CC BY
37
НАУЧНЫЕ СООБЩЕНИЯ
Е.А. КРУПИНИНЛ
Эволюция взглядов на проблему взаимоотношения рационального и иррационального (философские аспекты)
Проблема рационального и иррационального является одной из центральных проблем современной философии. В разные исторические периоды она выступала в очень разнообразных концептуальных формах и вызывала резко различное к себе отношение, породив множество парадоксов, которые надолго затормозили процесс ее превращения в предмет строгого знания. Возникала она при исследовании целого множества сфер бытия человека. Например, при анализе психологических особенностей человека, его сознания и подсознания, его эмоций и инстинктов, социального, нравственного поведения личности, способов познания человеком мира и самого себя. В философии же эта проблема в самом общем виде охватывает толкование природы разума, его места и роли в познании, оценку действительности, человека, его отношение к окружающему миру с позиций разума или его отрицания.
Начальный этап становления этой проблемы можно охарактеризовать как ее постепенное освобождение от различного рода фидеистских истолкований и мистицизма. В XVII и XVIII веках представление о неосознанных формах душевной деятельности выходит за рамки теологии и становится предметом обсуждения в идеалистически и механистически ориентированных философских системах. И здесь сразу же возникают споры, которым было суждено пережить века.
Если Декарт и Локк, отвергнув без сомнения идею "неосознаваемой психики", заняли позицию, позволявшую, как им казалось, избежать логических несообразностей, то Лейбниц (в концепции "неощущаемых восприятий") и, особенно, Кант предпочли, напротив, пойти навстречу логическим трудностям, лишь бы избежать схем, упрощающих реальность. Проблема рационального и иррационального возникает у Канта на стыке двух миров -мира явлений и мира вещей самих по себе. Первый мир можно назвать рациональным. Он представлен для нас в схематизи-
рованном, упорядоченном, рациональном виде. Второй мир - иррационален, поскольку он теоретически недоступен разуму. Здесь рациональное и иррациональное противопоставлены друг другу в гносеологическом плане. Мы можем, однако, утверждает Кант, опосредованным образом убедиться, что у нас есть определенное представление, даже если последнее нами не осознается. Область восприятий и ощущений, которые нами не осознаются, или, иначе говоря, область темных представлений, беспредельно велика. Соотношение рационального и иррационального здесь таково, что иррациональное как бы не соприкасается непосредственно с рациональным: рациональное полностью
господствует в философском и научном познании, а иррациональное возникает в достаточно обособленных формах.
"Постклассическая" эпоха характеризуется выдвижением иррационального на первый план, подчинением рационального иррациональному. Иррациональное получает свой язык и проблематику, связанную уже не только с анализом разума, но, например, с переживанием экзистенции. В частности, особенностью философии Кьеркегора является сужение им реальности до одной определенной сферы - реальности человеческого существования. Именно особые свойства этой реальности - экзистенции - определяют собой взаимоотношение рационального и иррационального в кьеркегоровской философии.
В начале XX века намечаются новые подходы к исследуемой проблеме. В самом общем плане их можно разделить на два направления. Одно из них провозглашает непримиримую борьбу с разумом, замену его такими понятиями как инстинкт, жизнь, воля, бессознательное. При этом постичь их можно с помощью непосредственного чувства, переживания, интуиции, веры и т.п. Другое направление можно было бы охарактеризовать как рационализацию иррационального, то есть познания того, что прежде считалось иррациональ-
ным, принципиально непознаваемым. В рамках этого направления понятие разума пересматривается, обновляется и углубляется, делаются попытки использовать разум для проникновения в иррациональное. Наиболее ярким представителем этого направления был К.Ясперс.
