CC BY
14УДК 27-75
Колесников Сергей Александрович доктор филологических наук, проректор по научной работе Белгородской духовной семинарии,
Россия, г. Белгород, Skolesnikov2015@yandex.ru, профессор Белгородского юридического института МВД России,
skolesnikov2015@yandex.ru
Этапы духовной биографии В.Н. Лосского: промыслительно-
метафизические аспекты становления богословского мировосприятия
Аннотация. В статье рассматриваются основные этапы становления духовных взглядов В.Н. Лосского, начиная с рождения и первых лет жизни. В статье представлена палитра метафизических смыслов, связанных с рождением богослова, с первыми проявлениями богословского призвания. Весь сложный симбиоз - онтологические смыслы, сакральная историчность, "диалектика чуда" (А.Ф. Лосев), духовная свобода, религиозно-церковная память, благодать преображения - формирует метафизический контур рождения такого яркого богослова, как В.Н. Лосский.
Ключевые слова: В.Н. Лосский, становление богословских взглядов, духовное понимание рождения.
Kolesnikov Sergey A.
Doctor of philological Sciences, Vice-rector for research, Belgorod theological Seminary,
Russia, Belgorod, Skolesnikov2015@yandex.ru Professor of the Belgorod law Institute of the Ministry
of internal Affairs of Russia, skolesnikov2015@yandex.ru
Stages of V. N. Lossky's spiritual biography: providential and metaphysical aspects of the formation of the theological worldview
Abstract: the article deals with the main stages of formation of V. N. Lossky's spiritual views, starting from the birth and the first years of life. The article presents a palet- этапы духовной биографии в.н. лосского:
i нюмыслительно-метафизические аспекты становления богословского мировосприятия
Раздел I
Научные статьи и исследования
te of metaphysical meanings associated with the birth of the theologian, with the first manifestations of the theological vocation. The whole complex symbiosis-ontological meanings, sacred historicity, «dialectic of miracle» (A. F. Losev), spiritual freedom, religious and Church memory, the grace of the Transfiguration - forms the metaphysical contour of the birth of such a bright theologian as V. N. Lossky.
Key words: V. N. Lossky, the emergence of theological perspectives, spiritual understanding of birth.
Уникальность рождения - человека, слова, текста... - неминуемо заставляет прикоснуться к проблеме чудесного как события (со всеми аллюзиями к длящейся событийности А. Бергсона, констелляции события М. Хайдеггера, витально-метафизического событийного единства А. Уайтхеда), прорастающего за границы обыденно-профанного, преодолевающего рамки формально-бюрократического curriculum vitae. Еще ярче вселенские сполохи чудесного вспыхивают при обращении к событию рождения яркой личности, оставившей знаковый след в духовно-интеллектуальной истории мира. И тем более "резонансные" (Г. Баш-ляр подр. см. [1]) обертоны чудесного становятся насыщеннее в случае рождения человека, посвятившего свою жизнь изучению Божественного, погруженного на протяжении многих десятилетий в теологическое осмысление со-присутствия Бога в мире и создавшего целостно-результативную богословскую концепцию.
Именно таким человеком можно считать Владимира Николаевича Лосского, обстоятельства и ситуация рождения которого позволяют обозначить - хотя бы пунктирно - контуры проблемы рождения богослова. Чудо рождения, и тем более - чудо рождения богослова! - заставляет выстраивать особую "эпистемологическую" модель постижения смысла и цели появления нового человека, которому предстоит придать продуктивный импульс Богопознанию. Как рождается богослов, какие параметры определяют становление богословски-ориентированной личности, что и кто предзадает траекторию духовно-личностного развития конкретной богословской биографии? Эти и другие смыслы компонуют скульптури-ку событийности в проблематике рождения богослова. Стремление определить, хотя бы в общих чертах, грани подобной скульптурики как раз и составляет задачу данной статьи.
