CC BY
186
А.В. Умеренкова
ЭФФЕКТ ОБМАНУТОГО ОЖИДАНИЯ В МОДЕЛЯХ ВОСПРИЯТИЯ РЕЧИ
Статья посвящена лингвокогнитивному моделированию эффекта обманутого ожидания как одной из возможностей реализации когнитивного подхода к изучению процессов речепроизводства и речевосприятия. В работе типизируются и описываются различные основания для возникновения эффекта обманутого ожидания.
Ключевые слова: эффект обманутого ожидания, вероятностное прогнозирование, ментальный лексикон, внутренний контекст интерпретации, прайминг-эффект.
Различие ролей говорящего и слушающего обусловливает существование разнообразных моделей речепроизводства и речевосприятия. На сегодняшний день проводится ряд исследований, постулирующих возможность создания интегративной стратегической модели производства и восприятия речи, что вызвано тем, что на определенных этапах речепорождения и речевосприятия задействованы схожие единицы. Наше исследование выполняется в русле данной теории и ставит своей целью выявление новых данных для ее дальнейшей разработки.
Следует оговориться, что в нашем исследовании «модель» приравнивается к «теории». Это вызвано тем, что в лингвистике понятие модели может быть синонимичным понятию теории или имплемен-тации этой теории в качестве компьютерной модели. Далее в статье мы будем последовательно обращаться к теоретическим моделям производства и восприятии речи, предложенным различными авторами.
Преимущество стратегических моделей состоит в их способности совмещать все предложенные подходы в рамках данной теории, а также в их центрированности на говорящем и воспринимающем речь субъекте [Сазонова 2000; Cutler 2005; Сазонова, Умеренкова 2007]. Таким образом, с точки зрения когнитивного подхода видится возможность решения интересующих нас проблем, связанных с выявлением и расшифровкой действующих механизмов обработки естественного языка человеком.
Одной из возможностей, способствующих реализации выбранного подхода, является лингво-когнитивное моделирование эффекта обманутого ожидания. Углубленное рассмотрение ситуации обманутого ожидания в речевой деятельности способствует построению интегративной стратегической модели производства/воспроизводства дискурса, которая способна расширить сложившиеся на данный момент представления о процессах речепроизводства и речевосприятия.
Для нашего исследования особую актуальность приобретает идея о том, что порождение
речевого высказывания есть сложный разноплановый процесс перехода от мысли к слову, от смысла к значению, состоящий из нескольких этапов (фаз), который проходит в соответствии с принципами эвристичности [Леонтьев 2005], активности и вероятностного прогнозирования, характерных также и для процесса речевосприятия.
По мнению Л.С. Выготского, речевое мышление есть некое динамическое целое, где взаимоотношения мысли и слова можно рассматривать как движение от одного плана к другому. Вначале осуществляется переход от мотива, который провоцирует рождение мысли, к образованию мысли как таковой, что сопровождается оформлением ее во внутреннем слове, затем мысль проявляется в значении внешних слов, и лишь на завершающем этапе - в собственно словах [Выготский 1982: 358]. Н.И. Жинкин, уточнивший представление Л.С. Выготского об универсальном предметном коде (УПК), утверждает, что УПК программирует высказывание и относится к внутреннему языку, в то время как внешний язык реализуется через грамматический код [Жин-кин 1982; 1998]. Таким образом, основной проблемой формирования речевого высказывания является проблема перехода смысла в значение.
Представляется важным утверждение А.А. Леонтьева о принципиальном различии механизмов, «обеспечивающих порождение синтаксической конструкции, с одной стороны, и ее лексическое «наполнение» - с другой» [Леонтьев 1969: 267]. Согласно данной точке зрения, первый из этих механизмов носит конструктивный характер, в основе второго лежит вероятностный принцип.
