СЕМЕЙНЫЙ МИР КАК ОСНОВА ДУХОВНО-БОГОСЛОВСКОГО СТАНОВЛЕНИЯ БОГОСЛОВСКОЙ СИСТЕМЫ В.Н. ЛОССКОГО Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

Раздел I

Научные статьи и исследования

УДК 27-75

С.А. Колесников, доктор филологических наук, профессор Белгородского юридического института МВД России, проректор Белгородской Православной Духовной семинарии (с м/н)

Семейный мир как основа духовно-богословского становления богословской системы В.Н. Лосского

Аннотация. В статье рассматриваются вопросы возникновения и периодизации становления богословской системы известного православного богослова В.Н. Лосского. Одним из важнейших условий формирования и духовно-личностного обращения Лосского к православному богословию выступала семья, прежде всего, роль духовного воспитания под влиянием отца и матери. Десятилетний период 1917-1927 годов в биографии В.Н. Лосского во многом определял его духовное развитие, и родительская семья позволила обеспечить тот духовный потенциал, который позволил В.Н. Лосскому преодолеть непростые события в его жизни -юношеский период, эмиграцию, вхождение в реалии западного мира. Духовный опыт христианской семьи, присутствующий в жизни В.Н. Лосского, необходимо рассматривать как принципиальный момент в выборе им богословского пути и ключевые векторы формирования конкретной богословской системы.

Ключевые слова: богословие В.Н. Лосского, христианская педагогика, православное воспитание, семейный мир.

Раздел I

Научные статьи и исследования

Kolesnikov S. A., Doctor of Philology, Professor of the Belgorod Law Institute of the Ministry of Internal Affairs of Russia, Vice-

rector of the Belgorod Orthodox Theological Seminary (with m/n)

The Family World as the basis of the spiritual and theological formation of the theological system of V. N. Lossky

Abstract: The article deals with the issues of the origin and periodization of the formation of the theological system of the famous Orthodox theologian V. N. Lossky. One of the most important conditions for the formation and spiritual and personal conversion of Lossky to Orthodox theology was the family, first of all, the role of spiritual education under the influence of the father and mother. The ten-year period of 19171927 in the biography of V. N. Lossky largely determined his spiritual development, and the parental family allowed him to provide the spiritual potential that V. N. Lossky allowed. Lossky overcame difficult events in his life - the youth period, emigration, entry into the realities of the Western world. The spiritual experience of the Christian family, which is present in the life of V. N. Lossky, should be considered as a fundamental moment in his choice of the theological path and the key vectors of the formation of a specific theological system.

Keywords: theology of V. N. Lossky, Christian pedagogy, Orthodox education, family world.

Поиск собственного пути, осуществленный Владимиром Лосским на протяжении 1917-1927 годов, происходил в условиях кризисно-смятенного, гамлетовски-"вывихнутого" времени, отличительной чертой которого являлась асинхронность духовно-ментальных и духовно-культурных структур эпохи. Кульминация подобных асинхронностей, всегда приводящая к резкому возрастанию уровня исторической деструктивности, пришлась на период совершеннолетия Владимира Лос-ского, и его личная судьба, проходящая под "небом насилия" (Данте), оказалась, как и судьбы его сверстников, перед напряженным выбором дальнейшей логики самостоятельных поступков.

Промыслительность ситуации поисков выхода из "сумрачного леса" исторических катаклизмов, обрушившихся на российское общество в период 1917-1927 гг., в случае Владимира Лосского проявилась в открытии спасительных ресурсов, позволивших ему преодолеть искушения и соблазны своего времени. Прежде всего такими ресурсами стали, с одной стороны, семейная традиция, заложившая основание религиозной веры, а с другой - многомерная открытость знанию, воплотившаяся в принятии университетской культуры. Семья и университет стали теми "гладкими и ровными камнями" (Ерм "Пастырь"), положенные в основание духовной системы ценностей Владимира Лосского и определившие своеобразный духовно-экзистенциальный код, произведший активацию ресурса личной стойкости, который можно охарактеризовать как интуицию высшей справедливости, твердо усвоенную из духовно-религиозного опыта своего детства.

