CC BY
116Элементы критики Гуссерля
ОйГЕН Финк
Ключевые слова: феноменология; критика; Ойген Финк; Эдмунд Гуссерль; беспредпосылочность; дескрипция; анализ; спекуляция.
Ойген Финк в своих «Элементах критики Гуссерля» обозначает ключевые затруднения, встающие на пути феноменологических исследований в философии. К их числу он относит: переплетенность моментов дескрипции, анализа и спекуляции; внефило-софские предпосылки, вступающие в конфликт с претензией на беспред-посылочность; непродуманность отношения к философской традиции; противоречия между философским проектом и практикуемым методом; идолы (или оперативные понятия) феноменологического исследования, такие как «непосредственная данность», «допредикативный опыт», «строгая наука», «предельное обоснование». «Элементы» представляют собой пятьдесят шесть тезисов, из которых должен был вырасти «Трактат о феноменологическом исследовании». Они отмечают переходную фазу в философском мышлении Финка (1939-1946): от сотрудничества (интеллектуального «симбиоза») с Гуссерлем (1928-1938), в рамках которого подспудно развивались оригинальные
финкианские мотивы (например, идеи «меонтической» природы субъективности, спекулятивного и конструктивного дополнения гуссерлевского проекта), к собственному проекту философской космологии (1947-1975). Отдельного интереса заслуживает тот факт, что в 1940 году Финк, пытаясь преодолеть ограничения феноменологической философии, опирается пока не на собственный философский проект, который еще предстоит разработать, а прежде всего на хай-деггерианскую (а временами и гегельянскую) критику Гуссерля. При этом в «Элементах» Финк, демонстрируя вовлеченность в феноменологический проект, пытается пойти дальше отца-основателя этой традиции — отсюда неожиданная резкость формулировок: «все это философски может и не стоить ломаного гроша», «скучные описания», «вопиющий предрассудок феноменологической дескрипции» и т.д. (стоит также учитывать, что перед нами личные заметки, а не текст публичного выступления и не опубликованный самим автором трактат).
Fink E. Elemente einer Husserl-Kritik // Idem. Gesamtausgabe. Bd. 3: Phänomenologische Werkstatt. Eugen Finks Mitarbeit mit Edmund Husserl. Teilband 3.4 / R. Bruzina (Hg.). Freiburg i.B.: K. Alber (в печати). Перевод с немецкого выполнен Георгием Чернавиным по копии машинописного текста. Переводчик благодарит Ги ван Керкховена — за предоставленный текст; Юсуку Икеда, Игоря Михайлова, Виктора Молчанова, Алексея Савина и Эльфира Сагетдинова — за участие в обсуждении и подготовке перевода; Аллу Горбунову, Михаила Маяцкого и Евгению Шестову — за помощь в его вычитке; архив Ойгена Финка и издательство Karl Alber — за любезное разрешение на публикацию.
Заметки времени создания «Трактата о феноменологическом исследовании»
(начало 1940 года; полностью завершенная рукопись была утеряна в ходе войны)
1. Сознание человека не рассматривается у Гуссерля в его специфическом отличии от сознания животных и прочих [существ] (вроде чистых духов или Бога); его сущность состоит как раз не в направленности, не в интенциональном отношении, которое ведь наличествует у всякой формы сознания; человеческое сознание — это отношение самости, то есть отношение некоего сущего к своему бытию при сущем, а значит, также и отношение собственно к бытию интенциональных предметов.
2. Требования гуссерлевской феноменологии, продиктованные ее пафосом трезвости: «действительно работать не покладая рук», «действительно решать проблемы в изнурительных штудиях» и т.д.—все это не стоит и ломаного гроша для философии. Рабочий пот — это еще не аргумент.
Гуссерлевский пафос работы — это очередной аспект антиспекулятивного стиля его мышления.
3. Возвращение феноменологического исследования в философию (мое требование!), антагонизм спекуляции и анализа может только тогда быть продуктивным, когда спекулятивное понятие открывает условие возможности аналитического понимания.
4. Гуссерлевская концепция дескриптивно-аналитического стиля задана его предрассудком относительно спекулятивной традиции философии (спекулятивно = формально = абстрактно = примат понятия = оторвано от созерцания!).
5. Духовная «среда» Гуссерля: позитивизм, психологизм, естествознание. От позитивизма Гуссерль взял антиметафизическую, антиспекулятивную установку и идола данности, от психологизма — идею интенциональности, от культа естественных наук — формальную руководящую идею философии как строгой науки. Это среда конца XIX века (естественно-научное мировоззрение без
метафизики, психология фактов сознания, позитивистский культ фактов); три имени: Мах, Брентано, Вейерштрасс!
