CC BY
44
2.7. ЭВОЛЮЦИЯ САНКЦИЙ В УГОЛОВНОМ ПРАВЕ РОССИИ XVIII - НАЧАЛА XX ВВ.: ОТ ПРИНЦИПА НЕОПРЕДЕЛЕННОСТИ К ВСЕСТОРОННЕЙ НОРМАТИВНОЙ РЕГЛАМЕНТАЦИИ
Берестенников Алексей Геннадьевич, аспирант. Место учебы: Иркутский юридический институт. Филиал: филиал Всероссийского государственного университета юстиции (РПА Минюста России). E-mail: [email protected]
Аннотация
Задачи: В работе рассмотрены вопросы, связанные с эволюцией санкций уголовного права России XVIII -начала XX вв. Цель написания работы состоит в том, чтобы проследить изменение принципов, которым подчинялись структура и стилистические особенности таких санкций, а также связать эти принципы с современным уголовным законодательством.
Основные методы исследования: Формально-юридический, сравнительно-правовой, конкретно-исторический.
Выводы: В период с начала XVIII по 40-ые гг. XIX вв. санкции уголовного права России формулировались согласно принципу неопределенности так, что из их буквального содержания не следовало, какое наказание надлежало назначить виновному лицу за совершенное преступление. Начиная с 40-ых гг. XIX в., в праве утверждается принцип определенности (всесторонней нормативной регламентации) в вопросе формулирования санкций. Его зарождение связано с процессом подготовки и принятия Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г., дальнейшие укоренение в праве - с последующими законодательными актами. Основные факторы, оказавшие влияние на исследуемые принципы, - это уровень юридической техники, основательно проработанная общая часть уголовного закона, положения которой состояли в нормативном единстве с санкциями конкретных составов преступлений.
Оригинальность работы: Вопрос, связанный с эволюцией санкций уголовного права России XVIII - начала XX вв., слабо представлен в исследованиях по уголовному праву, а также по истории государства и права. По этой причине обращение к историческим аспектам данного вопроса позволит по-иному взглянуть на санкции современного уголовного права и избежать ошибок при их формулировании, которые допускал законодатель в прошлом.
Ключевые слова: уголовное право, санкции, принцип неопределенности, принцип всесторонней нормативной регламентации, юридическая техника, редакционная стилистика.
THE EVOLUTION OF SANCTIONS IN THE CRIMINAL LAW OF
RUSSIA OF THEXVIII - THE BEGINNING OF THE XX CC.: FROM THE PRINCIPLE OF UNCERTAINTY TO THE PRINCIPLE OF EXHAUSTIVE REGULATION
Berestennikov Aleksey Gennadievich, postgraduate student. Place of study: Irkutsk law institute. Branch: affiliated with
the All-Russian state university of justice (RLA of the Ministry of Justice of the RF). E-mail: [email protected]
Annotation
Background. The article presents the problem of the evolution of sanctions in the criminal law of Russia of the XVIII - the beginning of the XX cc. The aim of the following investigation is to find the changes and transformations of the principles, which determined the sanctions' structure and stylistics, and finally to extrapolate such principles on the contemporary criminal law.
Basic methods of research: Technical, comparative, historical.
Results: During the period since the beginning of the XVIII until the 40-s of the XX cc. the sanctions of the criminal law of Russia were determined by the principle of uncertainty in such a way that their literal content did not include any specify rules how exactly was punishable a given crime. Since the 40-s of the XIX c. the principle of certainty (exhaustive regulation) started being approved. Its origin connected with the process of consolidation and enactment of the Code of the criminal and corrective punishments of 1845, it's further entrenchment - with the followed legislative acts. There were main factors affected the researched principles: the level of legal engineering and refined general part of a criminal law's act, that formed integrity with particular sanctions of certain articles of such act.
