Научная статья на тему 'Европа: от временных иностранных рабочих к новым этническим меньшинствам'

Европа: от временных иностранных рабочих к новым этническим меньшинствам Текст научной статьи по специальности «Социологические науки»

CC BY
264
45
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Аннотация научной статьи по социологическим наукам, автор научной работы — Михайлов Сергей Васильевич

The article covers the particularities of a migration model characterizing the Western Europe of recent decades, demonstrates how it differs from models of the past, including the recent one. A special emphasis is put on the development in the leading European countries of multiple unsociable ethnic enclaves whose very existence hinders migrants' adaptation to cultural, linguistic and other contexts of a country of residence. Based on the analysis of all the tendencies related to ethnic migration the author proposes three possible scenarios for further development of the situation, makes prognoses and provides quantitative estimates.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Европа: от временных иностранных рабочих к новым этническим меньшинствам»

* Статья подготовлена в рамках работы над коллективной монографией по указанной проблематике, выход которой предполагается во второй половине 2005 г.

1 Мюле Р. Использование иностранной рабочей силы в Швейцарии (1945-1970 гг.) // Миграция и миг -ранты в мире капитала. - Киев, 1990. - С. 109113.

2 Togora Y. Migrants workers in France. -Lozanne, 1988. - P. 14.

С.В.Михайлов ЕВРОПА: ОТ ВРЕМЕННЫХ ИНОСТРАННЫХ РАБОЧИХ К НОВЫМ ЭТНИЧЕСКИМ МЕНЬШИНСТВАМ*

Сценарии, по которым развивались миграционные процессы в Западной Европе, претерпели всего за несколько десятилетий радикальные изменения.

На протяжении длительного периода европейские страны выступали в роли традиционного и массового поставщика иммигрантов. Их основные потоки шли в Северную и Южную Америку, в Австралию, растекаясь также по африканским и азиатским колониальным владениям европейских держав. Внутриевропейская миграция, ставшая заметным явлением в первые десятилетия послевоенного периода, имела определенные исторические аналоги и была, прежде всего, ориентированы на возникающие потребности в рабочей силе, на межстрановые перепады в ее оплате. Правда, круг стран-поставщиков и стран-потребителей рабочей силы был достаточно узок, а ее передвижение чаще всего ограничивалось пересечением границ сопредельных стран.

Со второй половины XIX столетия более-менее устойчивыми европейскими центрами притяжения рабочих рук извне становятся Германия и Франция, и отчасти - Швейцария. Последняя, кстати, перед первой мировой войной уже решительно вышла на первое место в Европе сразу по двум показателям использования иностранной рабочей силы. Привлеченные в нее иностранцы составляли к 1910 г. 16,4% от всех работающих и 54,2% от работников физического труда1. Во Франции к этому же времени численность иностранных рабочих достигла миллиона человек, из коих четверть была сезонными рабочими в сельском хозяйстве. В национальном отношении среди мигрантов преобладали итальянцы и бельгийцы. В межвоенный период на второе после итальянцев место выдвинулись поляки, число которых при максимальном подъеме миграционной волны доходило до полумиллиона человек2. На выходцев из Польши приходилась значительная часть иностранной рабочей силы и в Германии.

Вскоре после второй мировой войны и перед тем, как решительно смениться миграционными волнами из развивающихся стран, переливы рабочей силы между европейскими странами получили новый импульс. Потребности в рабочей силе в этот период оказались

3 Castles S., Kozack G. Immigrants workers and class structure in Western Europe. - Oxford, 1983. — P. 118-122. 4 International migration today. — Vol. II: Imerging issue / ed. by Stahl C. — Paris, 1988. — P. 10.

5 Шене Ж.-К. Эмиграция из Центральной и Восточной Европы //Актуальные проблемы Европы. — М., 1992. — С. 62-62.

столь велики, что они уже не могли покрываться ни за счет новых поступлений на рынок труда (а они тогда были меньше обычного вследствие начинавшего сказываться демографического эха войны), ни за счет высвобождения рабочей силы в сельском хозяйстве и в ряде отраслей промышленности (добывающей, металлургической, легкой...). В этих обстоятельствах многим частным и государственным компаниям казалось наиболее простым выходом из положения обратиться к давно опробованным внешним источникам пополнения рабочей силы - к вербовке иностранных рабочих.

Внутриевропейская трудовая миграция того периода оказалась весьма внушительной по масштабам, заметно расширился круг стран-поставщиков рабочей силы, а само ее перемещение обрело довольно четко выраженную географическую направленность - с юга континента на север. К такому традиционному для минувших десятилетий поставщику рабочих рук как Италия, присоединяются Испания, Португалия, Югославия.

Подобный поворот нередко происходил поэтапно. Так, из Испании за 50-е годы за океан выехали 545 тыс. чел., в то время как на европейское направление к 1960 г. приводилось только 28% всех мигрантов. Но уже через несколько лет, в 1964 г. страны Европы стали объектами притяжения для 89% (!) выезжавших испанцев. С середины 60-х до середины 70-х гг. их границы пересекла 931 тыс. выходцев из этой страны. Очень важно указать здесь на существенное различие между заокеанской и европейской волнами испанской миграции, которые правомерно квалифицировать соответственно как преимущественно «семейную» и преимущественно трудовую. Среди выезжавших за океан до 50% приходилось на женщин и детей до 15 лет, в то время как направлявшиеся в страны Европы на 85% состояли из мужчин,

3

причем в основном молодых возрастных групп .

Новым (официально работа за границей была разрешена только в 1964 г.) и одним из самых крупных из внутриевропейских источников трудовых ресурсов стала бывшая Югославия. К 70-м годам около 1,4 млн. ее граждан находились в странах Западной Европы4.

Восточная Европа, конечно, была и продолжает быть представлена в миграционных потоках на запад континента не одними только югославами. По оценке сотрудника Национального института демографических исследований Жана-Клода Шане с 1946 до 1989 гг. из-за «железного занавеса» выехало до 10 млн. чел.5 Правда, чуть ли не половина из них приходилась на жителей ГДР (более 4 млн. чел., или 25% ее первоначального населения), покинувших ее еще до возведения Берлинской стены. Следует также иметь в виду, что многие из выехавших поляков (около 2 млн. чел. между 1946 и 1969 гг.), евреев, венгров (волна 1956 г.), чехов (волна 1968 г.) имели пунктами назначение не европейские страны, либо использовали те в качестве транзитных.

Миграционные потоки с востока (включая территорию бывшего СССР) стали заметно полноводнее с конца 80-х годов. Однако не они определяют сегодня миграционную ситуацию, ее специфику и комплекс социально-политических последствий. На роль бесспорной миграционной доминанты выдвинулся «Юг», но только теперь это уже был не юг самого европейского континента. И именно новые, «дальние» источники перемещающихся людских ресурсов обусловили принципиально новое звучание далеко не новой для Западной Европы миграционной проблемы.

Анализ соответствующих материалов дает основание вычленить четыре европейские модели инициирования миграции и последующих попыток ее регулирования. При всей их условности и взаимоналожениях друг на друга, они обладают несомненными специфическими чертами (особенно применительно к начальным стадиям процесса).