6. Дескрипция как установка — это открытость сущему во всей его полноте; эта открытость должна, однако, происходить из самораскрытия, из самоограничения человеческой свободы, а не так, как это у Гуссерля: как ограничение, не происходящее из наброска, а ограничение себя привязкой к одному определенному представлению о «данном».
7. Метод Гуссерля в том, что касается сущего, в первую очередь это «дескрипция», ограниченная определенными предрассудками относительно природы понятия и языка — представлением о некоей непосредственности описания; после [многочисленных] страниц «анализа» знания — тончайшего различения и разворачивания знания о данном сущем.
Дескрипция без наброска, без полагания понятия данного — это слепой к понятиям позитивизм; анализ без связи со спекулятивным мышлением, то есть анализ, который только безбрежно разворачивает данное знание,—это болтовня.
8. Феноменология Гуссерля далека от искусства; неслучайно, что Гуссерль не ставил философских вопросов, касавшихся искусства.
9. Структура «Трактата о феноменологическом исследовании»: А. Дескрипция и анализ. Б. Идеация и познание сущности. В. Созерцание и понятие. Г. Предмет и сущее.
10. Философия хочет поставить под вопрос самопонятности, «само собой разумеющееся». Но можно ли быть уверенным, что все самопонятности как таковые «поставлены под вопрос»? Или чаще именно в самом способе (методе), которым разыскиваются и ставятся под вопрос самопонятности, действуют и господствуют могущественные самопонятности? Задача: проверить предпосылки методов, нацеленных на «беспредпосылочность», например [предпосылки] феноменологической редукции. Гуссерлевская форма: определенные самопонятности фиксируются в рамках методики, которая непрозрачна сама для себя в том, что касается руководящих ею предрассудков и предпосылок.
Радикализованная форма редукции как искомое: проверка по-лаганий, осуществляющихся в изначально проясняющих понятиях.
11. Разве метод эпохэ, воздержания от бытийной веры, не тогда только оказывается, возможно, верным и важным, когда мы сами есть наисущее сущее? Если же это предположение неверно, если наше бытие — это [лишь] бытие отсылки к наисущему (отношение острой ностальгии), тогда эпохэ в конечном счете было бы отгораживанием от близости к подлинно сущему, плутанием в нас самих.
12. Понятие «феноменологического исследования» в современных сочинениях часто используется в расплывчатом значении. Необходимо отмежеваться от этих смутных понятий: а) от приравнивания к дескриптивному схватыванию и вообще к отображению данного; б) от морфологической установки дескриптивных естественных наук; в) от сдерживания понимания (Zurückhaltung des Verstehens) (понимания данного в качестве...); г) от «донаучной установки на феноменальную полноту жизненного мира»; д) от того представления, будто феноменологическое исследование нейтрально в отношении философских позиций, представляющих собой, в свою очередь, истолкование чисто вещественно-содержательно (sachlich) обнаруженного и интерсубъективно проверяемого материала (см. Ник. Гартман); [д ij от толкования феноменологического исследования как до-философской пропедевтики философии; е) от того толкования, будто феноменологическое исследование — некий метод, который можно отделить от индивидуально определенного философствования, своего рода интерсубъективный инструмент исследования.
13. Открытость по отношению к вещи (Sache), вещественность-содержательность (Sachlichkeit) феноменологии состоит в лучшем случае в катарсическом освобождении от «застревания», в преодолении человеческого интереса к вещам (Dingen). Специфическая опасность этой установки: потеря себя среди данных вещей, то есть свертывание катарсического наброска, застывание в догматизме «вещественности-содержательности». Только полагание вещественности вещей, набросок онтологической модели вещественности делает возможной чисто-вещную установку в качестве философской.
14. В «Трактате.» нужно критиковать феноменологию Гуссерля за ее внеисторическое желание начать все сначала, за ее несоотнесенность с античностью, за ее отвержение спекуляции, за ее неисполнение предшествовавшего наброска идеи философии, за ее догматический набросок метода, за руководящее ею представление о строгой науке, за ее самоблокирование своими же программными требованиями.