Внешне неброскую биографию В.Н. Лосского непроходимо считывать - как и каждую биографию яркого богослова - в метафизических и даже в промыс-
- этапы духовной биографии в.н. лосского:
i нюмыслительно-метафизические аспекты становления богословского мировосприятия
42
лительных тональностях, локационно картографирующих онто-рельеф биографического пути богослова. Эмпиричная фактология, "земной" аспект биографии богослова все-таки являются вторичным, поверхностным вариантом постижения смысла био-генетики богословской личности. И только стереоскопичный, скорее вертикально-воспаряющий, взгляд на промыслительное значение того или иного факта реальной биографии богослова позволяет обнаружить новые в своей глубинной значимости аспекты становления личности В.Н. Лосского.
Рождение как духовно-хронологическая точка, уже в силу своей первопри-чинности, занимает в духовной биографике богослова особое место - место начала, ар%^. Само рождение предстает как ауто-перформативный акт бытия, как акт, созидательно-прорастающий из сущего, но уже не сводимый к родо-корневой зафиксированности, не выводимый исключительно из содержания сущего, акт, преодолевающий темпорально-кристализованную гомогенность сбывшегося. Рождение как личностное свойство бытия придает самому бытию новое осмысление и новое развитие. Г. Гегель считал, что рождение свойства и свойство рождаться в своем онтологическом звучании выступает в качестве преодоления кантовской "вещи-в-себе" (хотя сам же Кант и предупреждал: "... если разумом можно задавать первопонятие, то мы погибли" (цит. по [2, с. 100106]), именно появление-рождение свойства позволяет бытию стать определенным нечто, а не ничто. Рождение свойства - всегда соотнесенность с иным, или, как формулировал Гегель, "внешняя рефлексия и сторона положенности вещи" [3, с. 234]. Во внешне явленной рожденности перформатируется сама суть существования, по Гегелю, существование являет себя в этой "внешности" [3, с. 235]. Рождение, или рожденность, есть свидетельство становящегося бытия, развивающегося бытия, именно в рождении бытие свидетельствует о своем существовании.
В рождении являет себя новое как "мета-онтологическая" (П. ван Инваген [4, р. 233-250]) категория. Ведь даже в приписывании новизне радикальной субъективности, как делал, например, Н. А. Бердяев: "Новизна необъяснима из объекта, она объяснима лишь из субъекта" [5, с. 246], субъективизм новизны пронизан метафизико-эсхатологическими интуициями. Рожденность как онтологическое свойство становится источником нового, принципиально нового, сотворенно-рожденно-нового. Х. Арендт формулирует аспект новизны рождения весьма четко: "Сама возможность начала коренится в рождении, а не в творении, не в даре, а в том факте, что человеческие существа, новые люди, вновь и вновь появляются
в мире благодаря рождению" (Х. Арендт) [6, c. 434]. Рождение, возникающее на стыке творения и новизны, приобретает тем самым особый статус проводника нового в мир. Рождение и новизна, новое рождение и рождение нового создают уникальную конфигурацию, которая для богослова обретает особое звучание: с рождением богослова возникает возможность нового слова о Боге, нового осмысления пути к Богу.
В каждом рождении - тем более в рождении богослова! - резонирует в своем метафизическом эхе бытие, презентующее себя в аффицированности (присутствии, явленности) миру нового человеческого существа. Рождение в своей многоликости, в проявленности лика и ликов, опять же - богословского облика, начинает мир человеческого действования, запускает метафизическую соотнесенность "историчного и исторического" (К. Ясперс) [7, c. 10]. Рождение позволяет зазвучать познанию, а в случае рождения богослова - Богопознанию. В рождении встречаются эмпирика и метафизика, а каждое место встречи этих миропознава-тельных позиций есть потенциальное местонахождение чуда.
Именно с рождения, "в-" рождении, начинается то, что М. Мамардашви-ли определял как "случание", как "эмпирический факт (он должен случиться в мире), в котором есть язык законов, то есть язык истины, - это я буду называть миром рождений" [8, c. 45]. Миры, разворачивающиеся благодаря рождению и перед рожденным, получают свое существование в разных векторах, в разных экзистенциальных кванторах (символично, что обозначение квантора 3 - зеркальный "инициал" существования, exist): в точке-портале рождения встречаются мир самого рождения и мир, принимающий данное рождение. Ранее невидимые друг другу, по сути невозможные друг для друга миры взаимно открываются, и именно в точке открытия-открывания историческое/историчное, т.е. история как таковая, получает свою возможность на существование.
