CC BY
88
ДВЕНАДЦАТЬ ЛЕТ ПРЕОБРАЗОВАНИЙ ЭКОНОМИКИ РОССИИ: ПРАВИЛЬНО ЛИ БЫЛ ПОСТАВЛЕН ДИАГНОЗ? (возвращаясь к оценкам состояния российской и мировой экономик, данным акад. Ю.В. Яременко накануне и в ходе реформ^
«Созданные при таких обстоятельствах псевдорыночные институты окажутся лишь очередной декорацией, заслоняющей сохраняющееся отторжение главного ресурсного и технологического потенциала страны от действительно насущных потребностей народного хозяйства» (Ю.В. Яременко. Правильно ли поставлен диагноз? [1, с .12]).
«Сколько бы ни вталкивали сейчас нашу экономику в рынок, она будет только трещать и ломаться, но в рынок в том виде, в каком она есть, не войдет» [2, с. 235].
Сложная история взаимодействия российских реформ с экономической наукой -отечественной и зарубежной - еще ждет своего исследователя. Однако уже сейчас можно выделить некоторые важные факты. Во-первых, ссылки на науку, апелляции к ее авторитету играли важную роль на всех этапах реформы. Это создавало впечатление научной обоснованности проводимых мероприятий, что, разумеется, не соответствует действительности. Во-вторых, в этом процессе сложились весьма запутанные отношения между отечественной и зарубежной наукой: справедливо критикуя недостатки советской экономической науки (апологетичность, скованность цензурой, бедность инструментария), многие отнюдь не худшие отечественные экономисты создали у широкой публики мифологический, по существу, образ якобы монолитной и всезнающей западной науки, в которой все вопросы «давно решены», так что остается лишь, широко раскрыв рты, выслушивать готовые ответы.
Крайне негативную роль в этом процессе сыграла произошедшая уже в ходе реформы подмена самой западной науки с ее действительно богатейшим содержанием и драматической историей весьма специфическим суррогатом - доктриной «Вашингтонского консенсуса»2. Такая подмена диктовалась практическими потребностями международных финансовых организаций - МВФ, Всемирного банка и Агентства международного развития США, которые в конкретных условиях начала 90-х годов нуждались - для ускоренного воспитания прозападных бюрократий Восточной Европы - не в толстых учебниках «economics», а в коротеньком «катехизисе», максимально приспособленном к специфике современной, в значительной мере виртуальной, экономики. Однако для науки это не аргумент: практически все «10 заповедей» Вашингтонского консенсуса подвергаются острой критике как на Западе, так и на Востоке5.
1 Из чрезвычайно богатого наследия акад. Ю.В. Яременко в данной работе используются только общие оценки состояния российской (и мировой) экономики и предложения по стратегии ее реформирования. Научные взгляды и высказывания Ю.В. Яременко цитируются преимущественно по посмертному трехтомному изданию 1997-1999 гг., в котором собраны научные публикации разных лет, выступления в центральной прессе и на публичных форумах. Некоторые оценки взяты из стенограмм публичных выступлений и рукописных материалов. Соответствующие цитаты всегда помечены кавычками.
2 Система характеристик неолиберальной экономической политики, предложенная в 1989 г. для латиноамериканских стран сотрудником Института международной экономики Джоном Вильямсоном. С ее содержанием можно ознакомиться в [3, с. 20].
3 У нас, пожалуй, наиболее интересными примерами такой критики могут служить: серия статей. А.Н. Аниси-
мова [4] и глава С. Батчикова и С. Заворотного «Латинская Америка: Уроки для России» в [5].
б
В этой связи следует подчеркнуть, что западная наука не несет никакой ответственности за созданный о ней миф: наоборот, лучшие экономисты Запада при огромном интересе к российским проблемам всегда были чрезвычайно осторожны в своих выводах и рекомендациях, постоянно настаивали на необходимости серьезного профессионального изучения российской экономики «изнутри» и всячески дистанцировались от не в меру бойких консультантов международных организаций, хлынувших в Россию со своими рецептами.
Убедительное тому доказательство - вышедшая в 1996 г. книга [6], написанная большой группой российских и американских экономистов, включая, с американской стороны, трех лауреатов Нобелевской премии - Л. Клейна, Дж. Тобина и К. Эрроу. Большую роль сыграли и широко обсуждавшиеся в кругу профессиональных экономистов работы лауреата Нобелевской премии по экономике Й. Стиглица, обобщением которых стала его недавно вышедшая книга [7], в которой он, в частности, упрекает российских радикалов в «большевистском подходе к рыночным реформам».
Но, пожалуй, самый поразительный факт - «Открытое письмо», с которым обратилась в 1991 г. к Президенту СССР М.С. Горбачеву большая группа американских экономистов (30 человек, включая трех лауреатов Нобелевской премии по экономике - Ф. Модильяни, Дж. Тобина и Р. Солоу4). В нем они выступили за сохранение земли и других природных ресурсов в общественной собственности. Сейчас это письмо забыто, хотя в то время широко публиковалось в советской центральной печати - разумеется, без понимания истинного смысла и мотивов, побудивших этих ученых выступить с таким письмом. Но если сейчас, спустя 12 лет, когда последствия приватизации ренты уже очевидны, смысл письма более или менее прояснился, то мотивы, похоже, так и остаются неясными5. Действительно, люди, представляющие цвет американской экономической науки, обращаются к президенту вчера еще враждебной державы по, казалось бы, совершенно не касающемуся их вопросу: кому в России достанется рента? Не вдаваясь в долгие рассуждения, скажу одно: это письмо доказывает, что уже тогда, в 1991 г., профессиональные западные экономисты предвидели негативные последствия российских реформ и пытались в меру своих сил их предотвратить.
К сожалению, по эту сторону океана идеологи реформ были озабочены только их «необратимостью». Увы, необратимыми являются пока только потери для народного хозяйства .
«Неизвестная экономика». Так называется успешно действующий на протяжении вот уже нескольких лет семинар в Центральном экономико-математическом институте РАН. Но так же неизвестной, по справедливости, следовало бы назвать и саму экономическую науку, которая сейчас все больше вытесняется из политики и массового сознания целой системой мифов.
Приведем пример. Стало распространенным утверждение, что экономическая деятельность (причем любая!) должна быть нацелена на максимум прибыли. Но это не так. Для экономики важен совсем другой критерий - сумма выигрышей производителей и потребителей. Именно этим объясняется признание неэффективности монополии - на первый взгляд самой эффективной из всех хозяйственных форм, ибо при ней и только при ней прибыль производителя достигает абсолютно
4 Еще один из этой группы экономистов — У. Викри — стал лауреатом Нобелевской премии чуть позже, в 1995 г.
5 Средний российский читатель, если ему дать сейчас это письмо, в лучшем случае подивится «некомпетентности» авторов, не понимающих огромного значения частной собственности. Хорошим примером такого читателя (хотя и писателя тоже) может служить бывший министр первого гайдаровского правительства В. Лопухин, предложивший в своей статье [8] оригинальное объяснение популярности марксизма среди западных ученых: всему виной-де «зависть» тамошних профессоров к «настоящим» буржуа.
6 Имеются в виду слова Ю.В. Яременко о том, что «необратимость реформ здесь оплачивается необратимостью потерь производственно-технологического потенциала».
го максимума. Но этот выигрыш всегда меньше ущерба, наносимого монополистом совокупности потребителей.
Диагноз. «Если коротко охарактеризовать экономику СССР, какой она была к началу перестройки..., - то это была экономика мобилизационного типа (т. е. ориентированная на целевую концентрацию, мобилизацию ресурсов) с крайне высоким уровнем милитаризации, колоссальными различиями в техническом оснащении отдельных отраслей, глубоко автаркичная, с утяжеленной структурой, административной системой управления и совершенно особым механизмом трудовых мотиваций. Наряду с существенными достижениями в некоторых сферах советская экономика несла на себе печать несомненной деградации и вырождения», - писал Ю.В. Яременко [2, с. 126; 9, с. 4]. Пожалуй, главным ее отличием от рыночных экономик западного типа была технологическая многоуровневость как следствие долголетнего распределения ресурсов на основе жесткой системы политических приоритетов (а не денежного спроса на них соответствующих предприятий и отраслей).
