CC BY
40
К 130-летию со дня рождения советской пианистки, педагога, музыкально-общественного деятеля, заслуженного деятеля искусств РСФСР Елены Фабиановны Гнесиной (1874-1967)
Елена Фабиановна Гнесина родилась 18 мая 1874 года в Ростове-на-Дону. В 1893 окончила Московскую консерваторию по классу фортепиано В. И. Сафонова (ранее училась у Э. Л. Лантера, Ф. Бузони, П. Ю. Шлеце-ра). С 16 лет занималась педагогической работой. Принимала участие в концертах в Москве и других городах.
Деятельность Е. Ф. Гнесиной неразрывно связана с основанной ею и ее сестрами - Евгений Фабиановной Савиной-Гнесиной (1870-1940) и Марией Фабиановной Гнесиной (1871-1918) музыкальной школой (1895 г., с 1925 года - музыкальный техникум им. Гнесиных, с 1936 - училище им. Гнесиных), на базе которой в 1944 году был создан учебный комбинат, включивший музыкально-педагогический институт им. Гнесиных, музыкальное училище и музыкальную школу.
У Е. Ф. Гнесиной учились Л. Н. Оборин, А. И. Хачатурян, М. В. Мильман.
Н. Мещерякова
ЕЛЕНА ПРЕКРАСНАЯ И ПРЕМУДРАЯ. ОПЫТ МУЗЫКАЛЬНОЙ НОВЕЛЛЫ
Среди многих выдающихся музыкантов в классе Елены Фабиановны Гнесиной посчастливилось учиться и Маргарите Петровне Черных, заслуженной артистке России, профессору, заведующей кафедрой камерного ансамбля и концертмейстерской подготовки Ростовской государственной консерватории им. С. В. Рахманинова. Было это на рубеже 50-60-х годов. В ту предзакатную пору жизни Елены Фабиановны юная Маргарита мелькнула светлой звездочкой на педагогическом небосклоне своей наставницы, стала ее «лебединой песней».
Обратиться к воспоминаниям М. П. Черных о незабываемых днях общения с выдающимся педагогом побудили, в первую очередь, «календарные причины», но и не только они...
В 2004 году исполнилось 130 лет со дня рождения Е. Ф. Гнесиной, уроженки г. Ростова-на-Дону, а в сентябре этого же года сравнялось ровно 60 ее любимому детищу - легендарной «Гнесинке». Рожденный в суровом 44-м году Государственный музыкально-педагогический институт, в наши дни провозглашенный Российской академией музыки, по-прежнему сохраняет имена своих создателей-представителей ростовской музыкальной династии Гнесиных во главе с Еленой Фабиановной. Надо заметить, что для ростовских музыкантов юбилей столичного вуза - праздник почти семейный, поскольку юбиляр - старший брат нашей консерватории, пребывающей ныне тоже в статусе академии, а при рождении своем, в 1967 году, нареченной Ростовским государственным музыкально-педагогическом институтом. Итак, музыкальный вуз в Ростове создавался по образу и подобию, и эта родовая связь просматривалась не только в совпадении учебных планов и профессиональных задач. «Гнесинка» издавна почитается нашими земляками как дом родной: многие там учились, а самые известные - пианист Михаил Саямов, баянист Вячеслав Семенов - теперь в ряду профессоров столичной академии.
Как говаривали в старину - не красна изба углами. Известная во всем музыкальном мире «Гнесинка» славится творческим духом музыкантов, созидающих этот храм музыки. И подлинной жрицей музыкального искусства, самоотверженной и жертвенно-прекрасной предстает сегодня в сознании потомков праматерь-основоположница Елена Гне-сина. Попытки воскресить ее самобытный образ привела нас с Маргаритой Петровной Черных к созданию мемориальной радиопрограммы, текст которой предлагается вниманию читателей. И в жанре не парадного портрета, а, скорее, новеллы, допускающей и некоторую фривольность по отношению к истории и, конечно же, лирическую субъективность. Текст, записанный со слов М. П. Черных и в то же время вдохновенный книгой воспоминаний о Е. Ф. Гнесиной, переизложен свободно. Повествование ведется от первого лица.
