CC BY
17DOI: 10.12731/2077-1770-2016-2-2-127-137 УДК 81
ЭВОЛЮЦИЯ ПРИЕМОВ ИСПОЛЬЗОВАНИЯ
художественно-выразительных средств
В ТВОРЧЕСТВЕ ТАТЬЯНЫ ТОЛСТОЙ Яцук Н.Д.
Предмет данной статьи - описание выразительных средств как особенности художественного метода автора. Рассматриваются различные элементы контекстуальной системы образов, влияющие на восприятие текста. Отмечается эволюция приемов использования средств от сложно структурированных метафор к созданию лексико-синтаксического строя на основе диалектных и просторечных слов. Таким образом, язык произведения становится самостоятельным символом эпохи.
Ключевые слова: художественный метод; сложная метафора; аллюзии; конструкции тропов; многослойность контекста; неомифологические мотивы; символ эпохи; духовный упадок.
THE EVOLUTION OF THE WAY ARTISTIC-EXPRESSIVE
MEANS ARE USED IN THE WORKS BY T. TOLSTAYA
Yatsuk N.D.
The subject of the paper is to describe the expressive means being the author's artistic method. A number of elements of the image conceptual system are considered that affect the reader 's
perception of the text. The study covers the evolution of the expressive means use starting with complex metaphors further to building lexical-syntactic structures based on the dialect and colloquial words. Thus, the literary works language becomes a symbol of the historic period.
Keywords: artistic method; complex metaphor; allusions; tropes structures; context layering; neo-mythological trends; symbol of the historic period; spiritual decline.
На рубеже даже не веков, а тысячелетий творчество Татьяны Толстой стало значимым явлением русской литературы, точкой перелома, четко обозначившей те изменения в обществе и сознании человека, отражать и анализировать которые - главная задача автора. Примечательно, что литературный успех пришел к автору сразу, с первых рассказов, отмеченных благосклонным вниманием критиков. Это обусловлено особенным художественным миром, созданным Толстой в текстах благодаря чрезвычайно густому, насыщенному и яркому языку повествования, которым она рисует образы героев, как художник - кистью.
Некоторые исследователи ее творчества даже упрекали Толстую в излишней насыщенности и вязкости языковых средств: «тексты Татьяны Толстой зачастую похожи на эклектичное письмо, «пестрящее» прецедентными фразами, именами..., языковыми клише и штампами, однако выполненное изящно, тонко, со вкусом знатока» [7], но именно эта манера составляет неотделимую особенность художественного метода автора. Уже в ранних произведениях Татьяна Толстая парадоксально сочетает постмодернистский взгляд на мир с метафоричным стилем, до предела насыщенным поэтикой неомифологизма, фольклорными и библейскими образами.
Так, в первом рассказе Толстой «На золотом крыльце сидели...» читатель погружается во внутренний мир ребенка, но переданный через фокальную точку зрения взрослого, причем взрослого высочайшей культуры и образованности. Это насыщает повествование ассоциативными связями, придает ему глубину и объем лучших образцов психологической прозы девятнадцатого века.
Одним из основных художественно-выразительных средств здесь выступают эпитеты. Концентрация их настолько велика, что порою кажется чрезмерной, едва ли не каждое существительное является объектом определения и подчеркивания. «Тысячеярусный сад», «душные заросли», «страдальческое воробьиное личико», «беспечные дачи» - с первых абзацев Толстая настойчиво создает особенную атмосферу, используя краски, звуки, запахи, вкусы и ощущения. За обилием эпитетов едва замечается, как образы неодушевленных предметов оживают, происходит смещение акцента в сторону метафоричности и олицетворения, как отдельные номинативные единицы текста преобразуются в единый сплошной всеобъемлющий образ сложной структуры, гигантскую многоступенчатую метафору. Толстая пишет: «Черный бревенчатый Сруб выбирался боком из-под сырого навеса кленов и лиственниц и, светлея, умножая окна, истончаясь до солнечных веранд, раздвигая настурции, расталкивая сирень, уклонившись от столетней ели, выбегал, смеясь, на южную сторону и останавливался над плавным клубнично-георгиновым спуском вниз-вниз-вниз, туда, где дрожит теплый воздух и дробится солнце в откинутых стеклянных крышках волшебных коробок, набитых огуречными детенышами в розетках оранжевых цветов» [1].
Авторский стиль в этом предложении глубоко индивидуализирован, здесь отсутствуют окказионализмы, но эмоциональная и
эстетическая сверхзадача воздействия на читателя достигается за счет использования ассоциативно-контекстуальной системы образов, каждый из которых основан не только на прямом значении слова, но и на его коннотативных возможностях именно в данной парадигме гипертекстовых связей между читателем, автором и их подсознательным восприятием текста.