В точке рождения человека встречаются основные "компоненты" начала (если признать единосущную "ингредиентность" ap%q): родители, их духовно-жизненные миры, историческое время, вещественная конкретика. Х. Арендт стремилась описать специфику компонентного начала в категории "натальность" (natality) [9, p. 9], прибавляя в понятие начала свободу: "В рожденности каждого человека вновь утверждается исходное начало, поскольку в каждом случае в уже существующий мир, который продолжает существовать после смерти каждого отдельного человека, приходит нечто новое. Человек, поскольку он - начало, способен к начинанию; „быть человеком" и „быть свободным" - одно и то же. Бог
создал человека, чтобы привнести в мир способность к начинанию - свободу" [12, с. 253]. В рождении реализуется и тема призванности: "Рождение и натальность обретают философскую (онтологическую) нагруженность в свете призванности субъекта к рождению - как в аспекте интенциональных актов (рассматриваемых в различных плоскостях), так и в аспекте собственного самоопределения - „второго рождения" Dasein, которое в качестве натальной целости должно заявлять о себе, „кто оно есть"" [10, с. 135]. Богословское призвание, а именно так ощущал свою деятельность В.Н. Лосский, формируется и осознается из осознания метафизического предназначения рождения, с высоты духовно-религиозной панорамы, расширяющей экзистенциальные горизонты понимания "кто ты есть". Просторы личного и профессионального призвания распахиваются в манифестации действующего "кто", и рождение становится основным свойством и условием "проявление действующего" (Х. Арендт).
Тем самым, палитра метафизических смыслов рождения, и, конечно, рождения богослова, расширяется за счет со-включения вселенскости, историчности, новизны, чудесности, свободы.
А закрепляющим "реагентом" этого сложного комплекса становится память. В проблеме памяти обнаруживает себя уже именно христианское понимание рождения, которое определяло все богословское призвание В.Н. Лосского. Когда Аврелий Августин обнаруживал и ставил сверх-задачу христианской теологии как духовную реконструкцию памяти: "Велика сила памяти, Господи, беспредельна величина этой сокровищницы! ("Исповедь", книга Х, VII); когда христианское богословие истории в лице Евсевия Кесарийского, Исидора Севильского, в целом патристики эпохи Вселенских соборов... Э. Жильсона, Р. Коллингвуда выделяло память в качестве стержневого вектора о-смысления исторической реальности, то в этой непреходящей верности мемории проступает глубинное значение памяти, обозначенное, например, А. Бергсоном как особое "внимание к жизни" [11, с. 269]. Тем самым, память цементирует в единый блок "жизнь" и "историю", то, что и составляет основное содержание рождения.
Если к обозначенному истолкованию памяти добавить понятие памяти Церкви, что для В.Н. Лосского являлось определяющим во всех его богословских построениях, понимая под памятью Церкви такое "место" (П. Нора), которое включает неразрывную духовно-историческую связь верующих в разных поколениях и разных исторических этапах, то именно память обретает способность и право осуществлять констелляцию земного и небесного, живого и мертвого. Конкретным
примером объединяющей и "группообразующей" функции памяти могут служить храмовые мемории, о которых О.Г. Эксле писал: "... memoria являла собой своего рода модус реального присутствия физически отсутствующих лиц - как тех, кого от круга участвующих в memoria людей отделила сама смерть, так и тех, кого отделяло только дальнее расстояние" [14, с. 253]. Христианская память о рождении сливается с памятью о смерти, сама становится импульсом к рождению нового понимания многоликового существования: "memoria живых об умерших не исчерпывается каким-либо одним ее видом, а, подобно многообразию самой жизни, являет себя в разных формах" [13, с. 28]. В церковной памяти история как череда рождений - и смертей! - обретает свою родственность, духовно-органическую констелляцию слышания исторического ритма эпох, взаимопролитие эпох.