Вторая важнейшая характеристика - постоянный дефицит всех видов ресурсов. В трактовке его причин Ю. В. Яременко заметно расходится с известной работой Я. Корнаи [10]. Если Я. Корнаи выводит дефицит непосредственно из централизации7, то Ю.В. Яременко основной его причиной считает внеэкономическую нагрузку и вызванное ею «глубокое технологическое неравновесие» советской экономики. Здесь сказалась, на наш взгляд, иная, чем у Я. Корнаи, общая установка Ю.В. Яременко. Для него центральной была проблема научно-технического прогресса, в котором он абсолютно правильно распознавал материальную возможность разрыва дурной бесконечности дефицитов (перехода от экстенсивного экономического роста к интенсивному)8, но который - из-за милитаризации советской экономики - превратился, наоборот, в орудие ее усиления.
Третьей важнейшей характеристикой советской экономики в те годы было резкое ослабление централизованного начала9. Речь идет не просто о «ведомственности», но о «разделении народного хозяйства на две, практически независимо управляемые экономические системы - гражданскую и военную экономику» [2, с. 24]. Автономной, по существу, была и система внешнеэкономических ведомств и организаций. И наконец, в советской экономике были разделены сферы управления потоками ресурсов (Госплан) и денег (Минфин). В результате собственно народнохозяйственное, целевое начало в планах оказалось выражено крайне слабо.
Причиной всех этих негативных явлений Ю. В. Яременко считал беспрецедентную внеэкономическую нагрузку на экономику [1, с. 5], из-за которой сумма затрат на оборону и валовых инвестиций превысила в конечном счете половину ВНП. И напротив, отрасли, призванные создать материальную основу потребительской ориентации населения, занимали второстепенное и третьестепенное положение. В результате экономика «потеряла стратегическую управляемость», Госплан - значение, а «на авансцену выдвинулись министерства».
Стратегия реформирования. Этому диагнозу природы и конкретного состояния советской экономики соответствовал у Ю.В. Яременко вполне определенный подход к ее реформированию. Он настолько отличается от ныне принятого, что к пониманию
7 Сама система директивного управления... порождает «повсеместное стремление предприятий и учреждений к расширению своих масштабов, к количественному росту выпускаемой продукции, не считаясь с затратами, а порой и качеством... В результате одним из определяющих факторов хозяйственной жизни становится дефицит, ... систематическое превышение спроса над предложением» [10, с. 13].
8 Это связано, как далее увидим, с трактовкой научно-технического прогресса как процесса замещения большего количества массовых ресурсов меньшим объемом качественных ресурсов.
9 Глубину ведомственной дезинтеграции отмечал и В.Н. Богачев: «Ядром советской экономики, — писал он, — стали монополистические структуры, за каждой из которых стоят могущественные социальные силы и массовый экономический интерес». Простое «дарование им коммерческих свобод», либерализация цен и приватизация собственности приведут лишь к усилению этого монополизма [11].
этого подхода можно приблизиться постепенно, шаг за шагом, выделяя наряду с предлагаемыми конкретными направлениями реформирования стоящие за ними принципы.
Критически оценивая советскую экономику, Ю. В. Яременко никогда не делал из этого радикальных выводов в духе «созидательного разрушения». Наоборот, он всячески подчеркивал необходимость отношения к экономике как к живому, развивающемуся организму, базирования реформы на точном знании ее внутреннего устройства, а не на наборе якобы универсальных инструментов, таких как либерализация, приватизация и жесткая финансовая политика10. Это не означает консервации сложившихся структур: напротив, как мы увидим далее на примере конверсии, только при таком подходе становятся возможными действительно масштабные преобразования, проникающие в материальную глубину экономики, а не наводящие на нее рыночный глянец.
Предложенная Ю.В. Яременко стратегия экономического реформирования предусматривала: 1) концентрацию научно-технического потенциала в отраслях, производящих массовые виды техники; 2) социальную переориентацию производства; 3) восстановление на этой основе структурно-технологической сбалансированности народного хозяйства.
Чтобы изменить технологическую основу отраслей, производящих массовые виды техники, предлагалось централизованно перемещать не потоки, а запасы соответствующих ресурсов (т. е. сами мощности). «Устранение накопившихся деформаций в структуре экономики возможно лишь посредством целенаправленного и комплексного перераспределения ресурсов в технологически отставшие отрасли, концентрации в этих отраслях новейших научно-исследовательских и проектных разработок, создания там производственной базы, обладающей всеми необходимыми составляющими современного производства» [2, с. 15]. Конкретно речь шла о конверсии - переводе на производство массового оборудования (и товаров длительного пользования) целых предприятий оборонно-промышленного комплекса11.
В этом отражалась убежденность Ю.В. Яременко, считавшего, что ведущим ресурсом реструктуризации экономики является научно-производственный потенциал ВПК (а не топливно-сырьевой потенциал). В публичных выступлениях весной 1993 г. он говорил о «целых отраслях, которые можно и нужно модернизировать на основе ресурсов ВПК» [2, с. 236], о том, что «без технологических ресурсов оборонной промышленности невозможны глубокие изменения в гражданском машиностроении» [2, с. 232]. К сожалению, эта идея осталась невостребованной. Даже сейчас, на стадии роста экономики, капитальные вложения в машиностроение составляют лишь около 3% их общей суммы. В результате доля современного технологического уклада в его продукции снизилась с одной трети в 1992 г. до одной пятой [13, с. 5].
Что касается социальной переориентации экономики, то под этим понимался широкий маневр ресурсами в пользу отраслей потребительского комплекса как необходимое условие перехода на современные потребительские стандарты и создания устойчивых трудовых мотиваций: прежде всего, налаживание массового производства товаров длительного пользования и реализация новой программы строительства жилья, в том числе второго. Что касается АПК, то его ускоренный подъем Ю. В. Яременко считал невозможным до решения острых социальных проблем села.
10Характеризуя этот технократический стиль мышления российских реформаторов, Ю.В. Яременко писал: «Проблема адекватности реформы живой экономике для них не стояла» [12, с. 22, 9].
11 «В конце концов, народному хозяйству нужны не новые..., а иные технологии. В частных проектах конверсии можно встретить образцы техники, поражающие воображение... Но, к сожалению, никакая комбинация этих проектов не приводит к созданию систем машин в базовых гражданских отраслях... » [2, с. 121-122].
Конечно, реализация этих новых подходов была невозможна без серьезных изменений в системе управления12. Основным ее звеном должен был стать Госплан15. А центром самого плана - целевые программы (а не объемные задания по продукции). Одновременно должны были получить развитие косвенные (или, как их тогда называли, экономические) методы регулирования предприятий.
Критика других стратегий. Далее увидим, на каком прочном теоретическом фундаменте строились эти предложения. Однако в реальности возобладали, как видим, другие подходы к реформированию. Первым из них стала «политика ускорения». Квалифицируя ее как отказ вообще от каких-либо реформаторских действий, Ю.В. Яременко отмечал: «Перегруженную экономику, темпы роста в которой фактически приближались к нулю, ... пытались заставить развиваться темпом в 5%» [2, с. 133].
В контексте нынешних споров о темпах экономического роста14 актуальны слова Ю.В. Яременко о политике ускорения как «апофеозе экономического ханжества» [1, с. 8, 14]15 и о магии «сильных решений» на верхнем уровне, которые на самом деле оказываются псевдорешениями, так как не обеспечены изменениями в использовании ресурсного, технологического и научного потенциала. В действительности темпы роста как в прошлом, так и сейчас, достаточно жестко детерминированы конкретной ситуацией в экономике и сложившимися механизмами формирования спроса и предложения.
Демистифицируя понятие экономического роста (некоторые экономисты сводят его к волевому усилию, наподобие того, которым барон Мюнхгаузен вытащил себя за волосы из болота), Ю. В. Яременко писал, что в реальности все сводится к увеличению количества ресурсов и улучшению их использования. Экономический рост, - считал Ю.В. Яременко, - это рост национального богатства (а не только продукта). А значит, измерять надо не только потоки, но и динамику запасов. В этой связи он подчеркивал относительность понятия экономического роста. Не менее важными являются два других критерия - стабильность экономики и полнота использования ресурсов. Причем в современном мире высокие темпы роста однозначно ассоциируются с технологическим лидерством страны («догоняющий» технический прогресс здесь мало что дает), местом ее в глобальной иерархии. С этой точки зрения российская экономика с ее сырьевой специализацией, расстроенным научнотехническим комплексом и школьно-догматической экономической политикой имеет мало шансов на успех: «даже при сохранении относительно благоприятной конъюнктуры она обречена двигаться «от девальвации до девальвации» темпами, которые задает рост сырьевого экспорта, т. е. 1-3% в год» [16, с. 5; 17, с. 8].
