CC BY
7УДК 327.82
Европейские сумерки
Отношения с Россией в эпицентре политического урагана в Евросоюзе
Игорь МАКСИМЫЧЕВ
На фоне девятого вала русофобии, накатившего на интегрированную часть Европы по команде из Вашингтона после начала украинской драмы, вновь приобрёл важное значение вопрос о перспективах отношений Евросоюза с Россией.
Невозможность поддержания мира на Европейском континенте без России, и тем более против неё, никуда не делась. Эта данность обозначилась даже более рельефно в результате наглядной и убедительной демонстрации завершения периода внешнеполитического и военного паралича России. Не только в Сирии «восточный гигант» доказал, что им на практике восстановлено равенство с самопровозглашёнными глобальными лидерами по части возможностей формировать международную повестку дня. Отныне методы холодной войны, втихую применявшиеся Западом под шумовым прикрытием праздничных речей о «внушающих восторг реалиях» якобы начавшегося постконфронтационного периода, вызывают соразмерную реакцию с российской стороны.
Евросоюзу придётся реально выбирать, какое будущее он предпочитает для континента - вариант «Большой Европы», немыслимой без конструктивного сотрудничества с Россией, или увековечивание существующей разбухшей «Малой Европы», связанной по рукам и ногам противостоянием со своим естественным восточным партнёром. В любом случае выжить ЕС без добрых отношений с Россией не удастся.
МАКСИМЫЧЕВ Игорь Фёдорович - доктор политических наук, главный научный сотрудник Института Европы РАН, Чрезвычайный и Полномочный Посланник. E-mail: igormaxim@ mtu-net.ru
Ключевые слова: Европейский союз, отношения между ЕС и РФ, проблемы иммиграции в ЕС, возвращение национального самосознания европейцев, эволюция восприятия России на Западе.
Корни конфронтации
Выбор неизбежный, но непростой.
Интегрированная Европа уже давно привыкла жить в тени североамериканского гегемона. В прошлом это приносило ей некоторые плюсы: например, можно было не спешить с увеличением расходов на содержание национальных вооружённых сил, что положительно сказывалось на общем состоянии экономики стран ЕС. Впрочем, от кризисов такой способ сокращения государственных расходов уберечь не смог, он лишь закрепил вассальное положение евросоюзников, вынужденных, невзирая ни на что, поддерживать глобальные фантазии освоившихся в роли всемирного сюзерена США. Сложившиеся в ЕС после Второй мировой войны привычки и традиции «низкого профиля» крайне осложняют выход из вашингтонской тени, который означал бы, что европейцам придётся в какой-то степени брать на себя ответственность за своё существование. Понятно, что вызревание подобного крутого поворота вызывает в странах Евросоюза сезонное обострение внутренних политических противоречий. И водораздел проходит как раз по линии отношений с Россией, политика которой олицетворяет разумную альтернативу слепому следованию за становящимися всё более непредсказуемыми американцами.
Наиболее чётко это прослеживается на примере Франции и ФРГ, образующих становой хребет Евросоюза (относительно Великобритании пока не ясно, останется ли она вообще в составе ЕС). Во всём Евросоюзе без исключения вражде к России придан статус наиболее на-
дёжной гарантии верности «европейским ценностям». Ненависть ко всему русскому стала своего рода пропуском на политический Олимп для «настоящих европейцев». Объявленная четверть века тому назад отправленной на свалку истории русофобия вновь расцвела в интегрированной Европе. Сегодня в Евросоюзе требуется недюжинное здравомыслие и немалое мужество, чтобы пытаться объективно разобраться с причинами и следствиями кризиса, вновь разразившегося между Западом и Востоком отнюдь не по вине последнего. И пусть число разумных смельчаков на Западе постепенно увеличивается, пройдёт ещё много времени, когда можно будет констатировать, что эпидемию русофобии удалось загнать за шлагбаумы политического карантина.
Западное паушальное неприятие России часто воспринимается как реинкарнация антисоветизма. Однако антисоветизм является разновидностью русофобии, а не наоборот. Враждой к России Европа заболела задолго до Октября 1917 г. Просто после Великой русской революции считалось более политкорректным выступать не как открытый «пожиратель русских», а в качестве борца с «агрессивным коммунизмом» (хотя на самом деле фаза активного разжигания мировой революции закончилась в Советском Союзе вместе с разгромом троцкизма ещё на исходе 20-х годов). Уже при Иване Грозном русофобия была постоянным феноменом европейской политической реальности. Она окрепла в атмосфере искренних или мнимых страхов перед
растущей мощью российского государства.
Намерением нанести превентивный удар по «собирающейся напасть на своих соседей» России оправдывала пропаганда «германского сверхчеловека» возникновение обеих мировых катастроф ХХ в. За истекшее после Первой мировой войны столетие русофобы ничего нового не придумали. И сегодня их фантазии хватает лишь на инсинуации относительно «захватнических планов» Москвы. В 1914 г. Советской России ещё не было. Своего рода историческая справедливость заключается в том, что «натиском на Восток» в 1914-1918 гг. немцы вызвали возникновение силы, наголову разгромившей их 30 лет спустя, хотя нацисты опирались на ресурсы практически всей Европы.
