение Германии в ближайшем будущем, оказалась неосуществимой. Она трансформировалась в проект «европейской политической и валютной унии», в рамках которой «большая ФРГ» должна была быть поставлена под коллективный контроль и лишена своего самого сильного экономического и психологического оружия - германской марки (Deutsche Mark). С тем чтобы не ставить под вопрос западное согласие на присоединение ГДР, ФРГ пошла на введение европейской валюты даже без создания центрального финансового органа сообщества, в обязанности которого входило бы формирование единой монетарной политики. Отсутствие подобного органа привело в наши дни к таким тяжёлым явлениям в экономике стран Евросоюза, как, например, греческий долговой кризис.
Создание квазигосударства в ев-росоюзных рамках было сорвано референдумами во Франции и Голландии - единственных странах, где рискнули вынести окончательное решение на общий суд граждан. В результате проект конституции Евросоюза был провален. Недостроенное конфедеративное здание до сих пор является ареной подковёрной борьбы по самым насущным проблемам развития между брюссельской и национальными бюрократиями, каждая из которых тянет одеяло на себя. Берлин уже с лихвой отыграл все потери, которые были связаны с исчезновением дойч-марк.
США не только не препятствовали интеграционным процессам в Европе, но и в общем и целом способствовали им, хотя успех таких процессов мог объективно привести к возникновению сильного соперника, способного стать конкурентом в экономическом и политическом отношении. В ходе холодной войны определённую роль играла перспектива приобрести мощного в военном плане союзника, который смог бы принять на себя первый удар в случае, если бы обстановка в Европе вышла из-под контроля. Опыт Второй
мировой войны свидетельствовал, что положиться в этом смысле можно было только на немецкую армию. Самым существенным для США моментом было то, что западноевропейская интеграция выводила Западную Германию из изоляции и позволяла вооружить её. К тому же западноевропейский интеграционный процесс создавал условия для успеха пропагандистских усилий, сконцентрированных на реальных или мнимых трудностях, с которыми сталкивалась экономика стран социалистического содружества.
После самороспуска социалистического содружества и Советского Союза у Запада появилась возможность прибрать к рукам открывшееся «наследство». Если СССР давно готовился уйти из Центральной Европы, то Вашингтон собирался не только остаться в Западной, но и взять под контроль Восточную. И снова флаг интеграции оказался тем демагогическим прикрытием, которое позволяло придать начатой операции по пересмотру итогов Второй мировой войны вполне благовидный характер продвижения к всеобщему процветанию.
Создание Европейского союза было провозглашено практически одновременно с исчезновением даже начатков интеграции на востоке Европы. Реформаторам восточной половины континента (по крайней мере тем из них, кто искренне хотел нового начала, а не просто урвать для себя кусок побольше) грезилось присоединение к Евросоюзу и, таким образом, преодоление раскола Европы путём учреждения всеохватывающей континентальной общности, из которой не был бы исключён никто из европейцев. Новое назва-
ние западноевропейского сообщества было призвано создать впечатление, будто оно готово взять под крыло только что распущенную сферу влияния Советского Союза и даже самого прямого наследника СССР -Российскую Федерацию. И действительно, на первых порах Евросоюз старательно делал вид, что нацелен на создание универсальной континентальной общности. На деле переименование оказалось не чем иным, как заявкой на подчинение Западной Европе социалистической половины континента: ни у кого не должно было оставаться сомнений в том, что в Европе может существовать только один союз континентального масштаба. Очень скоро выяснилось, что «новая Европа» допускает членство лишь слабых стран, не способных поставить под вопрос уже сложившееся в Евросоюзе соотношение сил. Для России места там не оказалось, поскольку она не распалась на составные части, как СССР или Югославия, а сохранила потенциал, допускающий её возрождение в качестве мировой державы.
Надежд на распад России (и не только надежд, но и соответствующего воздействия с такой целью) было немало. В Югославии был даже опробован практический сценарий участия Евросоюза в дезинтеграции федеративного государства путём всемерного ослабления его главного объединительного звена, каким была в данном случае Сербия. Причём здесь немедленно проявилось то новое, что принесло присоединение ГДР к ФРГ - окончательное выдвижение «большой ФРГ» на командные позиции в Евросоюзе. В 1991 г., не дожидаясь решения своих союзников, ФРГ первой признала независи-
мость Хорватии, что дало отмашку началу многолетней кровопролитной гражданской войны в самом сердце Европы. В 1999 г. германская люфтваффе бомбила Белград в первых рядах натовской армады.
