CC BY
214
Лингвистика и перевод
ЭВФЕМИЯ В ИСПАНСКОЙ РАЗГОВОРНОЙ РЕЧИ
О. В. Федосова
Автор статьи рассматривает проблему происхождения термина «эвфемизм» и его существование от дологических, первобытных времен до современного бытования в культуре на примере испанской разговорной речи, анализируя соотношение ценностных представлений общества с употребляемыми эвфемизмами различных типов («физиологическими эвфемизмами») и их связь с народной смеховой культурой.
Ключевые слова: эвфемизм, лингвокультурология, испанская разговорная речь.
Слово ‘эвфемизм’ (исп. eufemismo) пришло в испанский язык из латинского (euphemismus), которое, в свою очередь, восходит к греческому eupheme (ейф^цд.) производному от двух корней eu (ей) ‘хороший’, ‘благоприятный’ и pheme (ф^цх) ‘речь’ (русск. ‘благая речь’). В испанском языке имеется прямой этимологический антоним слова eufemia ^ blasfemia, восходящий к греческому blapto фрахту) ‘вредить, наносить урон’ и pheme (ф^цх ) ‘речь’, то есть первоначально blasfemia - ‘слова, наносящие вред’, ‘злоречие’. Сегодня blasfemia в испанском языке имеет значение ‘богохульство, кощунство; хула, поношение’ - так это слово хранит память о дологической, восходящей к первобытной культуре вере человека в силу слова и может служить ключом к пониманию истоков эвфемии как явления речи, имеющего своей целью «не навредить словами». Эвфемия как речевой прием был известен еще во времена античности. Известно, что древние греки и римляне избегали упоминать в повседневной жизни имена богов, а также обитателей подземного царства, поэтому изобрели для их обозначения десятки эвфемизмов. Эвфемистические слова и выражения широко употреблялись и в Библии, где запретными для прямых наименований выступают упоминания Бога, смерти, язычников и половых отношений. Для замены слова «Бог» употребляются,
163
Lingua mobilis №3 (17), 2009
например, эвфемизмы «Всевышний», «Милосердный», «Благословенный», глагол «умереть» чаще всего заменяется глаголом «уснуть», об отношениях между мужчиной и женщиной иносказательно говорится «познать», «касаться», «быть вместе» и так далее.
Использование тех или иных эвфемизмов в каждом лингвокультурном сообществе диктуется принятой в этом сообществе системой ценностей, в основе которой лежат представления об истинном как соответствующем или не соответствующем истине (идеальной, рациональной, «эпистемической»). Шкала оценок в различных обществах может отличаться (и отличается) довольно значительно. Эвфемизмы возникают тогда, когда необходимо обозначить понятия, противоречащие общепринятым представлениям об истинном. Таким образом, в эвфемизме обязательно присутствует оценка, но эта оценка не субъективна, как в гиперболе; ее отправная точка - норма общепринятой морали и эстетики. Такая оценка относительно стабильна: ее колебания зависят не от различия в позициях субъектов, а от изменений нормы, устанавливаемой обществом.