Уже в конце 80-х годов на смену «ускорению» пришел лозунг «экономической самостоятельности предприятий». Предполагалось, что «освобожденные хотя бы частично от планового давления они станут хозяйствовать более активно., проявится их заинтересованность в увеличении объема производства, они встанут на путь обновления технологии» [2, с. 133]. Жизнь посмеялась над этими надеждами. Для самих предприятий экономическая самостоятельность озна
12 Ю.В. Яременко пришел к этому выводу, анализируя конверсию. Ее провал был связан именно с отсутствием субъекта конверсии. Сам ВПК мог реализовать эту стратегию только в убогой форме «натурального налога» на свои предприятия; не было крупных конверсионных проектов, ориентированных на технологическое перевооружение отставших отраслей. Вместо них — сотни мелких, посильных для отдельных предприятий.
15 «Пока нет другого способа поддержания равновесия, кроме целенаправленной, централизованной деятельности Госплана. Отсюда вытекает и необходимость сохранения главных инструментов этой деятельности — значительной величины централизованных капитальных вложений, существенного объема госзаказа на сырьевые ресурсы» [1, с. 11]. Предполагалось, в частности, создание специальных подразделений Госплана, реализующих целевые программы.
14 Имеется в виду известное предложение А. Илларионова поднять темпы роста российской экономики выше предлагаемых федеральным правительством 5,5-4,6%.
15 Типичным проявлением такого ханжества можно считать призыв преодолевать сырьевую направленность российской экономики, «повышая конкурентоспособность производств с высокой добавленной стоимостью» [15].
чала, наоборот, «сокращение объемов производства, упрощение навязанного планом ассортимента, увеличение фонда зарплаты, увеличение расходов на социально-культурные нужды» [2, с. 133-134]. И причина здесь не только в инерции дореформенного поведения предприятий. Принципиально неправильным оказался сам акцент на решающую роль микроуровня «в условиях, когда глубоко нарушены условия экономического обмена между отдельными отраслями народного хозяйства. и только еще должны быть обеспечены целостные условия их воспроизводства» [2, с. 27]. Опасность подобной акцентирующей стратегии состояла в том, что «предприятия, не имея резервов и защиты, могут потерять значительную часть своего потенциала, и это уже имеет место» [2, с. 229].
К сходным выводам пришел в те годы и В. Н. Богачев. Основой реформы, - считал он, - должна быть не либерализация предприятий, а перестройка «центральных управленческих инстанций»16. Против абсолютной самостоятельности предприятий выступали и такие видные экономисты бывших социалистических стран, как Я. Корнаи17 и Ю. Паестка.
Реальное развитие пошло, как известно, по противоположному пути - радикальной либерализации. Причины такого постоянного уклонения политики от рекомендаций науки, разумеется, важны и интересны. Этого коснемся в последней части статьи, когда речь пойдет о процессах в мировой экономике, определивших современное направление ее развития. Здесь же только отметим, что Россия в этом отношении - не исключение. Например, недавно, выступая с докладом в ИНП РАН, акад. А.Г. Аганбегян констатировал, что во время реформ М. Тэтчер в Великобритании «вся наука была против». Можно предположить, как это нередко случается, что с точки зрения краткосрочной перспективы правы были политики, а с точки зрения долгосрочной - ученые.
В этой связи заслуживают внимания те аргументы, которые были выдвинуты Ю.В. Яременко против стратегии «шоковой терапии». Он считал, что реальная либерализация невозможна в условиях иерархической организации экономики, глубоко укоренившегося неэквивалентного обмена и порожденного им резкого неравенства ее субъектов. Структурно деформированная экономика, унаследованная Россией от СССР, просто не могла сразу заработать по правилам рынка, так как «отсутствовали минимальные структурные предпосылки для отказа от прежней системы хозяйствования и перехода к новым экономическим отношениям».
По существу, Ю.В. Яременко был сформулирован принцип объективной обусловленности институциональных изменений, соответствия их ресурсно-структурной среде: «Создание новых хозяйственных институтов не может идти дальше, чем это позволяет сегодня состояние нашего производственного и технологического потенциала» [1, с. 10]. Стратегия «шоковой либерализации» нарушала этот принцип18: будучи оторвана от инвестиционно-структурной политики, она могла вести только к усилению технологической деградации обрабатывающей промышленности и сельского хозяйства (что и случилось). «Рынок, сам по себе, еще в течение
16Хозрасчетный интерес «должен быть локализован на уровне предприятий; его следует уравновесить ясно выраженным и институционально оформленным общенародным экономическим интересом» [9, с. IV].
17 «Нулевая степень патернализма, — писал, например, Я. Корнаи, — это идея, выдвинутая школой Фридмана
— Хайека. Но... даже при капитализме... эта нулевая степень никогда не проявляется полностью... Атоми-зированная конкуренция и полностью предоставленная самой себе микроорганизация немыслимы в наш век гигантской концентрации производства и усиления могущества государственной бюрократии» [10, с. 585].
18 Радикализм российских реформ («больший, чем все, что можно видеть в Восточной Европе») был неадекватен реальной ситуации. Свою роль здесь сыграла идеология, упор на строительство капитализма. Но «капитализм как таковой или рыночная экономика экономического счастья не гарантируют». Поэтому Ю.В. Яременко призывал строить не капитализм, а эффективную экономику. «Скажем, нужна, — писал он,
— не система частных банков вообще, а такие кредитные институты, которые играли бы в экономике конструктивную роль».
многих лет не сможет решить коренные проблемы выхода нашей экономики на новый воспроизводственный режим». Более того, «форсированное и структурно неподготовленное введение рыночных институтов может иметь достаточно большой негативный эффект» [2, с. 51]. Иными словами, вместо рыночной селекции предприятий мы получали совершенно иной по сути процесс разрушения целых отраслей. «Из-за колоссальных технологических перепадов изменение структуры цен при переходе к рынку сразу же приведет к разорению целых секторов экономики» [2, с. 235]. А сырьевая стратегия («неумолимо, - как писал Ю.В. Яременко, - вытекающая из характера и содержания современных структурных и технологических сдвигов в производстве») на деле бесперспективна.
Неверно, - писал он, - что снижение производства всегда сопровождается структурным оздоровлением. То падение производства, которое произошло у нас, в будущем неизбежно повлечет за собой не оздоровление, а деградацию народного хозяйства. В этих условиях «переход к экономическому росту будет очень труден».
Итак, чтобы перейти к рынку, необходимо, прежде всего, создать материальные предпосылки эквивалентного обмена. Именно в этом вопросе взгляды Ю.В. Яременко достигают наибольшей оригинальности и теоретической глубины.
Вклад в теорию. Массовые и качественные ресурсы. В противоположность неоклассической парадигме, основанной на предпосылке принципиальной технологической однородности ресурсов, Ю. В. Яременко исходит из представления об их принципиальной неоднородности, разнокачественности. «Рабочая сила, оборудование, материалы имеют достаточно широкий и относительно стабильный диапазон качественных характеристик. Под качественными характеристиками для рабочей силы имеются в виду образование и квалификация, для оборудования, материалов, энергоносителей - совокупность различных технических свойств» [18, с. 61; 12, с. 28]. В соответствии с этими различиями они могут быть поделены на две большие категории: качественные и массовые, а технологическая структура экономики приобретает отчетливо пирамидальное строение19.
Значение этого разделения становится ясным, если представить, что все пространство ресурсных сделок, формально равноправных и определяемых в неоклассической теории одним и тем же термином «замещение» (substitution), распадается теперь на два класса принципиально различных операций и генерируемых ими макропроцессов. Причем словом «замещение» разрешается теперь обозначать только первый из них -замену массовых ресурсов качественными в соответствии с общей направленностью научно-технического прогресса. Противоположный процесс - замену недостающих качественных ресурсов массовыми - объективно противостоящий техническому прогрессу, Ю.В. Яременко предложил обозначать словом «компенсация».