15. Дескрипция и анализ! Что является ведущим? Дескрипция требует анализа или наоборот? Сначала дескрипция = учет наличного без интерпретации, без понимающего предварительного наброска (Vorgriff), без предрассудка, сдерживание истолковывающих и объясняющих тенденций! Анализ = разбор наличного, то есть не просто принятие его таким, как оно дано, в его данном богатстве, а проникновение в сокрытое, в свернутом виде присутствующее богатство, его разворачивание; знание о вещи пре-
образуется обратно в процесс познания, который в многообразии своих различий и фаз должен одновременно поддерживаться в бодрствующем состоянии; то есть противовес естественным тенденциям к забвению и упрощению жизни, бесконечное распутывание сознания.
Анализ все же возможен только в дескриптивной манере, то есть в понятиях, по сути привносимых задним числом. Дескрипция же не обязательно есть анализ, ибо дескрипция может быть также и вполне наивного рода инвентаризацией, то есть оставаться на почве наивного понимания.
16. Молчаливые предпосылки гуссерлевской теории научного мира как мира «замещающих символов и формул»: а) формулы и символы соотнесены с жизненным миром, применяются к нему и исходят из него, соотносятся с чувственно [воспринимаемыми] вещами, истинно действительными, в то время как метрически-математические образования суть только аббревиатуры процессов познания этих самых чувственно [воспринимаемых] вещей. В этом тезисе Гуссерля понятийные различения используются дилетантским образом: во-первых, определение отношения между «лишь мыслимым» и «действительным» не выходит за рамки бездумности здравого рассудка; во-вторых, отношение между «переживанием» и «действительностью» увидено совершенно вульгарным образом, поскольку чувственно данному, ощутимому приписывается статус более весомого по ценности переживания, чем тому, которое относится к предметам, данным только в мышлении. Но разве мышление — это не переживание? И далее: разве в сфере повседневного рассудка переживание ограничивает себя переживанием только чувственного данного? Не является ли действительность, переживаемая непосредственно, без усилий мышления, миром, наполненным исторической значимостью, то есть миром, который помимо чувственно воспринимаемого обнаруживает богатство магических, мифических, религиозных, моральных и т.п. качеств и который меняется в зависимости от определенной исторической ситуации, будучи повседневным миром некоего народа в часы его волнений, в его исторические часы, будучи его поэтическим миром, миром близости или удаленности богов.
17. Методика феноменологического исследования поначалу возникла из рассуждений «здравого смысла» по поводу многообразия философем, то есть брала начало в дофилософской установке, которая наивно мнит себя вправе стать реформатором философии. Гуссерль постоянно, всю жизнь боролся с этой своей наивностью; феноменологическое исследование поначалу фор-
мирует свои принципы в ситуации несоотнесенности с философией античности и Нового времени, поэтому поначалу оно стоит на твердой почве нефилософских, если не антифилософских предрассудков. Действительное философствование Гуссерля всегда вынуждено было осуществляться вопреки им же созданному препятствию [в виде] заранее задуманного метода — в постоянной радикализации, преобразовании и переосмыслении методической программы. «Строгая наука» как цель поначалу просто перенимала методический прообраз математики, а затем, по мере философского развития Гуссерля, была кардинальным образом изменена, вплоть до постановки под вопрос методического стиля математико-логико-физикалистских способов познания.
18. Скучные описания всего, что только ни вылетает из болтливого рта или из-под бойкого пера «психолога сознания»,— эти упражнения в стилистике можно отважиться выдавать за философию только в эпоху, когда чуткость к действительной сути философии практически утрачена.
19. Приходит ли Гуссерль к обнаружению «предпосылок» и «предрассудков» дескриптивно-аналитически или всякое познание такого рода принципиальным образом отличается от дескриптивного анализа (в конечном счете представляет собой движение понятий, «опыт» в смысле Гегеля)? Означает ли это по сравнению с предрассудками, которые легко охарактеризовать, радикализацию понятия «предрассудка», поскольку последний можно обнаружить, только избавившись от него, выйдя из-под его власти, отбросив свойственную ему пристрастность?
20. Можно ли верить описанию, имеет ли оно значимость, да и возможно ли оно, пока не определена онтологическая модель сущего как предмета описания?
21. Требование аналитического стиля для философии — это требование некоего одновременного сознания бесконечно малых величин, своего рода конечного (endlicher) всеведения, перманентной актуальности познания, примат процесса познания перед знанием. Анализ = знание in statu nascendi, постоянная презентация (антиспекулятивно и антипонятийно).
Роль «нюанса» в анализе фундаментальна! Это чувствительность к строгости понятия или же как раз ее противоположность?
