CC BY
354
МЕЖЭТНИЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ И ПРОБЛЕМЫ МИГРАЦИИ
ДВЕ ПОЗИЦИИ В НАГОРНО-КАРАБАХСКОЙ ВОЙНЕ: РОССИЯ И ТУРЦИЯ (1990—1994 ГГ.)
Эмиль СУЛЕЙМАНОВ
доцент кафедры российских и восточноевропейских исследований факультета социальных наук Карлова университета (Прага, Чешская республика)
Лия ЭВОЯН
аспирантка (международные отношения), отдел тюркологии Института востоковедения Национальной академии наук Армении (Ереван, Армения)
Введение
Зимой 2011/2012 года исполнилось 20 лет с начала полномасштабной войны в Нагорном Карабахе — де-юре азербайджанском анклаве, населенном по большей части этническими армянами и
ими же контролируемом; непризнанной республике, объявившей о своей независимости практически еще в последние дни существования Советского Союза. Вооруженный конфликт в Нагорном Карабахе и
граничащих с ним областях продолжался с той или иной интенсивностью с конца 1980-х годов до 1994 года, когда при посредничестве Москвы было подписано перемирие. Этот конфликт сильно повлиял на постсоветское независимое существование Армении и Азербайджана, способствуя долгосрочной фрагментации Южного Кавказа и усложняя его интеграцию в мировые процессы. Тогда, в начале 1990-х годов, были, по сути, заложены основы последующей региональной конфигурации мощи и влияния, действующие по сей день, и карабахский конфликт сыграл в этом существенную роль.
До сих пор, спустя долгие годы после прекращения войны в Карабахе, никакого радикального решения конфликта по-прежнему не просматривается, а власти Азербайджана и Армении время от времени прибегают к военной риторике, чтобы соответственно или изменить статус-кво в свою пользу, или обеспечить его сохране-ние1. Военные действия низкой интенсивности в пограничных районах спорной территории никогда полностью не прекращались, и каждый год сотни армянских и азербайджанских военнослужащих становятся жертвами периодически возобновляющейся позиционной войны. Не менее важно и то, что внешнеполитическая повестка дня Баку и Еревана формируется во многом именно вокруг карабахской проблемы, а Азербайджан постоянно инвестирует миллиарды долларов из своих нефтегазовых доходов в развитие военного потенциала и добивается на международной арене возвращения потерянных в результате конфликта территорий2.
Как и многие другие постсоветские государства, Армения в последние годы
1 В 1994 году Армения и Азербайджан подписали не мирный договор, а лишь соглашение о прекращении огня.
2 Помимо собственно Нагорного Карабаха армянские вооруженные силы контролируют территорию семи районов Республики Азербайджан.
оказалась жертвой процесса, который местные и зарубежные комментаторы расценивают как частичную утрату ее экономической независимости в пользу России. На фоне ожидаемых попыток Баку восстановить свою территориальную целостность, возобновив военные действия в Нагорном Карабахе, главное средство сдержать азербайджанскую (и турецкую) угрозу армяне видели в том, чтобы Республика Армения поступилась значительной частью экономической и политической самостоятельности в пользу ее союзника к северу от Большого Кавказского хребта. Господствующие настроения в общественном мнении страны все еще воспринимают такие уступки как «меньшее зло», хотя время от времени местные интеллектуалы и высказывают противоположные взгляды. Любопытно, что многие армянские политики склонны ссылаться на позицию Москвы в российско-грузинской войне из-за Южной Осетии в 2008 году: преобладает мнение, что эти события говорят о приверженности Кремля защищать остающиеся у него оплоты на Южном Кавказе и готовности оказать полномасштабную поддержку своим союзникам.
Какой бы спорной ни была роль России на нынешнем этапе конфликтов на грузинской и азербайджанской периферии, детали войны в Нагорном Карабахе, связанные с причастностью России, по-прежнему во многом неясны. При этом понимание политики Москвы в первом по хронологии вооруженном конфликте, который произошел в Советском Союзе и продолжился после его распада, способствует пониманию отношения России к Южному Кавказу в целом и к Армении и Азербайджану в частности.
