CC BY
47
12. Сорокин П. Человек. Цивилизация. - М.: Глобус, 1992.
- 234 с.
Literature
1. Brockhaus - Encyklopedie. Band 6. - Mannheim, 1993. - P.
920.
2. Gritsanov A.A., Ovcharenko V.I. - A Human Being and Alienation.- Minsk: Sfera, 1991- P.114
3. Marx K., Engels F. - Collected Works.- M.: Polizdat, 1982.
- P.219.
4. Meyers Grosses Universal Lexikon. Band 4. - Mannheim, Wien, 1991. - P.367.
5. Modern Philosophical Dictionary, edited by Saveljeva P.M.: Progress, 1998. - P.114.
6. Narsky E.S. Alienation and Labor. - M.: Nauka, 1983. -P. 145.
7. Philosophical Dictionary, edited by Averjantsev S.- Sovet-skaja entsiklopedija,1989. - P.815.
8. Politik - Lexikon. - München, Wien, 1991. - P.547.
9. Polytology: Dictionary edited by Averjanov U. - M.: Nauka, 1993. - P.431.
10. Prihodko D.N. - Alienation and Ways of Overcoming it. -Tomsk State University, 1995. - P. 108.
11. Sorokin P. A man. Mankaind. - M.: Globus, 1992. - P.234.
12. Suvorov A. - Alienation, Mankaind, Personality.- M.: Svobodnaja misl, 1993. - № 16. - P. 37-45.
Сведения об авторах
Вторушин Николай Анатольевич - старший преподаватель кафедры философии Томского политехнического университета, Томск, e-mail: [email protected].
Data on authors
Vtorushin Nikolaj Anatolievich - Senior teacher of Department of philosophy, Tomsk Polytechnic University, e-mail: nota-bene1977@yandex. ru
УДК 316.7 ББК 60.524.224.53
Томас Качераускас
ЭКРАН И ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНОЕ ТВОРЧЕСТВО
В статье анализируется телевидение и информационные технологии в перспективе экзистенционального творчества. Поднимается вопрос о том, могут ли стать медийные образы факторами экзистенциального творчества. Автор противопоставляет образ жизни стилю жизни. Первый соотносится с диалектикой мышления и экзистенции, второй — с нивелирующим воздействием медийных образов. Утверждается, что структура экзистенции является не только языковой, но и образной. Согласно автору, творческая среда поддерживается благодаря взаимосвязи экзистенциальных образов различной природы (воспоминаний, снов, стремлений, представлений). Выдвигается тезис: наш экзистенциальный проект формируется в горниле взаимодействия различных образных планов. Этот тезис выходит из предпосылки, что наш жизненный мир и экзистенция в нем являются образными. Зрелища оцениваются по их месту в экзистенциальном образе; экранные зрелища способствуют развитию созерцания; зрелища по эту и ту сторону экрана испытываются в среде экзистенциальных феноменов.
Ключевые слова: образ, экран, экзистенция, медиа, стиль жизни.
Tomas Kacerauskas
THE SCREEN AND EXISTENTIAL CREATION
The article deals with TV and IT in the perspective of existential creation. The author asks if the pictures of the media could be the factors of our existential creation. The author opposes the life's art and the life's style. The first one is related with the dialectics of thought and existence. The latter one is related with the levelling influence of the media 's scenes. The structure of existence is not only linguistic, but also visual. According to the author, the creative environment is supported by the interconnection of existential pictures which are different in their nature (reminiscences, dreams, aspirations, imaginations). According to the main thesis, our existential project is formed in the fire of pictures' different planes. This thesis follows from the supposition that both our living world and existence in it are visual. The other theses are as follows: all that we see should be valuated according to their place in the existential picture; the pictures of the screen serve the world-view's development; the picture on this and the other side of the screen are tested in the environment of existential phenomena.
Key words: picture, screen, existence, media, life-style.
