CC BY
74
обнаруживает комплекс проблем, нерешенность которых тормозит развитие социального института книжного дела.
Важно заметить, что население региона (точнее, ее репрезентативная группа, ставшая нашими респондентами) деятельностью библиотек довольна в гораздо большей степени, чем работой книгоиздательств и книготоргов. Из четырехсот проинтервьюированных покупателей книг книжные магазины посещают: а) систематически, точнее не менее 1 раза в месяц, 82 человека (20,5%); б) периодически (раз в 2-3 месяца) - 152 (38%); в) редко - 166 (41,5%), в т.ч. оказались в книжном магазине покупателей книг - 51,5%.
Удельный вес несостоявшихся покупателей (46,5%) среди редких посетителей книжных магазинов выше, чем среди покупателей периодически посещающих магазин, и, особенно, систематических клиентов книготоргов. Это вполне естественно. Однако эти проценты указывают и на обратную связь -редкие приходы в книготорги могут быть следствием неоднократных неудач в поиске нужного произведения.
Ценообразование книжной продукции, изготовленной как местными, так и центральными издательствами, остается неведомой ее покупателям. Многие из них задают продавцам книг вопросы типа: «Почему качественно изданная (на хорошей бумаге и в надежном переплете) книга московского изда-
тельства стоит столько же (или даже дороже) такой же по объему книги, изготовленной местным издательством на газетной бумаге, в т.ч. в мягком переплете, разваливающимся в руках читателя?» Как правило, удовлетворяющего книгопоку-пателя ответа не дают ни продавцы, ни издатели, что естественно, снижает желание приобретать продукцию частных региональных издательств. Большинство книгопокупателей недоумевает по поводу отсутствия в книготоргах практики торга, в т.е. рыночных механизмов процедуры купли-продажи книг. В этой связи показателен результат (90,5% покупателей считают, что торговаться при покупке книг неуместно), отражающий соотношение ответов книгопокупателей на вопрос: «Торгуетесь ли с продавцами при покупке книг?»
Анализ самооценок и оценок деятельности основных участников книжного дела обнаруживает большое количество проблем, требующих решения. То, что устраивает книгоиздателей, противоречит интересам потребителей книжной продукции. Практика книготорговли не проявляется ни у книго-покупателей, ни у библиотечных работником, а предложения последних игнорируется производителями книг. Деятельность структур системы книжного дела приобрела разновекторную направленность, что порождает дисфункционирование изучаемого нами социального института.
Статья поступила в редакцию 20.07.11
УДК 316.4
Fotieva O.N. EXTREMISM AS SOCIAL PATHOLOGY. In the article the basic senses of concept of "social pathology" are analyzed and their general kernel is isolated. On this basis the extremism phenomenon is considered, two various aspects of concept of extremism are allocated and there is shown that the extremism, in its second aspect, can be classified as social pathology.
Key words: social pathology, ethnopolitical extremism, ideology and practice of extremism.
О.Н. Фотиева, аспирант кафедры психологии коммуникаций и психотехнологий АлтГУ, г. Барнаул, Е-mail: ollyanf@yandex.ru
ЭКСТРЕМИЗМ КАК СОЦИАЛЬНАЯ БОЛЕЗНЬ
В статье анализируются основные смыслы понятия «социальной болезни» и вычленяется их общее ядро. На этой основе рассматривается феномен экстремизма, выделяются два различных аспекта понятия экстремизма и показывается, что экстремизм, во втором его аспекте, может быть классифицирован как социальная болезнь.
Ключевые слова: социальная болезнь, этнополитический экстремизм, идеология и практика экстремизма.
В понятие социальной болезни, как известно, вкладываются два устойчивых, но разных смысла. Первый сформировался в рамках медицины, и, согласно ему, к социальным болезням относятся заболевания, связанные с неблагоприятными социально-экономическими условиями: туберкулез, венерические заболевания, алкоголизм, наркомании и т.д. Они являются спутниками бедности, войн и других социальных катаклизмов. Принято считать, что уровень заболеваемости социальными болезнями отражает социально-экономическую ситуацию в стране. В данном случае термин «болезнь» употребляется в своем прямом смысле.
