ЭТИЧЕСКИЕ ТЕМЫ ЦИФРОВОЙ ЭРЫ В ОПТИКЕ ФИЛОСОФИИ ФОТОГРАФИИ Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

PHILOSOPHICAL SCIENCES

ЭТИЧЕСКИЕ ТЕМЫ ЦИФРОВОЙ ЭРЫ В ОПТИКЕ ФИЛОСОФИИ ФОТОГРАФИИ

Большакова А. С.

Тульский государственный педагогический университет им. Л.Н. Толстого

ETHICAL THEMES OF THE DIGITAL ERA IN THE OPTICS OF PHILOSOPHY OF

PHOTOGRAPHY

Bolshakova A.

Lev Tolstoy Tula State Pedagogical University

Аннотация

В статье предпринята попытка проанализировать метаморфозы, произошедшие в философии фотографии в условиях тотальной цифровизации, и через данные изменения обозначить более глобальные проблемы - цифровая смерть и цифровой суицид; радикальная трансформация человеческого бытия как «бытия к смерти» - своеобразная трансформация телесности, выраженная в семиотизации человека, превращении его в призрачный след, цифровой фантом.

Abstract

The article attempts to analyze the metamorphoses that took place in the philosophy of photography in the context of total digitalization, and through these changes we try to identify more global problems - digital death and digital suicide; the radical transformation of human existence as "being to death" is a kind of transformation of corporeality, expressed in the semiotization of a person, turning him into a ghostly print, a digital phantom.

Ключевые слова: фотография, философия фотографии, цифровая этика, трансформация телесности, цифровой след, цифровая смерть, цифровое бессмертие, цифровой суицид.

Keywords: photography, philosophy of photography, digital ethics, transformation of corporeality, digital print, digital death, digital immortality, digital suicide.

«Если камера — сублимация оружия, то фотографирование — сублимированное убийство — кроткое убийство, под стать печальным, испуганным временам [8]», С. Сонтаг

Фотографирование, считает Сьюзен Сонтаг, удостоверяет опыт и в то же время сужает - ограничивая его поисками фотогеничного, превращая опыт в изображение, в сувенир. Фотография, являясь «клочком», схватыванием определенного момента времени, становится не зафиксированной реальностью, а скорее некой новой реальностью, новым ее истолкованием, интерпретацией [8]. И в данном контексте такое направление, как философия фотографии, которая может рассматриваться как новый вид художественного взаимодействия с реальностью, дает возможность взглянуть иначе на субъекта, его бытие, на мир, творчество. Постмодернизм с постоянным погружением субъекта во всевозможные алгоритмы, схемы (то есть, с постоянной необходимостью в символизации), и с переосмыслением, переоценкой сущности вещей (что заложено в самом понятии постмодернизма), не позволяет «ухватить» нечто устойчивое, или, иначе говоря, «выхватить» новую реальность, новые способы бытия. Постмодерн, как итог идеологии нон-консерватизма с присущим ей «эстетическим эклектизмом» (по З. Бауману), вписывая человека в условия беспрестанной реальности-игры, Хаоса и обрывков смыслов, обрекает его на существование в уплощенных способах взаимосвязи с такой реаль-

ностью (точнее говоря, на затянувшуюся игру, которая все жизненное пространство пронизывает). Философия фотографии, само фотографирование, в свою очередь, предполагают, несмотря на кажущуюся фиксацию реального в недвижимом снимке, не сделать Реальное Нереальным, а открыть наблюдаемый мир под новым углом. Снова вспомним слова С. Сонтаг: «Природа реальности изменилась, она нуждается в избирательном, более остром взгляде камеры, поскольку ее стало гораздо больше, чем прежде» [8]. Обобщая вышесказанное, можно предположить, что эпоха постмодерна помещает искусство (и человека) в рамки условности, в границы символически-реального содержания, когда как направление философии фотографии данные сжимающие «грани» скорее стирает. Искусство постмодернизма (на примере живописи, кинематографа) не имеет четкой, однозначной платформы, канонов, на которых оно могло бы базироваться. Синкретизм, свобода выбора художественных форм, стилей - выбор самовыражения, игровая форма исполнения и подачи (процесс-арт), включая шокирующие, эпатажные перфомансы: все это свидетельствует о том, что постмодерн замирает в точке фиксации на художественной выразительности, в тех самых «границах» условности; в то время как фотографирование, фотография идет дальше, пряча за «остатком реальности» - снимком, Реальность целиком, без сосредоточения на формах, средствах, символах. В этом ключе можно говорить о том, что Лакановский психоанализ с идеей нераз-

