CC BY
108
ИСТОРИЯ
Саливон Александр Николаевич канд. ист. наук, доц.
ЭТНИЧЕСКОЕ САМОСОЗНАНИЕ ПОЛАБСКИХ СЛАВЯН КАК КОМПОНЕНТ ОБРАЗА ДРУГОГО: ПОПЫТКА РЕКОНСТРУКЦИИ ПО ЛАТИНСКИМ ХРОНИКАМ Х-ХМ ВВ.
Оппозиция «свои» - «чужие» присуща человеческому сознанию во все эпохи и имеет фундаментальное значение для раскрытия специфики культуры и самосознания любого народа. В последнее время интерес исследователей к теме образа Другого обострился и такое внимание не случайно. Межнациональные конфликты, вопросы ассимиляции, сохранения этнической, культурной самобытности в современном мире заставляют вновь и вновь обращаться к проблеме взаимных представлений соседствующих народов друг о друге в прошлом и настоящем. В нашей статье мы обращаемся к истории одной из ветвей полабского славянства - ободритам.
Речь идет о народе, подвергнутом в XII веке насильственной германизации и исчезнувшем с карты Европы. Выдвигалось множество теорий, где образы соседей и происходившие события окрашивались в контрастные цвета. Отдельные немецкие авторы рисовали полабских славян дикарями-варварами, отсталым народом, неспособным к самостоятельному культурному, экономическому, политическому развитию. Завоевание их земель оценивалось благом для всего западного мира и для самих славян. Одновременно, в противовес таким взглядам, в трудах некоторых российских историков заметно стремление приукрасить картину цивилизованности сла-вянства[10; 13]. Нет необходимости разбирать такого рода тенденциозные трактовки славянского прошлого. Вышли работы, где с привлечением разнообразных материалов археологии, этнографии, лингвистики воссоздается подлинная картина жизни полабских славян [8; 21; 22; 23]. Их содержание позволяет утверждать, что полабы прошли длительный и самостоятельный путь в своей эволюции, прерванный германским завоеванием. Однако до недавнего времени оставалось много белых пятен в изучении этнической истории полабских славян, в том числе ободритов, и отрадно отметить постепенное заполнение этого пробела. Особое внимание стали уделять проблеме этнического самосознания [16]. Такой интерес вполне обоснован. В литературе достаточно прочно утвердился тезис о самосознании как основном этни-
ческом определителе. Наличие и сохранение этнического самосознания признается решающим критерием существования этноса [3, с.6]. Нас будет интересовать субъективное отражение этнического самосознания ободритов в немецких хрониках и его реальное наличие.
Источниковая база -хроники X-XII веков Видукинда, Титмара Мерзебургского и, особенно, Адама Бременско-го и Гельмольда [1; 2; 18; 19; 20]. Сноски на них даются в принятой в славистике форме сокращений. Например, Adam, 1-18, где римской цифрой обозначен номер книги хроники, а арабской - номер главы. Все перечисленные авторы - священники из иноэтничной немецкой среды [4]. Как заметил историк А.Павинский, «полабские славяне исчезли с исторического поприща, не дождавшись своего дееписателя» [14, с. 10]. Закономерно рождается сомнение, можно ли по произведениям, созданным представителями чужого этноса, судить о самосознании полабских славян? По замечанию известного слависта В.Д.Королюка, это обстоятельство хотя и затрудняет решение проблемы, но совсем не исключает возможности выявления разных уровней славянского самосознания [5, с. 105].