Э. Жильсон - один из важнейших по своей результативности наставников В.Н. Лосского - характеризуя специфику христианской памяти, настаивал на том, что "каждое сознание жило памятованием об историческом факте, о событии, по отношению к которому определялась вся предыдущая история и которым датировалось начало новой эры; об уникальном событии, о котором даже можно сказать, что оно было знаковой датой для самого Бога: событии воплощения Слова и рождения Иисуса Христа" [15, с. 496]. Теологичность памяти определяет саму возможность помнить, при этом понимая память как векторный регулятор исторического сознания, стремящегося обнаружить соприсутствие Божественного в воспоминании - и, прежде всего, в воспоминании о рождении. Христианское понимание памяти настаивает на неразрывной связи памяти и благодати: ".. .памятование не придет, доколе не придет всеутверждающее действие Божественной Благодати. В силу этого памятование сводится к исканию слияния нашей воли с волею и жизнью самого Бога. Это определение мы берем за основу: память как установка подвижническая или трезвения, и действие в памятовании Благодати Божьей" (архимандрит Софроний (Сахаров)) [16]. Именно в памяти раскрывается сопричастность рожденного человечества к Божественному, к процессу обожения: "Память наделяется Божественной способностью, той способностью, которую сообщает абсолютное господство искусства, занятого согласованием астрального и земного порядков" (П. Рикер) [17, с. 98]. Сакральная память позволяет выстроить иерархический порядок соотнесенности человеческого и Божественного, придает единство и целостность экзистенции.
Но, кроме того, воспоминание, осмысляемое в духовном аспекте, неотвратимо выводит к теме воспоминания-благодарности, или, в огласовке Х. Арендт, "вос-
поминание становится основанием второй концепции любви к Богу - любви-благодарности. Вспоминая о своем создании, человек устремляется к Божественной любви к человеку, проявленной в его творении" [18, с. 110]. Благодарность за рождение, соединяясь с благодарной памятью, порождает открытость Божественной благодати как понимание любви Бога к человеку. Благодарная память потомков, в нашем случае, память о рождении В.Н. Лосского, предстает формой любви к ближнему, позволяет нам проявить эту любовь, расширяя свое мемориальное поле.
И весь сложный симбиоз - бытийность, натальность, вселенскость, сакральная историчность, "диалектика чуда" (А.Ф. Лосев), духовная свобода, религиозно-церковная мемориальность, благодать преображения - формирует метафизический контур рождения. Именно такой поликомпозиционный фон необходимо учитывать при обращении к биографии яркого богослова, каким являлся В.Н. Лосский. Без хотя бы краткого обозначения всей масштабности проблематики рождения сложно предпринимать попытку понять истоки богословского вклада В.Н. Лосского, сложно говорить в целом об условиях и обстоятельствах становления той или иной богословской концепции.
Обращение к метафизическим аспектам рождения обусловлено еще и тем, что исследование биографической траектории незаурядной личности, на наш взгляд, должно стремиться выявить в конкретике биографии отзвуки Божественного и, самое главное: найти слова благодарности Богу за возможность прикоснуться к биографии яркой личности. Для биографии богослова аспект благодарности приобретает особое значение: богословие как форма Богосла-вия призвано дать возможность восславить Бога через систематику вероучения, через трактовку религиозных догматов. Обращение к биографии богослова в современных условиях могло бы способствовать возрождению традиции гимнографии в ее духовно-текстуальных и духовно-интеллектуальных смыслах (в одной из этимологических версий гимн восходит к древнегреческому йфагую, ткать, что увязывает, сплетает воспевание, биографию и текст в единое смысловое полотно). Интеллектуальная мысль периода постмодерна накопила огромный эпистемологический опыт критического - "археологического" (М. Фуко), "логико-атомистического" (Б. Рассел), "демифилогизированного" (Р. Бульман), "некро-структурального" (Р. Барт)... - миропознания, но традиция восхваления-воспевания Божественной реальности, знания как гимна, как славословия остается неактивированной. Воспевание, конечно же, не означает от- этапы духовной биографии в.н. лосского:
промыслительно-мет афизические аспекты становления богословского мировосприятия
каз от критического взгляда не те или иные богословские аспекты концепции В.Н. Лосского, но все же приоритетной представляется понимание биографики как гимна Божественной благодати, дающей нам возможность прикоснуться к биографии яркого богослова. И если мы принимаем тезис о том, что всякое славословие выходит - и выводит! - к Осанне, неразрывно связанной с восклицанием псалмопевца "О кирге, gmgov 5^", "О, Господи, спаси же!" (Пс. 117:25), то и исследование, посвященное биографическому пути православного богослова, смеем надеяться, обретает сотериологические тональности.