Специфически гуссерлевская формулировка (Prägung): анализ как смысловой анализ, то есть как разработка и выявление всего примысливаемого-подразумеваемого (Mitgemeinte),— таким образом, как интенциональный анализ.
Решение Гуссерля в пользу анализа — это решение в пользу непонятийного расширения описаний: то, что проживалось (durchlebt), теперь должно быть пережито (er-lebt) и отчетливо зафик-сированно в интроспективном проникновении во внутреннюю жизнь с особым вниманием к тончайшим различиям.
22. Только самая банальная мыслительная нищета может противопоставлять теоретическую установку активной жизни! Что есть теория — экзистенциальное безразличие или же дело человеческой свободы, которым человек связывает себя с сущим?
23. Разве феноменологический анализ не есть нечто большее, чем аналитическое «прояснение», [неужели он ограничивается] только очевидностями и отчетливостями?
24. Разве не наивно полагать, что достаточно быть тихим, сдержанным, только прислушиваться да присматриваться, ровно ничего не делать, чтобы занять теоретическую установку? Скорее, это свободное действие, освобождение для безмолвного, вечного лика вещей, для их бесконечно простого бытия. Обычно мы захвачены шумом, который мы сами и производим и который окутывает нас, мы смотрим жадными глазами потребителя, подгоняемые нашими потребностями и застилающими глаза интересами. «Незаинтересованность» — это только отказ от обычных, привычных интересов, но теория — это нечто бесконечно большее, уже даже как чистая дескрипция!
25. Гуссерлевское программное требование строгой науки — это вне-философский постулат, даже в рамках его собственной истинной философии.
Самое удивительное в исходной установке феноменологии — это то, что она начинает с грубых предрассудков о природе философии и, как раз пытаясь реализовать свою программу, оказывается вынуждена изменить этой программе. Например, гуссер-левский программно заявленный несистематический рабочий проект философии (Arbeitsphilosophie) со временем становится все более сложившейся «системой» или [другой пример:] провозглашенная Гуссерлем инстанция данности будет пересмотрена (zurückgenommen) в концепции «генетической феноменологии», которая исключительно много работает с конструкциями.
26. Феноменология Гуссерля нигде не занимается разбором философской традиции (за исключением интерпретации Декарта и британских эмпириков); античную философию он «интерпретирует» как предвосхищение «науки» (в современном неметафизическом смысле), платоновские идеи — как своего рода подступы к матема-тически-физикалистскому в-себе-бытию вещей! Здесь явно ошибочное толкование.
Феноменология Гуссерля никак, собственно, не соотнесена с метафизикой и с историей метафизики (то есть с метафизикой в смысле «онтологического наброска»); это не только отказ от метафизики, но и ее ложное истолкование.
27. Следует особенно обратить внимание на то, как Гуссерль, по ходу преобразования руководящих им представлений, действует не согласно прежде заявленным представлениям, а как раз их изменяет по мере углубления своего философствования. В этом преобразовании заложены настоящие истоки и исходные установки гуссерлевской феноменологии. В них заложено непроговорен-ное противоречие между Гуссерлем, захваченным своим философствованием, и его заранее предпосланной «программой». Так, например, из идеи строгой беспредрассудочности еще не следует тезис о «бытии мира» как «предрассудке». Решающим здесь оказывается обнаружение предрассудков, распознание их в качестве таковых, прежде чем они будут подвергнуты методическому эпо-хэ. Это как раз фундаментальный акт философии — сделать заметной самопонятность само собой разумеющегося; обычно как раз само собой разумеющееся ввиду своей самопонятности ускользает от вопроса.
Вводя как «предпосылку» то, что вообще-то не считается предпосылкой или предрассудком, Гуссерль меняет как раз понятие беспредпосылочности и беспредрассудочности. Другими словами, уже тем, что Гуссерль философски учитывает предрассудки и предпосылки, он радикализует руководящее им представление в некоем необычном смысле. Таким образом, чтобы понять гус-серлевский подход исходя из явно выраженных требований его метода, нужно отталкиваться не от знакомого смысла предрассудка или же беспредрассудочности, а как раз наоборот: то, что Гуссерль назначает что-то предрассудком,—это как раз и есть решающее, что впервые придает методу беспредрассудочности философский смысл.
Вопрос только в том, каков метод обнаружения, открытия и распознавания предрассудков (в философском смысле) как таковых. Является ли этот метод обнаружения также «беспредрассудочным описанием»? Очевидно, нет.