Рассмотрение проблемы производства/воспроизводства речи немыслимо без обращения к понятию ментального лексикона как «динамической организации слов и основы языковой способности человека, представляющей собой обширную сложную сеть ментальных репрезентаций, ассоциаций и процессов» [Залевская 2006:
102-103], как «совокупности слов или концептов, репрезентированных в сознании» [Кубрякова 2004: 381]. Следует отметить, что в связи со стремлением современных ученых к углубленному пониманию познавательной деятельности человека все большую актуальность приобретает проблема переработки лексики, связанная с изучением особенностей функционирования ментального лексикона человека, а именно вопросами хранения, доступа и извлечения информации; исследованием слова как достояния индивида и того, что за ним стоит в сознании воспринимающего субъекта. Представляется чрезвычайно важной мысль Е.С. Кубряковой о том, что слово способно активизировать сложнейшие структуры человеческого мозга «по любой из намеченных линий, то есть индуцировать своим появлением (как во внешней, так и во внутренней речи) целые пакеты гетеро-хронной и гетерогенной информации» [Кубрякова 2004: 388]. Прогностическая функция значения слова в индивидуальном лексиконе, выделяемая А.А. Залевской, представляет для нас наибольшую актуальность ввиду того, что именно она «направляет встречное конструирование возможного развития обозначаемой словом ситуации на базе всего идентифицированного и синтезированного и при акцентировании внимания на том, что оказалось (или кажется) актуальным в текущий момент времени» [Залевская 2006: 165-166]. Эта база с вышеперечисленными ее составляющими и составляет природу ожиданий воспринимающего речь субъекта по поводу содержания дальнейших реплик своего собеседника.
В процессе производства (восприятия) речи функция слов заключается в обеспечении ассоциативной связи с концептами, многомерными ментальными образованиями, включающими образно-перцептивную, понятийную и ценностную составляющие [Карасик 2006: 17]. Концепты выполняют роль посредника между смыслом и употребляемым словом, таким образом, «при помощи слова человек узнает то, что уже было в его сознании» [Потебня 1989: 134]. В когнитивной лингвистике термин «концептуализация» понимается в широком смысле слова и подразумевает «выявление членения действительности, отраженного в языковой системе» [Белявская 2007: 63], на базе которого осуществляется процесс обработки языка воспринимающим субъектом [Ьап-gacker е1 а1. 1988; Болдырев 2002; Кубрякова и др. 1996]. Вслед за В Н. Телия [Телия 1995] Т.Ю. Сазонова подчеркивает, что «концепт как «конструкт» не воссоздается, а «реконструирует-
ся» через свое языковое выражение и внеязыковые знания на том отрезке, фрагменте действительности, который формирует данный концепт» [Сазонова 2000: 169].
Являясь элементами концептуальной системы, концепты отражают знания об объективной действительности и участвуют в обработке вновь получаемого опыта за счет «сортировки» сведений и отнесения их к определенным категориям, выработанным социумом, к которому принадлежит воспринимающий субъект. Именно поэтому концепты, отражающие одни и те же элементы реальности в разных социокультурных общностях, не идентичны. Однако концептуальные системы разнятся не только от носителя одной культуры к носителю другой культурной общности, но и от одного индивида к другому, поэтому в процессе общения часто возникают некие когнитивные сбои, в частности, эффект обманутого ожидания.
Проблема устройства и функционирования ментального лексикона теснейшим образом связана с понятием контекста, которое трактуется когнито-логами как ментальное явление. В работе [Сазонова, Умеренкова 2007] подчеркивается роль внутреннего когнитивного контекста интерпретации, влияющего на процессы кодирования, хранения и извлечения информации. Для выявления сущности внутреннего контекста представляется также важной идея Р. Стернберга [Sternberg 1996] о том, что наряду со схемами наличных знаний и убеждений, внутренний контекст определяется еще и такими параметрами, как эмоции, модальности разных видов, состояния сознания, внешний контекст усвоения и воспроизведения знаний, которые в совокупности определяют процесс идентификации слова. Одна из возможностей исследования данной проблемы с целью расширения накопленных знаний видится в лингво-когнитивном моделировании эффекта обманутого ожидания.
Эффект обманутого ожидания косвенно или напрямую затрагивается в самых различных отраслях знания от философии дискурса до кибернетики, изучающей восприятие речи как разновидность вероятностного процесса. Эффект обманутого ожидания трактуется нами как возникновение чувства неоправданных ожиданий у реципиента в связи с тем, что при возможности развития нескольких сценарных схем беседы, суть высказывания собеседника оказывается в конечном счете совершенно неожиданной и далекой от прогнозируемого реципиентом исхода коммуникации. На сегодняшний момент с точки зрения когнитивного и психолингвистического подходов
эффект обманутого ожидания рассматривается в связи с такими явлениями как текстовая неоднозначность [Бревдо 1999; Воскресенский 2002], феномен удивления [Meyer, Reisenzein & Schutzwohl 1997], экспектации и вероятностное прогнозирование [Фейгенберг 1986] и некоторыми другими явлениями.
