CC BY
58
УДК 821.133.1
Залипаева Ж.П., аспирант, Брянский государственный университет имени академика И.Г. Петровского (Россия)
ЭТНОКУЛЬТУРНАЯ СПЕЦИФИКА ТЕМПОРАЛЬНОГО ПОВЕДЕНИЯ В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ А. НОТОМБ (НА МАТЕРИАЛЕ РОМАНОВ «СТРАХ И ТРЕПЕТ» И «ТОКИЙСКАЯ НЕВЕСТА»)
Статья посвящена рассмотрению этнокультурной специфики одного из главных универсальных концептов -концепта «темпоральность». Источником информации об особенностях вербализации представлений о времени в восточной и западной культурах становятся автобиографические романы бельгийской писательницы Амели Нотомб. На примере ключевых эпизодов романов описаны отличительные особенности темпорального сознания героев, воспитанных в разных культурных традициях и представляющих бельгийский и японский варианты концептуализации времени. В статье представлены результаты анализа разных способов вербализации темпорального сознания и показаны механизмы возникновения коммуникативных барьеров, возникающих при общении представителей разных культур.
Ключевые слова: когнитивная лингвистика, вербализация, концепт, репрезентация концепта ВРЕМЯ, темпоральное сознание, темпоральное поведение.
Для современных исследователей уже стало общим местом говорить о том, что среди межкультурных различий одним из существенных является разное отношение ко времени. Считается, что человек пришёл к осознанию времени через движение, последовательность сменяющих друг друга событий [Чугунова, 2008]. Как показал Р.Д. Льюис, именно это определяет способы поведения человека, сказывается на выборе стиля ведения дел, отношения к другим людям, иногда создавая существенные барьеры для осуществления деловой и личной коммуникации [Льюис, 1999].
В каждом языке существуют свои определенные способы отражения представлений о времени его носителями. Этнолингвистика, концептология,
когнитивная лингвистика и
лингвокультурология изучают явление языковой концептуализации времени, опираясь на источники, актуализирующие данное ментальное образование в рамках определенного национально-культурного контекста вербальными способами того или иного языка. При всех проявляющихся различиях отражения представлений о времени представителями разных культур их объединяет то, что они все универсально лексикализованы, то есть воплощены в словах. Как известно, такие концепты принято относить к категории универсальных [Вежбицкая, 1996].
Если говорить о терминологическом
аппарате, которым пользуются
вышеперечисленные научные направления, в традициях которых выполнена и эта статья, то вся совокупность когнитивных процессов, которые приводят к формированию сложной системы представлений о времени. Современные исследователи предпочитают различать понятия «время» и «темпоральность»: в науке термином «время» принято обозначать время физическое - объективный параметр материального мира, а термином «темпоральность» - все множественные способы восприятия времени как объективного, так и субъективного, а также многогранные формы его репрезентации в сознании.
«Темпоральность» относится к культурным концептам, то есть к таким единицам коллективного знания, которые не только имеют языковое выражение, но и этнокультурную специфику [Нильсен, 2015]. В художественных произведениях они могут соединяться во фреймы, то есть целостные многокомпонентные структуры, содержащие некоторую совокупность стандартных знаний о предмете или явлении [Попова, Стернин, 1999]. Такие стандартные знания о времени при всем стереотипном характере будут отражать тот социум, к которому принадлежит автор, причем не только в образах конкретной культуры, но и конкретного языка. Таким образом, художественные произведения, созданные
представителями той или иной культуры, становятся источниками информации о национальных концептах и о специфике вербализации концептов универсальных. Так же можно говорить и о том, что язык, на котором написано произведение, становится инструментом в процессе изучения концептуальной картины мира автора, а темпоральность, в свою очередь, становится в разных аспектах тематическим стержнем произведений.
Принимая точку зрения, согласно которой литература представляет собой коммуникативную художественную систему, в которой действуют прямые и обратные связи [Зусман, 2001], опора на универсальные концепты, каким является и концепт «темпоральность», оказывается оправданной и открывает новые возможности. Отказ от статического подхода к литературе позволяет рассматривать «темпоральность» в художественных произведениях с учетом «выхода» на геополитические, этнопсихологические, исторические и гендерные моменты, располагающиеся вне произведения.