Можно с определенной уверенностью говорить о представлении авторами хроник о славянах как особом многочисленном народе, с присущими ему признаками групповой культурно-генетической идентичности, отличном от других народов по языку, верованиям, обычаям, нравам, внешнему виду (Adam, 11-21; LU-51;IV-18. Widukind, 1 -35;11-20. Helmold, I-52). В хрониках употребляются термины Sclavi (славяне), Sclavica lingua (славянский язык), Sclavorum populi (славянские народы). Ободриты (obodriti, abotriti, bodrici) для немецких хронистов «другой народ». Они - часть славянского метаэтноса, язычники, варвары, коварные разбойники, враги. Возникает вопрос, осознавалось ли славянское единство в раннее средневековье самими славянами. Встречаются утверждения, что понятие славянской общности возникло вне славянского мира и долгое время у самих славян не проявлялось. Хроники Видукинда, Титмара, Адама, Гельмольда как сочинения иностранные не дают прямых конкретных фактов для опровержения подобных утверждений. Мы не знаем, как осмысляли, переживали полабские славяне свою этноязыковую близость к другим славянским народам, с которыми они граничили на востоке и юге. Но, как показываютлингвистические исследования, употребляемый хронистами термин «славяне» был распространен у всех славян в качестве самоназвания и выражал объективную общность их происхождения. Самоназвание, в свою очередь, свидетельствует о наличии самосознания, т.е. осознании членами общности их единства. «Общеизвестный факт наличия единого самоназвания Slovene, - отмечает О.Н.Трубачев, - говорит о древнем наличии адекватного единого этнического самосознания, сознания принадлежности к единому славянству и представляется как замечательный исторический и культурный феномен» [17, с.60]. Можно предполагать, что и ободриты как часть славянства обладали родовым чувством сопричастности к славянскому единству. Оно поддерживалось сохранением близости общеславянского языка, сходством религиозных представлений, внешним видом. Однако не следует его абсолютизировать и считать определяющим. «Славянская солидарность», обусловленная этническим признаком, вряд ли была распростра-
ненным в тот период явлением. Контакты ободритов в славянском мире ограничивались Полабьем и в этой связи образ Другого более четко рисуется на улавливаемых хронистами других уровнях славянских общностей.
Немецкие авторы постоянно указывают, что славян было множество («populi Sclavorum multi...» - Adam, II -21; Helmold, I-1). Среди них особо выделяют своих соседей -лютичей, ободритов, сорбов, поморян, заселявших территорию междуречья Лабы (Эльба) и Одры (Одер). Все они находились в общественном развитии на высшей стадии распада родоплеменного строя с выраженными чертами военной демократии. Именно эти племена были объектом военно-религиозной экспансии немецких феодалов и католических миссионеров, предстают для немцев «другими» по этническим, религиозным, бытовым признакам. В хрониках ясно отразились представления иноземцев о принадлежности племен Полабья к славянской этноязыковой и региональной общности с особыми «славянскими» обычаями. Для ее обозначения употребляются общие названия Polabi, Winiti, Winuli, Sclavania, Sclavia, provincia Sclavorum. Гельмольд неоднократно отмечает единство их языка (Helmold, I-20) и это свидетельство заслуживает доверия. Хронист, как отмечает Л.В.Разумовская, - автор перевода «Славянской хроники» на русский язык, был хорошо знаком с жизнью славян, провел детство и юность в Полабье, возможно, даже знал славянский язык [2]. Подтверждением языковой общности может служить проведенный лингвистами анализ упоминаемых в хрониках славянских топонимов и собственных имен [16, с.197].
Однако как и на метаэтническом уровне славянского единства прямых данных о существовании у самих по-лабских славян регионального (второй уровень) «обще-полабского» самосознания в хрониках мы не находим. Нет в нашем распоряжении и фиксированных глазами хронистов фактов осознания ободритами себя частью полабской общности. Но если принять во внимание многовековую конфронтацию полабских славян с западными соседями, которая обуславливала временные военно-союзнические контакты между лютичами, ободритами, сорбами, поморянами, то, вероятно, осознание их полабского единства должно было проявляться острее, чем осознание общеславянского единства. О наличии здесь этнического самосознания такого уровня может свидетельствовать развитие надплеменных полабских языческих святилищ в Ретре и Арконе [11]. Весьма обоснованным в этой связи представляется суждение известного этнолога В.И.Козлова. Размышляя о специфике этнического самосознания, причинах его силы и устойчивости, ученый приходит к выводу, что оно во многом аналогично чувству родства, будь то представление о родстве по происхождению («по крови») или по единству исторических судеб, культу, общности характера («по духу») [12, с.162]. Возможно, название «Sclavia», которым немецкие хронисты, как уже говорилось, обозначали совокупность полабских славян, являлось самоназванием и выражало их единство. Из хроник, однако, видно, что чувство полабской общности не превратилось в прочное чувство славяно-полабского патриотизма. Хронистами отмечаются лишь отдельные случаи военно-политического сплочения полабских славян в борьбе против общего противника. Примером могут служить успешное восстание в конце Х века против немецкого господства и отражение агрессии крестоносцев в 1147 г. Чаще полабы в борьбе с внешней опасностью действовали разрозненно. Так, по словам Титмара Мерзебургского, вскоре после упомянутого восстания лютичи выражали недоволь-
ство в отношении ободритов, приписывая неудачу своего похода в Польшу в 1017 г нежеланию ободритского князя Мстислава помочь им (Thietmar, VIII-5). Точно так же после отражения похода крестоносцев хронист отмечает, что лютические племена хижан и черезпенян высказывают неудовлетворенность действиями ободритского князя Никлота (Helmold, I-71). Очевидно, основную роль в разжигании межполабских внутренних конфликтов играла «германская дипломатия», сталкивающая между собой полабские народы. Несомненно, что межплеменная разрозненность в среде полабских славян питалась чувством узколокального племенного «патриотизма». Этот местный патриотизм превалировал над чувством общеполабской общности, препятствуя военно-политическому сплочению.
