CC BY
4ссеме «Домика в Коломне»? Л. П. Гроссман в работе «Искусство анеедота у Пушкина» указывал на «первостепенное значение» анекдота в построении «тех произведений Пушкина, которые он охотно называл „шутливыми повестями" или „легкими веселыми рассказами". Этот вид обнимает и поэмы, и прозаические произведения: „Граф Нулин", „Домик в Коломне", „Барышня крестьянка" одинаково относятся к нему».12 Отметим, что эти произведения не просто ориентированы на анекдот как на определенный забавный и вместе с тем комический эпизод, — они насквозь анекдотичны, пародийно-шутливая стихия буквально пронизывает их. И цициа-новский рассказ, нашедший отражение в «Домике в Коломне», является пусть всего лишь эпизодом, но эпизодом достаточно симптоматичным, точно вписывающимся в поэтическую систему поэмы.
Е. Я. Курганов
ИЗ БОЛДИНСКОЙ БИОГРАФИИ ПУШКИНА
I. «Знаете ли вы эту княгиню Голицыну?»
В дни знаменитой болдинской осени, 30 сентября 1830 г., Пушкин совершил поездку в имение княгини Голицыной.
Мы узнаем об этом из его письма, адресованного Н. Н. Гончаровой 26 ноября. «Немного резкое», по собственному признанию поэта, оно являлось ответом невесте:
«Из вашего письма от 19 ноября вижу, что мне надо объясниться. Я должен был выехать из Болдина 1-го октября. Накануне я отправился верст за 30 отсюда к кн. Голицыной, чтобы точнее узнать количество карантинов, кратчайшую дорогу и пр. Так как имение княгини расположено на большой дороге, она взялась разузнать все доподлинно». Перечислив далее все обстоятельства, помешавшие его выезду, Пушкин добавлял: «Итак, вы видите (если только вы соблаговолите мне поверить), что мое пребывание здесь вынужденное, что я не живу у княгини Голицыной, хотя и посетил ее однажды <.. .> и что вы несправедливо смеетесь надо мной» (XIV, 126, 420, подлинник по-французски).
Через неделю, уже по дороге в Москву, посылая Наталье Николаевне записку из Платавского карантина, он снова вспоминал ее письмо: «Как у вас хватило духу написать мне его? Как могли вы подумать, что я застрял в Нижнем из-за этой проклятой княгини Голицыной? Знаете ли вы эту кн. Голицыну? Она одна толста так, как все ваше семейство вместе взятое, включая и меня. Право же, я готов снова наговорить резкостей» (XIV, 129, 421).
Писем самой Натальи Николаевны к Пушкину, как известно, не сохранилось, по из приведенных строк можно легко догадаться, о чем оца писала жениху 19-го ноября.
12 Г р о с с м а н Л. Этюды о Пушкине. М.; Л., 1923, с. 58—59.
Прежние увлечения поэта, как и вся его жизнь, были предметом многочисленных слухов и разговоров. Еще из Москвы, уезжая в Болдино, Пушкин невесело сообщал другу: «... московские сплетни доходят до ушей невесты и ее матери — отселе размолвки, колкие обиняки, ненадежные примирения...» (XIV, 110). Несомненно, что весть о посещении Пушкиным княгини Голицыной дошла до невесты через общих знакомых, и в письме были высказаны «колкие обиняки» и намеки на то, что княгиня является истинной причиной длительной задержки поэта в деревне.
Но кто же была эта княгиня Голицына? Где, на какой «большой дороге» находилось ее имение, «верст за 30» от Болдина? Ни в одном издании писем Пушкина мы не найдем примечаний с ответами на эти вопросы, п личность «кпягинп Голицыной» остается пока не установленной.
Правда, сравнительно недавно в печати появились две гипотезы по этому поводу, по обе они пе имеют достаточно серьезных оснований.
В книге И. Д. Воронина в этой связи называется имя Евдокии Ива-повпы Голицыной, известпой хозяйки светского салона в Петербурге.1 В Сергачском уезде Нижегородской губернии ей принадлежало село Пожарки, расположенное неподалеку от большой дороги, ведущей в город Сергач, куда Пушкину дважды приходилось выезжать по хозяйственным делам. Это обстоятельство и послужило основным аргументом для предположения о встрече Пушкина именно с нею в ее нижегородском имении. Но о пребывании Е. И. Голицыной в Пожарках осенью 1830 г. не имеется никаких сведений. Все, что известно об этой светской, тогда уже пятидесятилетней женщине, привыкшей к определенному образу жизни, заставляет усомниться в реальности ее приезда в деревню. Да и расположение самого имения в стороне, противоположной пути на Москву, не сообразуется с целью поездки, указанной поэтом в письме к невесте.