Среди писателей, в чьем творчестве темпоральному поведению представителей разных культур уделяется особое место, можно назвать бельгийскую писательницу Амели Нотомб. В ее романах «Страх и трепет» и «Токийская невеста» несовпадение представлений о времени в «картинах мира» японцев и европейцев нередко приводит к недопониманию и конфликтам, которые, в конечном итоге, препятствуют взаимопониманию между героями.
Рассмотрим более подробно различия в темпоральных представлениях европейцев и японцев, на которые обращает внимание Нотомб в ходе рассказа о жизненных перипетиях Амели - автобиографической героини романов «Токийская невеста» и «Страх и трепет», а также те аспекты темпорального сознания японцев, которые оказываются для европейцев
неприемлемыми, препятствуют их личному счастью и карьерному росту: так Амели оказывается вынуждена и уйти из фирмы, в которой она изначально собиралась проработать чуть ли не 40 ближайших лет, и
бросить жениха, уехав из Японии.
Для Амели - главной героини романов «Токийская невеста» и «Страх и трепет» -отсутствие возможности провести время с пользой, заняться конкретной
деятельностью оказывается равна наказанию. Поступив на работу в японскую компанию «Юмимото», Амели постоянно придумывает себе занятия. Когда, проявив инициативу, она несколько дней развозит по этажам почту, польза этой «простой и человечной» работы так ее вдохновляет, что она признается, что «готова заниматься этим делом до конца жизни». Наполнять каждую минуту смыслом - в этом вся Амели. То, что она по натуре является хранителем времени, знающим ему цену, реализовано в романе «Страх и трепет» и на сюжетном уровне: самые благополучные в психологическом плане дни героиня проводит в компании, как раз когда придумывает себе ответственную работу - быть смотрительницей календарей.
Не убивать время, не тратить время, а именно проводить с пользой - в этом заключается созидательный принцип жизненной позиции Амели. Поэтому к тому, кто иначе относится к своему и чужому времени, она относится с подозрением.
Так, например, ее японский ученик, а в дальнейшем и жених Ринри отражает в своем поведении особенности
темпорального сознания, значительно отличающегося от того, которое сформировалось у Амели: по его поступкам и вербализациям диалогов мы видим, что он мыслит себя в категориях вечности, а потому никуда не спешит, «витает в облаках» и тратит по два часа на выбор трех корешков имбиря или часами чертит каббалистические знаки пальцем ноги на песке в бамбуковой кладке с одной лишь целью - сосредоточиться. В принципе, Амели последнюю цель считает достойной, но промежуточной, а потому задает ему вполне резонный вопрос: «Сосредоточиться для чего?» «Ни для чего», - отвечает Ринри: сын состоятельных родителей, он тратит время и деньги одинаково легко, деятельностный подход к жизни ему абсолютно чужд.
В том, как проводит время Ринри, Амели видит отклонение от нормы.
Действия, не имеющие цели, для нее выглядят бессмысленными, она считает кощунственным тратить время впустую. Для Ринри возраст - ему 21 год - достаточное основание для того, чтобы никуда не спешить и ничего не делать. Для Ринри время оказывается таким же неограниченным ресурсом, как и деньги для его семьи. На формирование его темпорального поведения, правда, повлияла не только его семья, точнее ее положение и статус, но и сама принадлежность к той молодежной субкультуре, для
представителей которой праздность и ничего неделанье стали отличительными чертами. Отдельные наблюдения Амели по поводу университетских будней Ринри приводят к неутешительным выводам, которые касаются не только его индивидуальных взаимоотношений со временем, но и особенностей темпорального сознания всех его японских сверстников.
Если говорить о том, что объединяет европейцев и японцев в понимании Амели Нотомб, то это отсутствие веры в будущее. Традиции, обычаи, многочисленные ритуалы и церемонии ориентируют японцев на прошлое, соотечественники Амели и жители соседних с Бельгией стран живут заботами дня сегодняшнего. Ни те, ни другие не строят фундамент, на котором может быть построено прочное здание под названием «завтра».