Поиск справедливости в мире - в ее самых разноликих исторических воплощениях - для Владимира Лосского преобразовывался в поиск справедливости мира в высшем,Божественном,значениисправедливости.Символично-промыслительной деталью интуиции справедливости можно считать целеустремленный интерес В.Н. Лосского уже на самых первых этапах своего послешкольного образования к медеевистике, в частности, к языку Данте, к эпохе европейского Средневековья. Калькируя высказывание одного из будущих университетских преподавателей Владимира Лосского в Сорбонне Э. Жильсона о Данте: "Если существует некая "объединенная точка зрения" на "Божественную Комедию"... мы найдем ее в присущем Данте глубоко личном чувстве справедливости" [1, с. 335], с увлеченностью Владимира Лосского латынью и итальянской культурой, о чем вспоминал его брат Борис Лосский ("Со свойственным ему (Владимиру) рвением он записался сразу на многие курсы, в первую очередь по части уже издавна его привлекавшей рыцарственной медиевистики, связанной с нею латыни, но также элли-нистики, итальянского языка и пр. Чтобы слушать все лекции в находившемся за три версты от нас университете, не пропуская домашнего (а другого и не могло быть) обеда, нужно было проделывать пешком по двенадцати верст в день" [2, с. 69-70]), - то можно уверенно сказать, что личный маршрут к справедливости, к поиску справедливости в мире и поиску высшей справедливости мира начался для Владимира Лосского сразу же после окончания школы.

Особую роль в формировании потребности в справедливости, конечно, играла семья как тот духовно-социальный институт, который позволял Лосскому развить в себе юношеский вариант интуиции справедливости. Семья как один из

столпов существования человечества, как реальное воплощение непреходящей традиции и как ресурс сохранения человеческого сообщества определяет само понимание, что есть справедливость и что есть счастье. "Архетипы традиционной семьи, обладающей исторически определенной организацией" [3, с. 122], вопреки "ультра-современным" концепциям, таким как, например, теория эволюционного "спаривания человеческих существ" С. Гэнгстада и Дж. Симпсона (StevenW. GangestadandJeffryA. Simpson "Theevolutionofhumanmating: Trade-off-sandstrategicpluralism"), закладывали в каждой исторической ситуации непреходящие концепты счастья и справедливости - "все счастливые семьи похожи друг на друга" (Л.Н. Толстой). Однако, определяя роль семейного ресурса в поисковой модели Владимира Лосского в маршрутизации справедливости, необходимо учитывать и негативное давление, которое оказывал Серебряный век на традиционно-христианское понимание семьи.

Если признать, что традиционная семейственность выступает в качестве "двигателя социальных перемен" [4, с. 295], обеспечивающего историческую динамику и духовное совершенствование общества, то провокация нарушений в эффективной деятельности такого "двигателя" предстает в качестве одного из ведущих целей деструктивных стратегий Серебряного века. Разрушительный удар был направлен, прежде всего, на семью как звено, противостоящее "распадению цепи бытия", а результатом должна была стать дискредитация традиционных семейных отношений, в рамках которых и воспитывалось представление о духовном основании справедливости мира. Лишение семейственности христианско-духовных ориентиров вело к дезинтеграции внутрисемейной целостности и разрыву всей семейно-аксиологической парадигмы. Показательной характеристикой всей непростой ситуации в области традиционной семейственности может служить высказывание М.А. Бекетовой, родственницы А.А. Блока: "Брюсов, Мережковские, Вяч. Иванов, Гамсунг, Пшибышевский - все говорили одно и то же, призывая к протесту против семейного очага, призывая к отказу от счастья, к безбытности, к разрушению семьи, уюта... Каждый безумствовал, каждый хотел разрушить семью - свою и чужую" [5, с. 244]. Но семья Лосских может служить доказательством того, что традиции семейной соположенности счастья и справедливости золотого века русской культуры, обозначенные в тезисе А.С. Хомякова: "Первое счастье в мире - семейное." [6, с. 37], не были утрачены.

Сложность сохранения традиционных семейных ценностей в начале ХХ столетия была обусловлена мощным воздействием деструктивных стратегий, направ-

ленных на маргинализацию традиционной семьи и стремящихся, как и в случае с "нормальным" детством, к вытеснению традиционных семейных ценностей из актуального духовно-социального пространства. Например, массовое изображение в талантливых литературных произведениях семей "не-классического" типа - семьи фабричной слободки (М. Горький "Мать"), поморских артелей (М. Пришвин "Колобок"), радикальных эстетов (произведения З. Гиппиус и Д. Мережковского), пессимистических интеллигентов (А. Чехов) и прочее - вело к формировании ситуации выпадения семьи из социальной структуры, способствовали приписыванию традиционной семье статуса социального отсутствия, де-актуализации, при котором общество переставало "замечать" нормальную семью, аккультурировать ее как "дефиницию пустоты". Традиционная семья как духовно-социальный институт становилась "прозрачной" (Ж. Бодрийяр), а то и призрачной для социума.

