CC BY
58
УДК 94(450).031
ТИТОВА А.О. Этос и функции короля в
оттоновско-раннесалиевское время
В статье на материале оттоновской и раннесалиевской историографии рассматривается сложившийся этос христианского короля и его функции. Даётся анализ христианского понимания власти, которое и влечет за собой соответствующие требования к качествам короля и его функциям.
Ключевые слова: Оттоны, Салии, королевская власть, этос, королевские функции, христианизация.
Процесс христианизации власти в Западной Европе шел вслед христианизации варварских племен. Важнейшей вехой на этом пути стало состоявшееся в 751 году1 помазание на царство первого короля новой династии франков Пипина. Вслед за Пипином помазание получили практически все франкские короли, со временем оно вошло неотъемлемой частью в целый комплекс мероприятий возведения короля на трон. В акте помазания освящалась и личность короля, и сам институт королевской власти. Помазание возвышало его над остальными мирянами, делало его принадлежащим к сакральной сфере. Укрепление этой традиции зримо выразило одновременно происходивший процесс христианизации власти у франков и новое уже христианское понимание королевского достоинства.
С утверждением христианства и появлением христианской власти ей придается все большее значение в деле Спасения и возникает представление об исполнении власти как службе Богу. Амброзиастр (IV век)2 говорит, что правитель действует по Божественному заданию, является викарием и образом Божиим не только как каждый человек, но и в специальном смысле как образ силы и господства Бога - "Царя царствующих и Господина господствующих" (1 Тим 6, 15; Апк 17, 14 и 19, 16), именно поскольку он имеет власть3. Цель земной власти Амброзиастр полагает лежащей за пределами земной жизни - уберечь людей от зла и соответственно от наказания за него на Страшном Суде. Со временем развитие представлений о значении власти шло именно в этом направлении, да и самому неравенству между людь-
ми стало придаваться определенное положительное значение - как установлению порядка, когда должны быть подчиненные и правящие. По мысли Григория Великого (ок. 540-604) (значение которого для средневековья трудно переоценить), задача правителя - вести подвластных людей к Богу, бороться с грехом. А это значит, что он сам должен знать этот путь, должен знать Бога, т.е. быть избранным и оправданным Богом и не забывать о принципиальном равенстве всех людей. Вслед за Амброзиастром и Григорием Великим каролингские авторы видят в короле водителя и воспитателя народа. Аго-бард Лионский (ум. 840), Иоанн Орлеанский (ум. 845), Рабан Мавр (780-856), Седулий Скотт (вт. пол. IX века) согласно говорят, что король должен заботиться о бедных, защищать Церковь и духовных лиц, способствовать миру и единству Церкви, укреплять веру своих подданных, вести народ Божий к миру и единству, к любви и благочестию. Все эти задачи вытекают как раз из его положения образа (imago Dei) и викария (in vice) Бога4. В актах Парижского собора 829 года (на основе которых Иоанн Орлеанский составил "De institutio regia") сказано: "Королевская служба в частности состоит в том, чтобы управлять народом Божьим и править со справедливостью и правосудием, и стараться чтобы имели мир и согласие. Сам он в первую очередь должен быть защитником церквей и слуг Божьих, вдов, сирот и других бедных, а также прочих нуждающихся" (MGH Capit. 2, 196). По словам Алкуина, задача властителя: "caelestis vitae viam ostendere (показывать путь небесной жизни)".
Для исполнения всех этих задач король должен обладать соответствующими доб-
родетелями, таким образом, политическая публичная сфера смыкается с пространством личной этики5. Существовали определенные ожидания и представления о сути королевской власти, о должности короля и соответственно о качествах, которыми должен обладать король, которые неотделимы от королевского достоинства и которые не возможны для короля. Процесс складывания этоса христианского короля не был быстрым, так же как и христианизация всего слоя военной знати. Пожалуй, в оттонов-ское время и раннесалиевское время мы встречаем этот этос уже в развитой форме, не как новые требования к королю, но уже как принятые и ожидаемые всем обществом способы действования короля. Рассмотрим их на примере историографии6 соответствующего периода. В ней этос короля предстает особенно живо и непосредственно, так как в отличие от "каролингских королевских зерцал" он является не целью, а скорее предпосылкой повествования7.
