CC BY
165Этническое и конфессиональное в российском «мусульманстве»: исламская политика государства в ХХ—ХХ1 веках
Дмитрий Арапов
Ключевые слова: Временное правительство, советская власть, государство, ислам, Коминтерн, Наркомнац, ОГПУ, мусульманская школа, муфтия-ты, школа, царизм, этничность.
Проблема соотношения влияния этнического и религиозного факторов в среде российских мусульман была поставлена в отечественном исламоведении в начале ХХ века. В научном исламоведении первым это сделал В. В. Бартольд в 1912 году. По его словам, в силу того, что большинство мусульман России (около 12 миллионов человек) принадлежало к «одному и тому же турецко-татарскому племени», для них «религиозные стремления» были «тожественны» [т. е. идентичны. — Д. А.] с «национальными»1. В практическом ис-ламоведении данная проблема наиболее глубоко была проанализирована С. Г. Рыбаковым. В апреле 1917 года, констатируя развитие в российской мусульманской среде «разобщающих национальных начал», Рыбаков вместе с тем подчеркивал наличие у отечественного «мусульманства» одного общего «объединяющего начала: все мусульманские народности стали создавать новую образовательную культуру на почве общей для них религии — ислама»2.
Подобное пристальное внимание к характеру соотношения воздействия конфессионального и «племенного» факторов в жизни российской мусульманской общины было вызвано «исламской сто-
Дмитрий Юрьевич Арапов, доктор исторических наук, профессор кафедры истории России до начала XIX века Исторического факультета Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова, Москва.
роной» внутренней и внешней политики кругов, властвующих в России в XX—XXI веках. Попробуем выделить основные этапы в действиях правительства в «мусульманской» сфере до 1917 года, в 1917—1991 годах и после 1991 года (вычленение и названия этапов носят постановочный характер).
Под «правительством» можно понимать как чисто государственные, так и партийные структуры РСДРП(б)—РКП(б)—ВКП(б)—КПСС, в 1917—1991 годах игравшие определяющую роль в системе управления страной. По тонкому наблюдению итальянского марксиста А. Грамши в данном случае партия играла роль «государя»3.
I. Царский этап (1900 — февраль 1917 года)
В этот период времени действовала политика терпимости по отношению к исламу (по указу Екатерины II 1773 года), допускаемой в той степени, в какой это «соответствовало интересам государственного порядка»4. В целом для этого этапа характерны: а) во внутренней политике — линия на «сдерживание» ислама, сокращение влияния Оренбургского муфтията (по мнению царского аппарата, своего рода «мусульманского Рима»), пресечение татарского воздействия на среду тюркоязычного «мусульманства; б) во внешней политике — стремление резко оборвать все связи мусульман России с Турцией как конфессиональным центром суннизма (халифат османских султанов) и «тюркизма»5. Тактически предлагались два возможных курса действий в «исламском» деле: а) более гибкий и либеральный (С. Ю. Витте); б) более жесткий и нетерпимый (П. А. Столыпин). Оба данных политика, последние значительные государственные деятели монархии Романовых, при своих известных расхождениях в подходе к «мусульманскому вопросу» сходились в одном, на их взгляд, самом главном — необходимости интегрировать российское «мусульманство» в «единое государственное тело» Империи, т. е. в общее социокультурное пространство через русскоязычную систему образования6. Этому, как известно, противодействовала развиваемая джадидами во главе с И. Гаспринским система исламского, прежде всего т. н. «новометодного», просвещения. После Младотурецкой революции 1908—1909 годов в русских верхах возникло опасение того, что в случае ликвидации халифата Османов центр «исламизма» может переместиться в новый халифат, созданный где-либо в сфере британского влияния (например, в Египте). Последнее
обстоятельство отнюдь не устраивало Петербург, который продолжал, несмотря на заключение Антанты, соперничать с Лондоном на мусульманском Востоке7.