рывности Воображаемого, Реального и Символического наиболее точно поможет описать, что есть фотография на самом деле. Символическое, или, вернее, продукты символического обмена, следуя мысли Ж. Лакана - это «сосуды, в которые ничего не положишь, <...>, венки, которым суждено засохнуть» [6]. На первый взгляд - фотография, процесс фотосъемки могут быть отнесены в область Символического, так как снимок - это определенный символ. Тем не менее, можно утверждать, что это не так. Недостижимое, непереживаемое Реальное, разрыв в символической сети, несимволизируемый остаток, невысказанный и не поддающийся высказыванию - вот что представляет из себя фотография. «Символ с самого начала заявляет о себе убийством Вещи», - говорит Лакан [6]. Фотография - это скорее рождение Вещи, которая, возможно, как бы это абсурдно не звучало, появляется в акте «сублимированного убийства» (по С. Сонтаг); это нечто невысказанное, непереживаемое, но тем не менее дающее возможность некий новый смысл образовать, интерпретировать, создавая образ реальности (образы относимы в сферу Воображаемого, следовательно, фотография - особый мир без времени и движения, находится на пересечении двух таких регистров, как Реальное и Воображаемое). Символизм же, приписываемый фотографиям, стоит рассматривать вне Лакановской терминологии.

Философия фотографии в условиях современности становится наиболее актуальной, так как легко накладывается на технический прогресс: глобальные информатизация, цифровизация открывают для фотографирования новые возможности. Цифровая фотография приходит на смену аналоговой, становится более доступной для обмена, для самовыражения, для интерпретации; можно также утверждать то, что философия фотографии претерпела подобного рода метаморфозы (возможно, и философия в целом), философские системы, как правило, носящие аналоговый характер, сменились цифровыми. «Цифровые технологии обеспечивают квантовость философского дискурса» [7], они (цифровые технологии) переводят человека в новый модус бытия, в виртуальную реальность. Философия аналоговой фотографии (подразумеваются снимки, изображения, охватывающие реальность, закрытую для выражения, то есть то, что описывалось выше при помощи понятий, заимствованных из психоанализа) и философия цифровой фотографии - понятия не тождественные, хотя и имеют отчасти схожие черты. Фотография, становясь виртуальной в эпоху тотальной цифровизации, часть своих прежних характеристик утрачивает в связи с постоянной трансформацией ценностей (этических, нравственных, социальных), однако, появляются и новые ее особенности, позволяющие сделать вывод о том, что цифровой снимок - уже не нечто невыражаемое, а напротив, нечто полностью открытое для широкой публики, интерпретируемое. Фотографии, которые повсеместно загружаются на разнообразные Интернет-платформы и в социальные сети, становятся также своеобразным стиранием границ, но уже не граней условностей