Качеством, явно несовместимым с королевским достоинством,предстает прежде всего тщеславие, жажда власти, как это следует из слов Лиутпранда о восстании Арнульфа против Генриха I и Генриха Баварского против Оттона. Из слов Титмара "Эккихард был украшением королевства, оплотом отечества, надеждой доверившихся ему, ужасом врагов и был бы вообще идеальным человеком, если бы пожелал остаться в смирении. ... И все это привело его к столь плачевному концу" ("Хроника" V, 7). Випо также подчеркивает недопустимость жажды власти. Конрад в своей речи, увещевающей согласиться с волей большинства, говорит, что ни при каких выборах непозволительно голосовать за себя, а только за другого, иначе "сколько было бы корольков, ведь королями их нельзя было бы и назвать" ("Деяния Конрада", гл. 2). По словам Лиутпранда, король должен заботиться не о своем, а о Христовом.
Из этого фундаментального положения короля по отношению к Богу вытекает важнейшая добродетель короля - твердость в вере. Твердость в вере Оттона и его virtus animi Лиутпранд раскрывает в ситуациях военной опасности, когда Оттон остается бесстрашен перед превосходящим
противником, вступает с ним в бой, непоколебимо уповая при этом на Господа. На предложение своих людей во время похода в Эльзас "подумать о своем спасении", вернуться в Саксонию и привести подкрепление Оттон отвечает словами Иуды Маккавея8 и добавляет, что уйти, опасаясь малочисленности своего войска, "значит для тех, кто сражается за правду, усомниться в Боге" ("Антаподосис", IV, 27). Мотив победы меньшими силами при уповании на Бога так же важен и для Видукинда, мы встречаем его при рассказе о сражении с венграми Генриха ("Деяния саксов" I, 38), битве при Биртене (там же, II, 17) и, наконец, о сражении с венграми Оттона9: "Знаю, что противник превосходит нас числом, но не доблестью и не оружием... Им служит оплотом лишь собственная смелость, нам же — надежда на Бога и Его помощь, покровительство" (там же, III, 46). Еще большее значение, по словам Лиутпранда, имеет внутренняя стойкость Оттона, которую он раскрывает в истории с неким графом, предложившим королю свою помощь в обмен на пожалование Лоршс-кого аббатства. И хотя Оттон был в крайне затруднительном положении, он отверг это предложение библейскими словами: "Должно повиноваться больше Богу, нежели людям" и "не давайте святыни псам". Ли-утпранд заключает этот рассказ словами: "Итак, оцени теперь, с какой твердостью крушит Божий воин не только видимых, но и невидимых врагов" и делает вывод, что "король умел побеждать не только врагов, но и порывы своей души", что намного ценнее, "ведь и грешники с Божьего соизволения могут иной раз победить врага; соблюдать же непоколебимую силу духа ... дано лишь избранным", которые полагаются даже "в столь бурное время на камень, который есть Христос" ("Антаподосис", IV, 28).
Другая добродетель, которую также постоянно подчеркивают все авторы, - милосердие. Руководствуясь им, Генрих прощает Арнульфа, Оттон проявляет милость к мятежному брату ("Антаподосис", IV, 35), к восставшим римлянам ("Книга об Отто-не", гл. 17-20) и к антипапе Бенедикту, после раскаяния которого "император предложил, проливая слезы (и этим показав
свое большое милосердие), свое суждение не проклинать Бенедикта не услышанным" ("Книга об Оттоне", гл. 22). В сложной ситуации с папой Иоанном XII Оттон, уже император, также постоянно стремится решить дело мирно, полюбовно и без применения наказаний. О милости короля по отношению к заговорщикам говорит и Виду-кинд: по отношению к брату и герцогу Эбер-харду ("Деяния саксов", II, 12, 13 и 29), другим заговорщикам (там же, II, 10, 29), сыну и зятю (там же, III, 41), к Вихману (там же, III, 60)10. Также и Конрад II прощает мятежных герцогов франков, Швабии и Верхней Лотарингии ("Деяния Конрада", гл.10). В пятой главе Випо рассказывает случай с Конрадом, который произошел, когда тот спешил на коронацию и по пути ему встретились три человека, просящих о помощи: крестьянин, сирота и вдова. И хотя некоторые из его окружения пытались оттеснить просящих, Конрад предпочел их выслушать и помочь. На что Випо заключает: "Так видим, счастливо началось его правление. Более спешил он к защите права, чем на коронацию. Сильнее было его стремление к милосердию, чем к посвящению... Следует сказать вместе с псалмопевцем "Шел он по тропе правосудия" (Пс. 22,3). ... И укрепил себя добром милосердия"11 ("Деяния Конрада", гл. 5).
