CC BY
33
УДК 340.12 ББК 87
Рожковский Виталий Борисович Rozhkovsky Vitaly Borisovich
профессор кафедры гуманитарных и социально-экономических дисциплин Ростовского юридического института МВД России доктор философских наук, доцент.
Professor, the Department of Humanities and Socio-Economic Disciplines, the Rostov Law Institute of the Ministry of Internal Affairs of Russia, Doctor of Philosophy, Associate Professor. E-mail: [email protected]
ЭКЗИСТЕНЦИАЛИСТСКИЙ ПОДХОД К ПОНИМАНИЮ ПРАВА И ХРИСТИАНСКИЕ НРАВСТВЕННО-ПРАВОВЫЕ ЦЕННОСТИ
The existentialist approach to the understanding of law and christian moral and legal values
В статье проводится сравнительный анализ экзистенциалистского подхода к пониманию субъекта права и русской философии права. Анализируется потенциал христианских нравственно-правовых ценностей, связанных с идеей кеносиса в отношении индивидуального и социального бытия человека, для реализации принципа интерсубъективности в праве.
Ключевые слова: экзистенциалистский подход, русская философия права, субъект права, христианские нравственно-правовые ценности, кеносис, кенотический характер права, принцип интерсубъективности в праве, справедливость, сострадание, жертвенность, любовь.
Среди современных интерпретаций права актуальное значение сохраняет традиция акцентуации внимания на реальном субъекте права - человеческой личности, совершающей правовой поступок, обращение к самому человеку, «активно включенному в общественную и правовую действительность, к субъективной репрезентации им юридических процессов, а также иных явлений социальной реальности» [1]. Речь идет об экзистенциалистском подходе к праву (Э. Фехнер, В. Майхо-фер, М. Мюллер, К. Коссио и др.), выработанном в XX веке под влиянием идей экзистенциальной философии и противостоящим такому правовому подходу, в котором правовая реальность недостаточно соотносится с уникальным внутренним миром личности, с ее естественными правами и свободами.
Достоинство экзистенциалистского подхода заключается в его гуманистическом характере, который проявляется в требовании преодоления духовного отчуждения личности от
The article presents a comparative analysis of the existentialist approach to the understanding of the subject of law and the Russian philosophy of law. The article analyzes the potential of Christian moral and legal values associated with the idea of kenosis in respect of the individual and social human being, for the implementation of the principle of intersubjectiv-ity in law.
Key words: existentialist approach, Russian philosophy of law, subject of law, Christian moral and legal values, kenosis, kenotic nature of law, the principle of intersubjectivity in law, justice, compassion, sacrifice, love.
объективного права, в доказательстве «несводимости права к системе юридических норм или принципов» [1]. Представители экзистенциалистского подхода говорят о существенном значении «права, переживаемого» личностью, о рождении естественного права как «подлинного права» в «пограничных ситуациях», где человек ощущает и осознает собственную правду права, принимает решение и осуществляет поступок, исходя из собственной «самости» или осознанной «индивидуальной нормы поведения» (К. Коссио) [2, с. 81].
При этом, однако, коренной недостаток экзистенциалистского подхода связан с невозможностью выдвинуть надежный критерий, отличающий субъективное переживание собственных притязаний на правду права и акт свободного участия личности в решении, имеющем правовое значение, от ситуативного решения и несправедливого притязания, а значит и антисоциального произвола в трактовке права. На это указывает ряд современных российских ученых
(В.С. Нерсесянц, В.А. Четвернин, К.А. Тугана-ев и др.) [1]. Действительно, право, «переживаемое» (тем или иным человеком), может представать в качестве действенного источника справедливого поступка в отношении других людей, социума - далеко не всегда, и лишь в том случае, если личность обладает развитым правосознанием и правовой культурой. В свою очередь, правосознание и правовая культура укоренены не просто во внутреннем мире личности, а в исторически развивающемся сознании личности, связанном с особенностями той или иной культуры, с присущими ей нравственными императивами и ценностями, религиозными и национальными традициями, с опосредуемым бытием объективного права (законов и др.).
