CC BY
76
УДК 812.512.211 В.А Петрова
ЭВЕНСКИЙ НИМКАН О ЛИСЕ И СТАРИКЕ БОЧИЛИКАНЕ:
к вопросу о вариативности и типологии сюжетов
Рассматривается традиционный жанр сказочного фольклора эвенов - нимкан. Проводится анализ эвенского нимкана о лисе и старике Бочиликане с целью выявить его сходство и отличие от имеющихся вариантов, а также от аналогичных сюжетов в творчестве других народов Севера.
Ключевые слова: эвены, эвенский нимкан, эвенский фольклор, сказочный фольклор, жанр, традиционный фольклор, вариант, сюжет.
Эвенский нимкан принадлежит к числу важнейших историко-культурных явлений, благодаря чему эвенский народ сохранил самобытную этническую культуру, язык, традиционные нравственные принципы и обычаи. Нимкан представляет весь фонд сказочного фольклора эвенов, начиная с мифологических сказок, сказок о животных, волшебных, бытовых, шаманских, кумулятивных, включая архаический эпос.
В фольклоре многих народов, в том числе и у эвенов, варианты одного и того же произведения устного народного творчества представляют форму естественного бытования.
Одним из вариабельных текстов эвенского нимкана является сюжет о лисе, который встречается в сказочном фольклоре эвенов в нескольких вариантах [1, с. 28-29; 2, с.146-152; 3, с. 5-7; 4, с. 169-178]. В данной статье мы проводим аналитическую сегментацию фольклорного текста «Старик Бочиликан» («Бочиликан этикэн»), чтобы детально исследовать сюжет эвенского нимкана на уровне сюжетной структуры, сюжетного блока и сюжетного сегмента и тем самым выявить степень сходства и различия имеющихся вариантов как между собой, так и со сказочным фольклором других народов Севера.
Сюжет эвенского нимкана записан в 2006 году от представителя ламунхинского говора эвенского языка Зои Афанасьевны Степановой, проживающей в с. Себян-Кюель Кобяйского улуса Республики Саха (Якутия) [Материалы автора, 2006].
При анализе текста мы использовали цифровые индексы, которые помогают отслеживать чередование сюжетных блоков (они обозначены первой цифрой) и сюжетных сегментов (обозначены второй цифрой ).
В первом сегменте (1.1.) повествуется о лисе, которая бегала по берегу реки и плакала. Отметим, что звукоподражательное слово гум-гум-гум в данном нимкане служит для усиления эмоциональной выразительности.
ПЕТРОВА Валентина Алексеевна - научный сотрудник Института гуманитарных исследований и проблем малочисленных народов Севера СО РАН.
E-mail: valya89243679003@mail.ru
Однажды лисонька бегала по берегу реки и говорила:
По протоке предков Матери, отца Когда-то бегала Гум-гум-гум
Во втором сегменте (1.2.) представлен второй персонаж - рыба, которая сочувствует лисе.
Услышала это рыба, выглянула с реки и спрашивает:
- Что такое, лиса, почему плачешь?
В третьем сегменте (1.3.) лиса сообщает о своем намерении перебраться через реку с помощью рыб и заодно пересчитать их.
Тогда лиса ответила:
- Почему это я плачу? Ведь я же пою. я не могу перебраться через эту реку. Рыбы, сколько вас всего? Выстройтесь поперек реки, тогда я вас пересчитаю.
В четвертом сегменте (1.4.) рыбы, не видя в пересчете ничего плохого для себя, решают выстроиться поперек реки.
Тогда рыбы собрались и выстроились поперек реки.
В пятом сегменте (1.5.) лиса делает вид, будто считает рыб, которые в это время выстроились поперек реки. В результате лиса перебралась по ним на другой берег, но не досчитала рыб и не определила их количество. В конце она только отметила, что их очень много.
Тогда лиса считает:
- Один, два, один, два.
Перебравшись на другой берег реки, сказала:
- Рыбы, вас очень много.