Однако политика России на Южном Кавказе не может рассматриваться как отдельно взятый феномен, поскольку связана с политикой в регионе других геополитических акторов. Исторически борьбу за Южный Кавказ вели Турция, Иран и Россия. В последнее время Иран вел себя до-
вольно пассивно, и на первый план в качестве главных претендентов на статус региональной сверхдержавы вышли Турция и Россия. После распада Советского Союза Турция значительно активизировала свою южнокавказскую политику, что в свою очередь было обусловлено несколькими факторами. Прежде всего, политическое воздействие России на прежние «советские территории» заметно уменьшилось, что позволило другим «заинтересованным сторонам» реализовать свои геостратегические планы. Помимо традиционных региональных игроков страны Запада, особенно Соединенные Штаты, также начали активно проявлять интерес к стратегически важным регионам Южного Кавказа и Центральной Азии. Член НАТО и прозападное государство — Турция стала сильнейшим противо-
весом влиянию России и возможному политическому возвращению на «шахматную доску» исламистского Ирана. По этой причине Запад активно поддерживал попытки Турции стать региональной сверхдержавой. Причем у Турции были свои планы и интересы, и в некоторых аспектах они совпадали с интересами западных стран. Все региональные соперники, включая Турцию и Россию, эффективно использовали конфликт вокруг Нагорного Карабаха для реализации своих стратегических целей.
Предлагаемая статья — попытка пролить свет на эволюцию российской и турецкой политики вокруг нагорно-карабах-ского конфликта в 1991—1994 годах и показать ее влияние на отношение России и Турции к Армении и Азербайджану в постсоветский период.
Позиция России
Россия и Южный Кавказ
Как отмечает Д. Линч, в соответствии с российской стратегической концепцией, «Северный и Южный Кавказ — органические составные части одной и той же системы безопасности. Как позитивное, так и негативное развитие событий в одном из этих регионов автоматически воздействует на процессы в другом»3. Территория Северного Кавказа, включающая национальные республики (до 1991 г. они имели статус автономных национальных республик)4, входящие в состав Российской Федерации, простирается от Каспийского почти до Черного моря. В 1990-х годах часть этнических групп, населяющих республики Северного Кавказа, выступала за независимость; Чечня преуспела в этом больше других — тогда ей практически удалось добиться цели. Кроме того, «коренное население [Северного Кавказа] как в культурном отношении, так и этнически тесно связано с населением южной части Большого Кавказа и равнинных территорий, преимущественно населенных этническими русскими. Единство Федерации оказалось под угрозой»5. Таким образом, сепаратистские настроения населения Северного Кавказа могли
3 Lynch D. Why Georgia Matters // Chaillot Paper (Paris: Institute for Security Studies), February 2006, No. 86. P. 50.
4 С востока на запад расположены Дагестан, Чеченская Республика, Республика Ингушетия, Северная Осетия, Кабардино-Балкария, Карачаево-Черкесия и Адыгейская Республика, которая до 1991 года официально входила в состав Краснодарского края.
5 Trenin D. Russia's Security Interests and Policies in the Caucasus. В кн.: Contested Borders in the Caucasus / Ed. by B. Coppieters. Brussels: Vrije Universiteit Press, 1996 [http://poli.vub.ac.be/publi/ContBorders/eng/ch0301. htm], 3 January 2008.
или непосредственно подогреваться с территорий южной части Большого Кавказского хребта, или подпитываться примером уже обретших независимость южнокавказских республик. С этой точки зрения обеспечение российского военного и политического господства на Южном Кавказе могло бы стать стабилизирующим элементом для внутреннего развития Северного Кавказа6. Большую роль играет и то, что Кавказ занимает стратегическое положение между Ближним Востоком и Россией, Европой и (Центральной) Азией; для Запада это ключ к нефтегазовым месторождениям Каспия. Кроме того, «укрепление США на Южном Кавказе означает ослабление российского контроля на Северном Кавказе»7. Любая потеря части Северного Кавказа, к которой приведет стратегическое отступление Москвы с Южного Кавказа, могла бы вызвать эффект домино на всей территории многонациональной Российской Федерации. В свете роста опасений Москвы относительно активизации США в «мягком подбрюшье» России — на Южном Кавказе и в Центральной Азии — крайне необходимо было сделать все возможное для сохранения контроля на Южном Кавказе. Эта стратегическая задача стояла во главе угла российской внешней политики в Азербайджане и Грузии уже в первые годы после распада Советского Союза.