Не совсем точно мнение, будто главной движущей силой, носителем русофобии являются течения, обычно относимые к правой части политического спектра. В Германии между обеими мировыми войнами наиболее яростными противниками нормальных отношений с СССР были взбесившиеся лавочники-нацисты, но в этом плане с ними успешно соперничали германские социал-демократы, традиционно причисляемые к левым (в ФРГ их до сих пор называют «красными»). А вот за сотрудничество с Россией выступали как раз правые (в основном умеренные правые). Подписанный в 1922 г. в Рапалло договор с большевиками, положивший конец внешнеполитической изоляции РСФСР, заключили не левые, а правые немецкие политики. И с Красной армией сотрудничал в этот период самый что ни на есть реакционный генералитет рейхсвера.
Способность правых лучше понимать и защищать национальные интересы своей страны часто объясняют малой вероятностью возникновения подозрений, будто они продались российским коммунистам, а вот левым, дескать, приходилось постоянно отбиваться от подобных обвинений, оправдываться и доказывать свою «непорочность», обостряя противостояние с СССР. Но сути дела такие разъяснения не меняют: конечным итогом левых метаний был почти всегда подрыв добрососедских отношений с Россией. Повышение уровня отношений с нами не зависело по большей части от участия левых во власти.
Похожая история повторилась после 1945 г.: западногерманские социал-демократы вновь выступили как одна из главных антироссийских сил и сохраняли за собой эту функцию вплоть до поворота, связанного с Эгоном Баром, сформулировавшим в 1961 г. концепцию «изменений через сближение».
Однако первый шаг к нормализации отношений ФРГ с Советским Союзом - установление дипломатических отношений - был сделан в 1955 г. архиреакционным канцлером Конрадом Аденауэром против воли социал-демократов (надо, впрочем, признать - и против воли большинства его вполне правых министров). «Новая восточная политика» правительств В. Брандта и Г. Шмидта не означала, что в СДПГ не осталось людей, враждебных самой идее сотрудничества с Москвой.
Во время студенческих волнений во Франции (1968 г.) и позже в остальной Западной Европе обнаружился удивительный факт: бунтующие под различными левыми вы-
весками отпрыски «хороших семей» проявляли гораздо больше ненависти к СССР, чем к тому обществу, против которого они как будто выступали. Возникшие «зелёные» партии, тоже обычно причисляемые к левым, не столько занимаются экологией, сколько ведут пропагандистскую войну против России в любой её ипостаси.
Позиция либералов, часто играющих в политике Евросоюза роль, превосходящую их реальный вес в обществе, никогда не отличалась цельностью и последовательностью. Либералы причисляют себя, как правило, к центристам, охотно используют лексикон левых, но на деле ничем не отличаются от правых, часто даже крайне правых. Что касается отношений с Россией, то удельный вес русофобов среди европейских либералов зашкаливает.
Поскольку по своему самоощущению сегодняшняя Россия не правая, не левая и не либеральная, она предпочитает жить по законам здравомыслящего консерватизма, согласного на реформы тогда, когда нужно, и в том объёме, в каком возможно. Её отношения с внешним миром формируются не по признаку «правый - центристский - левый», а по принципу обоюдной пользы и общего блага. Этот аспект имеет самое существенное значение, так как в настоящее время на Западе традиционные вывески «левый», «правый» и т. п. не совпадают - и чем дальше, тем больше - с проводимой ими политикой.
Аутентичным критерием для оценки разумности той или иной западной политической линии может служить только степень готовности к сотрудничеству с Россией. Нас пы-
таются сбить с толку рассуждениями на тему о том, что на Западе с русскими хотят дружить только нехорошие, «нерукопожатные» люди, те, для кого наши откровенные недруги изобретают пропагандистски зловредные клички вроде «крайне правые» или «ультранационалисты» (и всё чаще - «агенты Путина»).
Важно лишь, что вопреки всему у нас есть друзья там, где свирепствует русофобия. Было бы глупо ссориться с ними только потому, что об этом мечтают недруги, в стиле традиционного антисоветизма обзывающие «чёрным интернационалом» наши контакты с выступающими за сотрудничество с нами людьми на Западе. Страдающему очевидным дальтонизмом Западу следовало бы сначала разобраться с поддерживаемым им «коричневым интернационалом», усердно финансирующим нацистских последышей на Украине и в Прибалтике.
Становящийся всё более очевидным коллапс стратегии представителей традиционных партий Запада создаёт условия, при которых у отдельных вновь возникающих формаций (естественно, очень нелюбимых политическими «старожилами») всё чаще появляется шанс с решающим голосом попасть во власть. Австрия или Венгрия - лишь частные случаи такого развития. Порой случается, что набирают вес политические деятели с «правым клеймом», сравнительно давно причастные к власти, но в виде исключения дружественно расположенные к России. Например, баварский Христианско-социальный союз (ХСС), являющийся конститутивной (хотя и автономной) частью правящего в ФРГ ХДС, с полным основанием пользуется репутацией
крайне правой партии (в частности, принципом внутренней политики ХСС является не допускать, чтобы кто-либо «обгонял» его справа). Между тем визит в Москву председателя ХСС премьер-министра Баварии Хюрста Зеехофера отличался осо-
бенно сердечной атмосферой. Стороннему наблюдателю даже трудно себе представить масштаб потока обвинений и подозрений, обрушившегося в этой связи на Зеехофера со стороны «столпов демократии» как в самой ФРГ, так и за её пределами.