Решающим фактором в формировании системы моральнонравственных ценностей современных европейских наций явилось христианство. Основы мировоззрения европейских сообществ закладывались в эпоху средневековья и Ренессанса, когда шел процесс интенсивного формирования европейских литературных языков. Именно христианское мировоззрение того времени, определявшее сознание европейцев, легло в основу ценностной шкалы, обозначившей морально-нравственные ориентиры общественного сознания и нашедшей свое отражение в языке. Начиная с 16-17 вв., а в Испании уже с 15 в., государство в западноевропейских обществах, берет на вооружение доктрину христианской морали и активно насаждает ее в обществе, формируя общую систему ценностей. С точки зрения этой морали, тело, телесная жизнь, как и все, что связано с так называемым «материальным», или «производительным низом» (термины М.М. Бахтина) [3] признавалось постыдным и запретным, что привело к табуированию в речи прямых наименований материально-телесных образов и
164
Лингвистика и перевод
их функций и запустило процессы активной эвфемизации в европейских языках. Ни войны, ни сексуальная революция в Европе, никакие изменения в сознании европейцев последнего столетия не смогли переломить эту ситуацию. Анализируя тему секса как одну из систем запрета в европейских языках, М. Фуко пишет: «Попытка говорить о сексе свободно и принимать секс в его реальности столь чужда основной линии всей, теперь уже тысячелетней, истории и к тому же враждебна присущим властям механизмам, что затея эта, прежде чем достичь успеха в своем деле обречена на долгое топтание на месте» [6. С. 106]. К испанскому языку все сказанное относится в полной мере и даже более того, если вспомнить, что испанское общество в 20 в. - это общество гораздо более закрытого типа, по сравнению, например, с французским или английским. Несмотря на все изменения «в сторону открытости», произошедшие в нем после смерти Франко, оно не знало сексуальных революций и остается более традиционным, чем все другие европейские общества. Сложившаяся система ценностей обусловила в испанской разговорной речи эвфемизацию всей сексуальной стороны жизни человека. Так, возникли десятки эвфемизмов для обозначения мужских (organo viril, aparato, pal-oma, pajaro, pajarito, minga, nabo, pilila, pito, pistola, polla, glande, cipote, chorra) и женских (bacalao, conejo, bollo, panocha, pepe, cueva, concha, almeja, chichi, chochete, cholin...) половых органов. Испанский исследователь П.А. Фуэртес Оливера пишет по этому поводу: «Las catalinas, las teresas, las margaritas - всего лишь некоторые из многих наименований, которые испанцы используют для обозначения женской груди» (Перевод наш. - О.Ф.) [8. С. 128]. Множество эвфемистических наименований употребляется для непрямых номинаций сексуальных отношений и всего, что с ними связано: табу copular, fornicar ^ эвфемизмы: salir, acostarse con alguien, cohabitar, tener relaciones, hacer el amor, liarse, echar un casquete, echar un polvo, empiernarse, mojar (el churro), medir el aceite, montar, quilar, tabicar...; табу coito, copula ^ эвфемизмы: ayuntamiento, accesion, acceso, acto, acto sexual, polvete, congreso; табу preservativo ^ эвфемизмы: calcetm, angel de la guardia, pro-filactico и др. Непрямые номинации в изобилии используются в
165
Lingua mobilis №3 (17), 2009
разговорном испанском для обозначения ежедневных потребностей тела и связанных с ними мест: табу orinar ^ эвфемизмы: hacer sus necesidades, hacer (aguas) menores, cambiarse el agua al canario/ a las aceitunas, tirar el agua, hacer pipi, desbeber, echar unafirma...; табу cagar, defecar ^ эвфемизмы: hacer (aguas) may-ores/ hacer de vientre/ aliviarse, hacer caca; табу culo ^ trasero, posaderas, ojete, pompis, hucha, bul, El de atras. Целый ряд эвфемистических наименований породило понятие retrete ‘туалет’ ^ aseo(s), servicio(s), bano, lavabo, voter, inodoro, tigre, evacutorio, Senor Roca и др.
Приведенные примеры демонстрируют неоднородность эвфемизмов с точки зрения стилистической окрашенности и эмоциональной выразительности. Наряду с нейтральными единицами, такими как salir, cohabitar, tener relaciones, hacer el amor, liarse в разговорной речи фигурируют более выразительные единицы, основанные, на метафоре конкретных образов материального мира и имеющие травестийную, смеховую основу, уходящую корнями в народную культуру (mojar (el churro), medir el aceite, echar un polvo, cambiarse el agua al canario/ a las aceitunas, cal-cetin, angel de la guardia...). Эвфемизмы такого типа являются характерными для разговорного стиля испанского языка. Их превращение в дисфемизмы связано с переходом в иной функциональный стиль или обусловлено теми же факторами, которые влияют на переход в категорию дисфемизмов любых эвфемистических наименований вообще, т. е. длительной речевой эксплуатацией. Будучи широко представленными в семантической сфере «материально-производительного низа», они вовсе не являются исключением в иных сферах человеческой жизни и деятельности. Обязательное присутствие таких «народных» эвфемизмов в испанской разговорной речи обусловлено активным влиянием на процессы эвфемизации стихии коллективного народного сознания, для которого характерна своя система оценок. Эти оценки основаны на соотношении с истиной рациональной, эмпирической и поэтому часто бывают прямо противоположны общепринятым установкам. Так, материально-телесная стихия в понятийном пространстве коллективного народного сознания,