1. В начале послевоенного периода почти везде в Европе в привлекаемых иностранных рабочих виделась сугубо временная категория, а сам же процесс миграции предполагался в качестве контролируемого и обратимого. Больше всего и дольше всех на пути практической реализации такой концепции удалось преуспеть Швейцарии, поэтому «швейцарский вариант» представляет интерес как наиболее жесткий, последовательный и прагматический. Объектом регулирования в его рамках к тому же был достаточно репрезентативный (по величине и поступательной динамике роста) людской массив: объем иностранной рабочей силы в стране возрос с 50 тыс.

6мюле р указ соч - с чел. в 1946 г. до 823 тыс. в 1970 г., перевалив затем за миллион6.

109. Приток мигрантов и их пребывание в Швейцарии регулировалось

законодательством 30-х гг., обновленном в 1949 г., и предусматривавшим выдачу дифференцированных разрешений на въезд (А, Б, В и Г).

Разрешение «А» получали сезонные рабочие и на срок не более 9 месяцев. Подобный документ не предполагал никакой мобильности в профессиональном и географическом плане: его обладатели фактически не имели права свободно передвигаться по стране и менять место работы, профессию и кантон на протяжении всего указанного срока. Очень схожим с предыдущим являлось и разрешение типа «Б», с той лишь разницей, что оно могло быть продлено. Лишь документ типа «В» давал возможность более длительного пребывания, не ограничивая к тому же свободу выбора места работы. Что же касается разрешения «Г», то его получали так называемые «приходящие» работники, которые ежедневно возвращались к себе домой, в приграничные населенные пункты в сопредельных странах.

Реакцией на нарушение установленных «правил игры» могла быть только немедленная депортация, что, естественно, тем более относилось к наметившемуся с 60-х гг. ручейку нелегальной иммиграции.

Универсальность швейцарского опыта для соседних европейских стран, конечно, проблематична. Эта альпийская республика предельно компактна и, соответственно, в ее просторах очень трудно затеряться. Не менее значимо в данном отношении отсутствие городов-гигантов, создающих максимально благоприятную среду для иммигрантских общин-гетто, которые притягивают к себе все новые пополнения соплеменников. Сказывается несвязанность Швейцарии с реализацией прямой или косвенной имперской роли, которая влекла переброску миграционных мостов из зависимых стран и территорий.

Весьма велика в воплощении швейцарской миграционной модели роль близких (как в территориальном, так и, что еще более важно, - в социокультурном плане) и гарантированных источников преодоления дефицита в рабочей силе. Даже к концу 80-х годов, когда ситуация начала меняться и в Швейцарии, из приблизительно миллиона иностранцев более половины приходилось на жителей сопредельных стран, из коих почти 400 тыс. были итальянцами, 113 тыс. западными немцами и австрийцами и 47 тыс.

7в о lay j.-c Vorlet J.- - французами7. Другими словами, формообразующими миграционного P. The foreign массива стали именно те этносы, которые в совокупности и образуют нацио-

population resident in

нальную структуру швейцарского общества (правда, в данном случае в

Switzerland. Lozanne,

1988. — P. 9. обратной пропорции) и все три языка которых являются государственными.

Велико представительство и других выходцев из европейских стран: 130 тыс. испанцев и португальцев, 67 тыс. югославов и т. д.

Доля мигрантов из неевропейских стран в Швейцарии по-прежнему относительно невелика и до недавнего времени сводилась преимущественно к выходцам из Турции. Последние годы, не изменив сколько-нибудь существенно такое соотношение, весьма разнообразили этническую палитру, в том числе за счет выходцев из Юго-Восточной Азии, Латинской Америки и черной Африки. Почти все прибывшие оттуда являются соискателями политического убежища.

Отсутствие в швейцарской модели явной зависимости между динамикой миграции и заметным обострением на этой почве социально-политической ситуации (даже на региональном уровне) вовсе не означало, что этот процесс шел гладко. Недовольство наличием в стране столь большого числа иностранцев и неизбежного шлейфа сопутствующих этому проблем уже с 60-х гг. оживило дискуссии о путях развития рынка труда. В них обнаружились различные подходы, отражавшие стоявшие за ними интересы.

Установки на решительное сокращение занятости иностранцев сочетались со стремлениями на ее стабилизацию и интеграцию части мигрантов в швейцарское общество. Последняя точка зрения находила воплощение в таких шагах, как постепенный отход от практики недопущения проживания иностранных рабочих вместе с семьями, неоднократного снижения установленного срока пребывания в

стране главы семьи, после достижения которых разрешался вызов домочадцев и т. д. Заметно увеличилась численность обладателей разрешений типа «В», дающего возможность длительного пребывания в

стране. Таковое, например, ко второй половине 80-х гг. уже имели почти 90%

8

итальянцев .

Таким образом, швейцарская модель, вопреки очевидным исходным установкам, не предотвратила процесс трансформации части временных иностранных рабочих в постоянных жителей страны. Однако, в силу указанных выше причин, такое развитие не привело к складыванию крупных самовоспроизводящихся общин новых национальных меньшинств.

2. Английскую модель отличает максимальная обращенность (как к источнику иностранной рабочей силы) в сторону территорий, входивших некогда в Британскую империю и продолжавших входить в Содружество. В этом отношении она как бы противоположна швейцарской, равно как и в плане географической удаленности стран исхода мигрантов.

Первая крупная партия рабочих была завербована для работы на лондонском транспорте в Вест-Индии, на острове Барбадос, на котором была сравнительно неплохо поставлена система образования. Среди прибывших с Барбадоса было много бывших государственных служащих острова, привлеченных более высокими заработками в Великобритании. Впрочем, сроки иммигрантов из Вест-Индии скоро начинают преобладать выходцы с других островов, особенно с Ямайки, многие из которых имели сельское происхождение и работали у себя на родине в крупном плантационном хозяйстве.

С конца 50-х годов на роль ведущего поставщика иностранной рабочей силы в Великобританию выдвигается новый регион-полуостров Индостан (Индия, Восточный и Западный Пакистан). Уроженцами индийского субконтинента, т. е. «вторичными» иммигрантами являлось и большинство из тех, кто прибыл в Великобританию из стран Восточной Африки. Поток коренных африканцев шел в основном из Западной Африки и был гораздо более скромным по размерам.

Следует отметить, что с самого начала Великобритания формально не имела иностранных рабочих в том смысле, в котором это понятие стало употребляться в странах континентальной Западной Европы. Подобное положение вытекало из специфики страны как центра Содружества. Так как подавляющее большинство лиц, прибывающих для заполнения рабочих вакансий, были выходцами из стран Содружества, то с правовой точки зрения они обладали теми же гражданскими правами, которыми пользовались сами англичане. Естественно, никаких препятствий тут не могло быть на приезд вместе с семьей, никак не лимитировались сроки пребывания в бывшей метрополии и т. д.

9

Britain 1972. An official Handbook. — L, 1973. — P. 11.

10 Grecic V. Modern work-force migration in Europe. - Belgrade, 1975. — P. 34.

Максимальный поток «цветной», как ее здесь называли, иммиграции пришелся на рубеж 50-60-х годов. Только за три года (1960-1962) в страну прибыло 388 тыс. человек9, причем свыше трех четвертей приходилось именно на «небелые» страны Содружества. Число «цветных» иммигрантов продолжало увеличиваться, хотя и не в столь впечатляющих масштабах, и позже спешного введения в 1962 г. ограничений на въезд. Из 335 тыс. чел., которые пересекли границы страны между июлем 1962 г. и декабрем 1968 г., 257 тыс. были членами семей ранее приехавших «цветных»10.

