CC BY
64
7. Andreeva, G.M. Socialjnaya psikhologiya: uchebnik dlya vihsshikh uchebnihkh zavedeniyj. - M., 2001.
8. Bihkova, O.N. Opiht klassifikacii priemov rechevogo manipulirovaniya v tekstakh SMI // Rechevoe obthenie: vestnik Rossiyjskoyj ritoricheskoyj associacii. - Krasnoyarsk, 2000. - Vihp. 1(9).
9. Kobec, E.V. Kommunikativno-pragmaticheskaya specifika politicheskogo diskursa (na materiale recheyj A.I. Lebedya): dis. ... kand. filol. nauk. - Abakan, 2012.
10. Issers, O.S. Kommunikativnihe strategii i taktiki russkoyj rechi. - M., 2006.
11. Chudinov, A.P. Sovremennaya politicheskaya kommunikaciya: uch. posobie. - Ekaterinburg, 2009.
12. Parshina, O.N. Rossiyjskaya politicheskaya rechj: teoriya i praktika. - M, 2007.
13. Shostorm, Eh. Chelovek-manipulyator. Vnutrennee puteshestvie ot manipulyacii k aktualizacii. - M., 2008.
14. Shnireljman, V. «Ehtnicheskaya prestupnostj» i migrantofobiya» // Yazihk vrazhdih protiv obthestva: sb. st. - M., 2007.
15. Alekseeva, T. Teryaem, no, uvih, ne plachem // Khakasiya. - 2007. - 15 avgusta.
16. Zhernakova, O. «Mikhail Todihshev: korennihe narodih» plokho znayut svoi prava» // Shans. - 2008. - 6 - 12 noyabrya.
17. Ivanova, T. «Nadezhda Mamihsheva: pomogaya drug drugu, mih sokhranyaem rod» // Khakasiya. - 2001. - 7 aprelya.
18. Sihsoev, D. «Sektih i eresi, parazitiruyuthie na pravoslavii» // Pravoslavnihyj blagovestnik Abakano-Kihzihljskoyj eparkhii. - 2005. - 2 aprelya.
19. Ozhegov, S.I. Slovarj russkogo yazihka / pod obth. Red. L.I. Skvorcova. - M., 2007.
20. Krihsin, L.P. Tolkovihyj slovarj inoyazihchnihkh slov. - M., 2006.
21. Pekarskaya, I.V. Kommunikativnihyj konflikt i ego ustranenie v diskurse pechatnoyj pressih (na materiale yazihka predvihbornoyj kampanii v Respublike Khakasiya) / I.V. Pekarskaya // Mediasfera Rossii i Belarusi v usloviyakh sovremennihkh geopoliticheskikh transformaciyj: materialih Mezhdunarodnoyj nauchno-praktich. konf. - Minsk, 2010.
22. Shpomer, E.A. Kommunikativnihe neudachi v dialogicheskom obthenii v sootnesyonnosti s kommunikativnihmi zakonami i tipami yazihkovoyj lichnosti: monografiya. - Abakan, 2011.
23. Karpov, V.G. Yazihk khakasskogo naroda // Sovetskaya Khakasiya. - 1989. - 7 dekabrya.
24. Shulbaev, O. Kak ehto budet po-khakasski? // Khakasiya. - 2010. - 8 sent.
25. Shulbaev, O. Kak ehto budet po-khakasski? // Khakasiya, 2010. - 8 dek.
26. Shulbaev, O. Kak ehto budet po-khakasski? // Khakasiya, 2011. - 9 yanv.
27. Antipova, D. Propaganda nacionaljnogo yazihka s ispoljzovaniem resursov sredstv massovoyj informacii (na primere Khakasii) // Razvitie yazihkov i kuljtur korennihkh narodov Sibiri v usloviyakh izmenyayutheyjsya Rossii: materialih III Mezhdunarodnoyj nauch. konf. - Abakan, 2010.
Статья поступила в редакцию 16.10.12
УДК 811.512.33
Bogachenko N.G. EXPERIMENTAL VERIFICATION OF MONGOLIAN WORD-STRESS THEORETICAL CONCEPTS. This article is devoted to the study of the Mongolian word stress, particularly to the study of presence or absence of stress. If there is word stress in the Mongolian language we are to study its phonetic type and position of a stressed syllable in a word.