постмодерна, а граней публичности и приватности (так, например, личный фотоснимок доступен любому пользователю сети для публичного обсуждения, хотя до загрузки в сеть хранился в домашних фотоальбомах и представлял особую, неуловимую ценность, память, понятую единственным образом истинно только владельцем снимка) и граней допустимого (размывание разницы между эротикой и порнографией). Они являются цифровыми данными, которые личность идентифицируют, предоставляют способ самовыражения и возможности для интерпретации личности другими людьми. Таким образом, в цифровом обществе философия фотографии, круг проблем которой ранее можно было бы обозначить экзистенциальными, онтологическими вопросами (фотография как новый способ существования; таинственность силы образов снимка, обладающего как бы своим внутренним голосом; возвращение в прошлое, переописание себя в фотоснимках), вопросами эстетики (завораживающее влияние фотографии, красота композиции и гармония элементов изображения), психологии (фотография, или, идея фотографии, «программирующая» фотографа на своеобразные ритуальные действия - работу с фотоаппаратом, обработку изображений; заставляющая его искать новые интересные методы съемки - то, что в конечном итоге дает результат и осознание им (фотографом) снимка не как автоматического отображения мира, реальной действительности, а как некого нового видения), или, даже проблематикой психоанализа (вытеснение своего реального Я посредством возможности сохранить внутри фотографии такой образ себя, каким человек хочет себя видеть (желаемое Я), (хотя, безусловно, реализация данного процесса обречена на провал, так как фотограф, делая снимок, постоянно меняет выбор ракурсов, параметров съемки, оставляя внутри портрета уже не желаемый «чисто твой» образ Я, а образ, наполненный еще и его индивидуальными, личностными особенностями, которые переносятся на фотографию; кроме того, фотоснимок (например, весьма популярные на сегодняшний день селфи) - это своеобразный нарциссический акт самосозерцания, акт самоанализа; более этого, это всегда проецирование на снимок некоторых значений, артикуляция себя в языке фотографии, метафора бессознательного), вопросами постструктуралистского толка, философии языка (на смену текстовым пояснениям образов приходит образное пояснение текстов; текст зашифрован в фотографию, появляется феномен фотографического мышления, то есть мышления в фотографических категориях); занимается скорее этическими проблемами, и наиболее близка к направлению цифровой этики. Цифровая этика в контексте философии фотографии затрагивает один, наиболее важный аспект - проблему цифрового следа. Фотография человека в Интернете - его след, его особое существование, его специфический виртуальный слепок (симулякр - модель реального без действительности, без оригинала). Оперируя понятиями Бодрийяра, современное цифровое пространство можно назвать Интернет-

гиперреальностью, а субъектов такого пространства - «семиотизирующимися» людьми, скрывающимися за «красивыми картинками», аватарами в социальных сетях, превращая себя в знак - онлайн-симулякр. При помощи фотографии человек имитирует свое присутствие в реальности, виртуальные фото становятся не только подмененной личностью человека, но и новым способом общения (так, в условиях виртуальной коммуникации исчезают реальные эмоции, смыслы, сообщения - их заменил сначала электронно-набранный текст, а затем и фотографии, за которыми только игра, только неопределенность, только Хаос. А это снова то, что отсылает нас к эпохе постмодернизма, делая философию фотографии, (которая, как описывалось выше, предпринимает попытку открыть новый горизонт взаимодействия человека с художественными образами, с реальностью), теми же проявлениями постмодернистских тенденций. Разумеется, стоит разграничивать понятия профессиональной фотографии и любительского снимка, так как первые, даже будучи цифровыми, относятся к сфере искусства, вторые же в современном обществе главным образом используются для обмена, распространения и хранения в социальных сетях, что и образует цифровой след личности - всю его цифровую жизнь (если не зацикливаться на том факте, что даже любительские снимки становятся предметом массовых обсуждений на арт-форумах и выставках, составляя особое течение в современном искусстве -но это вновь вопрос выбора художественных стилей и средств выразительности, которые сковывают искусство в целом). Развивая мысль о том, что цифровая жизнь индивида - это, если упростить, набор его фотографий (и других цифровых данных) в сети Интернет, то можно аналогичным образом рассуждать над онтологически-этическим вопросом цифровой смерти. Люди загружают в цифровой мир свои фотографии с самого рождения: не так давно среди родителей стало достаточно модно создавать страницы в социальных сетях для своих детей, которые едва успели родиться - для отправки туда фотографий, по которым в последствии можно проследить чуть ли не все онтогенетическое развитие человека, что делает цифровой след личности доступным для всех без сознательного выбора этот след оставлять. Но развитие человека, вся его жизнь, так или иначе ведет к смерти, и цифровая жизнь завершается сходным образом: примером тому могут служить страницы в социальных сетях, которые после реальной смерти пользователя не всегда удаляются, а остаются в прежнем, за исключением виртуальной активности, виде. Такое явление можно обозначить как цифровое бессмертие, сохранение человеческого образа в цифровых фотографиях и информации вне времени. Это цифровая, виртуальная длительность, длительность с определенной динамикой - «мертвая» страница в социальной сети, лишившись своего пользователя, может все еще функционировать посредством других пользователей, которые с легкостью могут оставлять на стене аккаунта сообщения, те же фотографии, вести односторонний диалог. Это своего