Другая версия основана на кратком упоминании в газетной заметке юбилейного 1899 г.2 Ссылаясь на нее, Л. А. Черейский считает, что этой таинственной княгиней была Анна Сергеевна Голицына, урожденная Всеволожская.3 Но ни Анна Сергеевна, ни ее родные не числились среди дворян-землевладельцев Нижегородской губернии;4 какие-либо доказательства посещения ею тех мест также отсутствуют. В 1830 г. ей было уже 56 лет, — возраст, по тем временам для женщины настолько почтенный, что она не могла быть объектом игривых предположений, высказанных даже в шутку воспитанной 18-летней девицей...
Несомненно, что упоминавшаяся Голицына была женщиной нестарой, достаточно привлекательной (ведь Пушкин сослался лишь на ее необыкновенную полноту) и известной в кругу общих знакомых Гончаровых и Пушкина.
1 См.: Воронин И. Д. Литературные деятели и литературные места в Мордовии. Саранск, 1976, с. 166—167.
2 См.: Овсянников Н. Болдино и воспоминание о Пушкине._
Московские ведомости, 1899, № 96, с. 3 («... Пушкин, живя в Болдине, ездил к княгине Голицыной, урожденной Всеволожской»).
3 См.: Черейский Л. А. Пушкин и его окружение. Л 1975 с. 103-104.
4 Предположение Л. А. Чсрейского о принадлежности ей села Цаново-Оганово — ошибочно.
Занимаясь болдинской биографией поэта, попыталась и я уточнить эпизод, связанный с поездкой Пушкина 30 сентября.
По различным архивным документам о землевладельцах Нижегородской губернии мне удалось установить, что в том же Лукояновском уезде, где числилось село Болдино, располагалось и наследственное имение князей Голицыных (одной из ветвей этого старинного и многочисленного рода).6 На старых губернских (и поуездных) картах «большим столбовым дорогам» 1830-х годов® можно увидеть, что по Лукояновскому уезду проходил большой почтовый тракт, соединявший Москву с Саранском и Пензой (через Арзамас и Лукоянов). Именно этот прямой путь на Москву и мог интересовать Пушкина в первую очередь, когда он пытался выяснить кратчайшую дорогу, расположение карантинов и возможность выезда из губернии. Непосредственно на этом тракте, недалеко от «заштатного» города Починки (расположенного в 205 верстах от Нижнего) и находилось село «Рождественское, Пеля Хованская тож», принадлежавшее Голицыным. По сведениям экономических поуездных описаний в конце XVIII в. там уже стоял господский деревянный дом с фруктовым садом, обсаженным «преспектом», насчитывалось 200 крестьянских дворов, имелись церковь «деревянная, рождества христова» и «казенной питейной дом».7
В 1830-е гг. владельцем села был Владимир Сергеевич Голицын, фигура очень известная в обществе того времени. Участник Отечественной войны 1812 года, бывший флигель-адъютант Александра I, в 1820-е гг. он воевал па Кавказе, а впоследствии дослужился до генерал-майора, затем тайного советника и сенатора. Человек образованный и одаренный, Голицын был большим знатоком и любителем музыки, не чуждался и литературы; в доме его устраивались музыкальные вечера, собирались артисты и литераторы. Ему принадлежали переводы на русский язык нескольких оперных либретто и музыка на слова татарской песни из поэмы Пушкина «Бахчисарайский фонтан».
Напомним, что В. С. Голицын был хорошо знаком с поэтом.8 Летом
1830 г. они встречались и беседовали о «Дон Жуане» Моцарта. Знал поэт и жену Голицына Прасковью Николаевну, урожденную Матюнину. «Завтра в восемь часов вечера, — сообщал ему Голицын в письме от 25 февраля
1831 г., — жена моя и я <.. .> ожидаем Вашего посещения с нетерпением...» (XIV, 155).
Прасковье Николаевне в 1830 г. было 32 года. Может быть, Прасковья Николаевна и является той «княгиней Голицыной», которая вызвала несколько ревнивые предположения Натальи Николаевны.