Conclusion: The question of the evolution of sanctions in the criminal law of Russia of the XVIII - the beginning of the XX cc. is not sufficiently represented in scientific investigations of criminal law and history of state and law. That is why the approach to historical aspects of such question gives the opportunity to look at the sanctions of the contemporary criminal law from the different angle of vision, and escape the errors made by the legislator in the past. Keywords: criminal law, sanctions, the principle of uncertainty, the principle of exhaustive regulation, legal engineering, legal stylistics.
Под принципами уголовного права в науке традиционно понимаются объективно обусловленные начала, руководящие идеи, отражающие развитие общества, а также становление и развитие самого права [5, с. 123]. Говоря об этом с исторической точки зрения, к приведенному понятию следует добавить, что объективно обусловленные начала отражают уровень развития отрасли на определенном этапе исторического развития, служат для создания и воспроизводства внутренне согласованной системы юридических норм и формирования единообразной практики их применения.
Думается, что указанные принципы с исторической точки зрения не только представляют собой альтернативную интерпретацию универсальных проблем уголовного права, но и отражают уникальные особенности, которые были свойственны ему в прошлом, однако не характерны для его нынешнего состояния. В этом отношении санкции норм уголовного права России XVIII -XIX вв. представляют особый интерес как носители уникальной редакционной стилистики, на основании которых можно сделать вывод о практике установления последствий преступного поведения. Сам период XVIII - XIX вв. интересен тем, что на него приходится становление рассматриваемой отрасли права как самостоятельной. В этой связи анализ и интерпретация санкций ее норм позволяет говорить об их подчинении специфическим принципам, не известным современности, и тем самым проследить локальную эволюцию уголовного права.
Ниже рассматриваются санкции уголовно-правовых норм двух этапов: с начала XVIII по 40-ые гг. XIX вв.; с 40-ых гг. XIX по начало XX вв. В основу данной периодизации положен ряд факторов, таких, в частности, как масштаб обновления источников права, изменение уголовной политики государства, а также достижения юридической науки.
Первый период представлен большим числом партикулярных законодательных актов [2, с. 91], а также рядом систематизированных источников права, таких как Воинские артикулы [7, Т. V. № 3006.], Морской устав [7, Т. VI. № 3485.], Полевое уголовное уложение 1812 г. [7, Т. XXII. № 24975.], Том XV Свод законов Российской империи 1832 г. [11] (далее по тексту - Свод законов), Военно-уголовный устав 1839 г. [8, Т. XIV. № 12468.]
Следует отметить, что санкции норм указанных нормативных актов формулировалось законодателем в весьма неопределенных терминах, и почти никогда не содержали упоминаний о максимальном и минимальном сроке или размере предлагаемого наказания.
Так, Статьи воинские Адама Вейде [12, с. 35] устанавливали, чтобы солдаты жили смирно и озорничест-ва и обид хозяевам не чинили, за нарушение чего полагалось наказание «по вине смотря». При запрещении гульбы, резни, зерни статьи предусматривали «жесткое наказание» - по всей видимости, шпицрутенами [12, с. 36]. В Уложении Шереметева санкции также были обозначены в неясных выражениях, ориентируя на «жесткое», «чрезвычайное», или «биенное» наказание [12, с. 40]. При этом отдельные виды наказаний (телесные, имущественные и т.п.) в отсутствии общих норм не были детально урегулированы законодателем.
Ничем «не отметился» и Краткий артикул, который также предлагал наказывать «по вине», «по образцу». Более того, на фоне вышеуказанных правовых актов он смотрелся менее выгодно, поскольку изобиловал иностранными терминами и вообще был переведен на русский язык крайне небрежно [12, с. 49].
Можно предположить, что неопределенность санкций в своей основе зиждилась на низком уровне юридической техники, при помощи которого нельзя было детально регламентировать последствия преступного поведения.