Отношения с Азербайджаном
В тот период прозападно настроенный бывший лидер национального фронта Азербайджана, второй президент постсоветского Азербайджана и приверженец пантюркизма Абульфаз Эльчибей неоднократно отклонял требования Москвы относительно вступления Азербайджана в СНГ, размещения российских военных баз на территории Азербайджана и совместной с российскими военными охраны азербайджано-иранской и азербайджано-турецкой границ8. Не менее серьезная проблема состояла в том, что правительство Эльчибея полностью исключило любое участие российских (а также иранских) компаний в спешно организованном азербайджанском международном нефтяном консорциуме, от которого страна ожидала больших финансовых прибылей и роста политического веса в мире9. Для Москвы намерения Эльчибея (а позже и Г. Алиева) подготовить почву для «^временного присутствия Запада, в первую очередь США, в богатом нефтью и газом регионе, а также для усиления роли Турции на Южном Кавказе, были абсолютно неприемлемы, поскольку такое развитие событий могло значительно ослабить господствующее положение России в стратегически важном регионе Каспия в целом и на Южном Кавказе в частности.
Надо сказать, что в 1992 году Южный Кавказ и Центральная Азия занимали во внешней политике Москвы отнюдь не главное место. Многие уверены, что это было свя-
6 В республиках Северного Кавказа, традиционно входивших в состав России, как и в Татарстане, всегда четко прослеживалась тенденция к отделению, однако, в отличие от Татарстана, Северный Кавказ расположен не в центре России, а в стратегически важных районах, что могло представлять для Москвы определенную угрозу в случае распространения в регионе сецессионистских настроений.
7 Lynch D. Op. cit.
8 В ходе своего единственного визита в Москву в качестве президента в сентябре 1992 года А. Эльчибей, бывший советский диссидент, профессор университета, специалист в области арабской филологии, даже отказался вести переговоры на русском языке и потребовал предоставить ему личного переводчика с турецкого на русский.
9 См.: Mollazade J. Azerbaijan and the Caspian Basin: Pipelines and Geopolitics // Demokratizatsiya, January 2006. P. 30.
зано с отсутствием в то время у Андрея Козырева, тогдашнего министра иностранных дел РФ, интереса ко всему, что происходило к югу от российских границ. Девизом правительства «раннего» Ельцина до середины и даже до конца 1992 года был уход России, в военном и политическом отношении, из прежних подконтрольных ей регионов, Россия была настроена решительно порвать со своим имперским прошлым и «вернуться в семью цивилизованных народов»10. Для Москвы тогда приоритетом стало не развитие контактов и связей на постсоветском пространстве, а неспешное выстраивание отношений с Западом, поскольку сразу же после распада Советского Союза всеми овладела эйфория по поводу будущей российско-американской дружбы. И в своей внешней политике администрация Козырева делала все возможное, чтобы дистанцироваться от того, что тогда воспринималось как имперское советское наследие.
И все же в период 1993—1994 годов, после общего ослабления либерального окружения Ельцина и усиливающихся внутри страны (нео)консервативных и реваншистских настроений, которые подогревались растущим недовольством масс в связи с продолжающимся социально-экономическим упадком и призывами к налаживанию отношений с Западом, российское руководство изменило взгляд на прежние советские колонии, формулируя принципы новой внешнеполитической стратегии в отношении стран «ближнего зарубежья». Новая концепция подразумевала более активное участие России на территории вновь образованных независимых государств; предполагалось, что господство на этих территориях должно было среди прочего обеспечить для этой евразийской державы возвращение ей статуса сверхдержавы11.
В контексте возобновленных российских устремлений к региональной гегемонии Москва настояла на подписании Ташкентского договора о коллективной безопасности (май 1992 г.); среди первых подписавших Договор были Российская Федерация, Казахстан, Кыргызстан, Таджикистан и Армения. Документ предусматривал согласие сторон не вступать в какие-либо военные пакты с третьими странами, участвовать в совместной обороне «внешних границ СНГ» и размещать российские военные базы на своей территории. Ташкентские договоренности стали основой (в военном и политическом аспектах) для дальнейшего (военно-экономического) присоединения других постсоветских республик к Ташкентскому договору12. С 1993 года российская внешняя политика стала более непреклонной и жесткой; как уже упоминалось, исключительное господство Москвы на Южном Кавказе считалось отправной точкой для восстановления власти Москвы на постсоветском пространстве, и при этом оно гарантировало равноправные отношения России с Западом, особенно с Соединенными Штатами.