166
Лингвистика и перевод
как показал М.М. Бахтин, является началом глубоко положительным (курсив наш. - О.Ф.), и воспринимается здесь «не в частно-эгоистической форме и вовсе не в отрыве от остальных сфер жизни. (...) Материально-телесное начало здесь воспринимается как универсальное и всенародное и именно как таковое противопоставляется всякому отрыву от материально-телесных корней мира, всякому обособлению и замыканию в себя, всякой отвлеченной идеальности, всяким претензиям на отрешенную и независимую от земли и тела значимость» [3]. Народное коллективное сознание проявляет себя в живых формах карнавальной культуры, жанрах устного народного творчества и, безусловно, в народном языке, влияние которого на испанский литературный язык бесспорно. Карнавал, празднество, другие зрелищные формы народной культуры являются неотъемлемой и важнейшей частью жизни испанского народа. Эта сторона народной жизни чужда всякому официозу, всякой строгой морали. Ее отличительной чертой является восприятие мира в смеховом аспекте, который находит свое выражение в конкретно-чувственных, часто приземленных и гротескных образах. Смеховое начало, вольность в обращении со словом, гротеск, тяготение к материально-телесному низу - все это также черты народного языка, активно влияющего и на разговорную испанскую речь. Именно поэтому в рядах эвфемистических синонимов обязательно присутствуют лексические единицы, отражающие народно-карнавальное восприятие жизни, основанные на гротескно-смеховом начале. Такие эвфемизмы выполняют двойную функцию: собственно эвфемистическую, и смеховую, карнавальную, функцию, результатом которой является гротескное принижение обозначаемых объектов, в результате чего эти объекты лишаются всякой серьезности, перестают пугать, приручаются, «отелесниваются
Особое место в системе «физиологических эвфемизмов» занимают иносказательные слова и выражения, связанные с обозначением понятий женской физиологии. Эвфемия в области словоупотреблений этой сферы берет свое начало еще в книгах Ветхого Завета. В условиях средневекового европейского общества, основанного на религиозно-христианской морали, эта языковая
167
Lingua mobilis №3 (17), 2009
тенденция приобретает новое идеологическое обоснование. Как известно, средневековая католическая церковь признавала женскую природу изначально низменной и порочной, что надолго закрепило в европейских обществах бесправное и униженное положение женщины. Впоследствии развитие буржуазных отношений в западных обществах способствовало продвижению именно активного властного мужского начала. Сегодняшняя западная культура имеет выраженный маскулинный характер: фундаментальные установки западной ментальности выражаются в акцентировании активизма формального мужского начала. В рамках испанской культуры соединились черты маскулинности западного и восточного типа, что нашло свое выражение в специфической идеологии мужского превосходства, так называемого мачизма (исп. machismo) от исп. macho ‘мужик, мужчина’. Отношение к женщине со стороны маскулинного, мачистского, по своей сути общества в речи и языке отразилось в табуировании прямых номинаций основных явлений женской физиологии, каковыми являются «беременность», «роды» и «менструация». Так, в испанской разговорной речи табуируется прямое наименование prenada ‘беременная’. Вместо него употребляются эвфемизмы: embarazada, encinta, en estado (de buena esperanza), genitriz, ocu-pada и др. То же происходит и с другими словарными единицами этой семантической сферы: табуparir ‘рожать’ ^ эвфемизмы dar a luz, alumbrar, despachar, desembarcar, librar...; табу menstruacion ^ эвфемизмы: esos dias, la regla, el tomate, la mujer de rojo, la prima rusa, el chorrito, el inquilino comunista, La tia Maria, La tia Pepita, Juana Meneses, el gallo rojo и др.
Эвфемизации в разговорной испанской речи подвергаются также прямые номинации реалий, ассоциирующихся с точки зрения религиозно-христианской морали с грехом, в особенности с грехом содомским. К этой сфере принадлежат эвфемизмы, семантических полей «проституция», «гомосексуализм», «лесбиянство», «пьянство». Понятия этой сферы образуют длинные ряды эвфемистических синонимов в испанском языке. Так, например, для обозначения понятия ‘prostituta’ (синонимы: ramera, puta, gol-fa). В. Бейнхауэр приводит не менее десятка эвфемизмов: mujer
168
Лингвистика и перевод
publica, zorra, fulana, cualquiera, socia, projima, pesetera, pendon/ pendona, pelandusca, furcia [7. С. 176]. К этому ряду сегодня можно добавить mujer de la vida alegre, buscona, meretriz, mujerzuela, pingo, lumi, perra и многие другие. Еще большее число эвфемистических наименований в разговорной речи породило понятие borrachera ‘пьянство’^- piripi, cogorza, colocon, curda, cucudrulo, cirimosca, empanada, marejada, lagartijera, jaula, melopea, merluzo, moco, mona, melopea, trompa, torrija, tranca, turca, tajada, viaje. В семантической сфере «гомосексуализм» вместо прямого наименования ‘homosexual’ в разговорной речи используются эвфемизмы gay, maricon, marica, afeminado, apio, mariposa, palomo cojo, chapero, que pierde aceite.