рода виртуальный спиритический сеанс без ответа, в котором умерший индивид незримо присутствует в своих цифровых следах.

Цифровая смерть, таким образом, на самом деле есть цифровое бессмертие, при этом она достаточно наглядно демонстрирует то, что бессмертие не является чем-то возвышенно-положительным, райской вечной жизнью. Социальная сеть «ВКон-такте», являющаяся масштабным цифровым «кладбищем» с множеством захоронений в виде «мёртвых» страниц, располагает возможностями для создания, можно сказать, своеобразных культов. Сообществ, которые носят названия «Страницы мёртвых людей», «Мертвые страницы» и прочее, предоставляют пользователям данные умерших по разнообразным причинам людей, будь то аварии, убийства, суициды. Это массово обсуждается, выложенные фотографии рассматриваются и распространяются, создавая то самое цифровое бессмертие. В фотографиях люди продолжают существовать. Более того, стоит отметить, что в цифровой среде, в бесконечном архиве данных, всегда существует угроза кражи этих самых данных (здесь речь уже не идёт непосредственно о фотографиях, которые люди могут без труда заимствовать у других пользователей, выдавая за свои и плодя бесчисленные фейковые страницы). Возможность нарушения информационной безопасности и приватности (хоть последняя в каких-то аспектах и иллюзорна) всегда существует. Для этого разработаны программы, специальные защитные коды, придуманы сложные многофакторные пароли. Тем не менее, разработаны также и хакерские программы, способные осуществить взлом страницы, кражу персональных данных и т.д. И если пользователь, будучи хозяином своей страницы, при обнаружении на ней подозрительной активности может хоть как-то защититься от взлома, сменив пароль, то «мертвые страницы», принадлежащие умершему владельцу только формально, беззащитны. Завладев чьей-то страницей, чьей-то цифровой жизнью, человек сможет как бы дать ей новую цифровую жизнь, другую (цифровое перерождение). Превратив мертвую страницу в цифровое «чудовище Франкенштейна», люди могут продать ее другим пользователям, не исключено, что на сегодняшний день уже существуют аукционы, на которых разыгрываются такие страницы. Насколько это хорошо - вопрос этический, он открыт как любая этическая дилемма. Возможно, такая «загробная жизнь» с перебрасыванием страниц от одного пользователя к другому активизирует размышление людей над проблемой смерти, сделает ее менее табуированной; тем не менее, это похоже на глумление над трупами: будто выкопали гроб и продают мёртвое тело. Но таково цифровое бессмертие, оно подобно пытке - человек прочно фиксируется в цифровой реальности, оставаясь там навсегда, иллюзорно становясь кем-то другим. Хорхе Луис Борхес писал: «Надеюсь, что смерть моя будет окончательной и я умру целиком — и душой и телом» [3]. В цифровой жизни нет души, глубокой психической субстанции, есть только бесконечные симулякры симулякров, роль