Стратегические устремления Москвы, однако, были блокированы продолжающимся нежеланием азербайджанского правительства принять требования России о присоединении к СНГ и ратификации Ташкентского договора. В связи с этим в кабинетах московских стратегов росло беспокойство по поводу возможных последствий политики Эльчи-бея относительно присутствия Запада в Азербайджане. В Москве режим Эльчибея вос-
10 Ср. Kuchynkova P. Utvareni ruske zahranicni politiky po race 1991 v postsovetskem prostoru. В кн.: Rusko jako geopoliticky akter v postsovetskem prostoru / Ed. by P. Kuchynkova, T. Smid. Brno: Mezinarodni politologicky listav, 2006. P. 22—25. О категоризации конкретных стадий во внешней политике постсоветской России см.: Jackson N.J. Russian Foreign Policy and the CIS: Theories, Debates and Actions. London — New York: Routledge, 2003.
11 См.: Russell W. Russian Relations with the «Near Abroad». В кн.: Russian Foreign Policy since 1990 / Ed. by P. Sheorman. Westview, 1995. P. 50.
12 Текст Ташкентского договора, вступившего в силу два года спустя, см. по адресу [http://www.htfi. org/?p=826].
принимали как своего рода троянского коня на постсоветской территории, имея в виду стремление Азербайджана установить стратегическое партнерство с Турцией, государством — членом НАТО и основным соперником России на Южном Кавказе, который помимо прочего пытался втянуть влиятельные страны Запада в сферы жизненно важных интересов России13. Вследствие этого война в Нагорном Карабахе воспринималась как возможность оказать давление на Баку и вынудить эту южнокавказскую республику согласиться с требованиями России; именно здесь можно искать причины растущей российской поддержки армянских вооруженных сил в Карабахе и вокруг него.
Во второй половине июня 1993 года в Лондоне должно было состояться официальное подписание «Контракта века» — соглашения между Баку и рядом нефтедобывающих компаний, главным образом западных, о разработке азербайджанских нефтяных месторождений. Тогда не было сомнений в том, что Азербайджан скоро станет «кавказским Кувейтом». Несмотря на постоянное поражение на карабахском фронте, правительство Эльчибея было непоколебимо — оно не желало принимать даже самые умеренные требования Москвы. Как мы увидим далее, бескомпромиссная политика, проводимая Баку, а также неспособность правительства предпринять существенные шаги в военной и социально-экономической сферах привели к потере к июлю 1993 года не только практически всей территории Нагорного Карабаха и нескольких прилегающих к нему областей, но и к резкому ухудшению отношений с двумя мощными соседями — Ираном и особенно Россией.
Отношения с Арменией
В начале 1990-х годов мало кто в Армении сомневался в том, что такой крошечной горной стране практически без природных ресурсов и с небольшой численностью населения необходим мощный союзник, гарантирующий ее территориальную целостность; кое-кто даже считал, что в условиях роста напряженности в отношениях с двумя из четырех соседних стран — Азербайджаном и (до некоторой степени) с Турцией — под угрозой выживание всей нации. И действительно, два десятилетия назад можно было с уверенностью сказать, что Армения должна ориентироваться на Россию, страну, выражающую желание и имеющую возможность дать Армении гарантии безопасности в условиях геополитического тупика, в котором та оказалась.
В начале, однако, было не совсем ясно, насколько эффективным будет (и будет ли вообще) союз Армении и России после развала Советского Союза. Начиная с 1990 года, когда в Азербайджане к власти пришел прокремлевски настроенный бывший коммунист Аяз Муталибов, Москва не поддерживала в карабахском вопросе Армению так явно, как это могло показаться на первый взгляд. Об этом убедительно говорит тот факт, что весной 1991 года подразделения Советской Армии вместе с отборными частями Министерства внутренних дел Азербайджана приняли участие в операции «Кольцо», которая была проведена к северу от Нагорного Карабаха14. Преобладало мнение, что, пока у власти в Баку остаются (промосковские) коммунисты, такое «выражение лояльности» со стороны
13 Об этом более подробно см.: Cornell S.E. Undeclared War: The Nagorno-Karabakh Conflict Reconsidered // Journal of South Asian and Middle Eastern Studies, Fall 1997, Vol. 20, No. 4.