Key words: stress (accent), expiratory / dynamic / intensity accent, musical accent, syllable, stress structure.
Н.Г. Богаченко, канд. филол. наук, доц., декан факультета филологии, истории и журналистики,
ПГУ им. Шолом-Алейхема, г. Биробиджан, E-mail: nataliya-bogachenko@yandex.ru
ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНАЯ ВЕРИФИКАЦИЯ ТЕОРЕТИЧЕСКИХ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ О МОНГОЛЬСКОМ СЛОВЕСНОМ АКЦЕНТЕ
Статья посвящена исследованию монгольского словесного ударения, в частности, определению наличия, либо отсутствия ударения в монгольских словах, а также при наличии ударения исследованию его фонетического типа и локализации в слове.
Ключевые слова: ударение (акцент), экспираторное / динамическое / силовое ударение, музыкальное ударение, слог, акцентная структура.
Прежде чем говорить об ударении в монгольском языке, необходимо отметить, что термин «монгольский язык» используется в нескольких значениях. В более узком смысле, это язык монголов Монгольской Народной Республики, называемый также по основному диалекту халха-монгольским или просто хал-ха. Халха-монгольский язык имеет литературную норму и статус государственного языка Монгольской Народной Республики с 1921 года [1, с. 306] и является языком основной части населения МНР. Халхаский диалект входит в центральную группу диалектов монгольского языка; наряду с ней выделяются также восточная и западная группа. Различия между диалектами носят в основном фонетический характер [2].
В более широком смысле, это также язык монголов Автономного района Внутренняя Монголия и некоторых северных провинций КНР (Хэйлунцзян, Ляонин и Гирин), который включает в себя три основных диалекта (восточный, центральный и южный) [2].
В данной статье будет рассмотрен вопрос об антологических свойствах монгольского ударения на примере халха-монголь-ского языка.
Выбор темы обусловлен проблемностью данного вопроса, поскольку до сих пор существуют различные точки зрения по поводу наличия ударения в монгольском языке, его фонетических характеристик и месте в слове.
Никто из исследователей монгольского языка, которые упоминаются в данной статье, не говорит прямо об отсутствии ударения как такового (за исключением Л.К. Герасимович [3, гл. 2]), однако высказываются различные точки зрения о его значимости.
Относительно места ударения можно выделить следующие позиции лингвистов:
1) ударение всегда падает на первый слог в лексеме [4, с. 197; 5, с. 64, 98; 6, с. 11; 7, с. 20; 8, p. xi];
2) ударение, как правило, или обычно падает на первый слог в слове, очевидно, возможна и другая акцентная структура монгольских слов, но авторы о ней не упоминают [9, p. 34; 10, с. 40-41; 11, с. 12];
3) ударение падает на первый слог, но
- если первый гласный краткий, а второй долгий, ударение смещается на долгий гласный. Если в слове содержится несколько долгих гласных, ударение падает на предпоследний долгий гласный [12, p. 21], на первый долгий гласный [13, с. 7-8];
- если в слове имеется слог с долгим гласным или дифтонгом, ударение падает на него [14, с. 5].
Противоположного мнения придерживаются А.А. Бобровни-ков, Б.Я. Владимирцов, Г.Д. Санжеев, J. Gaunt, L. Bayarmandakh и Б.Х. Тодаева, отмечая, что ударение не связано с количественной стороной гласного в слове;
4) ударение падает всегда на последний слог [15, с. 33-34], если является второстепенным [5, с. 98], политоническим [7, с. 20];
5) ударение не имеет «контрастивного» [16, с. 158], либо «фонематического значения, оно производит очень слабое акустическое значение и почти неуловимо» [17, с. 11-12]. Тем не менее, А.Р Ринчинэ отмечает, что ударение всегда падает на первый слог. Ю. Янхунен пишет о том, что среди исследовате-
лей нет согласия о наличии ударения, либо о его месте в монгольском языке. Согласно Г.Д. Санжееву ударение не имеет такого фонематического значения, которое, например, характерно для ударения в русском языке [7, с. 20].