Как видим, добродетель милосердия тесно связана с правосудием и справедливостью. В одном из коронационных чинов X века королевская корона называется короной "справедливости (justitia) и милосердия (pietatis)". В Майнцском чине перед помазанием и коронованием архиепископ спрашивает короля, будет ли он править по примеру отца iuste et religiose, а при передаче ему скипетра и жезла говорит: "возьми virgam virtutis atque aequitatis". В Хронике Титмар постоянно подчеркивает справедливость королевского суда, особенно Генриха II, и называет его "творцом правосудия" ("Хроника", V. 27), ему вверена Богом "узда справедливости" и мудрости. То же касается и Випо, сложно даже назвать главу, где бы не упоминалось о правосудии короля. Несмотря на то, что все вышерас-смотренные добродетели короля обоснованы идеологическими представлениями и
властной практикой того времени, среди них все же можно выделить два комплекса, между которыми существует определенное напряжение (условно их можно назвать христианским и светским). Это заметно в словах Видукинда о Матильде, матери Оттона I: "И хотя подобные заботы она несла весьма смиренно и днем и ночью, тем не менее, однако, она не умаляла королевского достоинства и, как пишут, хотя и была всегда как королева окружена народом, однако всегда и повсюду оставалась утешительницей страждущих" ("Деяния саксов", III, 74). Налицо противопоставление христианских добродетелей и ценностей и королевского достоинства. Но это не является особенностью Видукиндова восприятия, а характерно для культуры в целом, когда происходит постепенная христианизация власти, образа правителя и воина, возникает естественное напряжение между требованиями мира сего и мира иного. Боншойер сравнивает житие раннее Матильды, написанное сразу после возведения на трон Оттона II (970-е), с житием Радегунды (к. VI века) и отмечает существенные изменения, произошедшие во взаимоотношении между христианским идеалом и образом мирского правителя. В житии Радегунды это отношение противоречия и антитезы, земная сПдпйав прямо противоречит христианскому благочестию, чем она выше, тем дальше от Бога. В житии же Матильды они находятся в состоянии равновесия и есть возможность их совмещения, что особенно видно в образах Генриха и Оттона. Первый соединял победоносную силу, благочестие, заботу о бедных и службу Богу. Об Оттоне сказано: "И ни диадема, ни пурпур, ни королевская власть, ни императорское достоинство не могли отлучить его от служения Христу"12. Немногим ранее Одо в Житии графа Геральда Орильякского (30-е гг X века13) создает образ благочестивого знатного князя, основателя монастыря Орильяк, подчиненного им непосредственно папе. В житии ставится вопрос, может ли богатый, сильный и наделенный властью быть святым. Святость Геральда не подходит ни к одному из распространенных на тот момент агиографических типов - мученика или исповедника, она основывается на его доброде-
тельном образе жизни, который возможен и для знатного воина. При этом выделяются два момента, в соответствии с чем и само житие делится на две части: exteriora gesta и interiora gesta. Во-первых, добродетельная жизнь заключается в хорошем исполнении собственно обязанностей светского правителя - с помощью войны и суда принуждать тех, кто не подчиняется духовной власти, то есть оправдание светской военной власти происходит через целеполага-ние и включение в религиозную сферу. Во-вторых, в житии постоянно подчеркивается, что, несмотря на богатство и знатность, Герольд был смиренным и "нищим духом", т.е. оправдание происходит через интерио-ризацию добродетели и признание внутренней возможности совмещения внешнего величия и достоинства с внутренним смирением, что в принципе становится в культуре возможным именно благодаря первому моменту. Возможные возражения Одо предваряет словами, что "большая заслуга в том, чтобы, имея все основания для высокомерия, тем не менее вершину силы низвести до смирения" и, кроме того, "власть проистекает не от кого другого как от Бога, Который, согласно Писанию, не отвергает сильных, так как Он Сам сильный14" (Lotter, 87). Смирение в таком случае приобретается через идею служения и понимание, что все во власти Бога и что власть и победа -не человеческие заслуги, а Божьи дары. Об этом же постоянно напоминают читателю и Лиутпранд, и Видукинд. Интересно также совпадение образов Одо и Лиутпранда, говорящих о внутренней борьбе их героев. Одо называет Герольда "воином (athleta) небесного воинства, мужественно отражающим нападения отряда пороков"15, а Лиутпранд показывает, "с какой твердостью крушит Божий воин не только видимых, но и невидимых врагов" и "порывы своей души" ("Антаподосис", IV, 28). У Одо Герольд предстает как истинный miles Christi, чьими главными добродетелями являются: justitia, pietas, miserecordia, modestia и humilitas. При этом важнейшее значение получает союз двух добродетелей - justitia и pietas-miserecordia. Герольд судит не только справедливо, но и милостиво, прощая даже тех, кто по праву должен был бы понести наказание.