«Я поступила, поступила!» - весело барабанило в моем мозгу, когда я читала списки счастливчиков, принятых в Гнесинку на первый курс. Но у кого из педагогов доведется мне учиться? Ответ на этот животрепещущий вопрос я получу только 31 августа.
Ну, наконец-то - заветный день настал. Толпа первокурсников собралась у стенда с объявлениями и приказами. И каждый норовит протиснуться поближе к заветному листку, где напротив твоей скромной фамилии стоит блистательное имя мэтра, в класс к которому тебя распределили. Вот сейчас и я продерусь сквозь лес локтей и спин и узнаю свою судьбу. Но не тут-то было! Сутолока страшная, как тогда в очереди за колбасой или за сливочным маслом где-нибудь у нас в провинции. Шум невообразимый - настоящий «Балет невылупив-шихся птенцов» Мусоргского. Мы и впрямь ощутили себя малыми птахами, готовыми забиться под теплое крыло педагога. Это на вступительных экзаменах распускали друг пред другом перья, хорохорились - каждый хотел предстать перед конкурентом птицей большого полета! А сейчас мы снова стали «первоклашками» и как-то все сравнялись. Как будто осознали, что всем нам предстоит еще пробиваться сквозь скорлупу собственной незрелости и... «вылупиться» заново - профессиональными музыкантами. Словом, найти свое «место за роялем» - в педагогике, на сцене. Но тут в общей суматохе кто-то толкнул меня в бок - новоиспеченная однокурсница говорит: «Смотри-ка, Рита, тебя сама Елена выбрала». А это означало, что создательница вуза, чье имя носит институт, Елена Фабиановна Гнесина взяла меня в свой фортепианный класс. Потом мне рассказали, что учеников себе она отбирала, не выходя из своей служебной квартиры на первом этаже - жилая комната служила ей и учебным классом, который она уже не покидала - из-за травмы ноги, да и возраста, ведь он приближался к 90! Зато по радиотрансляции Елена Фабиановна прослушивала игру каждого абитуриента и так производила набор в свой класс. «Ой, девчонки! Так, значит, я ей приглянулась». Девочки тут же меня подстегнули: «Теперь беги к ней знакомиться».
И я действительно бежала - по институтской лестнице через ступеньку. Но голова моя была наполнена не музыкой, а. картошкой, можно и так сказать, ведь ровно через два дня нас всех отправляли в колхоз, на картошку и. турнепс. «Турнепс-турнепс», - каблучки моих лодочек весело отбива-
ли ритм этого незнакомого слова - названия кормового овоща, который нам тоже придется добывать из примерзшей земли своими пианистическими ручками. Ну, это не беда - зато перезнакомимся в колхозе друг с другом, а по вечерам в деревянном временном бараке будем под магнитофон отплясывать твист и наш любимый рок-н-ролл! В глуши, вдалеке от институтского начальства. К черту фуги! Да здравствуют буги-вуги!
Но тут, вся во власти упругих ритмов, я чуть не споткнулась перед дверью с торжественной табличкой: «Художественный руководитель института, заслуженный деятель, профессор Гнесина». Перевожу дух, робко стучу и слышу голос: «Входите смелее! И стучать не надо, здесь не спальня, а класс». Вхожу и попадаю в мир старинной сюиты - торжественный, благолепный! В центре просторной комнаты рояль - черный «Бехштейн». Стены увешаны пейзажами и портретами музыкальных корифеев - так и хочется отвесить «вежливые поклоны светилам» (кстати, так будет называться пьеса композитора Михаила Фуксмана из репертуара моего ансамбля «Каприччио», но, ой, как еще далеко до этого). «А. так вот вы какая - моя новая ученица», - Елена Фабиановна охватывает меня всю своими внимательными, яркими и добрыми глазами. А я не могу отвести взгляд от нее, сидящей в кресле на роликах - величавой и прекрасной. Потом, спустя время, я прочту у Толстого о том, что старость бывает жалкой и гадкой, а бывает. величественной. Ну, что тут сказать? Елена Фабиановна в серебряном венце густых, кудрявых волос казалась королевой эпохи барокко, времен Баха.