Еще до приезда Пушкина к ней в имение, Голицына, как сказано в его письме, уже «взялась разузнать все доподлинно»; такой предварительный разговор мог состояться, быть может, при встрече у каких-либо общих
6 См.: ГАГО (Государственный архив Горьковской области), ф. 639, оп. 125, д. 7476; ф. 177, оп. 766, д. 1258; ЦГАДА, ф. 1355, оп. 1, д. 829, 842.
6 См.: ГАГО, ф. 829, оп. 676а, д. 15а.
7 См.: ЦГАДА, ф. 1355, оп. 1, д. 829, л. 68 об.
8 О взаимоотношениях Голицына и Пушкина см.: Неизданные письма к Пушкину. Материалы и предисловие П. Е. Щеголева. — Литературное наследство. М., 1934, т. 16—18, с. 568—570, 610—611; Чер ейский Л. А. Пушкин и его окружение, с. 101—102.
9 Временник, 1980 lib.pushkinskijd0m.ru
\21.)
знакомых, болдинских соседей поэта, хотя бы у Новосильцевых или Крот-ковых. По соседству с деревней Голицыных находилось владение С. С. Кроткова (село Кемля), а с его женой, урожденной Новосильцевой, Пушкин был хорошо знаком.9
Приезд поэта в имение Голицыных является одним из эпизодов общения со знакомым ему семейством. Уже позднее, в апреле 1831 г., В. С. Голицын писал Пушкину (вероятно, отвечая на его письмо): «Жена благодарит Вас за воспоминание» (XIV, 162).
Все это пока лишь предположения, потому что фактических данных о жизни П. Н. Голицыной в своей усадьбе осенью 1830 г. нет.
Но лет восемь назад в Болдине мне довелось беседовать с одним из жителей Починковского района, куда входит сейчас Пеля Хованская. «А знаете ли вы, — сказал он мне, — что Пушкин бывал в наших местах, он приезжал к княгине Голицыной». Ссылаясь лишь на народную молву, мой собеседник не мог, к сожалению, сказать ничего более конкретного. Попытки выяснить что-либо в самом этом районе остались тогда безуспешными. .. Но теперь найденные материалы подсказывают, где именно следует искать эти местные предания о поэте. И, может быть, среди былей, сохраненных народной памятью, мы найдем подтверждение высказанным догадкам.
II. «У соседки его по селу Болдину» (Пушкин и Кротковы)
Известно, что Пушкин, всю жизнь интересовавшийся фольклором, особенно много песен записал в 1833 г., во время поездки по местам движения Пугачева, а затем в Болдине, куда он заехал на обратном пути.
Именно этим временем — осенью 1833 г. — датируется предположительно и его запись народной песни «Как у нас было на улице, у нас на широкой...».
Автограф Пушкина сохранился.10 Еще в 1880 г. рукопись поступила в Румянцевский музей в Москве от Павла Дмитриевича Голохвастова — сына известного в 1840-е гг. попечителя Московского учебного округа Дмитрия Павловича Голохвастова, автора книги о законах русского стихосложения.
Текст написан карандашом набело и аккуратно расположен на одной странице листа почтовой бумаги. На обороте сделан рисунок: оголенное дерево среди холмистой долины, на горизонте — мельница.
К рукописи была приложена и ваписка, составленная последним владельцем: «Автограф Александра Сергеевича Пушкина. Написано (сочинено или записано?) у соседки его по селу Болдину Прасковьи Петровны Крот-ковой, рожденной Новосильцевой». Д. П. Голохвастов был женат на Наг Дежде Владимировне Новосильцевой; следовательно, автограф был получек от семьи, родственной Новосильцевым и, разумеется, самой Кротковой.
9 См. следующий ¡раздел данной .статьи.