Милосердие и справедливость короля не просто важные христианские добродетели, но и инструменты, необходимые во властной практике короля оттоновского времени, причем тесно связанные с главнейшей функцией короля - установлением мира. Какое значение этому придавал Лиутпранд, видно из всего "Антопадосиса", наполненного описанием бесконечных распрей, особенно между итальянской знатью, и соответствующих восхвалений короей-миротворцев: достаточно вспомнить хвалу Генриху и Оттону ("Книга об Оттоне", гл. 2) или увещевания Конрада в сцене передачи власти Генриху16. Для этого король, конечно, должен быть не только милосердным, но и сильным и беспощадным к врагам17, прежде всего внешним. "Отто, король, тот самый, который властью великой народы чужые смиряет, нам же мир он несет долгожданный..., мягкий и кроткий, терпимый со всеми, недругам враг он жестокий и лютый" ("Антаподосис", IV, 16). Умирение и упорядочение, защита слабых и бедных внутри государства и защита от внешних врагов предстают как главные функции короля и в глазах Видукинда18: "[Генрих] воссоединил, усмирил и упорядочил [свое] королевство, которое во многих своих частях было приведено при его предшественниках в беспорядок вследствие внутренних и внешних войн" ("Деяния саксов", I, 27), и в передаваемом им коронационном чине: "Затем, взяв запястья и плащ, он [архиепископ] надел их на [короля] и сказал: "Пусть эта одежда с ниспадающими складками напоминает тебе о том, какое усердие в вере должно тебя воспламенять, [и о том], что в сохранении мира ты должен оставаться непреклонным до конца". Мир как высшая ценность предстает и в сочинении Титмара и Випо. Титмар в прологах ко второй и пятой главам прославляет наиболее любимых им королей Оттона Великого и Генриха II как победителей врагов, возвращающих желанный мир и укрощающих непорядки "суровым законом". Конрад,по словам Випо, "тесно связал свои земли (regna) миром (pacis foedere) и королевским попечением (tuitione)" ("Деяния Конрада", гл. 6). По поводу королевской коронации Генриха III Випо замечает: "Надежда на мир возрастает, когда король рядом с императором" ("Деяния Конрада", гл. 23).
Мир для всех рассматриваемых авторов - это отсутствие войны с внешними врагами, защита от набегов славян, венгров, датчан и т.д., а также внутреннее согласие, отсутствие междоусобиц среди знати. Властный порядок оттоновского времени, базировавшийся на ленных связях, был слабо обеспечен институционально, его функционирование зависело от актуального состояния личных связей. Важнейшая задача власти - создать рамки, ограничивающие насилие, и установить мир — конкретизировалась в этих условиях в задачу примирения враждующих партий и сторон. Виновную сторону необходимо было принудить к сатисфакции, а пострадавшую уговорить принять ее. Недостаточная формализация норм (когда большое значение имело не только само преступление, а весь комплекс родственных и дружеских связей, история отношений, проявленные ранее верность или вероломство) соответствовала и распространенной ситуации, когда началом и предметом конфликта являлся вопрос чести и статуса, для решения которого не хватало чисто юридических оснований. Соответственно этому главным способом решения вопросов выступало посредничество. Король в строгом смысле являлся не судьей, а посредником, а судебное решение чаще всего было подтверждением ранее найденного согласия. Поэтому первейшая королевская добродетель - Justitia - заключалась не в строгом проведении правовой нормы, а в замирении, в такой ситуации милосердие становится неотъемлемым спутником Justitia (наиболее же адекватным переводом последнего термина будет для нас не столько "правосудие", сколько более личностно и морально окрашенный термин "справедливость"). Королевская власть интегрировала королевство, служила установлению в нем мира, защищала от внешних врагов.
