CC BY
144
УДК 882
Е.И. ЗАМЯТИН И СОВРЕМЕННИКИ: ЛИТЕРАТУРНЫЕ ПАРАЛЛЕЛИ
© Оксана Васильевна ТОЛМАЧЕВА
Тамбовский государственный университет имени Г.Р. Державина, г. Тамбов, Российская Федерация, соискатель кафедры русской и зарубежной литературы,
e-mail: oxvt@rambler.ru
В статье обозначен круг имен писателей, творчество которых в отечественном замятиноведении соотносится с художественно-публицистическим наследием Е.И. Замятина.
Ключевые слова: современное отечественное замятиноведение, литературные параллели, творческие взаимосвязи, контекст изучения творчества Е.И. Замятина.
Литературные параллели - одно из магистральных направлений отечественного за-мятиноведения. Свидетельством этому служат монографии и коллективные сборники, целые разделы которых посвящены исследованию плодотворных творческих диалогов между Е.И. Замятиным и его литературными
предшественниками, современниками и потомками.
В рамках данной работы мы остановимся на исследованиях, посвященных изучению связей Замятина с творчеством писателей современной ему литературной эпохи. Широкая картина диалога Замятина с литера-
турными единомышленниками представлена в коллективном сборнике «Творческое наследие Евгения Замятина: взгляд из сегодня», четырнадцать томов которого изданы в Тамбове [1]. На его страницах ученые детально исследуют почву взаимодействия Замятина с писателями разных эпох. Рассмотрение творческих контактов писателя с собратьями по перу позволяет глубже оценить его роль в развитии, в первую очередь, литературы первых десятилетий ХХ в., периода творческой активности Е.И. Замятина.
Ф. Сологуба Замятин считал одним из самых значительных своих современников. «Родство душ» двух классиков начала ХХ в. обнаруживает О. Е. Чернышова [2]. «Точки притяжения» Замятина и Сологуба проявляются, прежде всего, в продолжении традиций русской классической литературы с ее приверженностью к высоким нравственным ценностям. Кроме того, этих писателей занимала проблема «воинствующего» мещанства, которое заглушает движения чистой человеческой души.
А. Белый, наряду с Замятиным, разрабатывал теорию синтетизма. Так же, как и Замятин, он иллюстрировал свои теоретические положения собственными художественными текстами. Сопоставлению творчества писателей-современников посвящена работа Н.Р. Курпяковой «Е. Замятин и А. Белый: Своеобразие эстетических концепций» [3]. Исследователь находит множество моментов сходства в творчестве обоих писателей: внимание к форме, склонность к техническим экспериментам, обращение к ритмизированной прозе. Однако главной причиной их объединения, по убеждению исследователя, является то, что оба они - художники в полном смысле этого слова, творцы, «стремящиеся к новому, неизведанному». «Белого называли пророком, Замятина - еретиком, - пишет автор статьи. - Даже теоретические, критические работы этих писателей воспринимаются как оригинальные художественные произведения» [3, с. 133].
Т. А. Бабкина прибегает к сопоставительному анализу рассказа Е.И. Замятина «Пещера» и романа А. Мариенгофа «Циники» [4]. По ее наблюдению, оба эти произведения созданы на материале современности, послереволюционной жизни в России. Они воплощают идею разрушения целостности
мира. Впечатление хаотичности, «первобытности» воплощается писателями с помощью похожих приемов, организации образной системы текста на основе целого ряда оппозиций: «живое - неживое», «прошлое - настоящее», «часть-целое» и др.
К особенностям художественного историзма Е. Замятина и М. Алданова на примере романа «Бич Божий» и тетралогии «Мыслитель» обращается Е. Бобко [5]. Основанием для сопоставления историософских концепций писателей послужило то, что оба произведения обнаруживают свойства «романа становления». В них судьба человека неразрывно связана с историческими событиями, и становление ее происходит за счет включенности личности в эти события. Основным выводом исследования становится следующее: «Особенностью исторических романов Замятина и Алданова является то, что они рисуют не одну лишь «вершинную историю», т. е. известные события прошлого, но и «историю глубинную», судьбы отдельных людей и обстоятельства, в которых они живут. При этом история не просто выполняет функцию фона, даже активного, развивающегося, дающего возможность личности проявить свой характер, действовать. Дух эпохи, ее философски-политическая, интеллектуальная, духовная сущность - равноправный компонент композиции» [5, с. 193].