И убежала.
Данный сюжетный блок (1.1., 1.2., 1.3., 1.4., 1.5.) образует эпизод о лисе, которая выбирается на сушу, прыгая с одной рыбы на другую. Эпизод представлен в сказочном фольклоре эвенов в нескольких вариантах, где вместо рыбы может выступать и нерпа [2, с. 146-152; 4, с. 169-178]. Аналогичный эпизод зафиксирован у неги-дальцев - «Летяга и лисица» («Омки, солахи»), где лиса, сброшенная в море дедушкой-совой, выбирается на землю, прыгая с одной нерпы на другую нерпу [5, с. 132135]; орочей - «Лиса и цапля» («Сулаки, нгачаки»), где
лиса выбирается на землю, прыгая с нерпы на нерпу [6, с. 127-128]; нанайцев - «Летяга» («Хомнго»), где вместо рыбы/нерпы фигурируют черви, по которым лиса перебирается с морского острова до берега земли [7, с.68-69]; долган - «Старуха и лисья шкура» («Эмээксин онуга hаhыл тириитэ»), где лиса, попав на остров, выбирается на землю, прыгая с одного налима на другого [8, с. 195197].
Второй сюжетный блок начинается с шестого сегмента (2.6.), который открывается сценой встречи лисы с основным героем - стариком. Старик сам тащит свои сани. А лиса прикидывается больной.
Бежала по дороге и встретила одного старика, который шел и тащил свои сани. Сделала вид, что поранила ноги и улеглась. Старик подошел и спрашивает:
- Что такое, лиса, что с тобой?
В седьмом сегменте (2.7.) лиса достигает своей цели и попадает на сани в качестве пассажира.
Тогда лиса сказала:
- Брат, брат, я поранила ногу, посадишь ли ты меня на свои сани?
- Ну, давай садись.
В восьмом сегменте (2.8.) становится ясно, что старик имеет имя Бочиликан, которое имеет аналогию с ороч-ским и ульчским наименованием одного из шаманских духов - помощников боочо ~ боочон ~ буучун [9, с. 97]. В данном сегменте лиса находит сумку и съедает запасы.
Таким образом, старик Бочиликан тащил сани с лисой и шел по дороге. И так продолжая путь, затем спрашивает у лисы:
- Ну что, лиса, это что за место?
Лиса говорит:
- Начальная.
Лиса тем временем нашла в санях сумку с едой и начала ее есть. И поэтому сказала - начальная.
Бочиликан шел по дороге. Затем опять спрашивает у лисы:
- Ну что лиса, это что за место?
- Серединная.
Тем временем съела половину еды старика. Опять шел, шел и шел:
Ну что, лиса, это что за место?
- Конечная.
- Брат, брат, мы остановимся здесь?
- Ну, давай остановимся здесь.
Девятый сегмент (2.9.) представляет собой финальный момент. Лиса находит повод уйти от старика и берется помочь ему в заготовке дров. Примечательно, что в данном тексте старик продолжает заботиться о лисе. Это придает сюжету комедийность.
Когда старик устанавливал свое жилище, лиса спрашивает у него:
- Брат, брат, дай мне свой топорик, я пойду за дровами.
- Ну, давай, бери этот топорик, только осторожно, ноги не сруби.
В десятом сегменте (2.10.) лиса убегает от старика. При этом она выбросила его топорик, тем самым, подчеркнув полное пренебрежение к нему.
Тогда лиса говорит:
- Нет, нет, брат. Вот так, вот так буду делать.
Лиса, взяв топорик, убежала в лес.
- Одного пня «Ток!». Одного пня «Ток!». Одного пня «Ток!».
Ушла очень далеко, а затем крикнула старику:
- Брат, заберешь свой то-по-рик!
Только в одиннадцатом сегменте (2.11.) старик убеждается в том, что хитрая лиса убежала от него.
Она, сказав так, выбросила топорик и убежала от старика.