Для этого романа тема прошлого, которое определяет настоящее, стала сквозной. Во многом эта тема зазвучала по особому благодаря использованию Амели Нотомб характерных для постмодернистких произведений интертекстуальных
возможностей. В парке Мира в Хиросиме, раздражаясь от непонимания, два часа подряд Ринри с замедляющим речь японским произношением читает Амели книгу Маргерит Дюрас «Хиросима, любовь моя».
Для церемониальных японцев время движется по кругу, настоящее повторяет прошлое, будущее оказывается равно тому, что было в настоящем - это является основой обрядовой культуры, для которой нежелательны какие бы то ни были неожиданности. Поэтому время Ринри не
считает своим противником, время для него союзник, который приносит то, что ожидаемо и предсказуемо. При том, что Амели знает цену времени, она не считает зазорным делать то, что может помочь ей время обмануть или использовать для своей пользы. Амели ведет разнообразные игры со временем: по сути, вся интрига романа «Токийская невеста» основана на том, что главная героиня пытается обыграть время, сделать так, чтобы будущее, которое тщательно готовит в их общем настоящем Ринри, в этом виде не наступило бы, чтобы токийская невеста, несмотря на все старания токийского жениха, ни за что не стала бы токийской женой. В сознании Амели время, благодаря имеющемуся у него значению, связанному с ценностным аспектом, концептуализировалось и как некий особый приз. «...выиграть время - тоже большая удача в этой жизни», - радуется она, когда придумывает гениальный способ отодвинуть «угрозу замужества на неопределенный срок»: зная, как доверяет Ринри всяким традициям, она сообщает ему, что у европейцев существует обряд помолвки, после которого должно пройти время перед свадьбой. Так, Амели становится токийской невестой, превратив на время ужасное слово «никогда» для Ринри в успокоительное «когда-нибудь».
Помолвка является в романе не единственным механизмом, которым пользуется Амели, переключая временные режимы. Так как время, как и другие абстрактные категории,
концептуализируется в сознании в перцептуальных образах, путешествия во времени Амели также совершает благодаря ассоциативным реакциям, связанным с впечатлениями прошлого, полученным благодаря сенсорным возможностям.
Один из главных концептов романов Нотомб, связанный с темпоральностью, -ностальгия. Наиболее острые
ностальгические переживания Амели в романе «Токийская невеста» связаны с запахами и вкусовыми ощущениями. Несмотря на то, что роман не о детстве героини, временной отрезок в первые пять лет оказывается в романе так же значим, как тот, который включает непосредственное
настоящее Амели. Здесь используется тот же принцип изображения настоящего, что и в произведении Дюрас: в романе Нотомб само возвращение Амели в Японию и ее наиболее значительные эмоциональные переживания оказываются связаны с первыми годами жизни, проведенными на острове Хонсю. Забытую радость детства героини Нотомб восстанавливает, позволив ей в гостях вдохнуть «запах капусты, креветок и имбиря, жарившихся вместе». Для других участников процесса, этот запах не срабатывает как переключатель времени, они продолжают оставаться в настоящем, а Амели, как она отмечает в своем внутреннем монологе, этот запах отбрасывает на шестнадцать лет назад - в те времена, когда ее «ласковая няня Нисие-сан» готовила ей это «божественное лакомство». Следует отметить, что не только в данном эпизоде, но и в других действие сопровождается такими внутренними комментариями, представляющими
своеобразное скольжение «по
ассоциативному признаку». Актуализация концепта «запах» в тексте влечет за собой актуализацию связанного с феноменом запах другого аспекта реальной действительности, в которую переносится Амели, - вкуса. Кулинарные запахи, как и кулинарные вкусы, выступают в данном случае как имплицитные маркеры принадлежности к японскому прошлому Амели. Так, японское детство Амели связывается с ольфакторными и вкусовыми образами окономияки - любимого блюда ее детства в Кансае. «Мне снова было пять лет, я еще держалась за юбки Нисие-сан. Я стояла, повизгивала, сердце у меня щемило, а язык блаженствовал», - так описывает Амели то, что она называет «приключением памяти невероятной глубины», путешествие во времени, которое изначально было спровоцировано переживанием
ольфакторной ситуации - целого каскада обонятельных ощущений, до этого момента хранившихся 16 лет в сознании героини и внезапно оказавшихся востребованными. Сначала в тексте вербализуется запах начинки для лепешки, потом - хиросимского соуса. «Я схватила пакет и с ностальгической жадностью вздохнула
запах японской сливы, уксуса, саке и сои. Я была похожа на наркоманку».
