CC BY-NC-ND
81
Е.А. Шестова
ПРОБЛЕМА ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНОГО ЯЗыКА в VI картезианской МЕДИТАЦИИ О. ФИНКА
В статье рассматривается выделенная О. Финком «проблема трансцендентального языка». Кратко описывается гуссерлевская идея языка науки, от которой отталкивается Финк. Для прояснения контекста излагаются основные положения У1 Картезианской медитации, в которой Финк работает над феноменологией феноменологического метода.
При этом Финк наталкивается на невозможность идеальной дескрипции опыта трансцендентальной жизни. Исследование недостаточности языковых средств приводит Финка к тому, что он начинает рассматривать язык не как инструмент, но как среду выражения.
В завершение статьи намечаются перспективы дальнейшего рассмотрения проблемы языка феноменологии с опорой на выделяемое Финком «динамическое» соотношение слова и понятия.
Ключевые слова: трансцендентальная феноменология, феноменология феноменологии, трансцендентальный язык, предикация, понятие.
В данной статье мы намерены рассмотреть проблему языка феноменологии в том виде, в каком ее ставит ученик Э. Гуссерля Ойген Финк, обозначая как «проблему трансцендентального языка». Мы проследим, почему язык феноменологии становится проблемой для Финка, как связана эта проблема с пониманием Финком феноменологического метода и к каким выводам он приходит в У1 Картезианской медитации.
Прежде всего заметим, что к пониманию проблемности языка феноменологии Финк приходит в процессе совместной работы с Э. Гуссерлем (тот, впрочем, как раз считал, что трудностям феноменологического языка Финк придает слишком большое значение1). В работах Гуссерля теме языка и в самом деле уделяется не слишком много внимания: подробнее всего вопросы устройства
© Шестова Е.А., 2015
и функционирования языка рассматриваются в «Логических исследованиях»2 (1901), также затрагиваются вскользь в «Идеях I», «Картезианских медитациях» и «Кризисе европейских наук...». Еще одно пространное высказывание о роли языка мы встречаем в «Начале геометрии» (поздняя работа Гуссерля, опубликованная О. Финком в 1939 г. как приложение к «Кризису»).
При этом основные черты гуссерлевской концепции языка сохраняются на протяжении всего его творчества, в поздних работах он незначительно изменяет свою изначальную позицию. В «Логических исследованиях» Гуссерль рассматривает не язык сам по себе, не повседневное использование языка, но язык в перспективе понимания феноменологии как «научной философии» и теории познания. И в этом рассмотрении сущность языка уже предопределена. Собственно анализ языка имеет для Гуссерля служебное значение, язык понимается как средство выражения теоретического знания, которое представляет собой совокупность идеальных логических значений, как способ явления логических сущностей. Гуссерль отрицает самостоятельность языковой сферы. Сущностью языка является язык науки, долженствующий отражать логические структуры, и устроен этот язык должен быть по законам логики - и Гуссерль выдвигает идею «чисто логической грамматики», лежащей в основе каждого конкретного языка.
Соответственно, Гуссерль не ставит вопроса о специфике языка феноменологии - он будет одним из случаев языка науки. Отличие понятия от слова - не качественное; понятие должно быть словом par excellence, в наиболее очищенной форме, сохранять максимальную чистоту выражения и сводить на нет физическую сторону языкового знака, его историчность, контекстуальность, случайность. Но способ работы языка остается прежним - собственно, именно от представления о работе языка Гуссерль и хочет избавиться или по меньшей мере свести ее к минимуму.
Такое понимание языка подвергают критике уже ближайшие ученики и последователи Гуссерля, среди которых и Ойген Финк.
Постановка О. Финком проблемы трансцендентального языка
Тему языка философии (феноменологии) О. Финк впервые поднимает в VI Картезианской медитации, а впоследствии, в 1957 г., пишет статью «Оперативные понятия феноменологии Гуссерля», где развивает свою точку зрения. И в VI Медитации, и в упомянутой статье, когда речь идет о языке феноменологии, он ис-
пользует выражение «трансцендентальный язык» - его мы и возьмем в качестве отправной точки.