Экзистенциалистский подход к праву в определенном смысле можно коррелировать с русской философско-правовой традицией (В.С. Соловьев, П.И. Новгородцев, И.А. Ильин и др.), где большое значение придавалось личностно-ценностным основаниям права, в особенности созиданию личностью позитивного опыта правосознания. При этом признание ценности реализации уникальной субъективной свободы в праве дополнялось обоснованием сакрального (религиозного) его источника, глубинной религиозно-онтологической природы объективного права (генетической и содержательной зависимостью человеческих норм и законов от Божественного Закона), а также духовно-социальной «предметностью» права (И.А. Ильин), направленного к воплощению идеала социальной справедливости и благополучия.
Так, возможность созидания позитивного правосознания и правовой культуры для И.А. Ильина состояла в возрождении связи их с духовно-религиозным опытом личности и общества, с принятием как отдельным человеком, так и социумом высших христианских нравственных ценностей. В этом плане русская философско-правовая традиция сближалась с идеями религиозного экзистенциализма, но в большей степени «подпитывалась» ими в его отечественном (прото-)варианте - в частности, через влияние творчества Ф.М. Достоевского. Достаточно упомянуть его известный нравственно-правовой пассаж (высказанный в разных вариациях персонажами из произведений «Братья Карамазовы» и «Бесы»): «Если Бога нет, то все позволено», ставший одним из начальных тезисов всей философии экзистенциализма. Или суждение: «Если б кто мне доказал, что Христос вне истины, и действительно было бы, что истина вне Христа, то мне лучше хотелось бы оставаться со Христом, нежели с
истиной» [3], подспудно заключающее в себе религиозно-экзистенциальную критику се-кулярных философских концепций «истины», а заодно и основанных на них этических и правовых теорий «справедливости». Практически невозможно было бы понять мотива-ционно-ценностную сторону решений и поступков главного героя произведения «Преступление и наказание» Раскольникова без учета своеобразного проживания им христианских нравственных ценностей. Ф.М. Достоевский показал сложный психологический процесс христианского преображения главного героя -от взращивания в глубине его души попытки греховного самостояния («право имею» на убийство) и революционно-анархистских устремлений, приведших к преступному деянию, до раскаяния, добровольного признания вины и дальнейшей христианской «метанойи» его жизненного мира. В соответствии с экзистенциалистским подходом к праву, сознание собственной «правды» героев произведений Ф.М. Достоевского всегда личностно уникально и проживается в «пограничных ситуациях» выбора между добром и злом, в борьбе за осуществление подлинной экзистенции. При этом, в отличие от современных экзистенциалистских концепций права, сознавание героями произведений Ф.М. Достоевского своих поступков не ограничено ощущением некоторых «индивидуальных норм» или применением секулярных априорных максим морали индивида в социальных отношениях (как, например, в понимании социально-правовых отношений В. Майхофером). Это сознание обращено к религиозно-нравственным ценностям, имеющим сакральный источник и впечатленным в сознание человека благодаря причастности его к определенному духовно-национальному историческому опыту.
Нравственные религиозные (христианские) ценности могут служить и исторически служили социокультурным основанием правовых норм. По мнению же русского философа права И.А. Ильина, именно христианские ценности придают праву онтологическое обоснование и оправдание, определяют его сущность. Согласно «Основам социальной концепции Русской Православной Церкви», «исторически религиозное и светское право происходят из одного источника и долгое время являлись лишь двумя аспектами единого правового поля» [4]. Разрыв данного «единого правового поля» произошел лишь с началом процессов секуляризации европейского общества, когда стало формироваться светское право, противопоставляющее
себя религиозным ценностям и не признающее религиозного учения о греховной поврежденно-сти, ограниченности природы человека. Естественно-правовые теории, позитивизм и другие теории, пришедшие в Новое время на смену теологической теории происхождения права, исходят из принадлежности права природе человека, понимаемого как существо автономное, лишенное связи с Богом. В итоге, «светское право, построенное на автономной этике, стало... обез-боженной псевдорелигией человекобожия» [5]. Но это повлекло за собой и другой разрыв - разрыв между правовыми объективными нормами и внутренним миром субъекта права, который стал все в большей мере позиционировать собственные (естественные) права как некое эгоистическое кредо жизненного мира, лишенное мотивации к исполнению общественных обязанностей перед другими людьми. Наблюдаемый ныне в обществе кризис нравственности и правосознания подтверждают тезис о том, что «светское право в "узкой", позитивной интерпретации, его нормативно-правовая структура оказываются . неэффективными регуляторами общественных отношений» [6, с. 321].