Ассоциативная деятельность сознания, о которой идет речь в данном фрагменте, оперирует языковыми знаками, имеющими дополнительные, ассоциативно
обусловленные оттенки значения. Так, хиросимский соус получает в речи Амели не просто положительную коннотацию, а даже приобретает символический характер. В ходе повествования «хиросимский соус» будет наращивать свой символический потенциал, как и «окономияки». Изначально соус и блюдо к нему были источником индивидуальных обращений Амели к прошлому, потом они стали основанием для обращения к их общему с Ринри прошлому - «окономияки, которые мы ели у твоих друзей» и знаком их общего настоящего -«это стало нашим главным блюдом». А дивный соус стал еще и ключом к их будущему: узнав, что он продается только в Хиросиме, Амели планирует поездку -«когда он кончится, придется туда поехать» и впервые вводит в текст цитату из фильма «Хиросима, любовь моя» по сценарию Дюрас - произведения, которое, в свою очередь, станет ключом для понимания истории Амели и Ринри в контексте их восприятия времени. Далее будущее становится настоящим, когда в уличной палатке Хиросимы герои вновь наслаждаются вкусом окономияки, правда, при его вербализации вводится еще один дополнительный ингредиент - пот повара, который их готовил, причем тоже получающий положительную коннотацию: «Это способствовало великолепию вкуса».
Следует отметить, что вербализация концептов «запах» и «вкус» в тексте романа Нотомб неоднократно происходит именно в тех фрагментах романа, в которых героиню необходимо «перенести в прошлое». Так, например, во время «традиционной японской прогулки» в Хаконэ Ринри угостил Амели кори - кусочками колотого льда из зеленого чая, на которые она «жадно набросилась», так как вкус этого японского мороженого тоже был из ее детства, забытый и вернувшийся к ней вновь.
Мотив времени, которое возвращается, заимствованный у Дюрас, получает в
романах Нотомб свое развитие. Так же, как и в сценарии к фильму, забытое вновь приобретает в сознании героев звукозрительное наполнение, обрастает коннотациями, когда срабатывает механизм ассоциативной связи. Причем так действуют не только ольфакторные единицы, которые, как мы показали, выступают в качестве особого кода, передающего дополнительные смыслы, но и более традиционные визуальные и аудиальные.
Концепт «время» в художественном тексте, в силу специфики жанра романа, оказывается особым образом связан с другими концептами - национальными. Во многом связь концептов, складывающихся у героев в индивидуальную картину мира, определяется ранними детскими
впечатлениями. В одном и том же возрасте, в 5 лет, герои получили опыт, ключевой для их дальнейшего мировосприятия. У Амели этот опыт был положительным, поэтому, даже покинув Японию, она на протяжении последующих 16 лет страстно желает стать японкой и в итоге возвращается в эту страну. Ринри получает в том же возрасте опыт отрицательный: «В пять лет я узнал, что я недостаточно умный». Это во многом определяет не только появившуюся у него склонность к культурному бунту - не только в гастрономическом, но и в коммуникативном плане он часто пытается проявлять себя не как японец, бессознательно пытаясь откреститься от родных традиций, деформирующих личность человека. В пять лет Ринри получил то, что Нотомб называет «пожизненным стыдом». Каждый год тысячу детей, не поступивших в лучшие школы, узнают, что «их жизнь загублена». Помимо знания того, что в будущем их не ждет поступление в лучшие университеты, они в 5 лет начинают осознавать себя неудачниками. Пожизненные страдания Ринри и других японцев, не прошедших это первое и последнее испытание, у Амели воплотились в звуковом образе: «Мне почудилось, что я слышу со всех сторон какофонию ночных детских рыданий». Ринри переживает прошлое, которое нельзя с кем-то разделить. Задвинутый на задворки памяти, возвращается к нему тот позор,
который он пережил. Ринри, как и Амели, тоже чувствует себя 5-летним ребенком. Но, в отличие от нее, забыв о приличиях, о том, что надо сохранять лицо и держать себя в руках, он не чавкает и не повизгивает, как она, поедая окономияки, не проявляет признаков удовольствия, а, напротив, дрожит, изменившись в лице, и рыдает. Механизм запуска воспоминаний о прошлом у Ринри другой - как в фильме «Хиросима, любовь моя». Там главный герой своим искренним отношением к случайной знакомой заставил ее вспомнить то, что она хотела забыть: «Ты меня убиваешь, ты даешь мне столько счастья». Амели, став ближе Ринри, тоже тем самым приоткрывает тайники его сознания: близость провоцирует рассказ о прошлом, позволяющий перенести дорогого человека в то измерение, в котором рассказчик не был с ним вместе. Но такого рода путешествия в прошлое становятся для героев своего рода испытаниями: рассказывая о себе плохое, они хотят получить индульгенцию от слушателя, подтверждение тому, что рассказ ни на что не повлияет, хотят по возможности преодолеть когнитивный диссонанс.