В когнитивной психологии экспектации обычно трактуются в терминах прогнозирования, т.е. эффект обманутого ожидания связан с осуществлением наименее прогнозируемого исхода ситуации. Способность к вероятностному прогнозированию кроется в особенностях организации памяти, сохраняющей информацию о событиях в прошлом опыте данного индивида, о последовательности этих событий, о том, как часто имела место та или иная цепь событий в прошлом. Участие вероятностного механизма в процессе порождения и восприятия речи связано таким образом с наличием в человеческой психике механизма субъективной оценки вероятности слов и других элементов [Умеренкова 2006]. Возникновение экспектаций у воспринимающего субъекта, а также их характер некоторые ученые определяют влиянием эффектов имплицитной (бессознательной) памяти на построение когнитивных репрезентаций, в частности, влиянием эффекта прай-минга [Величковский 2006]. Психологи-когни-тивисты трактуют понятие прайминг-эффекта (от англ. priming) как непрямую оценку влияния прошлого опыта на успешность проведения тех или иных операций и относят к эффектам имплицитной (бессознательной) памяти [Величковский 2006].
Участие эффекта предшествования в процессе понимания текста подтвердился и в экспериментах Р. Граймз-Магуайр и М. Кеан [Grimes-Maguire, R & Keane 2004], изучавших когнитивную природу феномена удивления при понимании текста-повествования. По результатам экспериментов, репрезентации текста, сконструированные реципиентами при понимании предыдущих отрывков текста, оказывают непосредственное влияние на восприятие последующих событий.
Так, подтверждается идея о формировании установки на восприятие и понимание речи, реализация которой осуществляется подсознательно еще до появления возможности детального анализа стимула [Горелов 2003]. Теория установки, предполагающая предварительную готовность к регулированию дальнейшего речевого поведения способна объяснить механизм антиципации. Согласно данной теории, «знакомая (т.е. узнанная по сло-
жившемуся типу) ситуация соединяется в памяти с соответствующим речевым актом как наиболее вероятным для данной типовой ситуации» [Горелов 2003: 49]. Немаловажен для процесса восприятия и механизм догадки, работа которого обеспечивается связью текстовых репрезентаций и фоновых знаний, которая упрощает процесс понимания и позволяет предсказывать возможный исход ситуации. По Р. Шэнку и Р. Абельсону возможность прогнозирования основывается на припоминании типичных фиксированных сценарных схем ^сЬапк & ЛЬекоп 1977].
Способность вероятностного прогнозирования предполагает наличие определенной интуиции в выборе из числа альтернативных сообщений наиболее подходящего для данного контекста. «Контекст находится в голове слушающего», ведь акт интерпретации невозможен без соотнесения языковой информации текста со схемами наличных знаний и убеждений, образующих ряд ассоциирующихся внутренних контекстов [Сазонова 2000: 76]. Вслед за И.Н. Гореловым, мы признаем важной идею о том, что вероятностное прогнозирование как при понимании речи на слух, так и при зрительном восприятии текста предполагает, в первую очередь, «не механизм ожидания наиболее вероятного слова, а механизм готовности к восприятию ожидаемого в данной ситуации, ожидаемого семантически адекватного сообщения, в отличие от любого другого» [Горелов 2003: 47].
Правомерно сделать заключение о том, что, будучи обусловленными наличными фоновыми знаниями, опытом общения, индивидуально выстроенными ассоциативными связями, а также опорой на внешний вербальный контекст, экспек-тации, возникающие в голове у адресата, представляют собой не отдельное слово, но целую взаимоопосредованную разветвленную систему ассоциативных речемыслительных образов. В ситуациях, когда выстроенная система экспектаций не совпадает с дальнейшим сценарием развития коммуникативного акта, появляется эффект обманутого ожидания, который сопутствует непониманию и может трактоваться как некий когнитивный сбой. Эффект обманутого ожидания может в конечном итоге вылиться либо в коррекцию коммуникативного поведения участников речевого общения с целью обеспечения более успешного коммуникативного сотрудничества, либо спровоцировать возникновение коммуникативной неудачи, при которой и продуцент и реципиент продолжают вести себя в соответствии со своими
экспектациями, так и не осознав причину неудавшегося коммуникативного акта.