Но ведь она и была властительницей целой музыкальной державы, объединившей созданные ею вместе с сестрами, тоже музыкантами, школу, техникум, институт вместе со школой-десятилеткой! Но об этом я узнаю уже потом, окончив Гнесинку, работая в ростовском музпеде - институте, предшественнике консерватории, созданном по образу и подобию любимого детища Елены Фабиановны. И по какому-то мистическому стечению обстоятельств откроется ростовский музыкальный вуз в год ее смерти - в 67-м! И причудливой судьбе угодно будет поселить меня в Ростове - на родине моей наставницы, где сохранила добрый свет уникальная династия Гнесиных - из двенадцати детей ростовского раввина Фабиана Осиповича Гнесина семеро стали музыкантами, известными на всю страну. А вот у самой Елены Фабиановны детей не было.
Но я, попав к ней в класс, вскоре почувствовала себя ее ребенком.
Никогда не забуду эту первую «гнесинскую осень». Колхозные наши денечки тянулись медленно и нам, как чеховским «трем сестрам», хотелось в Москву. Да, кстати, в дни своей молодости Елена Фабиановна дружила с Антоном Павловичем Чеховым и с Ольгой Леонардовной Книппер, тогда еще невестой писателя: Елена Гнесина аккомпанировала Ольге Книппер, та была очень музыкальна и хорошо пела. Так вот, однажды в доме Книппер случился курьез: денщик вошел в гостиную и представил гостью: «Приехала Елена Фортепьяновна». А ведь, как точно сказано! Она, блистательная пианистка, ученица прославленных педагогов Сафонова и Бузони, была в известной степени дочерью Рояля! И мы тогда, в колхозе, уже немного тосковали по роялю. Но, признаюсь, больше тянуло на выставку в Манеж, да на простор столичных площадей, где мощными колоколами гремели голоса поэтов-главарей - Андрея Вознесенского, Роберта Рождественского, Евгения Евтушенко. У памятника Маяковскому, на поэтических митингах, мне, калужанке, уже приходилось бывать и раньше -пунктирная дробь чеканного стиха околдовывала. Эта поэзия была сродни новой музыке моих сверстников - Денисова, Губайдуллиной, Шнитке. Мы все, гонцы 60-х, готовы были подписаться под «Письмом в 300-й век»:
Неуступчивы,
Вечно заняты, Мы идем почти без дорог! На истории нет указателя: «Осторожно!
Крутой поворот!»
Не знаю, одобрила бы теперь Елена Фабианов-на мои «крутые повороты» в современную музыку, если бы увидела меня на сцене, когда я защипываю открытые струны рояля, исполняя вместе со своим ансамблем Веберна, Шенберга, Канчели? Ведь время-то идет! А тогда, в неполные 18, я жадно впитывала и классику, и современность. Ах, как хотелось поскорее купить входной билет в Большой зал консерватории и, прижавшись плечом к холоду колонны, завороженно слушать игру Ги-лельса, Рихтера и Ван Клиберна - тогда, в 60-х он не просто приезжал в Москву, а, как говорится, наносил визиты Елене Фабиановне, не раз бывал у нее в гостях, вместе с родителями, переводчиком и фотографом, запечатлевшем их на снимке. А еще нам,
девчонкам, любопытно было взглянуть, как же вблизи выглядит этот необыкновенный парижский гость певец Ив Монтан... Словом, «скорей бы в Москву»! А тут «картофельные будни». но и тут я неожиданно получила привет из столицы - огромную посылку. Доверху наполненную сластями
- конфетами, печеньем. Как вы думаете - от кого? Ну, конечно, от Елены Фабиановны, с которой я только что познакомилась.