Особо остро разница в темпоральном сознании героев проявляется в их отношении к свободному времени. Отношение к досугу у Амели и Ринри настолько различно, что во время первых встреч даже возникает забавное непонимание у учительницы того, что любит ее ученик. На соответствующий вопрос, он отвечает без всяких уточнений -«играть», потом приглашает ее «играть» в гости, опять не поясняя, как того она ожидает, во что именно. Окончательно вводит Амели в состояние недоумения реплика на ту же тему хозяина дома, куда они пришли в гости: отказавшись от помощи в приготовлении угощений, он тоже предлагает «садиться и играть», хотя в сфере досягаемости нет никаких игр.
В тот вечер Амели все-таки узнает, о каком времяпровождении идет речь: оказывается, что asobu не соответствует английскому to play - японским словом «играть» обозначается любой досуг, то, что не связано с работой. В тот вечер «играть в стиле Страны восходящего солнца»
оказалось сведено к процессу созерцания приготовления пищи и общению за столом. В дальнейшем Амели убедилась, что «играть» - это основное времяпровождение ее друга. Регулярными маркерами принадлежности к японской культуре становится на протяжении всего романа и другие бессмысленные, с точки зрения Амели, виды времяпровождения - такие, как, например, посещения выставок картин, не представляющих никакой
художественной ценности, или
сложнозадуманные ритуалы трапез. На протяжении всего романа реализация в тексте концепта «времяпровождение» сопровождается имплицитным выражением статусно-ролевых смыслов и служит целям дифференциации персонажей. Вербализация понятия «времяпровождение» относительно Ринри через понятие «игра» говорит не столько о национальном характере концептуализации данного понятия, сколько о субкультурном. Казалось бы, то, что Ринри может себе позволить роскошь «разбазаривать свои дни», может быть объяснено только особенностями его характера и статусом семьи: ленивый молодой человек из богатой семьи целыми днями ничего не делает. Амели неоднократно подчеркивает в своих внутренних монологах, что считает такое поведение не просто загадочным, но сомнительным и даже подозрительным. Она подозревает друга в том, что он скрывает от нее, чем он действительно занят весь день: Амели не может поверить, что можно целыми днями «играть», то есть не делать ничего полезного. «Вечером, когда я спрашивала его, что он делал весь день, он отвечал, что был страшно занят. Узнать чем - было невозможно». Но посетив с Ренри университет, в котором он уже три года числился, Амели поняла, что тот ведет такой же образ жизни, как все его ровесники, имеющие статус студента. Такое легкомысленное отношение ко времени нашло объяснение в японской организации жизни. Оказалось, что студенчество на протяжении всей жизни японца - это единственный период жизни, который «целенаправленно отдается туманному растворению во времени, блаженной
неопределенности или даже попросту ничему вообще».