С композиционной точки зрения обращение к метафизическим аспектам рождения в биографическом исследовании предстает аналогом драматургического "парода", вступления, "первой целой речи хора" (Аристотель "Поэтика", гл. XII), в которой заявлены векторы, определяющие динамику последующего действа. Но в этом же биографическом прологе необходимо расслышать и отзвуки другого начала, литургического, с которого начинается литургия оглашенных, повествующая о Рождении: "И сказал им Ангел: не бойтесь; я возвещаю вам великую радость, которая будет всем людям: ибо ныне родился вам Спаситель (Лк. 2:10-11)"; "Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение! (Лк. 2:14)". Именно в такой духовной стереоскопичности и необходимо вести разговор о рождении "скромного, простого и доброго" (Э. Жильсон) человека и яркого, незаурядного богослова Владимира Николаевича Лосского.
Владимир Лосский получил от отца один из важнейших уроков религиозно-личностного миропознания: универсалистское, вселенское видение взаимопро-низанности бытия. Интуитивизм отца как мировоззренческий аттитюд заложил в сознание сына неизбывную уверенность в возможности и необходимости рассматривать мир в его первичных условиях самовыражения. Знание о том, что у мира есть Первопричина и Первопричина мира - Бог, и есть то подлинное отцовское наследие, которое позднее творчески преобразил в своих богословских построениях Владимир Лосский. Детский опыт восприятия отца, осознание его особой духовной роли станет первоимпульсом к созданию "суммы" духовно-богословских взглядов (Summa theologiae), в которых будет реализована заветная идея человеческого призывания, выраженная Августином Блаженным: "Это великое блаженство для ума - хотя бы немного прикоснуться к Богу". Урок принципиальной возможности прикосновения к Божественному, урок открытости Абсолюту, преподнесенный самой жизнью отца, необходимо рассматривать как важнейшее условие создания "первофеноменов" богословия В.Н. Лосского. Ко- этапы духовной биографии в.н. лосского:
промыслительно-мет афизические аспекты становления богословского мировосприятия
нечно, в "сумму" его богословских взглядов не войдут многие концепты отца, из которых будет складываться каркас интуитивизма: тотальная имманентность, надконфессиональная внедогматичность, определенная дистанция с церковным мироощущением (Р. Уильмс подчеркивал:"Глубина и важность этого отличия проявилась позже в его (Владимира Лосского) нетерпимости к умозрениям Булгакова и Бердяева и в отсутствии склонности к метафизике своего отца" [19, с. 16]) ... Но эти детали не помешали Владимиру Лосскому воспринять от отца саму возможность верования в Божественные основания мира - пусть в каких-либо терминологических, концептуальных, системно-структурных аспектах сын не мог поверить в теорию интуитивизма отца, но отец смог выстроить так воспитание сына, что тот обрел веру в святых отцов.