Король должен карать несправедливость и поддерживать бедных, защищать Церковь. Главное, чего хочет Бог от короля, по словам архиепископа Майнцского в изложении Випо: "Дай суд, справедливость и мир отечеству, которое всегда на тебя смотрит, будь защитником церкви и священства, покрови-
телем вдов и сирот! Этими и другими добрыми делами ты укрепишь трон свой здесь и в вечности" ("Деяния Конрада", гл. 3).
Таким образом, в культуре складывается этос короля-христианина. И не все христианские добродетели монаха подходят королю19, но есть собственно королевские (шире - господские) христианские добродетели, осуществление которых ведет к Спасению. О будущем соцарствии с Христом (по исполнении королем возложенного на него) говорится и в чинах коронации20, и у Випо. Это становится в оттоновско-ран-несалиевское время распространенным мотивом миниатюры с изображением короля. Для исполнения своих функций король должен быть смиренным, не тщеславным, благочестивым, твердым в вере, милостивым, справедливым, щедрым21, сильным22, решительным, бесстрашным, строгим к преступникам, суровым к врагам23.
Лаконичное художественное выражение рассмотренных выше королевских функций и этоса мы находим в созданной в 960970 гг. так называемой имперской короне. Корона необычной октогональной формы состоит из восьми пластин: четыре из них украшены драгоценными камнями, четыре - изображениями, выполненными в технике эмали. На двух левых боковых пластинах помещены изображения Давида и Соломона, идеальных царей Ветхого Завета, персонифицирующих главные добродетели правителя: справедливое судейство и благочестие, как это следует из соответствующих им надписей: "И могущество царя любит суд" (Пс. 98, 4) и "Бойся Господа и удаляйся от зла" (Притч. 3,7). На правой стороне находятся изображение Пан-тократора и сцена "Исайя, передающий пророчество Езекии"24, сопровожденные соответственно изречениями: "Мною цари царствуют" (Притч. 8,15) и "Вот Я прибавлю к дням твоим пятнадцать лет" (Ис. 38,5). В этих двух сюжетах ясно выражено самое общее представление о королевской власти и предпосылка всех историографических трудов и каролингского, и оттоновско-раннесалиевского времени: королевская власть исходит от Бога, Им подается, Им укрепляется и заключается в благочестивом и правосудном служении Ему.
1 В христианском мире помазание королей впервые встречается в королевстве вестготов в Испании в VII веке, но именно после того, как в середине VIII века его восприняли франки, оно вскоре распространилось практически по всему Западу.
2 Прозванием Амброзиастр, ведущим свое происхождение от Эразма Роттердамского, обозначают сегодня и неизвестного нам по имени автора группы комментариев к Библии IV в. н. э., и сами его писания. Среди прочего Амброзиастр написал сочинение "Вопросы Ветхого и Нового Заветов" (Quaestiones Veteris et Novi Testamenti), считавшиеся до XX в. писаниями св. Августина.
3 habens imperium Dei quasi vicarius. Reges Dei habentes imaginem ... principi enim suo qui vicem Dei agit, sicut Deo subiicintur.
4 См. примеры из Смарагда, Седулия Скотта и Катвульфа учения о викарии Бога в W. Dьrig, Der theologische Ausgangspunkt der mittelalterlichen liturgischen Auffassung vom Herrscher als Vicarius Dei// Historisches Jahrbuch 77 (1958) S. 178.
5 Так как вплоть до высокого средневековья все формы государственной жизни основывались на личных связях, которые в конечном итоге сходились в персоне короля, можно сказать, что "государство" репрезентировал и воплощал король. Обычное нам представление о территориальном трансперсональном государстве начинает формироваться только к середине XI века. До этого государство понимается как власть, как regimen (правление и правитель). И состояние государства, его наилучшее и наихудшее устройство соотносятся не с формой распределения власти (как было в античной теории государства, с ее демократией, олигархией и т.п.), а с личностью короля: тирания - это власть плохого короля, не следующего религиозно заданным целям и этосу христианского короля (смыкание тирана и антихриста), H.M. Klinkenberg отмечает: "поставить короля означает создать государство; определить поведение короля означает дать государству форму" (bber karolingische Fьrstenspiegel// Ideologie und Herrschaft im Mittelalter, hg. v. Max Kerner, Darmstadt, 1982. S. 90).