Современная жизнь неотделима от экрана. Экрану телевизора, компьютера, мобильного телефона, киноэкрану требуется все больше нашего внимания. Перед экраном как работаем, так и отдыхаем. Перерывы между этим бодрствованием перед экраном также наполнены экранными образами, которые воздействуют на наше видение и мышление. Поэтому это жизнь не только по эту, но и по ту сторону экрана: даже не будучи участниками экранной действительности, мы ведем себя аналогично им. Иначе говоря, экран, репрезентирующий действительность, мы репрезентируем как парадигму действительности. Г оворя о действительности, нельзя не вспомнить
Платона, предоставившего идейный критерий действительности (и истинности). Платон в нашем контексте важен и в другом аспекте: он едва ли не первым дал интерпретацию экрана в своей знаменитой аллегории пещеры.
Итак, вопрос об экране возникает на пересечении герменевтического (как понимается действительность как по эту, так и по ту сторону экрана?) и онтологического (что действительно по ту и эту сторону экрана?) подходов мышления. Проблема действительности неотделима от вопроса истины: действительно то, что истинно, иначе говоря, что имеет часть в нашем экзистенциальном творчестве. Это
возвращает к теме жизни, в контексте которой вопрос истины (действительности) звучит так: что есть истина при взаимодействии жизненной действительности по эту и ту сторону экрана? Иначе это можно определить как проблему соотношения различных планов образности - созерцания и вйдения. Созерцание, которое соотносится с мышлением, возникает как целое экзистенциальных установок под воздействием того, что мы видим, т. е. видений как визуальных феноменов. Видение иначе, чем экранное зрелище, направляет и расширяет это герменевтиче-ско-экзистенциальное целое. Следовательно, не любое зрелище имеет экзистенциальную ценность, а только то, которое находит место в нашем экзистенциальном проекте, который, в свою очередь, расширяется. Такое зрелище я называю видением, имеющим статус феномена. Созерцание формируется в поле напряжения мыслеобразов, на которые воздействуют видения, в то время как это поле воздействует как на возникающее видение, так и на мерцающее зрелище. Следовательно, созерцание и зрение неотделимы как различные содействующие уровни образности. В этом смысле они анологичны, ana ton logon, точнее, ana ton eidon, т. е. по образу. Анаэй-дичность здесь - указание не на платоновский eidos, а на полифоническую образность нашей экзистенции.
Мой большой тезис: наш экзистенциальний проект формируется в горниле взаимодействия различных образных планов. Иначе говоря, наш жизненный мир и экзистенция в нем — анаэйдичны. Из большого тезиса выводятся малые: зрелища надо бы оценивать по их месту в экзистенциальном образе; экранные зрелища способствуют развитию созерцания; зрелища по ту и эту сторону экрана испытываются в среде экзистенциальных феноменов (видений).
Экспозиция анаэйдичности, кажется, требует анализа понятий платоновского eidos, виттгенштей-новского Bild (как в раннем, так и в позднем творчестве), рикеровского voire comme. Так как упомянутые понятия в связи с проектом феноменологии творчества уже рассматривались нами (Kacerauskas, 2008), здесь пойду другим путем. Прежде всего, рассмотрим телевидение и информационные технологии (Экран: закрытость или открытость образа?), позднее - их нивелирующее воздействие (Рейтинговый комплекс) и, наконец, представим альтернативу анаэйдичной экзистенции (Полифония образов и мышление). Следуя этим путем, мы будем привлекать не только упомянутых авторов, но также Бод-рийяра и Бурдье, которые много внимания уделяли соотношению по эту и ту сторону экрана. Кроме того, здесь, как и в прочих исследованиях, буду иметь в виду понятия как хайдеггеровского экзистенциального проекта, так и гуссерлевских феномена и среды (Umwelt).
Экран: закрытость или открытость образа?
Платон в диалоге Государство описывает прикованных в пещере заключенных, которые, не имея возможности повернуть голову, видят только тени, падающие на стену пещеры. Между пещерой и источником света пролегает дорога, двигающиеся по которой фигуры как раз отбрасывают тени. Платон
дает понять, что все мы - заключенные, видящие действительность на экране стены своей пещеры. Это, вероятно, старейшая интерпретация телевидения за 2400 лет до его появления. По Платону, о действительности мы вынуждены судить по образам на стене нашей пещеры, в которой как бодрствуем, так и спим. Иначе говоря, источником картины действительности является экран в нашей спальне.