Возрождение национального феномена
Во внутриполитической борьбе
в странах Западной Европы к ярлыку «правый», используемому в качестве сокрушительной идеологической дубинки, добавляется, как правило, уточняющая этикетка «националист». Однако политическое явление, обычно обозначаемое как национализм, заслуживает более внимательного отношения и более дифференцированной оценки.
Национализм - отнюдь не новый фактор в европейской истории. Его появление (равно как и появление политических терминов «левый» и «правый») связано с событиями Великой французской революции (1789 г.), когда он играл исключительно позитивную роль в качестве антитезы основам феодализма.
С освободительными тенденциями пробуждающегося национального самосознания связаны практически все бурные события XIX в., сформировавшие в общем и целом сегодняшний облик Европы.
Параллельно возникали (и исчезали) националистические течения сомнительного свойства, среди которых одно время выделялся французский шовинизм (его особенно осуждали марксисты и иные прогрессивные политики из Германии, так как шовинисты вели Францию к реваншу за проигранную Наполеоном III в 1870 г. войну с Пруссией).
Окончательно скомпрометировали понятие «национализм» гитлеровские национал-социалисты, своими массовыми преступлениями против человечества заставившие содрогнуться мир. Па-
мять о крематориях германских лагерей смерти до сих пор ощутимо воздействует на общественную психику не только ФРГ, но и других стран Европы. Со всех сторон немцам постоянно напоминают об их национальном позоре.
В идеологическом плане западноевропейская интеграция после 1945 г. задумывалась и стала осуществляться как «противоядие» от национализма, на который была возложена вина за бедствия мировых войн. В качестве инициатора и мотора интеграционных процессов выступили оба «великих лузера» Второй мировой войны - Германия (во всяком случае, её западная часть, находившаяся под управлением трёх западных держав) и Франция (после молниеносного разгрома в 1940 г. оккупированная немцами на протяжении четырёх лет и попавшая в четвёрку главных победителей, в частности, благодаря добрым отношениям Шарля де Голля с И. В. Сталиным).
Де Голль подтвердил свою репутацию выдающегося государственного деятеля, предложив поставить проект интегрированного сообщества стран западной части континента в жёсткие рамки укоренившейся в европейском сознании национальной идеи. В противовес планам создания «наднациональной Европы»,
т. е. бюрократического монстра, в котором растворились бы национальные государства континента, он выдвинул концепцию «Европы отечеств» - тесного союза самостоятельных государств, сохраняющих основные прерогативы своего суверенитета.
Официально отклонить замысел де Голля не посмели, но попытались загубить его на практике. В Брюсселе вырос огромный бюрократический аппарат, который в процессе полезной унификации технических деталей то и дело норовит нарушать суверенитет стран-членов, предписывая их правительствам что, когда и как делать. Особенно чувствительны брюссельские интервенции во внешнеполитической и внешнеэкономической областях, где они причинили довольно много вреда, особенно в том, что касается реализации проекта «Большой Европы». Недовольство самовластием Брюсселя послужило одной из основных причин возрождения национального феномена в Европе.
Благотворный эффект, вызываемый этим, связан в первую очередь с тем, что он сдерживает рост нестабильности современного мира, порождённой настойчивыми попытками международной олигархии придать ему монополярный характер под флагом глобализации, т. е. подчинения всех форм существования современных государственных образований воле единого верховного правителя в лице США. В рамки предпринимаемых усилий логично встроилась концепция «наднациональной Европы», позволяющая пренебрегать национальными интересами европейских государств в угоду обезличенному центрально-
му механизму, выполняющему поступающие из-за океана указания и приказы.
Единственным фактором, могущим осложнить (или по крайней мере замедлить) создание этой всемирной «Священной империи американской нации», является возрождение самоуважения европейцев, т. е. возвращение здорового национального чувства из того царства теней, в которое оно было загнано объединёнными трудами пёстрой плеяды политических вождей послевоенной Европы.
Естественно, темпы и конечный результат развития событий в данной сфере определяются ситуацией прежде всего в ФРГ и во Франции, остающихся гарантами существования Евросоюза. Без них его просто не станет, в то время как без Польши и даже без Великобритании Евросоюз не только выживет, но и ускорит своё возвращение к процветанию, для чего необходима хотя бы минимальная самостоятельность по отношению как к Брюсселю, так и к заокеанскому боссу. В обеих профильных странах ЕС появились и набирают силу политические силы, взламывающие застывший партийный ландшафт и ставящие на первое место потребности и заботы коренного населения страны в противовес мотивируемому абстрактными «западными ценностями» обслуживанию интересов кого угодно, но только не своих граждан.
Такое сложное явление, как национальное чувство, не может не быть многогранным. Его часто пытаются отождествить с национализмом и подогнать под это понятие совсем разные, нередко противоположные вещи. Но если быть
точным, то национализм в его логически завершённой форме - это прежде всего проповедь исключительности определённой нации, понимаемой как расовая, этническая, конфессиональная или политическая общность, наделение этой общности некоей глобальной миссией (лучше всего, если такую миссию поручает ей какая-либо «высшая сила») и низведение всего остального человечества до уровня навоза истории, из которого должно произрасти светлое будущее данной нации. Национализм на практике - наиболее болезненная для окружающего мира форма национального эгоцентризма, категорический отказ от равноправия с другими народами, претензия на управление всеми и всем, другими словами, агрессия, экспансия, порабощение в чистом виде. Именно таким был германский национал-социализм, и человечеству никак не удаётся забыть о нём. Полное отсутствие в Евросоюзе протестной реакции на бесчинства неонацистов в Восточной Европе демонстрирует, что нацистская традиция по-прежнему отравляет воздух, которым дышат европейцы.