Нарастающая социальная асинхронность, приведшая к трагедии революции, отражалась и на семейных отношениях, прежде всего в возрастающей асинхро-низации возрастных отношений. Если, вслед за М. Мид, принять типологию семейственности как синтез трех типов культуры - "постфигуративная, где дети учатся у своих предшественников, конфигуративная, где и дети и взрослые учатся у сверстников, и префигуративная, где взрослые учатся у своих детей" [7, с. 322], - то стратегия установления межвозрастной асинхронности, семейно-поколенческий хаос становится явной в социальных тенденциях Серебряного века. Именно на преодоление подобной асинхронности и был направлен духовный опыт семейственности Лосских, в котором справедливость в ее христианском воплощении занимала одно из ключевых мест. Традиции христианской справедливости, основанные на принятии решений "судов правды Твоей" (Пс. 118:7), определяли характер взаимоотношений как внутри семьи Лосских, так и ее внешне-исторический путь в непростых реалиях Серебряного века. В атмосфере семьи Владимир Лосский оттачивал навык, который Феофан Затворник обозначал как "навык узнавать судьбы правды Божией и соответственно тому действовать. Правда Божия - это заповеди; судьбы правды Божией - это Божии присуждения и определения: что, когда и как должно быть сделано, чтобы служить делу богоугождения и спасения, а не разорения его. Это определяется известным у святых отцов рассуждением." [8]. Соотнесенность опыта духовной справедливости с наследием святоотеческого опыта - важный момент, позволяющий увидеть истоки богословской концепции В.Н. Лосского. Правда Божия и ее судьба неразрывно соединялась с судьбой семьи, в нашем случае, с семьей Лос-

ских, и осознание семейных отношений как реализации высшей справедливости предстает важным ресурсом к преодолению соблазнов времени.

Сама духовно-религиозная интуиция справедливости, активированная в духовном мире В.Н. Лосского под влиянием родителей и его собственным детским опытом религиозности, подвергалась в условиях нарастания российских деструктивно-революционных тенденций, достигших своей кульминации в 1917 году, серьезным испытаниям. Эпоха революционных потрясений претендовала на переформатирование всех традиционных представлений об иерархии семейных ценностей, прежде всего структуры внутрисемейного авторитета. Если традиционная семейственность настаивала на том, что предки, "те, кто идут впереди, кто ближе нас к Богу, являет нам пример для подражания" (Л.В. Левшун) [9, с. 165], то культура "рубежа веков" стремилась снизить аксиологическую значимость предков. "Межпоколенная трансмиссия" (И. Кон) испытывала прессинг на всех своих участках: на уровне семейных субъектов разрушалось позитивное представление о предках, о прошлых поколениях, изображаемых преимущественно в негативном или лишенными жизнестойкости; на объектном уровне семьи в целом дискредитировались знания, ценности и ключевые социальные установки, какие христианская традиция старалась сохранить. Изображение в негативном свете как школьно-образовательных структур - "ужасы" гимназий в произведениях Ф. Сологуба или Л. Андреева, университетские негативизм у Н. Гарина-Михайловского (повесть "Студенты") - так и семьи, стремилось изменить традиционную парадигму отношений между поколениями: возникал "новый" взрослый/родитель и "новый" ребенок. Претензия на абсолютную новизну в построении семейно-поколенческих отношений вела к усилению все той же коммуникативной асинхронности уже на семейном уровне, семья утрачивала взаимопонимание в процессе построения (или претензий на построение) нео-коммуникационых схем соотнесенности ценностей. Якобы "новое" понимание семьи было направлено на разложение семьи в качестве структурного и системно организованного социального института, отравление своеобразного "биодемосо-циокультурного организма" (Вл. Галецкий) [10], каким предстает традиционная семья в своей внутрисемейной синхронизации.

