CC BY
2уже в 1838 г. П. А. Вяземский в Брайтоне был представлен Горацию Смиту, его имя не вызвало у него никаких ассоциаций — в записной книжке он равнодушно именует своего нового знакомого «автором романов» и уделяет куда большее внимание его «пригоженькой дочери».23
Неудивительно поэтому, что Пушкин, работая над статьей «О Мильтоне и шатобриановом переводе „Потерянного рая"», не смог точно вспомнить, где именно он много лет назад прочитал понадобившуюся ему сцену, и автоматически поместил ее в самый известный роман из кромве-левых времен — в вальтер-скоттовский «Вудсток», забыв о его сопернике-хвойнике». Как свидетельствуют черновые варианты тех мест в статье, которые имеют отношение к «Вудстоку», Пушкин весьма смутно помнил и эту книгу. Он колеблется, прежде чем ввести в текст ее название (вариант: «в Вальтере Скотте»), и ошибочно полагает, что Вудсток — это фамилия или имя героя (вариант: «встречу Вудстока с Мильтоном»), которого на самом деле зовут Маркем Эверард (XII, 384). И эти ошибки — столь мало характерные для Пушкина — едва ли случайны. Скорее, они связаны со спецификой восприятия романов Вальтера Скотта как своего рода «формульных» текстов. В читательской памяти часто хранятся не имена и биографии вальтер-скоттовских героев, а их функции и признаки, не отдельные сюжеты, а их инварианты, не образы конкретных произведений, а набор типовых сцен, и потому копия талантливого имитатора с некоторой временной дистанции нередко может показаться подлинником.
Разумеется, нам остается только гадать, как поступил бы Пушкин, обнаружив свою ошибку. Он мог бы оставить в тексте цитату из «Брэмбл-тай-хауса», правильно указав ее источник; мог бы ввести ее по-иному, не называя имени автора или даже пойдя на мистификацию (как в близком по времени и теме случае с Вольтером); наконец, мог бы отказаться от нее и изменить концовку первой части статьи. Поскольку каждый из этих вариантов представляется вполне вероятным, мы, видимо, не имеем права включать в статью пассаж из романа Смита как конъектуру. Однако свое место в комментарии он непременно должен занять.
А. Долинин
ДВЕ ЗАМЕТКИ ОБ А. С. ПУШКИНЕ И В. И. ДАЛЕ
1. К вопросу о поездке Пушкина из Оренбурга в Уральск осенью 1833 г.
В настоящее время существуют два мнения о маршруте Пушкина из Оренбурга в Уральск в сентябре 1833 г.: одни ученые полагают, что поэт
ского чародея, устремляет все свое внимание на материальную часть истории. Он мастер изображать природу мертвую, но не умеет рисовать природы живой и страстной. У него вы найдете большое изобилие бархату, кружева, шпор, шпажных ножен, которые доставляют ему по три страницы описаний, наручников и набедренников, которые он не оставляет, не рассмотрев всех частей, всех гвоздей их» (Сын Отечества. 1834. Т. 46, № 51. С. 548).
23 Вяземский П. А. Записные книжки: (1813—1848). М., 1963. С. 245 (запись от 25 сентября 1838 г.).
заезжал в Илецкий городок,1 другие возражают, говоря о спешности передвижения поэта.2 Имеются и колебания на этот счет/Действительно, при заезде в Илецкий городок Пушкину пришлось бы значительно удлинить путь, переправиться на левый берег р. Урал, а затем обратно — ведь поэт, как принято думать, передвигался по правобережному почтовому тракту. Между тем есть основания считать, что Пушкин не только посетил Илецкий городок, но и продолжил свое движение к Уральску по левобережной степной дороге, которая была значительно короче.
Так, в пушкинских примечаниях к главе второй «Истории Пугачева» (IX, 100—101) довольно-таки конкретно говорится о расстоянии между крепостями от Оренбурга до Рассыпной, а вот упоминания о правобережье от Рассыпной до Уральска отсутствуют. Причем возле Рассыпной, как указано в примечании № 6, имеется брод, а протяженность пути до Илецкого городка составляет 25 верст. Не здесь ли переправился Пушкин на левый берег?