II. Этап Временного правительства (март-октябрь 1917 года)
Это период весьма либеральной политики по отношению к исламу и другим неправославным религиям народов страны. Данное обстоятельство прежде всего подтверждается законодательными актами Временного правительства, уравнявшими в правах последователей всех религий России в марте 1917 года. Так, 7 марта был принят единый для всех «граждан» России основной стандарт текста присяги «на верность службы Российскому государству». Данный документ в применении к мусульманам кончался словами: «Заключаю сию мою клятву целованием Преславного Корана и нижеподписуюсь». А 20 марта Временным правительством было утверждено постановление «Об отмене вероисповедных и национальных ограничений», касающееся и членов мусульманской общины России. Мусульмане теперь уравнивались с православными в правах имущественных, в занятиях предпринимательством и ремеслами, при поступлении на гражданскую и военную службу и в учебные заведения и в праве быть присяжными заседателями, опекунами, участвовать в выборах и др.8 Временное правительство не стало пока трогать вопросы оформления рождений, браков и смерти, наследственных и иных, чисто внутримусульманских правовых отношений. Сохранил свое действие исламский (кадийский) суд9. В то же время эти юридические меры носили предварительный характер, и окончательное регулирование национальных и конфессиональных проблем было отложено до созыва Учредительного собрания.
III. Советский этап (октябрь 1917—1991 год)
1) 1917-1924 годы. Это время максимального стремления большевиков использовать в свою пользу «мусульманский фактор». Особую роль здесь сыграло обращение Совнаркома «Ко всем трудящимся мусульманам России и Востока» от 20 ноября 1917 года10. Можно согласиться с мнением ряда исследователей, что главный автор этого документа, нарком по делам национальностей И. В. Сталин, сде-
лал особый акцент на культурно-национальной идентичности мусульман России, соединил национальный и религиозный вопросы. Декларированные право на самоопределение народов Востока, свобода отправлений всех обрядов ислама — все это должно было привести миллионы российских мусульман на сторону советской власти. Большое место в решении актуального круга исламских проблем (школьный, семейно-брачный и другие вопросы) играл Мусульманский отдел Наркомнаца11. В ходе гражданской войны 1918—1920 годов большевикам в целом удалось привлечь на свою сторону основную массу мусульман «внутренних губерний» и Северного Кавказа. Важную роль здесь сыграла защита «красными» принципа создания национальных автономий (Татаро-Башкирская и Горская республики), в то время как «белые» действовали под проигрышным с точки зрения интересов нерусских этносов лозунгом «единой неделимой России»12. Гораздо более сложная ситуация сложилась в Туркестане, где в 1918—1919 годы, во многом вследствие грубых перехлестов в национально-религиозной политике местного советского руководства развернулось массовое антисоветско-антирусское «басмаческое» движение13. Лишь гибкая тактика посланного Москвой в Среднюю Азию М. В. Фрунзе, который умело лавировал в «мусульманском вопросе», смогла в 1920 году в некоторой степени смягчить возникшую здесь напряженную обстановку. В том же 1920 году руководством большевиков была предпринята попытка более глобально использовать «исламскую карту». Съезд трудящихся Востока летом 1920 года в Баку, приглашение на него зятя халифа Энвера-пашу, провозглашение тогда антиимпериалистического «красного джихада» — все эти меры должны были, как казалось, помочь нанести «исламский удар» по внешним врагам советской власти (прежде всего Англии). По словам наркоминдела Г. В. Чичерина, относящимся к 1921 году, речь шла о том, какое место займет мусульманский мир в событиях вокруг «мировой революции»: пойдет ли он вместе с большевиками против Антанты, или вместе с Антантой против большевиков14. Довольно скоро, однако, выяснилось, что попытка советской власти использовать мусульман и их лидеров в своих идейно-геополитических целях оказалась неудачной. Энвер-паша, посланный Москвой в Среднюю Азию, почти сразу перешел в лагерь врагов большевизма и лишь с огромным трудом был ликвидирован в 1922 году в результате чекистской спецоперации15. Основная масса мусульманских духовных лиц не хотела активно поддерживать те или иные радикальные советские планы и замыслы. В этой ситуации лидеры большевиков охладели к
идее использования «мусульманского фактора» и с одобрением отнеслись к антиисламским мероприятиям, проводимым в Турции Кемалем Ататюрком, в частности к ликвидации в 1924 году института халифата.