Второй смысл понятия «социальная болезнь» связан с социальными науками и в широком смысле близок понятию «социальная проблема». Здесь термин «болезнь» употребляется в переносном смысле (вначале более употребительным был термин «социальные патологии»), и здесь очевидна аналогия с биолого-медицинскими представлениями, когда социальные проблемы воспринимаются как угрозы нормальной работе социального организма. Во многом эти представления опирались на органическую школу в социологии, основателем которой является Г. Спенсер. Кроме подхода социальной патологии, можно также выделить подходы социальной дезорганизации (У. Томас, Ф. Знанецкий, Р. Парк, Р. Маккензи, и др.) и функционалистский (Р. Мертон, Р. Нисбет и др.). В последнем социальные проблемы и соответствующие им виды девиант-
ного поведения рассматриваются как нормальное реагирование людей на социальную ситуацию, в которой они оказываются. «Наша главная задача состоит в том, чтобы понять, каким образом социальная структура побуждает некоторых членов общества к несоответствующему предписаниям поведению» [1, с. 29]. В конце 20 века большую роль приобрел конструкционистский подход, основные идеи которого были сформулированы М. Спектором и Дж. Китсьюзом. Социальные проблемы понимаются здесь «...как деятельность индивидов или групп по выражению недовольства и выдвижению утверждений-требований относительно некоторых предполагаемых условий. Социальные проблемы, с этой точки зрения, конструируются индивидами или группами, привлекающими внимание общественности к тем или иным условиям и выступающими с требованием их изменения» [2, с. 273]. Но, так или иначе, при всех расхождениях данные подходы близки в том, что социальные проблемы - это то, что препятствует нормальному функционированию и развитию общества в целом, а, значит, и его членов.
В чем отличие понятия «социальная проблема» от понятия «социальная болезнь»? Как пишет И. Рывкина, понятие «социальные проблемы» «высвечивает отдельные негативные черты общества (например, проблему безработицы, проблему бедности, проблему преступности и др.). Но оно не ориентирует на изучение здоровья общества как целого, как социаль-
ной системы... Если в обществе накапливается поведение, которое не соответствует ожиданиям общества, то есть накапливается «аномальное», «ненормативное поведение», то наступает социальная дезорганизация. Такое общество можно считать больным» [3].
На наш взгляд, с учетом вышесказанного, различие здесь надо проводить более тонко, особенно учитывая, что многие социальные болезни являются одновременно и сугубо медицинскими, как, например, наркомания. Судя по всему, можно применять термин «социальная болезнь» именно по отношению к тем социальным проблемам, когда налицо, во-первых, прямой медицинский аспект ситуации, как в случаях той же наркомании, или СПИДа, или проблем инвалидов, или тех или иных психических отклонений. Таким образом, например, безработица, это скорее социальная проблема, чем социальная болезнь. Во-вторых, социальная болезнь, как и медицинская, имеет свойство «заражения», то есть индивид, подверженный ей, имеют влияние на социальное окружение. Таким образом, два вышеотмеченных смысла термина «социальная болезнь» обнаруживают общее ядро.
Данный подход является, на наш взгляд, весьма продуктивным при интерпретации многих современных социальных явлений и в том числе экстремизма. В последнее время многие авторы относят различные формы экстремизма к числу социальных болезней, среди которых выделяется этнополити-ческий экстремизм, вызывающий растущую озабоченность как правительств многих стран, так и специалистов, и населения. Но в то же время часто подчеркивается размытость и неопределенность самого понятия экстремизма. В.С. Мартьянов и Л.Г. Фишман считают, что в самом общем приближении экстремизм «.это политическая практика, в основе которой лежат радикальные идеи, отрицающие идейно-институциональные основы данного общественно-политического устройства и призывающие к немедленному насильственному изменению легитимного конституционного строя» [3, с. 3]. В то же время В.Е. Петрищев определяет его следующим образом: «Экстремизм (от латинского extremus -крайний) - приверженность отдельных лиц, групп, организаций и т.п. к крайним взглядам, позициям и мерам в общественной деятельности. Экстремизм распространяется как на сферу общественного сознания, общественной психологии, морали, идеологии, так и на отношения между социальными группами (социальный экстремизм), этносами (этнический или национальный экстремизм), общественными объединениями, политическими партиями, государствами (политический экстремизм), конфессиями (религиозный экстремизм)» [4, с. 35] Как легко видеть, первое определение однозначно связывает экстремизм с политической практикой, второе же определение гораздо шире. Сразу скажем, что оно нам представляется более адекватным, хотя бы потому, что большинство авторов выделяют разные виды экстремизма: политический, религиозный, национальный, социальный, социоэконо-мический и т.д., то есть виды, которые могут не иметь выраженной политической окраски.
Таким образом, налицо смешение двух, совершенно различных аспектов данного понятия.