Существенным для явления эвфемии является тот факт, что в народном коллективном сознании сохранилась вера в существование глубинной связи между обозначаемым и обозначающим. Так, хотя в сознании среднего европейца слово уже давно перестало быть связанным с тем, что оно обозначает, на бытовом уровне и в народной культуре все еще остается живой вера в тайную связь между словом как знаком и обозначаемым им объектом действительности. Эта особенность народного сознания проявляет себя в разговорной речи в виде суеверий в отношении употребления тех или иных слов. Так, в испанской речевой традиции, восходящей своими истоками к Библии, не принято упоминать прямое обозначение ‘diablo’, что нашло свое отражение в известной пословице: hablando del rey de Roma, por la ventana se asoma (букв. ‘когда говорят о короле Рима, он лезет в окно’), которая содержит эвфемистический перифраз el rey de Roma. Смысл этой пословицы понятен: когда мы упоминаем в наших разговорах дьявола, он приходит к нам. В более широком смысле, эта пословица отражает народную веру (или суеверие) в то, что слова оказывают непосредственное влияние на жизнь человека. Так, вместо ‘diablo’ в пиренейском варианте испанского языка наиболее распространены эвфемистические наименования diacho, dianche, diantre или diantres.
Испанцы также очень суеверны в отношении денег. Деньги как символ богатства вообще являются одним из ключевых кон-
169
Lingua mobilis №3 (17), 2009
цептов в современной культуре западного типа. Так, только в рамках западного меркантилизма могло родиться утверждение, что «золото и серебро - это самая чистая наша кровь и основа наших сил» [5.С. 205]. Деньги в буржуазных обществах приобретают статус некоего божества, поэтому не принято употреблять слово ‘деньги’ всуе. В испанской разговорной речи его обычно заменяют всевозможными эвфемистическими синонимами, ряд которых постоянно пополняется. Так, сегодня активно функционируют эвфемизмы как для обозначения самого понятия dinero ‘деньги’ (tela, calas, pelas, pasta, harina, manteca, parne, narpe, guita, plata, mosca, monei/ monei/ moni, viruta), так и для связанных с ним ситуаций, например: pagar ‘платить’ ^ hacer de pagano/ hacer el pagano, hacer el Paganini/ de Paganini и др.
Тема смерти также связана с явлением эвфемии в испанском языке, что, с одной стороны, восходит к библейской традиции, а, с другой - связано с естественным страхом человека перед этим явлением. Западный философ Ф. Ариес выдвинул теорию пяти этапов восприятия смерти в западноевропейской культуре: от «прирученной» смерти (архаика, 12 в.), когда человек считал смерть естественной и был готов к встрече с ней, до «перевернутой» смерти (20 в.), когда общество стыдится смерти, скрывает и бананизирует ее [4]. В языке подобное отношение к смерти породило активные процессы эвфемизации в данной семантической сфере: табу morir ‘умереть’ ^ разг. эвфемизмы enfriarse, felparse, palmarse, pelar gallo, petatearse, pirarse, torcerse, quedarse tieso, cascarla, caducar, irse al hoyo, quedarse frito, ir a criar malvas, entregar el equipo, chupar farros, colgar los tenis, colgar los guantes, doblar el petate, entregar la piel...; estar muerto ‘умереть, быть мертвым’ ^ разг. эвфемизмы: estar criando malvas, haber estirado la pata, haber hincado el pico, haber pasado a mejor vida, estar en el bolsillo de cura, haberlas espichado и т.д. Ни одно понятие в испанской разговорной речи не породило столько эвфемизмов, сколько la muerte ‘смерть’ ^ la afanadora, la bien amada, la cabezona, la canica, la china, la chiripa, la desdentada, la enlutada, la grulla, la hilacha, la hora suprema, la igualadora, la libertadora, la mera hora, la pachona, la parca, la pelona, la dientona, la llorona, la rasera, la
170
Лингвистика и перевод
segadora, la tembleque, la tilinga, la apestosa, la calavera, la patro-na, la amada inmovil, la chupona, la jodida, la malquerida, la catrina, la chingada, la curamada, la dama del velo, la estirona, la indeseada, la hora de la hora, la mocha, la pelleja, la huesuda, la teznada, и др.