Из партикулярных законодательных актов можно рассмотреть указ от 24 апреля 1713 г. [7, Т. V. № 2673.]. В нем предписывалось «повредителей интересов государственных... без всякой пощады казнить смертью и животы брать», а за «партикулярные прегрешения оставлять на старых штрафах и на рассуждении Сената». Как видно, при общей неясности диспозиции содержание санкции оставалось открытым.
В качестве примеров аналогичных партикулярных актов, в которых были предусмотрены весьма неопределенные санкции, можно привести указы от 14 января 1766 г. [7, Т. XVII. № 1766.], 08 апреля 1782 г. [7, Т. XXI. № 15379.], 31 июля 1799 г. [7, Т. XXV. № 19059], 31 октября 1821 г. [7, Т. XXXVII. № 28798.], 19 марта 1823 г. [7, Т. XXXVIII. № 29369.], провиантские регулы 1758 г. [7, Т. XIV. № 10788.], Генеральное уложение о наборе рекрут 1766 г. [7, Т. XVII. № 12748] и др. Данные памятники права отличает столь же низкий уровень юридической техники в сочетании с широким употребления специфических клише - законодатель предлагал наказывать «как законы повелевают», «по пропорции», «по рассуждению», «по вине смотря» и т.п.
Вообще клише - это отличительная особенность памятников права рассматриваемого периода, которая привносила в их санкции элементы неопределенности [3, С. XVIII.]. Так, в соответствии с Воинскими артикулами «жестоко наказывать» надлежало за грубое нарушение правил церковной службы (арт. 15), убийство простое (арт. 154) и квалифицированное (арт. 157 -158, 164), скотоложство (арт. 165), изнасилование (арт. 165). Другое клише - «по делу и по вине смотря» -употреблялось применительно к прелюбодеянию (арт. 169), квалифицированному убийству (арт. 154). «По рассуждению судейскому» предписывалось наказывать за кровосмешение (арт. 174), кражу (арт. 189) и т.п. Аналогичная юридико-техническая особенность была присуща и Морскому уставу - по нему виновные лица наказывались «по силе дела» (ст. 120), «по обстоятельству преступления» (ст. 137), «жестоким наказанием» (ст. 99) и др.
Важным фактором, способствовавшим неопределенности санкций, являлось отсутствие в источниках права общих норм, которые бы регламентировали виды и размеры наказаний, правила их отбывания, а также ограничения при применении. Например, арт. 154 Воинских артикулов, предусматривавший ответственность за убийство, предлагал виновных «по рассмотрению и по рассуждению наказать, или тюрьмой, или денежным штрафом, шпицрутеном и прочая». Понятно, что в отсутствие так называемой общей части в указанном законодательном акте рассматриваемой нормой даны лишь общие ориентиры, в то время как конкретные последствия преступного поведения должен был определять суд.
В Воинском уставе о полевой пехотной службе от 28 ноября 1796 г. [7, Т. XXIV. № 17588.] также отсутствовали общие нормы. Не вызывает удивления, что неразвитые юридические приемы законодателя вкупе с приведенной структурно-содержательной особенностью нормативного акта не привнесли ясности в процесс формулирования санкций. Так, в соответствии с пп. 1 - 3 Главы III Части VIII Воинского устава полковым командирам было дозволено чинить над подчиненными им военнослужащими легкие телесные наказания и подвергать их аресту, при этом пределы применения данных мер принуждения в законе не оговаривались: «легкие наказания, относящиеся до ошибок или поведения, могут полковые Командиры делать по своему произволению над унтер-офицерами и рядовыми, донеся о том однако ж и о таковых арестантах Губернаторам и Комендантам. Посланному с таким донесением должно знать вину наказывающегося». Аналогичные нормы содержались в пп. 6, 8, 10, 13 Главы X Части VIII, п. 3 Главы VII Части XI и др.