10 ПД, 1564
Все эти сведения вместе с описанием рукописи и ее воспройзведением были опубликованы впервые еще в 1914 г. М. А. Цявловским в брошюре «Два автографа Пушкина», а затем повторены и несколько расширены в сборнике «Рукою Пушкина».11
В последующие годы в работах о болдинской жизни поэта и статьях, посвященных его занятиям народным творчеством, неоднократно приводились эти материалы о записи, сделанной у П. П. Кротковой. Специалисты давно установили, что песня действительно является народной, и подтвердили ее нижегородское происхождение. Местом же, где была сделана запись, обычно считали соседнее с Болдиным село Апраксино, принадлежавшее семейству Новосильцевых. В конце 1960-х и в начале 1970-х г!\ в Апраксино было направлено несколько фольклорных экспедиций, но аналогов песни «Как у нас было на улице...» там так и не обнаружили.12
О дружеских отношениях Пушкина с владельцами Апраксина известно в литературе давно, еще с 1877 г.;13 Прасковья Петровна, «рожденная Новосильцева», входила в эту семью и до своего замужества жила, вероятно, в Апраксине. Предполагалось, что именно на этом основании Кроткова и была названа болдинской соседкой поэта.14
Но внимательное чтение упомянутой записки убеждает, что подобное ■^толкование произвольно и что указание Голохвастова «у соседки его по »селу Болдину» может означать иное.
Для уточнения смысла этого сообщения необходимо было произвести некоторые архивные разыскания и более подробно изучить биографии Новосильцевых и Кротковых.15
Из ряда документов вытекает, что в 1830-е гг. основными владельцами Апраксина были два брата Новосильцевых — Александр и Николай Петровичи, жившие там постоянно (Александр — с 1820 г., Николай — с 1830 г.). Оба они были холосты, и после смерти отца (Петра Александровича, в 1806 г.) хозяйкой дома считалась их мать, Наталья Алексеевна. Ее дочери, молодые девицы, проживали с нею там же. Старшая — Александра ко времени приезда Пушкина в Болдино была давно замужем за соседом, сергачским уездным предводителем дворянства И. И. Приклонским, и жила с мужем в селе Старинском этого же уезда.16
Прасковье Петровне (1806—1860), второй по старшинству из пяти дочерей Новосильцевых, в 1830 г. было 24 года, и скорее всего она уже также
11 Рукою Пушкина. Несобранные и неопубликованные тексты. М.; Л., 1935, с. 462.
12 Экспедиции проводились болдинским Музеем-заповедником А. С. Пушкина, Горьковским государственным университетом им. Н. И. Лобачевского, сектором народного творчества ИРЛИ (Пушкинский Дом) АН СССР.
13 См.: Толычева Т. Исторические анекдоты и мелочи. — Русский архив, 1877, т. II, кн. 5, с. 99.
14 До последнего времени такой точки зрения придерживался и автор данной сзсатьи. См.: Л е в и н а Ю. И. Пушкинское Болдино. 3-е изд. Горький,
1979, с. 74.
16 В сжатом виде итоги изысканий, изложенных в данной статье, были опубликованы в газете «Горьковская правда» (1981, 3 июля, с. 4).
16 См.: ГАГО, ф. 639, оп. 124, д. 3100, 3101, 3308. — Приводим о Новосильцевых лишь самые необходимые здесь данные.
была замужем. Опа не являлась хозяйкой Апраксина, и слова «у соседки... Кротковои» вряд ли могли быть применимы к ней в связи с этим селом, хотя знакомство и встречи с поэтом вполне могли там состояться. В 1832 г., как выясняется из найденных документов, она уже именуется «гвардии поручика Степана Степанова Кроткова жена Параскева Петрова Кроткая» и находится в Москве.17
Ее муж Степан Степанович Кротков (1806—1849) принадлежал к дворянскому роду, имевшему наследственные земли в Симбирской, Казанской и Нижегородской губерниях; он родился в Москве и был записан в родословную книгу дворян Московской губернии. Отец его, также Степан Степанович (1786—не позднее 1835), выйдя в отставку в чине поручика (в 1801 г.), жительствовал в Москве, где имел наследственный большой каменный дом «в Басманной части, в приходе Петра и Павла». Кроме других земель, в его владении находилось и богатое имение в Лукоянов-ском уезде Нижегородской губернии — село Кемля, которое пёрешло затем к его старшему сыну, мужу Прасковьи Петровны.18
В этом большом селе, расположенном «реки Алатыря по правую, а речки Кемли по лейую сторону» и населенном мордвой, еще в конце XVIII в., по данным экономических поуездных описаний, числилось 250 крестьянских дворов и 1377 крестьян. Там был господский дербвянный дом с большим фруктовым садом — «с яблонями и грушами, дульными сливами, вишнями, смородинником и малинником», имелись две церкви: каменная «холодная, Рождества богородицы, с двумя приделами» и деревянная «теплая, Владимирской божией матери». Еженедельно, по воскресным дням, там проходил «торг» — базары, на которые съезжались «из города Починки крестьяне, из Арзамасу купцы и мещане с мблочными, шелковыми и протчими товарами, более свойственными крестьянам из естными припасами».18
Где же в 1830-е годы обосновались Прасковья Петровна и ее муж? Установлено, что осенью 1830 г. Степан Степанович находился в Лукоянов-ском уезде, а затем уехал в Москву.20 В Москве родилась в 1836 г. и дочь Кротковых Елизавета, а в 1838 г. в Кемле — сын Александр.21 Итак, основным местопребыванием супругов Кротковых были Москва и Кемля, расположенная совсем недалеко от Болдина, примерно в 15—17 верстах.
