CC BY
155
ЭСТЕТИЧЕСКАЯ КОММУНИКАЦИЯ «АВТОР - ЧИТАТЕЛЬ» В КНИГЕ С. ДОВЛАТОВА «ЧЕМОДАН»
Н. В. Погосян
Аннотация. Данная статья посвящена коммуникативным стратегиям в книге «Чемодан» Сергея Довлатова (1941-1990). Благодаря системе повествовательно-изобразительных и композиционных приемов достигается максимально успешный контакт с читателем, который в процессе креативной и рецептивной деятельности осуществляет свой нравственный выбор.
Ключевые слова: адресованность, коммуникативные стратегии, философско-юмористическое мироощущение.
Summary. This article is dedicated to the strategies ofcommunication in the book «Chemo-dan» by Sergey Dovlatov (1941-1990). With the help of the system of narrative and compositional means the most successful contact with the reader is reached. As a result the reader in the proœss of creative and receptive activities makes his moral choice.
Keywords: targeting, the strategies of communication, philosophic and humoristic attitude to the world.
Н
ачало коммуникативного подхода к художественным текстам ис-390 следователи связывают с публикацией трактата Л. Н. Толстого «Что такое искусство?» (1898), в котором писатель заявил: «Всякое произведение искусства делает то, что воспринимающий вступает в известного рода общение с производившим или производящим искусство и со всеми теми, которые одновременно с ним, прежде или после его восприняли или воспримут то же художественное впечатление» [1].
Л. Н. Толстой первым определил искусство как способ духовного взаимодействия людей. Мысль о коммуникативной природе художественного творчества развивалась и в дальнейшем (О. М. Мандельштам, М. М. Бах-
тин): «В настоящее время ее можно признать аксиомой современного теоретического знания о литературе, вытекающей из внутренне диалогической природы эстетического переживания как эмоциональной рефлексии <...> Акту художественного письма изначально присуща неустранимая адресованность» [2].
Концепция коммуникативных стратегий - актуальная современная методология - продуктивна для исследования художественных текстов Довлатова, проникнутых диалогиз-мом художественного сознания писателя. Под коммуникативными стратегиями письма понимается система повест во вательно-изобразительных и композиционных приемов, позво-
Филологические науки
ляющих добиться реализации художественного замысла и максимально успешного контакта с читателем [3, с. 83-84].
Сказание, притча, анекдот и жизнеописание - четыре коммуникативных стратегии нарративного общения, которые выделяет в своих исследованиях В. И. Тюпа. Каждая из них имеет свой коммуникативный статус нарра-тива: соответственно, знание, убеждение, мнение и понимание, а каждый статус обладает своей рецептивной компетенцией: репродуктивной, регулятивной, рекреативной и проективной.
Как показал проведенный нами анализ, синтез нарративных стратегий притчи и анекдота составляет этико-эстетическое своеобразие прозы Довлатова, которое требует уточнения, поскольку определяется его многочисленными исследователями в диапазоне от постмодернизма до транс метареализма.
Постмодернистская интерпретация не способна обнаружить трагическое в прозе Довлатова: «В традициях постмодернистского литературы конца XX века катастрофичность осознания абсурдности окружающего мира не порождает трагической тональности в прозе Довлатова, (отмечено нами - Н. П.) скорее наоборот, хаос и алогичность мира становятся предметом иронии и насмешек» [4, с. 174].
В «Чемодане» онтологические вопросы (как мир устроен? что это за мир? каково мое место в этом мире?) рассыпаны по страницам. Начиная с предисловия, когда, оглядывая пустой чемодан, герой чуть не зарыдал от жалости к себе: Выходит, я нищий?Как же это получилось?! [5. с. 8]. И дальше в рассказах: «Что же нас связывало? И как вообще рождается человеческая близость ?»
[5, с. 110]; «Ради чего я на все это согласился? Что скажу этим людям - измученным, хмурым, полубезумным? Кому нужен весь этот глупый маскарад?!» [там же, с. 150]. Эта вопрошающая интонация, как и упоминание в предисловии о «пропащей, бесценной, единственной жизни» [там же, с. 10] выводит рассказ на притчевый уровень и требует от читателя адекватной коммуникативной компетенции воспринимающего притчу: осуществления этического выбора. Действующие лица, как пишет С. С. Аверинцев, предстают перед читателем не как объекты наблюдения,.. но как «субъекты этического выбора [6, с. 305].