В первую очередь вызывает интерес тот факт, что в учении немецкого философа рациональное и иррациональное оказались одинаково значимыми и равноценными. Разумное, по мнению Ясперса, немыслимо без неразумного; оно никогда не появляется в действительности без него. Вопрос только в том, в каком образе появляется неразумное, как оно остается, несмотря ни на что, и как оно может быть постигнуто. Однако разум только подводит к иррациональному, открывает его, но не способен раскрыть, познать, то есть рационализировать иррациональное.
Известно, что в это время в качестве главной опоры "позитивного" подхода к проблеме взаимоотношения рационального и иррационального все более отчетливо стал выдвигаться психоанализ. Его основоположник 3.Фрейд поставил вопрос следующим образом: в сознании есть нечто такое, что не определяется сознанием и, в то же время, не исходит от мира, отображаемого сознанием. Это нечто - иррациональное - можно уловить лишь по тем деформациям, которые оно вызывает, мешая осуществлению мыслительных действий или видоизменяя поступки субъекта. Эти следствия, представляющиеся, на первый взгляд, отрицательными, на самом деле вовсе не таковы. В них есть и своя "позитивность": они выступают как определенный способ решения проблем, как носитель собственного смысла. Именно к постижению и прояснению этого смысла и стремится субъект, преодолевая свои психологические торможения или же пытаясь разрешить свои проблемы наиболее простым способом. Бессознательное, открытое Фрейдом, - это пространство, где нет ни верха ни низа, ни добра ни зла, ни субъекта ни объекта.
Современную ситуацию в западной философии можно охарактеризовать как распад классической философской парадигмы с ее культом разума, обладающего вечными и неизменными законами. Существует множество подходов к проблеме рационального и иррационального: раскрывается значение иррационального в разных сферах человеческой деятельности, показывается специфика, закономерности и формы проявления иррационального, выясняется соотношение рационального и иррацио-
нального. Общим во всех этих подходах является признание рационального и иррационального как двух неразрывных сторон человеческого сознания. Инстинкт, рефлекгорность, интуиция, эмоции, аффекты, вера и т.п. суть иррациональные сущностные силы человека, которые не могут быть до конца вытесненными рациональностью. Например, К.В.Уилкес в книге "Реальные люди и мысленные эксперименты", характеризуя поведение животных, отмечает, что, будучи рациональными в пределах их когнитивных возможностей, они не могут вести себя рационально, когда обстоятельства ставят перед ними проблемы, превышающие эти возможности. Автор полагает, что человеческое сознание обладает большей широтой и гибкостью, которые заключаются в способности человека к иррациональным поступкам. Сознание, по его мнению, лишь верхушка айсберга, оно в значительной мере определяется тем, что находится "под водой".
Подобная точка зрения разделяется многими современными отечественными исследователями. Однако в предшествующие годы понятие "сознание" отождествлялось с понятием "психика", которое, в свою очередь, трактовалось узко, не включало некоторые важные структуры, в особенности, сферу бессознательного. Традиционным было рассматривать эту проблему в двух аспектах: а) объективная иррациональная видимость антагонистических общественных отношений как источник иррационалистических представлений субъектов этого общества; б) иррациона-листические формы проявления стихийных последствий человеческой деятельности [1].
В последние годы исследование проблемы взаимоотношения рационального и иррационального заметно оживилось. Опубликовано большое количество литературы, посвященной тем или иным ее аспектам. Исследуется содержание категорий "рациональное" и "иррациональное", делаются попытки дать им определение. Например, Н.С.Мудрагей, определяя рациональное, отмечает, что в гносеологическом плане - это "логически обоснованное, теоретически осознанное, систематизированное, универсальное знание предмета". В онтологическом плане - это "предмет, явление, действие в основании бытия которых лежит закон, правило, порядок, целесообразность". Иррациональное же, по мнению автора, имеет два смысла. Во-первых, иррациональное "таково, что вполне может быть рационализировано".