Данный сюжетный блок (2.6., 2.7., 2.8., 2.9., 2.10., 2.11.) образует эпизод о лисе, обманным путем попавшей на сани и съевшей еду. В сказочном фольклоре эвенов данный эпизод представлен в нескольких вариантах. Вместо съеденной провизии может быть мороженая рыба/ мороженое мясо/ сушеное мясо/ ягоды или еда, приготовленная из свежей давленной кетовой икры и ягод, заправленных нерпичьим жиром [1, с. 28-29; 2, с. 146-152; 3, с. 5-7; 4, с. 169-178]. Аналогичный эпизод встречается у нанайцев - «Лиса» («Солаки»), где лиса съедает лосиный и рыбий жир [10, с. 76-85]; юкагиров
- «Сэмтэнэй-старик» («Сэмтэнэй-Пэлдудиэ»), где вместо лисы фигурирует песец, который съедает жир [11, с. 246-247]; орочей - «Лиса» («Сулаки»), где лиса съедает копченую и вяленую рыбу [6, с.129-131], а также в русском сибирском фольклоре «Про лису и волка» [12, с. 258-260].
В двенадцатом сегменте (3.12.) начинается новый сюжетный блок, связанный с местью старика. Он обнаруживает, что лиса оставила его без запасов пищи. Старик обнаруживает улику - это зуб лисы, который выпал во время поедания провизии. В дальнейшем зуб будет для старика знаком, по которому он узнает коварную спутницу.
Старик, поставив свое жилище, пошел заносить еду. А сумка его оказалась пустой. Даже крошек не осталось. На дне сумки лежал только зуб лисы. Старик очень рассердился и думает:
- Как же я эту лису поймаю?
Эпизод о лисе, оставляющей зуб, который выпал на месте поедания рыбы/мороженого мяса/сушеного мяса/ ягод/еды из свежей давленой кетовой икры и ягод, заправленных нерпичьим жиром, представлен в сказочном фольклоре эвенов в нескольких вариантах [1, с. 28-29; 2, с.146-152; 3, с. 5-7, 4; с. 169-178]. Аналогичный эпизод встречается у нанайцев - «Лиса» («Солаки»), где лиса ест лосиный и рыбий жир и оставляет отломленный зуб [10, с. 76-85]; юкагиров - «Сэмтэнэй-старик» («Сэмтэнэй-Пэлдудиэ»), где вместо лисы фигурирует песец, который
ест замороженный жир, вываренный из костей куропаток и зайцев и оставляет отломленный зуб [11, с. 246-247]; орочей - «Лиса» («Сулаки»), где лиса ест вяленую рыбу из чумашки и в ней оставляет свой отломленный зуб [6, с. 129-131].
В тринадцатом сегменте (3.13.) старик принимает решение устроить пляску.
Я сейчас соберу всех животных, и перед ними буду плясать, таким образом, я найду ту лису, которая съела мою еду и обманула меня.
В четырнадцатом сегменте (3.14.) старик, стремясь произвести комический эффект, засовывает в штаны труху.
Собрал труху и положил в штаны, а штаны продырявил в нескольких местах. И крикнул зверям:
- Звери, соберитесь!
В пятнадцатом сегменте (3.15.) говорится о пляске старика перед зверями. Она носит комедийный характер, в действительности же такие пляски должны были вызвать не простой, а ритуальный смех.
Тогда собрались лисицы, зайцы, белки. Старик закрыл все щели в жилище и начал плясать:
- Дым клубится, дым клубится.
В шестнадцатом (3.16.) сегменте пляска старика достигает своего результата. Он вызывает у зверей смех, который передается образным словом хи-хи-хи-хи.
Когда он плясал, то труха, которую он положил в штаны, начала выходить и клубиться через дырки. Стало очень смешно. Все звери начали смеяться: хи-хи-хи-хи.
В семнадцатом сегменте (3.17.) повествуется о том, что старик услышал смех своего беззубого врага, который передается образным словом ху- ху- ху- ху -ху.