И вот, наконец, я в классе, на занятиях. Прихожу, как здесь принято, заранее, сижу на уроке предыдущей ученицы. На ее бедную голову Елена Фа-биановна обрушивает целый град замечаний: «Почему берете темп, с которым не справляетесь? Почему выколачиваете концы фраз? Почему мелодия не поет, пропадает? Почему педалью злоупотребляете?» Я слушаю и уже сама готова сквозь землю провалиться от этих бесчисленных «почему», но тут замечаю взгляд наставницы - добрый, заботливый, теплый. Он успокаивает: «Все будет хорошо, только работать надо много. И не торопиться играть слишком сложные произведения». «Вот если вы развернете бутон руками, - говорит Елена Фабиа-новна на уроке, - он все равно не распустится и погибнет». Этой заповеди стараюсь следовать и в своем классе камерного ансамбля.
Недавно, составляя программу своего ансамбля «Каприччио», я просматривала переложение фортепианных прелюдий Скрябина и вспомнила такой случай. Сижу на уроке, играю. Елена Фабиа-новна в кресле, рядом. Молчит. Потом, задумчивой своей позой напомнив мне графиню из «Пиковой дамы», произносит мечтательно так, словно про себя: «А как Сашенька играл эту прелюдию!» Уже за порогом класса перешептываюсь с подружками-старшекурсницами: «А кто такой этот Сашенька?»
- «Неужто не догадалась? Да это Скрябин!» - вводят меня в курс дела старожилы Гнесинки. И рассказывают о том, что слышали от своих педагогов. Оказывается, в молодости они все дружили - и наша Елена Фабиановна, и создатель светомузыки Скрябин - он даже своих детей привел учиться к ней в школу Гнесиных. Александр Гречанинов преподавал в Гнесинском техникуме. А Рахманинов -так тот, как увидел школу и техникум, сказал, что это настоящий институт, словом, напророчил открытие второго музыкального вуза в Москве. Но ведь именно из-за того, что он был вторым, после консерватории, открывать Гнесинский институт было особенно трудно. Да еще в 44-м, когда бои не
затихали. Отвлекать денежные средства от фронта? Депутата Моссовета товарища Гнесину могли бы обвинить и в саботаже! Если б только не поддержка всесильного Климента Ворошилова. Он и помог открыть институт. На портрете, подаренном Елене Фабиановне, маршал оставил надпись: «С глубоким уважением. Признательный Ворошилов».
А нам, ученикам, не восхищаться ею было никак нельзя. Хотя приходилось и побаиваться. Не угождать - нет, подхалимов она не любила, - а просто считаться с ее вкусами, взглядами на моду. Однажды, перед шефским концертом, которые Елене Фа-биановне нравилось устраивать для разных людей, даже для строителей нашего института, звонит она студентке и спрашивает, игриво так: «Скажи-ка, дружочек, платье для выступления у тебя достаточной длины? Терпеть не могу коротких юбок!» И еще страшно раздражали Елену Фабиановну капроновые чулки - они тогда как раз входили в моду - ноги в них казались нашей наставнице, ну, скажем так... неприкрытыми... И вот однажды.
Собираюсь я на урок по специальности. За полчаса до того, как переступить порог класса, отыскиваю в институте укромное местечко для переодевания. Сумка со «спецодеждой» у меня уже наготове. Начинаю превращение: из принцессы-модницы в Золушку-скромницу, и чинным шагом направляюсь к лестничной площадке, где находится класс-квартира Гнесиных. Тут никогда не бывает безлюдно. Репетиториев, как всегда не хватает, и у самых дверей кто-нибудь из студентов играет -выдувает трели на кларнете или лихо разливается пассажами на баяне. Елена Фабиановна сама - впервые в музыкальном ВУЗе - добилась открытия факультета народных инструментов, и еще в 46-м к студентам-очникам присоединила заочников, переспорив всех своих оппонентов. Так ей ли сетовать на постоянную игру?! А она и не сетовала -наоборот, возмущалась, если коллеги, заботясь о ней, вывешивали на двери записку: «Просьба не беспокоить. Елена Фабиановна нездорова». «Я всегда должна быть здоровой и не надо спрашивать меня о самочувствии», - твердо возражала она.