2) 1924-1929 годы. Это время усиления примата национального фактора над религиозным в советской политике по отношению к мусульманским народам. Вместе с тем советская власть, постепенно «закручивая гайки», в своих «мусульманских» делах старалась действовать пока достаточно гибко. При этом различные государственные структуры преследовали, как правило, свои ведомственные цели. Так НКИД пытался использовать исламские духовные круги России — СССР в интересах проведения антиимпериалистической внешней политики (например, участие делегации советских мусульман в Мек-канском исламском конгрессе в 1926 году16). Главный орган государственной безопасности — ОГПУ — занимал гораздо более «крутую» позицию в «исламском деле» и стремился держать духовную жизнь «мусульманства» под жестким контролем. Так, чекисты принимали активное участие в реализации Декрета ВЦИК от 9 июня 1924 года «О мусульманском вероучении», где определялись основные правила организации исламского начального образования17. В предваряющем данный Декрет циркулярном письме ОГПУ от 12 мая 1924 года подчеркивалось, что самостоятельные духовные школы для детей и несовершеннолетних мусульман допускались в порядке исключения только в узбекских районах Туркестана, на Кавказе — в Чечне, Дагестане и Аджарии. Во всех остальных местностях СССР (Татарстане, Башкирии, Азербайджане и др.) подобные школы не допускались. Здесь обучение начальным основам мусульманского вероучения разрешалось проводить лишь при мечетях. При этом данные ученики должны были пройти, как правило, предварительно курс советской светской начальной школы (пятилетний цикл т. н. школы первой ступени. — Д.А.) и быть не моложе 14 лет18. Таким образом, этот законодательный акт наглядно свидетельствует о том, что главной «сверхзадачей» большевиков была попытка формирования с первых лет жизни своего рода «красного» Голема — человека «нового социалистического типа». В его детское сознание должна была быть заложена прежде всего и ранее всего социалистическая идейно-духовная основа. На обеспечение этой политической цели работала до конца 1991 года вся советская система воспитания и образования подрастающего поколения. Достаточно четко задачи исламской советской политики были сформулированы в «секретной» записке ОГПУ, представленной в Анти-
религиозную комиссию при ЦК ВКП (б) осенью 1926 года. В этом документе, названном «О мерах борьбы с мусдуховенством», подчеркивалось: «Первая наша (т. е. ОГПУ. — Д. А.) задача — это заострение внимания партийных и советских организаций вплоть до сельячейки и сельсовета на вопросы религиозного фронта. Необходимо в первую очередь специальным постановлением подтвердить, что возможности и права, даваемые декретом ВЦИКа от [19]24 года (т. е. вышеупомянутым законодательным актом о регламенте преподавания мусульманского вероучения. — Д. А.) и соответствующим разъяснением НКВД, являются предельными, и никакое отступление от них недопустимо. Нужно установить контроль за выполнением на местах этой директивы. На местах работа должна выразиться: А) В усилении внимания к сов[етской] школе. Борьба за количественное увеличение и качественное улучшение сов[етских] школ и явится наилучшей борьбой против духовенства, против религиозных школ. Б) Усиление культурной работы, особенно в деревне. В) Усиление антирелигиозной работы: снабжение деревни антирелигиозными и естественнонаучными изданиями на родном языке; усиление работы кружков «Безбожник» с вовлечением в них низовой интеллигенции, в первую очередь сельских учителей. Г) Борьба против попыток духовенства вмешиваться в общественную жизнь деревни. Д) Борьба с попытками экономического наступления духовенства во всех его проявлениях. Е) Борьба за честный и незасоренный советский аппарат. Только параллельно с этими мероприятиями могут дать ощутительные результаты и меры административного нажима, которые сводятся к следующему: А) Совершенное запрещение открытия религиозных школ для взрослых и курсов для подготовки и переподготовки мулл. Б) Всяческое торможение открытия новых религиозных школ. В) Запрещение муллам составлять списки верующих, служащих орудием давления на массы. Г) Беспощадное преследование мулл, нарушающих закон об отделении церкви от государства. Д) Репрессии против мулл, нарушающих существующее законоположение о вероучении. Е) Лишение избирательных прав муэдзинов и азанчеев, поскольку через них и осуществляется, по большей части, влияние мусульманского] духовенства на низовые совор-ганы»19. Данный написанный на партийно-советском «новоязе» документ несомненно носил в значительной степени декларативноформальный атеистический характер: чекисты сообщали «наверх», в идеологическую партийную инстанцию то, что там от них хотели услышать. В реальности представляется, что прагматики из ОГПУ не очень верили в эффективность воздействия на мусульманские массы
антирелигиозных брошюрок. Несомненной утопией оставалась и чекистская фраза о появлении в будущем «честного» (!) советского аппарата. Но вот предлагаемые и планируемые ОГПУ антиисламские карательно-репрессивные меры были вполне всесторонне продуманы и реально, как оказалось в скором времени, осуществимы. Следует отметить, что в 1920-е годы резко возрастает внимание к подчеркиванию первенства национального фактора в политике по отношению к мусульманскому миру. Так, в бумагах Коминтерна тех лет почти уже ничего не говорится о мусульманах, речь в них прежде всего идет об арабах, индусах, персах, турках и т. д. Данное наблюдение подтверждается также тем, что в многочисленных документах 1924—1925 годов, посвященных национально-государственному размежеванию в Средней Азии, исламская «составляющая» тогдашней жизни коренных народов Туркестана была убрана на задний план20. Следует отметить, что советская национальная политика в отношении мусульманского населения носила тогда достаточно многоаспектный характер. Так, в директивных материалах ставились задачи «коренизации» местных кадров, борьбы с «великодержавным шовинизмом», вместе с тем и одновременно отмечалась опасность существования «туземного» национализма21. С целью вытеснения исламских «пережитков» был предпринят перевод письменности в мусульманских районах СССР с арабской графики на латиницу (позднее на кириллицу). К концу 1920-х годов ислам, как и все другие религии, стал рассматриваться во властных советских кругах как резко враждебная сила, с которой невозможно найти общий язык и которую необходимо изживать всеми способами22.