«Клубнично-георгиновый спуск», «огуречные детеныши», «расталкивая сирень» - для Толстой редкостью становится использование слова в его прямом значении без включения в парадоксальную систему сборки текста, как мозаики художественно-выразительных средств. У читателя возникает впечатление, что автор намеренно перенасыщает текст тропами, усложняет до предела восприятие, создает многослойность контекста в зависимости от подготовленности к восприятию самого читателя.
И, как будто этого мало, Толстая использует в тексте множество аллюзий, прямых и контекстуальных отсылок к Библии, фольклору и классической мировой литературе, небрежно роняя цитаты, играя образами неомифологической поэтики. «О, как на склоне наших лет...», - вставляет автор цитату в повествование о вдовстве героя, и в сознании читателя мгновенно образуются интертекстуальные связи, описывающие ситуацию с точки зрения художественной, психологической, эмоциональной и общекультурной.
Текст Толстой интерактивен в полном понимании этого слова, он основан на принципах гипертекстовых переходов от образа к образу, от одного коммуникативного акта между читателем и автором к другому. В соседних предложениях могут и должны, по авторскому замыслу, встречаться лексические единицы, отсылающие к восточным сказкам, древнегреческим мифам, библейским и фольклорным мотивам: «Дядя Паша уже знает, ждет, рас-
пахнул заветную дверь в пещеру Алладина. О комната! О детские сны! О дядя Паша - царь Соломон! Рог Изобилия держишь ты в могучих руках! [1] Калейдоскоп образов сменяется так быстро, что приобретает кинематографическую быстроту, пестрота, нарочитое богатство и яркость повествования ассоциируется с эстетикой барокко, но художественный метод Толстой и эту эстетику впитывает и усваивает, создавая совершенно особенный стилистический окрас текста.
Анализируя текст, можно выделить излюбленный прием Татьяны Толстой в создании внутренней организации текста: она создает колоссальный образ, затем рассматривая его с разных точек зрения, используя отдельные составляющие, играя на контрасте или схожести и затем переходя к новому образу. В рассказе «На золотом крыльце сидели» это последовательность сверхобразов Сад - Сокровищница - Волшебный фонарь. Они упорядочивают и структурируют текст, являются его первоосновой, восходя к воспоминаниям авторского фокального персонажа и обращаясь к архетипическому восприятию читателя. Раз за разом Толстая подчеркивает эти образы, используя их как основу ткани повествования, украшая всевозможными способами, создавая контекстуальные связи между отдельными метафорами и конструкциями тропов.
Рассказ «На золотом крыльце сидели» был дебютным произведением автора. Он написан в 1983 году, и уже через два года писательница начинает работу над романом «Кысь», на сегодняшний день ставшим вершиной ее творчества. Дописанный в 2000 году и вышедший в свет через год, роман «Кысь» стал триумфом художественного метода Толстой, вершиной эволюции ее стилистики. Высоко оцененный критиками, роман представил образец оригинальной эстетико-нравственной системы,
основанной на достижениях модернизма и постмодернизма и при этом включающей в себя излюбленные Толстой неомифологические мотивы.
На лингвистическом уровне это проявилось в создании особенной, глубоко оригинальной системы языка и образов романа. Необычность эстетики «Кыси», как художественного явления, построена на том, что Толстая излагает события постапокалиптического толка подчеркнуто просторечным языком с элементами просторечия, и только образованные специально для «Кыси» окказионализмы и контекстуальное использование лексики создает фантастическую атмосферу происходящего.
С первого абзаца романа читатель оказывается в мире, где обыденные предметы и явления получают новое, непривычное значение: «Ночная вьюга улеглась, снега лежат белые и важные, небо синеет, высоченные клели стоят - не шелохнутся. Только черные зайцы с верхушки на верхушку перепархивают» [1]. В этих двух предложениях Толстая сталкивает два художественных приема, вместе создающих парадокс восприятия, когда незнакомое, но имеющее понятное происхождение и значение слово «клели» воспринимается читателем легче, чем лексика широкого круга применения, поставленная в непривычное окружение. Читатель легко опознает в «клелях» контаминацию «кленов» и «елей», что позже подтверждается описанием мутировавших деревьев, тогда как «черные зайцы», которые «перепархивают» с верхушки на верхушку, категорически выбиваются из привычной нам картины мира.