Вернее всего, именно там, в Кемле, в усадьбе Кротковых, и была сделана Пушкиным запись, о которой идет речь.
Село это с его многолюдным базаром и разноплеменным* населением могло привлечь поэта, всегда любившего посещать ярмарки и базары, где он слушал и записывал крестьянские прибаутки, пословицы и песни.
Любопытно, что примерно в тех местах (современная территория Мордовской АССР) бытовали предания о приезде туда Пушкина.22 Возможно,
17 См.: ЦГИА, ф. 1343, оп. 26, д. 2547, л. 18.
18 См. там же, оп. 23, д. 9304, 9305.
19 См.: ЦГАДА, ф. 1355, оп. 1, д. 829/2, л. 66.
20 См.: ГАГО, ф. 639, оп. 124, д. 3124, л. 35.
21 См.: ЦГИА, ф. 1343, оп. 23, д. 9310, л. 174-175.
22 См.: Воронин И. Д. Литературные деятели и литературные места в Мордовии. Саранск, 1976, с. 151.
будущие экспедиции в Кемлю и записи местных преданий уточнят наши сведения...
Этим эпизодом, вероятно, не ограничиваются отношения Пушкина с семейством Кротковых. Они могли встречаться также в Москве или й Петербурге,— их сближал общий круг знакомых, московские, симбирские и петербургские родственники Кротковых. Так, в Петербурге, в кавалергардском полку в 1830-х гг. служил родной брат Степана Степановича — Александр Степанович (в 1833 г. он был поручиком, в 1836 г. имел звание штабсротмистра) .23 Дядя С. С. Кроткова, симбирский помещик Дмитрий Степанович Кротков, и его жена Мария Федоровна упомянуты Л. А. Чёрей-ским как предположительные знакомые поэта, с которыми он мог встречаться в Симбирске или Москве;24 Дмитрий Степанович обычно жил в своем богатом имении Ставропольского уезда или в собственном доме в Симбирске.26 Там же, в Симбирской губернии жили и другие родственники Степана Степановича.26 Близкие отношения поддерживались у Кротковых и с Новосильцевыми, многие из которых проживали в Москве и Петербурге. Но фактические данные о встречах там Пушкина со своими болдинскими соседями пока еще отсутствуют.
В пору работы поэта над «Историей Пугачева» его могли заинтересовать и семейные предания Кротковых, связанные с именем деда, симбирского помещика Степана Егоровича Кроткова (до 1739—после 1802), владевшего Кемлей в конце XVIII в.27
Любопытнейшие сведения о нем приводятся в воспоминаниях Ё. П. Яньковой, лично знавшей многих членов этого семейства. Она рассказывала, что во время восстания Пугачев захватил и симбирскую деревеньку, в которой проживал Степан Егорович, тогда еще совсем небогатый помещик. Пугачев, поверив в его бедность, пощадил помещика и устроил в его имении склад собранного имущества; он и сам «живал там наездами. .Кротков не участвовал ни в каких пугачевских нападениях, а только страха ради сторожил все, что к нему привозили». Отступая, Пугачев увез с собою и помещика. «Кротков видит, что дело плохо, что вот-вот, не нынче-завтра схватят злодея и что тогда, пожалуй, и его сочтут за укрывателя и припутают к делу, — передавала Янькова, — он улучил удобное время и дал тягу...». После расправы с восставшими все оставшееся в имении стало собственностью помещика (в соответствии с издан-
23 См.; ЦГИА, ф. 1343, оп. 23, д. 9310, л. 174; Адрес-календарь. Общая роспись начальствующих и прочих должностных лиц. СПб., 1833, ч. I, с. 292.