В отличие от постмодернистской картины мира, где существует множественность относительных истин, у Довлатова есть «некий критерий истинности»: чертами идеала наделяется норма, а обнажаемый абсурд вызывает «выраженную ностальгию по норме» [7, с. 154]. Мораль Довла-това проявляется не в виде открытого морализаторства. Главный способ выражения авторской позиции - модус комического. Мицуеси Нумано определяет тип комического у До-влатова как «иронический взгляд на окружающий абсурдный мир» [8]. Более точной представляется оценка качества смеха Довлатова как фило-софско-юмористического: «Фило-софско-юмористическое мироощущение - универсалия, обобщающая этико-эстети че скую позицию писателя (пафос приятия бытия), которая содержится в системе создаваемых им образов мира, а также обусловленные этой позицией принципы художественного познания и творческой деятельности, основанные на поэтике юмора» [9, с. 32].
1 / 2012
Преподаватель XXI
392
Жанр анекдота, который взял на вооружение Довлатов, без читателя не мыслим [10, с. 383] . Герои прозы Довлатова, обнаруживая свою анекдотическую сущность, в акте выбора осуществляют (или преступают) некий нравственный закон. В результате текст лишает морализаторской премудрости и вынуждает читателя самого, в процессе креативной и рецептивной деятельности, осуществлять свой нравственный выбор.
Н. С. Выгон пишет, что избранный Довлатовым жанр анекдота обладает рядом функций: быть способом познания действительности, обозначать авторскую позицию, нарушать инерцию читательского восприятия текста и провоцировать активные реакции читателя [9, с. 251]. Кроме того, именно структурная особенность анекдота, «принципиальная недискретность» (термин Е. Курганова), вызывает процесс циклизации.
В «Чемодане» анекдот выступает в качестве «зерна сюжета» [там же, с. 247]. Так, в рассказах «Куртка Ферна-на Леже» и «Поплиновая рубашка» «зерно сюжета» связано с няней-немкой Луизой Генриховной, а константой сюжета становится грозившей ей арест.
Стимулируют сотворчество, креативную деятельность читателя и такие композиционные приемы, как фрагментарность и цикличность прозы Довлатова. Повторяющиеся элементы на разных уровнях организации текста, по точному замечанию А. А. Воронцовой-Маралиной, становятся еще одним циклообразующим фактором - объединяют все произведения Довлатова в единый мета-текст [11, с. 304] .
В «Чемодане» организуют повествование вещи, которые становятся
семиотическими знаками жизненных эпизодов рассказчика и не ограничиваются пребыванием в «своем» рассказе. Носки встречаются и в «Креповых финских носках», и в «Номенклатурных ботинках», вызывая у героя-рассказчика чувство сопричастности к тайне: «Увидел я крупные ступни мэра города,, туго обтянутые зелеными шелковыми носками. Пальцы ног мэра города шевелились. Как будто мэр импровизировал на рояле» [5, с. 42]. Ботинки «всплывут» в рассказе «Зимняя шапка» в разговоре с врачом:
Затем врач спросил:
- Чем это вас саданули - кирпичиной?
- Ботинком, - говорю.
Врач уточнил:
- Наверное, скороходовским ботинком?
И добавил:
- Когда же мы научимся выпускать изящную советскую обувь?!.. [там же,
с. 127].
А. Генису принадлежит точное замечание: «Кульминационные моменты довлатовской прозы отмечены сгущением ничего не говорящих деталей» [12, с. 166-167]. Допустим, в «Чемодане»: «Минуты три я просидел, не двигаясь. В прихожей тикали часы. За окном шумел компрессор. Слышалось по-звякивание лифта (отмечено нами -Н. П.) А я все сидел» [5, с. 114].
С. Довлатов, характеризуя внутренний мир персонажа, наследует русской традиции, которая знает кабинет Онегина, сундук Коробочки и шкатулку Чичикова. В частности, гоголевской традиции: в «Офицерском ремне» зэк уравнивает себя с устаревшей техникой: «Ежели по совести, таких бы надо всех освободить. Списать вчистую по болезни.
Филологические науки
Списывают же устаревшую технику» [там же, с. 69].
Пространственно-временные отношения в «Чемодане» можно представить в виде системы координат, в которой горизонталь представляет движение из России в США, а вертикаль - последовательную и ретроспективную хронологию сюжета. Модель сложного хронотопа, органично сочетающего бытовое и бытийное, - это пространство чемодана, на дне которого - Карл Маркс, а на крышке - Иосиф Бродский, что задает тематический вектор от политики к искусству. «Таможенник пытался оторвать Лоллобриджиду ногтями. В результате только поцарапал. А Бродского не тронул. Всего лишь спросил -кто это ? Я ответил, что дальний родственник...» [там же, с. 8].
На наш взгляд, интертекстуальность прозы Довлатова погружает реальный хронотоп в безграничное и вечное пространство культуры и выступает способом интенсификации читательской рецепции. Здесь нет родства с центонностью постмодернистского текста, поскольку «До-влатов целью имеет не воспроизведение хаоса мира и первичности замкнувшейся в кольцо культуры, а воссоздание утраченной целостности бытия» [9, с. 221].