По поводу фонетической природы ударения в монгольском языке лингвистами также высказываются различные точки зрения:
1) ударение в монгольском языке экспираторное, динамическое, построенное на усилении силы выдоха того или иного гласного [10, с. 41; 12, p. 21];
2) динамическое ударение сочетается с музыкальным, т.е. при наличии главного динамического ударения, падающего на первый слог, в монгольском языке наличествует второстепенное музыкальное либо динамическое ударение [5, с. 98], музыкальное ударение [7, с. 20], падающее на последний слог. Однако, и Б.Я. Владимирцов и Г.Д. Санжеев отмечают, что музыкальное ударение встречается в конце такта речи, при выражении вопроса, сомнения, призыва, иронии или логической акцентуации какого-либо слова. Поэтому в данном случае, наверное, более правомерно говорить о фразовом ударении, а не о словесном.
3) ударение состоит в повышении тона на последнем слоге [15, с. 33-34]. З.К. Касьяненко проявляет некоторую осторожность при характеристике монгольского ударения. С одной стороны, он указывает на наличие в разговорном монгольском языке музыкального ударения, падающего на последний слог (особенно в вопросительных предложениях), что характерно именно для фразового, а не словесного ударения. С другой стороны, ударение падает на первый слог в слове, либо при наличии долгих гласных смещается на него. Какова природа этого ударения непонятно, т.к. «В монгольском языке нет силового ударения. Правильное было бы говорить о выделении какого-либо слога» [13, с. 7-8]. Однако, автор не уточняет с помощью каких средств выделяется слог.
Таким образом, если проследить, как менялись взгляды лингвистов, упомянутых выше, относительно характера и места ударения в монгольском языке с середины XIX века по настоящее время (1849 - 2004 гг.), мы не сможем вывести какой-либо закономерности.
В 1849 году было опубликовано сочинение А.А. Бобровни-кова «Грамматика монгольско-калмыцкого языка», в которой автор пишет, что ударение всегда падает на последний слог, и состоит оно в повышении тона.
А.Д. Руднев (1911), Б.Я. Владимирцов (1929), Н.Н. Поппе (1937), Б.Х. Тодаева (1951), Chinggaltai (19б3) высказывают прямо противоположную точку зрения. В монгольском языке ударение экспираторное, и падает оно на первый слог.
В 1952 году были опубликованы труды Ю. Янхунена «Монгольские языки» и А.Р. Ринчинэ «Учебник монгольского языка». Они считали, что ударение в монгольском языке не имеет особого значения.
Г.Д. Санжеев (1960) поддерживал точку зрения Ю. Янхуне-на и А.Р. Ринчинэ, тем не менее, в своей работе «Современный монгольский язык» указывал на наличие в монгольском языке двух типов ударения: динамического, очень сильного, всегда падающего на первый слог и музыкального, падающего на последний слог [7, с. 20].
James E. Bosson (1963) и З.К. Касьяненко (1964) отмечают, что ударение зависит от долготы гласного и может падать в принципе на любой слог в слове.
Н.С. Яхонтова (1997) и J. Gaunt, L. Bayarmandakh (2004) поддерживают мнение о выделение именно первого слога в монгольских словах.
Л.Г. Скородумова (2002) вслед за James E. Bosson и З.К. Ка-сьяненко считает, что место ударения зависит от долготы / краткости гласного, либо его качества (монофтонг / дифтонг).
Таким образом, до сих пор нет единого мнения о месте и природе ударения в монгольском языке. Одни авторы выдвигает новые гипотезы, другие возвращаются к уже существующим, внося свои поправки и уточнения.
Представляется целесообразным провести психолингвистический эксперимент, который позволит установить антологию ударения в данном языке через восприятие носителей монгольского и русского языков. Согласно Т.М. Николаевой, «... ударение есть то, что слышно как ударение. Иначе говоря, оно проходит некий порог нашей перцептивной тренированности, то есть ударение слышно всем как таковое и может быть всеми в таком качестве идентифицированно» [18, с. 21].