же тела играет совокупность фотографий и текстов. Значит, такая смерть, на которую надеялся Борхес, в цифровом мире невозможна. Философ, размышляя над темой бессмертия, приводит слова Святого Фомы: «Intellectus naturaliter desiderat esse semper», что означает: «Разум по природе хочет быть вечным», а затем задается вопросом: «Но в какой форме?» [3]. В эпоху тотальной цифровизации этот вопрос вспыхивает с новой силой, разрабатываются гипотезы о переносе (загрузке) сознания в искусственное тело (например, компьютер). Гипотетически, данный процесс базируется на нейробиологи-ческих теориях сознания, и ряд нейробиологов считает возможным реализацию такого механизма. Подобные проекты, создающие среду, которая функционировала бы как человеческий мозг, уже ведутся (Blue Brain Project), что расширяет проблему цифрового бессмертия: масштаб «оживления» страниц ВКонтакте несравним с попытками реального переноса сознания в компьютерную модель мозга, что могло бы обеспечить бессмертие человека на совсем ином уровне. Если разум по природе хочет быть вечным, то такие направления, как трансгуманизм и постгуманизм стараются всячески это «желание разума» воплотить в реальность.

Бессмертие, вечная жизнь во многих религиях рассматривается как высшее состояние человека, как слияние души с Богом. Но стоит посмотреть на это понятие с других ракурсов: вспомним рассказ Борхеса «Бессмертный», в котором философ раскрывает историю человека, по ошибке достигшего бессмертия и описавшего свой опыт: вид людей, получивших вечную жизнь, их город. «... На песке виднелись неглубокие колодцы; из этих жалких дыр и ниш выныривали нагие люди с серой кожей и неопрятными бородами. Мне показалось, я узнал их: они принадлежали к дикому и жестокому племени троглодитов, совершавших опустошительные набеги на побережье Арабского залива и пещерные жилища эфиопов. <...> Светлый Город Бессмертных внушил мне ужас и отвращение. Лабиринт делается для того, чтобы запутать человека; его архитектура, перенасыщенная симметрией, подчинена этой цели. <.> Не знаю, точно ли все было так, как я описал; помню только, что много лет потом эти видения отравляли мои сны, и теперь не дознаться, что из того было в действительности, а что родило безумие ночных кошмаров. Этот Город, подумал я, ужасен; одно то, что он есть и продолжает быть, даже затерянный в потаенном сердце пустыни, заражает и губит прошлое и будущее и бросает тень на звезды. Пока он есть, никто я мире не познает счастья и смысла существования. Я не хочу открывать этот город. <.> Все разъяснилось в тот день. Троглодиты оказались Бессмертными; мутный песчаный поток — той самой Рекой, что искал всадник. А город, чья слава прокатилась до самого Ганга, веков девять тому назад был разрушен. И из его обломков и развалин на том же самом месте воздвигли бессмысленное сооружение, в котором я побывал: не город, а пародия, нечто перевернутое с ног на голову, и одновременно храм неразумным богам, которые правят миром, но о которых мы

знаем только одно: они не похожи на людей. Это строение было последним символом, до которого снизошли Бессмертные; после него начался новый этап: придя к выводу, что всякое деяние напрасно, Бессмертные решили жить только мыслью, ограничиться созерцанием. Они воздвигли сооружение и забыли о нем — ушли в пещеры. А там, погрузившись в размышления, перестали воспринимать окружающий мир. <...> Жизнь Бессмертного пуста; кроме человека, все живые существа бессмертны, ибо не знают о смерти; а чувствовать себя Бессмертным — божественно, ужасно, непостижимо уму» [4].