Связь экрана и спальни здесь не случайна: мы часто засыпаем под мерцание образов на экране (для кого-то это лучшее снотворное), границы которых легко преодолеваются во сне, а пробудившись от сна, мы никогда не чувствуем себя освободившимися от (усыпляющего) воздействия телевизионных образов. Возникает вопрос, возможно ли восприятие действительности без экранных образов? Если так, то откуда мы знаем, что это восприятие - не результат воздействия экрана? Тем самым это вопрос о нашем мышлении: возможно ли не зависимое от экранных образов, т. е. критическое, мышление? Это часть вопроса о взаимодействии образов нашей жизненной среды: какое место экранные образы занимают в формировании экзистенциального образа? Иначе это можно сформулировать так: каково соотношение экзистенциальных образов мышления и видения в нашей анаэйдичной среде? Пока неясно, становится ли экранное зрелище экзистенциальным видением, формирующим совместно с экзистенциальными факторами (стремлениями, установками, воспоминаниями) наше экзистенциальное созерцание, которое, в свою очередь, обусловливает образ жизни. И если да, то каким образом?
Как упоминалось ранее, вопрос о действительности неотделим от понятия истины: истинно то, что действительно. В терминологии Хайдеггера последнее прозвучит так: что подручно в нашем экзистенциальном творчестве, которое развивается на пересечении различных образов. Вопрос об общественной природе истины оставлю в стороне, здесь важнее вопрос о новизне и творчестве мышления в условиях телевизионной культуры, т. е. общего нивелирования (глобализации?). Может ли агент этой культуры (журналист), действующий подобно пружине машины для выжимания рейтинга, во-первых, независимо мыслить, во-вторых, побуждать наше творческое мышление?
Пока оставим эти вопросы в стороне и рассмотрим информационные технологии (ИТ). Говоря о новизне ИТ, мы преувеличиваем. ИТ опираются на герменевтическую предпосылку: понимание является языковым, а сообщение передается с помощью письма. Сообщение, переданное с помощью ИТ, также чаще всего опирается на письменность. Изображение здесь занимает небольшую часть, кроме того, оно часто бывает символичным, иначе говоря, подчиняется логике письма. ИТ метят процессы, которые начались очень давно. Снова вспомним Платона, который в диалоге Федр поднимал вопрос: не оставляет ли появившаяся письменность мысль, выпущенную в мир, «сиротой» (по словам Т. Содейки), которую автор уже не в состоянии опекать и защищать? С появлением письменности текст превратился в медиа, живущее собственной, не зависимой от
автора жизнью. Мы должны считаться с тем, что имеем дело не с самим автором, но с его детьми-сиротами, на которых воздействует (обижает) среда, в которой они оказались. ИТ только выявили эти тенденции: во времена Интернета любая информация доступна свободно, иначе говоря, она принадлежит всем, кроме самого автора. Мы являемся свидетелями авторской агонии и, одновременно, конца живого мышления. Вопрос в том, приемлемо (подручно, по Хайдеггеру) ли для нас такое положение. Однако эти процессы начались не сорок лет, а несколько тысячилетий тому назад.
Таким образом, пример с ИТ показывает, что образ переплетается с языком. Языковость - не только характеристика понимания, но и черта экзистенции: наша среда является языковой. Мало того, такие модусы экзистенциального творчества, как осуществление, одухотворение, наименование, невозможны без языковой среды. На соотношение eidos и logos обратил внимание и Платон: аналогия для него означала аналогичное (т. е. согласно logos) стремление к eidos. Мало того, что eidos, а также и logos неотделимы от bios, т. е. от нашего жизненного развития, которое мы направляем благодаря нашим творческим усилиям. Развивая мысль из Государства о соответствии человека и его среды (государственного строя), мы каждый раз возрождаемся, обновляя свою языковую и образную среду. Перевоплощение (инкарнация) в контексте экзистенциального творчества выражает обновление в обновляемой анаэйдологиче-ской (образной и языковой) среде. Являются ли медиа, особенно телевидение и Интернет, той жизненной средой, в которой пересекаются экзистенциальный образ и экзистенциальный язык? Являются ли медиа, связывая жизнь по ту и эту сторону экрана, важнейшим фактором нашего экзистенциального творчества?