Можно утверждать, что в начале ХХ столетия в России деструктивными силами была предпринята попытка реализации проекта анти-семьи, центральным тезисом которого являлся отказ от принципа "быть человеком - значит быть семейным" [11, с. 37]. Традиционная семья должна была утратить прежние дефи-

ниции, а итогом стать полное стирание понятия семейственности. Деструктивные ориентиры проекта антисемьи четко прослеживаются, если рассматривать ситуацию с семейными отношениями в начале ХХ века с духовно-религиозной точки зрения, как это делал, например, протоиерей Василий Зеньковский: "Христианский смысл семьи, до которого мы доросли, с которым сжилась наша душа, все труднее вмещается в реальные условия семейной жизни, и отсюда вырастает своеобразное "оязычение" современной семьи, ее "паганизация"" [12, с. 37]. Против "паганизации" семьи и протестовал весь семейный уклад Лосских, и поэтому можно отметить промыслительный аспект будущего богословствования В.Н. Лосского: первый опыт христианского противостояния "оязычиванию" появился у Владимира Лосского в родительской семье, а позднее стал основанием для его богословских построений.

Ярким примером противостояния семьи Лосских нарастающим тенденциям "раз-семейственности" может служить послереволюционный эпизод, упомянутый в воспоминаниях Н.О. Лосского, о выступлении главы семейства перед началом спектакля "Свыше нашей силы" Бьернстерне Бьернсона в театре при Народном доме графини Паниной: "В постановке изображается жизнь пастора, пламенно верующего христианина, обладающего способностью исцелять больных. Дети пастора решили, что только их отец - настоящий христианин, а остальные люди - безнадежные эгоисты; поэтому идеал поведения, заповеданный Христом, - свыше человеческих сил, и улучшение человеческой жизни может быть достигнуто путем социалистической революции. Когда дошла очередь до меня, я начал говорить, что христианский идеал кажется неосуществимым и потому бессмысленным тем лицам, которые воображают, будто весь мир состоит из царства бытия, изучаемого физикою, химиею, физиологиею, и не допускают возможности более высоких форм бытия. Я защищал христианскую идею Царства Божия как реализацию абсолютного добра" [13, с. 213-214]. В выступлении Н.О. Лосского обосновывалась принципиальная возможность существования христианской семьи, необходимость построения отношений между детьми и родителями на основании веры в Царство Божие. Очевидно, что, защищая право семьи пастора на верность христианским ценностям, Н.О. Лосский презентует свое видение идеальной семьи, которая невозможна без ключевых ориентиров на духовную справедливость правды Божией, на принятие и реализацию судеб Божественной правды, на весь комплекс христианских ценностей соборности, эсхатологичности, взаимного уважения и доверия.

Ключевым антитезисом в выступлении Н.О. Лосского по отношению к революционно-идеологическим тенденциям, представленным на театральном обсуждении официальными членами Союза воинствующих безбожников, стал призыв к возвращению значимости личности - прежде всего личности ребенка - в семейном формате, а не в следовании идеолого-политическим установкам. У В.В. Зеньковского есть формулировка, в которой определен принцип уважения семьи к духовному миру ребенка: "Необходимо, чтобы семья дорожила не внешним вниманием ребенка к себе, а именно внутренним, свободным соучастием его в жизни семьи. Только на этих путях и можно духовно помогать ребенку: он должен сам, без подсказки, без внешних мотивов почувствовать и пережить всю духовную реальность, значительность его связи с семьей, должен сам освободиться от гипноза всесемейной среды" [12, с. 76]. Свободу духа и опору на внутреннюю справедливость как раз и старались привить своим детям в семье Лосских.

Учитывая, что давление со стороны деструктивных сил поступательно нарастало, а стратегии по умалению значимости традиционной семьи значительно активизировались, стараясь "выманить" личность ребенка из семьи идеологически привлекательными соблазнами, от семейственности, стремящейся сохранить верность христианским ценностям, требовалась большая стойкость. Особую сложность вызывала двоякое воздействие разрушительности на семью: с одной стороны, на семью оказывали внешнее воздействие возникающие пост-революционные идеологические институции, требующие к себе лояльности и конформизма, а с другой - осуществлялась внутренняя "диверсия" в сферу личности членов семьи, когда личность, считающая семейные ценности приоритетными по отношению к революционным задачам, обвинялась в "нереспонсивности личности и государства" [14, с. 548]. При этом вся ответственность, радикализированная революционной атмосферой, за усиление "нереспонсивности" возлагалась именно на семью, и тем самым легитимизоровалось право вмешательства в семейный уклад внешних структур. Революционность в своих разрушительных аспектах не могла не понимать чуждость традиционной семьи политическим задачам большевизма, не могла не ощущать "враждебность всех идеологий по отношению к семье" (подр. см. [11]), а потому последовательно стремилась встроить традиционную семью в образ идеологического врага, якобы препятствующего становлению нового общества. Конечно, фундамент подобного негативного отношения революционности к семейственности был заложен еще до 1917 года, в частности,

