ФИЛОЛОГИЯ
ЭВОЛЮЦИЯ ДОМИНИРУЮЩЕГО ВОКАТИВА КАК СОЦИОКУЛЬТУРНЫЙ ФЕНОМЕН
Л.Д. Васильев
Слово, эволюция, сжатый образ, лингвокультурный феномен, вокатив, господин, гражданин, товарищ, социокультурном парадигма.
Роль слова как социально важного знака специфическим образом воплощается в семантике и прагматике официально доминирующих в обществе вокативов.
Обращение самым сжатым образом выражает социокультурную парадигму санкционированных межличностных отношений. Вокативы весьма удачно манифестируют в конкретных лексемах компоненты универсальной семиотической оппозиции ‘свой’/ ’чужой', изменения которых почти в равной степени сигнализируют о социальных переменах и стимулируют их.
Так, во Франции после термидорианского переворота гибель республики (точнее - сё уничтожение) начинается «с каких-то мелочей, которым не придавали никакого значения... Воскресло в разговорном обиходе слово «мадам». ...Вслед за «мадам», сначала робко, потом все увереннее, в разговорную речь вкралось слово «месье» - господин. В течение некоторого времени обе формы обращения как бы сосуществовали - «гражданин» и «господин». В официальных бумагах еще долго сохранялось строгое «гражданин». Но в повседневном обращении его употребляли всё реже... Казавшаяся иным столь невинной игра в новые словечки-«госпожа» вместо «гражданка», «господин» вместо «гражданин», «император» вместо «консул» - была доведена до конца... Вслед за ними была вычеркнута из французского словаря и давшая им жизнь «республика» [Манфред 1986 : 375, 443]. Конечно, вряд ли возможно говорить о полном совпадении лингвокультурных феноменов в разных странах и в разные исторические периоды, однако некоторые схожие черты усматриваются в эволюциях ряда русских вокативов: господин, гражданин, товарищ. Дополнительные сведения об эволюциях этих слов в функции вокативов можно получить при рассмотрении этапов их динамики в истории русского языка.
Существительное господин, известное по древнерусским письменным памятникам. по крайней мере, с XII в., использовалось как обращение (конкурируя на начальном этапе с существительным государь), по некоторым данным, не позднее чем с XIV - XV вв. К XVIII в. господин становится - и в течение этого столетия укрепляется, параллельно развивая многозначность. - уже традиционным
вежливым обращением, но при этом обычно ограниченным статусом адресата (он должен принадлежать, хотя бы по внешним признакам, к числу дворян и (или?) людей образованных).
Такое положение сохраняется прежде всего в официально-коммуникативной сфере почти вплоть до октября 1917 г.: затем исторически чуть ли не моментально слово архаизируется, служа лишь обозначением «чужих» (явных либо скрытых внутренних и внешних врагов) и обретает определенные коннотации (оттенок иронии и под.). Торжество реформ в начале 1990-х извлекает из архивов языка слово господин. почти окончательно, казалось бы. ушедшее в сферу ограниченного употребления как вокатив, и делает его - особенно в роли обращения - одним из вербальных символов эпохи перемен. Но и теперь этот вокатив может быть применен далеко не ко всем обитателям РФ: его адресация довольно четко ограничена принадлежностью к кругу «владельцев заводов, газет, пароходов» и их обслуживающего персонала (в целом предпочитающих именовать себя и себе подобных «элитой»).
Существительное гражданин, известное по текстам памятников уже с XI в. и также приобретшее разветвленную многозначность, активно начинает выступать в функции официального (и затем даже «заофициализированного») обращения с 1917 г., оставаясь таковым не только в годы Советской власти, но и после её падения. Однако и сегодня вряд ли возможно оценивать этот вокатив как абсолютно общепринятый и повсеместно распространенный: препятствиями оказываются, по-видимому, укорененность его в сугубо специфических коммуникативных сферах и ситуациях, и (хотя бы даже в малой степени) рудименты представлений о высокой социальной роли гражданина, о не изжитом пока ещё пафосе гражданского долга (который в «гражданском обществе» сводится главным образом к аккуратной уплате налогов, а в последние годы - как и в советские! - '{уть ли не совсем вытесняет конституционное право гражданина участвовать в выборах органов власти) и о прочих нерыночных реалиях.
Существительное товарищ отражается в древнерусской письменности довольно поздно, с XIV в. Не сохранилось документальных свидетельств (по XIX в. включительно) о его использовании в роли официального вокатива; таковым оно становится лишь в начале XX в. Советская лексикография четко фиксирует его эволюции: от стадии обращения к «своим» (с учетом незатухающей классовой борьбы) до неограниченной употребительности (в свете окончательной и бесповоротной. как казалось тогда, победы социализма). Сегодняшний же его уход в пассив - точнее, может быть, удаление пропагандистскими усилиями, включая и почти подчеркнутый отказ верхов российского общества от использования вокатива товарищ и их поголовное вступление в ряды господ. - законодательно тоже не инициировано. Однако этот, исторически столь же молниеносный поворот в судьбе слова явился знамением триумфа новой (или. может быть, несколько модернизированной) социокультурной парадигмы: произошел переход от всеобщей» равенства товарищей (иногда, наверное, имевшего декларативный характер) к откровенно афишируемому приоритету господ - о гражданах же теперь вспоминают, кажется, в случае необходимости.