Итак, в качестве респондентов в эксперименте принимали участие студенты 1-5 курсов и преподаватели факультета филологии, истории и журналистики Приамурского государственного университета имени Шолом-Алейхема (110 носителей)
и студенты Ховдского государственного университета МНР (45 носителей). В качестве экспериментального материала было отобрано 40 монгольских слов и 15 редко встречающихся в русском языке немонгольских слов. Слова были записаны на аудио-диск женщиной - носителем монгольского языка. Каждое слово повторялось три раза. Респондентам было предложено поставить ударение в данных словах.
Из 40 монгольских слов 13 представляют собой дисилла-бы, 14 слов включают три слога, 12 - четыре слога и одно слово состоит из пяти слогов. Соответственно из 15 редко встречающихся немонгольских слов три слова - дисиллабы, восемь состоят из трех слогов и четыре - из четырех слогов. Все словоформы представлены несколькими подтипами.
Двусложные словоформы
Подтип краткий гласный + краткий гласный представлен шестью монгольскими словами и тремя словами, несуществующими как в монгольском языке. Согласно усредненным данным русскоязычных респондентов в семи словах ударение падает на второй слог (95% опрошенных), в двух словах - на первый слог (63%), при этом 13% указывают на наличие в данных словах двух ударений. Монгольские респонденты также отмечают в качестве ударного в основном второй слог. Однако до 49 опрошенных считают, что в этих словах вообще нет ударения. Необходимо отметить, что на русскоязычного носителя могла оказать влияние схожесть звучания и написания пяти монгольских слов с русскими (альбом, аптек, брезент, вольфрам, рефлекс), а слово талсжилт «кристаллизация» даже отдаленно не напоминающее какого-либо русского слова несет ударение на первом слоге (55%).
Подтип краткий гласный + долгий гласный включает пять слов: авхаалж «сообразительность, догадливость», алдаа «ошибка, погрешность», бараан «темный, темного цвета», бол-гоомж «осторожность, внимательность», голцуу «в основном, в большинстве». Только 4% монгольских респондентов и 5% русских респондентов считают, что ударным является первый слог. 92% русскоязычных респондентов считают, что ударным является второй слог, остальные указывают на наличие двух ударений. Среди монгольских студентов мнения разделились примерно одинаково, часть респондентов в качестве ударного отмечает второй слог, часть считает, что ударение отсутствует в данных словах. Восприятие второго слога как ударного русскоязычными респондентами в данном подтипе тоже можно считать закономерным, т.к. на восприятие ударного слога влияет долгота гласного [19, с. 263].
В подтипах дифтонг + долгий гласный и дифтонг + краткий гласный представлено по одному примеру, поэтому говорить о какой-либо закономерности представляется нецелесообразным. Тем не менее, отметим, что в слове баячууд «богачи, богатей» как большинство русских, так и большинство монгольских респондентов указывают на акцентное выделение второго слога, 34% русскоязычных респондентов - на наличие двух ударений, 44% монгольских - на отсутствие ударения в данном слове. Слово нейтрон и по звучанию и по написанию сходно с аналогичным русским словом, поэтому, несмотря на краткость второго гласного, 89% опрошенных считают ударным второй слог, а 67% монголов указывают на отсутствие какого-либо ударения.
Трехсложные словоформы
Подтип краткий гласный + краткий гласный +краткий гласный представлен восьмью монгольскими словами и пятью «чужими» словами. Подавляющее большинство русских респондентов в 10 из 13 слов указали в качестве ударного третий слог (74%). На русскоязычного носителя опять же мог оказать влияние тот факт, что часть слов сходна по звучанию с русскими словами: автомат, каталог, мандолин «мандолина». Однако, слова б-мб-лз-х «пружиняще выбрасываться, двигаться», бархас-вадь «Юпитер», газардлага «приземление, заземление», бундесрат, маркизет, операнд не имеют сходства в своей звуковой форме с русскими, и, тем не менее, респонденты выделят в качестве ударного третий слог. В слове эротик «эротика, эротический» 51% опрошенных ответили, что ударным является второй слог, 47% - третий слог. Очевидно, опять же, как под влиянием русского существительного эрутика, так и прилагательного эротъческий. Большинство монгольских респондентов (71 %) считают, что монгольские слова не несут ударения, по поводу придуманных слов мнения разошлись. Большая часть опрошенных считает ударным второй слог.