Однако сводить национальное чувство только к безудержному национализму означало бы крайне обеднять философскую, эмоциональную, религиозную и политическую жизнь народов Европы. В вечном конфликте с национализмом стоит патриотизм - понятие, которое в прошедшие десятилетия не оплёвывал только самый ленивый борец за светлое будущее человечества. Но, несмотря на все усилия глобалистов, патриотизм не соби-
рается умирать и продолжает воодушевлять «отсталые массы» народов мира. С национализмом он соотносится как родниковая вода со сточными водами. Патриотизм выражается в неукоснительном требовании равноправия для своей нации, причём не за счёт кого бы то ни было, а для всех наций сразу. Не унижение других, не принуждение служить себе, не утверждение своей богоизбранности и, следовательно, ненаказуемости, а нормальные человеческие отношения взаимодоверия, взаимовыручки и взаимовыгодного сотрудничества несёт патриотизм миру.
Оздоровляющее влияние российской политики на ситуацию в мире объясняется прежде всего тем, что патриотизм стал национальной идеей новой России и все её внешнеполитические акции соответствуют этому центральному пункту российского самосознания.
Разумеется, построение глобальной колониальной империи США стало бы значительно более лёгким делом, если бы удалось повсеместно скомпрометировать и разрушить патриотические традиции. Отсюда разнузданная пропагандистская кампания всех западных правительств и СМИ, направленная против независимой политики России, против таких многообещающих явлений в политической жизни Франции и ФРГ, как Национальный фронт или «Альтернатива для Германии». Их патриотическая сущность проявляется на специфическом фоне иммиграционного кризиса и резкого возрастания террористической опасности для Европы.
Иммиграционное светопреставление
Упрощать возникшие проблемы не стоит. В Ираке, Ливии, Сирии, Йемене, Афганистане действительно идёт война, в целом ряде других государств «Большого Ближнего Востока» донельзя ослаблены государственные структуры. Повсюду, опираясь на возникший вследствие интервенций Запада хаос, к власти рвутся террористы, создающие опорную базу для штурма остального мира. Мирному населению, прежде всего женщинам, старикам и детям, грозит смерть от рук бандитов, болезней или от голода. Помощь этим людям соответствует принципам гуманитарной взаимовыручки, на которых зиждется мировое сообщество. Они отражены в документах ООН и входят в число европейских ценностей, образующих этический фундамент Евросоюза. В ФРГ предоставление приюта преследуемым по политическим мотивам иностранцам предусмотрено Основным законом. Среди разработавших в 1949 г. его текст политиков и юристов были политэмигранты, спасавшиеся в своё время за границей от нацистского террора.
Первоначально этот элемент национального права ФРГ носил ярко выраженный антисоветский смысл (как и само создание боннского государства, немедленно включившегося в противостояние с СССР). Подразумевалось, что убежище в ФРГ будет предоставляться переселяющимся на Запад жителям Восточной Германии (ГДР), а также другим европейцам из стран социалистического блока. Все они зачислялись в категорию беженцев наравне с немцами, выселенными с террито-
рий, исключённых из состава Германии в соответствии с Потсдамскими соглашениями (1945 г.).
Затем круг принимаемых иностранцев расширился за счёт экономических иммигрантов из Турции - стремительно растущая западногерманская экономика нуждалась в дополнительной рабочей силе. В этом случае исходили из того, что по миновании надобности приглашённые вернутся в Турцию. Однако надежды не сбылись: даже при потере рабочего места турецкие иммигранты, вынужденные отныне жить на пособие по безработице, не уезжали. Специально разработанная программа материального поощрения репатриации провалилась, к осевшим на немецкой земле туркам стали приезжать их многочисленные родственники. Тогда провозгласили доктрину «много-культурности» («мультикультура-лизма», в просторечии - «мульти-культи»), и в её рамках стали присваивать всем осевшим в ФРГ туркам немецкое гражданство. При рассмотрении статистических данных относительно количества проживающих в Германии иностранцев следует учитывать, что в цифру коренного населения включены и миллионы отказавшихся возвращаться «инородцев».
Но если с ассимиляцией иммигрантов из европейских стран (например, поляков, на рубеже XIX-XX вв. массово переселявшихся в Западную Германию для работы на угольных шахтах Рура) проблем не возникало - через одно-два поколения их нельзя было отличить от немцев, разве только по-славянски зву-
чащей фамилии, то с интеграцией турков в немецкое общество появились серьёзные трудности. По видимости, решающую роль в их неготовности ассимилироваться играет конфессиональный момент. В германских городах образовались турецкие кварталы, где вывески на турецком языке, на улицах почти не слышно немецкой речи, звучат призывы муэдзинов, действуют мечети, функционируют неофициальные шариатские суды, специальные добровольческие патрули контролируют исполнение законов шариата, в школах по настоянию родителей изучается Коран. Жители таких кварталов не испытывают никакой потребности говорить по-немецки, знать местные законы, знакомиться с обычаями страны пребывания, не говоря уже о том, чтобы следовать им. Есть районы, где властвует этнический криминальный элемент и куда даже полиция заходит с опаской.