Ободриты предстают в хрониках в широком и узком смыслах. Уже «Франкские анналы» VIII века, впервые упоминая имя Abodriti, противопоставляют их союзу виль-цев, сорбов, имея в виду ободритский племенной союз. Он включал в себя ряд племен и представлялся франкским авторам значительным союзническим объединением [23]. Позднее немецкие хронисты, говоря об ободри-тах в широком смысле, тоже имеют в виду крупную над-племенную общность. О территории этой общности говорится как об особой области (regio) в пределах полабо-славянской территории. Regio ободритов - это одна из regiones полабских славян. Обозначалась ободритская общность терминами «regnum Obotritorum» (Ободритс-кое государство), «Sclavia» (Славия), «principatus Sclavorum» (княжество славянское), «provincia, terra Sclavorum» (славянская земля, славянская страна) (Helmold, I-47; I-49; I—50; I-24; I-36). Состав regnum Obodritorum в X-XII вв. не был постоянным. Чаще всего в описываемых хронистами событиях фигурируют земли вагров, полабов, варнов, собственно ободритов. Именно из этих племен, по-видимому, сложился под эгидой племени ободритов военно-политический союз с тем же названием, перерастающий в государство.
Ободритский народ для авторов хроник — это составная часть славян, причем именно полабских славян, т.е. «другой» народ, и население ободритского союза характеризуется теми же чертами, что и остальные западнославянские ветви. В глазах Адама и Гельмольда жители за Лабой — кровожадный народ (populus crudeles), разбойники славянские (latrunculi Slavorum), язычники, варвары (Helmold, I—35; I-36). Одновременно отмечается их свободолюбие, гостеприимство, забота о родителях (Helmold, I-25; I-82; II-12).
В ряде повествовательных сюжетов, характеристиках действующих лиц, их речах и поступках отражается представление хронистов о наличии элементов этнопо-литического сознания жителей Ободритского княжества. Можно привести ряд примеров, показывающих связь ободритского князя с terra Obotritorum. «Terra» являлась для него отечеством (patria). По словам Гельмольда, «Мсти-вой князь славянский... не хотел отречься от христианства и был изгнан из отечества.» (Helmold, I-16). Характерными оттенками наделяет автор хроники речь князя Прибислава. Обращаясь к соотечественникам, тот говорил: «Всем вам известно, какие бедствия и гнет лежат на нашем народе (gentem nostram) из-за насильственной власти герцога, злоупотребляя которой, он причинил нам много мучений и отобрал у нас наследственное владение отцов наших. И никого, кроме меня, не осталось, кто бы думал о благе нашего народа» (Helmold, II-2). Для Прибислава народ ободритского княжества выглядит единым целым, «его народом». В данном случае по пред-
ставлениям хрониста чувство родства с народом не ограничивалось собственно ободритской племенной землей, а распространялось на более широкую общность нового типа. Элемент этнополитического сознания проявляется и в таком факте, как сопротивление ободритского народа сыну датского короля Кнуту Лаварду. В Лаварде они видят чужака (Helmold, I-49). Имеются и другие наблюдения о присущем ободритам, как всякому этносу, противопоставлении себя другим народам по языку, религии, территориально-политической принадлежности. «Отвергая своих, ты стал почитать саксов, народ вероломный и жадный», - говорят славяне князю Мстивою. В другом месте читаем, что князь Мечислав опасался как бы «чужеземные обычаи не распространились в стране». Отца своего, Биллуга, он «часто порицал за то, что тот. отступает от закона своих предков» (Helmold, I-13). Из уст славян звучат выражения «народ и земля наша», «пришельцы», «чужеземцы» (Helmold, I-19; I-38; II-2). Совокупность приведенных известий хроник позволяет говорить, что для их авторов Ободритское княжество предстает целостным организмом с присущими ему общими этнополитически-ми признаками.