Факт массового прибытия в Великобританию жен и детей иммигрантов заслуживает особого внимания. Как ни парадоксальный может показаться на первый взгляд, но окончательным толчком к трансформации представителей этнических общин из временных рабочих в постоянных жителей дослужили разработка и постепенное ужесточение антииммигрантских мер. Иммигранты сознавали, что в случае выезда из Англии у них уже не будет шансов вернуться сюда когда-либо вновь. Вызов семьи облегчал пребывание в чужой стране и обычно сопутствовал решению остаться на новом месте еще на несколько дет. Большинство еще не собиралось оставаться в Великобритании навсегда.

Приведенная выше зависимость всегда срабатывала и в других странах. С одной стороны, тревожащий рост числа иммигрантов приводит в действие механизм запретительных мер. С другой же, сами эти меры заметно расширяют круг желающих остаться, т. е. выступают в роли дополнительного фактора в консолидации этнических общин на постоянной основе.

Что касается Великобритании, то за упомянутым законом 1962 г. последовали еще более суровые, вступившие в силу в 1971 г. и в 1983 г. Последний из них, в частности, ввел ограничения даже на простое посещение Великобритании обладателей британских паспортов (неангличан по национальности), проживающих на ее зависимых территориях. Более того, вопреки семисотлетней традиции, дети, рожденные на территории самой Великобритании, перестали получать британское гражданство автоматически. Но так или иначе, «цветная» община (точнее конгломерат общин) уже сложилась и продолжала развиваться за счет естественного прироста. Причем развитие это, несмотря на перекрытие массовых внешних источников пополнения, шло по восходящей линии. Ведь почти все переселенцы принадлежали к молодым возрастным группам и были выходцами из регионов с высоким уровнем рождаемости. Ее высокие показатели остались почти теми же и на территории бывшей метрополии. Абсолютный прирост общины уже в 70-е годы составил примерно 50 тыс. чел. в год, в то время как ежегодный прирост населения Великобритании в целом дотягивал только до 15 тыс. чел. Великобритании суждено было стать первой европейской страной, столкнувшейся с феноменом «второго поколения»

иммигрантов из неевропейских стран как с массовой категорией. Другими словами, английская модель являет собой вариант прямолинейного, форсированного (почти с нуля) и скоротечного перенесения очень большой массы людей, сильно различающихся (и между собой тоже) в расовом, конфессиональном, социокультурном отношении, в принципиально иные условия существования.

3. Следующая миграционная модель, которая могла бы быть условно обозначена как франко-германская, вбирает в свою орбиту (с поправками на определенную национальную специфику) и ряд других стран (Бенилюкс, Скандинавия). Ее суть в своеобразной комбинации двух предыдущих моделей, точнее, в постепенной трансформации одной в другую.

Первый период отличается активным использованием излишков рабочих рук, имевшихся в странах южной и отчасти восточной Европы. Обращение к этим источникам, как отмечалось выше, шло по уже отработанным в предвоенные десятилетия схемам.

Для Западной Германии, например, их использование началось даже с некоторым запаздыванием, поскольку, помимо подпитки из ГДР (до августа 1961 г.), сказывалось перемещение на ее территорию 8-10 млн. немцев с тех земель, которые перешли под юрисдикцию СССР, Польши, Чехословакии. Однако в 60-х годах бурное развитие западногерманской экономики потребовало дополнительных и крупных людских ресурсов, поступление которых призвана была гарантировать серия межгосударственных соглашений. Первое из них было заключено еще в 1955 г. с Италией, за ним доследовало подписание аналогичных документов с Испанией и Грецией (1960 г.), с Турцией (1961 г.), с Португалией (1964 г.) и, наконец, с Югославией (1968 г.).

Весьма характерная черта внутриевропейских потоков - их возвратность, вернее, высокие показатели таковой. По подсчетам, произведенным в 1964 г. в Испании, к этому времени в страну уже возвратилось от двух третей до трех четвертей испанцев, выехавших в " international европейские страны между 1960 и 1982 гг.11

migration in Еитре. - к настоящему времени число итальянских, испанских и португальских

Belgrade, 1975. - P. 2.

рабочих в других европейских странах, по сравнению о 60-ми и 70-ми годами, заметно поубавилось. Теперь в 90-х, впрочем, особого значения это уже не имеет, коль скоро движение рабочей силы в рамках расширившегося (пространственно и с точки зрения параметров интеграции) Европейского Союза стало свободным.

Но еще до спада внутриевропейской миграционной волны стала быстро набирать высоту другая, аналогичная потокам, шедшим на Британские острова. Правда, ее этнические составляющие были совсем другими.

Для Германии (ФРГ и Западный Берлин) главным неевропейским резервуаром стала Турция. Для Франции - сразу целая группа стран, бывших в недалеком прошлом ее колониальными владениями.

Turkish workers in Europe: A socioeconomic reappraisal. Leiden, 1996. - VII -P. 17.

13 International migration today. — Vol. II: Imerging issue. — Paris, 1988. — P. 76.

На роль главных поставщиков рабочих рук выдвигаются Алжир, Марокко, Тунис. Со временем все заметнее становится ручеек чернокожей миграции, который питают бывшие французские колонии в экваториальной западной Африке (Сенегал, Мали), с одной стороны, и нынешние заморские департаменты Франции (Мартиника, Гваделупа, Реюньон), с другой. Большинство (порядка 300 тыс. чел.) иммигрантов-неевропейцев в Нидерландах также приходятся на осколки небольшой колониальной империи этой страны (Суринам, Антильские острова).

Дальнейшее развитие идет по «типовому» сценарию. Потребности в дополнительной рабочей силе быстро иссякают, но желающих из стран «Третьего мира» предложить свои услуги в этой области становится все больше, при этом они не проявляют желания возвращаться на родину даже при отсутствии работы и даже шансов ее отыскать. В отличие от «английского варианта», на континенте процесс превращения временных иностранных рабочих из неевропейских стран в новые и «вечные» национальные меньшинства не столь быстр и прямолинеен, но конечные результаты в принципе оказываются одинаковыми.

В Западной Германии доля турок, составлявших там основу неевропейского этнического компонента, возросла в общей численности иностранцев с 1% в 1961 г. до 35% в начале 90-х годов12. Параллельно этому развивался процесс укоренения иммигрантов. В 1961-1976 гг. на каждые 100 прибывавших в континентальные страны Европы иностранных рабочих приходилось 68 выезжавших оттуда на родину; в последующие годы второй показатель демонстрировал неуклонное сползание вниз. Если в 1973 г. свыше половины мигрантов в ФРГ находились там не более 4 лет подряд, то в 1982 г. - лишь 23,4%, а доля проживающих в стране более 10 лет, наоборот, возросла за этот период почти в три раза - с 16,2 до 47,5%). Во Франции доля членов семей среди иммигрантов только за 1973-1980 гг. выросла сразу вдвое - с 35,5 до 70,7%о13. Ряды подобных статистических штрихов можно было бы продолжать, в том числе и по другим странам, и почти все они ложатся на одну чашу весов.

Комплекс мер по регулированию миграционных процессов в основном сводился к трем составляющим, главной из которых также был неоднократный пересмотр миграционного законодательства, попытки развернуть его в сторону нейтрализации новых и нежелательных реалий. В ФРГ, например, с 1960 г. «подготовка иностранцев к возвращению на родину» стала одной из официальных целей федерального правительства. Такой курс включал ограничения на поступление новых партий рабочих иммигрантов, ограничения на вызов семей (в частности, снижалась возрастная планка детей, которых можно с собой привозить), подготовку к возвращению части из осевших в стране иммигрантов, и, наконец, помощь в интеграции определенных категорий проживающих в немецком обществе.