Далее, каковы молчаливые предпосылки не-тематически используемого Гуссерлем метода философского открытия «предрассудков»?
Нужно различать: a) прокламируемый Гуссерлем метод до [разработки] философии (vor der Philosophie); б) преобразование Гуссерлем заявленного метода по ходу философствования (посред-
ством методологически не выделенного (nicht abgehobene), не-те-матизированного метода обнаружения чего-то как предрассудка, которого нет в привычном горизонте возможных предрассудков); в) неявные молчаливые предпосылки гуссерлевского и даже ради-кализованного метода эпохэ относительно предрассудков, вроде концепции исходной «самоданности». Возможно, представление об абсолютной беспредрассудочности — это предрассудок!
28. Философствующая позиция так же далека от догматической доверчивости, как и от скепсиса, наслаждающегося своей негативностью.
29. Гуссерль не преодолевает явление, он, скорее, пытается вернуться к «непосредственности», реабилитировать ее.
30. Тенденция Гуссерля — к непосредственности жизни, к преодолению господства вещного бытия, к растворению застывшего бытия в живое образование, то есть против «натурализма», но при этом субъективное полагается не как свобода, а как «интенцио-нальное конституирование мира»! Тенденция к жизни как тенденция к схватыванию про живающей жизни, которая есть вообще онтическая предпосылка для обладания вещами.
31. Гуссерль абсолютизирует явление, фиксирует его как абсолют, вычеркивает сущее в-себе, вычеркивает трансценденцию сверхчеловеческого (Theion) и абсолютным образом полагает конечную субъективность.
32. Философия Гуссерля не знает никакой metaphysica generalis, то есть никакой теории изначально-проясняющих понятий. Философия Гуссерля относится к новоевропейской тенденции изгнания подлинно-сущего из сферы человеческого вопрошания, относится к ситуации, когда человек горд самим собой как «автономным культурным субъектом».
33. Фундаментальный вопрос: анализирует Гуссерль [сразу] некоторую данную открытость сущего или до того он ищет подлинно-сущее? Феноменология является философией ровно в той мере, в какой в ней жив поиск, пусть даже и в такой скрытой форме.
34. Легче разобрать явные «методы» философии, чем некие еще словно бы смутные, еще не перешедшие в собственно отчетливый метод фундаментальные установки, которые как бы образуют атмосферу данной философемы, некое почти неуловимое целое негласных предпосылок.
35. Относительно вещественно-содержательной установки феноменологии: ровно так же неверно быть «вещественно-содержательным», не установив, что есть вещность вещи (Sachheit der Sache), как и судить о познании, не применив его к вещи.
36. Антиспекулятивная установка Гуссерля как бегство от понятий, бегство от всеобщего к наиболее различенной «конкретике». Но «всеобщее — отдельное» — эта противоположность на деле не соответствует паре «спекулятивное» и «аналитическое».
37. Стремясь остаться верной своей заранее предпосланной «методической программе», феноменология Гуссерля тем самым оказывается ниже своего истинного философского уровня.
38. Пустующее место традиционной метафизики у Гуссерля занимает логика как «формальная онтология» (которая на самом деле никакая не онтология, а формальная теория предмета).
39. Гуссерль в своем истолковании искажает античную философию [, трактуя ее] как «науку», а платоновскую идею — как «идеализацию».
40. Почему в своих «Идеях...» Гуссерль предваряет начало сочинения, в котором речь идет о естественной установке и редукции, главой о факте и сущности? Из системных мотивов (Systemmotiven), которые не прояснены для него самого: в рамках естественной установки и характеризующего ее фундаментального объективизма имеется прежде всего объективизм наук, который показательным образом выражается в математике и логике (вообще в науках о сущностях).
41. Непосредственная установка не знает о своем непосредственном бытии, она считает себя абсолютной; фундаментальная задача философии — распознать и определить непосредственность как таковую и тем самым вывести из этой непосредственности увязшее в ней вот-бытие (Dasein), побудить его рефлектировать в самом себе. Непосредственная установка по отношению к миру (Welthaltung) (если оценить ее философски) — это застойное (stagnierende) понимание бытия, определенный застой «онтологического опыта».