3) 1929-1941 годы. Это время жесткого административно-карательного давления на ислам, служителей его культа и последователей. Период 30-х годов был, пожалуй, наиболее тяжелым в истории российских мусульман в ХХ веке. Мечети в массовом порядке закрывались, мусульманские духовные лица подвергались репрессиям, деятельность исламских духовных управлений или была вовсе прекращена (Узбекистан), или «заморожена» (Уфимский муфтият). Антиисламская, как и вообще в целом антирелигиозная, пропагандистская кампания достигла в то время небывалого размаха. «Союз воинствующих безбожников», учрежденный еще в 1925 году, объявил в 1932 году о начале «безбожной пятилетки», к концу которой религия на территории СССР должна была быть полностью искоренена 23. В то же время, когда лично Сталиным в анкету Всесоюзной переписи 1937 года был внесен вопрос о вере в Бога, то, по имею-
щимся сведениям, большинство представителей отечественного «мусульманства» заявило о сохранении своей приверженности традиционной системе конфессиональных ценностей. Данное обстоятельство привело лишь к еще большему усилению антирелигиозно-противоисламских действий центральных и местных властей.
4) 1941-1948 годы. События Великой отечественной войны заставили советское руководство пойти на известное, чисто тактическое смягчение своей исламской политики. Было заметно расширено число действующих мечетей, стали функционировать мусульманские духовные управления в Баку, Буйнакске (Дагестан), Уфе и Ташкенте. После длительного перерыва был разрешен хаджж в Мекку, куда ежегодно стали отправляться группы мусульман. Правда, в 1900—1913 годы из России в Святые места ислама каждый год ездило более 10 тысяч человек, теперь же лишь несколько десятков паломников. Период либерализации в советской исламской политике был свернут к концу 1940-х годов24.
5) 1948-1985 годы. Это период существования исламской общины в стране «победившего социализма». В целом отношение к «мусульманству» не было столь жестким, как в 1930-е годы, однако в силе оставался неусыпный, ограничительный контроль партийных, советских и чекистских органов. В работах, посвященных истории мусульманских народов СССР, партийными инстанциями рекомендовалось упоминать об исламе как можно меньше, желательно в критических тонах, отрицать какое-либо его позитивное влияние на развитие культуры, быта и нравов. Так, если в работах московских и ленинградских исследователей все же констатировалось наличие арабо-мусульманской культуры, то делать это, например в Средней Азии, было практически невозможно. Местные авторы в своих трудах постоянно подчеркивали самобытный характер своих культур и старательно умалчивали о каком-либо положительном воздействии «мусульманского фактора». При характеристике «внешнего» ислама также наблюдалось стремление писать прежде всего об арабской, индонезийской, турецкой культуре, упоминая о генетическом воздействии на них ислама лишь в самом общем виде25. Подобная практика, как известно, привела к весьма печальным последствиям. Так советские военные и политические структуры оказались в целом абсолютно не готовы к афганской войне 1979—1989 годов. Их кадры не представляли значение и роль ислама в жизни афганского социума, характер отношений между различными этносами, проживающими южнее Пянджа26.
6) 1985-1991 годы. В данный промежуток времени либерализация отношений государства к исламу происходила прежде всего на уровне республиканского руководства. Властные элиты мусульманских районов СССР, прежде всего местная бюрократия, стремительно теряя старые «советские» рычаги влияния на низы, пыталась найти новую опору в исламском сегменте распадающегося советского общества.