Кое-кто из потомков турецких иммигрантов первой волны освоился в Германии, получил образование, выбился в люди. Для политических партий ФРГ стало политкорректно иметь в числе своих руководящих деятелей представителей турецкой диаспоры (высший шик - женского пола!). Однако тон в диаспоре задают те, кто отказывается «становиться немцем», кто посылает своих детей учиться в Турцию, чтобы избавить их от «миазмов разлагающейся западной цивилизации». С возвращающимися с исторической родины молодыми турками в ФРГ проникают и настроения радикального исламизма. Выходцев из Германии можно встретить в формированиях боевиков ИГИЛ в Ираке и Сирии.
Нечто подобное произошло и во Франции, с той лишь разницей, что здесь речь идёт в основном об иммигрантах из бывших французских колоний. Те, у кого была возможность сравнить впечатления от Парижа полувековой давности с нынешним состоянием, испытывают чувства, близкие к шоку. Конечно, монументы, памятники архитектуры, музеи, кафе и рестораны остались на месте, но городские улицы по своей запущенности приблизились к восточному базару, у большинства прохожих совсем не европейская внешность, часто слышна арабская речь. Тот факт, что недавние теракты были совершены именно в Париже, не случаен - он отражает трагическую реальность центра мировой культуры, теряющего свой национальный стержень. Показательно, что во Франции, как и в ФРГ, появилась пользующаяся большим спросом литература на тему о «самоубийстве» этих великих европейских наций, допускающих чрезмерное увеличение доли иммигрантов в составе населения, что грозит изменить его генетический код. Одной из первых решилась заговорить вслух о данной проблеме живущая во Франции Елена Чудинова, опубликовавшая 10 лет назад (2005 г.) пессимистический прогноз «Мечеть Парижской Богоматери», ставший мировым бестселлером. Бывает, что со стороны иногда лучше видно.
Нынешние проблемы с беженцами с арабского Востока наложились на уже существовавшие в Евросоюзе трудности с иммигрантами. Этим главным образом и объясняется высокий накал эмоций в затронутых волной беженцев европейских странах. Однако смятение коренного
населения можно понять. Во Франции, возле Кале, через который приехавшие надеются проникнуть в Англию, выплачивающую им пособия выше, чем в континентальной Европе, возникло нечто вроде первобытного палаточного поселения, где в ужасающих антисанитарных условиях живут люди, каждую ночь штурмующие переправляющиеся через Ла-Манш паромы и идущие по туннелю товарные поезда. Поселение неслучайно получило название «джунгли»: его обитатели не пускают к себе никого и устроили настоящую битву с полицией, когда та решилась наконец ликвидировать это криминальное гнездо. Что касается ФРГ, то немцев, до того в своей массе достаточно толерантно относившихся к иммигрантам, потрясли события 31 декабря 2015 г. в Кёльне, когда беззаботные гуляки женского пола (по старой германской традиции новогодняя ночь с шумом и гамом празднуется на улицах, а немецкие женщины давно и радикально эмансипированы) стали объектами похотливых действий «людей азиатской внешности».
Свой катастрофический характер ситуация приобрела вследствие масштабов бедствия на родине беженцев, а также характера и настроений этих людей. Миссионерский раж «насаждения демократии», охвативший Запад после дезинтеграции СССР, втянул «Большой Ближний Восток» в бесконечные гражданские войны, сделав его лёгкой добычей для террористов. Военные действия в регионе превратили многие территории в необитаемые. Как раз трагическая судьба Ближнего Востока убедительно доказывает пользу сохранения инструментов сдерживания масштабов разгула
новоявленных «хозяев вселенной». Пока существовал мощный военный фактор СССР, сам этот факт сводил на нет полёт фантазии инициаторов западных крестовых походов.
Обширность ареала бедствия обусловила массовость феномена -в прошлом году в Евросоюз прибыло более миллиона иммигрантов, в текущем ожидается не меньше. Даже если считать сирийцев и иракцев, действительно бегущих от войны, речь не идёт о бедноте, о нищих: иммигранты сами оплатили свой переезд, за который мафия дерёт втри-дорого. Среди прибывающих в Европу поразительно много молодых мужчин совсем не измождённого вида. Непохоже, что они мечтают о том, чтобы сесть за парту или клянчить милостыню. Скорее они собираются требовать то, что им, как они полагают, причитается. Они убеждены в том, что Евросоюз, приложивший руку к разрушению обычной для них жизни в местах традиционного обитания, должен обеспечить им безбедное существование у себя, причём на уровне европейских стандартов. Им чужда мысль, что для этого придётся приспосабливаться к правилам и обычаям стран, в которые они стремятся в поисках благополучия, осваивать чужой язык, соблюдать принципиально иные законы. Они искренне считают, что смогут чувствовать себя в Европе «как дома» с той лишь разницей, что не будет войны и терактов, а получение денег не связано с необходимостью работать. Они априори считают, что принявшие их страны обязаны гарантировать привычную для иммигрантов среду существования, сохранив систему их нравственных
приоритетов и общественной морали, согласно которой, например, женщина без хиджаба или паранджи - это доступная женщина и с ней можно не церемониться, а «если от многого взять немножко, то это не кража, а просто делёжка».