Первый связан с неприятием определенными социальными группами существующего политического строя и с действиями, которые в рамках данного строя относятся к нелегитимным. При этом легитимность действий самого государства может рассматриваться в рамках международного права, которое в качестве наднационального, основанного на правах человека, может признать действия государства нелегитимными. Отметим, что различные, в том числе нелегитимные практики, направленные на изменение тех или иных социальных институтов (в том числе института власти) подпадают под классификацию конструкционистского подхода. «Исключительно важное место в рамках конструкционистского подхода занимает модель стадий социальной проблемы Спектора
и Китсьюза, более сложная по сравнению с версией Фуллера и Майерса. Она включает следующие стадии. Стадия 1. Группа (или группы) пытается утверждать, что некоторое условие существует, определяет его как оскорбительное, вредное, нежелательное, предает эти утверждения гласности, инициирует обсуждение, делает данное условие предметом общественного внимания и политического интереса. Стадия 2. Признание обоснованности требований этой группы некоторыми официальными органами. Это может привести к официальному расследованию, предложениям реформы, созданию официальной организации с целью отреагировать на эти утверждения-требования. Стадия 3. Повторное выдвижение утверждений-требований инициативной группой (или другими группами), выражающее неудовлетворенность установленным порядком ведения дел относительно данного условия, бюрократическим обращением с утверждениями-требованиями, неспособностью создать условия сотрудничества и доверия в рамках этого порядка и бездушным отношением к утверждениям-требованиям. Стадия 4. Отказ группы, выдвигающей утверждения-требования, от надежды на деятельность официальной организации или института или отсутствие официальной реакции и разворачивание деятельности по созданию альтернативных, параллельных или противодействующих институтов» [2, с. 268 ]
Второй же аспект, на наш взгляд, отражает специфические психологические установки определенных групп и индивидов, которые классифицируются как патологические или близкие к патологическим с собственно медицинской точки зрения. Как пишет О. Бахтияров, участники экстремальных действий, как правило, находятся в измененных состояниях сознания, при которых изменяется картина мира, базовые ценности, механизмы восприятия и оценки окружающей среды. Понять экстремальное явление можно лишь сформировав особое сознание, сочетающее в себе ключевые регулярные и экстремальные характеристики, в частности, при использовании специальных деконцентративных психотехнологий. [4].
Таким образом, данное явление требует самого пристального внимания не только социологов, но и социальных психологов и медиков. Типичным примером являются так называемые «молодежные субкультуры» экстремистски-националистической ориентации, например, скинхэды. Исследователи классифицируют данное явление именно как социальную болезнь; так, например, Ягубян А.В. анализирует данное явление, опираясь на работы А. Адлера и введенные им понятия «комплекса неполноценности», «компенсации и сверхкомпенсация». Как известно, «комплекс неполноценности - это психопатологический синдром и одновременно особая форма мироощущения и поведения отдельных индивидов. Он заключается в стойкой уверенности человека в собственной неполноценности как личности... Позднее это, чувство вытесняется в бессознательное. Парадоксальным является то обстоятельство, что комплекс неполноценности зачастую переходит в комплекс превосходства. Социальная неприспособленность, неуверенность в себе сменяется искаженным стремлением самоутвердиться любой ценой. На этой психологической основе возникает стойкая установка на деструктивное агрессивное поведение» [5]. При этом скинхэды, по мнению автора, это «продукт тяжелых социальных потрясений, маргинальные элементы, балансирующие на грани законности и правопорядка. Одни из них сублимируют свою неудовлетворенность в клубах и на дискотеках, другие находят утешение в алкоголе и других наркотических средствах, а третьи, чтобы хоть как- нибудь отличиться, сбривают на голове волосы и с криком "бей жидов, спасай Россию!" бросаются на кавказцев, азиатов, негров» [там же]. Иными словами, и идеология, и действия подобных экстремистских течений иррациональны и характеризуются следующими основными признаками: безаппеляционность, агрессивность; предельно жесткое деление социума на «своих» и «чужих», «плохих» и «хороших».
Предложенный нами подход, на наш взгляд, дает основания выделить в широком спектре идеологий и практик, которые сейчас классифицируются как экстремистские, две группы, соответственно двум выделенным выше аспектам. Оценка социального статуса данных групп; последствий их деятельности для общества в целом (конструктивной или деструктив-
Библиографический список
ной); а также выработка мер по адекватному реагированию на из деятельность - принципиально различны в зависимости от того, о какой из этих двух групп идет речь. Таким образом, данный подход может иметь не только теоретическое, но и практическое значение.
1. Мертон, Р.К. Социальная структура и аномия // Социс. - 1992. - № 2-4.
2. Ясавеев, И. Социология социальных проблем // Социология. - Казань, 2001.