в апробационных проектах литературы Серебряного века, изображающих семьи, лишенные традиционного социального статуса: М. Горький, М. Арцыбашев ("Санин"), В. Вересаев ("Проездом", "Встреча"), А. Толстойо, Л. Толстой ("Крейце-рова соната", "Отец Сергий"), З. Гиппиус, Д. Мережковский, А. Белый. В этих произведениях проект "Антисемья" получил системное обоснование, что дало ему право на проведение жесткой линии по дискредитации семейных традиций, тем более традиций, основанных на христианских ценностях.

Естественно, что семейный уклад Лосских не вписывался в нормативы революционных идеологов в области семейного устройства. Еще в начале 1900-х в своем программном трактате "Обоснование интуитивизма" глава семейства сформулировал свое видение взаимоотношений личности и внешнего мира: "Если мое я не может расшириться и отождествиться с другими я, то все же у меня есть средство выйти за границы своей индивидуальности, хотя бы отчасти: оно заключается в знании" [15, с. 17]. Если перенести эту максиму на уровень семьи, то семья предстает как особый тип расширяющегося знания о мире (те самые фольклорно-бытовые "семь-Я" могут рассматриваться как метафора семейной квантитатики расширяющегося знания), но знания, не коррелируемого с идеологическими или партийными задачами, знания, занимающего над-политический уровень. Знание, открываемое в христианской семье, предполагает совершенно иное бытие, которое через десятилетие было определено младшим братом Владимира Лосского, Борисом, как "благоденственное и мирное бытие", сменившееся временем "возрастающих лишений, тревог и горьких испытаний, выпавших на долю русских людей и, в особенности, интеллигенции" [16, с. 125].

Определяя характеристику самовосприятия семьи Лосских своего семейного уклада, необходимо отметить, что ключевым понятием выступает любовь: любовь между родителями и детьми, любовь между родителями, любовь между разными поколениями семьи Лосских. Показательно, с какой любовью реконструировал атмосферу семейного мира уже в зрелом возрасте Б.Н. Лосский, поставивший для себя задачу донести всю теплоту и душевность мира семьи и воплотивший эту задачу в целом ряде развернутых и искренних воспоминаний. Несмотря на сложность биографического пути, как, впрочем, и у многих его ровесников, Б.Н. Лосский, пройдя испытания эмиграцией, многолетним пленом в фашистском лагере для военнопленных, достигший существенных высот на профессиональном поприще искусствоведения (в 1962 г. ему было присвоено звание кавалера Почетного легиона), сумел сохранить интерес к истории семьи, рассказывая с глубокой

увлеченностью о тех исторических событиях и реалиях, в которых довелось пребывать семье Лосских.

Характерной деталью воспоминаний о семье Лосских становится осознание неразрывной связи семьи в историческом потоке, например, воплощенное в символичном посвящении бабушкой, М.Н. Стоюниной, своих воспоминаний внукам, что необходимо рассматривать как реализацию потенциала христианской семейственности по преодолению хронологических и исторических разрывов. Обращение через десятилетия к своим потомкам, с одной стороны, и готовность потомков к принятию духовной эстафеты от своих предков - с другой (сама заинтересованность историей своей семьи, проявляемая Б.Н. Лосским, его роль в сохранении памяти о семье предстает знаковым показателем духовной крепости семьи. Подчеркивая связь поколений, Б.Н. Лосский (1906-2001) писал в 1989 г. о мемуарах бабушки: ""Вам, дорогие мои внуки, посвящаю свои воспоминания" - о существовании воспоминаний бабушки, посвященных нам - покойному Владимиру, Борису и Андрею Лосским - я узнал только лет десять назад, знакомясь с пересланной младшим братом из Лос-Анджелеса в парижский Славянский институт частью архива нашего отца, философа Н.О. Лосского" [17, с. 375]). Обращение к внукам через десятилетия, уверенность в значимости и востребованности такого обращения, готовность внуков к принятию зова семьи - все это и определяет духовную значимость атмосферы любви, которая царила в семье Лос-ских. Расширение знания, о котором некогда говорил Н.О. Лосский, воплощалось в расширение и укрепление духовно-семейных связей между поколениями, в особое знание о неразрывности семейных связей.