Далее Толстая развивает этот прием, не объясняя, но показывая читателю, что «куры» в постапокалиптическом будущем ядовиты, а Котя - домашнее животное, ловящее мышей - не имеет ничего общего с привычным нам котом. И читатель вынужденно прини-
мает условия автора, по умолчанию считая, что любое названное явление и предмет может и почти обязано обернуться чем-то иным, подчиняющимся не условностям современного мира, а произволу автора и его художественному замыслу.
Следует отметить, что собственно словообразованием Толстая пользуется с осторожностью и в гораздо меньшей степени, чем большинство писателей-фантастов, увлеченно создающих новые лексемы для описания уже известных или не имеющих аналогов понятий выдуманного мира. Окказионализмы Толстой всегда основаны на лексико-морфологических единицах, знакомых читателю, которые он способен интерпретировать и опознать, как наделенные определенными качествами. Например, уже упомянутые «клели», «огнецы», «ржавь», «перерожденцы», «червыри», «хле-беда» и т. д.
Особняком стоит лексема «кысь», давшая название роману. Описание фантастического животного позволяет заключить, что этимологически это слово восходит к слову «рысь», но контекст слова искажает его значение, придает дополнительные смысловые и эмоциональные оттенки, вводит в культурную и сюжетную парадигму этноцентрированной антиутопии, где образ хищного зверя вырастает до символа потери души и личности, воплощения бессознательного страха перед темной стороной собственной души и окружающим миром.
Большинство исследователей творчества Толстой отмечают, что язык романа при всей его чистоте и лаконичности, противоположной языку ранних рассказов писательницы, подчеркнуто просторечен. Герои общаются друг с другом на своеобразном диалекте, грубоватом, насыщенном архаичными словами и выражениями, на всех уровнях - от фонетического до синтаксического - утрированно примитивном.
В то же время язык «прежних», то есть людей, живших до гибели старого мироустройства, перенасыщен канцеляризмами, научной и публицистической лексикой, словно таким образом они пытаются отстраниться от окружающего мира с его примитивной агрессией и бездуховностью. Мать главного героя спрашивает у персонажа романа: «- А конкретную пользу вы из своей силы извлекали? Что-нибудь общественно-полезное для коммуны сделали?» Но в данном ситуативном контексте ее слова не просто непонятны окружающим, но и звучат для них издевательски, а слово «синтаксис» ее сын, герой романа Бенедикт, принимает за нецензурную лексику.
Особняком стоят в романе слова, чье понимание у героя искажено: зная примерное произношение и значение слова, он воспринимает его чуждым, не входящим в собственную картину мира и оттого воспринимающимся отдельным лексическим элементом. В тексте романа такие слова написаны заглавным шрифтом и подчеркнуто искажены: «МОГОЗИН», «АРУЖЫЕ», «ОНЕВЕРСТЕЦ-КОЕ АБРАЗАВАНИЕ», «ОСФАЛЬТ». К ним примыкают ключевые слова-понятия новой жизни, которые столь важны для героя, что через его фокальную точку зрения их значимость подчеркивается заглавной буквой: «Склады» и «Складские Работники», «Взрыв», «Последствия», «Главный Истопник» и т. д.
В финале романа к таким словам-знакам присоединяется лексема «книга», которая становится «Книгой» и сопровождается массой эпитетов: «милая», «родненькая» и т. д. Значение книги, как центрального образа романа, наряду с фантастической «кысью», подчеркивается номинативным использованием алфавита для глав романа.
Таким образом, говоря об эволюции приемов использования художественно-выразительных средств в творчестве Татьяны
Толстой, можно сделать вывод, что писательница идет от сложно структурированных метафор и обширного культурного контекста ранних рассказов к созданию контаминированного лексико-син-таксического строя на основе диалектных единиц и просторечия. Это позволяет ей передать с помощью языка особую атмосферу деградации культуры и цивилизации, нравственно-духовного упадка. Язык становится самостоятельным символом эпохи, выражением трагедии постапокалиптического общества, в котором без особого труда угадывается общество постперестроечное, подверженное тому же духовному распаду и декадансу.
Список литературы
1. Толстая Т.Н. Кысь. М.: ЭКСМО, 2005. 320 с.
2. Беневоленская Н.П. Принцип двоемирия в художественных и публицистических текстах Татьяны Толстой // Вестник. С.-Петерб. ун-та. Сер. 9. Филология. Востоковедение. Журналистика. 2009. № 2(2). С. 3-12.
3. Гощило Е.Г. Взрывоопасный мир Татьяны Толстой.; пер. с англ. Д. Ганцевой, А. Ильенкова. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2000. 202 с.