14 Об этом подробнее см.: Де Ваал Т. Черный сад. Армения и Азербайджан между миром и войной. М.: Текст, 2005. С. 161—168.
Москвы не будет исключением. После выполнения некоторых условий, и особенно после одобрения предоставления Москве доступа к нефтяному богатству Азербайджана, при тесном военном и политическом сотрудничестве между Баку и Москвой отношение РФ к экономически и геополитически более значимому Азербайджану могло бы стать более благосклонным, и это, несомненно, повлияло бы на российскую позицию в нагорно-ка-рабахском конфликте. Кроме того, постоянное беспокойство Армении по поводу безопасности в связи с ее отношениями с Турцией (и Азербайджаном) превратили ее в союзника с ограниченным пространством для маневра. Однако, как оказалось, Баку и Москва не стали очень близки; это произошло главным образом из-за провалов А. Муталибова во внутренней политике, действий А. Эльчибея, а впоследствии и Г. Алиева, негативно воспринимающих позицию России15.
Россия и война в Нагорном Карабахе
После распада СССР Россия получила эффективный инструмент для давления на Азербайджан и Армению — конфликт в Нагорном Карабахе. Тесный военный и экономический союз Еревана, поддерживающего военную кампанию карабахских армян, с его стратегическим союзником в регионе, Москвой, и одновременно нежелание правительства Баку принять требования России были теми решающими факторами, которые до некоторой степени определили ход и результат войны в Нагорном Карабахе; ретроспективный анализ показал, что совместная операция 1991 года была единственным случаем российско-азербайджанского военного сотрудничества в Карабахе и вокруг него.
До сих пор нет единого мнения, была ли выработана до середины 1992 года всеобъемлющая концепция, на которой Кремль строил свою политику в отношении Армении и Азербайджана. Как показано выше, многие аналитики считают, что основное, что отличает подход Москвы к Азербайджану и Армении в первые годы их независимости, это хаос и полное отсутствие интереса. В этой связи Павел Баев предлагает дифференцировать отношение высшего эшелона российских военных к карабахскому конфликту и их отношение к конфликтам в Грузии; он утверждает, что «основной установкой было отмежеваться от карабахской трясины и сконцентрировать внимание на усилении военного присутствия в Грузии»16. Цель, как предполагают, была ясна — установить контроль над глубоководными портами Грузии и Черноморским регионом Южного Кавказа.
Вмешательство российских военных в события на карабахском фронте, например развертывание 366-ого полка 4-й российской армии в начале 1992 года в ходе армянской кампании в Нагорном Карабахе, объясняется полной децентрализацией процесса формирования политики в начале 1990-х годов, когда Министерство обороны действовало по своему усмотрению, часто игнорируя мнение Министерства иностранных дел17. Согласно
15 До сих пор в армянском обществе существуют некоторые опасения, что Баку и Москва могут заключить соглашение «за спиной» у Армении и принести ее в жертву.
16 Baev P. Challenges and Options in the Caucasus and Central Asia. Strategic Studies Institute Report, 22 April 1997 [http://permanent.access.gpo.gov/lps12677/00111.pdf].
17 Подробнее о часто несовпадающих действиях российских государственных институтов в первые постсоветские годы см.: Dobriansky P.J. Russian Foreign Policy: Promise or Peril? // The Washington Quarterly, 1999, Vol. 23, No. 1. P. 137.
этой интерпретации, российское военное командование вмешивалось в местные конфликты, руководствуясь собственными симпатиями и соображениями, абсолютно не учитывая официальную позицию Москвы. И когда во время карабахского конфликта российские солдаты и летчики (наряду с белорусскими, украинскими и т.д.) попадали в плен к азербайджанцам, Россия называла их наемниками и расценивала их действия как ничего общего не имеющие с официальной политикой Российского государства. Даже поставка оружия обеим сторонам конфликта полностью зависела от благосклонности и финансовых интересов отдельных российских командующих18. Тот факт, что многие международные наблюдатели в зоне карабахского конфликта отмечали довольно много случаев поддержки армян российскими подразделениями на местах, объясняется гораздо большим числом этнических армян (по сравнению с долей азербайджанцев), занимающих высокие посты в Советской (Российской) Армии, включая и Закавказский военный округ. Причем у армянских военнослужащих было гораздо больше желания оказывать ощутимую помощь своим соотечественникам, чем у азербайджанских военных19. Не менее важно и то, что российские командиры благоволили к армянам, более близким им по духу, чем азербайджанцы-мусульмане20.