6 Сочинения: Лиутпранда Кремонского (около 920—972): "Antapodosis" ("Воздаяние"), "Historia Ottonis" ("Книга об Оттоне") по изданию Лиутпранд Кремонский. Антаподосис. Книга об Оттоне. Отчет о посольстве в Константинополь. Пер. И. В. Дьяконова. Москва, 200б.
Видукинда Корвейского (ок. 925—980) "Res Gestae Saxonicarum" ("Деяния саксов") по изданию Видукинд Корвейский. Деяния саксов / Вступ. ст., пер. и коммент. Г.Э. Санчука. М., 1975.
Титмара Мерзебургского (975 - 1018) "Хроника" по изданию Титмар Мерзебургский. Хроника // Пер. с лат. И.В. Дьяконова. М.: Русская панорама, 2005.
Випо (ок.1000 - ок. 1046) "Деяния Конрада" по изданию Wipo. Gesta Chuonradi imperatoris. // Ausgewaelte Quellen zur deutschen Geschichte des Mittelalters. Bd. XI, Darmstadt 1978.
7 За исключением Випо, которое по жанру приближается к "каролингским зерцалам", написанным специально для поучения и воспитания короля в новом качестве.
8 "Но они отклоняли его и говорили: мы не в силах, но будем теперь спасать жизнь нашу, и потом возвратимся с братьями нашими, и тогда будем сражаться против них, а теперь нас мало.
Но Иуда сказал: нет, да не будет этого со мною, чтобы бежать от них; а если пришел час наш, то умрем мужественно за братьев наших и не оставим нарекания на славу нашу" (1 Макк. 9, 9-10).
9 Если сравнить рассказы Лиутпранда и Видукинда об этих трех важнейших сражениях в истории оттонов, окажется, что все они следуют одной схеме: обрисовка сложной, почти безнадежной ситуации войска короля; воодушевляющая на битву речь, апеллирующая к былой славе, но прежде всего к Богу; победа; благодарение Богу в том числе (у Видукинда) раздачей милостыни и приказом отслужить во всех церквах молебны.
10 Тем не менее нельзя не отметить особенности Видукиндова изображения в этом вопросе. Хотя он отдает дань и милосердию, и благочестию короля, но по поводу милосердия/ снисходительности замечает, что она может быть и чрезмерной, и принести вред, когда ее проявляет король. "Хотя король и видел, что эти люди пренебрегают им..., он, однако, воздержался от употребления оружия, дал место снисходительности, потому что снисходительность обычно была ему близка. Однако эта медлительность обрекла многих на еще большее несчастье" ("Деяния саксов", II, 10). При этом эмоционально доминирующее место среди королевских добродетелей занимает у Видукинда, пожалуй, достоинство/великолепие и связанные с ними щедрость, сила, решительность, верность в дружбе. Очевидно, перед нами добродетели несколько иного порядка, чем рассмотренные выше. В описании Генриха и Оттона он упоминает физическую силу и ловкость, любовь к охоте и военным состязаниям, то есть к занятиям, достойным мужчины-воина. При этом с помощью характерных деталей создает образ человека, наделенного (облеченного) властью и авторитетом. Для Видукинда
авторитет, достоинство, умение внушить уважение окружающим очевидно неотъемлемые качества короля. То есть речь идет не столько о личных человеческих качествах последнего, сколько о свойстве самого положения короля, и их отсутствие или потеря ведет к потере или умалению королевского достоинства. И, наоборот, являемое величие короля способствует утверждению его власти.
11 При этом, сравнивая Конрада II и Генриха III, Випо отмечает некоторое преимущество последнего в том, что он поступал не так жестко, как первый: например, присоединил Бургундию не силой, а советом ("Деяния Конрада", гл. 1). В рассказах же о покорении Конрадом мятежной Павии чувствуется некоторое осуждение излишней жестокости Конрада ("Деяния Конрада", гл.11-12).