Прежде всего посмотрим, в каком случае, по мнению Финка, в феноменологии обнаруживается проблема трансцендентального языка. В VI Медитации Финк своей задачей видит создание «трансцендентального учения о методе», т. е. феноменологии самой феноменологии; темой этой «феноменологии второго порядка» становится феноменологическая деятельность. Соответственно, о языке в первую очередь говорится в перспективе «предикации», а также «экспликации» феноменологической деятельности, и именно на этой задаче языка сосредоточено исследование Финка, именно в ходе ее выполнения и выявляется проблема трансцендентального языка.
Первоначально возникновение проблемы трансцендентального языка Финк связывает с появлением новой сферы, нуждающейся в описании, а именно сферы трансцендентальной жизни. Но это не просто открытие нового региона вещей мира, для описания которого нужно придумать новые термины - это открытие опыта сущностно иного рода. И здесь Финк говорит не о поиске новых слов, но о поиске нового способа описывать, обращает внимание на сам способ образования философских (феноменологических) понятий, равно как и на работу языка, которая осуществляется в этих понятиях.
Прежде всего, описание феноменологической деятельности дает нам опыт недостаточности языковых средств: возможности языка оказываются ограниченны, идеальная, соразмерная опыту дескрипция, считает Финк, становится невозможной. И в тот момент, когда язык перестает быть адекватным инструментом для описания опыта, мы его и замечаем, обнаруживаем. Язык попадает в поле нашего зрения в тот момент, когда не справляется с задачей, которую мы на него возложили. Здесь важно и то, как Финк ищет преодоления этого «отказа», и то, что в результате такого преткновения видна работа языка. Проблема трансцендентального языка - это своеобразно обнаруживающаяся в феноменологии проблема работы языка.
Именно вопрос о том, как создаются и функционируют философские понятия, впервые, с точки зрения Финка, и обращает нас по-настоящему к вопросу о языке - недаром он говорит не о концепции, но о проблеме трансцендентального языка. В повседневной жизни (в естественной установке) мир всегда уже «обговорен и словесно изложен»3. Человек живет в языке, как в среде, позволяющей выражать смысл и понимать его. Среда эта для живущего в естественной установке человека прозрачна (или по крайней мере кажется таковой) - во всяком случае, принципиальных проблем с выражением у него не возникает. Эту «прозрачность» обеспечивает
то, что смыслы седиментируются, осаждаются в языке; седименти-рованные смыслы фиксируются и срастаются со словами. Ключевым термином для обозначения действия языка у Финка становится не «выражение», а «предикация». Предикацией именуется и изложение опыта, и логическая операция над данными опыта, которая делает возможными их языковое выражение. Финк называет предикацию «собственным, присущим конституирующему Я способом конституирования»4. Предикация всегда происходит в среде языка, язык же всегда предикативен. В результате возникает впечатление, что все уже поименовано, что языковое выражение адекватно отражает опыт, что в словах нет недостатка5. Конституирующая деятельность человека, в том числе и работа языка, не замечается человеком в естественной установке, так что обыденная жизнь его движется среди «уже готовых» смыслов.
И только необходимость описания того, что находится вне естественной установки (как пишет Финк, «за пределами ситуации, в которой человеческий язык обитает как именование вещей, взывание к богам, разговор с другим человеком»6), заставляет нас усомниться в этой схеме. Мы натыкаемся на язык как на препятствие. И от наивного восприятия языка как инструмента, орудия Финк переходит к описанию языка в терминах среды, среды смысла, имеющей определенную плотность, языка как медиума понимания.
Чтобы понять яснее исходную постановку проблемы трансцендентального языка, рассмотрим подробнее VI Картезианскую медитацию. Один из ключевых вопросов формулирует сам Финк в «Оперативных понятиях феноменологии Гуссерля»: «Может ли он [феноменолог] иметь в своем распоряжении LOGOS в том же смысле, как и прежде?»7 Почему при описании феноменологической деятельности нам недостаточно языка естественного?