Однако уже в течение первых месяцев войны между новыми независимыми южнокавказскими республиками произошел ряд событий, которые ставят под сомнение утверждение о том, что в начале 1990-х годов у России не было вполне ясной, определенной внешнеполитической концепции. В мае 1992 года, после того как Азербайджан отказался присоединиться к Ташкентскому договору и приостановил свои действия по вступлению в СНГ, армяне приняли решение идти в наступление, результатом чего был захват Шуши и открытие так называемого Лачинского коридора, ведущего в Армению.
В феврале 1993 года Сурет Гусейнов преднамеренно отвел свои подразделения с передовой в северном Карабахе, что вызвало кризис азербайджанской обороны в районах Мардакерта и Кельбаджара. Это случилось спустя несколько дней после того, как правительство Эльчибея вновь отказалось вступить в СНГ и разместить российские миротворческие силы в Нагорном Карабахе21. Тогда режим Эльчибея обвинил Гусейнова в измене, утверждая, что тот действовал по приказу Москвы. Любопытно, что отряды Гусейнова, которые в июне того же года приняли участие в кампании по свержению Эльчибея и блокированию подписания «Контракта века», щедро снабжались оружием и боеприпасами 104-й дивизии российской армии, которая незадолго до этого была выведена из Гянджи. Не секрет, что генерал Щербак, командующий 104-й воздушно-десантной дивизией, оказывал Гусейнову покровительство22. В результате переворота проводивший антироссийскую политику Эльчибей был свергнут, тогда было сделано все для возвращения Г. Алиева, бывшего коммуниста и генерала КГБ, который считался «человеком Москвы».
18 См.: Trenin D. Op. cit.
19 См.: Cornell S.E. The Nagorno-Karabakh Conflict. Report No. 46. Department of East European Studies. Uppsala University, 1999. P. 54.
20 В этом отношении показателен пример бывшего советского генерала Анатолия Зиневича, который участвовал в планировании и осуществлении ряда важнейших операций, проводимых армянскими вооруженными силами Нагорного Карабаха начиная с 1992 года и до конца войны. Об этом более подробно см.: Chorbajian L., Donabedian P., Mutafian C. The Caucasian Knot: The History and Geopolitics of Nagorno-Karabagh. London: Zed Books, 1994. P. 17—18.
21 См.: Hill F., Jewett P. Back in the USSR: Russia's Intervention in the Internal Affairs of the Former Soviet Republics and the Implications for United States Policy toward Russia. Cambridge, Massachusetts: Harvard University Press, 1994. P. 12—13.
22 См.: Шорохов В. Энергоресурсы Азербайджана: политическая стабильность и региональные отношения [http://poli.vub.ac.be/publi/crs/caucasus/shorokhov.htm].
Фактически, согласно всеобщему мнению, переворот 1993 года был организован российскими разведывательными службами23.
Существуют свидетельства, что и силы карабахских армян, и армянские подразделения использовали российское топливо; также известно, что командующий 7-й российской армией, базирующейся в Армении, был начальником штаба Армии обороны НКР24. Интересен тот факт, что летом 1993 года полковник Алиакрам Гумбатов, тесно связанный с Гусейновым, провозгласил создание Талыш-Муганской автономной республики в юго-восточной части страны, в Ленкоранской области, населенной главным образом ираноговорящей этнической группой — талышами25.