Подтип краткий гласный + краткий гласный +дифтонг включает два монгольских слова и три «чужих». Мнения, как русских, так и монгольских респондентов сходятся только в том, что почти никто не выделяет в качестве ударного слога первый. В словах идэмхий «прожорливый, ненасытный», онихия, пошан-
дрия большим количеством респондентов ударным воспринимается второй слог, в словах гаргацгYй «неразборчивый, неразборчиво» и спиричуэл - третий. Ответы монгольских студентов в основном совпадают с ответами русских респондентов. Исключение составляет только два слова 1) идэмхий, все опрошенные считаю, что ударение падает либо на третий слог, либо отсутствует и 2) гаргацгYй, 89% считают, что ударение в данном слове отсутствует. В подтипах
краткий гласный + краткий гласный + долгий гласный, краткий гласный + долгий гласный + краткий гласный, дифтонг + краткий гласный + краткий гласный, долгий гласный + краткий гласный + дифтонг представлено по одному примеру: дагацгаах «идти вместе, следовать вместе», идээлэх «кушать, есть», жийргэвчлэх «прокладывать, подстилать», тааламжтай «удобный, приятный, симпатичный». Во всех словах ударение падает в основном либо на долгий гласный, либо на дифтонг, как у монгольских, так и русских респондентов. 49% монголов указывают на отсутствие ударения. До 24% русских респондентов указывают на наличие двух ударений в данных словах.
Четырехсложные словоформы
Подтип краткий гласный + краткий гласный +краткий гласный +краткий гласный состоит из трех монгольских слов: догматикчлах «догматизировать», тусгарлагдмал «оторванный, отделенный, изолированный, замкнутый», саравганах «махать руками / ногами, барахтаться» и трех придуманных слов: гепа-топотоз, ундецима, прозенхима. Единодушие во мнениях заключается в том, что, как и в трехсложных словоформах, первый слог в качестве ударного почти не выделяется, за исключение слова ундецима (44% опрошенных носителей монгольского языка считают, что ударение в этом слове падает на первый слог). В остальных словах ударение падает либо на второй, либо на третий слог. До 23% русских респондентов считают, что в данных словах два главных ударения, до 64% монгольских респондентов указывают на отсутствие ударения.
Подтип краткий гласный + краткий гласный +долгий гласный +краткий гласный включает три монгольских слова: бохир-дуулалт «загрязнение», дагтаршуулах «трамбовать, уплотнять», халтартуулах «побуд. от загрязнять, пачкать». Русскоязычные носители отдают предпочтение долгому слогу, большая часть монголов считает, что в этих словах нет ударения. В подтипах
долгий гласный + краткий гласный + долгий гласный + краткий гласный,
Библиографический список
краткий гласный + долгий гласный + краткий гласный + дифтонг,
краткий гласный + дифтонг + долгий гласный + краткий гласный,
краткий гласный + краткий гласный + дифтонг + краткий гласный,
краткий гласный + краткий гласный +краткий гласный + дифтонг,
краткий гласный + долгий гласный + долгий гласный + краткий гласный представлено по одному примеру: бYгнYPYЛэх «побуд. от собираться, сосредоточиться», гашуудалтай «скорбный, печальный, траурный», гYHзгийрYЛэх «побуд. от углублять, усугублять», бYлгэмийнхэн «члены кружка, общества», горьдлогогYй «безнадежный, бесполезный», ногооруулах «по-буд. от озеленять».
Предпочтение в выборе места ударения носителями, как русского языка, так и монгольского отдается либо долгому гласному, либо дифтонгу.
Пятисложные слова
В данной группе представлено только одно слово хариуц-лагатай «ответственный», подтип краткий гласный + краткий гласный + краткий гласный + краткий гласный + дифтонг. 55% русскоязычных респондентов считают, что ударение падает на последний слог. 32% считают, что в данном слове два ударных слога, по поводу того, какие именно, мнения расходятся. 58% монголоязычных респондентов указывают на отсутствие ударения в данном слове.