Что касается Полевого уголовного уложения от 27 января 1812 г., то его санкции также являлись неопределенными вследствие тех же факторов - недостатков юридической техники и отсутствия ном общей части. В санкциях данного законодательного акта не указывалось высшего или низшего предела срока либо размера предложенного наказания. В основном правоприменителю ориентировали на один вид наказания, как в § 22: «побег наказывается заточением, коего время определяется Судом». В редких случаях предлагалось несколько альтернативных наказаний, как в § 13: «побег и отлучка с места сражения, смотря по важности лица, обстоятельств и особливо последствий от оных, наказываются: смертью, гражданскою смертью, лишением всех чинов и изгнанием из Армии, заточением, прогнанием сквозь строй». Относительно-
определенных и кумулятивных санкций не встречалось.
В контексте рассматриваемой проблемы санкциям Свода законов по-прежнему были присущи черты неопределенности. Во многом это было вызвано тем, что данный памятник права по большому счету не был кодексом, а представлял собой именно собрание принятых на тот момент узаконений.
В частности, подобному характеру санкций [14, с. 175] способствовало то обстоятельство, что пределы применения конкретных видов наказаний не были обозначены в общей части Свода законов. Вопрос этот освещался поверхностно: путем разъяснения смысла того или иного вида наказания без упоминания правил его применения. В особенности это относилось к телесным наказаниям и работам, которые, по смыслу уголовного закона, назначались в определенном количестве ударов или времени, которое надлежало отбывать виновному лицу. Например, в ст. 243 устанавливалось: «оказавшие сопротивление властям законным подлежали лишению всех прав состояния, наказанию плетьми и ссылке на поселение; оказавшие сопротивление властям законным вооруженною рукой подлежали лишению всех прав состояния, наказанию кнутом и каторжной работе». Из данной нормы видно, что ее санкция была сформулирована в неопределенных выражениях, отчего конкретные последствия преступного поведения ставились в зависимость от усмотрения правоприменителя.
Встречались в Своде законов и клише. К примеру, согласно ст. 184 Свода хулители против веры подлежали наказанию, «смотря по вине». «Смотря по вине», «законам», а также «на усмотрение суда либо полиции» виновные наказывались также в соответствии с санкциями ст.ст. 179, 233, 234, 239, 242, 247, 265, 395, 398 и др. Органичным продолжением этого недостатка являлось допущение широкого судейского усмотрения по уголовным делам, совершенным по неосторожности - в силу ст. 114, если наказание за такое преступление было в точности не определено, суд по обстоятельствам дела и с учетом личности преступника самостоятельно избирал для него санкцию. Более того, в отношении остальных видов преступлений, вне зависимости от качества умысла, с которым они были совершены, Сводом законов предлагалась применять то или иное наказание без установления верхней и нижней границ. Суд, по мнению законодателя, должен был по своему усмотрению выбрать степень негативного воздействия на преступника исходя из его личности и обстоятельств содеянного.
Для Военно-уголовного устава был характерен тот же уровень юридической техники, что и для Свода законов. Такой вывод не случаен - в отечественной историографии указывается, что Военно-уголовный устав не только в тесном смысле этого слова не был кодексом, но даже новизна его как сборника была относительна, так как он заключал в себе не отмененные с момента издания Воинских артикулов военные постановления [13, с. 173]. Этим объясняется некоторая архаичность данного законодательного памятника, что состоит в прямой причинно-следственной связи с особенностями его санкций.
В качестве успеха российских юристов следует отметить, что в отличие от Полевого военного уложения 1812 г., в Военно-уголовному уставе появилась общая часть. Помимо прочего, в ней в ст. 17 содержались правила относительно видов и размеров наказаний; впоследствии, в нормах общей и особенной частей, к
ней добавлялись статьи, которыми регламентировались условия их применения [4]. Это, как может показаться, ставит Военно-уголовный устав неизмеримо выше Полевого уголовного уложения 1812 г.
