Научная статья на тему 'Эффективность билингвистического словаря в межкультурной коммуникации'

Эффективность билингвистического словаря в межкультурной коммуникации Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
166
66
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Эффективность билингвистического словаря в межкультурной коммуникации»

Эффективность билингвистического словаря в межкультурной коммуникации

Воронка А. В.

Лексическая система языка динамична, подвижна, более чувствительна, чем другие системы, к социально-политической жизни общества и изменениям в ней. В условиях современной научно-технической революции (НТР) возрастает социальная значимость билингвистических словарей — они не только фиксируют совокупность знаний, которыми располагает общество в данную эпоху, но и выполняют функцию трансляции знаний между двумя культурами. Следовательно, проблема эффективности переводного словаря в межкультурной коммуникации становится все более актуальной.

Коммуникация является процессом создания общих смыслов через использование символов, среди которых ведущая роль принадлежит языку. Язык есть инструмент социализации, выражения и передачи социальных и культурных традиций, а также средство самоидентификации. Этнолингвистический срез межкультурной коммуникации необходимо рассматривать с учетом категорий текста и контекста, а следовательно, и выбора кода, каналов передачи сообщения, возможностей его декодирования и осуществления обратной связи. При этом, по словам Ю. Лотмана [1], межкультурный диалог изначально несет в себе противоречие, которое заключается в ситуациях «понимания — непонимания». Поэтому позитивный результат диалогического взаимодействия (эффективность коммуникации) будет определяться не только соответствием кодов связи субъектов коммуникативного процесса, но и согласованностью выраженных и закрепленных в языке ценностно-нормативных ориентаций на достижение взаимопонимания и согласия.

Следовательно, рассматривая межкультурную коммуникацию как объективную реальность мира, отметим, что она является сферой социальной реальности, содержанием которой является процесс взаимодействия культур. Меж-культурная коммуникация ориентирована на взаимопроникновение культурно-коммуникативных смыслов, достижение взаимопонимания с сохранением самоидентичности. Это динамический процесс, который имеет свою структуру, характеристики, раскрывающие механизмы взаимодействия культур. Эти механизмы реализуются в разнообразных формах межкультурных связей от индивидуальных до межгосударственных. Билингвистический словарь как важный инструмент в осуществлении межкультурной коммуникации должен учитывать и отражать все ее особенности, а в настоящее время активного развития информационного поля и оперативно реагировать на все изменения в коммуникативном дискурсе.

По мнению Ю. Караулова, язык повседневного общения в условиях НТР занимает по своему объему лишь незначительную долю в ряду терминологических систем специальных наук. Если 30 000 слов литературного языка достаточно для эффективной культурно-социальной коммуникации, то число терминов в области одной только органической химии - более 300 000 [2]. Но сегодня трудно установить границы между языком повседневного общения и лексикой научных открытий, которые стремительно входят в повседневную жизнь.

Следовательно, составители общего билингвистическо-го словаря прежде всего должны решить проблему объема словника (лексикона), т. е. числа слов в словаре.

Объем словника в любом языке обусловлен такими факторами:

• количество нейронов в коре головного мозга человека приблизительно одинаково для всех и не зависит от расы, национальности и т. п.;

• количество предметов, которые окружают современного человека, одинакова для всех и не зависит от места пребывания человека на Земле, страны, в которой он проживает. Таким образом, количество имен существительных во всех современных языках должно быть одинаковым;

• деятельность человека состоит из приблизительно одинакового количества движений, мыслей, решений тех или иных проблем, которые возникают вследствие этой деятельности. То есть, количество глаголов во всех современных языках должна быть приблизительно одинаковой;

• для того, чтобы передать впечатления от увиденного, описать вид предмета, действия существа или механизма, количество имен прилагательных, причастий и других частей речи тоже должно быть одинаковым.

Исходя из рассмотренных положений, словник любого

современного языка состоит из почти одинакового количества слов и словосочетаний. Современная лексикография указывает на усредненное число от 220 000 до 250 000 единиц перевода [3].