Попытаемся выяснить реальное существование самосознания ободритской общности. Нами отмечалось, что ободриты в широком смысле в источниках, помимо термина «Sclavia», обозначаются своим конкретным названием «regnum Obotritorum». Приведем краткую фразу из «Славянской хроники» Гельмольда: «Omnis igitur terra Obotritorum et finitime regions que pertinent ad regnum Obotritorum.» («Ибо вся земля ободритов и соседние области принадлежали Ободритскому княжеству.» Helmold, II-5). Название ободритов, как видим, распространялось на более широкую общность, чем на территорию и народ собственно племени ободритов. Единого мнения о значении имени «ободриты» до сих пор не выработано. Споры идут о патронимичности или топогра-фичности его происхождения. Общее, что роднит спорящие стороны, это признание древнеславянского характера названия. Подмечено, что племенные названия зачастую изменялись, особенно в период классообразо-вания. Но в тех случаях, когда племя попадало в ходе переселения в другую среду, его племенное имя, наоборот, сохранялось, становилось более устойчивым. Оно превращалось в этническое противопоставление себя другим этносам, становилось инструментом консолидации местного населения [6, с. 58]. В полной мере это относится и к названию «ободриты». В иностранные хроники оно перешло из славянской среды, где являлось этнонимом. Не ясно, принималось ли это название всеми членами ободритской общности. Можно лишь предполагать, что оно не ограничивалось в их представлении территорией собственно ободритов. Ободритским именовался племенной союз и это военно-политическое единство должно было осознаваться ободритскими племенами. Имя племени-гегемона внешне и выражало «союзное единство» [23, с.262]. По мнению ряда исследователей, собирательные названия в средневековых источниках (ободриты, лютичи, сербы, поляки, болгары) свидетельствуют об образовании на базе племенной интеграции средневековых народностей [7, с15]. Ободритская народность интегрировалась из родственных племен вагров, полабов, варнов, собственно ободритов и некоторых других, более мелких. Общность исторических судеб, столкновение с соседними народами, культивирование повышенной боеспособности всей группы племен для защиты своей земли и создавали базу для формирования самосознания ободритской общности в широком
смысле. В условиях складывания государственности это самосознание можно рассматривать как самосознание формирующейся ободритской народности. Но ставить на этом точку преждевременно.
Говоря о более низких таксономических уровнях самосознания, хронисты улавливают и отмечают в образе Другого наличие узкоплеменного самосознания - сознания совместной принадлежности к одному из племен, входивших в состав ободритского надплеменного объединения. Каждое из них воспринимается хронистами с использованием особой терминологии как этнополити-ческая общность с очерченными границами расселения, названием, верованиями. Земли племен в территориально-политическом смысле обозначаются Polabingorum provincia, terra Wagirorum, terra Obotritorum. Населяющий их народ, соответственно - Polabingorum populus, Wagirorum gens, Obotritorum nationes. В литературе чаще всего эти термины переводятся как «племя» - племя ваг-ров, полабов, ободритов.
Ваграская земля (Wagirorum provincia) располагалась между Балтийским морем и рекой Травой (Adam,II-21; Helmold, I-56). Главным городом вагров был Старгард (Альденбург). Ободриты с главным центром Микилинбур-гом (Вилиград) расселялись в районе озера Шверин между реками Травой и Варной (Adam, III-20; III-51; Helmold, I-53). Земля полабов (Polabingorum terra) простиралась к югу от ободритов между Лабой и Травой. Центр полабов -город Рацисбург (Helmold, I-2). Предположительное славянское название его - Ратибор. Варны (Warnabi, Warnavi) занимали земля по среднему течению Варны. Главным их городом, возможно, был Пархим [2]. Ободритские племена имели свои празднества, обычаи, религиозные культы. «Не все они (славяне - С.А.), - отмечает Гельмольд, -придерживаются одних и тех же языческих обычаев» и далее перечисляет их главных богов: у вагров - Прове, у полабов - Жива, у ободритов - Редегаст или Радигаст (Helmold, I-83). Подтверждением множественности местных божков у ободритских племен служат находки археологами сохранившихся деревянных изображений славянских идолов [11; 22]. В представлениях хронистов, таким образом, ободритские племена или племенные княжества - это этнополитические общности с сильной привязанностью их населения к своему племени, сознанием локального единства.