В результате дискурс-анализа специально отобранных текстов (диалоги из художественных произведений, бытовые диалоги из реальной жизни) нами были выявлены и типизированы различные основания для возникновения эффекта обманутого ожидания. Так, были выявлены 3 базовых типа оснований: фонетические, фонетические и морфологические (смешанный тип) и семантические.
Первый и второй типы оснований подразумевают единство формы, т.е. совпадение звуковой оболочки стимула и его репрезентации в голове у воспринимающего субъекта. В рамках первого типа эффект обманутого ожидания основывается чаще всего на омонимии (в частности, на гомофонии, когда стимул и его репрезентация отличаются одной-двумя буквами).
Пример 1. Двое собирают грибы в лесополосе. Собеседник А. не полностью вылечился от простуды и периодически кашляет. Увидев ядовитый гриб, он обращается к другу; завязывается беседа:
(1) А: Этот гриб очень опасен.
(2) Б: Да что там грипп!
(3) Б: Даже обыкновенное ОРЗ, если вовремя не лечить, может дать серьезные осложнения.
В данной ситуации восприятие сообщения (1) коммуникантом Б основано на включении механизма опоры на ближайший контекст, опосредованный физическим состоянием собеседника (он еще не вполне здоров, кашляет). По всей видимости, сострадая коммуниканту А и не замечая, куда направлен взгляд собеседника в момент речи (на ядовитый гриб), «гриб» он идентифицирует как вирусное заболевание «грипп», что объясняет содержание его размышлений в (2) и (3).
Нижеследующий показательный пример приведен из известного выступления юмористов братьев Пономаренко:
Пример 2. Разговор современного подростка (П) и дедушки (Д), человека абсолютно далекого от достижений современной техники:
(1) Д: Откуда ты знаешь?
(2) П: В Интернете нашел.
(3) Д: Так ты интернатовский?
Вполне понятно, что коммуникант Д, будучи пожилым человеком, не имеет ни малейшего понятия об Интернете, следовательно, концепт 'Интернет' в его голове отсутствует. Восприятие адресованного сообщения протекает в соответствии со схемами наличных знаний и убеждений, таким образом, ввиду созвучия слов «Интернет» и
«интернат», когнитивная категория, формирующаяся в голове коммуниканта Д, соответствует последнему из понятий в силу ее представленности в его ментальном лексиконе.
То же самое наблюдается и в другом отрывке из того же диалога.
Пример 3.
(1) П: Я тут в хипхопчик ударился.
(2) Д: Копчиком ударился?....
Здесь основу эффекта составляют аналогичные причины.
Второй тип оснований возникновения эффекта обманутого ожидания по своей природе очень близок к первому, однако отличие все же имеется. Здесь подразумевается, что стимул и его репрезентация будут строиться по единой морфологической схеме (например, корень + суффикс), и хотя бы одна морфема этой схемы будет совпадать в слове-стимуле и его репрезентации в голове у воспринимающего субъекта.
Для иллюстрации этого типа оснований можно привести известный пример, давно уже ставший чем-то вроде поговорки.
Пример 4.
(1) А: Глушенька!
(2) Б: Чего, душенька?!
Здесь эффект основан на совпадении суффикса «еньк», окончания «а», а также последней согласной корня «ш». В данном примере и слово-стимул «глушенька» и актуализировавшаяся в вербальной реакции репрезентация «душенька» имеют одинаковую морфологическую структуру: корень + суффикс + окончание. Если попытаться представить данную коммуникативную ситуацию, то коммуникант Б видится как добродушный, открытый человек (в данном случае женщина). По крайней мере, очевидно, что к своему собеседнику она расположена и ожидает от него только хорошее. В связи со своими экспектациями и установками она и интерпретирует адресованное к ней сообщение.
Наибольший интерес представляют ситуации обманутого ожидания, возникшие на семантических основаниях, предполагающих сходство смысла, работу ассоциативного мышления, установление ассоциативных связей.
Пример 5.
(1) А: Обед готов?
(2) Б: Стол уже накрыт.
(3) Б: Хотя обед еще не готов.