VI Картезианская медитация: трансцендентальное учение о методе как контекст проблемы трансцендентального языка
Рассмотрим подробнее, какова же ситуация «отказа» языка, на которую наталкивается Финк в описании феноменологической деятельности8. Темой «трансцендентального учения о началах», говорит Финк в VI Медитации, является конституирование мира9, а субъектом его - невовлеченный наблюдатель, трансцендентальный субъект, который при совершении редукции заключает мир в скобки, обнаруживает себя существующим вне мира и
не являющимся частью предметного мира. Темой же «трансцендентального учения о методе» становятся феноменологические процедуры, которые, собственно, и создают феноменологический метод, открывая саму возможность феноменологии; и прежде всего это вопрос о феноменологической редукции - и о невовлечен-ном наблюдателе10. Точнее сказать, феноменологический наблюдатель является и темой, и субъектом - но в вопрошании о нем и о его деятельности Финк считает необходимым вернуться от рассмотрения деятельности по конституированию мира к вопросу о начале феноменологии.
Неверно было бы считать VI Медитацию сочинением «схоластическим» - мы видим в ней попытку в очередной раз вернуться к продумыванию двух существеннейших вопросов, двух граничных ситуаций: как начинается философское мышление11 и как оно «выходит в мир»; как феноменолог входит в философскую установку - и как мысль его может быть высказана, а затем понята другими людьми12. Вот почему Финк говорит не столько о «технике» редукции, сколько о проблеме и парадоксальности ее, не о правилах использования языка, а о проблеме языка. И наш интерес к вопросам функционирования языка как раз способствует тому, чтобы увидеть в тексте Финка не техническое изыскание, но рассмотрение живого философствования.
Итак, Финк начинает VI Медитацию с того, что феноменологический наблюдатель становится темой для самого себя в процессе специфической рефлексии. Финк (вместе с Гуссерлем) говорит о расщеплении13 трансцендентального Я: на «конституирующее Я» и «Я, осуществляющее феноменологическую деятельность», или «теоретизирующее», - и учение о методе рассматривает именно деятельность этого второго Я.
Главное, что говорит Финк: подобная обращенность на собственную феноменологическую деятельность - это не просто еще один уровень философской рефлексии («еще один» - так как феноменологический наблюдатель представляет собой уже рефлективную по отношению к конституированию мира позицию). «То, что феноменология не [является] ни самоотнесенной, ни не-самоотне-сенной, - в этом как раз и состоит специфическая трудность в понимании трансцендентального учения о методе»14. В этом смысле феноменологию нельзя сравнить ни с психологией, в которой все итерации рефлексии происходят внутри одного и того же региона бытия, так что нет принципиальной разницы между осмыслением какого-либо душевного движения и осмыслением этого осмысления; ни с позитивными науками, например ботаникой, в которой
предмет науки (растение) и его изучение, способ тематизации (занятия ботаникой) имеют принципиально различный бытийный характер.
Трансцендентальное бытие не только «обнаруживается» и открывается в исполнении феноменологической редукции, но и расширяется до трансцендентального бытия, которое как таковое не гомогенно по своей бытийной природе бытию, открытому в редукции. Другими словами, исполнение феноменологической редукции создает расщелину в поле трансцендентальной субъективности, совершает разделение трансцендентального бытия на две гетерогенные сферы15.
Возникает новый модус сознания («сфера», как выражается Финк), который отличается не просто функционально - Финк указывает на его особый бытийный статус, который именует «ме-онтическим»16.