Соотношением этих двух процессов - замещения и компенсации - определяется, по существу, общее направление развития экономики, т. е. формально единый
экономический рост осуществляется в реальности через взаимодействие двух каче-
20
ственно различных и даже противоположных технологических составляющих .
Соотношение этих процессов зависит от степени технологической однородности экономики. Свою роль играет и институциональная структура. Так, проведенная в начале 90-х годов либерализация цен привела «к вздорожанию массовых ре
19 В этой связи нельзя не отметить, что Ю.В. Яременко считал идею пирамидальной технологической структуры экономики центральной, стержневой идеей своего исследования [19, с. 102].
20 Не будем воспроизводить всю схему анализа компенсации и замещения. Напомним только, что исходным пунктом его служит отвлечение качественных ресурсов в оборонные отрасли. Вызванное этим экстенсивное развитие гражданского производства приводит к быстрому исчерпанию массовых ресурсов. Возникает задача их производства в количестве, достаточном для компенсации, а это формирует с течением времени непосильный для экономики спрос на инвестиции.
сурсов, что резко сузило возможности экономики сбалансировать недостаток качественных ресурсов компенсационным эффектом» [20, с. 43]21. Однако было бы, по-видимому, упрощением трактовать этот фактор однозначно. Во-первых, «развитые страны обеспечивают технологическую однородность своих экономик именно за счет того, что перемещают низкие технологии и связанные с ними компенсационные эффекты в страны, отстающие от них по уровню развития» [19, с. 113]. Так что в глобальном аспекте эта проблема стоит даже острее, чем внутри России. Во-вторых, переход к использованию все лучших по качеству ресурсов создает опасность «сжатия», в том числе буквального, пространственного сжатия экономики.
В самом деле, если на протяжении полутора веков индустриализации развитие
22
экономики шло по пути территориальной экспансии , то сегодня инвестиции, наоборот, все больше концентрируются в уже освоенных зонах планеты. А это лишает бедные регионы вообще какой-либо перспективы: с экономической точки зрения, они становятся просто ненужными, избыточными.
И все же в одном отношении действие фактора технологической неоднородности сильно и бесспорно - имеется в виду порождаемый им феномен несуществования для технологически неоднородных экономик набора цен рыночного равновесия.
Либерализация и система цен. Самые большие надежды при переходе к рынку возлагались на действие ценового механизма. Тем большим было разочарование, когда выяснилось, что вместо скорого и относительно безболезненного выхода на систему равновесных цен мы получили в первые годы - гиперинфляцию, затем -борьбу с инфляцией (которая, как могло казаться до дефолта, приносит свои плоды) и в последние годы - новый виток все той же борьбы, которая, однако, в условиях предельно изношенных фондов уже никому не кажется безобидной. Этого разочарования можно было избежать, если бы вовремя учли положение Ю.В. Яременко о том, что технологическая неоднородность экономики несовместима с системой цен рыночного равновесия. Любая попытка прямолинейной либерализации такой неоднородной экономики ведет к дурной бесконечности волнообразных ценовых колебаний23.
Сам по себе феномен несуществования равновесных цен хорошо известен: всякий, кто учил в студенческие годы «паутинообразную модель» (cob-web theorem), должен помнить, что различным относительным наклонам кривых спроса и предложения в однопродуктовой модели соответствуют три разных исхода их взаимодействия, из которых только один - равновесие. Однако одно дело - признавать абстрактную возможность неравновесия и совсем другое - столкнуться с его неизбежностью и не «вообще», а именно в российской экономике.
Причина этого феномена - зависимость цен от технологической структуры производства. Из этого, в частности, следует, что систему цен нельзя менять произвольно, вне связи со сдвигами в технологиях, эффективности и издержках. К сожалению, именно это случилось в 1992 г., когда, игнорируя особые свойства народного хозяйства России, экономику практически единовременно попытались перевести с «плохих» советских на «хорошие» мировые цены. «Джинна (я имею в виду
21 Статья Р.С. Дзарасова, на которую мы здесь ссылаемся, представляет собой первую и весьма интересную попытку интерпретировать теорию качественных и массовых ресурсов в широком политэкономиче-ском контексте давнего спора между неоклассической и противостоящими ей (прежде всего посткейнси-анской) школами экономической теории.
22 Преобладание ресурсоемких технологий заставляло капитал привлекать большие массы труда, минеральных и земельных ресурсов. В результате инвестиции двигались от центра к периферии, и это рождало общественный оптимизм, представление о том, что отсталые территории с течением времени обязательно догонят передовые.
23 «Ценовые пропорции, хотя и претерпели значительные изменения, не стали равновесными. Одни диспропорции лишь заменились другими, имеющими тенденцию к воспроизводству на каждом очередном витке роста цен и инициирующими непрерывное раскручивание инфляционной спирали» [21, с. 15] — со ссылкой на [22].
либерализацию цен), - писал по этому поводу Ю.В. Яременко, - выпустили из бутылки, и теперь безуспешно с ним борются. Безуспешно, потому что неверен диагноз причин инфляции. Дело не в избытке денежной массы и даже не в монополизме, а в невоспринимаемых нашей экономикой изменениях структуры цен (курсив наш - О.П.)... Введенная система цен не позволяет предприятиям и народному хозяйству в целом располагать достаточным объемом добавленной стоимости и доходами, что означает падение конечного спроса, а значит - и производства. Мы же к этому сокращению добавляем кредитные и бюджетные ограничения и этим только усугубляем негативные процессы. Если доля добавленной стоимости, к примеру, в сельском хозяйстве или на транспорте резко сократилась, то эти отрасли не могут поддерживать свою инвестиционную базу. А она нуждается не просто в поддержке, а в технологическом развитии и реконструкции ... Даже если мы остановим инфляцию (ценой колоссальных жертв), - заключает Ю.В. Яременко, - экономика с той структурой, какую мы унаследовали и с тем соотношением цен, какое у нас сейчас имеется, обречена на стагнирование».
Идеи, высказанные Ю.В. Яременко, получили развитие в статьях Г.П. Литвинце-вой [21], а также В. А. Волконского и А.И. Кузовкина [23].
В статье Г.П. Литвинцевой концепции структурно-технологической несбалансированности российской экономики придается формализованный вид путем введения понятий продуктивной и (соответственно) непродуктивной технологических матриц. «Матрица продуктивна, - пишет она, - если для любого заданного вектора добавленных стоимостей, обеспечивающего хотя бы простое воспроизводство во всех отраслях (курсив наш - О.П.), существует вектор строго положительных цен на их продукцию» [21, с. 16]. И наоборот, непродуктивность матрицы технологических коэффициентов означает несуществование системы цен, обеспечивающих хотя бы простое воспроизводство. Это определение вызвало критику со стороны В.А. Волконского и А.И. Кузовкина. Оно «противоречит, - пишут они, - очевидному факту: система цен, действовавшая в советской экономике, обеспечивала простое воспроизводство и даже огромную внеэкономическую нагрузку в виде расходов на вооружение» [23, с. 25]. По-видимому, здесь есть элемент взаимного недопонимания. «Непродуктивность», по Г.П. Литвинцевой, - технический термин, указывающий не на невозможность воспроизводства вообще, а на возможность (или невозможность) простого воспроизводства за счет финансовых ресурсов самой данной отрасли. В этом смысле он и нам представляется чрезмерно жестким. Ведь в мире отраслей существует важный частный случай - отрасли инфраструктуры, по отноше-
24
нию к которым в условиях оптимальной организации народного хозяйства принцип самоокупаемости неприменим, т. е. они и не должны обеспечивать свое воспроизводство за счет только собственных доходов (на этом вопросе мы еще остановимся в разделе, посвященном современным проблемам экономического реформирования).