IV. Постсоветский этап (1992-2006)
В Российской Федерации можно констатировать наличие, по нашему мнению, следующих явлений в исламской политике государства: а) общая «этнологическая» безграмотность аппарата, проявляющаяся при решении им национальных проблем; б) весьма плохое знание чиновниками ислама, особенностей его вероучения и культуры; в) развитие, особенно после событий 11 сентября 2001 года, все более усиливающейся исламофобии, что не может не иметь в дальнейшем весьма негативных последствий. Существенная разрозненность многочисленных исламских структур, зачастую остро соперничающих друг с другом, видимо, устраивает нынешние власти страны. 27
Нам представляется, что решение вопросов этнического и религиозного характера в том числе проблем, связанных с отношениями с миром ислама, должно и может происходить лишь на пути проведения политики национальной и конфессиональной терпимости с учетом всех особенностей истории, вероисповеданий, культуры, быта и нравов народов, проживающих на постсоветском пространстве.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Бартольд В. В. От редакции журнала «Мир ислама» // Бартольд В. В. Сочинения. М., 1966. Т. VI. С. 365.
2 «На почве общей для них религии — ислама». С. Г. Рыбаков о мусульманском движении в России. 1917 г. // Императорская Россия и мусульманский мир. Сб. мат. Сост. Д. Ю. Арапов. М., 2006. С. 472.
3 Грамши А. Избранные произведения. М., 1959. С. 114.
4 Министерство внутренних дел. Исторический очерк. 1802—1902. СПб, 1901. С. 53.
5 Арапов Д. Ю. Система государственного регулирования ислама в Российской империи (последняя треть XVIII — начало ХХ вв.). М., 2004. С. 193—197.
6 Более подробно см.: Императорская Россия и мусульманский мир. С. 253, 325-327.
7 Архив внешней политики Российской империи (АВПРИ), Ф. 180. Оп. 517/2. Д. 4226. Л. 59-60, 192.
8 Архив новейшей истории России. М., 2001, Т. VII. С. 50-51, С. 142-146.
9 Власть и реформы. От самодержавной к советской России. СПб, 1996. С. 670.
10 Декреты Советской власти. М., 1957, Т. 1. С. 114-115.
11 Более подробно см.: Чеботарева В. Г. Наркомнац РСФСР: свет и тени национальной политики 1917-1924 гг. М., 2004. Гл. III.
12 Более подробно см.: Исхаков С. М. Российские мусульмане и революция (весна 1917 г. — лето 1918 г.). М., 2003.
13 Более подробно см.: Басмачество. М., 2005.
14 См.: Голдин В. И. Россия в гражданской войне. Архангельск. 2000. С. 117.
15 Гиленсен В. М. Сотрудничество Красной Армии с Энвер-пашой и Джемаль-па-шой // Восток, 1996. № 3.
16 Более подробно см.: Романенко В. С. Сотрудничество советской дипломатии и мусульманского духовенства в 20-е гг. ХХ в. (К 80-летию со дня проведения Первого Всемирного мусульманского конгресса). Нижний Новгород, 2005.
17 Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. Р-5263. Оп. 2. Д. 1. Л. 15.
18 ЦК РКП (б) — ВКП (б) и национальный вопрос. М., 2005. Кн. 1. С. 202.
19 Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 17. Оп. 85. Д. 171. Л. 40-41.
20 См.: Россия и Центральная Азия. 1905-1925 гг. Сб. док. Сост. Д. А. Аманжоло-ва. Караганды, 2005. С. 400-414.
21 См. циркулярное письмо Вост. отдела ОГПУ по национальному вопросу от 25 июня 1923 г. // РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 84. Д. 587. Л. 122-125.
22 История России. ХХ век. М. 1996. С. 275.
23 Алов А. А., Владимиров Н. Г., Овсиенко Ф. Г. Мировые религии. М., 1998. С. 109.
24 Одинцов М. И. Власть и религия в годы войны. Государство и религиозные организации в годы Великой Отечественной войны. 1941-1945. М., 2005.
25 Алов А. А., Владимиров Н. Г., Овсиенко Ф. Г. Указ. соч. С. 283-284.
26 Более подробно см.: Арапов Д. Ю. Этноконфессиональный фактор в Центральной Азии в оценке русских военных востоковедов ХГХ-ХХ вв. // Восток, 2003. № 3.
27 См.: Силантьев Р. А. Новейшая история исламского сообщества России. М., 2006.