А.И. Смирнова вписывает послереволюционное творчество Замятина в хронику «окаянных дней» России, сопоставляя его рассказы «Пещера», «Мамай», «Дракон» с публицистикой И.А. Бунина, И.С. Шмелева и
В.В. Розанова [6]. Одичание человека, пробуждение в нем зверя, апокалиптичность картины «бредового» мира, стихийность происходящего, обесценившаяся жизнь человека - мотивы, объединяющие произведения названных авторов. По мнению исследователя, тексты Замятина отличаются особой «плотностью» письма, позволяющей писателю в концентрированной форме воплотить художественное обобщение. Дракон, пещера, Мамай - все это оценочные знаки эпохи, лаконично и насыщенно выражающие отношение Замятина к послереволюционной действительности.
На особенностях замятинского сказа акцентирует внимание О. В. Вахнина, связывая формирование творческой манеры писателя с
влиянием А.М. Ремизова [7]. Предполагая, что массовое обращение писателей к сказовой манере повествования объясняется тем, что «произошедшие исторические и социальные потрясения неизбежно поставили перед литературой проблему формирования нового повествовательного стиля для их осмысления» и что именно сказ «давал возможности для передачи противоречия и многоголосия эпохи» [7, с. 40], исследователь отмечает особенности замятинского сказа. Сказ позволял писателю взглянуть на действительность с разных позиций, сохранить ироническую дистанцию между автором, рассказчиками и героями.
К.Д. Гордович интересует «инженерная» составляющая художественного мира Е.И. Замятина, Н. Гарина-Михайловского, А. Платонова [8]. Основная мысль исследования заключается в том, что ощущение себя «в потоке времени», осознание творческих возможностей, внутренней свободы Замятину давало именно умение конструктивно, по-инженерному, мыслить, научно оценивать создавшуюся ситуацию, аналитически просчитывать будущее и обнаруживать за очевидными вещами их подлинную, скрытую сущность. Практическая деятельность писа-телей-инженеров оказалась мощным стимулом их художественного творчества, а приход в литературу мыслящих людей с высшим техническим образованием существенно обогатил ее новыми темами и идеями: о пределах человеческого разума, о взаимодействии человека и природы и перспективах вмешательства в ее законы, о появлении «нового» человека.
Очевидность параллели повестей
А.И. Куприна «Поединок» и Е.И. Замятина «На куличках» обнаруживает И.В. Кириллов [9]. При всем сходстве жизненного материала, сюжета, композиционных моментов, отдельных образов, мотивов и стилевых приемов, произведения имеют отличия, которые коренятся в принципиально иных подходах к отображению действительности и конструированию человеческого характера. Исследователь находит в произведении Замятина стремление осветить проблемы и явления, аналогичные купринским, в условиях современной писателю действительности. Автор делает вывод о том, что Замятин, «обращаясь к авторитету повести А. Куприна, интерпре-
тируя ее реальность, пародируя ее основные мотивы, осмысливает современность через посредство «истин» «Поединка». И действительность в его повести, несмотря на всю ее абсурдность, предстает более ужасной, трагической, неприглядной, чем в литературном «образце» [9, с. 34].
Продолжая мысль И.В. Кириллова, можно сказать, что различия в отображении реальности можно объяснить особенностями художественного метода Куприна и Замятина. Автор «Поединка» обращается к психологическому анализу и противопоставлению героя и толпы, свойственным реалистической и романтической традиции. Замятин, как писатель нового времени, писатель-неореалист, обращается к приему гротеска, расставляя нужные ему акценты и делая выпуклыми, преувеличенными необходимые образы и черты. Для него купринский «оригинал» не образец для подражания. Замятин использует его не по причине отсутствия собственных идей. Сюжет и конфликт «Поединка» нужен писателю скорее как объект пародии с иным исходом, демонстрирующим, в отличие от купринского произведения, нравственную деградацию личности: внутренний «поединок» замятинского героя заканчивается его моральным поражением.