4. Зумбулидзе И.Г. «Женская проза» в контексте современной литературы // Современная филология: материалы междунар. заоч. науч. конф. Уфа: Лето, 2011. С. 21-23.
5. Маркова Т.Н. О некоторых аспектах динамики речевых форм в художественной прозе конца XX в. // Вестник ОГУ. 2002. Вып. 8. С.126-129.
6. Неминущий А.Н. Мотив смерти в художественном мире рассказов Татьяны Толстой // Актуальные проблемы литературы. Комментарий к XX в.: Материалы международной конференции. (Светлогорск 25-28 сентября 2000 г.). Калининград, 2001. С. 120-125.
7. Полонский В.А., Донникова М.С. Публицистика Татьяны Толстой: риторика социального текста // Научные ведомости Белгородского государственного университета. Серия: Гуманитарные науки. 2011. Выпуск 18(113). том 11. C. 109.
8. Попова И.М., Губанова Т.В., Любезная Е.В. Современная русская литература: учебное пособие. Тамбов: Изд-во Тамб. гос. техн. унта, 2008. 64 с.
References
1. Tolstaya T.N. Kys. M.: EKSMO, 2005. 320 p.
2. Benevolenskaya N.P. Printsip dvoemiriya v khudozhestvennykh i pub-litsisticheskikh tekstakh Tat'yany Tolstoy [The double-world principle in the texts by T. Tolstaya]. Vestnik. S.-Peterb. un-ta. Ser. 9. Filologiya. Vostokovedenie. Zhurnalistika. 2009. № 2(2), pp. 3-12.
3. Goshchilo E.G. Vzryvoopasnyy mir Tat'yany Tolstoy [Explosible world by T. Tolstaya]; per. s angl. D. Gantsevoy, A. Il'enkova. Ekaterinburg: Izd-vo Ural. un-ta, 2000. 202 p.
4. Zumbulidze I.G. «Zhenskaya proza» v kontekste sovremennoy literatu-ry [The so-called 'women's prose' in terms of contemporary literature]. Sovremennaya filologiya: materialy mezhdunar. zaoch. nauch. konf [Modern Philology: Proceedings of the International Scientific Conference]. Ufa: Leto, 2011, pp. 21-23.
5. Markova T.N. O nekotorykh aspektakh dinamiki rechevykh form v khudozhestvennoy proze kontsa XX v [On certain aspects of speech forms dynamics of late 20th century fiction]. Vestnik OGU. 2002. Issue 8, pp. 126-129.
6. Neminushchiy A.N. Motiv smerti v khudozhestvennom mire rasskazov Tat'yany Tolstoy [Death motive in the artistic world of stories by T. Tolstaya]. Aktual'nye problemy literatury. Kommentariy kXX v.: Materialy mezhdunarodnoy konferentsii. (Svetlogorsk 25-28 sentyabrya 2000 g.) [Actual problems of literature: Proceedings of the international
conference (Svetlogorsk, 25-28 September 2000)]. Kaliningrad, 2001, pp. 120-125.
7. Polonskiy A.V., Donnikova M.S. Publicistika Tat'jany Tolstoj: ritorika social'nogo teksta [Tatyana Tolstaya's publicistic works: the social text rhetoric]. Nauchnye vedomosti Belgorodskogo gosudarstvennogo uni-versiteta. Serija: Gumanitarnye nauki. 2011. № 18(113), V. 11. Р. 109.
8. Popova I.M., Gubanova T.V. Lyubeznaya E.V. Sovremennaya russkaya literatura: uchebnoe posobie [Contemporary Russian literature: learning aid]. Tambov, 2008. 64 p.
ДАННЫЕ ОБ АВТОРЕ Яцук Наталья Дмитриевна, кандидат филологических наук, доцент кафедры Русского языка и литературы, теории и методики обучения русскому языку и литературе
Орский гуманитарно-технологический институт (филиал) федерального государственного бюджетного образовательного учреждения высшего образования «Оренбургский государственный университет» пр. Мира, 15а, г. Орск, 462403, Российская Федерация yatzuk.natalya@yandex.ru
DATA ABOUT THE AUTHOR Yatsuk Natal'ya Dmitrievna, Assistant Professor of Russian Language and Literature, Theory and Methods of Teaching Russian Language and Literature
Orsk Humanitarian Technological Institute (branch) of the Federal State Budget Institution of Higher Education 'Orenburg State University'
15a, Mira pr., Orsk, 462403, Russian Federation yatzuk.natalya@yandex.ru