Однако в том, что касается обычных производственных отраслей, мы в общем случае согласны с Г.П. Литвинцевой: да, по отношению к ним «характерными чертами непродуктивной экономики - наряду с незатухающей инфляцией и инвестиционным кризисом - являются:
- длительное существование большого количества убыточных предприятий и повторяющиеся изменения их отраслевого состава;
24 Имеется в виду организация, учитывающая не только внутренние особенности отраслей инфраструктуры (о которых речь пойдет ниже), но и внешние эффекты их функционирования, в частности, то, что «повышение относительных цен на продукцию отраслей-монополистов приводит к снижению темпов роста ВВП» [24, с. 8].
- постоянные корректировки цен на продукцию убыточных отраслей в сторону повышения с целью выхода на рентабельный уровень производства;
- периодическое воспроизводство одних и тех же отраслевых ценовых пропорций на более высоком уровне» [21, с. 19]25.
В то же время несомненной заслугой В. А. Волконского и А. И. Кузовкина является анализ взаимодействия внутренних и мировых цен, результатом которого становится неизменно высокая оценка товаров, поставляемых на Запад, и столь же неизменно низкая - товаров, производимых для внутреннего потребления26. Они убедительно показали, что эта система цен (которая, собственно, и предопределяет «непродуктивность» большей части российской экономики) принципиально неравновесна (т. е. сама не является рыночной); она давно превратилась в инструмент «поддержания конкурентных преимуществ клуба богатых стран» [23, с.15].
Анализ ситуации, сложившейся в 90-е годы, привел Ю.В. Яременко к убеждению, что «рано или поздно, мы придем к тому, что начнем регулировать цены». Орудием такого регулирования могли бы стать на первых порах межотраслевые соглашения о ценах, рентабельности и уровне заработной платы. К сожалению, это будет нелегко. Наглядный пример забастовки нефтяников в Венесуэле (а Ю.В. Яременко давно писал, что такая забастовка для нашей страны была бы гораздо опаснее забастовки шахтеров, от которой в 1990 г. «закачалось» правительство М. С. Горбачева) показывает, какой силой могут обладать привилегированные экспортные отрасли.
Некоторые современные проблемы. Двенадцатилетний опыт развития российской экономики в новых условиях позволяет с достаточной уверенностью прогнозировать ее будущее. Опыт такого прогнозирования имеется. Так, еще в 1990 г. Ю.В. Яременко предсказывал: «Жизнь в соответствии с законами рыночной экономики означала бы для нас немедленное подпадание под давление условий мирового рынка, резкое увеличение экспорта сырья и энергоресурсов, лавинообразный сброс выпуска продукции обрабатывающих отраслей, т.е. кризис, справиться с которым нельзя без демпфирующей структурной подготовки. Не поможет даже то, что будут созданы подобия рыночных институциональных структур, внешне весьма похожих на те, которые существуют на Западе» [1, с. 7].
В то же время динамично меняющаяся обстановка требует непрерывного обновления прогнозов. В частности, сегодня «сохраняющиеся положительные темпы промышленной динамики маскируют важный качественный поворот. - переход
от модели внутренне ориентированного роста к модели экспортно-ориентированного роста, опирающейся на сырьевые отрасли» [17, с. 7]. О скорости этого поворота говорит то, что вклад экспортно-ориентированных топливно-сырьевых отраслей в прирост производства товаров вырос с 24-27% в 2000-2001 гг. до 45 в 2002 г., а конечных отраслей, наоборот, снизился с 49-50 до 37%.
Содержание и возможные последствия реализации экспортно-ориентированного сценария хорошо изучены. Не раз отмечалась, в частности, его «запредельная социальная жесткость». Но и экономические проблемы далеки от решения. Так, загрузка мощностей в наукоемких отраслях составляет не более трети. Авиазаводы, к примеру, про
25 В статье Г.П. Литвинцевой приводится ряд иллюстраций этого положения. Показано, как действует «инфляционная спираль непродуктивной экономики», охватывающей наряду с убыточными предприятия, живущие в режиме «проедания основного капитала», — в сумме это более 70% всех предприятий: во-первых, «без взаимного ответного повышения цен» хозяйствующие субъекты в такой экономике «будут вынуждены остановить производство» [21, с.18]; во-вторых, «с целью вывода на рентабельный уровень производства ежегодно повышаются цены на продукцию и услуги отраслей — естественных монополий» [21, с. 19].
26 «В результате... экономика разделилась на два сектора... — «сильных», «богатых» отраслей, имеющих возможность экспортировать большую часть своей продукции, и «слабых», «бедных», ориентированных на внутренний рынок [25, с. 26].
изводят в год всего 5-7 гражданских самолетов при мощности 150-180. И наконец, вновь «стала развертываться классическая спираль инфляции издержек» [17, с. 32]27.
Практическое отсутствие бюджета развития сочетается с высоким уровнем бюджетного профицита, что применительно к бюджету 2003 г. означает сокращение конечного спроса на сумму более 70 млрд. руб. [25]. Нельзя назвать рациональной и политику всемерного (до 13% ВВП) сокращения «непроцентных» расходов бюджета (той единственной его части, которая направлена на решение социально-экономических проблем) в условиях, когда вычетом из экономического роста являются именно процентные расходы.
В подготовленном Минэкономразвития и торговли документе «План действий правительства РФ по реализации в 2003 г. программы социально-экономического развития РФ на среднесрочную перспективу (2002-2004 гг.)» в качестве главной причины неурядиц в российской экономике по-прежнему называются «недопустимо высокое вмешательство государства в экономическую деятельность», «значительная доля государства в перераспределении экономических ресурсов (и как следствие высокое налоговое бремя)» и «избыточное прямое участие государства в производстве товаров и услуг, что ведет к созданию неравных условий конкуренции».
В действительности объективный ответ на вопрос, «много» или, наоборот, «мало» у нас государства, не может быть дан вне анализа стоящих перед ним задач и без оценки потенциала частного сектора - не того воображаемого, который «должен быть», а того, который реально есть. И если посмотреть, к примеру, на события прошедшей зимы в сфере коммунального хозяйства, очевидно, что решающий вклад в решение его проблем по-прежнему вносят не «конкурирующие между собой» частные компании, а все те же МЧС и армия.
В этих условиях необходим не «уход государства из экономики»28, а наоборот, всемерная активизация экономической политики. Например, политика «Нового курса» в США спасла эту страну в годы «Великой депрессии»29. Главным препятствием на этом пути считается ограниченность бюджетных ресурсов. Сложилась даже целая философия «жизни по средствам» (не для всех, разумеется), варьирующая в своих рекомендациях от «селективной политики» до прямого секвестирова-ния бюджета. Достойный ответ на эти советы давал Ю.В. Яременко: «Селективная политика выделения ресурсов, - писал он в 1993 г., - может быть эффективна. только на фоне крупномасштабных мер, ликвидирующих ресурсные и технологические пробелы в масштабе целых отраслей и всей экономики» [2, с. 232-233].
В российских условиях возможности пополнения бюджета зависят в первую очередь от решения проблемы ренты. Это определяется сырьевым характером экономики и огромными масштабами межрайонных различий, генерирующих рентные отношения. Корни этой проблемы уходят в советское прошлое, когда материальные источники ренты были закреплены за предприятиями «в вечное и бесплатное пользование» (формула, употреблявшаяся обычно по отношению к колхозным землям, но распространявшаяся
27 Очагом роста цен выступают при этом электроэнергетика и нефтедобыча. От них инфляционный импульс передается по технологическим цепочкам энергоемким сырьевым отраслям. Повышение цен в них в свою очередь стимулирует рост издержек в конечных отраслях. Последние, однако, лишены возможности адекватного роста цен из-за конкуренции со стороны импорта. Из этого, в частности, следует, что само по себе сдерживание инфляции — отнюдь не благо для экономики. Важно, где оно происходит и к чему ведет. В нашем случае, когда сдерживается (импортом) рост цен только в конечных отраслях, вызванное этим снижение инфляции может рассматриваться, скорее, как негативный фактор.
28 Здесь следует оговориться, что «уход» этот совершается в весьма специфических формах, заставляющих вспомнить выражение «уходя, остается». Имеется в виду, прежде всего, принудительный характер
приватизации, которая стала в 90-е годы, пожалуй, самой нетерпимой формой государственного вмешательства в экономику и насилия над волей производителей.