Э.С. Дергачева обращается к символике Дома в прозе Е. Замятина, М. Булгакова и М. Осоргина [10]. По мысли исследователя, каждый из названных авторов отобразил в своих произведениях драму русской интеллигенции. Писателей сближает утверждение значимости нравственных ценностей, независимых от политической и идеологической окраски. Определяющим символом общего гуманистического пафоса Замятина, Булгакова, Осоргина, как считает Э.С. Дергачева, является Дом, в котором сосредоточена душа героев, их приверженность вечному свету истины, их целостность и судьба. Ключевым высказыванием, объединившим идеи названных писателей и их произведения, стали именно слова Замятина из его статьи «Завтра»: «Мы пережили эпоху подавления личности во имя масс; завтра - принесет освобождение личности во имя человека. Война империалистическая и война гражданская обратили человека в материал для войны, в нумер, в цифру... Стремительно падает ценность человеческой жизни. Нельзя больше
молчать. Время крикнуть: человек человеку -брат. На защиту человека и человечности мы зовем русскую интеллигенцию» [11, с. 49].
Тему дома, но уже применительно к творчеству Замятина и Пильняка, рассматривает С.Н. Капустина [12]. Отмечая, что «дом, семья, смена поколений - своеобразный нравственно-художественный фундамент
русской литературы», она обнаруживает этот фундамент, на котором базируется эстетическая и мировоззренческая система писателей, утверждающих незыблемость «атавистических» ценностей: дома, семьи, детей, продолжения рода, любви к своим историческим корням даже в годы революционных потрясений.
Тема «Замятин и Леонов» стала предметом анализа в работах нескольких авторов. Н.В. Шенцева утверждает, что критика начала 1920-х гг. ставит рядом имена писателей [13]. Один из критиков того времени, к примеру, полагает, что Замятин, «писатель с подлинным прошлым, сомнительным настоящим и несомненным отсутствием будущего... дал жизнь Леонову, который докончил дело Замятина и всей дореволюционной литературы: он показал последнюю степень разложения тех групп, коих поразила насмерть революция» [14, с. 243].
В изображении интеллигенции и революции писатели придерживались похожего образного строя (пещеры, ледники, холод), но в оценке людей, которые оказались «на обочине истории», они расходились. Замятин считал, что таким, как Март и Маша, лучше умереть, сохранив свою чистоту, нежели неумело приспосабливаться к условиям нового мира. В этом проявляется несгибаемый, бескомпромиссный характер самого Замятина. В текстах же Леонова («Конец мелкого человека»), по мысли ученого, звучит осуждение в адрес беспомощной «мелкой» личности.
Н.В. Сорокина и В.И. Матушкина анализируют общие философские, литературнохудожественные задачи Е. Замятина и Л. Леонова, которые писатели обозначили в своих публицистических произведениях [15, 16]. «Живая литература живет не по вчерашним часам, и не по сегодняшним, а по завтрашним. Это - матрос, посланный вверх, на мачту, откуда ему видны гибнущие корабли, видны айсберги и мальстремы, еще не различимые с палубы... Матрос на мачте нужен в
бурю. Сейчас - буря, с разных сторон - SOS» [17, с. 97]. Это слова Замятина. Леонов же писал: «Самая специфика писательского
взаимоотношения с миром в том и должна выразиться, чтобы наперед, хотя бы и силу-этно, предугадать ход событий» [18, с. 30]. Это один из примеров, показывающих близость эстетических, футурологических идей обоих писателей, подтвержденных их собственными художественными произведениями и собственной творческой судьбой. Н.В. Сорокина рассматривает это положение на материале романов Е. Замятина «Мы» и Л. Леонова «Дорога на Океан», «Пирамида».
В.И. Матушкина подчеркивает, что, несмотря на уникальную стилистическую манеру каждого из них, писателей объединяют принципы построения художественного текста [16].