В рассматриваемом примере ответ коммуниканта Б в (2) способствует возникновению определенных ожиданий у коммуниканта А. Словосо-
четание «стол накрыт» ассоциируется у коммуниканта А с тем, что обед готов и воспринимается в качестве положительного ответа на поставленный в (1) вопрос. Дело в том, что для коммуниканта Б понятия «стол накрыт» и «обед готов» в ассоциативном ряду стоят дальше друг от друга, чем для его собеседника. Неидентичность ассоциативных связей мышления участников общения и порождает ситуацию обманутого ожидания, а именно: ожидание, возникшее в (2), не подтверждается в (3).
Пример 6.
(1) А: Обед готов?
(2) Б: Не готов.
(3) Б: Обеда сегодня не будет.
(4) Б: Нас пригласили в гости, и через час мы уже должны быть там!
В данном случае ответ коммуниканта Б в (2), несмотря на свой отрицательный характер, заставляет коммуниканта А думать, что обед не готов лишь к моменту речи, но это лишь вопрос времени, и скоро он будет готов. Однако в (3) его экспектации не подтверждаются, а из сообщения в (4) он узнает причину того, почему обеда вообще не следует ждать.
К этому разряду можно отнести и следующий пример из жизни.
Пример 7.
(1) А: А где мазь?
(2) Б: На подзеркальнике.
(Коммуникант А ищет мазь, перебирая
различные по форме и цвету тюбики.)
(3) А: А флакон тот же?
(4) Б: Да
(Коммуникант А продолжает поиск. Взяв в руки нужный флакон, не узнает его и откладывает.)
(5) А:Нашел?
(6) Б: Нет.
(7) А: Да вот он же!
(8) Б: А говоришь флакон тот же. В том было в два раза меньше!
(9) А: Тюбик новый, но ведь флакон-упаковка точно такой же!
В (3) под словами «тот же» коммуникант А имеет ввиду «именно тот флакон, который он видел до этого», «флакон, содержимым которого он пользовался». Коммуникант Б купил новую мазь в таком же тюбике, как и в предыдущий раз. Зная, что существует две формы выпуска мази, в маленьком и большом тюбике, коммуникант Б в (4) словосочетание «тот же» (3) воспринимает как «в такой же упаковке, как в прошлый раз». Таким образом, в процессе общения коммуниканты, находясь каждый в пространстве своего внут-
реннего контекста, интерпретируют адресованные им сообщения в соответствии с объемом и качеством наличных знаний о предмете разговора.
Вышепредставленные примеры свидетельствуют о наличии когнитивного сбоя в понимании полученного сообщения, причиной чему служит ориентация реципиента, в первую очередь, на внутренний контекст интерпретации. Так, в ситуации обманутого ожидания информация на входе соотносится со схемой индивидуальных знаний, полученных из предшествующего опыта; катего-ризируется и направляется согласно устройству ассоциативных связей данного конкретного реципиента; затем осуществляется опора на внешний вербальный (текстуальный) контекст. Перечисленные факторы участвуют в формировании когнитивных репрезентаций и напрямую влияют на характер информации на выходе.
Такой механизм обработки речевого сообщения подобен механизму производства речи, так как в процессе восприятия формируется встречное речевое высказывание. Ввиду того, что в процессах производства и восприятия речи задействуются подобные единицы (ассоциации, эмоции, оценка, представление и др.), представляется возможным и актуальным создание интегративной модели, которая бы одновременно иллюстрировала основные этапы протекания механизмов как производства, так и восприятия речевого сообщения.
Список литературы
Белявская Е.Г. Концептуальный анализ языка: Современные направления исследования: Сб. науч. тр. / РАН. Ин-т языкознания; Мин-во образ. и науки РФ. ТГУ им. Г.Р. Державина. М.; Калуга: Изд-во «Эйдос», 2007.
Болдырев Н.Н. Когнитивная семантика: Курс лекций по английской филологии. Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г.Р. Державина, 2002.
Бревдо И.Ф. Механизмы разрешения неоднозначности в шутке: Автореф. дис. ... канд. фи-лол. наук. Тверь: Твер. гос. ун-т, 1999.
Величковский Б.М. Когнитивная наука: Основы психологии познания: В 2 т. М.: Смысл; Академия, 2006. Т. 1.
Воскресенский И.В. Эффект обманутых ожиданий в понимании текста // Психолингвистические исследования слова и текста. Тверь: Твер. гос. ун-т, 2002.
Выготский Л.С. Собр. соч.: В 6 т. Т. 2. Проблемы общей психологии. М.: Педагогика, 1982.