29 И напротив, Германия, которая в подобной же ситуации пыталась, по выражению В.Н. Богачева, баловаться реанимацией биржи и оживлением рейхсмарки, кончила, как известно, фашизмом.
фактически и на другие природные ресурсы). Однако в постсоветские годы положение коренным образом изменилось: рента превратилась в доминирующую часть стоимости ВНП30, жестко закрепленную за олигархическими структурами.
Сложилось положение, когда «один субъект обмена - это отрасль, располагающая рентой, а следовательно и доходами, а другой субъект - обрабатывающая отрасль, у которой высокие издержки и нет доходов». Задавая риторический вопрос: «Может быть между ними обмен?», Ю.В. Яременко сам же давал на него ответ: «Нет!»
В результате львиная доля сбережений «заперта» сегодня в экспортном секторе. На его долю приходится 3/4 прибыли и 2/3 инвестиций (а вместе с естественными монополиями - даже 80%). И наоборот, рентабельность в конечных отраслях остается критически недостаточной для модернизации производственного аппарата [17, с. 36].
В последние годы ненормальность этого положения стала признаваться и официально. Так, еще в Президентском послании Федеральному Собранию РФ 2001 г. была сформулирована установка на «усиление рентной составляющей в налогообложении». Но, по справедливому замечанию С.Ю. Глазьева, «эта установка была реализована «с точностью до наоборот». Мало того, что налог на сверхдоходы недропользователей, посредством которого должно происходить изъятие части природной ренты в доходы госбюджета, не введен (природная рента, т.е. сверхприбыль от эксплуатации наиболее доходных месторождений, осталась в карманах у пользователей принадлежащих обществу природных ресурсов) - олигархи пролоббировали налог на добычу полезных ископаемых, фактически включаемый в цену продукции и уплачиваемый ее потребителями» [13, с. 7].
Тезис о реформировании «недропользования на основе. обеспечения финансовых интересов государства как собственника природных ресурсов» включен и в подготовленный Минэкономразвития «План действий правительства РФ по реализации в 2003 г. программы социально-экономического развития РФ на среднесрочную перспективу (2002-2004 гг.)» [15]. Однако он вступает в явное противоречие с другим положением того же раздела («Приоритеты Правительства РФ в области реформирования государственного управления») о «сокращении присутствия государства как собственника в экономике», и нетрудно догадаться, какому тезису будет отдано предпочтение при практической реализации Плана.
В этих условиях для восстановления поддерживающих функций добывающей промышленности необходима какая-то форма национализации сырьевых отраслей, монополия внешней торговли, экспортные тарифы. Лишь после этого появится возможность осуществить последующие структурные приоритеты: модернизацию производственного аппарата, восстановление технологического ядра обрабатывающей промышленности, обеспечение национального потребительского стандарта [26, с. 14]. Остается лишь добавить, что изъятие ренты в доход государства позволит не только сблизить условия хозяйствования различных отраслей, но и существенно снизить налоговое бремя.
Укрепление доходной базы бюджета особенно важно для регионов. Именно их воспроизводственные системы (в первую очередь) вырабатывают качественные ресурсы. Для этого, однако, необходимо привлечение в территориальные бюджеты31 достаточного количества инвестиций. Задача эта некоторое время успешно реша
30 О масштабах ренты можно косвенно судить по тому, что рентабельность в экспортном секторе превышает показатель внутренне ориентированных обрабатывающих отраслей в 2,2 раза [17, с. 34]. Тарифы на электроэнергию в 3-4 раза выше издержек ее производства на основе бурых углей и в 10 раз — на ГЭС. А в газодобывающей отрасли рента составляет, по экспертной оценке, 30-40 долл. США за 1000 куб. м. Иными словами, речь в любом случае идет о финансовом ресурсе в сотни миллиардов рублей.
31 Другим важным каналом должно стать долевое участие предприятий в развитии инфраструктуры.
лась: до 2000 г. (включительно) как объем, так и доля32 территориальных инвестиций быстро росли. Продолжению этого позитивного процесса мешают, однако, установки правительства на снижение доли расходов консолидированного бюджета в ВВП и сокращение доли территориальных бюджетов в налоговых доходах33: всего за 3 года - с 1997 по 2000 г. - эта доля снизилась с 55,8 до 43,5%. В результате в 2001 г. доля инвестиций в основной капитал из консолидированных бюджетов субъектов РФ вновь снизилась - с 14,4 до 12,6%34.
В этих условиях актуальной становится задача перехода к региональной политике, основанной на концепции устойчивого развития [27, 28] и ставящей во главу угла развитие инфраструктуры35. Такой переход затрудняется сейчас попытками перевести практически весь комплекс отраслей инфраструктуры - от МПС до здравоохранения - на самофинансирование. При этом не учитывается экономическая специфика инфраструктурного комплекса - характерная практически для всех его отраслей (транспорта, связи, коммунального хозяйства) тенденция снижения предельных издержек при увеличении объема деятельности. Это значит, что при продаже инфраструктурных услуг по оптимальной цене (всегда равной, по определению, именно предельным издержкам)36 самоокупаемость предприятий - поставщиков этих услуг невозможна.
Другими словами, требование самофинансирования инфраструктурных отраслей вступает в противоречие с принципами оптимального ценообразования (т.е. достижения рыночного равновесия), ведет в случае его реализации к заведомо неэффективному использованию ресурсов. Но это значит, что для всего этого огромного сектора экономики бездоходность (а в ряде случаев и внешнее финансирование, дотации) оказывается вполне нормальным экономическим явлением. Этого никак не могут понять наши администраторы, требующие выжимать максимум рентабельности не только из отраслей инфраструктуры вообще, но и чуть ли не из
37
каждого вида перевозок в отдельности .
О взаимодействии с мировой экономикой. На первый взгляд, вопросам мировой экономики (исключая Китай) в работах Ю. В. Яременко уделено не так уж много места. Но это чисто внешнее впечатление: на самом деле по всем этим вопросам у него была четкая позиция, основанная на профессиональном знании и в высшей степени самостоятельном размышлении над современным состоянием и тенденциями развития международной экономики. Именно это позволило ему на протя
32 Если в 1995-1997 гг. доли федеральных и территориальных инвестиций были примерно равны, то в 2000 г. доля территориальных инвестиций стала в 2,5 раза больше.
33 Законами «О федеральном бюджете» 2001 и 2002 гг. и проектом Закона «О федеральном бюджете на 2003 г.» приостанавливается действие закрепленного в Бюджетном кодексе РФ положения о том, что налоговые доходы бюджетов субъектов РФ должны составлять не менее 50% суммы доходов консолидированного бюджета РФ (ст. 48, ч. 10 БКРФ).
34 При общем снижении доли бюджетных инвестиций в 2001 г. до 19,8% от общей суммы по сравнению с 3251,2% в 2000 г.
35 В то же время мы не считаем правильной идею опоры регионов и тем более муниципальных образований, главным образом, на собственные финансовые ресурсы. В условиях, когда львиная доля потенциальных инвестиций сосредоточена в небольшом числе регионов экспортной специализации (включая Москву), это привело бы только к «замо-3р6аживанию» существующих разрывов между регионами в бюджетной обеспеченности.
36 Важность оптимизации тарифов на услуги инфраструктуры отмечается в уже цитированном письме 30-ти американских экономистов Президенту СССР М.С. Горбачеву: «государство должно иметь возможность устанавливать такие цены на коммунальные услуги и системы общественного пользования («цены предельной социальной стоимости»), которые будут способствовать их эффективному использованию... ».
37 Интересно, что в этом отношении нет особой разницы между старыми советскими и новыми российскими бюрократами. Я лично в 80-е годы не раз участвовал в экспертизе проектов, ставивших цель сделать городской общественный транспорт из убыточного рентабельным, и помню, как яростно отстаивали эти проекты высокопоставленные министерские и госплановские чиновники. К счастью, в то время им не удалось переломить сопротивление экспертов-ученых — от акад. С.С. Шаталина до акад. Л.В. Канторовича. Зато сейчас мы имеем сомнительное удовольствие лицезреть целый «букет» инфраструктурных реформ — от жилищно-коммунальной до реформ РАО «ЕЭС России» и МПС.
жении многих лет «идти против течения», разрабатывая и последовательно защищая концепцию «умеренной автаркии» [26].