Прежде чем ответить на эти вопросы, проанализирую нашу (как детей, так и взрослых) зависимость от экрана (Интернета, телевидения). Нас окружают явления, которые мы вовлекаем в мир своих стремлений, желаний, целей. От степени нашей зрелости зависит, какой ранг в нашей жизненной среде преоб-ретут интернетные и телевизионные тексты без автора, сохранят ли они конкуренцию экзистенциальному опыту. Чувственные (видимые) экзистенциальние факторы я назвал видениями, которые иначе, чем зрелища, формируют наше созерцание - жизненный образ. Уже поднимался вопрос, могут ли экранные зрелища стать виденьем.
Платоновский Федр - не только о медиа, но и о любви, т. е. о чувственном непосредственном опыте. Удивительным образом Платон связывает это с любовью к мудрости - philo-sophia. Этому служит его доктрина соучастия (methexis): любая любовь является частью любви Демиурга к своему творению. Любя, мы участвуем в этом со-творчестве, которое переносит нас по ту сторону пещерного экрана - к божественным идеям. Любовь к мудрости (философия), или созерцание идей, достигается благодаря живой диалектике. «Живость» как раз достигается с помощью взаимодействия с чувственным опытом. Эту связь Платон закрепляет доктриной воспомина-
ния (anamnesis): божественные идеи мы вспоминаем, пробужденные зрелищами. Скажем, идею лошадно-сти узреем, видя фыркающего Буцефалоса. Здесь возникает вопрос: Буцефалос - это зрелище или видение? О каком коне мы говорим: о том, на котором скакал Александр Македонский, чтобы завоевать эллинистический мир, или об имени, с помощью которого завоевывается наша экзистенциальная территория? Это вопрос об отношении языка и действительности в общем, а также наименования и осуществления в феноменологии экзистенциального творчества, в частности.
Так мы приблизились к нашему экзистенциальному контексту, по отношению к которому платоновская теория идей, кажется, является несоизмеримым дискурсом. Ежели так, то представленная интерпретация Платона некорректна. На эти возможные упреки можно ответить с помощью экзистенциально-герменевтических ресурсов: любая интерпретация основана на нашем экзистенциальном проекте и вытекающем из него образе мира. Аналогично Горгию можно ответить: если бы и существовал несоизмеримый дискурс, ничего о нем не могли бы сказать. Любые идеи - Платона, Аристотеля, Г оргия, Хайдеггера или Гадамера - мы интерпретируем настолько, насколько они подручны (zuhanden - Хайдеггер) для экзистенциального образа, который мы проектируем. Это не означает, что упомянутые (интерпретируемые) авторы составляют гармоничный хор голосов. Напротив, идеи (мыслителей как прошлого, так и настоящего), подлежащие дискуссии, также являются подручными, если они способствуют возрождению нашего экзистенциального образа. Мало того, в этой мыслительной борьбе (диалектике) каждый мыслитель прошлого предстает все в новом свете.
Вернемся к экзистенциальному образу по ту и эту сторону экрана. Аристотель в Никомаховой этике утверждает, что дети не могут быть счастливы, так как их опыт и разум недостаточны. В нашем контексте это означает, что дети с трудом выдерживают бремя Интернета, что заслоняет как опыт, подлежащий накоплению, так и мудрость, подлежащую формированию. Сущность Интернета - быть домом для всех, т. е. принять всех неопекаемых «сирот» в громадный интернат, в котором мысли вымываются и дезинфицируются от каких бы то ни было «творческих паразитов». В Интернете мысли - всех и для всех. Детям тяжело противиться такой «опеке». Однако быть домом для всех означает быть ничьим. Дом для детей - не в интернате для всех, а в среде своей семьи, где он становится полноценным участником экзистенции, получающим и отдающим часть мудрости и любви в со-творчестве жизненного образа. В этом смысле нельзя согласиться с Аристотелем, что дети несчастны, разве что говорить о без-призорных детях интернетного интерната. Даже испытанное в семье несчастье, именуемое в свете экзистенциального со-творчества, может стать фактором совместно создаваемого образа любви и мудрости (счастья).