Циклы очерков Замятина «Лица» и
З. Гиппиус «Живые лица» анализирует А.В. Ляшенко [19]. Она подчеркивает полемический характер воспоминаний Замятина по отношению к портретам, нарисованным Гиппиус. Замятин остается только очевидцем, на первый план выступают люди, о которых он пишет. Об этом свидетельствуют и стиль повествования, и сами названия: «Александр Блок», «Федор Сологуб», «Андрей Белый». Гиппиус же увлечена собственным отношением к своему герою, она характеризует не его самого, а свои драгоценные воспоминания. Это тоже проявляется в названиях: «Мой лунный друг» (о Блоке), «Одержимый» (о Брюсове).
А.В. Ляшенко приходит к выводу о том, что «Живые лица» Гиппиус менее живы, чем нейтрально обозначенные «Лица» Замятина. «Умершие», «неживые», «погребенные заживо» - такими предстают герои в изображении Гиппиус. И наоборот, живут «по-новому», «обретают новую жизнь», «остаются жить» близкие Замятину А. Белый, М. Горький, Б. Кустодиев, Л. Андреев и мн. др. Причина такой активности и жизнеспособности персонажей замятинских воспоминаний в том, что они «находятся в постоянном движении, во внутреннем или внешнем напряжении, в постоянных порывах и стремлениях» [19, с. 46]. Продолжая мысль украинского исследователя, можно сказать, что персонажи замятинских очерков были близки неуемному духу самого писателя.
Изучению творческой параллели «Замятин и Блок» посвящено несколько работ. Контактные связи Замятина с Блоком подробно рассматривает Т.Б. Лиокумович [20]. По наблюдению исследователя, в замятин-ском отношении к Блоку можно различить три этапа: дореволюционное увлечение лирикой поэта, резкое охлаждение к нему в связи с публикацией статьи «Интеллигенция и революция» и, наконец, осознанное внимание к блоковскому слову. Весьма созвучным замятинскому стремлению к недостижимому идеалу оказывается, как считает автор статьи, поиск Блоком Прекрасной Дамы: «невозможность найти Прекрасную Даму - иносказательно, символически изображает собою судьбу всякого достижения, всякого идеала на земле» - слова Е. Замятина [20, с. 145-146]. Это тоже своего рода «скифст-во», тем более что образ Прекрасной Дамы связан не только с любовным томлением, но и со стремлением к идеалу вообще.
Безусловным достоинством данной статьи является то, что в истории творческих и личных взаимоотношений Блока и Замятина раскрывается личность самого Замятина: его открытость, бескомпромиссность, и в то же время его человечность и умение признавать ошибки.
В работе «А. Блок и Е. Замятин: любовные сюжеты в «Двенадцати» и в романе «Мы»» М.Ф. Пьяных укрупняет проблему любовной коллизии в произведениях обоих авторов. По мнению ученого, любовная драма для Блока и для Замятина служит демонстрацией опасного влияния тоталитаризма с его господством «общего» над индивидуальным, интимным [21].
Обнаруживая параллели в творческих путях Замятина и Блока, И.А. Сайганова представляет свою интерпретацию теории замятинского «синтетизма» применительно к творчеству Блока [22]. По ее версии, синтетизм в поэзии Блока является входом, «дверью» между символизмом и реализмом. Своеобразие данного исследования заключается в том, что в нем продемонстрировано применение теоретических выкладок Замятина к творчеству его современника, А. Блока.
Замятин, Булгаков и Платонов не единожды рассматриваются в русле сходных проблем. Исследование Т.Л. Воротынцевой посвящено символике электрического света в
творчестве этих писателей [23]. По мысли автора, образ электрического света в литературе стал символом нового мироустройства, и если в творчестве «утописта» Платонова он связан с идеей новой гармоничной жизни, технического усовершенствования и вытекающей из него гармонии обновленных человеческих отношений, то Замятин и Булгаков определяли содержание этого образа совсем по-иному. В романе Е. Замятина «Мы» электричество становится символом искусственно упорядоченного мира. У Булгакова с ним сопряжена идея обманчивой и неверной природы революции, способной ослепить, и обольстить, и бросить на произвол судьбы. Добавим, что к середине ХХ в., когда электричество вошло в привычную жизнь, электрический свет уже не ассоциировался с чем-то чуждым, враждебным, неестественным.