3. Рывкина, И. Социальное нездоровье современной России как предмет изучения социальной науки [Э/р]. - Р/д: hse.ru > data/549/870/1238/тезисы 28.10.08.pdf
4. Бахтияров, О.Г.Экстремистские ресурсы общества [Э/р]. - Р/д: http://www.varvar.ru/arhiv/texts/bahtiiarov8.html
5. Ягубян, А.В. Национал-экстремизм как одно из проявлений социальной болезни общества [Э/р]. - Р/д: edu.eup.ru/Documents/2003-01-30/930E.asp
Bibliography
1. Merton, R.K. Socialjnaya struktura i anomiya // Socis. - 1992. - № 2-4.
2. Yasaveev, I. Sociologiya socialjnihkh problem // Sociologiya. - Kazanj, 2001.
3. Rihvkina, I. Socialjnoe nezdorovje sovremennoyj Rossii kak predmet izucheniya socialjnoyj nauki [Eh/r]. - R/d: hse.ru > data/549/870/1238/tezisih 28.10.08.pdf
4. Bakhtiyarov, O.G.Ehkstremistskie resursih obthestva [Eh/r]. - R/d: http://www.varvar.ru/arhiv/texts/bahtijarov8.html
5. Yagubyan, A.V. Nacional-ehkstremizm kak odno iz proyavleniyj socialjnoyj bolezni obthestva [Eh/r]. - R/d: edu.eup.ru/Documents/2003-01-30/930E.asp
Статья поступила в редакцию 20.07.11
УДК 316.3:314.6
Shrayber A.N. REHABILITATION OF INSTITUTIONAL PARENTHOOD. The urgency of the theoretic-methodological basis of the solution of demographic problems in Russia is analyzed in the article. The various sociological approaches to the understanding of the parenthood are considered there. The main author's attention is focused on the sociological analysis of the term of the parenthood as a social institution.
Key words: social institution, institutional set-up, parenthood, transformation of family institution, motherhood, fatherhood, demographic problems.
А.Н. Шрайбер, аспирант АлтГУ, г. Барнаул, E-mail: ka-lina2007@yandex.ru
РЕАБИЛИТАЦИЯ ИНСТИТУЦИОНАЛЬНОГО СТАТУСА РОДИТЕЛЬСТВА
В статье анализируется актуальность теоретико-методологической базы решения демографических проблем в России. Рассматриваются различные социологические подходы к осмыслению родительства. Основное внимание автора концентрируется на социологическом анализе понятия родительства в качестве социального института.
Ключевые слова: социальный институт, институциональный подход, родительство, трансформация института семьи, материнство, отцовство, демографические проблемы.
В связи с изменениями и негативными явлениями в демографической ситуации России становиться актуальным изучение родительства в качестве отдельного социального института. Для современной социологии вопрос о родительстве является недооцененным, мало изученным и запутанным. Следовательно, в современной научной литературе нет четкого определения понятия родительства, т.е. происходит подмена понятий, нет четких критериев отнесения к родительству, вариативность понятия. Такая теоретико-методологическая неопределенность обуславливается тенденцией последних десятилетий - разделения родительства и семьи. В настоящее время имеется целый ряд социальных показателей, свидетельствующих о трансформации родительских отношений в современной России. Среди них: гражданский брак; феномен сознательной бездетности; увеличение числа семей с одним родителем; отделение родительства от биологической основы; профессионализация родительства; отделение родительства от сексуальной основы; сдвиг родительства на более ранний или более поздний возраст [1]. В этой связи появляется необходимость пересмотрения теоретико-методологической базы изучения феномена родительства.
Анализ зарубежных и российских исследований свидетельствует, что изучение родительства в качестве самостоятельного феномена в социологии это формирующееся направление. В России исследований родительства непропорционально мало в сравнении с высокой потребностью в них не только в связи с трансформацией брака и дальнейшим разви-
тием родительства как независимого явления, но и исходя из практических задач разработки федерального и регионального законодательства, совершенствования социальной политики.
Исходя из потребностей общества и государства, основной задачей социологии на сегодняшний день является корректировка и конкретизация теоретико-методологической базы реализуемых в России демографических программ.
Развитие каких социальных институтов должно быть положено в основу этих программ - материнства, отцовства, родительства или семьи? Сформулированный вопрос, к сожалению, в сознании многих законотворцев и чиновников не возникает. Он не осмысливается теми, кто не видит сущности отличий между вышеназванными понятиями. Почему не задумываются над эмпирически очевидными фактами увеличения случаев бессемейного материнства и отцовства, с одной стороны, бездетных семей с другой, и детных безродительских (в том числе безотцовских и безматеринских) семей?
Упрека заслуживают не только лица, принимающие и реализующие социально-демографические программы, но и социологическая теория. Она рекомендует практикам-управленцам упрочивать и совершенствовать, прежде всего, социальные институты, образующие общественную жизнь. Но при этом считает социальным институтом и семью [2], и материнство [3], и отцовство [4], и зачастую забывает про институт родительства.
Изучение родительства в рамках социологического подхода связано, прежде всего, с проблематикой функциональной