При этом культурные смыслы (слова-реалии) можно рассматривать как кванты значений, которые проявляются только в контексте. Соединяясь, они образуют качественно новое целое, которое обладает собственными признаками, отличными от каждого из компонентов, взятых в отдельности. Также признаки межкультурных отличий могут быть интерпретированы как отличия вербальных и невербальных кодов в специфическом контексте коммуникации. Коммуникативные процессы протекают и приобретают для индивидуума то или другое значение лишь в определенном контексте [4]. Словарное значение внеконтекстно, не интерактивно и статично, а смысл контекстуально обусловлен, интерактивен и динамичен [5]. То есть, в билингвистиче-ском словаре невозможно представить идеальний список переводных эквивалентов, устанавливаемых отождествлением. Такая инвентаризация заведомо неточна, ведь обу-словена неизоморфностью языковых картин мира [6].

Следовательно, на пути к эффективной межкультурной коммуникации, по мнению Е. Ривелиса, неизбежны следующие проблемы билингвистического словаря. Во-первых, полная неспособность семантики инвентарных списков сохранить единство слова и описать его в этом качестве делает чужое слово неузнаваемым. Между тем, создание у пользователя целостного образа чужого слова должно считаться первостепенной функцией билингвистического словаря. Во-вторых, такой словарь не различает синонимов, создает так называемые «порочные круги»: возможность отнесения разных слов к тождественным ситуациям заставляет представлять их как синонимы и определять одно через другое. В-третьих, пользователь не может получить представления о реализации всех смыслов нужного ему слова (такого, например, как английский глагол put или get, или русский предлог на), а следственно, эффективно произвести равноценный текст на родном языке [6].

Решение этой проблемы Е. Ривелис видит в концептуальном анализе лексики в отличие от принятого в лексической семантике. Анализируются и сравниваются не вещи и их свойства, отражаемые языком, а концепты — вербализо-

Философский русский язык Андрея Платонова

Коробов-Латынцев АЮ.

ванные схематизированные представления о вещах, структура этих представлений, их участие в порождении вербализованных смыслов и то, на что они способны в речи — их мотивированный прагмасемантический потенциал [б].

Но такое повышение коммуникативной насыщенности неизбежно повлечет за собой увеличение объема словарной статьи и усложнение ее структуры.

О том, что каждое слово заслуживает монографии, говорил еще Лев Щерба: «Каждое мало-мальски сложное слово в сущности должно быть предметом научной монографии, а следовательно, трудно ожидать скорого окончания какого-либо хорошего словаря» [б].

Ю. Караулов предлагает при подготовке общего би-лингвистического словаря использовать принцип усреднения. Хотя всякое использование приблизительных величин должно вести к нарушению точности, однако при построении новых объектов, предполагающем использование очень большого числа данных, усреднение оказывается не только допустимым, но и неизбежным, а в итоге может привести к большей точности при целостном восприятии объекта [2].

Таким образом, общий билингвистический словарь — это не только отражение современного ему состояния языка, но и инструмент межкультурной коммуникации. Поскольку билингвистический словарь выполняет функцию трансляции знаний между двумя культурами, то при подготовке данного издания очень важно повышать его коммуникативную эффективность. Е. Ривелис предлагает использовать концептуальный анализ, Ю. Караулов — принцип усреднения. Оба этих подхода могут успешно применяться в редакционной практике, исходя из специфики каждого конкретного лексикографического издания.

Список использованных источников

1. Насырова М. Б. Диалог культур как средство реализации культурологического подхода к образованию I М. Б. Насырова II «Диалог культур - культура диалога» : Междунар. Научно-практическая конф., 3-7 сентября 2007, Кострома.

- Кострома, 2007. - С. 251-255.

2. Караулов Ю. Н. Лингвистическое конструирование и тезаурус литературного языка. М., 1981.

3. Бусел В. Т., Воронка Г. В. Передмова II Німецько-український словник. Українсько-німецький словник : 250 000 + 220 000 : два в одному томі : 470 000 од. пер. I під заг. Ред. В. Бусела. -Київ; Ірпінь: ВТФ «Перун», 2012. С. VI.

4. Недосека О. Н. Понятие «кросскультурная коммуникация» в современном гуманитарном знании I О. Н. Недосека II Вектор науки ТГУ. - 2011. - 4 (7). - С. 201-203.