Детский опыт Владимира Лосского, основанный на примере отца, раскрывает нам важную особенность атмосферы, в которой становится возможным воспитание христианского богослова. Рассмотрение роли отца в становлении богослова в случае с В.Н. Лосским выводит к грандиозной теме о причинах, - промыслитель-ных причинах! - инициирующих духовно-интеллектуальную практику жизни во Христе. Массив исторических свидетельств вариантов такой практики, сформированной в христианской семейной атмосфере, огромен: достаточно напомнить о семье Василия Великого (".то понятие о предметах веры, какое приобрел с детства от отца и матери моей и бабки Макрины, то понятие возрастало во мне, и я усовершал только преподанные ими мне начала" [20, с. 11]), из которой к лику святых было причислено трое его братьев - свт. Григорий Нисский, свт. Петр Се-вастийский, праведник Навкратий, и две сестры - прп. Макрина и блж. Феодосия. Условия семейной среды, порождающей подлинных богословов, - глубочайшая и интереснейшая тема для понимания истоков каждой масштабной богословской системы.
В случае В.Н. Лосского можно утверждать, что усвоение им взглядов отца происходило в преображенной форме: непосредственно сама теория интуитивизма не принималась в деталях, но общий метафизико-гносеологический вектор, преображенный в Богопознание и в Боговидение (лекционный курс в Сорбонне 1945-1946 гг. носил такое название), был промыслительно предзадан именно отцом. Поэтому, если мы говорим о "династиях святых" (семья Василия Великого, семья преподобных Ксенофонта, Марии и их сыновей Аркадия и Иоанна, семья священномучеников Алексея и Сергия Мечевых...), о неизбывно-промыслительном поколенческом опыте явления святости, то, видимо, можно
говорить и о династиях богословов, в которых ключевую роль играет отцовский аттитюд. Принципиальная возможность возникновения богословской династии показывает, насколько результативным может быть влияние отца при выборе духовно-профессионального пути сыном. Династия, 8vaoт8Ía, передача статуса в богословской сфере предстает контр-деструктивной стратегией, направленной против разрыва поколений, против диастасиза времен и служит доказательством реального существования единства - буквально, родства! - духовно-религиозного интеллектуализма в разных поколенческих уровнях.
В духовно-биографических взаимоотношениях отца и сына Лосских мы можем обнаружить не только родство в умозрительном теоретизировании, но общее стремление реально воплотить свою философско-богословскую аксиологию в конкретике личных этических систем. Знаковым является финальный этап философии интуитивизма Н.О. Лосского, выходящий на этическую результативность "этики ответственности", органично вытекающей из теодицеи в трактате "Бог и мировое зло" (1941): "Есть много ценностей человеческого характера, которые простым решением воли не могут быть приобретены, но всё же, при искреннем желании развить их в себе, можно бывает найти те средства и условия, при которых достигается воспитание их" [21, с. 386], - к религиозно-этическому обоснованию добра в работе "Условия абсолютного добра" (1949). Но не менее показательным является и стремление сына воплотить свою богословскую систему в конкретику церковной жизни - от участия в "Братстве Фотия" до инициации послевоенных экуменистических проектов. Выход на праксис богословия, на варианты воплощения преображенных исторической реальностью богословских идей, метаморфозис "универсалистического эмпиризма" отца и "святоотеческого синтеза" сына, духовно-органическое перерастание интуитивизма в ожидание-предчувствие встречи с Божественным - все определяет духовное родство Николая Онуфриевича и Владимира Николаевича Лосских и показывает особую значимость отцовского влияния на зарождение богословской системы сына.
Но, говоря о "паттернах", о роли отца в воспитании Владимира Лосского, нельзя забывать об огромном значении матери для формирования богословских взглядов сына, Людмилы Владимировны Лосской (до замужества - Стоюниной). Фамилия Стоюниных ассоциировалась в Российской империи с именем известного педагога и публициста Владимира Яковлевича Стоюнина, известного своими трудами в области гуманитарного образования - истории, русской словесности, дидактики, организации школьного образования. Показательно-промыслительным стержнем
Раздел I
Научные статьи и исследования
всей системы мировидения В.Я. Стоюнина была целостность, способность синтезировать в результативное единство самые разные педагогические направления. В спектр его профессиональных интересов входили воскресные школы, организация подготовки народных учителей, перспективы деятельности классических и реальных гимназий, "малолетние отделения" воспитательных учреждений, специфика женского и мужского образования, сбалансированность общего и специального образования, физическое воспитание, семейное воспитание и многое другое (подр. см. [22]). Кроме того, В.Я. Стоюнин обладал незаурядными способностями к интеграции и констелляции различных коммуникативных ресурсов, "в нем сливались в неразрывное целое частный человек и общественный деятель" [23, с. 6], "идеалист в лучшем и высоком значении этого слова" [23, с. 8] (показателен символичный эпизод, произошедший с Н.О. Лосским в момент изначального знакомства с Санкт-Петербургом: одним из его первых, навсегда запомнившихся впечатлений от столицы, была книга В.Я. Стоюнина, выставленная в витрине магазина). Именно посыл целостности, открытость В.Я. Стоюнина к восприятию самых разных граней бытия, очевидно, и стали тем духовно-воспитательным наследием, благодаря которому мать Владимира Лосского смогла воспитать в сыне готовность к вселенско-богословскому познанию мира.