42. Философствование Гуссерля начинается как критика психологизма (Брентано), позитивизма (Мах, Авенариус) и сциентизма (Вей-ерштрасс), (как а) подчеркивание интенциональной корреляции в логике, б) распространение понятия созерцания на все фундаментальные формы очевидности, в) противостояние: косвенности, опо-средованности, алгоритмической аббревиатуре). Но как раз в этой критике он еще остается привязанным к критикуемому; он так никогда и не освобождается от своих противников, они как соперники определяют круг его философствования. Гуссерль никогда уже не избавится от «проблемы наук»: обоснование наук — основной интерес его философствования, но, преследуя эту цель, он открывает «донаучную» сферу и в конце концов, возвращаясь в вопрошании
(rückfragend),— «абсолютное сознание», что выливается в «трансцендентальную» теорию науки, включающую все мирские науки.
43. Методически застывшее «феноменологическое исследование» = отражающаяся в форме максимы ограниченность беспонятийно-сти, глухое отвращение к понятию. Сущность понятия (Begriff) — в «ятии», схватывании (Begreifung), то есть в полагании изначально-проясняющего наброска.
44. В какой мере тезис (Гегеля), что философия сначала есть «предоставление (das Geben) своих понятий» (высказанный в отношении феноменологии Гуссерля), принципиально отличается от требования предваряющей критики познания как от некоего рода картезианского метода сомнения, так и от феноменологического анализа истоков «понятий»?
Предоставление понятий — это полагание понятий сущего, а именно не как субъективного представления о сущем, не касающегося сущего в себе, а как набросок онтологических фундаментальных понятий, лежащих в основе всякого различения сущего,— как сущего в себе, так и субъективного представления. Сомнение, когда оно доходит до этой степени, может быть действительным разочарованием в понятии, но слишком часто оно приводит только к критике чувственности, повторяющей античный скептицизм (правда, без его фундаментальной онтологической установки).
45. Открытость философии Гуссерля является столь же недостатком, сколь и достоинством: [есть ли она] показатель неспособности к систематике или же сохранение свободы (Freigehaltenheit) для системы [, возникающей из самих] вещей?
46. Не следует ли, прежде чем требовать реформы философии посредством феноменологических методов исследования, реформировать феноменологическое исследование посредством философии?
47. Идолы «феноменологического исследования»: идол беспредпо-сылочности, идол беспредрассудочности, идол непосредственной данности, идол метода эпохэ, идол предшествования имманенции, идол строгой науки, идол предельного обоснования.
48. Вопиющий предрассудок феноменологической дескрипции — это представление о простой данности до всякого суждения мышления как допредикативная основа суждений выражения.
49. Феноменология Гуссерля в своей фундаментальной установке представляет собой отказ от истории, неспособность к понятию, неисполнение задачи проектирования философией самой себя (Selbstaufstellung).
50. У Гуссерля нет наброска философии в качестве троякого проектирования себя (в том, что касается проблемы, типа знания, экзи-
стенциальной установки) и при этом есть «критика» философской нищеты наших дней, временами скатывающаяся до обывательского [протеста] против разноголосого многообразия [философских] систем.
51. Беспредпосылочность у Гуссерля — это формальная идея, которую он затем реализует в возвращении к прото-фактичности ego cogito, веря в то, что нашел более не нуждающуюся в обосновании (nicht mehr hintergehbare) предпосылку всего сущего.
52. Негативное отношение Гуссерля к самой идее философской системы имеет свое основание в том, что он понимал «понятие» как производное от созерцания, фундированное им, соотнесенное с ним.
53. Феноменология Гуссерля началась с борьбы против примата метода (в духе Марбургской школы), но также она началась и с введения метода отказа от методологической аргументации и загадок (Vexierfragen) из области критики познания, с претензии на непосредственное схватывание [всей] данной полноты действительности. Полемика Гуссерля против методизма имеет совсем другой смысл, чем гегелевская; для Гегеля само возражение Гуссерля было бы все еще слишком наивным: обращенность к самой вещи (Sachlichkeit) без понятия вещи!
54. Смутная общая форма феноменологического исследования: не методика как искусственно подготовленная установка познания, а беспристрастное, непредвзятое, но действительно созерцающее рассмотрение вещей, [стремление] дать первое и последнее слово самой вещи, получить и использовать свободный и неискаженный доступ к вещам, беспредрассудочное описание вещей именно так, как они сами себя в этом усмотрении показывают, без купюр и без добавлений, без истолкования и объяснения, чисто в меру их действительности.
К самим вещам — это могло бы быть императивом метафизики, понятым как поиск подлинно и действительно сущего. Но у Гуссерля лозунг феноменологии выражает поворот не к сущему, а к объекту в его данной данности, то есть отказ от метафизики, который интерпретируется как жажда действительности, полноты реальности.