И вдруг где-то далеко в глубине юрты послышался смех: ху-ху-ху-ху-ху.
В восемнадцатом сегменте (3.18.) старик обнаружил и разглядел свою обидчицу.
Старик начал смотреть внимательно на всех, у кого какие зубы. И вдруг видит, что у той лисы, которая сидит в глубине юрты, нет зуба.
В девятнадцатом сегменте (3.19.) старик избирает орудие мести - очаговый крюк. Именно этот предмет стал жезлом демиурга, благодаря которому звери обрели современный окрас. Характерно, что мифический старик Бочиликан отметил не только своего врага - лису, но и всех собравшихся зверей.
Тогда Бочиликан старик, схватив очаговый крюк, начал им размахивать. Очаговым крюком он задел верхушки ушей зайцев. Задел кончики хвостов белок, которые бросились наверх. Затем ударил по кончикам лисьих хвостов, когда они метнулись в полог.
В двадцатом сегменте (3.20.) излагается элемент этиологического мифа о происхождении необычной окраски белок, лисиц и зайцев.
Поэтому у белок кончики хвостов стали черными. У лисиц тоже кончики хвостов стали черными. У зайцев
кончики ушей тоже черными стали. Это их сделал такими Бочиликан старик.
Данный сюжетный блок (3.12., 3.13., 3.14., 3.15., 3.16., 3.17., 3.18., 3.19., 3.20.) образует эпизод о старике, который устраивает пляску, надев дырявые штаны и засунув туда труху, чтобы вызвать смех и тем самым обнаружить объект преследования - беззубую лису, встречается в нескольких вариантах [2, с.146-152]. В одном варианте эвенского нимкана старик устраивает пляску перед зверями, сшив штаны из линяющей шкуры оленя [4, с. 169-178]. Аналогичный эпизод встречается в сказочном фольклоре нанайцев - «Лиса» («Солаки») [10, с. 76-85]; долган - «Старик Укукуут-Чукукуут и лиса» («Укукуут-Чукуут огонньор онуга hаhыл»), где старик, насыпав пепел от костра в штаны, устраивает пляску с бубном [8, с.196-197]; якутов - «Птица Тюенэн с четырьмя яйцами» («Туорт сыымыыттаах Туонэн кыыл»), где старик, положив за пазуху мелкой древесной трухи, устраивает пляску перед лисицами [13, с.118-119]; орочей - «Лиса» («Сулаки»), где Дэвэктэ во время камлания кричал филином «Хун-хун», бормотал зайцем «Хобо-бо-бо-бо», чтобы обнаружить спрятавшуюся лису [6, с.129-131].
Сюжет эвенского нимкана «Старик Бочиликан» («Бочиликан этикэн») разделен на двадцать сегментов, которые группируются в три сюжетных блока. Они в достаточной степени самостоятельны и также могут существовать в виде отдельных кратких повествований. Сюжетные блоки, как промежуточная структура между сюжетным сегментом и полным текстом, образуют медиальные образования, которые контаминируются в общий сюжет. При его анализе мы использовали цифровые индексы, которые помогают отслеживать чередование сюжетных блоков (они обозначены первой цифрой) и сюжетных сегментов (обозначены второй цифрой).
Первый сюжетный блок, повествующий о лисе, которая выбирается на сушу, прыгая с одной рыбы/нерпы на другую, представлен в нескольких вариантах. Аналогичный эпизод зафиксирован у негидальцев - «Летяга и лисица» («Омки, солахи»); орочей - «Лиса и цапля» («Сулаки, нгачаки»); нанайцев - «Летяга» («Хомнго»); долган
- «Старуха и лисья шкура» («Эмээксин онуга hаhыл ти-риитэ»).