Библиография
1. Визгин В. П. Эпистемология Гастона Башляра и история науки. - М.: ИФ-РАН, 1996.
2. Мамардашвили М. К. Феноменология - сопутствующий момент всякой философии // Как я понимаю философию. - М. : Прогресс, 1992.
3. Гегель, Г. В. Ф. Наука логики / Г. В. Ф. Гегель. - Санкт-Петербург: Наука, 1997.
4. Inwagen P. van. Meta-ontology // Erkenntnis. V. 48. 1998.
5. Бердяев Н. А. Опыт эсхатологической метафизики. Творчество и объективация. - М.: Республика, 1995.
6. Арендт Х. Жизнь ума. - СПб.: Наука, 2013.
7. Ясперс К. Смысл и назначение истории. - М.: Политиздат, 1991.
8. Мамардашвили М. К. Вильнюсские лекции по социальной философии (опыт физической метафизики). - М.: Фонд Мераба Мамардашили, 2018.
- этапы духовной биографии в.н. лосского:
промыслительно-мет афизические аспекты становления богословского мировост 1риятия
51
9. Arendt H.The Human Condition. - Chicago: University of Chicago Press, 1958.
10. Щитцова Т. В. Memento nasci: сообщество и генеративный опыт. Штудии по экзистенциальной антропологии. - Вильнюс: Европейский гуманитарный университет, 2006.
11. Бергсон А. Собр. соч. в 4-х тт. Т.1. - М.: Московский клуб, 1992.
12. Арендт Х. Между прошлым и будущим. - М.: Изд-во Института Гайдара, 2014.
13. Арнаутова Ю.Е. Метопа: "тотальный социальный феномен" и объект исследования // Образы прошлого и коллективная идентичность в Европе до начала Нового времени. - М.: РАН, Институт всеобщей истории, 2003. C. 19-37.
14. Эксле Отто Герхард. Действительность и знание: очерки социальной истории Средневековья. - М.: Новое литературное обозрение, 2007.
15. Жильсон Э. Дух средневековой философии. - M.: Институт философии, теологии и истории св. Фомы, 2011.
16. Софроний, ахимандрит (Сахаров) Об основах православного подвижничества // Сайт Rulit. URL: https://www.rulit.me/books/ob-osnovah-pravoslavnogo-podvizhnichestva-read-319126-1.html. Дата обращения 10.10.2020.
17. Рикер П. Память, история, забвение. - М.: Изд-во гуманитарной литературы, 2004.
18. Дуденкова И. Начинание, рождение, действие: Августин и политическая мысль Ханны Арендт // Социологическое обозрение. - 2015. - Т. 14. - №1. -С. 105-119.
19. Уильямс Р. Богословие В.Н. Лосского: критика и изложение. - Киев: Литера, 2009.
20. Порфирий, архимандрит. Жизнь Василия Великого, архиепископа Кесарии Каппадокийской. - М.: Типография В. Готье, 1864.
21. Лосский Н.О. Бог и мировое зло. - М.: Республика, 1994.
22. Стоюнин В. Я. Избранные педагогические сочинения. - М. : Педагогика, 1991.
23. Витберг Ф.А. В.Я. Стоюнин как педагог и человек. - СПб.: Типография Стасюлевича, 1899.