Видимо, при подсчете верст поэт в значительной мере опирался на собственные впечатления. Отсюда отличие от почтовых дорожников 1829 и 1831 гг., где от Оренбурга до Татищевой показана 61 верста,4 а в примечании № 11 —54 версты с уточнением: «прямой дорогою»; до Нижне-Озерной в дорожниках — 91, а в примечании № 9 — 82 версты; до Рассыпной в дорожниках— 111 верст, а в примечании № 6— 101; до Уральска в дорожниках — 304 версты, а в примечании № 5 читаем: «Илецкий городок в 145 верстах от Яицкого городка ив 124 от Оренбурга5» (всего 269 верст). 269 верст обозначено и в «Кратком статистическом взгляде на Оренбургскую губернию сенатора Дебу 1833 г.»,6 написанном не менее чем за полгода до приезда Пушкина в Оренбург.7 Однако отмеченное здесь расстояние между вышеупомянутыми крепостями дано безотносительно к Оренбургу,8 а местоположение Илецкого городка в метрических величинах вообще не выявлено. Скорее всего, Дебу, будучи гражданским губернатором, резиденция которого находилась в Уфе, механически воспользовался полученными из Оренбурга сведениями. Во всяком случае сопоставление с картой Оренбургской губернии 1831 г., приложенной ко «взгляду», приводит к существенному несовпадению в верстах.9
1 См., например: Измайлов Н. В. Очерки творчества Пушкина. Л., 1975. С. 273.
2 См.: Славян с кий Ю. Л. Поездка А. С. Пушкина в Поволжье и на Урал. Казань, 1980. С. 119.
3 Ср.: Овчинников Р. В. Пушкин в работе над архивными документами: («История Пугачева»). Л., 1969. С. 43; О в ч и н н и к о в Р. В. Над «пугачевскими» страницами Пушкина. 2-е изд., испр., доп. М., 1985. С. 91.
4 Почтовый дорожник. . . СПб., 1829. С. 347—348; Карманный почтовый путеводитель. . . СПб., 1831. С. 686.
5 При окончательном подсчете Пушкин несколько «выпрямил» дорогу: до Илецкого городка от Оренбурга должно быть 126 верст (101 до Рассыпной и 25 от Рассыпной до Илецкого городка).
6 ЦГИА, ф. 1409, оп. 2, д. 5898, ч. II, с. 180 (далее — «Взгляд»).
7 В тексте «Взгляда» неоднократно упоминается «нынешний оренбургский военный губернатор» П. П. Сухтелен (там же, с. 205, 255). Он умер в марте, а в июне его должность занял В. А. Перовский, о чем сам сообщил в своем отчете за 1833 г. (ЦГИА, ф. 1409, оп. 2, д. 5898, ч. 1, с. 1).
8 На с. 235—236 «Взгляда» сказано: «Нижнеозерная крепость <. . .) находится в 28 верстах от крепости Татищевой и в 19 верстах от Рассыпной».
9 По этой карте, составленной старшим землемером 14-го класса Николаем Симоновым и заверенной старшим землемером титулярным советником Андреевым,
ч
V" . С
А 4 // к
у и »• ^ '
Запись рукой В. И. Даля в дорожной тетради А. С. Пушкина (ПД, № 844, л. 6).
«Записка о назначении положительных пределов земли Войска Уральского».
Автограф В. И. Даля. Фрагмент (ГБЛ, ф. 473, карт. 1, ед. хр. 2, л. 30).
На правобережье у Пушкина не было никаких особых «пугачевских» интересов, так как все форпосты от Уральска до Илецкого городка сдавались Пугачеву без боя в сентябре 1773 г., а сам их захват не вносил существенных изменений в расстановку сил. Только после падения Илецкого городка Пугачеву удалось значительно пополнить свой отряд людьми и артиллерией.10
Продвижение по малонаселенному левому берегу позволяло свести до минимума вероятность заражения холерой, свирепствовавшей осенью 1833 г.,11 но предполагало в целях безопасности наличие сопровождающего. Ввиду нехватки компетентных чиновников 12 выбор падал на Даля, коротко знакомого с Пушкиным.13 Даль хорошо знал левобережную дорогу — ведь незадолго до приезда Пушкина в Оренбург он вернулся сюда из длительной командировки в «земли войска Уральского» именно «степ-
с масштабом «в градусе российских 105 верст» между Уральском и Оренбургом значилось немногим более 200, а по другом источнику (см.: Почтовый дорожник. . . СПб., 1824. С. 49—50, 324) — 250 верст. Подобные указания следует признать ошибочными, если везде под верстой подразумевалось одно и то же расстояние.