Другим преломлением политики «выдавливания» осевших в стране иностранцев, не подпадающих под разрешительные статьи миграционного законодательства, была практика групповых депортаций. Большого распространения это однако не получило, поскольку поиск потенциальных объектов высылки в уже сложившихся и солидарных с ними общинах был крайне затруднен. Сама депортация вызывала шумный резонанс в средствах массовой информации, и главное, ее результаты в общенациональном масштабе оставляли желать лучшего.

Столь же неэффективным на поверку оказался и метод «пряника». Финансовые выплаты, которые практиковались в 80-х годах во Франции, Бельгии и ФРГ и были адресованы каждому согласившемуся вернуться на родину (плюс отдельно и в определенной пропорции на каждого члена его семьи) сколько-нибудь заметного воздействия на динамику иммигрантских общин не оказали. Развитие уже последних явственно шло по «английской модели».

4. Еще более разительную эволюцию претерпела четвертая миграционная модель, которая условно названа «итало-испанской». Обе эти страны, выступив как крупнейшие поставщики рабочих рук в сопредельные европейские страны, в последние десять-пятнадцать лет сами превратились в объекты притяжения мигрантов.

Названная модель демонстрирует элементы подобия с нынешней российской, сочетающей в себе разнонаправленные миграционные тенденции.

Возрастающий интерес к перемещению в Италию или Испанию стали проявлять представители тех этнических групп, миграционные потоки которых уже были устойчиво направлены на другие страны. В первую очередь речь идет здесь о выходцах из государств Магриба, расположенных в самом непосредственном соседстве. Особой активностью стали отличаться марокканцы, которых от Испании, например, отделял только Гибралтарский пролив. Североафриканский (арабский) компонент на Иберийском и Аппенинском полуострове уже к началу 90-х гг. перешагнул миллионную отметку. Подобно арабам, часть в прошлом однозначно ориентированных на Францию сенегальцев стали обосновываться в Испании. Как в Испании, так и в Италии, стали заметно расти общины филиппинцев, центром притяжения которых издавна являлись США.

Другой компонент миграции более традиционен и связан с бывшими колониальными или зависимыми территориями тех или иных стран. В эту схему полностью вписывается, например, возникновение и рост общин эритрейцев или ливийцев в Италии. Даже в Португалии, основу небольшой по нынешним европейским меркам общины составляют выходцы из колониальных владений этой страны - выходцы из Анголы и островов Зеленого Мыса.

Небольшим, но характерным примером глобальной переориентации миграционных потоков последних десятилетий, служит

фиксация латиноамериканской составляющей в Испанию (в первую очередь -из стран Центральной Америки). До сих пор (и на протяжении многих столетий!), как известно, Латинская Америка подпитывалась мощным людским потоком именно с Иберийского полуострова.

Таким образом, все рассмотренные модели (за исключением, да и то с оговорками, разве что швейцарской), обнаруживают эволюцию к усилению (вплоть до полного преобладания) в миграционных этнических потоках представительства неевропейских стран, с одной стороны, и становление на базе общин временных иностранных рабочих новых национальных меньшинств, с другой.

Численность неевропейского населения 15 стран Европейского Союза в канун его масштабного расширения на восток в мае - 2004 г. превысила 20 млн. чел., в то время как еще в начале 50-х гг. эта величина едва достигала 300 тыс. чел. (более чем пятидесятикратное увеличение при жизни двух поколений!).

Столь беспрецедентный рост этнической миграции, равно как и шлейфа сопутствующих ей проблем, сопровождался, как уже отмечалось, нарастающим ужесточением миграционного законодательства на страновом уровне. Предпринимаются попытки, правда не всегда успешные, выработки единой политики и на уровне Европейского Союза.

Если сопоставить западноевропейское законодательство по регулированию миграции, то оказывается, что при всех страновых вариациях, на начало нынешнего столетия в общем-то осталось пять законных способов получить разрешение на пребывание в стране:

а) заключение трудового контракта, шансы на которое по сравнению с прошлым резко сузились;

б) воссоединение семей;

в) учеба;

г) брак с гражданином или гражданкой данного государства;

д) получение политического убежища.

Если в 1972 г. в Западной Европе насчитывалось 13 тыс., имеющих указанный статус беженцев по политическим и сходным мотивам, то тридцать " Joly в Refugees■ лет спустя их число перевалило за четверть миллиона14 и, главное, выявило

Азу1ит т Еигоре. -ь., возможности очень быстрого и чуть ли неограниченного роста.

1992. - Р. 1-2. 4. „ _ _

Беспрецедентность масштабов, которое стало обретать рассматриваемое

явление со второй половины минувшего десятилетия, определялось прежде всего двумя факторами, их взаимовлиянием и взаимоусилением. Один из них связан с расползанием зон нестабильности, локальных и гражданских войн, межэтнических конфликтов и этнических чисток. Очаги перманентной нестабильности вплотную приблизились к границам Европы и даже, впервые за много десятилетий, оказались в пределах этих границ (Югославия, постсоветское пространство). Каждый последующий год стал вносить существенные

коррективы в оценки численности беженцев в мире, последняя из которых превысила 20 млн. чел. в год и практически тут же устарела.

Наличие столь мощного глобального источника сорванных с мест людей и его нарастающее давление на более благополучные регионы и страны, включая отдаленные, наложилось по времени на расширение практики блокирования миграционных потоков, связанных с трудовыми, экономическими и сходными мотивами.

Неудивительно, что вариант с политическим убежищем стал широко использоваться не только умножающими жертвами преследований или трагически складывающейся ситуации у себя на родине, но и другими категориями желающих получить легальный доступ в ту или иную страну. Даже при отказе от предоставления убежища, сам процесс предоставления прошения занимает определенное время и дает возможность, спокойно осмотревшись в чужой стране, попытаться подыскать иные пути укоренения. Возможным и достаточно распространенным в таких случаях вариантом была, в частности, нелегальная занятость.

Воздвижение заслонов на пути возрастающих потоков беженцев оказалось гораздо более сложной проблемой, нежели по отношению к другим категориям мигрантов. Ведь любые меры в этой области затрагивали принципы, декларированные как международными организациями, так и основополагающими национальными документами. К примеру, гарантия прав на предоставление политического убежища в Германии содержалась в статье 16-й конституции ФРГ.

Характерно, что дискуссии вокруг международно признанных прав и механизма их конкретного воплощения в жизнь в конкретных обстоятельствах стали вестись еще с начала 80-х годов, т. е. еще до того, как рассматриваемая миграционная волна набрала столь внушительную высоту. В частности, право каждого индивида на поиск убежища, по некоторым трактовкам, еще не есть право требовать его, и оценка возможностей его предоставления является прерогативой каждого государства. Что же касается соответствующих положений страновых документов, то настрой (явный и маскируемый) на необходимость скорейшего и радикального их пересмотра был очевиден.

Практически во всех странах притяжения мигрантов наблюдался устойчивый рост смешанных браков, существенная доля которых приходится на браки фиктивные, являющиеся одним из каналов миграции. Популярность их для желающих попасть в Европу постоянно растет, поскольку, помимо возможности формально легального въезда, этот вариант дает доступ к системе социального обеспечения в полном объеме. Обе стороны почти не рискуют. Неудивительно, что динамика «международных» браков на порядок превышает показатели роста заключения браков в целом.