Раздробление ненавистной немцам Югославии, которая противостояла им в обеих мировых войнах, послужило прологом к общему маршу НАТО на Восток. Германия официально выступила инициатором и мотором расширения альянса под тем предлогом, что не хочет оставаться в нём «приграничной территорией». Немалую заботу проявила ФРГ и о том, чтобы параллельное продвижение Евросоюза к нашим границам носило чёткую антироссийскую направленность. Особую активность (сравнимую разве что с масштабом действий США) немцы развили на Украине, разрыв которой с Россией должен был стать, по
замыслу западных теоретиков, главной гарантией против «возрождения Советского Союза».
Совместный Drang nach Osten стал скрепой новой, значительно более интенсивной фазы американо-германской дружбы. «Особые отношения» между США и Великобританией, которая в своё время вполне заслуженно получила звание непотопляемого броненосца Вашингтона, всё более заметно уходят в прошлое. Этот процесс получил завершающий импульс в результате выхода англичан из Европейского союза. Теперь точкой опоры американского всеси-лья в интегрированной части Европы, приказчиком, обслуживающим гешефты дяди Сэма в Старом Свете и его окрестностях, поставщиком солдат для Вашингтона в войнах на территории близлежащих регионов совершенно очевидно становится ФРГ во главе с канцлером Меркель.
Что дальше?
К концу ХХ в., после двух неудачных силовых попыток поставить всю Европу под командование прусского унтер-офицера, немцам всё же удалось - почти без применения оружия (исключение - Югославия) -стать ведущей и направляющей силой в западной и центральной, а также частично в восточной частях континента. Сбылась наконец вековечная германская мечта возглавить Европу. Однако ставить на этом точку рано. Вопрос «Кто станет главным в Европе?» сменился гораздо более существенным вопросом «Куда этот главный поведёт Европу?».
Подобно тому как велосипед не опрокидывается только во время пе-
ремещения, объединения государств нуждаются в постоянном развитии, чтобы избежать застоя, загнивания и развала. Пока же складывается впечатление, что европейская интеграция не только исчерпала свой потенциал расширения, но и утратила внутреннюю гомогенность, обеспечивавшую ранее прочность всей конструкции. Систематическое, сначала латентное, а затем демонстративное ущемление жизненных интересов России по требованию внеевропейской державы привело к новому расколу континента. Разразившиеся одновременно с политическим кризисом экономический, финансовый и иммиграци-
онный с ещё большей силой ударили по сплочённости и солидарности стран - членов Евросоюза, без которых он не сможет нормально функционировать. Сегодня будущее этой организации туманно как никогда.
Решающей предпосылкой успеха операции «германская Европа» была в своё время активная поддержка Германии со стороны той из обеих сверхдержав, которая видела смысл своего существования в вытеснении соперника с ведущих позиций. США нуждались и нуждаются в ФРГ, как в якоре, закрепляющем их пребывание в Европе. Немцам американцы были необходимы первоначально для того, чтобы обеспечить себе надёжный западный тыл при присоединении ГДР, а сегодня для упрочения своего лидерства в Евросоюзе. Такая взаимозависимость сделала возможным и прочным германо-американский альянс. Своеобразие ситуации в 1989-1990 гг. состояло в том, что немцам нужно было также добровольное отступление СССР, его смиренный отказ от своего положения в мире, согласие стать подпевалой в общем хоре восторженных поклонников Соединённых Штатов. В тот момент немцы не могли позволить себе ссориться с Советским Союзом, до последнего момента сохранявшим возможность «испортить игру». Идеальная для немцев констелляция: альянс с США при уходе Москвы в отставку «по собственному желанию» - была обеспечена призрачной надеждой перестройщиков на возможность приобрести «честного маклера» для налаживания добрососедских отношений с интегрированной Европой.