Иммигрантское цунами приобретает черты апокалипсиса по мере того, как становится всё более ясным, что под личиной беженцев в Евросоюз стали просачиваться и террористы, как активные (например, теракты в Париже совершили мнимые сирийцы, прибывшие через Балканы), так и «спящие», которые должны быть активированы по мере надобности. Полиция стран Евросоюза не в состоянии справиться с растущей преступностью среди иммигрантов и одновременно с обостряющейся террористической угрозой. Европейские службы безопасности могут только предупреждать и поднимать тревогу, но и это в довольно узких рамках.
Политкорректность стала буквально второй натурой не только политиков, но и органов охраны правопорядка Евросоюза. Почему-то считается, что если не говорить
вслух о правонарушениях со стороны иммигрантов, то этих нарушений как бы и нет.
Попытки полиции замолчать события новогодней ночи в Кёльне - яркий тому пример.
Ещё более красноречива недавняя история с несовершеннолетней девочкой Лизой из русскоговорящей берлинской семьи. Если бы не было уличных демонстраций «российских немцев» и рассказа корреспондентов телевидения из России о них, полиция германской столицы, скорее всего, так и промолчала бы.
И в том, и в другом случае отмолчаться не удалось. Но вот в Берлине неприятности начались не у иммигрантов и не у полиции, а у российских журналистов, которых обвинили во «вмешательстве во внутренние дела ФРГ» и «провоцировании межнациональных конфликтов».
Такой неожиданный поворот становится понятным, если учесть, что в скандал оказались вовлечёнными проживающие в Берлине турки. А в отношении турок политкоррект-ность германских официальных властей не знает предела. Ведь все надежды канцлера Меркель на более или менее благополучное для неё преодоление кризиса с иммигрантами связаны с Турцией.
Квадратура круга
Иммиграционный кризис чувствительно ударил по всем странам Евросоюза. Его называют самым опасным испытанием для сплочённости интегрированной части континента за всю историю ЕС. Поиски выхода из кризиса стоят на первом месте в перечне забот населения стран ЕС и, соответственно, в числе очередных задач их правительств. Поскольку речь идёт о сообществе
с высокой степенью внутренней взаимозависимости, логично было бы ожидать какого-то общего решения, никого не оставляющего за бортом. Однако реальность оказалась гораздо более пёстрой, чем теоретические выкладки. Евросоюз, только что послушно и дисциплинированно взявший под козырёк после получения ценных руководящих указаний Вашингтона относительно
антироссийских санкций в связи с государственным переворотом на Украине, оказался на этот раз разобщённым и неспособным найти приемлемый для всех своих членов рецепт спасения. Не исключено, что именно воспринимаемые как тяжкий удар по собственной экономике санкции побудили европейцев критически отнестись к проамериканскому настрою А. Меркель, пытающейся «сколотить» нечто вроде антироссийской оси между ЕС и Турцией, несущей немалую долю вины за сирийскую трагедию.
Не подлежит сомнению, что ФРГ могла бы использовать своё ведущее положение в Евросоюзе более конструктивным образом, чем тот, который избрала канцлер. Ведь ясно, что самым рациональным и эффективным способом снять проблему беженцев для Европы было бы содействие восстановлению нормальной жизни там, откуда люди бегут, т. е. уничтожить на их родине террористические анклавы, прекратив тем самым гражданскую войну, помочь возродить разрушенные города и селения, перезапустить экономику. Другими словами, поддержать усилия России, не теряя времени, приступившей к реализации именно этих задач. Понятно также, что для достижения такой цели нужна поддержанная с воздуха наземная операция по ликвидации террористов, осуществить которую может только регулярная сирийская армия во главе с легитимным главой государства - президентом и главнокомандующим Башаром Асадом.
Частичное и временное перемирие, достигнутое под эгидой России и США, сути дела не меняет. Вашингтон и союзники США, в част-
ности ФРГ, по-прежнему добиваются ухода Асада. Но это означало бы немедленный развал сирийской армии и окончательный распад государственных структур, и тогда эта многострадальная страна была бы целиком отдана на разграбление террористам, исламский терроризм окончательно превратился бы в реальную глобальную угрозу, а иммиграция стала бы постоянной европейской проблемой. Это бы также означало, что Турция бесповоротно закрепила бы за собой позицию всемогущего вымогателя по отношению к Евросоюзу, в то время как только слепой не видит, что амбиции Анкары отнюдь не исчерпываются планами расчленения Сирии и захвата части её территории. Ещё большими угрозами чревато турецкое намерение втянуть НАТО в осуществление навеянных ностальгией о былом оттоманском величии планов фундаментальной перекройки карты Ближнего Востока и прилегающих территорий. В воздухе явственно тянет гарью надвигающейся большой войны.
В этот опаснейший момент ФРГ решила играть роль «адвоката дьявола». Рассудку вопреки, наперекор стихиям Меркель настойчиво добивается осуществления своего варианта выхода из сотрясающего основы Евросоюза кризиса. Этот вариант прост до примитивности:
1. Европа остаётся открытой для исламской иммиграции (канцлер по-прежнему убеждена: «Мы справимся»).
2. ФРГ продолжает принимать львиную долю иммигрантов при некотором снижении их числа, но одновременно вводит распределение прибывающих (и уже прибывших)
беженцев по всем странам - членам ЕС в утверждённой совместно пропорции.