Еще одна часть человеческой жизни, которая подвергается эв-фемизации в испанской разговорной речи и языке - это vejez ‘старость’. Понятия семантического поля «старость» относятся к категории эвфемизмов новейшего времени, поскольку порождены ближайшим эпистемическим контекстом. Понимание старости и отношение к ней в современном испанском обществе, равно как и других обществах культуры западного типа, определяется уже не религиозно-христианской моралью, а современными социальными условиями, ставящими во главу угла законы производства и потребления. В новой формирующейся системе ценностей западного общества во главе угла находится молодость, красота, здоровье, деньги. Эти качества приобретают особую значимость, поскольку они «экономически выгодны». Старость же в рамках такой новой морали является обузой для общества. О предубеждении против стариков и их дискриминации много пишется сегодня на страницах испанской печати. В романе современной испанской писательницы Р. Монтеро «Инструкции для спасения мира» события разворачиваются на фоне не прекращающихся сообщений об убийствах невинных стариков. Эту цепь преступлений против стариков связывают с действиями некоего молодого человека, поймать которого не удается, поскольку в его поступках отсутствует конкретный корыстный умысел: он просто ликвидировал стариков. Эта тема не является центральной в романе, это всего лишь фон, отражающий духовное состояние общества. В романе присутствует еще один герой - эмигрант, каких немало в Испании, совсем еще молодой юноша, оказавшийся в конце террористом-смертником, совершившим свой бессмысленный и жестокий акт в салоне обычного городского автобуса. Это тоже совсем не главный герой. Но он произносит ключевые для нас слова. В ответ на вопрос «Откуда ты?», он отвечает: «Я из Марокко. Там не случается таких вещей. ... Там не убивают стариков. И старики не живут одни. Старики очень важны в моей
171
Lingua mobilis №3 (17), 2009
стране. И в семье. Но здесь.... Вы думаете, что знаете все, а не знаете ничего» (Перевод наш. - О.Ф.) [10.С. 35-36]. Так, отношение к старикам становится точкой, в которой проявляют себя две культуры. Две культуры и две совершенно разные системы ценностей. Номинативные единицы viejo ‘старый’, envejecer ‘постареть’ сегодня воспринимаются как оскорбления и подвержены табуированию, в результате чего во множестве возникают эвфемизмы: ‘envejecer’ ^ encanecer, madurar, entrar en la tercera edad, entrar en Villavieja; ‘viejo/ anciano’ ^ maduro, veterano, matusalen, vetusto, senil, la tercera edad, el mayor, decrepito, persona de edad avanzada/ de edad dorada/ de la Gerontologia, persona en anos de cosecha, persona cronologicamente dotada, Adulto Mayor, geronte, а также дисфемизмы achacoso, carca, carroza и др.