Какой образ духа представляет собой это состояние сознания? Обманчивый образ непосредственности, простой регистрации просто-напросто наличного сущего, готовой для нас вещи. Вещность-содержательность вещи оказывается и неразъясненной, и непонятой. Говорят что-то вроде: сами понятия обладают непосредственностью некоего рода и просто-напросто данностью, представляют собой регион предметов «идеального рода бытия», фундированы и т.д.
55- В «Формальной и трансцендентальной логике» Гуссерля особенно явно оформилось характерное для него пересечение двух мотивов: 1) рефлексивное вопрошание от прямолинейной установки (Geradehin-Einstellung) назад к субъективной жизни; 2) возвращение в вопрошании от мира науки к жизненному миру и оттуда к трансцендентальному конституированию. При этом второй мотив относится к первому как его более радикальное повторение.
Первый уровень феноменологии — это уравнивание всех оче-видностей; освобождение от традиционного нормативного идеала математически-логической очевидности. [Имеет место] возвращение к сознанию, коррелятивному предмету сознания (о нем); «анонимность субъективной жизни» = модус негативности внимания; непосредственная рефлексивная понятность (воспринимаемость) субъективной жизни = «статическая феноменология».
Второй уровень: усмотрение сокрытого порядка фундирования очевидностей в возвращении к застывшей и осевшей (sedimentierte), забытой истории смыслообразования, лежащей в основе предметного бытия логико-математических смысловых предметов = «генетическая феноменология».
Генетическую феноменологию Гуссерля и поставленные в ней проблемы стоит строго отделить от известных в психологизме проблем: «истока представления пространства», «представления вещи», «представления времени» и подобных. Так, эмпирик в качестве сущего всегда уже полагает то, психологический исток чего он хочет найти. Гуссерль методически пресекает это «полагание в качестве сущего» и, с одной стороны, преодолевает (в фантастической метафизике субъективности) психологистскую проблему, а с другой стороны, застревает на более утонченной форме этой проблемы.
56. Чаще всего, когда представляют образ Гуссерля, выхватывают только один из трех моментов [духовной] среды, обставлявших его неисторический (в смысле истории философии), но вполне определенный в смысле истории духа выход [на арену], скажем, только интенциональность, или же [только] возврат к данному, или усмотрение сущности, или сциентистский стиль. Но именно взаимное влияние позитивизма, психологизма и сциентизма и составляет дофилософский габитус феноменологии. Так, например, у Гуссерля есть позитивистская теория интенциональности (даже с сильными сенсуалистскими мотивами), интенционалист-ская интерпретация «данности», сциентистская теория интенциональности. Все три момента в постоянной трансформации и преобразовании! Идея самоданности преобразуется в «исходное сознание», затем в исходное конституирование; идея науки пре-
терпевает поворот от объективистской к субъективистской идее науки; идея интенциональности преобразуется в конституирова-ние. Регрессии (Rückfälle) к исходным позициям и соответствующие оправдательные обоснования постоянно случаются с Гуссерлем именно в форме «рецидивов (Rückfälle)».
CRITIQUING HUSSERL: ELEMENTS
Eugen Fink (1905-1975). German phenomenologist, Edmund Husserl's and Martin Heidegger's disciple. After the war he became a professor at the University of Freiburg in Breisgau. A 20-volume edition of his writings is currently being prepared for publication.
Keywords: phenomenology; critique; Eugen Fink; Edmund Husserl; presuppositionlessness; description; analysis; speculation.
Abstract: In his work Critiquing Husserl: Elements, Eugen Fink reviews the main hurdles encountered by phenomenologi-cal research in philosophy. Among these hurdles he lists the interweaving between moments of description, analysis and speculation; the outer-philosophical presuppositions conflicting with the claim of presuppositionlessness; the non-thought relation to the philosophical tradition; contradictions between the philosophical project and the practiced method; idols (or operative concepts) of phenomenological research, such as "immediate givenness," "prepredicative experience," "rigorous science," "ultimate foundation." Elements touched upon in this work include fifty-six aphorisms that are to serve as the foundation of a "Treatise on Phenomenological
Research." They mark a transition period in Fink's thought (1939-1946). During this period he left behind collaboration (intellectual "symbiosis") with Husserl (1928-1938), within the framework of which many original Finkian themes were developed (for example, ideas about the "meontic" nature of subjectivity, a speculative and constructive supplement to Husserl's project), and moved towards his own project of philosophical cosmology (1947-1975). Of special interest is the fact that in 1940, Fink, while trying to overcome the limitations of phenomenological philosophy, began to rely not on his own philosophical project (which is yet to develop), but mainly on Heidegger's (and sometimes also Hegel's) critiques of Husserl. In this work, Fink is still engaged in the phenomenological project, yet he tries to move beyond the ideas of this tradition's founding father. This stance explains the unexpected harshness of some of Fink's formulations, such as "is not worth a dime philosophically," "boring descriptions," "flagrant presupposition of the phenomenological description," etc. In addition, we should remember that this text is compiled from Fink's private notes rather than from his speeches or published treatises.