3. Турция путём усиления охраны своих границ принимает меры для определённого сокращения числа направляющихся в Евросоюз иммигрантов, за что награждается денежной премией (первоначально речь шла о 3 млрд евро, но затем турки стали требовать больше) и обещаниями прогресса на переговорах о вступлении в ЕС.
Даже если отвлечься от вопроса об эффективности и реализуемости конкретных положений «плана Мер-кель», он получил лишь чисто платоническую поддержку со стороны партнёров ФРГ по Евросоюзу. Против принятого ЕС осенью 2015 г. решения перераспределить за три года 160 тыс. беженцев, прибывших в ближайшие к кризисным очагам союзные страны, никто открыто не возражал; на самом деле эта цифра представляется смешной по сравнению с миллионом беженцев, принятых за год одной ФРГ.
Однако в феврале 2016 г. Комиссия ЕС констатировала, что на деле за истекший период из Италии и Греции были переселены только 583 чел., т. е. 0,36% от установленного количества: 140 чел. приняла Финляндия, 135 - Франция, 51 - та же ФРГ.
Половина членов ЕС не приняла ни одного иммигранта.
Судя по всему, дело упирается самым банальным образом в катастрофическую нехватку денег и у центральной брюссельской конторы, и у государств - членов ЕС (например, намеченная дань Турции должна состоять из взноса Комиссии Евросоюза и выплат каждого правительства, причём обсуждается
возможность заменить приём дополнительного количества беженцев увеличением такой выплаты). Повсеместные финансовые осложнения обусловлены экономическим кризисом, антироссийскими санкциями и принятыми Россией контрмерами. Главным образом по этой причине в Евросоюзе не наблюдается ни малейшего энтузиазма в отношении того, чтобы брать на себя обязательство делать финансовые подарки непредсказуемой Турции.
Восточноевропейские «новобранцы» Евросоюза и даже ряд его старых членов также категорически не согласны напрягать свои бюджеты и рисковать обострением внутриполитической обстановки ради приёма дополнительных контингентов беженцев, которых население явно не желает видеть. Популярным среди евроскептиков лозунгом стал лозунг: «Мы их не звали!».
Не исключено, что ФРГ придётся в конце концов взять основные расходы по «плану Меркель» на себя, хотя немцам этого очень не хочется, главным образом из-за риска поощрить и так уж чрезмерные иждивенческие настроения партнёров. Вероятно, недавний отказ Франции разрешить въезд иммигрантов сверх уже принятого количества практически похоронил идею перераспределения иммиграционных потоков. Выраженная Меркель в последний момент готовность пойти на некоторое ограничение числа приезжающих в ФРГ иммигрантов никого не убедила даже в самой Германии. Помнят лишь о её широковещательном обещании принять всех желающих. И в ФРГ, и в остальном ЕС это заявление канцлера воспринимается как одна из основных причин схо-
да иммигрантской лавины. Понятен логический вывод: раз Меркель пригласила беженцев, пусть она сама с ними и разбирается.
В наиболее тяжёлую ситуацию попали те члены Евросоюза, которые по своему географическому положению стоят первыми на пути следования иммигрантов в «страны их мечты» - ФРГ, Швецию, Великобританию. На протяжении долгих лет «проходным двором» в Европу была и в определённой мере продолжает оставаться Италия, на чьи средиземноморские острова высаживаются беженцы из Северной Африки. По некоторым данным, сейчас более 200 тыс. потенциальных беженцев дожидаются в разорённой Ливии возможности переправиться на итальянский остров Лампедуза. Однако в последнее время роль главных «европейских ворот» перешла к Греции, принявшей на себя поток людей, бегущих через Турцию: с 2015 г. «балканский маршрут» стал основным для проникновения иммигрантов в Евросоюз. «Путь из греков в варяги» пролёг через не очень процветающие и потому, с точки зрения беженцев, «несоблазнительные» страны Восточной Европы. Однако их непривлекательность не значит, что для промежуточных стран проход беженцев не связан с тяготами и неприятностями.
Транзит беженцев требует довольно крупных расходов со стороны государств, через которые он осуществляется. Не говоря уже о необходимости уборки гор мусора, неизбежно остающегося в результате вынужденного скопления неорганизованных масс людей на небольшом пространстве, нужно предоставлять транспорт для дальнейшего пере-
мещения прибывающих, создавать пункты питания, строить временные лагеря для проживания в более или менее человеческих условиях, проводить регистрацию, поскольку у значительной части иммигрантов либо нет никаких документов, либо они фальшивые (все стремятся выдать себя за сирийцев, так как выходцы из находящихся в состоянии войны стран легче получают статус беженцев).
По правилам Евросоюза, иностранные граждане, не обладающие въездными визами, должны регистрироваться в той стране ЕС, в которую они попали в первую очередь, и там же ожидать решения, будут ли они признаны беженцами и оставлены на территории ЕС или нет, что означает депортацию в страну выезда. Вследствие катастрофически массового наплыва иммигрантов эти правила не соблюдаются, во всяком случае полностью. Турки сознательно не контролируют потоки выезжающих со своей территории, греки просто не успевают это делать, другие вообще не хотят иметь дела с иммигрантами. У стран транзита почти сразу же проявилась склонность жёстко лимитировать число вступающих на их землю беженцев, часто вообще препятствовать прибытию «чужаков». Первой закрыть границу для них осмелилась Венгрия, за ней в том или ином объёме последовали другие. Среди стран «балканского маршрута» мигрантов пока только Греция и Сербия не отгородились от соседей стенами.