При определенных обстоятельствах смена режима в Баку могла бы резко изменить политику России в отношении Армении и Азербайджана. После прихода к власти Г. Алиев неоднократно подчеркивал, что восстановление страны потребовало углубления взаимосвязей с республиками бывшего СССР и прежде всего с Россией. Он сделал ряд важных шагов, которые тогда были восприняты как поворот на 180 градусов в политике Азербайджана — смена внешнеполитической ориентации с Анкары на Москву. Как отмечает С. Корнелл, произошло это не в одно мгновение, необходимо было еще кое-что предпринять: «Однако тогда [летом 1993 г.] Алиев еще не «отдал» Азербайджан СНГ. Как раз перед тем, как 20 августа армянские силы собирались захватить Джебраил, заместитель министра иностранных дел России прибыл в Баку с очень простой целью — «выяснить позицию Азербайджана относительно СНГ». Армянское наступление не прекращалось, и 5 сентября Алиев полетел в Москву, он заверил, что Азербайджан обратится с заявлением о вступлении в СНГ. Речь шла даже о размещении российских военных баз в Азербайджане при финансовой поддержке азербайджанского правительства»26. В сентябре 1993 года Азербайджан наконец присоединился к СНГ и в том же месяце подписал Ташкентский договор о взаимной обороне27. Г. Алиев отложил подписание «Контракта века», который Эльчибей намеревался заключить без России, на неопределенное время. Президент заявил, что в принципе не возражает против размещения российских военных баз на азербайджанской территории, однако взамен требует поддержки со стороны Москвы в вопросе защиты территориальной целостности Азербайджана, то есть в вопросе возвращения Нагорного Карабаха. В одном из первых интервью на посту президента Г. Алиев недвусмысленно определил свой подход к этому вопросу: «Мы понимаем, что у России есть свои интересы, но у нас также есть свои собственные интересы. Участие Азербайджана в СНГ зависит от перспектив урегулирования конфликта с Арменией... Если агрессия Армении будет продолжаться и обращения Азербайджана не будут услышаны, то зачем нам такое Содружество. Ключ к решению карабахской проблемы находится в России, которая в состоянии разрешить этот конфликт»28.
В то время Москва не скупилась на обещания Баку: она поддержала три резолюции Совета Безопасности ООН от 29 июля 1993 года, 14 октября 1993 года и 12 ноября 1993 года. В начале 1994 года российский министр обороны генерал Павел Грачев уве-
23 См.: Hill F., Jewett P. Op. cit. (см. также: Blank St. Russia's Real Drive to the South // Orbis, Summer 1995, No. 39. P. 371).
24 См.: Trenin D. Op. cit.
25 См.: Nuriev E. The South Caucasus at the Crossroads. Conflicts, Caspian Oil and Great Power Politics. Berlin: LIT, 2007. P. 226—227.
26 Cornell S.E. The Nagorno-Karabakh Conflict. P. 56.
27 Однако в 1999 году Азербайджан из Договора вышел.
28 Цит. по: Шорохов В. Указ. соч.
рял азербайджанского президента в благих намерениях, утверждая, что подписание Ташкентского договора уже означает создание новой переговорной площадки29. В качестве дружеского жеста Москва вскоре отозвала российскую дипломатическую миссию, ранее посланную по просьбе сепаратистского движения «Садвал», которое, среди прочего, требовало отделения северных областей Азербайджана, населенных преимущественно лезгинами. Деятельность сепаратистов в Ленкорани была блокирована. «В ноябре А. Козырев угрожал карабахским армянам ответными действиями, если они не остановятся; также Россия послала 200 военных «советников» на помощь азербайджанской армии», которая получила вертолеты и танки; вскоре Азербайджан сделал попытку контрнаступления30.
В результате 12 мая 1994 года в Бишкеке между Ереваном и Баку при посредничестве Москвы (посредником выступил Павел Грачев) было подписано соглашение о прекращении огня сроком на три месяца. Соглашение подписали министры обороны Азербайджана и Армении и Командующий Армией обороны непризнанной Нагорно-Карабахской Республики. 27 июля между противоборствующими сторонами было подписано рамочное мирное соглашение. Не исключено, что в ходе обсуждений президент Азербайджана согласился на размещение российских миротворческих сил (наделенных мандатом СНГ) на территории Карабаха, но этому, как предполагалось, должны были предшествовать полный вывод армянских войск из зоны безопасности и заключение соглашения о статусе Нагорного Карабаха31. Однако армянская сторона — и Ереван, и Степанакерт — настаивала на том, что не готова к выводу войск из зоны безопасности до заключения соглашения по вопросу о статусе Нагорно-Карабахской Республики. Последнее разногласие между Ереваном и Баку дало азербайджанской стороне стратегически важную передышку. Воспользовавшись этим предлогом, Баку решил пока не давать согласие на размещение российских военных баз на своей территории32. В то время как Москва сосредоточила все свои усилия на уговорах противоборствующих сторон, Азербайджан сделал все возможное для подписания «Контракта века», что и произошло в Баку в сентябре 1994 года. Теперь это была уже совершенно новая веха в истории всего Южного Кавказа и, в частности, Азербайджана.