Тем не менее, и в настоящее время многие правовые нормы определяются исторической и содержательной связью с религиозными (христианскими) ценностями. Если для секуляризированной с Нового времени науки о праве религиозно-нравственный опыт зачастую воспринимается как несовместимый с объективной сферой правовых установлений в современном обществе, то такое положение вещей нельзя считать адекватным для полнокровного осмысления права. Ведь носителями такого опыта является довольно значительное число людей, в том числе, и в постсоветской России, и он неизбежно влияет на восприятие тех или иных норм права и социально-правовой реальности вообще. Вообще вопрос о значении ценностных оснований права -один из важнейших в понимании сущности права, правосознания, правовой культуры личности и общества. И ответ на этот вопрос сближает правовую науку с христианской этикой, которая являлась на протяжении длительного времени не только ценностным, но и социокультурным основанием нравственно-правовых отношений между людьми в России, определяла на уровне глубинных психологических архетипов не только личную этику отношения отдельного человека с Богом, но и всей социальной жизни, даже если тот или иной человек или общность позиционировали себя «вне» жизни христианской Церкви.
Одной из определяющих, системообразующих идей христианской этики, на наш взгляд, является идея кеносиса Бога. Христианская этика онтологически определяется Божественным Откровением, выражением которого служит представление о кенотическом действии Бога в отношении человека (Флп. 2, 6-11) и этическом «ответе» человека на искупительное действие Бога в Лице Иисуса Христа через восприятие им, по слову апостола Павла, «тех же чувствований», что и в Иисусе Христе, и построении на этой основе одновременно как своего нравственного совершенствования, так и отношений с другими людьми. В чем именно должен был состоять этот «ответ» человека или восприятие «тех же чувствований» и определяет специфику христианской правовой этики, наполняет особенным содержанием ее ведущие категории. К «отраженным» в человеке чувствованиям относятся, согласно апостольскому тексту, «смиренномудрие» («почитание одним другого высшим себя»), снисхождение друг к другу, помощь в бедах, сострадании и др. Человеку присуща свобода выбора в принятии или непринятии присутствующих в содержании идеи кеносиса ценностей и «переживании» их в области правовых отношений, тем более, что они как бы возвышаются над обычными юридическими принципами, такими как справедливое воздаяние за нанесенную личную обиду и др.
Следует признать обоснованным и продуктивным применение богословской идеи кеноси-са для осмысления сущности права, укорененном в библейской - христианской культуре, которое предложил современный исследователь протоиерей Т. Фетисов. По его мнению, специфика такого права как раз заключается в его кенотическом характере и можно говорить о таком явлении, как «кенотическое право» [8, с. 83], подчеркивая тем самым нравственную опору права на определенные христианские ценности (сострадание, жертвенность и др.).
В христианской правовой этике нравственные отношения выстраиваются иначе, чем в ветхозаветной этике «договора» и «возмездия», поскольку Бог в Своем кенотическом действии в Лице Иисуса Христа приносит Себя в Жертву. Эта кенотическая инициатива Бога существенно изменяет принцип не только нравственных, но и собственно правовых отношений. «Отношения с Богом теперь не разграничены двумя сторонами договора. Человек не один, как в Ветхом Завете, несет свои обязательства, но Бог Своим крестом участвует в них лично, разделяя боль, страдания и смерть со своим
творением. Таким образом, служение Творцу и участие в Его Новом Завете хотя и утратили договорно-возмездный принцип, но приобрели еще более жертвенный, кенотический характер» [8, с. 83]. Иными словами, уже не послушание закону, но жертвенное смирение и любовь к другим людям и Богу становятся ведущим принципом организации социальной и правовой жизни. Это не значит, что внешние правила закона отменены, однако они теперь исполняются в ином качестве - качестве причастности к Жертвенной любви Иисуса Христа. Человек способен преодолевать формальный принцип «воздаяния», жертвуя из сострадания к другому человеку даже тем, что принадлежит ему «по праву», вплоть до жертвы самой своей жизнью.