Продолжим мысль о доме для всех. В Интернете свой дом находят все, в том числе педофилы, геи, са-
домазохисты, некрофилы. Все они здесь нормальны. Особенно некрофилы, так как Интернет после смерти авторов сам похож на кладбище и свалку. Здесь нет живой диалектики в ее экзистенциальном смысле
- только «символический обмен» по проходимым каналам системы, по словам Бодрийяра (1976), который неуклонное умножение системы сравнивает с размножением раковых клеток и связывает со смертью. Поэтому клонирование и мортализация неотделимы: Интернет, как и телевиденье, — место нивелирования мысли, подавление духовной борьбы. Мало того, если почитать коментарии в новостном или в любом другом портале, увидим, что это — место для мусора. Мы выплевываем туда то, от чего хотим избавиться. Мы не утруждаем себя ни редактированием грамматических ошибок, ни цензурированием своих ругательств. Просто выплевываем, зная, что здесь — мусорный ящик, где все можно выбрасывать. Говоря о виртуальном общении, можно спросить, где, если не на свалке, бомжи ищут друзей по судьбе.
Некоторые ошибочно считают, что медиа (и Интернетом) кто-то управляет. Во-первых, на свалке невозможен порядок. Во-вторых, мысль без автора начинает свою пагубную жизнь бродяги. В-третьих, желание поддаться опеке Интернета (возможно, интерната) - заразительно. Итак, не мы (даже не создатели или продюсеры виртуальных сайтов) управляем медиа, а медиа - нами. Власть (как и деньги) - также медиа, которые управляют нами (особенно детьми, политиками и миллионерами). Согласно Бодрийяру, это — фатальные стратегии без стратегов.
Назначение (и будущее) интернета - стать интернатом для всех, упраздняя различия мышления и проблески оригинального творчества. Соответственно, образы интернета, хотя они и неотделимы от нашей языковой культуры, сами по себе не могут стать видениями, направляющими наше экзистенциальное созерцание. Таковыми они могут стать, только взаимодействуя с другими образами, создавая творческую экзистенциальную среду.
Рейтинговый комплекс
Какое место в этой среде занимают телевизионные образы?
Французский социолог П. Бурдье (Бурдье, 2002) отмечает парадокс свободного рынка: в условиях экономической конкуренции различные медиа, стремясь к более высоким рейтингам, уподобляются друг другу. Эту мысль прекрасно иллюстрируют телевизионные каналы Литвы. Хотя каналов и много, создается впечатление, что действует картельное соглашение о демонстрации одних и тех же программ лишь с небольшими изменениями, таким образом поднимая цену каналов, т. е. вес в таблицах рейтингов. Практики бизнеса (не только медиа) знают, что расширение ассортимента не приносит больше прибыли, скорее наоборот. Гораздо выгоднее сформировать потребительский спрос на определенную типовую продукцию. Когда конкурирующие телевизионные силы соединяются, производство спроса становится особенно эффективным.
Для нашей темы невторостепенным является вопрос о том, сколько в представляемом реалити-шоу
есть действительности, но пока оставим это в стороне. Когда мы говорим об уподоблении телевизионных каналов (и других медиа), возникает вопрос: это нежелание или неспособность инвестировать новые идеи? Поскольку все литовские телевизионные каналы, за исключением двух, являются частными, можно утверждать, что в этом секторе (как и других медиа) действует рыночная логика. Какова же эта логика? На участников медиарынка воздействуют, по крайней мере, два фактора: упомянутое ориентирование на высокие рейтинги и стремление снижать производственные затраты. Поскольку рейтинг -единственный прямолинейный аргумент для заказчиков рекламы, ошибочно полагается, что высокий рейтинг гарантирует экономический успех медиапредприятия. Однако прибыль предприятия зависит от совокупности факторов, включая затраты, лояльность работников, ассортимент услуг.