В Германии межэтническим является примерно каждый десятый брак и показатели их расторжения намного выше, нежели в семьях, создаваемых немцами. Помимо все того же фактора фиктивности заключения брачного союза, еще одной причиной разводов является так называемый «культурный шок», возникающий из-за слабого представления супругов об обычаях и нормах поведения, коих склонен придерживаться их избранник.

Особое место в сегодняшних (как, без сомнения, и в завтрашних) миграционных потоках принадлежит нелегальной миграции. Начало этого процесса в Западной Европе обозначилось еще в 80-е гг. и увеличение нелегального компонента шло постепенно. По мере воздвижения на пути въезда потенциальных соискателей рабочих мест заграждений из запретительных актов, их проникновение принимало скрытый, нелегальный характер. Указанная динамика шла по нарастающей, и в количественном отношении нелегальный поток начинал составлять конкуренцию всем остальным типам миграции вместе взятым.

Примечательно, что объектами притяжения нелегальных иммигрантов становятся практически все европейские страны, как недавние импортеры, так и экспортеры рабочей силы. Даже в такой далекой от миграционных потоков (на «прием») стране, как Греция, в настоящее время насчитывается не менее 250 тыс. рабочих-нелегалов; в Германии цифрой в 150 тыс. чел. оценивается один только годовой приток нелегальных иммигрантов. В Италии, более столетия подряд являвшей собой классический пример трудоизбыточной страны уже насчитываются сотни тысяч иммигрантов, причем с явным превалированием нелегального компонента. Как всегда в подобных случаях разброс количественных оценок исключительно велик. Максимальные из них называют цифру в 1 млн. чел., не имеющих разрешения на пребывание в '5MigrcmtsinEurope - стране, по сравнению с 600 тыс. чел., такое разрешение получивших15.

Strasbourg, 1987. - P. 32- Подобные показатели были бы еще выше, если бы не периодические 37 «амнистии» для определенных групп, обосновавшихся в Европе нелегалов с их последующей легализацией.

Важная особенность указанной фазы сводится к быстрому и полномасштабному сращиванию двух явлений: нелегальной иммиграции и организованной преступности. Нарастающее миграционное давление по линии «Юг» - «Север» в сочетании с предельно сужающимися легальными каналами обусловили складывание специфического рынка услуг для потенциальных мигрантов, готовых такие услуги оплатить. Спрос оказался столь велик, а дело таким прибыльным, что подобный рынок стал быстро набирать обороты и даже обретать глобальные черты. По оценкам, прозвучавшим на конференции, проведенной в конце 1994 г. в Женеве под эгидой Международной организации по делам миграции, в его орбиту вовлекаются сотни тысяч людей по всему миру. Соответственно дохода от операции

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

16 Mariotti С. Chandestini d'Italia // L 'Espresso, 1989, # 36, 10. —XI. P. 32-37.

Галкин A.A. Новые времена — новые проблемы // Государство и общество в условиях глобализации: взгляд слева / Под общ. ред. Галкина А.А. — М., 2003. - С. 15.

исчисляются сотнями миллионов, если не миллиардами долларов .

За короткий срок возникла хорошо организованная криминальная сеть, которая гибко реагирует на любое изменение ситуации, оперативно расширяя, например, деятельность в районах разгорающихся региональных конфликтов. Структуры по обеспечению нелегальных людских потоков отличают такие черты, как хорошо отлаженная система получения информации, проникновение в службы пограничного контроля ряда стран, наличие самых современных транспортных средств, развертывание целой индустрии по изготовлению фальшивых документов и т. д.

Сами же по себе формы нелегальной иммиграции не новы и в той или иной мере реализовывались и раньше.

Наверное, самым традиционным путем нелегального проникновения является переход границы, минуя какой-либо контроль вообще. В последнее время явным предпочтением повсеместно пользуются уже не столько сухопутные, сколько морские границы, высадка целых групп на побережье страны притяжения с яхт, катеров и проч.

Самыми массовыми являются каналы проникновения в избранную страну с использованием легального повода въезда.

Все больше и больше людей, например, делают попытку остаться и «раствориться» в стране после истечения срока трудового контракта, приглашения к родственникам или знакомым, после завершения рассмотрения просьбы об убежище и отказе в нем. Переход из легального в нелегальное состояние здесь как бы растянут во времени и иногда позволяет не только подыскать новое пристанище, но и какую-то работу.

Еще более простым вариантом этого же канала служит использование для въезда предельно доступной туристической визы. Ежегодный счет путешествующим идет на десятки миллионов и количество посещающих ту или иную европейскую страну нередко превышает численность ее собственного населения (на 50 с лишним миллионов французов, например, приходится свыше 80 млн. посещающих страну иностранцев и т. д.).

Мощное демографическое давление «Юга» на Европу, как минимум, не ослабнет. В этом же направлении работают и другие факторы, и в первую очередь, разрыв в уровнях существования их населения. Немалое значение приобретает и такой важный социально-психологический феномен, обмечаемый проф. А.А.Галкиным17, как знание о таком разрыве и о его масштабах. Под воздействием бурного развития средств информации подобное знание стало важным элементом формирования массового сознания в самых глубинных и бедных странах мира. В этих условиях различия в уровне существования работают подобно разнице потенциалов в электрической сети, стимулируя движение от минусового полюса к плюсовому.

В этом же направлении действует современная транспортная революция, сделавшая передвижение к центрам благополучия из самой отдаленной глубинки проще, а, следовательно, доступнее.

Если во внутриевропейской миграции, при всех вариациях и отступлениях, тенденцию к ассимиляции (полной или частичной, замедленной либо ускоренной) можно выделить в качестве превалирующей, то представители новых миграционных волн демонстрировали скорее приверженность изоляционистскому варианту. Для них, как свидетельствуют данные многочисленных страновых исследований, характерны, прежде всего, процессы консолидации с последующей этнотрансформацией в специфические общности, в новые и слабо растворимые в окружающей среде национальные меньшинства.

Тяготение к общинной замкнутости, в том числе территориальной, обуславливалось уже самим составом современных миграционных волн, куда более чужеродных (причем сразу по целой совокупности ключевых показателей) для принимающего общества, чем были большинство иммигрантов предшествующего периода. Более того, не менее чужеродными по отношению друг к другу оказывались и отдельные категории самих мигрантов.

Конечно, было бы преувеличением абсолютизировать эту тенденцию. Будучи магистральной для иммигрантов новых этнических волн, она, тем не менее, не является единственной, и принцип «плавильного котла» отнюдь не утратил своей актуальности. Одним из существенных критериев здесь служит уже упоминавшийся показатель смешанных браков (за вычетом, естественно, фиктивных). Однако эта встречная тенденция принципиально не меняет общей картины. Во-первых, этнические общины постоянно пополняются и цементируются новыми поступлениями мигрантов. Во-вторых, им свойственен очень высокий естественный прирост, заметно опережающий фоновые общестрановые показатели.