Как видно из вышеприведенных примеров, ни первый, ни последний слог не являются предпочтительными в качестве ударного: русскоязычные носители в качестве ударного слога воспринимают тот, в котором содержится, в первую очередь, долгий гласный и во вторую дифтонг, либо ориентируются на акцентную структуру слова в родном языке. Большинство монгольских респондентов считают, что как в собственно монгольских, так и в редко встречающихся русских словах нет ударения.
На данном этапе нашего исследования еще рано делать выводы о наличии или отсутствии монгольского ударения, а также о его месте и природе. Однако, проведенный эксперимент дает представление о том, почему наблюдается такая разноголосица мнений по поводу характера и места ударения в монгольском языке.
На следующих этапах исследования предполагается: а) привлечение дополнительного продуцента для воспроизведения списка исследуемых слов; б) использование реципиентов, обладающих хорошим фонетическим слухом.
1. Шевернина, З.В. Монгольский язык // Большой энциклопедический словарь. Языкознание / под ред. В.Н. Ярцевой. - М., 2000.
2. Тодаева, Б.Х. Грамматика современного монгольского языка. Фонетика и морфология. - М., 1951.
3. Герасимович, Л.К. Монгольское стихосложение. - Л., 1975.
4. Рудневъ, А.Д. Матер1алы по говорамъ восточной Монголм. - С.П.б., 1911.
5. Владимирцов, Б.Я. Сравнительная грамматика монгольского письменного языка и халхаского наречия. Введение и фонетика. - М., 1989.
6. Поппе, Н.Н. Грамматика письменно-монгольского языка. - М.; Л., 1937.
7. Санжеев, Г.Д. Современный монгольский язык. - М., 1960.
8. Gaunt, J. Modern Mongolian: a Course Book / J. Gaunt, L. Bayarmandakh, L. Chuluunbaatar. - L. & N.-Y.: Routledge Curzon, 2004.
9. Chinggaltai A Grammar of the Mongol Language. - N.-Y.: Frederick Ungar Publishing Co, 1963.
10. Тодаева, Б.Х. Монгольские языки [Э/р]. - Р/д: http://krugosvet.ru/articles/81/1008177/print.htm.
11. Яхонтова, Н.С. Монгольские языки // Языки мира. Монгольские языки. Тунгусо-маньчжурские языки. Японский язык. Корейский язык. — М., 1997.
12. Bosson, J.E. Modern Mongolian. - The Hague: Indiana University, Bloomington Mounton & Co, 1964.
13. Касьяненко, З.К. Современный монгольский язык. - Л., 1968.
14. Скородумова, Л.Г. Учебник монгольского языка. - М., 2002.
15. Бобровников, А.А. Грамматика монгольско-калмыцкаго языка. - Казань, 1847.
16. The Mongolic Languages / edited by J. Janhunen. - L. & N.-Y.: Routledge Curzon, 2003.
17. Ринчинэ, А.Р. Учебник монгольского языка / под ред. Г.Д. Санжеева. - М., 1952.
18. Николаева, Т.М. Просодическая схема слова и ударение. Ударение как факт фонологизации // Вопросы языкознания. - 1993. - № 2.
19. Зиндер, Л.Р. Общая фонетика: учеб. пособие. - М., 1979.
Bibliography
1. Shevernina, Z.V. Mongoljskiyj yazihk // Boljshoyj ehnciklopedicheskiyj slovarj. Yazihkoznanie / pod red. V.N. Yarcevoyj. - M., 2000.
2. Todaeva, B.Kh. Grammatika sovremennogo mongoljskogo yazihka. Fonetika i morfologiya. - M., 1951.
3. Gerasimovich, L.K. Mongoljskoe stikhoslozhenie. - L., 1975.
4. Rudnevjh, A.D. Materialih po govoramjh vostochnoyj Mongolii. - S.P.b., 1911.
5. Vladimircov, B.Ya. Sravniteljnaya grammatika mongoljskogo pisjmennogo yazihka i khalkhaskogo narechiya. Vvedenie i fonetika. - M., 1989.