Взаимозависимость рационального и иррационального в этом смысле вполне ясна: непознанное превращается в познанное. Во-вторых, иррациональное то, "что в принципе непознаваемо никем и никогда"
[2]. Однако такое определение представляется не совсем корректным, как и утверждение о том, что иррациональное "принципиально недоступно рациональному познанию", "алогично или неинтеллектуально, несоизмеримо с рациональным мышлением или даже противоречит ему"
[3].
Действительно, рациональное и иррациональное противостоят друг другу не всегда однозначным образом. Иррациональное, прежде всего, необходимо рассматривать в качестве диалектической противоположности рационального, его реальной, а не временной и относительной антитезы. Весьма продуктивным подходом в этом плане представляется точка зрения, рассматривающая сознание как внутренне противоречивый, глубоко специфический и уникальный фактор реальности, основное противоречие которого складывается между его "светлым" спектром, выражаемым понятиями рационального, осознанного, суперсознательного, и "темным" спектром, выражаемым понятиями нерационального, неосознанного, подсознательного, иррационального. Таким образом, рациональное и иррациональное выступают сторонами основного противоречия сознания (И.И.Булычев).
Между рациональным и иррациональным, как относительно самостоятельными сторонами сознания, бывают противоречия и даже конфликты. В то же время эти стороны взаимосвязаны, находятся в постоянном взаимодействии, более того, могут находиться в гармоничном единстве. Например, одно из наиболее интересных проявлений иррационального - интуиция -заключает в себе богатые возможности для рационализации жизнедеятельности человека.
Надо отметить, что проблема взаимоотношения рационального и иррационального находит отражение и в такой традиционно рационализированной сфере деятельности человека, как наука. Характеризуя образ современной науки, В. В. Налимов отмечает, что она, несомненно, содержит в себе и рациональное, и иррациональное. По мнению автора, развитие науки идет таким образом, что в ближайшем будущем "мы будем жить не в мире ответов, а в безгранично расширяющемся поле вопросов", а сама наука "будет
выглядеть как иррациональное осознание рациональных построений".
Действительно, целью научной деятельности человека является, в конечном итоге, достижение истины. При этом пути ее достижения могут быть разнообразными. Считается, что рациональность предполагает истинность. Однако истинное может и не быть рациональным. Во-первых, потому что по форме выражения оно еще не поднято до уровня рационального сознания и не включено в систему знания. Во-вторых, потому что, например, в случае интуиции -неизвестен способ рационального получения и обоснования (доказательства) полученного результата.
Специфика человеческого бытия, в котором рациональная деятельность занимает все большее место, зачастую обусловливает абсолютизирование рационального в человеческом сознании. Всеобщая рационализация подчинила себе все остальные качества внутреннего мира человека. Вследствие этого человек стал пониматься, прежде всего, как исполнитель некоторых внешних норм, идеалов, функций, продиктованных культурой, разумом, моралью, социальными институтами и т.д. Однако осознанное поведение человека, прежде всего, его социальное поведение, оставляет место и проявлению иррациональных поведенческих актов. В этом плане интересным аспектом рассматриваемой проблемы представляется вопрос о человеческой иррациональности и свободе личности.
Поведение индивида считается рациональным, если его идеи, верования, эмоции хорошо фундированы. В противоположность им иррациональные идеи и верования выглядят необоснованными. Однако рациональные идеи и эмоции не могут быть поняты в полной мере без обращения к тому бессознательному, которое лежит в основе сознательной деятельности.