Мировая экономика понималась им как иерархическая (сословная) система, в формировании которой особую роль играет технологическое лидерство, место страны в создании новых технологий и продуктов. Это, очевидно, идет вразрез с либеральной доктриной, изображающей мировую экономику как горизонтальное поле конкуренции, на котором все равны. Сегодня степень этого равенства постепенно доходит до сознания; все чаще раздаются жалобы на жесткость международной конкуренции. Но это всего лишь эвфемизм, за которым скрывается реальность международного монополизма. В действительности именно монополией богатых стран38 объясняется то, что итоги этой конкуренции для всех остальных оказываются с каждым годом все более плачевными. Ведь исход такой конкуренции всегда известен заранее.
С этой точки зрения нельзя не испытывать определенного скептицизма, читая в правительственных планах, что «экономика России медленно интегрируется в мировую экономику, в то время как высокие темпы экономического роста не могут быть обеспечены исключительно за счет расширения внутреннего спроса» [15].
В действительности условия вхождения России в мировой рынок достаточно жестко детерминированы ее сырьевой специализацией и периферийным положением по отношению к международным финансовым рынкам [30, с. 444]. Последнее означает на практике низкую доступность финансовых ресурсов и неизбежность их массового вывоза за границу.
Этот последний вопрос настолько важен, что на нем стоит остановиться подробнее (тем более, что последствия международного финансового монополизма проявились с особой силой уже в последние годы, даже превысив оценки, которые давал этому фактору Ю.В. Яременко).
Начнем с того, что обсуждение финансовых аспектов глобализации и значения их для российской экономики все еще не достигло у нас должного уровня интенсивности. Между тем, по справедливому замечанию А. Макушкина, «тезис о первенстве денег. лежит в основе экономического неолиберализма и неолиберального проекта финансовой глобализации» [29, с. 168]. Развитие мировых финансовых рынков в последние десятилетия базируется на практике «масштабного кредитования процесса создания будущей стоимости» [29, с. 159], т.е. если раньше национальные капитальные активы втягивались в мировые финансовые потоки лишь по мере развития товарных потоков (ранее созданной стоимости), то теперь основой этого процесса стал потенциал будущей (на данный момент несуществующей - О.П.) стоимости39.
Корни этой своеобразной практики следует искать, по нашему мнению, довольно далеко - в открытом еще К. Марксом законе тенденции нормы прибыли к понижению40. Чтобы противостоять его действию, в богатых странах был создан в последние десятилетия огромный по своим масштабам41 виртуальный сектор экономики, инвестиции в который приносят больше прибыли (в виде процента и дохода от торговли финансовыми деривативами42), чем инвестиции в реальный сектор.
38Механизмы этого коллективного монополизма давно и основательно изучены (см., например, [29]), и нашей стране не следует тратить времени на их повторение.
39 Финансирование будущей стоимости означает, что на рынке финансовых операций «требования к собственности» документально закрепляются задолго до того, как появится собственность и начнет приносить доход [29, с. 163].
40 Мы уже не говорим о виртуальном характере даже имеющихся темпов, которые на 80% спрятаны в сверхвысоких оценках услуг, производимых на Западе для жителей самого же Запада (тема влияния на темпы роста ВВП западных стран «финансовых пузырей», выдуваемых на фондовом и других финансовых рынках, требует специального разбора, тем более что сейчас мы присутствуем при попытке осторожного их «сдувания»).
41 В 1997 г. на рынке обращались ценные бумаги с номинальной стоимостью, равной 360 трлн. долл., что 4п2римерно на порядок превышало годовой продукт всех стран мира.
4 В простейшем случае — это ценные бумаги, производные от акций и облигаций.
Результатами стали доминирование финансового капитала над производственным и пирамидальная структура международных финансовых рынков45. Но это значит, что ни о какой равной конкуренции за инвестиции и речи быть не может. В «лице» глобальной финансовой пирамиды мы сталкиваемся с принципиально новым типом ресурсных ограничений, которому бессильны противостоять любые «румяна и белила» инвестиционной привлекательности.
В этой удивительной системе западные страны, менее других нуждающиеся в развитии, вынуждены выступать в роли «локомотивов» мировой экономики - в том смысле, что именно от темпов их роста зависит возможность увеличения импорта в эти страны, а значит, и общая перспектива развития всех остальных государств, включая Россию. Ведь в самих этих государствах спрос крайне низок и не может стимулировать сколько-нибудь масштабный рост их экономики.
Выше был отмечен необычайный либерализм нынешней финансовой системы по отношению к кредитованию будущей стоимости. Он, однако, вполне уравновешивается резким ужесточением правил эмиссионной политики для государств-должников. Если частные банки, фонды и инвестиционные компании могут выдавать кредиты под еще несуществующую стоимость, то страны-должники должны
44
четко привязывать свою денежную массу только к золотовалютным активам .
В этой связи нельзя не напомнить, что еще «в 1992 г. Российская Федерация приняла финансово-экономическую модель Международного Валютного Фонда, приведя денежную массу к объемам, равным экспортному потенциалу страны, исчисленному в долларах, с параллельной ориентацией на увеличение зависимости РФ от массированных кредитных линий, прежде всего от международных финансовых институтов» [5, с. 7]. Но это значит, что модель валютного управления (currency board), о которой наши реформаторы заговорили почему-то только после дефолта, была фактически введена в России более 10 лет назад (!). Ее отличие от нормальной денежной политики заключается, очевидно, в том, что правительство берет на себя обязательство при определении потребной массы денег не учитывать товары, производимые для внутреннего потребления (не включать их в обычную формулу расчета потребной денежной массы, когда стоимость всех товаров, поступающих на рынок, делится на скорость оборота денежной единицы). Понятно, что для России, большая часть экономики которой еще недавно была (и остается) глубоко автаркичной, это особенно болезненно. Следовательно, в определенном смысле российскую экономику на протяжении большей части 90-х годов выручали бартер и денежные суррогаты.
Таким образом, в дискуссии по двум основным проектам экономического развития России, ориентированным соответственно: первого - на расширение внутренних рынков и укрепление на них позиций отечественных товаропроизводителей и второго - на расширение экспортного потенциала за счет интеграции российских производителей в транснациональные технологические цепочки, - Ю.В. Яременко определенно занял позицию в пользу первого, что, разумеется, ни в коей мере нельзя рассматривать как некое абстрактное предпочтение закрытости. Ведь речь идет только о предпочтении собственных, в данном случае национальных, интересов, что, по сути дела, и составляет первое отличие рыночного поведения от поведения, ориентированного на идеологию.
Действительно, нерационально высокая степень открытости экономики невыгодна России (хотя именно поэтому может быть выгодна другим), и именно под
43 Достаточно сказать, что США — страна, самая богатая капиталом, — уже на протяжении многих лет являются в то же время и крупнейшим его импортером.
44 Былая роль Центробанка в национальной кредитной политике, стимулировании инвестиционной активно-
сти в реальном секторе и т.д. объявляется анахронизмом (29, с. 165).
этим углом зрения должны рассматриваться нынешние споры об условиях вступления России в ВТО (см, например, [31]).
В свете анализа, проведенного в свое время Ю. В. Яременко, не вызывает сомнений, что форсированное вступление России в ВТО может привести к целому ряду отрицательных последствий: ограничит набор экономических инструментов, необходимых для перетока экспортной ренты из сырьевых отраслей в перерабатывающие, сделает неконкурентоспособной (из-за повышения до мирового уровня цен на энергоносители) значительную часть промышленной продукции и т. д. Нельзя сбрасывать со счетов и угрозу распада Таможенного союза и зоны свободной торговли, которые не признаются бюрократическими структурами ВТО (особенно в условиях, когда наши партнеры по ЕС прозрачно намекают на то, что будущее принадлежит не глобальной, а региональным структурам международного экономического сотрудничества, в свою очередь опирающимся на систему национальных рыночных модулей, максимизирующих свои индивидуальные темпы роста). Так что и в этом случае небходимо «сначала провести технологическую модернизацию и повысить конкурентоспособность российской экономики», а затем уже договариваться об условиях присоединения к ВТО.
Заключение.