Все вещи в мире отмечены статусом сущих, так же как и понятые психологически акты нашего сознания - однако сфера, в которой происходит феноменологическая деятельность, не соотнесена с миром; философия не участвует в конституировании мира. Финк подчеркивает это принципиальное бытийное отличие: собственно, оно как раз отличает феноменологическую философию от психологии. В психологической рефлексии над «внутренним восприятием» у нас уже есть представление о «сознании», «душе» и «духе» как сущем среди другого сущего, тогда как только в редукции они ставятся под вопрос и открывается измерение трансцендентальной жизни, которое учение о методе осознает как меонтическое.
В совершении редукции мы, таким образом, не просто открываем жизнь сознания, направленную на мир и конституирующую его, но и «расширяем» ее, так что она становится неоднородна в бытийном смысле. Вместе с тем здесь нельзя говорить и о возникновении полностью новой сферы сознания. Отметим, что Финк говорит о появлении именно разделения, т. е. одновременно связанности и отталкивания. Недаром он использует слово «меонтический» - напомним, что греческое «цп» не означает полного отрицания, но всегда только отрицание частичное, неполное или условное, выражает колебание. Это не просто «небытие», а скорее «не такое бытие», «бытие не в этом смысле».
Проблема же в описании феноменологической деятельности, т. е. этой меонтической сферы сознания, повторимся, заключается в том, что язык (и тут мы согласимся с Финком) складывается в повседневной жизни, в естественной установке, в которой мы всегда говорим о сущем. Мало того, язык является «присущим [консти-
туирующему Я] способом конституирования»17. Язык участвует в конституировании сущего, т. е. высказывание как бы придает своему предмету статус так или иначе существующего. И если говорить о философствовании, о феноменологической деятельности, имеющей иной бытийный статус, обнаруживающей как раз отторгну-тость от мира, то тут мы можем столкнуться со сложностями и даже с невозможностью точной дескрипции.
И в ранней работе «Проблема феноменологии Эдмунда Гуссерля», и в поздних статьях, собранных в книгу «Nähe und Distanz», Финк говорит о невозможности до-предикативного18 схватывания сущего в естественной установке, о «незаметной оформленности, которую вещи и все, что вообще есть, еще в незапамятные времена получили со стороны языковой сферы смысла»19. Однако в VI Картезианской медитации предметом исследования является не сущее, но опыт феноменологической деятельности, которая, как выясняется, такой оформленности не имеет. У нас нет адекватного языка для того, чтобы описать, что происходит в философии (в феноменологии) как деятельности. Этот опыт (сфера трансцендентальной жизни) обнаруживается как допредика-тивный - иначе не возникало бы проблемы с описанием.
Мало того, феноменологическая деятельность и не должна быть конституирована так же, как конституируется сущее. Попытка говорить о трансцендентальной жизни так же, как о сущем, приводит к «обмирщению» ее, к пониманию ее по образцу внутримирового сущего. Как пример такого несоответствующего понимания Финк приводит прочтение гуссерлевских «Идей» (и с этим уточнением соглашается в примечаниях и сам Гуссерль): термины «сознание», «поле» и «регион чистого сознания» пришли из психологии. В тексте же Гуссерля они используются только по необходимости, и то, что «ни в коем случае нельзя брать их в их мирском значении - все это осталось скрытым от понимания большинства читателей "Идей", так что они так и не добрались до собственно трансцендентального смысла»20.
Дальнейшее рассмотрение проблемы трансцендентального языка О. Финком
В рассматриваемой нами VI Картезианской медитации Финк только поднимает проблему трансцендентального языка, ставит ее как проблему. Он не только не дает позитивного решения этой проблемы, но утверждает, более того, что трансцендентальный язык не существует и существовать не может, что адекватная дескрипция феноменологического метода невозможна. «Идея трансценден-
тального языка, который не нуждался бы в посредничестве языка естественного, сама по себе бессмысленна»21.