Обращает на себя внимание тот факт, что разговорные эвфемизмы иногда кажутся более грубыми, чем прямые номинации понятий. Это особенно видно на примере семантических сфер «смерть» и «старость». Таковыми являются, например, ir a criar malvas, estirar las patas, quedarse frito, dinarla, palmarla для обозначения понятия ‘morir’. Такому «огрублению» эвфемистической лексики, по нашему мнению, есть несколько причин. Первая из них, и важнейшая, связана с влиянием денотата на сигнификат. Обозначаемое понятие само по себе не может быть плохим или хорошим, оно становится таковым в результате той оценки, которую человек непременно переносит на все объекты и реалии окружающего мира. Так, сами по себе названия органов человеческого тела и даже любые поступки человека вне отрыва от общества и его морали не являются плохими или хорошими. Плохими или хорошими они становятся в результате оценки человека, которая, в свою очередь, диктуется ему системой общественных ценностей. С другой стороны, сами по себе слова как сигнификаты также не являются ни плохими, ни хорошими. По-выражению Ш. Балли, они не более чем «этикетки» обозначаемых понятий. Плохими или хорошими они становятся в нашем восприятии в результате той оценки, которой мы меряем обозначаемые ими объекты или явления окружающей действительности. Поэтому любой денотат, если он оценивается человеком и обществом как
172
Лингвистика и перевод
презренный и недостойный, со временем окрашивает обозначающее его слово в деспективные тона, и слово приобретает грубую, даже обсценную окраску. Так, например, слово zorra (русск. ‘лисица’), употребляемое первоначально в качестве непрямого эвфемистического наименования вместо prostituta, само по себе не несло отрицательной окраски, однако, закрепившись в языке в устойчивой ассоциации с обозначаемым родом занятия, оно приобрело деспективную окраску и грубое звучание, перестав, в конце концов, выполнять функцию эвфемизма. Другой причиной, которая обусловила часто более грубое звучание эвфемистической лексики, нежели прямых наименований в данных областях антропосферы, является факт ее заимствования из жаргона. Как известно разговорная речь легко заимствует жаргонную лексику, в которой находит дополнительный источник экспрессии и демократизации вокабуляра. Однако жаргонизмы заимствуются разговорной речью также и для выполнения функций эвфемизации. Важно подчеркнуть, что в жаргонах соответствующая лексика выполняла принципиально иную функцию, а именно, функцию кодификации коммуникативных посланий. Переходя же в разговорную речь, а затем и стиль языка она меняет свои функции, но при этом сохраняет присущую ей сниженную окраску.
Список литературы
1. Балли, Ш. Французская стилистика / Пер. с фр. М.: УРСС, 2001.
2. Бахтин, М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М.: Худож. лит., 1990 / [Электронный ресурс] // http://www.philosophy.ru/ library/bahtin/rable. html#_ftnl.
3. Новейший философский словарь. - 3-е изд. - Мн.: Книжный Дом, 2003.
4. Фуко, М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук / Пер. с фр. СПб: A-cad, 1994.
List of literature
1. Ballii, SH. Franthuzskaja stiiliis-tiika / Pier. s fr. M.: URSS, 2001.
2. Baxtiin, M.M. Tvorchiestvo Fran-sua Rablie ii narodnaja kulitura sriednieviekovija ii Rienies-sansa. M.: Xudozh. liit., 1990 / http://www. philosophy.ru/library/bahtin/rable. html#_ftn1.
3. Noviejshiij fiilosofskiij slovari. -3-je iizd. - Mn.: Kniizhnyyj Dom, 2003.
4. Fuko, M. Slova ii vieshhii. Arxie-ologiija gumaniitarnyyx nauk / Pier, s fr. SPb: A-cad, 1994.
173
Lingua mobilis №3 (17), 2009
5. Фуко, М. Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности. Работы разных лет / Пер. с фр. М.: Касталь, 1996.
6. Beinhauer, W. Elespanol coloquial. Madrid: Gredos, D.L., 1978.
7. Fuertes Olivera, P.A. Mujer, Len-guaje y Sociedad. Los estereotipos de genero en ingles y en espanol. Madrid: Ayuntamiento de Alcala de Henares, 1999.
8. Garcia L., Manuel J. Diccionario de eufemismos y de expresiones eufem^sticas actuales. Madrid: Editorial Verbum, S.L., 2000.
9. Montero, R. Instrucciones para salvar el mundo. Madrid: Alfaguara, 2008.
5. Fuko, M. Volia k iistiinie: po tu storonu znaniija, vlastii ii sieksual-inostii. Rabotyy raz-nyyx liet / Pier, s fr. M.: Kastali, 1996.
6. Beinhauer, W. El espanol coloqui-al. Madrid: Gredos, D.L., 1978.
7. Fuertes Olivera, P.A. Mujer, Len-guaje y Sociedad. Los estereotipos de genero en ingles y en espanol. Madrid: Ayuntamiento de Alcala de Henares, 1999.
8. Garcia L., Manuel J. Diccionario de eufemismos y de expresiones eu-fem^sticas actuales. Madrid: Editorial Verbum, S.L., 2000.
9. Montero, R. Instrucciones para salvar el mundo. Madrid: Alfaguara, 2008.
174