1. Итак, к моменту начала реформы арсенал отечественной науки уже пополнился набором теоретических знаний и практических рекомендаций, необходимых для эффективного внедрения рыночных механизмов. Однако этот набор не был востребован. Вместо этого началась разработка, буквально на пустом месте, «программ перехода к рынку», из которых, случайно или намеренно, были выброшены вопросы аренды и платы за государственные ресурсы. Их место заняли соответственно обвальная приватизация и повышение налогов - вопросы, которые до этого вообще не разрабатывались советской экономической наукой и в этих программах были, естественно, решены на очень низком уровне.
2. Выдающееся место в ряду работ по реформированию экономики принадлежит исследованиям Ю.В. Яременко, развившего подход к экономике как системе взаимодействующих воспроизводственных процессов и основанный на признании качественной неоднородности технологических и производственных структур. Опираясь на этот подход, он показал, что в процессе реформирования российской экономики «надо было, конечно, отправляться от той системы, какая была, устраняя ее деформирующие элементы». Другими словами, сначала надо было создать «рациональную плановую систему», а «уже потом или одновременно с этим... в этой системе развивать какие-то механизмы самодействия» [19, с. 23].
3. Констатируя провал радикальных реформ в первой половине 90-х годов, Ю.В. Яременко (в декабре 1993 г.) задавался вопросом: «почему мы все же продолжаем жить по тем правилам, которые, как выяснилось, ни к чему хорошему не приводят?» [2, с. 237]. Понятно, что сегодня, когда позади уже не 2 года, а 12 лет «реформирования» - и все с тем же успехом, этот вопрос стоит только острее. Конечно, есть объяснение известного философа и социолога А. Панарина, связывающее феномен игнорирования общих интересов с фундаментальным процессом разложения «социального государства» и выхода класса «новых богатых» из национального консенсуса [32]. Но пока не хотелось бы принимать эту крайне пессимистическую точку зрения: ведь это означало бы признать распад самого общества.
Более реалистичным представляется объяснение, данное лауреатом Нобелевской премии по экономике Л. Клейном. Он писал, что в России в ходе реформ был проигнорирован целый ряд важнейших условий макроэкономической стабильности [6, с. 34]:
- справедливое распределение доходов и собственности;
- обеспечение населения основными видами социальных услуг;
- создание необходимой инфраструктуры;
- поддержание высокого уровня занятости.
Причина в том, что реформаторы руководствовались «иной системой ценностей», а также в том (по Ю.В. Яременко), что «реализация сверхзадач, ориентированных на общие идеи и отдаленное будущее, позволяет вести дело так, что интересы многих влиятельных сил оказываются незатронутыми, тогда как обращение к реалиям всегда чревато ущемлением чьих-то интересов». Как тут не вспомнить замечание К. Маркса о немецких профессорах, попавших точно в такую же ситуацию (по отношению к Англии) в XIX в.: «Теоретическое выражение чужой действительности превратилось в их руках в собрание догм, которые они толковали превратно» [33, c. i3].
4. Разумеется, все это привело к многим отрицательным последствиям. Но «ожидания катаклизма безосновательны. Потому что у нас очень много амортизаторов, которые позволяют нам очень долго скользить по наклонной плоскости». В этих условиях важнейшей задачей науки по-прежнему остается разработка конструктивных вариантов экономической стратегии, способных смягчить последствия негативных процессов в экономике. Как писал Ю.В. Яременко, «не обеспечив приоритета нравственных критериев в социальной и экономической жизни, мы обречены на самоповторение, какое бы обличье ни приняло наше историческое существование... Уроки нашего недавнего прошлого говорят о том, что ключи от двери, которая отделяет нас от новой жизни, не всегда в руках у тех, кто претендует на идеологическую исключительность».
Литература
1. Яременко Ю.В. Правильно ли поставлен диагноз? // Экономические науки, 1991, № 1.
2. Яременко Ю. В. Приоритеты структурной политики и опыт реформ. М: Наука, 1999.
5. Колодко Г. Уроки десяти лет постсоциалистической трансформации // Вопросы экономики. 1999. № 9
4. Анисимов А. Н. Почему неолиберальная экономика не имеет перспективы в XXI веке // Россия XXI век. 2000. № 5, 4 и 5.
5. Распад мировой долларовой системы: ближайшие перспективы // Сб. работ под общ. ред. Ю.Д. Маслюкова. М., 2001.
6. Реформы глазами американских и российских ученых / Общ. ред. Богомолова О. Т. // Российский экономический журнал, 199б.
7. Stiglits J. Globalisation and its Discontents, 2002.
S. Лопухин В. Почему мы бедны? В мире нет законов, обрекающих Россию на вечную нищету // Эксперт, № 1-2, 17 января 2000 г.
9. Яременко Ю. В. Причины и последствия экономического кризиса в СССР // Проблемы прогнозирования. 1997. № 4.
10. Корнаи Я. Дефицит. М.: Наука, 1990.
11. Богачев В.Н. Призраки и реалии рынка. М.: ИЭ РАН, 1995.
12. Яременко Ю.В. Теория и методология исследования многоуровневой экономики. Избр. труды в трех книгах. Кн. 1. М.: Наука, 1997.
15. Глазьев С. Очередной установочный документ прежнего реформационного курса (о президентском послании-2002 Федеральному Собранию РФ) // Российский экономический журнал. 2002. № 4.
14. Яременко Ю.В. Экономика ханжества //Правда, 1990, 1 сентября.
15. План действий правительства РФ по реализации в 2005 году программы социально-экономического развития РФ на среднесрочную перспективу (2002-2004 гг.). Internet: www.economy.gov.ru.
16. Белоусов А. Экономический рост в условиях долгосрочных вызовов и стратегической неопределенности. М., 2002. Internet: www.forecast.ru/mainframe.asp.
17. Белоусов А.Р., Белоусов Д.Р., Сальников В.А. Особенности механизма промышленного роста в 2001-2002 гг. М., 2005. Internet: www.forecast.ru/mainframe.asp.
1S. Яременко Ю.В. Структурные изменения в социалистической экономике. М.: Мысль, 19S1.
19. Яременко Ю.В. Экономические беседы. М.: Центр исследований и статистики науки, 1999.
20. Дзарасов Р. С. Теория качественной неоднородности ресурсов и альтернативная экономика // Проблемы прогнозирования. 2002. № 5.
21. Литвинцева Г.П. Анализ ценовых диспропорций в российской экономике // Проблемы прогнозирования. 2002. № 4.
22. Бессонов В.А. Об эволюции ценовых пропорций в процессе российских экономических реформ // Экономический журнал ВШЭ. 1999. Т. 5. № 1.
25. Волконский В А., Кузовкин А.И. Диспаритет цен в России и в мире // Проблемы прогнозирования. 2002. № 6.
24. Узяков М.Н. О перспективах экономического роста в России // Проблемы прогнозирования. 2002. № 4.
25. Глазьев С.Ю. Бюджет-2005. Правительство гонит граждан на те же грабли // Советская Россия. 2002. 21 ноября.
26. Яременко Ю.В. Экономический рост. Структурная политика // Проблемы прогнозирования. 2001. № 1.
27. Стратегии и проблемы устойчивого развития России в XXI веке / Под ред. А.Г. Гранберга, В.И. Данило-ва-Данильяна, М.М. Циканова и Е.С. Шопхоева. М.: ЗАО «Изд-во “Экономика”», 2002;
28. Переход к устойчивому развитию: глобальный, региональный и локальный уровни. Зарубежный опыт и проблемы России / Колл. авт. под рук. Н. Ф. Глазовского. М.: Изд-во КМК, 2002.
29. Постиндустриальный мир и Россия. М.: Эдиториал УРСС, 2001.
50. Uegaki Akira. Russia in World Capitalist Economy // Abstracts of the VIICCEES World Congress, Tampere, Finland, 29 July — 5 August 2000.
51. Ивантер В.В., Узяков М.Н., Широв А.А., Капицын В.М., Герасименко О А., Андронова Л.Н. Количественный анализ экономических последствий вступления России в ВТО (методика и результаты расчетов) // Проблемы прогнозирования. 2002. № 5.
52. Панарин А. Новые Интернационалы // Литературная газета. № 52. 2002. 25-51 декабря.
55. Маркс К. и Энгельс Ф. Соб. соч. Т. 25.