Между молотом рейтинга и наковальней экономии и ведется производство медиапродукции. Журналисты являются лишь исполнителями этих «фатальных стратегий» (Бодрийяр), которые выпускают в мир «сплющенные», легкоупотребляемые изделия. Поэтому это не столько производство услуг, сколько формирование спроса на конформистский вкус публики. Вот почему в рыночных условиях конкурирующие между собой телевизионные (и другие медиа) каналы предлагают одинаковую продукцию. Иначе, нежели П. Бурдье, я склонен говорить не о рейтинговом мышлении, а о рейтинговом комплексе. Мышление, особенно экзистенциальное, соотносится с критической и творческой деятельностью разума; в нашем случае имеем дело с чистым производством (спроса, вкуса). То, что конкурирующие каналы в условиях свободного рынка нивелируют свои различия, является следствием не мышления (даже рейтингового), а скорее наоборот, — нехваткой мышления, результатом рейтингового комплекса.
Упомянутые молот с наковальней, частью которого является рейтинговый комплекс, так «разжижают» медиасреду, что конкурирующие каналы становятся частью единого круговорота «символического обмена» (Бодрийяр). Здесь обмениваются не оригинальными идеями, а образами реальности, которые будучи «сплющенными», очень легко циркулируют как в головах заказчиков, так и в головах исполнителей и клиентов. Как упоминалось, «фатальные стратегии», делающие медиа одинаковыми, не управляются невидимой рукой. Наоборот, они фатальны как раз потому, что никто ими не управляет, хотя они управляют всеми нами. Это сближает их с идеологией и возвращает нас к временам серпа и молота. Таким образом, здесь, как и в случае с Интернетом, мы имеем дело не с видением, с экзистенциальными образами, а со зрелищами, которые заставляют нас соответственно жить по ту сторону экрана. Иначе говоря, не мы видим экран, а он, формирующий наш стиль жизни (а не способ экзистенции), видит нас. Мы становимся тем, чем наделяет нас анонимная среда «символического обмена». В этом случае мы не засоряем общественную среду, мы сами становимся местом для мусора общественной среды (какой является телевидение). Поскольку имеется взаи-
мосвзь, то можно говорить о мусорообмене, в условиях отсутствия экзистенциальной борьбы за каждый образ. В таком случае мы не существуем, воображая, а живем по ту сторону экрана, являясь имиджами экрана.
Полифония образов и экзистенциальное мышление
Вернемся к платоновским заветам истины. По Платону, хотя мы не в состоянии физически повернуть голов, но можем сделать это с помощью мышления. «Повернуть голову» для Платона означает с помощью диалектики создать реальный, истинный образ о действительности. Как известно, платоновская действительность репрезентируется божественными идеями. Диалектика требует не только творческого мышления, но и полифонии образов. Как в теперешние времена одинаковых образов и фатальных стратегий возможно творческое мышление, направленное на пеструю действительность? В соответствии с выдвинутым тезисом действительность как экзистенциальная среда является пространством для пересечения образов. Ранее мы это называли анаэй-дичностью. Образы реальны настолько, насколько они участвуют в нашем экзистенциальном творчестве. Анаэйдичность и аналогичность в феноменологии экзистенциального творчества указывает не столько на сходство, сколько на возможность перекликания. Образная структура экзистенциальной среды как раз и требует того, чтобы образы были неодноплоскостными (непохожими), иначе будет невозможна перекличка между ними — только «символический обмен». В этом смысле они - несоизмеримы: зрелища, воспоминания, сны, представления. Все они - видения настолько, насколько они являются участниками создаваемого нами экзистенциального образа, на который они воздействуют.
Вернемся к выдвинутому вопросу: могут ли экранные (медийные) образы стать видениями, воздействующими на наше экзистенциальное становление? Вопрос не в том, воздействуют ли экранные (рекламные) образы на наш образ (стиль) жизни. Вопрос в том, способны ли экранные образы участвовать в перекличке с другими видениями, таким образом соответствуя их экзистенциальному рангу. Иначе говоря, анаэйдичны ли экранные образы?