Связь Замятина с Платоновым отмечают не только К. Д. Гордович и Т. Л. Воротынце-ва. В частности, А.В. Харчевников анализирует роман Замятина «Мы» и платоновский «Чевенгур» с целью продемонстрировать жанровое сходство обоих произведений, обусловленное «стремлением обоих писателей прогнозировать отдаленные исторические последствия «революционного» эксперимента вульгарно-радикального толка» [24, с. 170]. Автор исследования обнаруживает явные черты сходства в замятинской и платоновской картинах мира: образный орнамент, связь с фольклором и мифотворчеством, синтез условного и символического, присутствие скрытых цитат и аллюзий.
Т.Т. Давыдова обнаруживает рецепции идей В. Соловьева, Ф. Достоевского и В. Розанова в повести Замятина «Алатырь» [25]. Идеи Достоевского, образ Великого инквизитора, воплощенный в «Алатыре» в образе князя Вадбольского, получили дальнейшее развитие в романе «Мы» - так считает исследователь. Эти идеи Замятину были очень близки. Не менее отзывчив писатель оказывается к воззрениям Розанова, его культу плотской любви. «Алатырь», как справедливо полагает Т.Т. Давыдова, весь пронизан этой идеей. Что касается воззрений В. Соловьева (идеал Вечной женственности, сочувствие католицизму, религиозный характер мироощущения), то Замятин воспроизвел их в упрощенном, нарочито примитивном виде. По мысли ученого, писатель критиче-
ски относился к утопическим идеям Соловьева, ему был чужд бесплотный идеализм философа и его религиозность, и в «Алатыре» мы видим пародию на них.
В.В. Десятов и А.И. Куляпин находят следы влияния замятинского романа «Мы» в творчестве Ю. Олеши, М. Булгакова, В. Маяковского, А. Толстого, М. Зощенко, А. Солженицына [26]. Исследователи полагают, что роман «оставил глубокий след и в литературе Запада, и в советской литературе, несмотря на то, что в нашей стране он не был опубликован. Если влияние Замятина на западную антиутопическую традицию общепризнанно, то запрещенность романа «Мы» в России стала причиной того, что замятинские аллюзии в произведениях советских авторов не всегда очевидны и нуждаются в экспликации» [26, с. 110]. Идентичностью смыслового поля, по наблюдению А.И. Куляпина, отличаются роман Замятина «Мы» и произведение М. Зощенко «Перед восходом солнца» [27]. Исследователь вписывает зощенковский роман в продолжительный диалог двух писателей, воплотивших, по его словам, историю «исцеления» личности под давлением государственной машины.
Приведенные в настоящей работе точки зрения исследователей лишь пунктирно очерчивают круг имен писателей-современ-ников Замятина, с творчеством которых проводятся творческие параллели. И, тем не менее, даже этот небольшой выборочный обзор публикаций в тамбовских изданиях демонстрирует масштабность личности писателя, амплитуду его творческих взаимодействий, показывает место Замятина в русской литературе первой трети ХХ в. Вышедшее в 2009 г. по результатам Международного конгресса литературоведов, посвященного 125-летию со дня рождения Е.И. Замятина, солидное издание «Литературоведение на современном этапе. Теория. История литературы. Творческие индивидуальности» [28] продолжает и развивает намеченные исследователями литературные параллели.
Однако замятинское слово обращено не только к современникам, но и к потомкам. Свидетельство тому - монография Е.В. Бороды «Художественные открытия Е.И. Замятина в контексте поисков русской литературы второй половины ХХ - начала ХХ1 веков» [29], в которой творчество Замятина проеци-
руется на вторую половину ХХ в. и современную литературу. Но это тема будущего, отдельного, разговора.
1. Творческое наследие Евгения Замятина: взгляд из сегодня. Научные доклады, статьи, очерки, заметки, тезисы: в 14 кн. Тамбов, 1994-2007.