Сравнивая борхесовское бессмертие с цифровым, можно предположить двойственность данной аналогии. Погибший человек, чья виртуальная жизнь также прервалась, остается «вечно живым», исказившимся пользователем в руках других людей, его прошлое (цифровые следы) деформировано, заражено, переписано, его будущее - уже не его. «Мертвые» страницы в социальной сети (дома города Бессмертия Борхеса) становятся пародией, бессмысленным хранилищем искаженной информации о человеке, являясь на ряду с этим, может, не «храмом неразумным богам», а храмом для неразумных людей (сообщества, посвященные страницам умерших, набирают огромное число подписчиков, которые восторженно, будто фанатичные верующие, собираются на обсуждение новых подробностей смертей). Тем не менее, имеет место быть и другое направление рассуждений, которое отличается от представлений аргентинского философа. «Кладбище» «мертвых» страниц - вероятно, можно представить как мемориал, как сохранение памяти о человеке в вечности. Сами страницы - как бы монумент их бывшим пользователям, в форсирование тем человеческих смертей, распространение фотографий погибших - только акт цифрового вандализма. Факт вечной жизни в сети сохраняется, цифровые следы живут в памяти других пользователей подобно тому, как в реальной жизни люди помнят своих умерших близких - так осуществляется своеобразное (со)хранение человеческого духовного наследия.

Рассмотрев проблему цифрового бессмертия и цифровой смерти, нельзя не затронуть и вопрос цифрового суицида, который напрямую связан с серьезной проблемой в реальной действительности -переходом от «ухода» из социальных сетей, из виртуального пространства к настоящему уходу из жизни (на сегодняшний момент достаточно распространенным является подростковый суицид). Непосредственно цифровой суицид, вероятнее всего стоит рассматривать как удаление страниц в социальных сетях и попытки удалить свои персональные данные с Интернет-платформ (последнее названо именно попытками потому, что многие сайты устроены так, что полностью «замести» свой цифровой след не выйдет: при удалении страницы остается как бы ее ярлык, где банальные данные в виде ФИО все равно останутся). Среди подростков наметилась тенденция при определенных жизнен-

ных неурядицах удалять все фотографии из социальных сетей, «чистить» свою страницу - затем, когда все приходит в норму, фотографии восстанавливаются или загружаются вновь. Это, возможно, также является симуляцией реальной жизни, демонстрацией своего плохого состояния, символическим актом отчуждения от социума: в периоды психологической нестабильности, нервозов, люди часто закрываются от мира, «уходят в себя» -можно предположить, что удаление своих фотографий из Интернета - это цифровое, виртуальное отчуждение, это, выражаясь в терминах Лакана, «фантазм собственной смерти», как бы «реакция-ответ на обнаруженную неполноценность» [5], но в условиях цифровизации. По тому же принципу, предположительно, осуществляется удаление страниц, всех данных о себе - своеобразный цифровой суицид. Но масштабный информационный поток цифровой среды, агрессивное, (ауто)деструктивное поведение пользователей глобальной сети, ненормативный контент, виртуальная травля людей - те факторы, которые подталкивают человека, именно человека, а не просто Интернет-пользователя, действительно покончить с собой. Суицидальный контент, транслируемых во многих социальных сетях, запустил волну подростковых смертей: как известно, люди во многом подтверждены переносу на себя состояний других, если человек видит определенное действие другого, то в его мозге активируются участки коры, которые отвечают за выполненное другим индивидом действие. Такое явление объясняется «зеркальными нейронами»: мы заимствуем у кого-то его эмоциональное состояние, какие-либо личностные особенности, черты. Находясь в постоянном погружении в деструктивный контент, легко ощутить его негативное влияние на себе: меняются моральные и этические принципы, психические установки. В цифровом пространстве меняется все: поведение людей, мышление, их образ Я. Происходит продолжение тотальной трансформации телесности, которая зародилась при переходе постиндустриального к информационному обществу, когда язык, структура, текст встали на замену материальности, вещи, онтологии. Информационная реальность сделала тело неконкретным, неявным, неким «образным аналогом» совокупности информации и количества, человека - «телом без органов» (виртуальным измерением тела) по Ж. Делезу, «чувствующей машиной», в которой органы ликвидируются, атрофируются, своеобразным symbol-type по А. Арто (превращение личности в символ-тип, общепонятный знак через преодоление субъективности, через преодоление Я). Человек в информационную эпоху становится тенью, и понятие тени отсылает нас к концепции крюотического театра вышеупомянутого Арто. "Всякий истинный образ отбрасывает свою тень, повторяющую его очертания, но как только художник, творя образ, начинает думать, что он должен выпустить тень на волю, иначе ее существование лишит его покоя, — в тот самый момент искусство гибнет», - считает сюрреалист [1]. Тень - это нечто