Установить реальные, объективные факторы самосознания отдельных ободритских племенных земель на имеющейся источниковой основе весьма сложно. Обратимся к их названиям. Для каждого из таких единств имя служит признаком, объединяющим внутри и различающим вовне. Выступая самоназванием определенной общности, имя является свидетельством осознания ее членами своей самобытности, отличая от других общностей. Частота и вариантность употребления в хрониках названий ободритских regionеs, по нашему мнению, свидетельствует о том, что они для соответствующих групп славян выступали самоназваниями. Их обозначения усваивались иностранными авторами из славянской среды. Учитывая неразрывную связь самоназвания с самосознанием народа, можно говорить о наличии локального самосознания у каждого ободритского племени. Элементом узкоплеменного этнического сознания, внешней меткой как территориальной обособленности, так и этнической специфики следует считать также, как уже говорилось выше, наличие местных культов.
В образе Другого на обоих этнополитических уровнях общностей (ободриты в широком и узком смыслах) хронисты фиксируют так называемый конфликт «двух са-
мосознаний» в ободритской среде. Ободритские князья по мере усиления немецкой экспансии в Полабье постепенно втягивались в родственные и дружеские связи с саксонской знатью, принимали германские имена (Уто, Готшалк, Генрих), содействовали миссионерам, принимали крест (Helmold, I-62; I-83). Они тем самым как бы выходили из родового религиозно-этнического самосознания своих языческих соплеменников, ослабляя его. В тоже время основная масса ободритов, часть знати оставались приверженцами прежних традиций, культов, воспринимали христианство как религию их тогдашнего врага и, возбуждаемые жрецами, всячески противодействовали ее внедрению. В глазах хронистов и, несомненно, самих ободритов распространение христианства было на практике неотделимо от гнета епископских податей. Гельмольд прямо говорит, что славяне тогда «предпочли бы умереть, чем принять христианство и платить подати саксам» (Helmold, I-18; I-84).
Создавалась сложная этнопсихологическая ситуация двойственности религий, когда языческим народом правил князь-христианин. Население воспринимало прогерманскую ориентацию своих правителей как глубокий переворот в своей социальной и этнической судьбе, как лишение их «наследства отцов» (Helmold, I-83). Мотивы эти, несомненно, были важным компонентом консервации племенного самосознания ободритов и дестабилизировали обстановку, подтачивали этническую солидарность. Хронисты свидетельствуют о частых мятежах и даже убийствах ободритских князей их подданными. В конечном итоге это привело к завоеванию Полабья немцами [15; 23].
Итак, в образе Другого авторы хроник улавливают у ободритов наряду с другими этническими чертами наличие этнополитического самосознания разного уровня: от локального племенного сознания до представлений об-щеполабского единства. Определяющим вплоть до исхода их исторической жизни оставалось чувство племенной общности. Следует, однако, заметить, что этнический принцип противопоставления хронистами себя славянам не был главным и определяющим в образе Другого. Им абсолютно не свойственно делать суждение об ободритах только в зависимости от иного языка, культуры, происхождения. Все авторы хроник - духовные лица, и образ славян создавали в первую очередь с позиций религиозных, а не этнических. Их цель - стремление написать историю усердия и мученичества, которые были проявлены католическими миссионерами в нелегкой борьбе со славянским идолопоклонничеством [9]. Для хронистов ободриты не просто враги, коварные язычники, а будущие прихожане. Во всех хрониках их образ в первую очередь рисуется с позиций священника, заботившегося о распространении и укреплении христианства среди язычников. Но это тема другой статьи.
Список литературы
1.Видукинд Корвейский. Деяния саксов.- М., 1975. (В издании приведен параллельно латинский оригинал).