2. Чернышова О.Е. Е. Замятин и Ф. Сологуб: точки притяжения // Творческое наследие Евгения Замятина: взгляд из сегодня. Научные доклады, статьи, очерки, заметки, тезисы. Тамбов, 1997. Кн. 4. С. 116-123.
3. Курпякова Н.Р. Е. Замятин и А. Белый: своеобразие эстетических концепций // Творческое наследие Евгения Замятина: взгляд из сегодня. Научные доклады, статьи, очерки, заметки, тезисы. Тамбов, 1997. Кн. 4. С. 123133.
4. Бабкина Т.А. Система оппозиций в сюжете рассказа Е. Замятина «Пещера» и романа А. Мариенгофа «Циники» // Творческое наследие Евгения Замятина: взгляд из сегодня. Научные доклады, статьи, очерки, заметки, тезисы. Тамбов, 1997. Кн. 4. С. 175-180.
5. Бобко Е. Особенности художественного историзма Е. Замятина и М. Алданова // Творческое наследие Евгения Замятина: взгляд из сегодня. Научные доклады, статьи, очерки, заметки, тезисы. Тамбов, 1997. Кн. 4. С. 193-198.
6. Смирнова А.И. Русская проза об «окаянных днях» России (Е. Замятин, И. Бунин, И. Шмелев, В. Розанов) // Творческое наследие Евгения Замятина: взгляд из сегодня. Научные доклады, статьи, очерки, заметки, тезисы. Тамбов, 1997. Кн. 6. С. 37-39.
7. Вахнина О. В. Сказ в русской литературе первой четверти ХХ века: Ремизов - Замятин -Платонов // Творческое наследие Евгения Замятина: взгляд из сегодня. Научные доклады, статьи, очерки, заметки, тезисы. Тамбов, 1997. Кн. 6. С. 39-41.
8. Гордович К.Д. Писатели-инженеры. Н. Гарин-
Михайловский. Е. Замятин. А. Платонов // Творческое наследие Евгения Замятина: взгляд из сегодня. Научные доклады, статьи, очерки, заметки, тезисы. Тамбов, 2000.
Кн. 10. С. 6-16.
9. Кириллов И.В. А. Куприн - Е. Замятин: «Поединок» - «На куличках» - диалог или полемика? // Творческое наследие Евгения Замятина: взгляд из сегодня. Научные доклады, статьи, очерки, заметки, тезисы. Тамбов, 2000. Кн. 10. С. 26-34.
10. Дергачева Э.С. Символика Дома в русской прозе 20-х годов ХХ века (Е. Замятин, М. Булгаков, М. Осоргин) // Творческое на-
следие Евгения Замятина: взгляд из сегодня. Научные доклады, статьи, очерки, заметки, тезисы. Тамбов, 2000. Кн. 10. С. 39-45.
11. Замятин Е.И. Завтра // Замятин Е.И. Я боюсь: Литературная критика. Публицистика. Воспоминания. М., 1999.
12. Капустина С.Н. Тема Дома в романах Е. Замятина «Мы» и Б. Пильняка «Голый год» // Творческое наследие Евгения Замятина: взгляд из сегодня. Научные доклады, статьи, очерки, заметки, тезисы. Тамбов, 2000. Кн. 9.
С. 92-96.
13. Шенцева Н.В. «Интегральные» образы в произведениях Е. Замятина и Л. Леонова об интеллигенции и революции // Творческое наследие Евгения Замятина: взгляд из сегодня. Научные доклады, статьи, очерки, заметки, тезисы. Тамбов, 2000. Кн. 7. С. 154-161.
14. Левидов М. Без гнева и пристрастия // Бюллетени литературы и жизни. 1924. Кн. 2.
15. Сорокина Н.В. Тема будущего в произведениях Е. Замятина и Л. Леонова // Бюллетени литературы и жизни. Тамбов, 1997. Кн. 4.
С. 170-175.
16. Матушкина В.И. Е. Замятин и Л. Леонов (К вопросу об эстетических взглядах) // Бюллетени литературы и жизни. Тамбов, 1994. Кн. 2.
С. 82-86.