Вот и в тот день я не удивилась, чуть не натолкнувшись у порога класса на баяниста Славика. Зато как удивился он, увидев меня! Славка, насмешник и балагур, который никогда не лезет за словом в карман, вдруг вошел в состояние ступора: его озорное обычно лицо выражало одновременно ужас и веселье. Изумленно поднятые брови и вздрагива-
ющий от хохота рот долго не могли прийти в равновесие. «Ой, Ритка! Это ты?» - наконец полушепотом выдохнул он, рассматривая мое, почти монашеское облачение: длинное черное платье с белым воротничком «под горлышко», туфли на низком каблуке, чулки в «резиночку». «И куда это ты так вырядилась?» - «Куда-куда, - сердито передразнила я его. - К Елене. Разве не понятно?» - и, входя в класс, торопливо закрыла за собой дверь, чтобы снова оказаться в благородном чистилище звуков, тем более что меня, как обычно, ждал не просто урок, а открытое выступление перед «старой Москвой» - как правило, в просторном классе Елены Фабиановны присутствовали на ее занятиях столичные педагоги и просто знакомые - в большинстве своем убеленные сединами свидетели совместных выступлений Елены Гнесиной и Леонида Собинова, которому она аккомпанировала, очевидцы ее незабываемых встреч в московских артистических кружках с историком Ключевским, режиссером Станиславским. Кстати, это он, Константин Сергеевич, назвал отношение Елены Фабиановны к работе педагога и общественного деятеля «влюбленным жречеством». Эта фраза объясняет все - ее необыкновенный героизм и всепобеждающее, какое-то бетховенское мужество. Видно, в сердце ее всегда горел огонь Прометея, озаряющий путь другим...
Уроки мужества Елены Гнесиной. Они все очень разные. В 20-е годы она решительно не соглашалась с теми, кто призывал порвать с культурным прошлым: «Бросьте! Забудьте, плюньте на рифмы, и на арии, и на розовый куст.»
Представители ассоциации пролетарской музыки пытались поделить композиторов на революционных и реакционных. Бетховена провозглашали «своим», а Чайковского называли «певцом дворянского пессимизма» и предлагали сбросить с «корабля революции» как «буржуазный хлам», как «усладу для барышень» вместе с песнями без слов Мендельсона и фортепианные пьесы Чайковского. А Елена Фабиановна очень вдумчиво подбирала репертуар, печатала методические сборники, сочиняла свои пьесы для самых маленьких, которых очень любила.
Но, когда в 41-м мечтательная безмятежность июньского неба была взорвана войной, Елена Фа-биановна нашла в себе силы продолжать работу в техникуме и школе. Ее эвакуация длилась ровно три месяца. «Я не могу простить себе моего выезда, -
писала она своим ученикам из Казани, - из Москвы, конечно, не следовало уезжать». И она вернулась -студеным январским утром 42-го. Уставшая, голодная, но счастливая. А еще спустя два года, на пороге своего 70-летия, в марте 44-го, добилась правительственного постановления об открытии музыкального института в Москве. Без него не было бы и нашей консерватории.