В прозе Довлатова главным жан-ро- и стилеобразующим фактором, определяющим единство метатек-ста, концепцию мира и героя является нарратор, субъективная повествовательная инстанция, в данном случае близкая к термину «рассказчик», отмеченная, помимо фикционально-сти, совпадением с центральным персонажем и принадлежностью к миру повествуемых событий [13,
с. 64]. Его имя-индекс повествуемого «я» читатель то и дело находит в рассказах: «Сережа Довлатов», «товарищ Довлатов», «ефрейтор Довла-тов» и просто «Довлатов».
В «Чемодане» повествующее «я» настроено не на отрицание и разрушение, а на синтез разнородных явлений хаотического мира. Например, рассказ «Креповые финские носки» построен как презентация иерархий. На точные и неточные делятся науки; все люди делятся, в представлении нарратора, на две категории: на тех, кто спрашивает, и на тех, кто отвечает. В «Поплиновой рубашке» представлена особая форма систематизации - фотоальбом. Кроме того, на первом плане -иерархия посетителей ресторана Дома литераторов: знаменитости, известные писатели и просто люди. Так же нарратор парадоксально выстраивает три акта, которые может сделать женщина для русского писателя: «Она может кормить его. Она может искренне поверить в его гениальность. И наконец, женщина может оставить его в покое» [5, с. 149] - что 393 отчетливо представляет идею бессмысленности всех идейных и социокультурных иерархий. Неизменны лишь этико-эстетические каноны русской классики: «Однако похожим быть хочется только на Чехова» (курсив мой - Н. П.) [14, с. 271].
С. Довлатова, как и А. П. Чехова, характеризует особый тип художественного сознания, который отмечен уникальным сочетанием чувства юмора (как приятия мира несмотря на его несовершенство) и чувства драмы (как реакции на недостижимость идеала).
1 / 2012
Преподаватель XXI
ф
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
1. Толстой Л. Что такое искусство? // Собрание сочинений: в 22-х томах. - М.: «Художественная литература», 1978-1985 [Электронный ресурс]. - URL: http://rvb. ru/tolstoy/01text/vol_15/01text/0327.htm (дата обращения: 19.02.2012).
2. Тюпа В. И. Художественный дискурс (Введение в теорию литературы). - Тверь: Твер. гос. ун-т, 2002. - 80 с. (Литературный текст: проблемы и методы исследования; Приложение, Серия «Лекции в Твери) [Электронный ресурс]. - URL: http:// poetics.nm.ru/ (дата обращения: 19.02.2012).
3. Теория литературы: в 2 т. - Т. 1. - М.: Изд. центр «Академия», 2004. - 512 с.
4. Богданова О. «Дихотомическая триада» прозы Сергея Довлатова // Постмодернизм в контексте современной русской литературы (60-90-е гг. XX века - начало XXI века). - СПб.: Филол. ф-т. СПб. гос. ун-та, 2004. - 716 с.
5. Довлатов С. Чемодан: Рассказы. - СПб.: Азбука-классика, 2008. - 160 с.
6. Аверинцев С. С. Притча // Литературный энциклопедический словарь. - М., 1987.
7. Липовецкий М. Критика как прием (Рецензия на книгу: Генис А. Довлатов и
окрестности) // Новое литературное обозрение. - 2000. - № 44.
8. Нумано М. «О «не совсем русской поэтике» Довлатова. Его место в современной литературе (Доклад на конференции AAASS в Сиэттле) [Электронный ресурс]. - URL: http://ci.nii.ac.jp/vol_issue/nels/ AN10505587/ISS0000380814_en.html (дата обращения: 19.02.2012).
9. Выгон Н. С. Юмористическое мироощущение в русской прозе: проблемы генезиса и поэтики: Монография. - М.: Книга и бизнес, 2000. - 368 с.
10. Кривулин В. Поэзия и анекдот // Малоизвестный Довлатов. Сборник. - СПб.: АОЗТ «Журнал «Звезда», 1996. - 512 с.
11. Воронцова-Маралина А. А. Поэтика цикла Сергея Довлатова: «смысловые рифмы» (деталь, персонаж, мотив, сюжет) и их функции // Поэтика заглавия: Сб. науч. тр. / РГГУ, Твер. гос. ун-т. - М.; Тверь: Лилия Принт, 2005. - 336 с.
12. Генис А. Довлатов и окрестности // Довлатов и окрестности. - М.: Вагриус, 2001. - 301 с.
13. Шмид В. Нарратология. - М.: Языки славянской культуры, 2003. - 312 с.
14. Довлатов С. Собр. соч.: в 3-х т. - СПБ.: Лимбус-Пресс, 1993. - 384 с. ■
394