Средства медиа, желая или не желая того, становятся сообщающимися каналами, участвующими в производстве спроса, иначе говоря, в программе нивелирования действительности. Политическая закваска обеспечивает проходимость этих каналов. Медиа и политика неотделимы: интересы фатальных стратегий и политиков переплетены. Как упоминалось, политики не управляют фатальными стратегиями, наоборот, фатальные стратегии управляют ими. Производство спроса и формирование мнения - два наименования одного и того же товара на нищенском рынке символического обмена. Для политиков несподручно разнообразие мнений. Идеалом демократической политики является двухпартийная система США.
Как видно, медиа - лучшее средство нивелирования мнений (и образов). Мало того, политиками, как и представителями медиа, управляет тот же рей-
тинговый комплекс. Иначе говоря, медиа и политика
- сообщающиеся каналы «символического обмена», по которым навязывается определенный образ действительности. Для телевидения (и других медиа) политика, дающая заказ на производство мнений, также необходима, не говоря уже о том, что этот заказ имеет финансовое выражение.
Поэтому политику (как и деньги) можно считать медиаканалом, который вместе с другими каналами составляет среду символических обменов и фатальных стратегий. В этом смысле не политики управляют медиа, наоборот, они подчиняются логике медиа, что основывается на рейтинговом комплексе. Коварное потворствование настроениям толпы (демоса), стремясь сформировать эти настроения, Платон называл демагогией (ago - вести, управлять), вытекающей из самой природы демократии. Человек мыслящий (согласно Платону, философ) не должен довольствоваться образами на стене пещеры, но стремиться к божественной действительности, именуемой идеей. Поскольку эта действительность по существу не доступна, наша цель — хотя бы приблизиться к этой идее с помощью сцепления жизненых образов (согласно Платону, мы проживаем девять жизней) и острой мысли. Мы интерпретировали бы идею как способность обогатить свою человеческую действительность все новыми видениями - экзистенциальными стремлениями, образами и воспоминаниями, т. е. тем, что «затыкает» каналы символических обменов. Наша экзистенция (бытие к смерти, согласно Хайдеггеру) требует сопротивления конъюнктуре медиа и таким образом создания новой действительности как среды бытия к смерти, а не как среды фатальных стратегий.
Выводы
Кажется, остался без ответа не раз поднимаемый вопрос, могут ли экранные образы стать факторами нашей образной (и языковой) экзистенции. Было ска-занно, что среда экзистенциального творчества наполнена напряженной диалектикой, которая поддерживается перекликанием экзистенциальных образов различных планов (воспоминаний, снов, видений, представлений). Вместо этого медиированные образы, ставшие частью политического мира и агентами «символических обменов», стремятся к нивелированию этой полифонии. Родившиеся в своей экзистенциальной среде, мы можем стать факторами ее возрождения благодаря многослойности создаваемых нами образов. Иначе говоря, наша экзистенция позволяет различным по своей природе образам стать факторами единого образования - культуры как экзистенциального творчества. Экранные образы также могут стать частью этого живого образования, если они выдерживают перекрестный огонь нашего существования и мышления. В противном случае мы не существуем по эту сторону экрана, а украшаем свой стиль жизни по ту сторону экрана, т. е. не представляем видимые образы, а являемся представлениями экранных образов.
Литература
1. Aristotele. Metaphysics / ed. W. D. Ross. - Oxford: Clarendon Press, 1924.
2. Aristotelis. Nikomacho etika // Rinktiniai rastai. - Vilnius: Mintis, 1990.
3. Baudrillard, J. Fatal Strategies. - New York / London: Semio-text(e) / Pluto, 1990.
4. Baudrillard, J. L’échange symbolique et la mort. - Paris: Gallimard, 1976.
5. Habermas, J. Theorie des komunikativen Handelns. Bd. 2. Kritik der funktionalistischen Vernunft. - Frankfurt am/ M: Suhrkamp, 1995.
6. Heidegger, M. Sein und Zeit. - Tübingen: Max Niemeyer Verlag, 1993.
7. Kacerauskas, T. Tikrove ir küryba. - Vilnius: Technika, 2008.
8. Platonas. Faidonas. - Vilnius: Aidai, 1999.
9. Platonas. Faidras. - Vilnius: Aidai, 1996.
10. Platonas. Valstybe. - Vilnius: Mintis, 1981.
11. Бурдье, П. О телевидении // О телевидении и журналистике. - М. : Институт экспериментальной социологии, 2002.