иное, существующее параллельно, Двойник, Другой, «теневой» образ Я. И если информационная эпоха манифестирует культуру двойничества, в которой человек балансирует на грани между сохранением своей личности и потери ее (потеря выражается в дарении, уступании себя собственным символам/ тени/ Двойнику), то цифровая эра - эра, в которую сложнее говорить о двойственности человека: люди уже практически существуют в виде тел-образов, эти виртуальные тела значительно совершеннее живых - образ становится лучше оригинала. Человек сам становится знаком, цифровой фотографией, мыслит и действует фотографически. Разберем изменения, происходящие в категории мышления, через идеи философии фотографии.

Вилем Флюссер, разнопланово исследуя сущность фотографии, пришел к выводу, что философия фотографии должна рассматривать следующие фундаментальные для нее понятия: образ — аппарат — программа — информация. Флюссер пишет: «Фотография есть образ, созданный и размноженный аппаратами в соответствии с программой, его предполагаемая функция — информировать. Каждое из основных понятий содержит в себе другие понятия. Образ предполагает магию, аппарат подразумевает автоматизм и игру, программа подразумевает случайность и необходимость, информация

— символ и невероятность. Это приводит к расширенному определению фотографии: она есть образ магического положения вещей, в силу необходимости созданный и размноженный автоматически с помощью запрограммированных аппаратов в ходе игры, основанной на случайности; символы этого образа информируют своего получателя на невероятное поведение» [9]. Данные определения, как и объясняет сам автор, могут показаться ложными, устраняя человека как свободного деятеля из алгоритма, возникает противоречие, которое должно сыграть роль отправной точки в философии фотографии. «Если рассмотреть основные понятия — образ, программа, аппарат и информация, — то можно обнаружить их внутреннюю взаимосвязь: они все имеют отношению к вечному возращению того же самого. Образы — это поверхности, по которым скользит глаз, чтобы все время возвращаться к исходному пункту. Аппараты — это игрушки, которые вечно повторяют одни и те же движения. Программы — это игры, которые комбинируют все время одни и те же элементы. Информация — это невероятные состояния, которые постоянно выбиваются из тенденции к становлению все более вероятностными, чтобы все снова и снова оказаться в русле этой тенденции» [9]. Флюссер рассуждает над тем, что четыре рассмотренных понятия заключают в себе человеческое мышление, мышление фотографическое, спонтанное, и за функциональные объяснения человек также принимается спонтанно. «Тоже самое относится и к другим областям

— психологии, биологии, лингвистике, кибернетике, информатике и т.д. Во всех этих областях мы думаем совершенно спонтанно, образно, функционально, программно и информативно. Стало быть, предложенная здесь гипотеза утверждает, что мы

так думаем, поскольку думаем в фотографических категориях: поскольку фотографический универсум запрограммировал нас на постисторическое мышление» [9]. Таким образом, преобразуются основные структуры человеческого бытия, в виртуальном мире это равносильно фотографическому мышлению: происходит экзистенциально-цифровая революция: цифровизируются мысли, чувства, желания и действия. В цифровой среде, заимствуя понятия Флюссера, активизируется примерно следующий алгоритм: пользователь оставляет в сети свои образы - следы, по которым могут ступать другие пользователи Интернет-пространства, наблюдая за чужой виртуальной жизнью, зависая в точке наблюдения; роль аппаратов играют сами люди, эти образы создавая - бесконечное повторение одних и тех же механизмов (зайти в сеть, вступить в виртуальную коммуникацию, загрузить фотографии, выйти из сети), осуществляемое в программе (создавать цифровые образы возможно только в глобальной программе, в качестве которой выступает Интернет). Предполагаемые функции образа в философии фотографии, по Флюссеру, главным образом заключаются в имитации, так и образы-следы пользователей - это только симуляция реальной жизни. Информация же в данном случае играет основную роль (цифровая эра - ответвление эры информационной): люди («аппараты») делятся своими цифровыми данными («образами»), теряя всякую приватность, помещая их в открытых доступ для информирования других пользователей; Интернет («программа») - мировое хранилище информации. Такой алгоритм задает автоматизированные способы поведения, новый способ мышления, и в последнее время в научной литературе в качестве дефиниции человеческого существа на замену привычного Homo Sapiens приходит Homo Digital, Е- Homo Sapiens, или Homo informaticus -индивид с характерологическими чертами цифровой эпохи.