Данную оценку следует скорректировать, если вполне учесть недостатки анализируемого памятника права, к которым, по справедливому мнению профессоров А. Шендзиковского и В.Д. Кузьмина-Караваева [16, с. 171], следует отнести, в том числе: 1. неозначение меры наказаний, так что она предоставлялась на усмотрение суда (например, при телесном наказании шпицрутенами никогда не определялось количества ударов); 2. неточность и неопределенность многих заимствований из Свода законов уголовных и употребление безусловно неопределенных санкций. Словом сказать, - это все те же недостатки, что упомянуты при анализе Свода закона.
Таким образом, российское уголовное право периода с начала XVIII по 40-ые гг. XIX вв. подчинялось принципу неопределенности в вопросе формулирования санкций, который предполагал поверхностные «пределы проникновения» правовых норм в регулируемые отношения. В качестве причин, обусловливавших такой характер санкций, следует выделить неразвитость юридической техники, отсутствие в большинстве источников права норм общей части, которые, помимо прочего, регламентировали бы порядок применения наказаний. Думается, что подобная практика свидетельствовала о стремлении законодателя к общему ориентированию правоприменителя вместо четкой регламентации его деятельности. Это обстоятельство, в свою очередь, необходимо увязывать с особенностями уголовно-правовой политики государства, которая в своей основе зиждилась на репрессиях и терроре [6, с. 96].
Для второго этапа характерны следующие источники права: Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. [8, Т. XX. № 19283] (далее по тексту -Уложение 1845 г.), Устав о наказаниях, налагаемых мировыми судьями 1866 г. [8, Т. XXIX. Отделение второе. № 41478] (далее по тексту - Устав 1866 г.), Воинский устав о наказаниях 1869 г. [10], а также Уголовное уложение 1903 г. [15]
С принятием Уложения 1845 г. тенденция формулировать санкции в неопределенных выражениях, а равно с использованием специфических клише была преодолена. Это было достигнуто путем проработки норм общей части, касавшихся видов наказаний и правил их применения, а также конкретных составов преступлений, санкции которых некогда были сформулированы предельно неконкретно.
В самом деле, указанным вопросам в Уложении 1845 г. был посвящен значительный массив правовых норм со ст. 18 по ст. 61. По ним наказания делились по родам и степеням, как это подробно обозначалось в ст.ст. 19, 21 - 23, 34 - 43, что позволяло определять их верхние и нижние пределы. Нормы особенной части находились в единстве с общими правилами и давали четкие параметры принуждения, которое применялось к преступнику. В своей основе они предлагали несколько альтернативных либо основных и дополнительных видов наказаний (ст.ст. 223, 227, 2149, 2147, 2201 и др.), а равно носили отсылочный характер (ст.ст. 224, 251, 2199, 2146, 2150 и др.). Если же в санкции имелось клише «по обстоятельствам более или менее уменьшающим вину» (ст.ст.1367, 2124, 2129, 2164 и др.), то оно привязывалось к конкретным правилам, содержащимся в ст.ст. 135 - 150, что суще-
ственно ограничивало судебно-следственный произвол.
Например, в силу ст. 274 «за составление и распространение письменных или печатных сочинений и за произнесение публично речей, в коих, хотя и без прямого и явного возбуждения к восстанию против верховной власти, усиливались оспаривать или подвергать сомнению неприкосновенность прав ее... виновные в том подвергались лишению всех прав состояния и ссылке в каторжную работу на заводах на время от четырех до шести лет, а буде они по закону не изъяты от наказаний телесных, и наказанию плетьми чрез палачей в мере, определенной ст. 21 Уложения для седьмой степени наказаний сего рода, с наложением клейм». Или согласно ст. 1956 виновные в нанесении телесных повреждений по неосторожности подвергались «аресту на время от семи дней до трех недель, а буде они по закону не изъяты от наказаний телесных, наказанию розгами от пятнадцати до двадцати ударов» и т.п.