Тщательно соблюдая договорённости с Вашингтоном, Гельмут
Коль сумел обвести тогдашнее советское, а затем российское руководство вокруг пальца («Ах, обмануть меня не трудно!.. Я сам обманываться рад!»). В итоге и Советский Союз, и Российская Федерация воздержались от того, чтобы прибегнуть к использованию имевшихся у них средств изменить ход истории. В знак признательности немцы всецело поддержали США, объявившие СССР, а заодно и Российскую Федерацию потерпевшей поражение стороной. От неё стали требовать безусловного подчинения предписаниям «победителей». Причём ФРГ, расширение территории которой в своё время в решающей степени зависело от согласия Москвы, была в первых рядах тех, кто настаивал на беспрекословном выполнении Россией всех претензий коллективного Запада и принятии эффективных мер против «возрождения СССР» в любой форме.
Отказ России смириться с преду-готованной ей ролью вечного изгоя, неожиданная востребованность её возвращения в мировую политику, её поразительно высокий авторитет на международной арене вошли в противоречие с планами тех, кто поспешил известить человечество о «конце истории» в том смысле, что отныне не осталось альтернативы звёздно-полосатому миропорядку. Из Вашингтона вновь потянуло гарью холодной войны.
Между тем рождающийся на наших глазах мультиполярный мир, среди творцов которого не последнюю роль играет Россия, удобен для всех. Он предоставляет комфортабельное место и для ведущей самостоятельную политику ФРГ, и для независимого Евросоюза. Канцлер
Гельмут Коль (ХДС) долго лавировал в отношениях с Россией, пытаясь совместить поддержку антироссийского курса США с плюсами сотрудничества с русскими. Его преемник социал-демократ Герхард Шрёдер (1998-2005 гг.) решился даже на реальное сближение с Россией. Он принял участие в создании неформальной франко-германо-российской «тройки» с целью несколько сдержать американский интервенционизм (США начали тогда как раз свою вторую войну против Ирака) и окончательно похоронить холодную войну в Европе.
Однако сменившая Шрёдера Ангела Меркель (ХДС) с первых же своих шагов взялась «подпиливать» основы нормальных отношений с Россией. Если бы не было украинского кризиса, был бы найден иной предлог для того, чтобы возвести новую стену поперёк континента. После государственного переворота в Киеве, к которому Запад приложил руку, ФРГ с готовностью взяла на себя функцию главного организатора антироссийских санкций Евросоюза. сШа могли положиться на эффективное лидерство немцев в переводе Евросоюза на рельсы откровенно антироссийской политики. По темпам и основательности разрушения всего того, что было позитивного в российско-германских отношениях, Меркель вполне заслужила быть включённой в Книгу рекордов Гиннесса.
Вряд ли приходится рассчитывать на какую-то нормализацию российско-германских отношений, пока у власти в ФРГ остаётся Ангела Меркель: слишком сильно она увлеклась «усмирением» России, чтобы можно было надеяться на то, что го-
лос свыше в скором времени вразумит её. Тем более что экономическая ситуация ФРГ не носит пока катастрофического характера: она (вместе с Польшей) остаётся исключением в Евросоюзе - у неё сохраняется рост ВВП. Упорство, с которым Меркель настаивает на продолжении своей явно проигрышной иммиграционной политики, показывает, что гибкость не является её сильной стороной. Смена канцлера, возможная после выборов в бундестаг осенью 2017 г., откроет двери к сдвигам во внешней политике ФРГ, поскольку оппозиция курсу Меркель сильна даже внутри её собственной партии ХДС, не говоря уж о «братском» баварском ХСС. Но темп таких сдвигов не может быть очень быстрым, разве что победит «Альтернатива для Германии». Впрочем, подобная перспектива вряд ли реалистична.
Возможно, что более реалистичной является перспектива смягчения антироссийского курса США после ухода из Белого дома Барака Обамы. В этом случае и немцам придётся подтягиваться к изменившейся линии хозяина. Но здесь следует учитывать то обстоятельство, что для американцев, при всей их приверженности «англосаксонской солидарности», ФРГ остаётся наиболее надёжным инструментом управления Старым Светом. Успех стратегического рывка США на Восток был обеспечен главным образом «особыми отношениями» с Германией. Похоже, что Вашингтон навсегда закрепил за ФРГ роль фундамента европейской подсистемы Pax Americana. В итоге приходится признать согласие Вашингтона на «сближение» Берлина с Москвой ещё более проблематичным,
чем его собственное «примирение» с Россией.