Горелов И.Н. Избранные труды по психолингвистике. М.: Лабиринт, 2003.
Жинкин Н.И. Речь как проводник информации: Монография. М.: «Наука»., 1982.
Жинкин Н.И. Язык. Речь. Творчество. М.: Лабиринт, 1998.
Залевская А.А. Индивидуальное знание: специфика и принципы функционирования: Монография. Тверь: Твер. гос. ун-т, 1992.
Залевская А.А. Некоторые новые подходы к исследованию ментального лексикона // Вестник Тв.ГУ. Сер. Филология. Вып. 6 «Лингвистика и межкультурная коммуникация». Тверь: Твер. гос. ун-т, 2006.
Зимняя И.А. Психологические аспекты обучения говорению на иностранном языке. М.: Просвещение, 1985.
Зимняя И. А. Функциональная психологическая схема формирования и формулирования мысли посредством языка // Исследование речевого мышления в психолингвистике. М., 1985.
Карасик В.И. Определение и типология концептов // Этнокультурная концептология: Межвуз. сб. науч. тр. Вып. 1. Элиста, 2006.
Кубрякова Е.С. Язык и знание: На пути получения знаний о языке: Части речи с когнитивной точки зрения. Роль языка в когнитивном познании мира / ИЯ РАН. М.: Языки славянской культуры, 2004.
Кубрякова Е.С., Демьянков В.З., Панкрац Г., Лузина Л. Г. Краткий словарь когнитивных терминов. М.: Филологический факультет МГУ им. М.В. Ломоносова, 1996.
Леонтьев А.А. Психолингвистические единицы и порождение речевого высказывания. М.: Наука, 1969.
Леонтьев А.А. Психолингвистические единицы и порождение речевого высказывания. 3-е изд., стер. М.: КомКнига, 2005.
Потебня А.А. Слово и миф. М.: Правда,
1989.
Cазонова Т.Ю. Моделирование процессов идентификации слова человеком: психолингвистический подход: Монография. Тверь: Твер. гос. ун-т, 2000.
Сазонова Т.Ю., Умеренкова А.В. Эффект обманутого ожидания: лингво-когнитивное моделирование // Вопросы психолингвистики. Вып. 5. Воронеж: Изд-во «Истоки», 2007.
Телия В.Н. К проблеме связанного значения слова: гипотезы, факты, перспективы // Язык -система. Язык - текст. Язык - способность. М.: Институт русского языка РАН, 1995.
Умеренкова А.В. Вероятностное прогнозирование и эффект обманутого ожидания // Теория языка и межкультурная коммуникация: Межвуз. сб. науч. тр. Курск: КГУ, 2006.
Фейгенберг И.М. Видеть - предвидеть -действовать. М.: Знание, 1986.
Cutler A. (Ed.). Twenty-first century psycho-linguistics: four cornerstones. Hillsdale, NJ: Lawrence Erlbaum Associates, 2005.
Grimes-Maguire, R & Keane, M.T. Evidence of Muddy Knowledge in Reaching for the Stars: Creating Novel Endings to Event Sequences. Proceedings of the twenty-Sixth Annual Conference of the Cognitive Science Society. Hillsdale, NJ: Erlbaum, 2004.
Langacker R., Schiffer S. & Steel S. (Eds.). Cognition and representation. Boulder, Colorado. 1988.
Meyer, W.V., Reisenzein, R& Schützwohl, A. Towards a Progress Analysis of Emotions: The Case of Surprise // Motivation and Emotion, 21(3), 1997.
Schank, R.C. & Abelson, R.P. Scripts, Plans, Goals and Understanding: An Inquiry into Human Knowledge Structures. Hillsdale, NJ: Lawrence Erlbaum Associates, 1977.
Sternberg R.J. Cognitive psychology. Fort Worth etc.: Holt, Rinehart and Winston, 1996.
A.V. Umerenkova
EXPECTANCY VIOLATION EFFECT IN SPEECH PRODUCTION/COMPREHENSION THEORIES
Linguo-cognitive modeling of Expectancy Violation Effect is viewed as one of the ways to broaden the accumulated knowledge about speech production/comprehension processes and to contribute to the development of an integrated cognitive model of mental lexicon.
Key words: expectancy violation effect, probabilistic prognostication, mental lexicon, internal context of interpretation, priming-effect.