Слово естественного языка может только указать, отослать к трансцендентальному смыслу, причем способ этой отсылки будет отличаться от способа связи слова и значения в естественной установке. Основание для возможности такого указания Финк видит в «живом аналогизирующем сродстве»22, которое существует между словом естественного языка с его отнесенным к сущему значением и трансцендентальным, до-бытийным значением. Это «живое» или, как пишет Финк дальше, «динамическое» соотношение слова и понятия принципиально отличается от статического соотношения, существующего между внешней стороной и значением естественного слова23. Нам кажется, что именно это понимание станет основой дальнейшей разработки Финком проблемы языка феноменологии в статье «Оперативные понятия феноменологии Гуссерля». Мы упомянем об этом, чтобы очертить перспективу исследований Финка.
В статье об оперативных понятиях Финк обозначает свой предмет как философский язык, и это уже не только язык феноменологии; к текстам же Гуссерля, как говорит Финк, он обращается в этой статье во многом потому, что феноменология как раз и занимается различением в опыте тематического и оперативного24. Соответственно, можно ожидать, что точно так же будут прояснены и отграничены феноменологические понятия - тем более что сам Гуссерль ставит это своей целью. Однако Финк тут же приводит примеры «оперативных понятий» в гуссерлевских текстах и особо отмечает, что оперативными являются в том числе и такие центральные для Гуссерля понятия25, как феномен, эпохе и редукция, конституирование и исполнение/ свершение (Leistung).
Финк уже не выделяет отдельно сферу феноменологических дескрипций - утверждаемый в статье оперативный характер понятий более или менее свойственен всякому философскому изложению, а не только феноменологическому26. Однако при описании феноменологической деятельности это проблемное затенение27 (принципиальная невозможность полностью прояснить понятия, что противоречит стремлению Гуссерля к полноте дескрипций) как раз становится заметным, демонстрирует и подтверждает неустранимость «оперативности» любого понятийного описания. Как бы мы ни старались, прояснение предметных, тематических понятий невозможно вне определенной среды мышления28, которой, с точки зрения Финка, и является язык. Можно сказать, что пробле-
ма трансцендентального языка теряет здесь свою остроту. Финк подчеркивает как раз то, что «отказ» языка мы не просто упускаем из виду - сам этот опыт недостаточности языковых средств самим же языком и преодолевается. Если в VI Картезианской медитации Финк делал упор на возникающие сложности выражения, то в более поздней статье скорее рассматривает их как особенности, присущие философскому выражению вообще.
Финк приходит к новому пониманию соотношения слова и понятия, отличному от гуссерлевского. Понятие связано со словом естественного языка, и эта неразрывная связь в то же время подчеркивает инаковость понятия, его особый статус. В дальнейшем нам представляется наиболее интересным исследовать позитивный аспект «затенения», плодотворность такого понимания языка для феноменологической работы.
Примечания
5
1 См. предисловие Финка к докторской диссертации (Habilitationssarbeit): Fink E. VI. Cartesianische Meditation // Husserliana-Dokumente. Bd. II/I / Hrsg. von H. Ebeling, J. Holl und G. van Kerckhoven. Dordrecht; Boston; L., 1988. S. 183.
2 I Исследование второго тома целиком посвящено прояснению природы знака, соотношения выражения и значения, в IV исследовании рассматривается вопрос о «чисто логической грамматике».
3 Fink E. Das Problem der Phaenomenologie Edmund Husserls // Fink E. Studien zur Phänomenologie. 1930-1939. Den Haag, 1966. S. 183.
4 Fink E. VI. Cartesianische Meditation. S. 95. Такое понимание Финком того, как работает язык в обыденной жизни, мы находим в его ранних статьях. «Прозрачная среда» представляет собой, собственно, и не среду, а просто осмысленные слова, о строении же высказывания Финк не ведет речи. Позже Мерло-Понти также будет говорить о «среде языка» (имея в виду обыденный язык), но понимание этой «среды», действия языка у него будет принципиально иным.
Финк О. Оперативные понятия феноменологии Гуссерля // Ежегодник по феноменологической философии РГГУ (I) / Пер. А.А. Шиян. М., 2008. С. 378. Там же. «Прежде» - т. е. в ситуации нормального, обыденного употребления языка.