Теперь и Австрия, не отстающая по уровню жизни от ФРГ, ввела ограничения для въезда иммигрантов, грозивших затопить маленькую альпийскую страну. Она готова
принять в текущем году только 37 тыс. заявок на предоставление статуса беженца (в 2015 г. эта цифра составила 90 тыс.), причём дневной максимум принимаемых заявок не должен превышать 80, а пропускать в другие страны ЕС она собирается лишь 3200 чел. ежедневно. Как следствие такой ситуации -Греция и Италия увековечиваются в статусе «золушек» Евросоюза: они превращаются в резерваты, где беженцы будут неограниченное время ожидать, когда власти соседних государств пропустят их дальше, если пропустят вообще. Возникает гигантский иммигрантский «отстойник», где у пришлых есть все шансы стать самой многочисленной группой населения. Иммигрантское бедствие со всей силой обрушилось на итальянцев, греков и сербов, как будто им до этого не хватало собственных бед. А для Сербии, не являющейся членом Евросоюза, это ещё и похмелье в чужом пиру.
Поток иммигрантов поставил под удар одно из самых значительных достижений европейской интеграции - режим свободного перемещения людей внутри Евросоюза (точнее - его Шенгенской зоны). Растерявшиеся европейцы начали поиски виновных в том, что в своё время не была обеспечена «надлежащая охрана» внешних границ Шенгена. Со всех сторон стали раздаваться призывы срочно возвести эффективную преграду на пути проникновения иммигрантов на территорию Евросоюза. Как всегда, был избран самый простой путь: от Греции потребовали в течение трёх месяцев добиться сокращения поступления беженцев и поголовной регистрации тех, кто уже прибыл. Для этого гре-
ческому правительству пришлось бы в обозначенные сроки многократно усилить пограничную стражу, организовать множество лагерей прибытия со штатом регистраторов и контролёров, а также построить пограничные стены на всех островах, расположенных напротив Средиземноморского побережья Турции. Вряд ли всё это окажется возможным. В таком случае грекам грозит официальное или неофициальное исключение из Шенгенской зоны. «Балканский маршрут» действительно можно перекрыть таким образом, но Грецию ждёт в этом случае невообразимая катастрофа.
Кризисную обстановку обострили условия, на которых Евросоюз согласен удержать Великобританию в числе своих членов. В частности, Лондону разрешено ввести особые «временные» ограничения социальных выплат не только для прибывающих извне иммигрантов, но даже для переселенцев из других стран ЕС, что является демонстративным актом издевательства над основополагающими принципами европейской интеграции. Одновременно вследствие протеста, заявленного Вишеградской четвёркой восточноевропейских стран (Польша, Венгрия, Чехия, Словакия), было провалено итальянское предложение о санкциях (или хотя бы о сокращении субсидий из казны ЕС) в отношении тех членов Союза, кто полностью или частично отказывается принимать иммигрантов.
Сегодняшнюю ситуацию в ЕС можно подытожить следующим образом: развал Шенгенской зоны уже пошёл; не исключено, что за ним в ближайшем будущем может начаться и демонтаж Евросоюза в це-
лом. Многообещающий эксперимент в области интеграции Европейского континента грозит закончиться крахом из-за слабохарактерности, не-
дальновидности и неспособности политического руководства ЕС своевременно и адекватно реагировать на вызовы времени.
Руководящие деятели Евросоюза часто жалуются на то, что на протяжении нескольких последних лет им страшно мешают следующие один за другим кризисы, приучившие граждан составляющих ЕС стран видеть в нём символ не столько прогресса и роста благосостояния, сколько деградации и бесконечных осложнений, становящихся раз от разу глубже и безнадёжнее. Как правило, причиной такого неблагоприятного развития объявляется «национальный эгоизм», т. е. неготовность европейцев пожертвовать своими национальными интересами ради создания «супергосударства», которое и должно самостоятельно решать, что хорошо, а что плохо для каждого из них. Придумали даже термин «десолидаризация» для обозначения коренного зла, так некстати поразившего Евросоюз. По этой логике преодоление обрушившейся на интегрированную часть континента череды несчастий лежит на путях возвращения к истокам - построению «наднациональной Европы», о которой грезили «отцы интеграции». Но шансов на осуществление такого сценария сегодня ещё меньше, чем 70 лет назад. Не только нации западной половины Европы с их уходящими в седую глубь истории корнями, но и более «молодые» восточноевропейские народы, как никогда, твёрдо убеждены в том, что никто не сможет надёжнее защитить их законные интересы, чем они сами. Выход из кризиса можно и нужно искать не через попытки оживления мумий, а через признание реальностей и опирающиеся на них концепции.
Если хотите, идеалом реализации идеи всеобщего Pax Americana является сегодняшняя Украина с её внешним управлением и Джо Байденом в качестве американского прокуратора. Кстати, украинский национализм (точнее - шовинизм) по понятным причинам не вызывает праведного гнева западных либералов: всё, что направлено против России, способно только умилять их. Это лишний раз доказывает, что схематизм в оценках политических феноменов по-прежнему неуместен. Недопустимо, чтобы этикетка «правый» расценивалась в России по образцу средневековой реакции на ярлык «прокажённый».