Учитывая приведенные особенности Уложения 1845 г., можно прийти к выводу, что именно с этим законодательным памятником необходимо связывать зарождение принципа определенных санкций. Сравнительно высокий уровень юридической техники вкупе с наличием основательно проработанной общей части ставит Уложение 1845 г. гораздо выше нормативных актов предшествующего периода. В последующем ниже этой планки памятники дореволюционного уголовного права России не опускались. Можно предположить, что причиной столь радикального пересмотра формулировок санкций являлось постепенное вовлечение в общественные отношения, урегулированные нормами права, все большего числа подданных Российский империи, правовой статус которых не мог быть устанавливаемым в неопределенных выражениях. Необходимость приведения законодательства в соответствие с этими ожиданиями вынудило государство привнести элементы ясности в рассматриваемую проблему и пойти ipso facto на самоограничение, отказываясь от судебно-следственного произвола.
Так, санкции норм особенной части Устава 1866 г. отличались ясностью и простотой, а также были абстрактно формулированы с расчетом на многократное применение по отношению к неопределенному кругу лиц. По этой причине в них не встречалось таких клише, как «смотря по винам», «в зависимости от обстоятельств», «по усмотрению суда» и т.д. Этому в немалой степени способствовало указание четких пределов предлагаемых видов наказаний в ст. 3 рассматриваемого нормативного акта [9, с. 390].
В качестве иллюстрации можно привести ст. 140 Устава 1866 г., согласно которой за угрозу на словах лишить кого-либо жизни или произвести поджог виновные, не имевшие при том корыстной или иной преступной цели, подвергались аресту не свыше одного месяца или денежному взысканию не свыше ста рублей.
С принятием Воинского устава о наказаниях 1869 г. санкции военно-уголовного права равномерно значительно видоизменились. Прежде всего, это было вызвано кардинальной переработкой нормативного материала, а не простой систематизацией источников права, как это происходило в 1839, 1852 и 1859 гг. [1, с. 12].
В указанном нормативном акте, во-первых, следует обратить внимание на наличие общей части, которая были близка по форме и содержанию к общей части
Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. Это говорит о высоком уровне теоретической проработки, которая основывалась на синтезе практики и теории. Во-вторых, Воинском уставе 1869 г. были исчерпывающим образом перечислены виды наказаний за совершение преступлений против военной службы. В ст.ст. 10 - 61 определялись правила их назначения с установлением высших и низших пределов.
Сообразно общим положениям были выстроены нормы его особенной части. К примеру, в соответствии со ст. 124 «виновные в уклонении от служебных обязанностей подвергались либо содержанию на гауптвахтах от одного до трех месяцев, либо одиночному заключению в военной тюрьме от одного до двух месяцев, либо переводу в разряд штрафованных». Как видно, санкция данной нормы альтернативна по видам предложенных наказаний и имеет относительно-определенный характер, что касается их максимальных и минимальных пределов. Представляется, что такая норма позволяла более дифференцированно подходить к режиму уголовной ответственности виновного лица, учитывая множество составляющих его преступного деяния. Следует отметить, что и другие нормы Воинского устава о наказаниях отличались указанным особенностями, так что ст. 124 является не исключением, а демонстрацией общего правила.
Санкции Уложения 1903 г. были всестороннее регламентированы законодателем и к специфическим клише не обращались. Последствия преступного поведения в данном законодательном акте были вполне определены. С одной стороны, они устанавливались статьями особенной части, с другой - общими положениями, регламентировавшими виды наказаний и особенности их применения. Интерпретируемые в нормативном единстве, данные правила позволяли с точностью определять степень применения мер государственного принуждения к виновному лицу.
К примеру, в соответствии со ст. 581 «виновный в похищении, тайно или открыто, чужого движимого имущества с целью присвоения за сие воровство наказывался заключением в тюрьму на срок не ниже трех месяцев». В данном случае последствия вполне определены, поскольку санкцией устанавливается одновременно вид и размер наказания за совершенное противоправное деяние. В свою очередь, в ст. 173 «за освобождение арестанта из-под стражи или места заключения, а равно за содействие побегу арестанта виновные лица наказывались заключением в тюрьму». Как видно, здесь устанавливается только вид наказания, в то время как его размер регламентируется ст. 20 - то есть нормой общей части. Случаев, когда один из этих элементов вообще не был установлен, в Уложении 1903 г. не встречалось.