Этим словосочетанием мы переводим неоднократно используемое Финком понятие «das Phänomenologisieren».
«Исчерпание появившегося у нас в результате первичного философского акта редукции "бытия", обзор его самых общих структур, освоение и предваритель-
ная дескрипция редуктивной данности трансцендентальной жизни...» (Fink E. VI. Cartesianische Meditation. S. 5).
10 «Феноменология феноменологической редукции - это первая проблема трансцендентального учения о методе; и притом «первая» не только как необходимо вводная, но как фундаментальная проблема. <...> феноменология феноменологической редукции имплицитно уже содержит в себе все трансцендентальное учение о методе» (Fink E. VI. Cartesianische Meditation. S. 33).
11 «.основание возможности философствовать - это <...> не что иное, как совершение феноменологической редукции» (Fink E. VI. Cartesianische Meditation. S. 4).
12 «.принципиальный вопрос, может ли вообще сущностное содержание феноменологии быть понято с точки зрения мирской, т. е. не исполнившей феноменологическую редукцию, философии» (Fink E. Die Phänomenologie Philosophie E. Husserls in der gegenwärtigen Kritik // Fink E. Studien zur Phänomenologie. S. 81). Вопрос этот Финк задает неоднократно и в VI Медитации, и в ранних феноменологических статьях, вошедших потом в сборник «Studien zur Phaenome-nologie. 1933-1939», что подчеркивает, на наш взгляд, как важность понимания редукции, так и важность вопроса о языке, указывая на связь двух этих тем.
13 Он все же неоднократно подчеркивает, что это не просто разделеннность, но «противоположность в пребывании самоидентичным», раздвоенность внутри единой трансцендентальной жизни (см.: Fink E. VI. Cartesianische Meditation. S. 25 ff.).
14 Fink E. VI. Cartesianische Meditation. S. 25.
15 Ibid. S. 22.
16 «Не итерация философской рефлексии до степени феноменологии феноменологии является здесь сущностным, но апория: является ли "сущим" (и каким именно образом) сам горизонт, из которого в конечном счете должно пониматься "бытие".» (Предисловие к докторской диссертации (Habilitationsarbeit), Fink E. VI. Cartesianische Meditation. S. 184).
17 Fink E. VI. Cartesianische Meditation. S. 95.
18 Для него это равно до-языковому.
19 Fink E. Das Problem der Phänomenologie... S. 192.
20 Ibid. S. 48.
21 Ibid. S. 107.
22 Ibid. S. 97.
23 С пониманием Финка этого соотношения как статичного мы не можем согласиться - по всей видимости, оно берет начало в идущем от Гуссерля требовании «научности и однозначности» выражения, а значит, по большому счету, так можно охарактеризовать только научный язык. Финк же говорит здесь о языке вообще.
24 «"Как видит Гуссерль противоположность и напряжение между 'темой' и средой понимания?" На это мы можем ответить, что его основополагающий метод
"феноменологической редукции" как раз и занят этой противоположностью» (Финк О. Оперативные понятия феноменологии Гуссерля. C. 369. Перевод изменен).
25 Финк О. Оперативные понятия феноменологии Гуссерля. С. 379.
26 «Затенение есть сущностный признак конечного философствования», - пишет Финк (Финк О. Указ. соч. С. 379).
27 Verschattung - термин Финка. Имеется в виду, что при формулировании какого-либо понятия мы всегда ведем рассуждение в среде языка, посредством не проясненных полностью понятий и слов. Есть то, что находится в луче нашего мышления, метафорически описывает Финк, а то, посредством чего мы это проясняем, как раз и остается «в тени», оно берется в уже существующем виде и не разъясняется специально.
28 «Мышление (взятое в философском смысле) - это бытийно-понятийное постижение действительности мира и внутримирового сущего. Мышление удерживает себя в стихии понятия» (Финк О. Указ. соч. С. 365. Выделение наше. - Е. Ш).