24 См.: ЧерейскийЛ. А. Пушкин и его окружение, с. 204 — Д. С. и М. Ф. Кротковы ошибочно названы здесь соседями братьев Языковых: соседями Языковых по Симбирскому уезду была семья И. С. Кроткова — также родного дяди Степана Степановича.
25 Они были соседями Соллогубов. См.: Соллогуб В. А. Воспоминания. Щ.; Л., 1931, с. 237—238. — Об их владениях см.: ЦГИА, ф. 1343, оп. 23, Д. 9310, л. 133, 151.
26 См.: ЦГИА, д. 9304, 9310, 9311; Мартынов П. Селения Симбирского уезда. Материалы для истории Симбирского дворянства и частного землевладения в Симбирском уезде. Симбирск, 1904, с. 171.
^ 27 ЦГИА, ф. 1343, оп. 23, д. 9304, л. И об.; д. 9311, л. 28 об.; ЦГАДА, ф. 1355, оп. 1, д. 829/2.
йым законом). Степан Егорович роздал церковное имущество, остальное оставил себе и с этого времепп необычайно разбогател, стал покупать земли и оставил своим многочисленным сыновьям крупное наследство.28 Этот интереснейший рассказ о дворянине, пощаженном Пугачевым и вынужденном находиться с ним в каких-то взаимоотношениях, был, вероятно, известен не только Япьковой и имел распространение независимо от его достоверности.29 И если Пушкин мог его услышать, то для автора «Капитанской дочки» он, вероятно, не прошел бесследно.
Ю. И. Левина
«...ЗАВТРА ЕДУ К ЯИЦКИМ КАЗАКАМ...»
Намерение посетить Уральск возникло у Пушкина лишь в Оренбурге. Еще в письме к жене из села Языково от 12 сентября 1833 г. поэт писал: «Сегодня еду в Симбирск <.. .> и к вечеру отправлюсь в Оренбург, последняя цель моего путешествия (курсив наш, — А. Б.)» (XV, 80). Но через неделю план меняется: в письме от 19 сентября читаем: «Я здесь (в Оренбурге, — А. Б.) со вчерашнего дня <.. .> завтра еду к Яицким казакам,1 пробуду у них дни три —и отправляюсь в деревню (Болдино, — А. Б.) через Саратов и Пензу» (XV, 81). Конечно, поэт отправлялся в Уральск (бывший Яицкий городок) — центр Уральского войска, место, где началось восстание Пугачева. Наконец, из Уральска, как думал путешественник, ближайший путь поведет на Саратов.
Оренбургский краевед С. А. Попов пишет, что Пушкин ехал «почтовым трактом, который в то время шел по правому берегу Урала через нынешние села Оренбургской и Уральской областей — бывшие крепости, форпосты, редуты времен Крестьянской войны».2
Документы 30-х годов прошлого столетия сообщают: в 1830 г. дорога из Оренбурга в Уральск называлась «большой Уральской дорогой».3 Такое значение она сохраняла и в 1833 г.: «большие дороги» шли из города Оренбурга в ряд городов губернии, в том числе в Уральск; здесь дорога пролегала «по линии», т. е. по правобережью реки Урал.4
28 См.: Благово Д. Рассказы бабушки, записанные и собранные ее внуком. СПб., 1885, с. 327—328.
29 Достоверность приведенного рассказа нами не проверялась, но упомянутые там же биографические сведения о членах семьи С. Е. Кроткова и о его покупках земель в конце XVIII в. документально подтверждаются в названных выше источниках.
1 Пушкин называет уральских казаков яицкими, как назывались они при Пугачеве.
2 Попов С. Дороги сентября. — В кн.: Рифей. Уральский литературно-краеведческий сборник. Челябинск, 1981, с. 50.
3 Из сообщения начальника штаба Оренбургского казачьего войска в Оренбургское губернское правление от 30 июня 1830 г. См.: ЦГА БАССР (Центральный государственный архив Башкирской АССР), ф. 1, оп. 1, д. 1027, л. 5.
4 См.: Краткий статистический взгляд на Оренбургскую губернию сенатора Дебу 1833 года. - ЦГИА, ф. 1409, оп. 2, д. 5898, ч. И, л. 127 об.