Значительная часть мигрантов по оси «Юг» - «Север» направляется прежде всего в города, особенно крупные, имея при этом преимущественно сельское происхождение. Из всех этнических групп наиболее высокие показатели предшествующего опыта городской жизни имели, пожалуй, только турки: 53,5% из них прибыли в Германию непосредственно из трех крупнейших городов своей страны - Стамбула, Анкары и Измира. Однако при ближайшем рассмотрении выясняется, что родились там только 23,5%, а остальные использовали их лишь как трамплин для последующего 18 Smith A. Ethnic revival перемещения в Германию18.

m modem world. - Переезд из деревни в город или из одной страны в другую сам по себе

Cambridge, 1981. - P.

120-121. требует значительных изменений в образе жизни, вызывает существенную перестройку психологии. Большинству из иммигрантов исследуемых этнических волн пришлось пережить воздействие сразу двух этих перемен. К тому же сами страны-поставщики мигрантов находились на совершенно ином уровне развития.

Среди многих факторов и их комбинаций, способствующих или препятствующих ассимиляции, далеко не последнее место принадлежит соотношению количества прибывающих иммигрантов, с одной стороны, и протяженности периода их прибытия. Для принимающего общества, безусловно, лучше, если такой процесс растягивается на продолжительное время, при одновременно минимизации численности самих иммигрантов. Накат же исследуемых миграционных волн происходил как раз с точностью до наоборот.

Наличие этнически родственных общин способствовало постепенному рассасыванию этой людской массы, смягчению возникавших вокруг них проблем. И при форсированной, и при относительно плавной иммиграции, «своя» этническая община выступала в качестве особой социальной инфраструктуры, исключительно значимой для новых пополнений. Сложившаяся сеть миграционных связей, своего рода система капилляров, заметно облегчала движение людей в непривычную среду. По мере накопления иммигрантов в странах пребывания возможности их самоорганизации, самоструктурирования, естественно, возрастали.

Возникновение этнических иммигрантских общин характерно и для европейских волн в Новый Свет минувшего столетия (особенно с обретением ими южно- и восточноевропейского наполнения). Тем не менее, как представляется, те общины, которые формируются нынешними миграционными потоками, гораздо ближе к аналогу другого рода. Речь идет о параметрах модели «гетто» (как в пространственном, так и в социально-психологическом смысле), выработанной чернокожим меньшинством Соединенных Штатов в ходе перемещения с плантаций в южных штатах в крупные города и отличающейся повышенной степенью изоляции от основного (белого) общества.

Сеть этнических анклавов в городах Европы, представляющих собой своего рода городские деревни, как показывают результаты многочисленных социологических изысканий в этой области, в нынешнем ее виде скорее затрудняет полномасштабную интеграцию в принимающее общество, нежели способствует ей. Этническая община конца XX - начала XXI столетия в большей мере, чем ее давние аналоги у европейских иммигрантов, способствует консервации национальных традиций, обычаев, стереотипов и т. д. При определенных условиях она может не только не нейтрализовать, но и стимулировать те или иные компоненты и аспекты национального самосознания. Этот процесс как бы вплетается и взаимоусиливает тот, который наметился в последний период и был назван в этнологической литературе (прежде всего, касательно традиционных, «коренных» национальных меньшинств) периодом этнического возрождения.

Воздействие этнической общины на вновь пребывающих многообразно. Прежде всего, последние рассчитывают, естественно, на

P. 128.

содействие в подыскании работы или каких-нибудь иных возможностей заработать. Часто такая помощь не является разовой и роль окружения может быть даже более значимой при подыскании второго и последующего 9 Togora Y. Op. cit. - занятия19. Как правило, найденная таким путем работа лежит в сфере типичной для иммигрантов занятости и, следовательно, не является выходом за пределы этнического окружения.

Само это окружение можно было бы представить в виде трех концентрических кругов. В первый, самый тесный, входят родственники, близкие знакомые и соседи, отношения с которыми предполагают наличие каких-то взаимных обязательств. Круг второй вбирает в себя более поверхностные и отдаленные знакомства с когда-то виденными людьми, что дает возможность обратиться к ним за содействием в каких-то отдельных случаях и обстоятельствах.

Но существует еще и третий внешний круг, который, на наш взгляд, заслуживает особого внимания, поскольку характерен прежде всего для относительно небольших и значительно отличающихся от основной массы населения этнических групп. Просматривается он и в крупных, но там выражен несколько слабее. Речь идет о потенциальной возможности обратиться за помощью (и получить ее) к совершенно незнакомым людям уже в силу взаимной принадлежности к одной общине, к одной этнической общности.

Впрочем, социализирующая роль этнической иммигрантской общины не ограничивается только этим. Она же является и элементом социального контроля, наподобие традиционной деревенской общины где «все друг друга знают». Ее члены вынуждены (осмысленно ил подсознательно) считаться с это общей социально-психологической зависимостью.

В определенных ситуациях община может быть и инструментом остракизма в отношении тех, кто явно нарушает какие-то значимые этнические нормы и принципы. В отлучение об общины - достаточно серьезная угроза. Ведь даже у представителей интеллектуальной этнической миграции, часто вынужденных в силу профессиональных причин жить и работать вне своего этнического окружения, процесс адаптации оказывается чрезвычайно трудным и болезненным из-за отсутствия возможностей опереться на соотечественников или получить психологическую разрядку в родственной среде.

Изоляционистским тенденциям способствуют не только внутриобщинные процессы, но и внешние (помимо изменившейся ситуации на рынке труда или сложностей отношений с местным население) факторы. В их число можно вписать, например, влияние программ по стимуляции возвращения иммигрантов на родину. В Германии среди основных задач таковых было осуществление мероприятий на федеральном и локальном уровнях по поддержанию такой этнокультурной среды, которая была бы сходной со средой в стране исхода (классов с родным языком, этнических фестивалей, учреждения этнических

20 Салмип A.M. Маргинализация и идеологические блуждания: фран цузский опыт // На изломах социальной структуры. — М., 1987 — С. 254.

обществ и т. п.). Все это объективно работало в пользу искусственного поддержания естественного барьера между новыми этническими меньшинства и принимающим обществом.

На это же работали и многие другие факторы, в том числе концентрация иммигрантов практически во всех сферах их жизни и деятельности. К примеру, в одной из городских средних школ Брэдфорда (Англия) доля небелых учащихся достигала 95%.

Следует отметить, что для существенной части иммигрантов (особенно в первом поколении), далеко не свободно владеющих всеми формами языка принимающей страны, закономерно повышается роль родственных и земляческих каналов коммуникации. Так было, например, в период «золотого века» иммиграции в Соединенные Штаты, когда возникали многочисленные польские, венгерские, немецкие и иные печатные издания. По мере врастания иммигрантов в американское общество тираж и само число подобных газет и журналов неуклонно сокращалось.

Нынешняя ситуация отличается от исторических прецедентов сразу в нескольких отношениях. Во-первых, в социо-культурном плане представители исследуемых миграционных волн куда более удалены от реалий страны пребывания. Во-вторых, их общины более замкнуты по отношению к окружающему обществу, тяготеют к модели «гетто». В-третьих, они постоянно продолжают подпитываться земляками с родины, в том числе и по нелегальным каналам. И, в-четвертых, современная коммуникационная «близость» мира позволяет сохранять и поддерживать связь даже с самыми отдаленными странами исхода мигрантов (доставка газет, журналов, видеофильмов и т. д.).