Представляется, что подобная практика нормотворчества характерна для современного уголовного законодательства, которое с определенностью указывает на все возможные негативные последствия преступного поведения для виновного лица, ограничивая тем самым пределы судейского усмотрения по уголовным делам и, стало быть, возможности для злоупотребления должностными полномочиями при постановлении приговора. Такой подход отличает Уложение 1903 г. от законодательных памятников начала XIX в. и свидетельствует о закреплении в нем практики формулирования санкций в определенных выражениях.
Единая оценка законодательных памятников периода с 40-ых гг. XIX по начало XX вв. подчеркивает завершенность процесса поступательного развития уго-
ловного права и достижение целей, которые ставил перед собой законодатель. Пройдя длительный путь реформирования, уголовное право пришло к всесторонней нормативной регламентации последствий преступного поведения, которая зиждилась на высоком уровне юридической техники, нормативном единстве положений общей и особенной частей соответствующих памятников права.
Проведя анализ упомянутых законодательных актов, возможно сделать заключение о некоторых тенденциях в развитии санкций уголовного права России XVIII -XIX вв.: в период с начала XVIII по 40-ые гг. XIX вв. санкции формулировались согласно принципу неопределенности так, что из их буквального содержания не следовало, какое наказание надлежало назначить виновному лицу за совершенное преступление. Начиная с 40-ых ггЛ^ в., в праве утверждается принцип определенности (всесторонней нормативной регламентации) в вопросе формулирования санкций. Его зарождение следует увязывать с процессом подготовки и принятия Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г., дальнейшие укоренение в праве - с последующими законодательными актами. Основными факторами, обусловившими зарождение и развитие последнего принципа, следует считать повышение уровня юридической техники уголовных законов, а также появление основательно проработанных общих положений, которой состояли в нормативном единстве с санкциями конкретных составов преступлений.
Думается, что указанные факторы актуальны и для современного уголовного права. Можно предположить, что пренебрежение достижениями юридической техники, а также примитивизация Общей части действующего уголовного закона негативным образом скажется на форме и содержании санкций его уголовно-правовых норм.
Список литературы:
1. Военное законодательство Российской империи (кодекс русского военного права) / под ред. А. Е. Са-винкина. - М.: Военный университет -1996. - 448 с.
2. Георгиевский Э. Ф. История уголовного права России: курс лекций / под ред. д-ра ист. наук В. Н. Казари-на. - Иркутск. - 2004. - 252 с;
3. Горегляд. О. Опыт начертания российского уголовного права. Часть 1. О преступлениях и наказаниях вообще. - СПб.: тип. И. Иоаннесова, 1815. - 224 с.
4. Замдиханова Л. Р. Развитие системы специальных правил назначения наказаний в первой половине XIX века / Л. Р. Замдиханова // Актуальные проблемы российского права. - 2014, № 7. - С. 1310 - 1314.
5. Общая теория права и государства / под ред. М. Н. Марченко. - М. - 1998. - 397 с.
6. Омельченко О. А. Комиссия по составлению проекта нового Уложения 1767 года и развитие русского права во второй половине XVIII в. - М. - 1983.
7. Полное собрание законов Российской империи. Собрание первое. - Т. V. - Т. XXXVIII. - СПб. - 1830.
8. Полное собрание законов Российской империи. Собрание второе. - Т. XX - Т. XIX. - СПб. - 1830 -1884.
9. Российское законодательство X - XX веков: в 9-ти т. Судебная реформа Т. 8. / под ред. О. И. Чистякова -М. - 1987. - 496 с.