При том, что Япония страна, где чтут обычаи и традиции, что постоянно подчеркивается, ее жителям импонирует все ультросовременное, модное, то, что в фаворе. Амели, которая хочет быть японкой, такое отношение к благам цивилизации не разделяет. При том, что ей нравится все неожиданное и непредсказуемое, в отношении Японии у нее превалирует культ старины. Проведя детство в местах, далеких от небоскребов и всего современного, Амели, встречая какие-то старинные артефакты, снова запускает машину времени, которая позволяет ей быстро перемещаться из прошлого в настоящее. Если предположить, что у каждого есть «свое время» и «свое место», в которых ему комфортно, то для Амели это старая Япония. Именно оказавшись в пригороде Токио, в городе Камакура, Амели начинает плакать от нахлынувших на нее чувств. Причем, эти переживания нельзя назвать только ностальгическими, скорее это слезы от полноты чувства гармонии, комфорта и уверенности в незыблемости начал, а значит и веры в завтрашний день, которой японцам, живущим в атмосфере ежедневных открытий и достижений цивилизации, стало в конце двадцатого века ощутимо не хватать. Лиризм Амели, как она сама отмечает, отдает «мегаломанией», тем не менее, мыслит она хоть и большими отрезками, но не в измерении вечности: «Тяжелые черепичные крыши, похожие на фигурные скобки на фоне неба, такого бездонно-синего, и застывший от мороза воздух говорили мне, что они меня ждали, что им не хватало меня, а теперь, когда я вернулась, мировой порядок вновь восстановлен и мое царство продлится тысячу лет».
В тексте можно найти примеры субъективной хронометрии, когда героиня определяет длину временного отрезка в зависимости от своего настроения - то как длинный, а то как короткий. В одном эпизоде время вообще останавливается. Так как время для героини - это своеобразный сосуд, который нужно заполнить событиями, действиями, поступками, при отсутствии такой возможности у нее создается
ощущение пустоты, остановки времени. «Время почти не двигалось».
Можно говорить о том, что временное и пространственное в сознании Амели слилось воедино: Япония в сознании героини концептуализировалась через определенный временной срез - ее прошлое, детские годы, проведенные в стране, а именно на острове Хонсю. Все, что вызывает ассоциацию с этим прошлым получает положительную коннотацию. Таким образом, прошлое для Амели конкретно, дано в перцептуальных образах, а настоящее интерпретируется, в зависимости от соответствия лекалам прошлого.
Помимо различий в темпоральном сознании Амели и ее жениха, к принятию решения покинуть Японию привел и внутренний конфликт, который не мог не возникнуть у Амели. Установка на то, чтобы вести себя как японка, привела к тому, что она стала поступать вопреки собственным представлениям о том, что такое хорошо, а что такое плохо. Как человек, имеющий западный менталитет, ориентирующийся на такую ценность, как свобода проявления личностного начала, Амели начинает испытывать дискомфорт от того, что она вынуждена подчиняться нелепым японским законам. Самые свободные годы жизни японца - в них как раз пребывал Ринри - со стороны выглядели откровенно
потерянными годами, но годы работы для японцев, особенно для японских женщин, изнутри оказались в сто раз хуже -«бесконечная муштра», «казарменная жизнь» с перспективой оставаться такой «до самой смерти». Когда «каждая минута жизни» оказывалась подчинена суровому долгу, в атмосфере выполнения безумных поручений и постоянных унижений думать о личном счастье и тем более о желанном творчестве у Амели перестало получаться. В такой ситуации для западного человека вполне естественно попытаться выпасть из временного потока - уйти, уволиться. Но, имея контракт на год, уволиться через месяц для того, кто хочет быть японцем, - это позор. «Потерять лицо» - вот к чему может привести такой поступок, поэтому Амели на гране срыва работает до завершения
контракта, испытывая внутренний дискомфорт. Последовательно поступая так, как велят японские правила хорошего тона, Амели не становится такой, какой она помнила себя в Японии в детские годы -счастливой и непосредственной. Япония ее воспоминаний не совпадает с той Японией, в которой она живет и работает, именно поэтому она решает уехать. Она приехала, потому что хотела вернуть свой «золотой век» - реанимировать свое счастливое прошлое. Когда задуманное реализовать не удается, не остается ничего другого, как уехать. Даже в стране, где действуют представления о цикличном времени, прошлое вернуть оказывается нельзя.