Стоит еще раз подчеркнуть, что в эпоху циф-ровизации человек теряет свою субъектность, се-миотизируется, превращается в призрачный след, цифровой фантом, что обусловлено реорганизацией, трансформацией реальной действительности, которая все больше превращается в цифровую. Цифровая среда, Интернет-гиперреальность - это переопределение, перепроизводство реальности, неотъемлемой частью которой стал такой феномен, как фотография, превращающаяся из выхватывания невысказываемости реального, из предмета философского знания в цифровой симулякр, слепок человека в виртуальной жизни, способный как дать

человеку некоторую длительность в виде бессмертия, сохранения духовного наследия, так и стать частью цифровой личности другого человека, осуществляющего трансляцию своего ложного Я в социальных сетях. Философия аналоговой фотографии, которая (фотография) являлась, можно сказать, гарантом присутствия, которая была чем-то подлинным, никогда не лгущим, сменилась философией цифровой фотографии, сочетающей в себе истинное и ложное, реальное и гиперреальное, присутствие и отсутствие, и служащей механизмом воздействия на таргетированную цель, рычагом для информационных манипуляций. И если в первом случае речь шла о приобретении новой реальности, об ее преобразовании, то во втором - о замещении, о вытеснении иных реальностей, кроме виртуальной. В условиях стремительности технического прогресса, с обретающей все большее и большее господство цифровизацией, мы рискуем бесповоротно заблудиться в кажущейся реальности, спутав ее с действительной.

Хочется подвести итог высказыванием Ролана Барта о том, что «история истерична, она конституируется при условии, что на нее смотрят - а чтобы на нее посмотреть, надо быть из нее исключенным [2]» и сделать вывод: современные фотоархивы в сети Интернет, исключая субъектов и заменяя их цифровыми фантомами, конструируют новую культуру, новый модус бытия, новую, открытую для наблюдения и интерпретации историю.

Список литературы

1. Арто А. Театр и его Двойник., Спб.: Мар-тис, 2000. - 77 с.

2. Барт Р. Camera lucida. Комментарий к фотографии / пер., коммент. и послесловие М. К. Рыклина. — М.: Ad Marginem, 1997. - 452 с.

3. Борхес Х.Л. Бессмертие. Соч. В 3 т. Т. 3 -Рига, 1994. - С. 271.

4. Борхес Х.Л. Письмена Бога. Бессмертный // составление, вступ. Статья и прим. И. М. Петровского. — М.: Республика, 1992. — 510 с.

5. Лакан Ж. Семинары. Книга 10. Тревога., М.: Гнозис, 2019. - 432 с.

6. Лакан Ж. Функция и поле речи и языка в психоанализе. М., 1995. - С. 89.

7. Лобовиков В.О. От цифровой фотографии к цифровой философии // Дискурс-Пи. 2007. №1. -С. 113-116.

8. Сонтаг С. О фотографии/ Пер. Викт. Голы-шева. М.: Ад Маргинем Пресс, 2013. — 272 с.

9. Флюссер В. За философию фотографии / Пер. с нем. Г. Хайдаровой. — СПб.: Изд-во С.-Пе-терб. ун-та, 2008. -146 с.