12 Цит. по: Bornscheuer, L . Miseriae regum: Untersuchungen zum Kriesen- und Todesgedanken in den herrschaftstheologischen Vortellung der ottonischsalischen Zeit. Berlin, 1968. S. 72. Об изменении в обществе говорит и то, что в это же время (в 929 году), согласно уложению Генриха, его младший сын определяется к духовному пути, что еще немногим ранее было немыслимо.
13 Рассматривается по Lotter F. Das Idealbild adliger Laienfrummigkeit in den Anfangen Clunys: Odos Vita des Grafen Gerald von Aurillac/ Lourdaux, W./D. Verhelst (Hrsg.), Benedictine Culture 7501050. Lцwen, 1983. S.75-96.
14 Вот, Бог могуществен и не презирает сильного крепостью сердца (Иов 36, 5).
15 Lotter F. Das Idealbild adliger Laienfrummigkeit... S.82.
16 Антоподосис (II, 20).
17 Как держателю меча ему принадлежит защитная и карательная функция. Он должен "карать несправедливое (injusta), истреблять гордых и устрашать дурных" и прежде всего "уничтожать заблуждающихся в вере и врагов имени христиан". Особое значение придается защите Церкви, и отдельно выделяется задача защищать и поддерживать вдов и сирот (Майнцский коронационный чин).
18 См. также: "Деяния саксов" (I, 38; I, 17; II, 36).
19 Чрезмерная увлеченность Оттона III аскезой заслужила упрек Бруно Кверфуртского в том, что, "оставив закон и правосудие, ...он редко исполнял подобающее царю и ... всегда искал духовности монахов (monachorum spiritualia)" (Brunonis Vita quinque fratrum c. 7/ / Brunonis Vita quinque fratrum/ MPH. VI. Krakow. 1893.). Но важно, что сама по себе аскеза не
противоречит королевскому достоинству. Тит-мар вполне благосклонно упоминает аскетические упражнения Оттона: "Внешне Оттон казался веселым, но, в глубине своей совести оплакивая некоторые свои преступления, в тиши ночи не переставал искать прощения своей вины в усердных бдениях, молитвах и потоках слез. Исключая четверга он часто постился целую неделю" ("Хроника" IV, 48). Также см. далее о Генрихе III у Випо.
20 В Майнцском чине: "Дабы делая это, ты, славный победой справедливости (justitiae) и блистательный возделыватель добродетелей (virtutum), заслужил царствовать без конца со Спасителем мира, образ (typus) Которого ты представляешь по именованию твоему (in nomino)" (quatenus haec in agendo virtutum triumpho gloriosus, iustitiaeque cultor egregius, cum mundi Salvatore, cuius typum geris in nomine, sine fine merearis regnare).
21 Нет необходимости подробно разбирать все королевские добродетели, но щедрость как важная добродетель показывается или упоминается не только Видукиндом, а практически всеми авторами.
22 Требование силы естественно обще всем авторам. Интересный пример от обратного можно привести из Тимара: "Король Бургундии, мягкий и по-женски добрый, - идя на поводу тех, кому угодно, ослабив узду законности, мчаться, подобно несчастному телёнку, не разбирая пути, - решил отказать своему племяннику в том, что ранее ему обещал. Позже, пытаясь исправить это дело, он ничего не смог сделать. Ведь никто, как я слышал, не правит королевством так, как он: он обладает лишь титулом и короной" ("Хроника" 7, 30).
23 См.: Майнцский коронационный чин, Випо "Деяния Конрада" ("Деяния Конрада", гл. 6) и пр.
24 "В те дни заболел Езекия смертельно, и пришел к нему Исаия, сын Амосов, пророк, и сказал ему: так говорит Господь: сделай завещание для дома твоего, ибо умрешь ты и не выздоровеешь. И отворотился [Езекия] лицем своим к стене и молился Господу, говоря: "О, Господи! вспомни, что я ходил пред лицем Твоим верно и с преданным Тебе сердцем, и делал угодное в очах Твоих". И заплакал Езекия сильно. Исаия еще не вышел из города, как было к нему слово Господне: возвратись и скажи Езекии, владыке народа Моего: так говорит Господь Бог Давида, отца твоего: Я услышал молитву твою, увидел слезы твои. Вот, Я исцелю тебя; в третий день пойдешь в дом Господень; и прибавлю ко дням твоим пятнадцать лет" (4 Цар. 20, 1-6).