Правовой принцип справедливого «воздаяния», тем самым, не отвергается. Стремление к справедливости - ведущая ценность права, определяющая его идеальную сущность, поскольку право, чтобы быть действительным, должно быть справедливым. По мнению известного русского философа права С.С. Алексеева, справедливость есть порождение глубоких трансцендентальных начал совести и добра и складывается под влиянием чувства права и утверждающихся на его основе правовых принципов. Отметим, что именно стремление к справедливости составляет и специфическую особенность правосознания в истории русской культуры и общества. «Тяга к справедливости всегда была свойственна русской правовой ментальности. В православном понимании справедливость - прежде всего совершенное следование Божиим заповедям. В «Изборнике» 1076 г. справедливость объясняется так: «Творящим добро воздай почет, творящих зло наказывай. Не оправдывай виновного, даже если он и друг тебе, не обижай правого, даже если он и враг тебе» [7]. При этом справедливость не была тождественна в русской правовой культуре с формально-юридическим понятием «равенства», «равного воздаяния» (за совершение какого-либо проступка), поскольку такое «воздание» трудно осуществить в контексте абстрактных правовых норм и несовершенства практики их применения в отношении экзистенции каждой человеческой личности.
Принцип справедливости требует восполнения более высоким нравственным идеалом, нераздельным с его личностным переживанием. «Справедливость в нравственном смысле есть некоторое самопожертвование, - писал B.C. Соловьев, - ограничение своих притязаний в пользу чужих прав. Справедливость не
есть простое равенство, а равенство в исполнении должного» [10]. При этом момент «должного», «идеального» и определялся, исходя из норм и ценностей православной этики, соединяясь с другим этическим принципом - принципом любви (жертвенности, снисхождения, милосердия). В итоге, в русской культуре инвариантом формально-правовой идее «справедливости», которая никогда не абсолютизировалась в русской духовной культуре и общественных отношениях, выступала ценность «Правды», которая заключала в себе религиозно-нравственное содержание, не совпадающее с внешними (позитивными) правовыми нормами. Как отмечает В.В. Сорокин, «со времен появления христианства сильными, вдохновительными являются те идеи, которые отмечены духом нравственной сострадательности и направлены на защиту слабых. Справедливость, взятая сама по себе, может быть использована для расправы и произвола. В иерархии истинных ценностей справедливость занимает положение ниже, чем любовь» [7].
В новозаветной этике благодаря Откровению о Жертвенной Любви Бога и призванию человека к отклику на эту любовь, послушание и исполнение той или иной нравственной и правовой нормы не отменяются, но меняется внутренняя мотивация к этому, что может тем самым корректировать исполнение и самой нормы. Даже самое качество справедливости - «воздаяния» в норме, хотя и не отменяется, но исполняется иначе - не страхом наказания за непослушание, а свободным движением духа - любовью к ближнему. Это проявляется, в частности, в том, что «древний юридический принцип "каждому - свое", который считали классики сущностью права, в кенотическом праве Христа замещается противоположным установлением: "Никто не ищи своего, каждый пользы другого" (1 Кор. 10, 24), где благо другого видится как свое собственное» [8, с. 83]. Христианин в отношении к другому человеку по велению своего сердца воспринимает в себя его страдание, нужду, скорби, воспринимая их как условие явления Христа Распятого и ему самому в личном духовно-экзистенциальном опыте. Именно эта открытость, простертость христианина к ближнему помогает преодолеть собственный природный эгоизм, достичь, говоря на понятийном языке экзистенциальной философии, «события» с другим. Если при экзистенциалистском подходе к праву остается открытым вопрос о том, «каким образом отграничить естественные права и притязания человека на
свободу от личной корыстной "выгоды" или "интереса"» [9, с. 319], то в христианской правовой этике данный вопрос успешно решается практически и теоретически. Практически - самим фактом существования на протяжении веков христианских святых -безвозмездных врачей и благотворителей, воинов, добровольно отдающих за своих близких жизнь, а также самим фактом существования христианского сообщества (различных волонтеров, сестер милосердия и др.), оказывающего помощь престарелым, одиноким, инвалидам. Теоретически - в рамках русской философии права - за счет такого понимания субъекта права, при котором его сознание и событие с другими субъектами нравственных и правовых отношений определяется христианскими нравственно-правовыми ценностями.