2.Гельмольд. Славянская хроника.- М., 1963.
3.Иванов С.А. Откуда начинать этническую историю славян?//-Славяноведение. - 1991. - №5.
4.Источниковедение истории южных и западных славян/ Под ред. Л.П.Лаптевой.- М., 1999.
5.Королюк В.Д. К вопросу о славянском самосознании в Киевской Руси и у западных славян в X-XII веках // История, культура, фольклор и этнография славянских народов. - М., 1968.
6. Королюк В.Д. Дулебы и анты, авары и готы // Проблемы типолог ии в
этнографии. - М., 1979.
7.Королюк В.Д. Западные славяне и Киевская Русь в X-XI вв. - М., 1964.
8.Кузнецова А.М. История полабско-балтийскихславян в отечественной историографии (1917-1997 гг.). - М, 1998.
9.Кузнецова А.М. Образ полабско-балтийских славян в «Славянской хронике» Гельмольда // Славяне и их соседи. - М, 1999. - Вып. 9.
10.Лаптева Л.П. Проблема германизации полабских и балтийских славян в русской дореволюционной историографии //Международные отношения в Центральной и Восточной Европе и их историография.- М., 1966.
11.Ловмяньский Г. Религия славян и ее упадок в V-XII вв.- СПб., 2003.
12.Методологический семинар «Этнос в системе общественных форм» в Институте этнографии //Советская этнография. -1990. - №3.
13.Назаренко А.В. «Натискна Восток» или «Светс Востока»?// Славяноведение. - 1992. - №2.
14.Павинский А. Полабские славяне в борьбе с немцами VIII - XII вв.-СПб, 1871.
15.Принятие христианства народами Центральной и Юго-Восточной Европы и крещение Руси / Под ред. Г.Г.Литаврина. - М., 1988.
16.Развитие этнического самосознания славянских народов в эпоху раннего средневековья.- М., 1982.
17.Трубачев О.Н. Ранние славянские этнонимы - свидетели миграции славян //Вопросы языкознания. - 1974. -№6.
18.Adami Bremensis Gesta Hammaburgensis ecclesiae pontificum // Ausgewдhlte Quellen zur deutschen Geschichte des Mittelalters: Quellen des 9. und 11. Jahrhunderts zur Geschichte der Hamburgischen Kirche und des Reiches.- Berlin, 1961.
19.Helmoldipresbyteri chronica Slavorum.- Hannover, 1868.
20.ThietmariMerseburgensisер/scopiсhronicon//Monumenta Germaniae historica: Scriptores rerum Germanicarum.-Berlin, 1935.
21.Brankack J. Studien zur Wirtschaft und Soziabstruktur der Westslawen zwischen Elbe-Saale und Oder aus der Zeit vom 9. bis zum 12. Jahrhundert.- Bautzen, 1964.
22.Herrmann J. Siedlung, Wirtschaft und gesellshaftliche VeMltnisse der slawischen Stдmme zwishen Oder und Elbe.-Berlin, 1968.
23.Die Slawen in Deutschland: Ein Handbuch / Vom J. Herrmann.-Berlin, 1985.
¡я
Менщиков Владимир Владимирович д-р ист.наук, доц. Маслюженко Денис Николаевич канд.ист.наук, доц.
ЭТНОПОЛИТИЧЕСКИЕ УСЛОВИЯ ПАДЕНИЯ СИБИРСКОГО ХАНСТВА КУЧУМА И НАЧАЛО ОСВОЕНИЯ СИБИРИ РУССКИМИ
Разгром Сибирского ханства Кучума дружиной воеводы Ермака положил начало русскому освоению сибирских земель. Условия данного процесса хорошо изучены в исторической науке. Гораздо более сложными являются попытки определить причины, с одной стороны, быстрого разгрома сибирских войск в начале конфликта, с другой стороны, их длительного, почти 30-летнего, сопротивления в ходе дальнейших военных действий. Первое событие традиционно рассматривают с точки зрения превосходства русской военной стратегии и тактики над кочевой, однако нам кажется, что непосредственные причины необходимо искать в общих закономерностях развития сибирской государственности в XVI веке. Отметим также, что специфика межэтнических взаимодействий определялась "характером и уровнем потребностей этнического развития субъектов взаимодействия". В свою оче-