Дискуссия
Евгения Шестова. Преподаватель, кафедра современных проблем
философии. E-mail: [email protected]. Анна Шиян. Доцент, Учебно-научный центр феноменологической
философии. E-mail: [email protected]. Анна ЯмпольскАя. Профессор, кафедра современных проблем философии. E-mail: [email protected].
Российский государственный гуманитарный университет (РГГУ). Адрес: 125993, Москва, Миусская пл., 6
Виталий Куренной. Руководитель, профессор, Школа культурологии,
факультет гуманитарных наук. E-mail: [email protected]. Георгий Чернавин. Доцент, Школа философии, факультет гуманитарных
наук. E-mail: [email protected]. Григорий Юдин. Старший научный сотрудник, Лаборатория экономико-социологических исследований. E-mail: [email protected].
Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики» (НИУ ВШЭ). Адрес: 101000, Москва, Мясницкая ул., 20
Михаил Маяцкий. Научный сотрудник, гуманитарный факультет, Лозаннский университет. Адрес: Université de Lausanne, CH-1015 Lausanne, Switzerland. E-mail: [email protected].
Михаил Белоусов. Доцент, кафедра социологии управления, Российская академия народного хозяйства и государственной службы службы при Президенте РФ (РАНХиГС). Адрес: 119571, Москва, пр-т Вернадского, 84, корп. 3. E-mail: [email protected].
Андрей Паткуль. Старший преподаватель, кафедра онтологии и теории познания, Институт философии, Санкт-Петербургский государственный университет (СПбГУ). Адрес: 199034, Санкт-Петербург, Менделеевская линия, 5. E-mail: [email protected].
Ключевые слова: феноменология; критика; феноменологический метод; редукция; история философии; рецепция.
Предметом организованной журналом дискуссии стал набросок Ойгена Финка «Элементы критики Гуссерля» к обширной утраченной рукописи. Участники отметили как ценность документа, так и его методологические изъяны, помешавшие автору вывести феноменологию на более высокий
(чем критикуемый) уровень. Евгения Шестова выделила вопрос о соотношении интенционального анализа и философской спекуляции, а также проблемы феноменологического описания и данности. По мнению Георгия Чернавина, различия между учителем и учеником восходят к различному
характеру пафоса, страсти в их феноменологической работе, в различиях в их «интеллектуальном беспокойстве». Анна Ямпольская считает, что «Элементы» разрушают миф о Финке — верном ученике Гуссерля, хотя в некотором ином смысле он верен, но «самим вещам», согласно известному феноменологическому девизу. По Виталию Куренному, линию фин-ковой критики можно было бы легко продолжить, например расширить круг «источников» феноменологии. Но преодолел ли Финк Гуссерля? Указал ли он путь в развитии феноменологии? Критика разочаровывающе замыкается все на ту же задачу «распутывания сознания». Продуктивным может быть, считает Андрей Паткуль, сравнение феноменологий Гуссерля и Гегеля, которые, каждая по-своему, претендуют на абсолютность. Обе
показывают невозможность реализации философской программы, нацеленной на научность. Михаил Белоусов расценивает финкову критику как несостоятельную, а ее «аргументы» — как необоснованные постулаты. Финк, как уверена Анна Шиян, не учитывает эволюции понятий феноменологии, беря их в статике. В своих упреках Гуссерлю Финк часто некритично перенимает хайдеггеровские элементы, например необоснованно нападает на Гуссерля за обращение только к сознанию при игнорировании мира. Финк, как полагает Михаил Маяцкий, стоял перед дилеммой: быть верным Гуссерлю или феноменологии — и выбрал второе. В споре ученика и учителя Григорий Юдин видит различие философских позиций: незаинтересованный зритель (Гуссерль) vs человек (исторического) проекта/наброска.