Сведения об авторах
Качераускас Томас - доктор философских наук, профессор, заведующий кафедрой философии и политологии Вильнюсского технического университета им. Гедиминаса, г. Вильнюс, e-mail: [email protected] Data on authors
Kacerauskas Tomas - dortor of phylosophical science, professor, head of philosophy and politology department of Vilnus technical University named after Gedeminas, Vil'nyus, e-mail: [email protected]
УДК 37.012.1 ББК Ч31+Ю617
В.А. Балханов, Л.И. Иванкина ОБРАЗОВАТЕЛЬНАЯ ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНОСТЬ «HOMO SAPIENS»
Исследуется проблема онтологической сущности образования. Дискуссионное поле образуется вокруг утверждения, что образование включено во все виды и уровни человеческой потенциальности, являясь способом культурноцивилизационных изменений индивида, происходящих в основании его сущности. Цель образования определена как выявление человеческой сущности, каждый раз вновь открывающейся перед вновь входящим в мир человеком. Образовательная экзистенциальность человеческого бытия характеризуется как процесс изменений структур и субъектов, проявляющийся в реализации и слиянии потенций к изменениям, носителями которых они являются и взаимодействие которых ведет одновременно к воспроизводству и обновлению структурных свойств и качеств субъектов. Институционализация образования рассматривается в контексте закрепления онтологической потребности в социальном механизме развития человека.
Ключевые слова: образование, экзистенциальная задача, становление, актуализация человека, институционализация образования, миссия образования, свойства образования, природа образования, процесс образования, образовательная практика.
V.A. Balhanov, L.I. Ivankina
EDUCATIONAL EXISTENTIALITY OF «HOMO SAPIENS»
The problem of ontological essence of education is investigated. The debatable field is formed around the statement, that education is included in all kinds and levels of human potentiality, being way of cultural-civilizational changes of individual, taking place in the basis of its essence. The goal of education is specified as revealing of human essence, each time again opening before person once more entering into the world. Educational existentiality of human life is define as process of changes of structures and subjects, appearing in realization and fusion of potentialities to changes which carriers they are and which interaction conducts simultaneously to reproduction and updating of structural properties and qualities of subjects. Institutionalization of education is considered in a context offastening of ontological needfor the social mechanism ofperson 's evolution.
Key words: education, existential problem, coming-to-be, actualization of a person, cultural-civilizational changes, institutionalization of education, mission of education, characteristics of education, nature of education, educational process, educational practice, educational paradigm.
Экзистенциальная задача человека - созидать, «ставить» свое бытие. Человек по мере экзистенциальной динамики становления определяет место в общем порядке сущего. Образовательная экзистен-циальность человеческой природы была констатирована уже в понятии «пайдейи» как состояния полного, осуществившего все свои возможности духовного развития человека, ставшего человеком в полном смысле.
Существование человека - это открытая возможность. Человек самореализуется как заданность и потенциальность в повседневности, или практиках жизни. Повседневность как непосредственно данная действительность содержит в себе целевую энергию, и бытие человека выступает бытием-возможностью, поскольку должно превзойти нынешнее состояние, трансцендировать его, выходя за пределы наличного
как некое «еще-не». Организуя среду своей жизнедеятельности, постоянно решая важные для себя задачи, индивид тратит на это свою умственную, эмоциональную, физическую энергию, создавая свой мир повседневности как некий акт изобретения, являющегося результатом врожденной способности к самотворению. Человек как homo sapiens, обладая этой способностью реально или потенциально, утверждает ее онтологический статус, конституируя ее как онтологическую потребность. Для Г. Марселя «онтологическая потребность» человека - стремление к бытию, полноте жизни, самоосуществлению.
В опытах аутопоэзиса происходит освоение спонтанно становящихся человеческих потенциалов
- новых компетенций мысли-и-деятельности. Для самого себя человек выступает как энергийное потенциальное образование возможного, некий фено-