5. Леонтович О. А. Культурные значения и смыслы: лексикографический аспект II Современная лексикография: глобальные проблемы и национальные решения: Материалы VII Международной школы-семинара, Иваново, 12-14 сентября 2007 г. Иваново: Иван. гос. ун-т, 2007.

6. Ривелис Е. Как возможен двуязычний словарь. A dissertation for the degree of Doctor of Philosophy Stockholm University. Department of Slavic Languages and Literature, S-106 91 Stockholm. Acta Universitatis Stockholmiensis. Stockholm Slavic Studies 36. Stockholm 2007, 408 pp.

1. Сравнительные жизнеописания

Сравнивать эпохи всегда интересно. Это увеличивает арсенал эрудиции, но не только. Это позволяет зафиксировать тектонические сдвиги в истории, так называемые смены эпох, отражение которых в уже написанной истории всегда не совпадает с их отражением в истории еще пишущейся. Сдвиги эти проходят никак иначе, как только через человека. Этот несчастный, по которому можно наблюдать эти сдвиги, подобен прорицательнице пифии, которая сидела на месте слома земной коры и дышала исходящими из недр земли ядовитыми газами. Эти газы убивали её, но давали одновременно возможность вещать пророчества (грезить, по Гиренку). Точно так же и эти люди, по которым наблюдаются сдвиги исторических эпох, - они оказываются в нужном месте в нужное время, и вдыхают в себя те ядовитые газы, которые затаила в себе почва истории. Эти люди оказываются либо великими писателями, поэтами, философами, либо политиками, полководцами. В зависимости от того, к чему они более тяготеют — к мысли или к действию. Шопенгауэр считал, что полководца Александра Македонского, который тяготел к действию, рано или поздно забудут, тогда как философа Аристотеля, тяготевшего к мысли, - никогда. Неизвестно, кого сегодня помнят больше, того или другого, и — как помнят. Однако вопрос не в этом. В конце концов, ежели поэт, как утверждал Хайдеггер, взобравшись на свою вершину, видит то же самое, что и философ, взобравшись на свою, то разве не мог и Александр, взобравшись на Гималаи, узреть то же самое

— бескрайний простор Бытия, которое всегда будет манить и всегда будет ускользать от взора, всегда будет не равно самому себе?.. Но вопрос, как уже было сказано, не в этом. А в том, почему именно эти люди оказываются в месте разлома, или — почему именно они оказываются самим местом разлома? С другой стороны, как бы там ни было, отчего бы не происходил этот разлом (разлад, сдвиг), куда важнее то, что он приносит людям. Пушкин, несомненно, был в месте такого вот исторического сдвига, был местом разлома. Пушкин, несомненно, вершина русской поэзии, и на вершине своей он вполне осознал, что эти исторические сдвиги требуют о себе сказать, сказать соответствующим языком. Это пробовал сделать Чаадаев, но всё испортил своей мимикрией под философскую систему. Пушкин верно заметил на первое Философическое письмо, что собственно метафизического языка у нас пока еще нет. И тем не менее, при всей невыгодности своего положения, при отсутствии философского языка, при отсутствии адекватного читателя, при собственных комплексах и т.д. и т.п., Чаадаев всё же сделал то, что сам считал невозможным — он дал философский запал. И запал этот воспринял Пушкин. Пушкин создал русский литературный язык, которым пользуемся мы до сих пор («от Пушкина до наших дней» - любят повторять филологи по поводу нашего литературного языка) и который послужил почвой для русского философского языка. Это был язык, который, в отличие от церковного языка, годился не только для проповеди, но и для вопро-шания, для сомнения, для мысли1. Ведь философия, хотя и не имеет своего собственного языка, а всегда говорит на

1. М.Эпштейн пишет в своей статье о Платонове, что Пушкин в русской литературе тоже самое, что Кант в немецкой философии: «Пушкин так же лишил русскую литературу ее докритической невинности и просветительского благодушия, как Кант — немецкую философию» (4).

Всероссийский журнал научных публикаций № 5(20) 2013

85

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.