Список литературы
1. Воркачев С.Г. Методологические основания лингвокоцептологии // Теоретическая и прикладная лингвистика. Вып. 3: Аспекты метакоммуникативной деятельности. -Воронеж, 2002. - С.79-95.
2. Зусман В.Г. Диалог и концепт в литературе. Литература и музыка. - Нижний Новгород: Деком, 2001. - 468с.
3. Льюис Р.Д. Деловые культуры в международном бизнесе: от столкновения к взаимопониманию. - М.: Дело, 2001. - 448с.
4. Нильсен Е.А. Лингвокогнитивные модели эволюции темпоральных номинаций (на материале английского языка): Диссертация на соискание уч.ст. д.ф.н. - СПб.:СПбГЭУ, 2015. - С.240-242.
5. Попова З.Д., Стернин И.А. Понятие «концепт» в лингвистических исследованиях. - Воронеж, 2001. - 31с.
6. Чугунова С.А. К вопросу о концептуальной связи времени и движения // «Известия Волгоградского государственного педагогического университета». Серия «Филологические науки». - 2008. - № 10 (34). - С.36-40.
ETHNOCULTURAL PARTICULARITY OF THE TEMPORAL BEHAVIOR IN THE WORKS BY AMELIE NOTHOMB (ON THE MATERIAL OF THE NOVELS 'STUPEUR ET TREMBLEMENTS' AND 'NI D'EVE NI D'ADAM')
The article is devoted to the consideration of the ethnocultural particularity of one of the most principle universal concepts, namely, the concept 'temporality'. The autobiographical novels by the Belgian writer Amelie Nothomb have become the source of information about the peculiarities of verbalisation of the perception of time in the Oriental and Western cultures. The distinguishing features of temporal behaviour of the characters brought up in different cultural traditions and representing the Belgian and Japanese variants of conceptualisation of time are described on the material of the key episodes of the novels. In the article there are the results of the analysis of different ways of vebalising the temporal cognition, in addition, there are analysed mechanisms of appearing the communicative barriers that emerge when representatives of different countries communicate. Keywords: cognitive linguistics, verbalisation, concept, representation of the concept TIME, perception of temporality, temporal cognition, temporal behavior.
References
1. Vorkachev S.G. (2002) Metodologicheskie osnovaniya lingvokonceptologii [Methodological foundations of linguo-conceptology]. Teoreticheskaiya I prikladnaya lingvistika. [Aspekcti metakommunikativnoi deiatelnosti [Theoretical and applied linguistics. Issue. 3: Metacommunication aspect]. 3, 79-95.
2. Zusman V. (2001) Dialog i concept v literature. Literatura I musika [Dialogue and concept in the literature. Literature and music]. 468 s.
3. Lewis R.D. (2001) Delovie kuluri v mezhdunarodnom bisnese. Ot stolknovenia k vzaimoponomaniyu [When Cultures Collide: Managing Successfully Across Cultures]. Moskva: Delo. 448 s.
4. Nielsen E.A. (2015) Lingvokognitivie modeli evolucii temporalnih nominacii (na mayeriale angliyskogo yasika): dissertaciya na soiskanie uch. st.d.f.n. [Linguo-cognitive models of the evolution of temporal nominations (on a material of English language)]. St. Petersburg: SPbGEU. 240-242.
5. Popova Z.D., Sternin I.A. (2001) Poniyatie "concept" v lingvisticheskih issledovaniyah [The concept of "concept" in linguistic research]. Voronezh. 31 s.
6. Chugunova S.A. (2008) K voprosu o conceptualnoy sviasi vremeny I dvizheniya [On the question of the conceptual connection of time and movement]. Izvestiya Volgogradskogo gosudarstvennogo universiteta [Izvestiya Volgograd State Pedagogical University]. 10, 36-40.
Об авторе
Залипаева Жанна Павловна - аспирант, Брянский государственный университет имени академика И.Г. Петровского (Россия), E-mail: [email protected]
Zalipaeva Zhanna Pavlovna - Postgraduate student, Bryansk State Academician I.G. Petrovski University (Russia), E-mail: [email protected]