10 См.: Крестьянская война в России в 1773—1775 годах: Восстание Пугачева. Л., 1966. Т. 2. С. 109—110, 121.
11 ЦГИА, ф. 1409, оп. 2, д. 5898, ч. 1, с. 24.
12 «Недостаток в способных чиновниках было первое и важнейшее обстоятельство, останавливавшее военного губернатора на каждом шагу нового поприща его» (там же, с. II).
13 См. мою статью: Сентябрь 1833: А. С. Пушкин и В. И. Даль // Временник Пушкинской комиссии. Л., 1990. Вып. 24. С. 104—116.
ною дорогою через Илецкий городок».14 К тому же в дорожной тетради поэта 15 и в его «Оренбургских записях» (XI, 495—497) упоминаются Татищева, Нижне-Озерная, Рассыпная, Илецкий городок, но нет, как и в примечаниях к главе второй «Истории Пугачева», ни одного намека на последующие правобережные станции. Отсутствуют также свидетельства современников о пребывании здесь поэта, чего и не могло быть, если он продвигался по левобережью.
По дороге в Уральск в тетради (IX, 492—493) появилась карандашная запись, сделанная рукой неустановленного до сих пор лица: «Карницкий» и ниже: «Ил(ецкий) Гор(одок)».16 Этим же карандашом заполнена вся тетрадь. Очевидно, слова записывались наспех, и тетрадь держали на весу, даже перевернув ее наоборот. Отсюда неровность почерка, что затрудняет его идентификацию.
Первое слово «Карницкий», где автор пытался выводить каждую букву отдельно, лишь отдаленно сохранило индивидуальные признаки написания. А вот орфографические особенности словосочетания «Ил(ец-кий) Гор(одок)», на наш взгляд, позволяют считать их принадлежащими Далю. Ниже воспроизведен фрагмент из относящейся к сентябрю 1833 г. «Записки о назначении положительных пределов земли Войска Уральского».17 Конечно, «Записка» создавалась в более благоприятной обстановке и писалась чернилами. Но тем заметнее сходное написание букв «И», «л», «Г», «р», «ц».
Определенная деформация орфографии дополнительно вызывалась затруднениями в выборе масштаба письма (ср. заглавную букву «К» в слове «Карницкий» и букву «о» в слове «Гор(одок)»). Дело в том, что величина букв в записной книжке Даля была значительно меньше. Вероятно, сама фактура карандаша и условия записи не позволяли сохранить привычную манеру.
Под фамилией «Карницкий», напомним, подразумевался сержант Кальминский.18 Только в 1836 г. Пушкин приобретает «Записку полковника Пекарского. . .», где изложена судьба Кальминского, правда в отличной от «Истории Пугачева» версии (IX, 598—616).19 Несмотря на то что «Записка» Пекарского при попытке публикации ее М. Сахаровым была отвергнута цензорами, Пушкин хотел использовать ее во втором издании своего исторического труда.20 Издание это, как известно, не состоялось, но намерение Пушкина осуществил Даль, опубликовавший «Записку» в 1841 г.21 По эсей видимости, судьба Карницкого-Кальминского интересовала Даля и спустя 8 лет после совместной поездки с Пушкиным в Уральск.
14 Белый А. Рапорт Даля // Простор. 1980. № 3. С. 138.
15 ПД, ф. 244, оп. 1, № 844.
16 Там же, л. 6.
17 ГБЛ, ф. 473, карт. 1, ед. хр. 2, л. 30 (обратной нумерации). «Записка» имела и другое название: «О подземельных нуждах Войска Уральского и о положительном разграничении земель казачьих с соседними землями и губерниями».
18 Напрашиваются два предположения: либо фамилия сержанта была переделана пугачевцами и в таком виде сохранилась в памяти рассказчика, либо рассказчик страдал недостатками артикуляции.
19 См.: Овчинников Р. В. Над «пугачевскими» страницами Пушкина. С. 79—87.
20 См.: Овчинников Р. В. Пушкин в работе над архивными документами: («История Пугачева»). С. 181 —185.
21 Москвитянин. 1841. № 6. С. 438—468.