6. Poppe, N.N. Grammatika pisjmenno-mongoljskogo yazihka. - M.; L., 1937.
7. Sanzheev, G.D. Sovremennihyj mongoljskiyj yazihk. - M., 1960.
8. Gaunt, J. Modern Mongolian: a Course Book / J. Gaunt, L. Bayarmandakh, L. Chuluunbaatar. - L. & N.-Y.: Routledge Curzon, 2004.
9. Chinggaltai A Grammar of the Mongol Language. - N.-Y.: Frederick Ungar Publishing Co, 1963.
10. Todaeva, B.Kh. Mongoljskie yazihki [Eh/r]. - R/d: http://krugosvet.ru/articles/81/1008177/print.htm.
11. Yakhontova, N.S. Mongoljskie yazihki // Yazihki mira. Mongoljskie yazihki. Tunguso-manjchzhurskie yazihki. Yaponskiyj yazihk. Koreyjskiyj yazihk. — M., 1997.
12. Bosson, J.E. Modern Mongolian. - The Hague: Indiana University, Bloomington Mounton & Co, 1964.
13. Kasjyanenko, Z.K. Sovremennihyj mongoljskiyj yazihk. - L., 1968.
14. Skorodumova, L.G. Uchebnik mongoljskogo yazihka. - M., 2002.
15. Bobrovnikov, A.A. Grammatika mongoljsko-kalmihckago yazihka. - Kazanj, 1847.
16. The Mongolic Languages / edited by J. Janhunen. - L. & N.-Y.: Routledge Curzon, 2003.
17. Rinchineh, A.R. Uchebnik mongoljskogo yazihka / pod red. G.D. Sanzheeva. - M., 1952.
18. Nikolaeva, T.M. Prosodicheskaya skhema slova i udarenie. Udarenie kak fakt fonologizacii // Voprosih yazihkoznaniya. - 1993. - № 2.
19. Zinder, L.R. Obthaya fonetika: ucheb. posobie. - M., 1979.
Статья поступила в редакцию 23.10.12
УДК 821.161.1
Velijev R.Sh., Pritshepa V.P. THE IMAGE OF LANCELOT IN WORKS OF E. SCHWARTZ (BASED ON THE PLAY «THE DRAGON»). In this article, we have attempted to identify the characteristics of drama Of Eugene Schwartz, to follow the specific transformation and interpretation of the medieval epic of Lancelot in the works of the playwright on the example of the play «The Dragon».
Key words: reminiscence, medieval epic, courtly romance, British myth, neomyth, compilations.
Р.Ш. Велиев, аспирант каф. литературы факультета лингвистики и межкультурной коммуникации Хакасского гос. университета им. Н.Ф. Катанова, г. Абакан; В.П. Прищепа, д-р филол. наук, проф. каф. литературы Факультета лингвистики и межкультурной коммуникации Хакасского гос. университета им. Н.Ф. Катанова, г. Абакан, E-mail filolog19@mail.ru
ОБРАЗ ЛАНЦЕЛОТА В ТВОРЧЕСТВЕ ДРАМАТУРГА Е. ШВАРЦА (НА МАТЕРИАЛЕ ПЬЕСЫ «ДРАКОН»)
В статье предпринята попытка выявить особенности драматургии Евгения Шварца, проследить специфику трансформации и интерпретации средневекового эпоса о Ланцелоте в творчестве драматурга на примере пьесы «Дракон».
Ключевые слова: реминисценции, средневековый эпос, куртуазный роман, британский миф, неомиф, компиляция.
Пьеса «Дракон» (1943), начатая еще до Великой отечественной войны и, воспринятая как политическая сатира на сталинский режим, задумывалась автором как обличение фашизма в сказочной форме. В произведении представлена сказочная страна, в которой описываются действия и поступки вымышленных персонажей. Реминисценции в этой сказке, наделенные гротескным содержанием, создают новый контекстуальный пласт, в котором наиболее полно раскрыты философские представления автора. Наряду с привычными человеческими именами (Эльза, Генрих) встречаются необычные - Ланцелот, Шар-лемань, которые напоминают своими немецкими корнями значения «человек из толпы» и «нож для кровопускания».