То, что в отношениях Лосских реально существовал особый "семейный мир", указывает мемуарное наследие потомков семьи, в частности, Б.Н. Лосского. В своем письме к отцу от 3 января 1950 г. - а прошло более трех десятков лет после революции - он обозначает возвращение/обретение семейного мира как одну из желанных духовно-экзистенциальных доминант: "Сказав себе твердо, что последний вечер старого года и два первых дня нового не буду заниматься насущными делами музея, вернусь в мир семейный в широком смысле этого слова, я раздобыл из шкафа твою рукопись Эстетики и прочел ее с таким чувством, будто провел с тобой в беседе много часов, как в тот январский день 1943-го года (или под Новый Год, в ту же зиму), когда вы с мамой приезжали навестить меня в Kaisersteinbruch, за несколько дней до маминой болезни и несколько недель до ее смерти" [18, с. 388]. В обращении любящего сына к ро-

Раздел I

Научные статьи и исследования

дителям просматривается весь спектр внутрисемейных ресурсов, включающих такие, как умение сопрягать времена - прошлое и настоящее, составляя из разных временных пластов единое время семьи, не подверженное пространственным расставаниям и хронологическим разрывам; приоритетность и желанность нахождения в семейном мире с соблюдением трезвой дистанции с "насущными делами" мира сего; отработанные "методики" возвращения в семейный мир, приемы активации семейного мира - будь это с помощью книг или личных воспоминаний; память смертная как общий фон и условие сохранения единства семьи; общая духовная тональность любви и взаимоуважения, скрепляющая всех живущих и ушедших членов семьи. Несомненно, такую атмосферу семейного мира, потребности в семейном единстве нес в своем сознании и старший сын, В.Н. Лосский, и наличие этой атмосферы необходимо учитывать при рассмотрении истоков его богословских построений.

Библиография

1. Жильсон Э. Данте и философия. - М., 2010.

2. Лосский Б.Н. Наша семья в пору лихолетия 1914-1922. Ч. 2. // Минувшее. Вып. 12. М.; - СПб., Atheneum, Феникс, 1993.

3. Анисина С.С. Смысловые корни понятий о браке и семье // Сборник научных трудов кафедры философии ТГУ - Тюмень: Изд-во ТГУ, 2001.

4. Томпсон П. Голос прошлого. Устная история. - М, 2003.

5. Бекетова M.A. Воспоминания об Александре Блоке. - М.: Правда, 1990.

6. Хомяков А. С. О старом и новом. - М., 1988.

7. Мид М. Культура и мир детства. Избр. произведения. - М., 1988.

8. Энциклопедия изречений святых отцов / Сайт Азбука веры / URL: https:// azbyka.ru/otechnik/Spravochniki/entsiklopedija-izrechenij-svjatyh-ottsov-i-uchitelej-tserkvi-po-razlichnym-voprosam-duhovnoj-zhizni/ (дата посещения 09.07.2020)

9. Левшун Л. В. История восточнославянского книжного слова 11-17 вв. -Минск, 2001.

10. Галецкий Вл. Встретит ли институт семьи XXII век? // Дружба народов. -2005. - № 6. - С. 87-95.

11. Карлсон А. Общество - семья - личность: социальный кризис Америки. -М. : Грааль, 2003.

12. В доме Отца моего. Сборник статей. - М.: Храм Трех Святителей на Ку-лишках, Благотворительный фонд «Северная обитель», 2001.

13. Лосский Н.О. Воспоминания. - М.: Русский путь, 2008.

14. Социология семьи. Сборник. - М.: ИНФРА-М, 2007.

15. Лосский Н.О. Избранное. - М.: Правда, 1991.

16. Лосский Б.Н. Наша семья в пору лихолетия 1914-1922. Ч. 1. // Минувшее. Вып. 11. - М.; СПб., АШепеит, Феникс, 1993.

17. Лосский Б.Н. Воспоминания // Минувшее Вып.7. - М; Спб. АШепеит, Феникс, 1989.

18. Лосский Н.О. Мир как осуществление красоты. Основы эстетики. - М.: Прогресс-Традиция, 1998.