Как справедливо полагают некоторые исследователи (в частности, А.М.Салмин, рассматривавший данную проблематику на французском материале) ассимиляция в чужеродное в культурном отношении общество далеко не сводится к постепенному - от поколения к поколению -«привыканию» к этому обществу. Этот процесс намного сложнее и противоречивее. Если неитегрированность или неполная интегрированность -общая судьба всех иммигрантов в первом поколении (включая европейских), причем, очевидно, степень их адаптации к новым условиям прямо пропорциональна времени, проведенному в стране, то из этого еще не следует,

что второе поколение иммигрантов более интегрировано в общество, чем

20

первое .

В последнюю пару десятилетий облик этнических общин в растущей степени начинают определять дети иммигрантов, выросшие в принимающих странах, а часто даже здесь и родившиеся. С каждым годом доля детей и подростков из семей иммигрантов становится все более внушительной и эти показатели демонстрируют тенденцию к росту, в том числе и за счет более высоких, чем у местного населения, показателей рождаемости.

Социализация молодого поколения протекала под воздействием, зачастую конфликтным, двух различных культур - семьи и местной общины, с одной стороны, и более широкого неэтнического окружения - с другой. В конечном счете оно оказалось вне той и другой культуры, маргинальным по отношению к обеим. Этот процесс вписывался в более широкий, в трансформацию иммигрантской культуры в этническую.

«Городское гетто», населенное этническими меньшинствами, превратилось в постоянный источник напряженности, способный в любое время разразиться очередной вспышкой. «Цветные» - на сегодняшний день наиболее предрасположенная к активному протесту категория маргиналов. Они не только являют собой явный и вопиющий диссонанс всей традиционной политической культуре, но и оказываются существенным фактором воздействия на другие социальные группы в обществе.

Если вспышки массовых волнений обитателей этнических общин, хоть и стали привычными, но все же носят спорадический характер, то проявления социальных аномалий имеют повседневный, устойчивый и исключительно масштабный характер. Одна из главных и усугубляющихся проблем, конечно, связана с криминогенной ситуацией. Преступность во всех ее формах и проявлениях, подростковых банд, до организованной и структурированной на городском уровне, стала настоящим бедствием этнических анклавов и прилегающих к ним территорий

Если усредненно оценивать ситуацию в странах Западной Европы, то окажется, что за пределами относительно замкнутых этнических общин живет менее трети иммигрантов (чаще всего оставаясь в орбите их воздействия). Развитие ситуации в общинах и вокруг них (криминальной в особенности, но не только ее одной) постоянно подпитывает процесс «разбегания» несхожих этнических общностей. Такое отторжение иногда можно проследить и между разными иммигрантскими общностями (например, между совокупностью азиатских и вест-индской в Великобритании).

Как представляется, в последние годы в отношении к миграции в Европе обозначился очевидный качественный сдвиг. Ситуация явно перешла за черту терпимости. В ряде стран уровень миграционного «насыщения» приблизился или быстро приближается к пределу, за которым дальнейшая количественная динамика будет прогрессирующе воздействовать на внутреннюю социально-политическую ситуацию.

Своеобразным барометром антииммигрантских настроений стали, например, периодические успехи на выборах праворадикальных партий (во Франции, Нидерландах, Дании, Австрии и т. д.) И уж совсем новым явлением стало перехватывание (пусть даже тактическое) лозунгов радикалов вполне умеренными партиями. Так, на выборах в январе 2003 г. лейбористская Партия труда фактически переняла

1. - С. 109-120.

значительную часть установок «Списка Фортэна». Кстати, сам Пин Фортэн 21 Григорьев А. XXI годом раньше получил в Роттердаме 35% голосов избирателей21. В достаточно

век: расходящиеся

сложном положении сказались некоторые социал-демократические партии, у

дороги развития // 1

Космополис. - 2002, N0 которых борьба за обеспечение прав иммигрантов напрямую сопрягалась с собственными фундаментальными ценностными установками.

В новое столетие Западная Европа вступила с новыми многочисленными (и растущими) этническими меньшинствами, которые отличаются от коренного населения в конфессиональном, языковом, культурном отношениях. Они, как правило, не стремятся слиться с окружением, принять утвердившиеся в стране пребывания обычаи, образ жизни. Более того, они четко осознают свою этническую специфику, свои интересы и возможности их отстаивать, используя политические и иные методы, утвердившиеся в ареале нового проживания. Примером такого рода могут служить массовые демонстрации во Франции против запрета на ношение мусульманских платков в учебных заведениях страны.

Еще одной относительно новой тенденцией стал перенос в страну нового проживания внешних политических проблем, которые к этой стране (или странам) прямого отношения не имеют. Возможно, первым громким звонком подобного рода стали массовые выступления курдов в связи с арестом их лидера Аджалана. Они имели место сразу в нескольких странах и произвели на европейцев сильное впечатление. А уж события, связанные с Аль-Каидой и Ираком, придали этому феномену статус постоянного.

В настоящее время преобладающая часть европейцев выступает за усиление внешнего контроля на внешних границах ЕС, при этом, правда, многие не против целевого приглашения иностранных рабочих и специалистов. Все чаще опросами общественного мнения фиксируются мотивы необходимости защиты собственной культуры, образа жизни.

При гипотетическом допущении снятия всех преград перед желающими въехать ясно, что в предельно короткие сроки может быть радикально изменена этническая структура обширных районов Европы. Другими словами, речь пойдет уже не столько о миграции, сколько о переселении народов. Но даже при сохранении и дальнейшем ужесточении правил на въезд, Европа оказалась с совершенной иной национально-этнической и конфессиональной структурой населения по сравнению с той, какую она имела в начале послевоенного периода.

Таким образом, правомерно утверждать, что миграционные процессы последних десятилетий, обусловившие возникновение нового национального вопроса, обрели необратимый характер. Даже если гипотетически допустить, что иноэтническая, иноконфессиональная и инокультурная миграция в Европу могла бы быть полностью перекрыта, заметный рост существующих общин (абсолютный и

Кстати, Ливия до недавнего времени еще как-то могла выступать одним из внутрирегиональных амортизаторов давления на европейские рынки труда со стороны бурного притока новых пополнений. Численность иностранных рабочих на ее территории достигла 2,5 млн чел., и, в плане соотношения их с численностью всего населения самой страны сопоставима разве что с государствами Персидского залива. Ливийская экономика дает заработок почти миллиону египтян, алжирцам, тунисцам, а также палестинцам, выходцам из Судана, Чада и Нигера. Тем не менее говорить о возможностях дальнейшего существенного расширения сферы приложения труда здесь уже не приходится.

относительный) в населении Евросоюза все равно будет продолжаться. Это обусловливается диаметрально противоположными показателями естественного прироста у коренного населения практически всех стран ЕС, с одной стороны, и у новых этнических меньшинств, с другой. В одном случае речь идет о «старении» населения и о его медленном абсолютном сокращении, в другом - о сохранении весьма высоких (для стран их нынешнего пребывания) уровня рождаемости.

В этой связи следует отметить, что вхождение в 2004 г. в ЕС десяти новых членов из Центральной и Восточной Европы, усугубило проблему слаборастворимых и слабоадаптированных сегментов общества в том числе и за счет коренных жителей континента. Речь идет о цыганах, особенно многочисленных в таких странах, как Венгрия, Словакия, Румыния. Кстати, увеличение их численности, по самым минимальным оценкам, за ближайшие 15-20 лет составит 3 млн чел.