Природа человека, выходящая за границы рационального, означает, что он принципиально превосходит любой заранее принятый масштаб, любой видимый в перспективе предел, любое теоретическое предсказание. Более того, предполагается, что чрезмерно рационализированная среда является для человека неуютной, оказываясь в ней он мгновенно вырабатывает иррациональное поведение. При этом чем рациональнее становится общество, тем больше человек допускает иррациональных актов (В.П.Рачков). Вероятно, вследствие этого рационализации поддается скорее универсальный абстрактный индивид, нежели отдельный, уникальный конкретный
человек. Сфера рационального - это универсальное и типичное. Поэтому ограничивать описание личности областью рационального - значило бы уравнять ее с другими, а точнее, - подвести под определенный тип, группу, класс. Между тем "все духовное и великое возникает в жизни таинственным образом из себя самого и через самого себя... Так воспламеняется любовь; так человек молится; так творится искусство; так строится наука; так преодолеваются духовные кризисы; так крепнет духовный характер человека; так совершаются героические поступки" (И.А.Ильин). Отсюда можно сделать вывод о необходимости гуманизировать само иррациональ-
ное в человеке, чтобы оно существовало в единстве с рациональным, а не разрушило его.
1. См. Ойзерман Т.И. Рациональное и иррациональное // Вопросы философии. 1977, №2.
2. Мудрагей Н.С. Рациональное и иррациональное - философская проблема // Вопросы философии. 1994, №9.
3. Философский энциклопедический словарь. М. 1989.
Ю. Э. МИХЕЕВ
Возвращение в прошлое как момент диалектики характера в драме М.Ю.Лермонтова "Маскарад"
Диалектику характера обычно понимают как поступательное развитие: "движение от низшего к высшему, от худшего к лучшему, от меньшего к большему" [1]. Но возможен и обратный ход -тот, что лежит в основе драмы М. Ю. Лермонтова "Маскарад": история души
Арбенина, осуществляясь, протекая в настоящем, изначально сориентирована на прошлое, опрокинута в это прошлое -движение характера идет не по восходящей, а по нисходящей. Этим объясняется то исключительное значение, которое обретает в драме момент возвращения. Драма, в сущности, начинается элементарным физическим возвращением прежнего карточного игрока в давно знакомую ему атмосферу - за столом мечут банк и понтируют. Он здесь не только давно знаком, но, по его воспоминаниям, "часто здесь, бывало,
Смотрел с волнением немым,
Как колесо вертелось счастья" [2].
За карточным столом появляется, однако, не складывающаяся на сегодняшний день данность, а уже готовая, известная по прошлому сущность. Неизвестный, кстати, так и воспринимает Арбенина - гордому арбенинскому: "Вы знаете ль, кто я?" -противопоставляя свое категорическое: "Я знаю, кто вы были!" [3].
"Были", "был" - прошлое на задний план отодвигает на каждом шагу настоящее, вытесняет его - нынешнее, сегодняшнее состояние Арбенина и, в конце концов, взрывает это состояние изнутри. Уже начальный факт - возвращение Арбе-
нина за карточный стол - нельзя объяснить только желанием спасти проигравшегося Звездича. Нет, этот факт лежит скорее в плоскости некогда устоявшейся человеческой психологии - в душе Арбенина проснулся прежний игрок: "Не вытерпел...Зажглося ретивое..." [4] - иначе и не скажешь.
Но это только начальный и, по правде говоря, не самый главный этап возвращения Арбенина в прошлое. Сопоставить и противопоставить нынешнего Арбенина с тем, что он был когда-то, - вот что важно для Лермонтова. Момент возвращения становится, таким образом, своего рода контрольным пунктом в общем ходе духовной эволюции Арбенина. Другими словами: чтобы знать, вырос ты или нет, надо стать под старую мерку. Арбенин и попадает под эту старую мерку, появляясь, после долгого отсутствия, в свете "воскресшим и готовым к новой жизни" [5].
Процесс воскресения, становления нового Арбенина остается при этом за сценой. На сцене он обнаруживается в своем результате - готовность Арбенина "для жизни и добра" на словах и в конкретном поступке - спасение проигравшегося Звездича.
Этого, как оказывается, бесконечно мало, чтобы бесповоротно утвердиться в нравственных принципах новой жизни. Арбенин ведь только переступил порог обновления, обновление это в нем пока еще не укоренилось. Наоборот, в нем, очевидно, идет отчаянная, непримиримая борьба старого и нового, прошлого и на-