Надежды на то, что европейские сообщества когда-нибудь приобретут самостоятельность (если у кого-либо такие надежды и были), рухнули четверть века назад - в тот момент, когда на немецкой земле неудачей завершился социалистический эксперимент и следом все восточноевропейские члены социалистического содружества устремились под крыло западного альянса. Вплоть до сегодняшнего дня подтверждается прогноз, в соответствии с которым:
1) стержнем претендующего на глобальное господство западного лагеря останется на ближайшие годы НАТО;
2) на всё время существования альянса роль его европейской опоры сохранится за ФРГ, видящей своё будущее в связке с американцами;
3) входящая в НАТО часть Европы продолжит более или менее дисциплинированно следовать указаниям Вашингтона, транслируемым, как правило, через Берлин.
Именно по таким лекалам происходило и происходит развитие обстановки вокруг украинского кризиса и массовой нелегальной иммиграции из стран Ближнего Востока и Северной Африки.
Лидирующая роль Германии в европейской интеграционной среде обрекает остальных её участников на участь сателлитов одновременно и Вашингтона, и Берлина.
Впрочем, предаваться чрезмерному пессимизму при попытке заглянуть в будущее не стоит. В конце концов, Европа состоит не только из Германии, Польши или Прибалтики. Один из наших наиболее авторитетных европеистов, Б. А. Шмелёв, заметил по поводу недавнего постановления французской Национальной ассамблеи о желательности выхода из режима антироссийских санкций: «Франция ещё не разучилась изумлять мир». 23 июня мир изумили ещё и британцы. До решения о Вгехй у большинства политологов преобладало тревожное ощущение неудержимости процесса втягивания континента в очередную катастрофу. Даже бунт французских парламентариев не был воспринят как событие, способное переломить смертельно опасную тенденцию. Ни прогрессирующая фашизация опекаемого Западом киевского режима, враждующего с собственным народом, ни накатившая из-за океана волна второй холодной войны, ни чреватые серьёзными осложнениями провокации НАТО у границ России, ни растущая опасность международного терроризма, ни кризис с иммигрантами не смогли подтолкнуть правящий Западной Европой политический класс к осознанию бесперспективности навязанной Вашингтоном конфронтации с Россией. Интегрированная часть континента браво маршировала по схемам, разработанным американскими крестоносцами, уже продемонстрировавшими свою бездарность в Афганистане, Ливии, Ираке, Сирии и далее по списку.
Но вот в непроглядной тьме надвигающегося апокалипсиса как освежающий удар молнии сверкнул британский референдум. Конечно, Вгехй сопряжён с целым рядом осложнений, но в целом он должен укрепить способность интегрированной части Европы обеспечить общую безопасность континента, так как содействует большей гомогенности Европейского союза и его
переориентации на нужды граждан, входящих в него стран. Россия продолжает нуждаться в сильном и сплочённом европейском партнёре, на которого можно было бы положиться в деле предотвращения грозящей катастрофы. Поступающая из самых различных источников информация указывает на то, что сформировавшаяся в ЕС антироссийская группировка утратила в лице Великобритании свою главную ведущую и направляющую силу, с несравненным усердием проводившую в жизнь указания Вашингтона. Конечно, это не означает исчезновение этой группировки, в которой неизменно остаются Польша, Прибалтика и в какой-то мере Швеция. Равным образом не останется вакантной должность наместника США в Европе, стоит лишь послушать, как действующий министр обороны ФРГ Урсула фон дер Ляйен грозит России войной на Балтике, и станет совершенно ясно, кто с готовностью и радостью заменит Великобританию в качестве американского прокуратора в Европейском союзе. Не все немцы усвоили уроки истории. Кое-кого из них вновь тянет продолжить марш на Восток.
Обстановка остаётся полной рисков. И всё же растёт вероятность, что мы стоим сегодня на пороге увлекательнейших событий на нашем континенте, событий, которые придутся явно не по вкусу вашингтонским кукловодам и их европейским ревнителям. Надо лишь не терять бдительности и не допускать у себя чего-либо, напоминающего украинские заморочки.
г
Продолжается подписка на 2016 г. на журнал «Обозреватель-ОЬвегуег» в каталоге «Газеты и журналы» агентства «РОСПЕЧАТЬ»:
47653 - на полугодие 36789 - на год
У