Обратить вспять и даже приостановить процесс, раскручивающийся около пяти десятилетий, уже невозможно. Среди факторов, способствующих сохранению миграционного вызова, следует, конечно, прежде всего, выделить мощное и нарастающее демографическое давление. Применительно к европейским странам оно идет преимущественно из Азии и Африки. Так, у европейских стран на десятилетия вперед есть своего рода аналог Мексики и Карибского бассейна для Соединенных Штатов. В их роли выступают государства южного Средиземноморья (Алжир, Марокко, Тунис, Египет). Общая численность населения указанных четырех стран перешагнула двухсотмиллионную отметку и таким образом оставила позади совокупную численность населения в странах северного побережья Средиземного моря (Италия, Франция, Испания, Югославия, Греция). Но дело даже не в этом, а в разительных расхождениях показателей темпов прироста населения и соотношений составляющих его возрастных групп. Теперь на каждого молодого человека на северном европейском берегу Средиземного моря, которому исполнилось 20 лет, приходится примерно девять одногодков на южном африканском берегу. Недаром Италия, наряду с Испанией принимающая на себя основную массу морских нелегалов (бесконечные и до отказа набитые людьми суденышки являют собой зримую иллюстрацию из области переселения народов, нежели миграции), столь рьяно ратовала за отмену международных санкций против Ливии22. Ведь только после их снятия она могла поставить в эту страну соответствующее оборудование и попытаться с помощью ливийских властей обеспечить перехват судов еще у африканских берегов.

Нужно сразу оговориться, что представление о сегодняшней и завтрашней миграции в Европу невозможно получить, исходя только из совокупности страновых статистических данных. Официальная статистика более или менее полно отражала рассматриваемые

процессы на их начальных стадиях - в 50-х, 60-х, отчасти 70-х годах. По мере прогрессирующего разрастания нелегальной компоненты ситуация существенно меняется. Роль экспертных оценок все более повышалась и без обращения к ним уже просто невозможно получить сколько-нибудь адекватной картины.

Говоря о том, что рост иноэтнической составляющей в Европе необратим, следует принимать во внимание, что темпы и масштабы этой миграционной волны в обозримом будущем могут колебаться в достаточно широком диапазоне. Конечно, из него следует сразу же исключить возможности либерализации условий пересечения европейских границ, получения вида на жительство или разрешений на работу и т. п.

Как представляется, совокупность тенденций, связанных с миграцией, часто разнонаправленных, правомерно свести в 3 сценария.

Первый из них связан с простой механической экстраполяцией сегодняшнего состояния в этой области на обозримую перспективу. Из него вытекает постепенное, но неуклонное изменение соотношений в этно-конфессиональной структуре многих европейских стран в пользу новых национальных меньшинств. Относительно недалекая перспектива - удвоение, затем утроение их численности. А в очагах сосредоточения миграционных потоков, в первую очередь в мегаполисах, новые этнические меньшинства в своем недалеком будущем могут составить большинство в населении. Такое, кстати, уже произошло в ряде американских штатов, прилегающих к мексиканской границе.

Этот сценарий в «чистом» виде, пожалуй, наименее вероятен. По крайней мере, очень много в деятельности национальных правительств направлено в последние годы на блокирование массовых миграционных потоков и какие-то результаты подобной деятельности будут сказываться.

Вероятность второго сценария также невелика, хотя исключать его совсем все-таки не следует. Речь идет о жестком блокировании миграции, о попытках силового сведения ее к минимальным показателям. Подобная практика по сути своей явно неорганичная как для Европейского Союза в целом, так и для входящих в него государств. И уж тем более противоречит она базовым установкам европейской социал-демократии. Спровоцировать такое развитие событий способен разве что масштабный цивилизационный конфликт вне Европы, который неизбежно нашел бы отзвук в новых этнических общинах.

Если упомянутые выше два сценария все же носят преимущественно гипотетический характер, то третий - вполне реален. Он располагается как бы между двумя названными, способен колебаться в ту или иную сторону, и при этом явно тяготе к первому сценарию.

Анализ процессов, связанных как с миграцией в Европейский Союз, так и с расширяющейся практикой противодействия ей, позволяет предположить, что в ближайшие годы планка прироста этнических общин вряд ли опустится ниже показателя в 500 тыс. чел. в год. Весьма значительная часть этого прироста придется на мусульманские общины.

Совершенно очевидно, что процессы ужесточения страновых установок по отношению к потенциальным иммигрантам всех категорий будут и впредь последовательно реализовываться.

Есть основания полагать, что и на уровне ЕС, наконец, окажутся успешными попытки выработать основы единого миграционного законодательства и общей политики.

При заполнении реальных вакансий, прежде всего, низкооплачиваемых, в роли временного амортизатора способны выступить внутренние резервы самого раздвинувшего свои границы Европейского Союза. По крайней мере, после вхождения в ЕС десяти восточно-европейских стран (с явным аграрным населением) поток оттуда на запад соискателей рабочих мест значительно возрос. А на территории бывшей ГДР, где показатели безработицы к 2004 г. превысили 15%, появились бюро, предлагающие рабочие места в Австрии, Швейцарии и других странах. При этом, по сравнению с соискателями из восточноевропейской десятки, безработные восточные немцы оказываются менее «конкурентоспособными», они с гораздо меньшей охотой склонны соглашаться на заполнение «второсортных» вакансий.

Так что определенная ниша для нетребовательных мигрантов из государств вне «золотого миллиарда» останется и на обозримую перспективу. Другое дело, что она невелика, а миграционные потоки оттуда уже давно никак не соотносятся с реальными потребностями европейского рынка труда.

Список 1. Галкин А.А. Новые времена - новые проблемы // Государство и

литературы общество в условиях глобализации: взгляд слева / Под общ. ред. Галкина А.А.

- М., 2003. - 326 с.

2. Григорьев А. XXI век: расходящиеся дороги развития // Космополис.

- 2002, № 1. - С. 109-120.

3. Мюле Р. Использование иностранной рабочей силы в Швейцарии (1945-1970 гг.) // Миграция и мигранты в мире капитала. - Киев, 1990. - 184 с.

4. Салмин А.М. Маргинализация и идеологические блуждания: французский опыт // На изломах социальной структуры / Под. общ. ред. Галкина А.А. - М., 1987. - 316 с.

5. Шеие Ж.-К. Эмиграция из Центральной и Восточной Европы // Актуальные проблемы Европы. - М., 1992.

6. Bolay J.-C., Vorlet J.-P. The foreign population resident in Switzerland. Lozanne, 1988. - 23 p.

7. Britain 1972. An official Handbook. - L., 1973. - 684 p.

8. Castles S., Kozack G. Immigrants workers and class structure in Western Europe. - Oxford, 1983. - 402 p.

9. Grecic V. Modern work-force migration in Europe. - Belgrade, 1975.

10. International migration in Europe. - Belgrade, 1975.

11. International migration today. - Vol. II: Imerging issue / ed. by Stahl C.

- Paris, 1988. - 286 p.

12. IOM's seminar on trafficking in migrants // IOM News, 1994, #11.

13. Joly D. Refugees: Asylum in Europe. - L., 1992. - 176 p.

14. Mariotti C. Chandestini dTtalia // L'Espresso, 1989, # 36, 10. - XI. P.

32-37.

15. Migrants in Europe. - Strasbourg, 1987. - 260 p.

16. Smith A. Ethnic revival in modern world. - Cambridge, 1981. - 138 p.

17. Togora Y. Migrants workers in France. - Lozanne, 1988. - XI. 157 p.

18. Turkish workers in Europe: A socio-economic reappraisal. Leiden, 1996.

- VII. 425 p.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.