17. Замятин Е.И. О литературе, революции, энтропии и о прочем. // Замятин Е.И. Я боюсь: Литературная критика. Публицистика. Воспоминания. М., 1999. С. 95-101.
18. Леонов Л. Собр. соч.: в 10 т. М., 1984. Т. 10.
19. Ляшенко А.В. Е. Замятин и З. Гиппиус («Лица» и «Живые лица») // Творческое наследие Евгения Замятина: взгляд из сегодня. Научные доклады, статьи, очерки, заметки, тезисы. Тамбов, 1994. Кн. 2. С. 45-50.
20. Лиокумович Т.Б. «Блока - любил.» // Творческое наследие Евгения Замятина: взгляд из сегодня. Научные доклады, статьи, очерки, заметки, тезисы. Тамбов, 1997. Кн. 4. С. 144157.
21. Пьяных М.Ф. А. Блок и Е. Замятин: любовные сюжеты в «Двенадцати» и в романе «Мы» // Творческое наследие Евгения Замятина: взгляд из сегодня. Научные доклады, статьи, очерки, заметки, тезисы. Тамбов, 1997. Кн. 4. С. 143-144.
22. Сайганова И.А. Замятин и Блок: к теории синтетизма // Творческое наследие Евгения Замятина: взгляд из сегодня. Научные доклады, статьи, очерки, заметки, тезисы. Тамбов, 2000. Кн. 10. С. 54-56.
23. Воротынцева Т.Л. Символика электрического света в прозе 20-х годов (Е. Замятин, М. Булгаков, А. Платонов) // Творческое наследие Евгения Замятина: взгляд из сегодня. Научные доклады, статьи, очерки, заметки, тезисы. Тамбов, 1997. Кн. 4. С. 56-57.
24. Харчевников А.В. Функциональная роль литературно-классических и фольклорно-мифологических реминисценций в создании эстетико-философской концепции эпохи в романах Е.И. Замятина «Мы» и А.П. Платонова «Чевенгур» // Творческое наследие Евгения Замятина: взгляд из сегодня. Научные доклады, статьи, очерки, заметки, тезисы. Тамбов, 1994. Кн. 1. С. 170-184.
25. Давыдова Т.Т. Рецепция философских идей Ф. Достоевского, В. Соловьева и В. Розанова в повести Е. Замятина «Алатырь» // Творческое наследие Евгения Замятина: взгляд из сегодня. Научные доклады, статьи, очерки, заметки, тезисы. Тамбов, 1997. Кн. 3. С. 46-60.
26. Десятов В.В., Куляпин А.И. Счастье = «Блаженство» / «Зависть» (Роман Е. Замятина «Мы» в творческой рефлексии Ю. Олеши и М. Булгакова) // Творческое наследие Евгения Замятина: взгляд из сегодня. Научные доклады, статьи, очерки, заметки, тезисы. Тамбов, 2000. Кн. 9. С. 105-110.
27. Куляпин А.И. «Неизлечимая душа», «карающая рука» и «Великая Операция» (М. Зощенко и Е. Замятин) // Творческое наследие Евгения Замятина: взгляд из сегодня. Научные доклады, статьи, очерки, заметки, тезисы. Тамбов, 1997. Кн. 6. С. 83-85.
28. Литературоведение на современном этапе. Теория. История литературы. Творческие индивидуальности. Тамбов, 2009.
29. Борода Е.В. Художественные открытия Е. И. Замятина в контексте поисков русской литературы второй половины ХХ - начала ХХ1 веков. Тамбов, 2010.
Поступила в редакцию 11.01.2012 г.
UDC 882
E.I. ZAMYATIN AND HIS CONTEMPORARIES: LITERARY PARALLELS
Oksana Vasiliyevna TOLMACHYOVA, Tambov State University named after G.R. Derzhavin, Tambov, Russian Federation, Competitor of Russian and Foreign Literature Department, e-mail: oxvt@rambler.ru
The article indicates range of names of writers whose work in the domestic Zamyatin studies correlated with artistic and journalistic legacy of E.I. Zamyatin.
Key words: contemporary domestic Zamyatin studies; literary parallels; creative relationship; context of study of creativity E.I. Zamyatin.