Образ Дракона - главного действующего персонажа одноименной сказки Е. Шварца - символизирует жестокую и сильную тоталитарную власть, которая на протяжении многих лет являлась политической доминантой в решении задач государства. В образе Дракона Е.Л. Шварц выразил главную философскую квинтэссенцию своего творчества и эпохи в целом - тоталитаризм уничтожает не столько физически, сколько морально. Державный Дракон с гордостью заявляет Ланцелоту:
«Я же их, любезный мой, лично покалечил. Человеческие души... очень живучи. Разрубишь тело пополам - человек околеет. А душу разорвешь - станет послушней, и только» [1; с. 120].
Не менее важным персонажем в содержательной структуре пьесы является Ланцелот. В его образе-реминисценции отражены черты средневекового эпоса, которые выражаются следующей формулой: «Рыцарь, обреченный насилием, должен уничтожить зло». В письме к своему другу, театральному режиссеру Н.П. Акимову (от 19 марта 1944 года), Шварц так говорит о Ланцелоте/
«Ланцелот так страстно хочет наказать подлеца, необходимость наказания так давно назрела, что зритель легко примет пощечину, переданную им по воздуху. Но допускать, что в этой стране сильные желания вообще исполняются, - опасно. Не соответствует духу, рабскому духу этого города. В этом городе желания как-то ослаблены. Один Ланцелот здесь живёт сильно. Если его желания сбудутся раз-другой - пожалуйста. Если этим мы покажем, насколько сильно он умеет желать, чем коренные жители, - очень хорошо. Но здесь есть что-то отвлекающее. Требующее объяснений» [1; с. 359-360].
Ланцелот - символ надежды на счастье. Е. Шварц наделил сказочного героя жизненными силами, но, убив Дракона, Ланце-
лот встает вместо него и создает свои законы. Возрождается новый Дракон и этим закономерным финалом автор характеризует специфику политической системы и действительность уже не сказочного государства, а своей страны, в которой необходимо каждому «Убить Дракона в себе».
В европейской литературе образ Ланцелота представлен в различных художественных ипостасях на основе известного рыцарского сюжета о доблестном рыцаре Круглого Стола. Одним из первых писателей, в творчестве которого появился образ Ланцелота, был средневековый французский писатель Кре-тьен де Труа (ок. 1135-1185). Такие произведения автора как «Рыцарь телеги, или Ланцелот» и «Повесть о Граале» остались незавершенными. Однако, именно в них намечаются художественные тенденции, по которым в дальнейшем будет проходить развитие образа Ланцелота в мировой литературе. «Рыцарь телеги, или Ланцелот» и «Повесть о Граале» - первые произведения, сфокусированные на образах британской мифологии, и которые впоследствии получили название Артуриана или Артуровский цикл (применительно к средневековому эпосу европейской литературы). Произведение «Рыцарь телеги, или Ланцелот», в котором впервые легендарный герой становится главным персонажем в литературе, написано в жанре куртуазного романа. Отсюда, ярко выраженная куртуазная интерпретация автором любовной темы, рыцарской доблести и подвига-авантюры. В основе сюжета романа лежит легенда о поисках похищенной королевы Гвиневры. Безрассудный Ланцелот, наделенный духовными качествами, выходит победителем из различных ситуаций, поскольку одержим любовью. Основная мысль произведения - провозглашенная автором - победа чувства над разумом.
В средневековье образ Ланцелота также был воспет в творчестве миннезингера XII века, швейцарца Ульриха фон Цацик-хофена. Эпопея автора «Ланцелот» (ок.1194г.) представляет собой компиляцию сюжетов, взятых за основу и переработанных из британского мифа о короле Артуре, и является одной из первых немецкоязычных версий истории рыцаря Ланцелота. Ланцелот предстает как доблестный рыцарь, способный на самопожертвование. Произведение было опубликовано в Германии и Швейцарии отдельными списками в 1845 году.
Ещё одним ярким писателем-артурианцем, в творчестве которого легенда о рыцаре Ланцелоте занимает ведущее место, является английский писатель Томас Мэлори (1405-1471). Т. Мэлори в своей «Книге о короле Артуре и о его доблестных