На наш взгляд, такое понимание субъекта права позволяет обоснованно применять принцип интерсубъективности в праве, поскольку ценности сострадания, жертвенности и т.п., хотя и приобретают благодаря христианству
Литература
1. Туганаев К.А. Экзистенциализм как фи-лософско-методологическое основание естест-венноправовых концепций // Вестник Удмуртского университета. Серия «Экономика и право». 2014. №3.
2. Четвернин В.А. Современные концепции естественного права. М., 1988.
3. Достоевский Ф.М. Письма / Письмо Н.Д. Фонвизиной. URL: https://rvb.ru/dostoevs-ki/01text/vol15/01text.
4. Основы социальной концепции Русской Православной Церкви. URL: https://azbyka.ru/ otechnik/dokumenty/osnovy-sotsialnoj-kont-septsii-russkoj -pravoslavnoj-tserkvi.
5. Фетисов Т. прот. Богословие и право // Юридическая наука и практика: Вестник Нижегородской академии МВД России. 2017. № 2(38).
6. Баскин Ю.Я. Святоотеческая литература о власти и государстве // История политических и правовых учений. СПб., 2000.
7. Сорокин В.В. Право и Православие. URL: https://azbyka.ru/otechnik/6/pravo-i-pravoslavie.
8. Фетисов Т., прот. Богословие кенозиса в христианском понимании права. // Философия права. 2017. № 1.
9. Богомолова А.С. Современная буржуазная философия. М., 1978.
10. Соловьев В.С. Право и нравственность. URL: http://www.odinblago.ru/soloviev_8/2.
качественную специфику, вместе с тем заложены в природе самого человека и обладают общезначимым социальным содержанием. При этом данные ценности влияют на восприятие объективного права, но не растворяются в нем, что мы показали на примере трансформации принципа справедливости. Христианская интерпретация права как в своей ценностной христианской основе кенотического принципа любви (сострадания, жертвенности) позволяет более полно учесть потенциальные возможности человеческой личности как субъекта правовых отношений, увидеть в праве преимущественно не «воздаяние», а позитивное целеполагание, определяемое мотивом со-бытия с другим человеком как со-сострадания и жертвенной любви. Такое понимание ценностных оснований права, в некоторой мере совпадающее с экзистенциалистским подходом, но лишенное его коренных недостатков, является альтернативой секулярным формально-юридическим концепциям права и представляется более адекватным самой природе права.
Bibliography
1. Tuganaev K.A. Existentialism as a philosophical and methodological basis of natural law concepts // Bulletin of the Udmurt University. Series «Economics and Law». 2014. № 3.
2. Chetvernin V.A. Modern concepts of natural law. Moscow, 1988.
3. Dostoevsky F.M. Letters / Letter of N.D. Fon-vizina. URL: https://rvb.ru/dostoevski/01text/vol15/ 01text.
4. The fundamentals of the social concept of the Russian Orthodox Church. URL: https:// azbyka. ru/ otechnik/ dokumenty/osnovy-sotsial-noj-kontseptsii-russkoj -pravoslavnoj-tserkvi.
5. Fetisov T., archp. Theology and Law // Legal Science and Practice: Bulletin of the Nizhny Novgorod Academy of the Ministry of Internal Affairs of Russia. 2017. № 2(38).
6. Baskin Yu.Ya. Patristic literature on Power and the state // History of Political and Legal Doctrines. Saint Petersburg, 2000.
7. Sorokin V.V. Law and Orthodoxy. URL: https://azbyka.ru/otechnik/6/pravo-i-pravoslavie.
8. Fetisov T., archp. The theology of Kenosis in the Christian Understanding of Law // Philosophy of Law. 2017. № 1.
9. Bogomolova A. S. Modern bourgeois philosophy. Moscow, 1978.
10. Solovyov V.S. Law and morality. URL: http://www.odinblago.ru/soloviev_8/2.