Да, наверное теперь только я, умудренная опытом заведования кафедрой, педагогической практикой, перерыв горы архивного материала в процессе работы над диссертацией, наконец, поняла -как много в жизни, в культуре зависит от усилий одного единственного человека. Вот говорят: «один в поле не воин». Но без этого «одного» целая рать может потерпеть поражение. И заслуга дорогой моей Елены Фабиановны не в одном только, что сумела она вместе с сестрами создать впервые в мировой музыкальной педагогике уникальное явление - «семейный педсовет», ведь с этих трех сес-тер-ростовчанок, пианисток - Евгении, Елены и Марии началась гнесинская традиция... Где еще в мире музыкальные учебные заведения носят имя целой династии?! И обязаны мы ей, Елене Прекрасной и Премудрой, не только соединением всех звеньев образования воедино. Но еще. Еще невозможно подсчитать, скольких же людей спасла от голода, смерти и безвестности эта удивительная женщина, которую сестры за волю и героизм называли «наш единственный мужчина». Она смело и самоотверженно помогала прокладывать путь к славе, не заботясь о своей собственной, драгоценным своим ученикам Льву Оборину, Тихону Хренникову. и не только им.
Однажды, рассказывают, в начале 20-х, порог музыкального техникума имени Гнесиных переступил статный юноша. Из-под густых, сходящихся на переносице бровей горными звездами светили проницательные глаза. Он робко заявил о своем желании прослушаться. А представим себе на минуточку такую картину. Пожилой, уставший от жизни профессор, посмотрел на абитуриента с грустной мыслью: «Ну, еще один пожаловал. А дома жена пирожки к чаю испекла - теперь остынут, поди». «Нуте-с, откуда вы к нам прибыли?» - начал он свой привычный расспрос. «Из Тифлиса», - последовал ответ. «Так, так, - почесал лысину профессор. - А
лет вам сколько будет?» «Девятнадцать, двадцатый идет». «Да-с, припозднились вы, батенька. Ну, а каким инструментом владеете?». «Я. - тут юноша утратил остатки уверенности - только на барабане немножко...» - и осекся. «Ну, вот, видите, - уже довольным тоном произнес профессор, предвкушая чай с пирожками, - ничего, к сожалению, у нас с вами не получится. А знаете, дружок, - уже почти ласково добавил он, - на свете так много других хороших профессий», - и в душе профессор порадовался своей рассудительности и благожелательности. «Ну-с, - сказал он, вставая из-за стола, - для порядка все же назовите свою фамилию - мы ведем учет всех абитуриентов. Как-как вы сказали, Хачатурян? Арамом зовут? Да, записал, ну что ж, прощайте, голубчик.»
Но, к счастью, ничего этого на самом деле не было - но могло быть! Встреча, конечно, состоялась, но только не с профессором, мечтавшем о домашних пирожках, а с Еленой Фабиановной Гнесиной, для которой быт вообще значил очень мало... У нее, дважды награжденной Орденом Ленина, ни дачи, ни машины не было. Квартира - и та служебная. Так вот, она зорко взглянула на юного незнакомца и предрекла ему: «Ну, что ж - виолончелист из тебя получится неплохой, мы тебя зачислим». А когда из «неплохого виолончелиста» стал вырастать выдающийся композитор, по-матерински ласково взяла его за руку и отвела в класс своего прославленного брата - еще одного нашего знаменитого земляка -Михаила Гнесина. Ну, а что дальше было с Арамом Хачатуряном, вы, конечно, знаете.
Я думаю, вы меня поймете. С возрастом бывает, что страшный зверь по имени Усталость начинает порой одолевать тебя. Навалится вдруг всей тяжестью и дышит тебе в лицо холодом Безверия, Уныния и Безразличия. И ты уже рискуешь быть съеденным коварным зверем, вздохнув с тоской: «Как все надоело! Опять занятия, концерты, фестивали, конкурсы, заседания кафедры, Ученого совета. И вдруг откуда откуда-то из далекого далека юности дотянется до тебя золотистый луч знакомых глаз. И снова все в норме. По утрам - пробежка, днем - консерватория, вечером - выступления с ансамблем. И никакого слова «трудно». «Если нужно - значит можно», - ободряюще звучит голос Елены Фабиановны. В общем, жизнь продолжается.