Судьбы слов господин, гражданин, товарищ - и как официальных вокативов - дают возможность иллюстрировать некоторые важные общетеоретические
АЛ. Васильев
положения, в первую очередь о социальной природе языка и его имманентной идеологичности, по мере надобности используемой в чьих-то групповых интересах.
Слона принадлежат к инструментам общественной деятельности [Дорошев-ский 1973 : 51] - и при этом «слова суть символы» [Булгаков 1953 : 26]. Справедливо. что затухание в массовом сознании определенных динамических стереотипов (то есть заключенных в психике личностей зарядов потенциальной энергии весьма значительной силы и широкой шкалы общественного воздействия) связано с социальными переворотами [Дорошевский 1973 : 136]. Но то же самое приложимо и к феномену возникновения и актуализации многих лексико-фра-зеологических единиц. И поскольку эти динамические стереотипы имеют (или могут иметь, при условии их осмысленного восприятия) вербальную выраженность, то об их отмирании либо, напротив, зарождении свидетельствуют эволюции слов, одновременно и сигнализирующих о социальных сдвигах, и служащих их импульсами и катализаторами.
Специфическая роль официально доминирующих вокативов обусловливается их статусом как сконцентрированных экспликаций воли правящего класса: «приходя к власти и уничтожая культурные ценности своих предшественников, каждый класс тем самым может для следующих поколений, по крайней мере, уничтожить, изгнать из словаря, языка названия этих ценностей» [Баранников 1919 : 76]. Собственно, при этом малопринципиальными оказываются те или иные конкретные формулировки лозунгов, начертанных на знаменах победителей: модальная сущность их действий довольно однотипна (см. стихотворение М. Волошина «Государство»). Так. рассуждая о состоянии «человеческого субстрата» (под которым подразумевается «экономически предопределенный коллектив, нуждающийся в единообразном языке и потому всегда фактически и достигающий именно в своих пределах языкового единообразия»), Е.Д. Поливанов в 1928 г. говорит, что современный ему языковой стандарт («общерусский язык революционной эпохи») находится «на пути к будущему признаку бесклас-совости» [Поливанов 2001 : 310] - и это в условиях конституционно гарантированной тогда диктатуры пролетариата.
Через несколько десятилетий (причем, учитывая обилие исторических событий. «пронеслось непомерное пространство времени», по выражению А.Н. Толстого) по-прежнему актуальна проблема отношения слов к идеологическому, классовому мировоззрению. «Является ли господствующий класс Также господствующим в отношении языка? Если класс-гегемон - как это признано - диктует другим классам и слоям правовые и этические нормы, то распространяется ли это также на язык?» [Комлев 2003 : 107, 121]. По-видимому, и для самого цитируемого автора эти вопросы оправданно имеют по преимуществу риторический характер: «В условиях нашей страны, где сейчас осуществляется становление правового государства, а значит, и юридического равенства классов в государственном устройстве, напрашивается логический вывод о языковом равноправии классов. Допустим, что языки классов равноправны, но равны ли они в действительности?» [Комлев 2003 : 121]. Понятно, что, какие бы декларации ни тиражировались, подоплека действий любого властвующего социального слоя (класса) однотипна: укрепление всеми доступными способами своего господства
и недопущение прочих к рычагам управления («кормилу власти»). Закономерно. что эти феномены универсальны: идет ли речь о совершенном социальном равенстве, манифестированном вокативом товарищ, или об откровенном уничтожении этого равенства, воплощаемом вокативом господин (в котором, кстати говоря, можно увидеть и результат «обезьяньего пристрастия самозваных “элит” к самолюбованию» [Колесов 2004 : 204]).
Столь же закономерно, что для введения в широкий оборот какого-либо вокатива в статусе доминирующего вовсе не обязательны официальные декреты, указы или иные законодательные акты. Члены общества (каждый - в силу своих причин) более или менее осознанно, и совсем не только из конформистских соображений, станут принимать, в той или другой стенеии охотно, навязываемые им «правила игры», то есть публичного речевого поведения и общественных отношений. Среди побудительных мотивов не последнее место наверняка занимает легкодоступность такого способа подражания высшим социальным слоям и попытки собственного приобщения к ним - хотя бы на словах (оставаясь на деле всецело зависящими от «элитных групп» «равноправными гражданами»).
Б и бл и огр а ф и чески й сп и сок
1. Баранников, А. Из наблюдении над развитием русского языка в последние годы / А. Баранников // Уч. зап. Самарского университета. - Самара. 1919. - Вып. 2. - С. 61-80.
2. Булгаков. С.Н. Философия имени / С.Н. Булгаков. - Paris, 1953.
3. Дорошевскии. В. Элементы лексикологии и семиотики / В. Дорошевскнй. - М., 1973. 1. Колесов, В.В. Язык и ментальность / В.В. Колесов. - СПб., 2001.
5. Комлев, Н. Г. Слово в речи. Денотативные аспекты t Н.Г. Комлев. - Изд. 2-е. -М., 2003.
6. Манфред. А.З. Наполеон Бонапарт/ А.3. Манфред. - 1-е изд.-М., 198G.
7. Поливанов, Е.Д. Русский язык сегодняшнего дня I Е.Д. Поливанов // Международный научный семинар «Е.Д. Поливанов и его идеи в современном освещении». -Смоленск, 2001. - С. 302-312.