10. Свод военных постановлений 1869 года. Часть VI. Военно-уголовные уставы. Кн. 22 - 24.- СПб. -1879.- 267 с.
11. Свод законов Российской империи, повелением государя императора Николая Павловича составленный: в 15 т. Законы уголовные. Т. 15. - СПб. - 1833.
12. Столетие военного министерства. 1802-1902. Главное военно-судное управление. Часть I. - СПб. -1902. - 266 с.
13. Столетие военного министерства. 1802-1902. Главное военно-судное управление. Исторический очерк. Часть II. - СПб. - 1902. - 506 с.
14. Таганцев Н. С. Русское уголовное право: в 2 т. Т. 2. - М., 1994. - 688 с.
15. Уголовное уложение : Высочайше утвержденное 22 марта 1903 г. СПб. : Сенатская типография. - 1903. - 114 с.
16. Шендзиковский И. А. Конспект лекций по истории русского военно-уголовного законодательства. - СПб. -1885.
Рецензия
на рукопись статьи А.Г. Берестенникова «Эволюция санкций в уголовном праве России XVIII - начала XX вв.: от принципа неопределенности к всесторонней нормативной регламентации»
Статья Берестенникова А.Г. представляет собой ис-торико-правовое исследование проблем, связанных с эволюцией санкций в уголовном праве России XVIII -начала XX вв. от принципа неопределенности к всесторонней нормативной регламентации, что соответствует заявленному автором наименованию статьи.
Вопрос, которому посвящена рецензируемая статья, практически не представлен в систематизированном виде ни в исследованиях по уголовному праву, ни в работах по истории государства и права. Как правило, проблемные вопросы о базовых основах уголовного права в общих чертах изучаются только в рамках научных работ по теории государства и права или в связи с современным состоянием уголовно-правовых норм. По этой причине обращение к историческим аспектам таких принципов является интересным направлением исследования.
По результатам анализа нормативно-правовых актов XVIII - XIX вв., а также различных точек зрения, представленных в науке уголовного права и истории государства и права, автор приходит к выводу о существовании нескольких этапов становления и развития исследуемого принципа в истории российского уголовного права.
Период с начала XVIII в. по 40-е гг. XIX в. характеризуется тем, что санкции формулировались согласно принципу неопределенности так, что из их буквального содержания не следовало, какое наказание надлежало назначить виновному лицу за совершенное преступление. Начиная с 40-х гг. XIX в., в праве утверждается принцип определенности (всесторонней нормативной регламентации) в вопросе формулирования санкций. Его зарождение увязывается с процессом подготовки и принятия Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г., дальнейшие укоренение в праве - с последующими законодательными актами. Основными факторами, влиявшими на исследуемый принцип, автор считает уровень юридической техники, а также наличие основательно проработанной общей части, положения которой состояли в нормативном единстве с санкциями конкретных составов преступлений.
Статья написана на основе анализа множества источников, что, несомненно, придает положениям и умозаключениям автора обоснованность и иллюстративность.
Автор довольно удачно исследует гражданско- и военно-уголовную сферы по отдельности, что позволяет выявить присущие им закономерности и в последующем объяснить их.
Содержащиеся в статье умозаключения и выводы отличаются последовательностью, а обобщение исторических наработок относительно с эволюцией санкций в уголовном праве России XVIII - начала XX вв. позволит более широко взглянуть на данную проблему.
Несмотря на некоторые недостатки (как представляется, это то, что автор не приводит примеров актов применения права, которыми виновным лицам назначалось наказание по принципу неопределенности или, напротив, всесторонней нормативной регламентации), статья А.Г. Берестенникова соответствует требованиям к научным работам и может быть рекомендована к опубликованию.
Доктор юридических наук, заведующая кафедрой теории и истории государства и права Иркутского института (филиала) Всероссийского Государственного Университета юстиции (РПА) Минюста России И.В.Минникес