Второй сюжетный блок, повествует о лисе, обманным путем попавшей на сани и съевшей еду/мороженую рыбу/мороженое мясо/сушеное мясо/ягоды/еду, приготовленную из свежей давленной кетовой икры и ягод, заправленных нерпичьим жиром, в сказочном фольклоре эвенов встречается в нескольких вариантах. Аналогичный эпизод встречается у нанайцев - «Лиса» («Солаки»); юкагиров - «Сэмтэнэй-старик» («Сэмтэнэй-Пэлдудиэ»); орочей - «Лиса» («Сулаки»), а также в русском сибирском фольклоре «Про лису и волка».
Третий сюжетный блок повествует о старике, который устраивает пляску, надев дырявые штаны, засунув туда труху, чтобы вызвать смех и тем самым обнаружить
объект преследования - беззубую лису, встречается в сказочном фольклоре эвенов в нескольких вариантах. Аналогичный эпизод встречается у нанайцев - «Лиса» («Солаки»); долган - «Старик Укукуут-Чукукуут и лиса» («Укукуут-Чукуут огонньор онуга hаhыл»)^; якутов -«Птица Тюенэн с четырьмя яйцами» («Туорт сыымы-ыттаах Туонэн кыыл»); орочей - «Лиса» («Сулаки»). Сравнительное изучение сюжета эвенского нимкана позволило сделать вывод, что три сюжетных блока данного нимкана имеют параллели со сказочными традициями других народов Севера, Сибири и Дальнего Востока.
Л и т е р а т у р а
1. Эвенский фольклор / Сост. К.А. Новикова. - Магадан: Кн. изд-во, 1958. - 118 с.
2. Новикова К.А. Очерки диалектов эвенского языка: Оль-ский говор. Ч. 2. Глагол, служебные слова, тексты, глоссарий.
- Л.: Наука, 1980. - С. 146-152.
3. Сказки эвенской земли / Сост. Л.Е. Большаковой и др. -Магадан: Кн. изд-во, 1988. - С.5-7.
4. Фольклор эвенов Березовки (образцы шедевров) / Сост. Роббек В.А.- Якутск, 2005. - 362 с.
5. Цинциус В.И. Негидальский язык. Исследования и материалы. - Л.: Наука, 1982. - 312 с.
6. Орочские сказки и мифы 1966 / Сост. В.А. Аврорин, Е.П. Лебедева. - Новосибирск, 1966. - 235 с.
7. Аврорин В.А. Материалы по нанайскому языку и фольклору. - Л.: Наука, 1986. - 256 с.
8. Фольклор долган / сост: П.Е. Ефремов. - Новосибирск: Изд-во Ин-та археологии и этнографии СО РАН, 2000. -448 с. - (Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока; т. 19).
9. Сравнительный словарь тунгусо-маньчжурских языков. / Материалы к этимологическому словарю; Т. I (А - Н). - Л., 1975. - 672 с.
10. Нанайский фольклор: нингман, сиохор, тэлунгу. - Новосибирск, 1996. - 478 с. - (Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока; том 11).
11. Фольклор юкагиров / сост. ГН. Курилов. - Новосибирск: Наука, 2005. - 594 с. - (Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока; т. 25).
12. Русские сказки Сибири и Дальнего Востока: Волшебные. О животных / сост. Р.П. Матвеева, Т.Г. Леонова. - (Памятники фольклора народов Сибири и Дальего Востока). - Новосибирск: Наука, 1993. - 352 с.
13. Якутские народные сказки / сост. В.В. Илларионов, Ю.Н. Дьяконова, С.Д. Мухоплева и др. - Новосибирск: Наука, 2008. - 462 с. (Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока; т. 27).
VA. Petrova
The even fairy tale about a fox and the old man Bochilikan: the variations and typology of plots
The article considers nimkan, a traditional genre of the Even people’s fairytale folklore. The article analyzes the Even nimkan about a fox and the old man Bochilikan in order to define its similarity and difference from the other variants as well as from the analogous plots of other peoples of the North.
Key-words: Evens, Even nimkan, Even folklore, fairytale folklore, genre, traditional folklore, variant, plot.