Позиция Турции
Турция и Южный Кавказ
Исторически геостратегические интересы Турции были сфокусированы на регионах Южного Кавказа и Центральной Азии благодаря их важному геополитическому распо-
29 См. статью Я. Ваннера в кн.: Litera B., Svec L., Wanner J., Zilynskij B. Rusko? Vzajemne Vztahy Postsovet-skych Republik. Praha: Ustav Mezinarodnich Vztahu, 1998. P. 120.
30 См.: Cornell S.E. The Nagorno-Karabakh Conflict. P. 56.
31 Необходимо отметить, что никакого официального документа по этому вопросу опубликовано не было, и трудно сказать, существовал ли он вообще.
32 Я. Ваннер в этой связи отмечает явное нежелание Г. Алиева соглашаться на развертывание в Нагорном Карабахе миротворческого контингента войск, который на четверть должен был состоять из российских военнослужащих (Москва настаивала на этом в 1994—1995 гг.) (см.: Litera B., Svec L., Wanner J., Zilynskij B. Op. cit. P. 114).
ложению, богатым природным ресурсам, а также в силу языковой близости. Конфликт вокруг Нагорного Карабаха и развал Советского Союза существенно изменили геополитическую конфигурацию в Евразии, таким образом дав Турции возможность претендовать на роль региональной сверхдержавы. В результате распада СССР на Южном Кавказе и в Центральной Азии образовалось пять независимых тюркских республик (Азербайджан, Туркменистан, Узбекистан, Казахстан, Кыргызстан), что было воспринято в Турции как «исторический шанс» реализовать свои эйфористические идеи пантюркизма. Для распространения влияния на новые независимые тюркские республики Турция постоянно использовала этнические, лингвистические, религиозные и культурные связи, выступая, по ее мнению, как «образец для подражания» в политической и экономической сферах. Турецкие власти начали продавливать идею создания Союза тюркских государств во главе с Турцией. В выступлениях президента Турции звучали такие лозунги, как «Великое тюркское общество от Адриатики до Китайского моря»33. Надо сказать, что поворот в турецкой политике, направление которой было задано еще в 1923 году, не был чем-то неожиданным — это имело исторические предпосылки. Даже первый президент Турецкой Республики Мустафа Кемаль Ататюрк, официально осуждавший пантюркистскую идеологию младотурок, публично говорил о близком родстве турок и азербайджанцев и подчеркивал важность взаимодействия с вновь образованной Азербайджанской Республикой, предлагая ей покровительство со стороны Турции: «.Сегодня Россия — наш друг, наш сосед и союзник: нам эта дружба нужна. Но никто не может предсказать, что случится завтра. Как и Османская и Австро-Венгерская империи она также может распасться, развалиться на куски. Мировой порядок может измениться. В этом случае Турция должна знать, как ей реагировать. Под властью нашего друга (Советского Союза) живут наши братья, с которыми у нас общий язык и религия. Мы должны быть готовы вспомнить о них. Мы не можем ждать, пока они попросят нас об этом. Мы сами должны прийти к ним»34.
Однако политика Турции на Южном Кавказе и в Центральной Азии не ограничивалась ее пантюркистскими амбициями. Тогдашний президент Турции Тургут Озал (1989— 1993 гг.) был заинтересован в укреплении представлений о стратегической важности Турции в глазах Запада, и в этом Турции могло помочь усиление турецкого влияния на Кавказе и в Центральной Азии35. Была уверенность, что тюркские страны помогут Турции выстраивать международные отношения, создадут свободный союз и, используя свой статус и право вето, возможно, смогут контролировать ситуацию в случае угрозы Турции со стороны России36. И последнее, Турция была заинтересована в налаживании с этими странами прямых экономических связей и получении доступа на их сырьевые рынки раньше других государств.
Примечательно, что нынешняя форма пантюркизма (пантуранизма), в отличие от идеологии младотурок, главным образом базировалась на принципахреалполитик. Цель Турции состояла в том, чтобы распространить свое политическое влияние на геополитически важные регионы — Кавказ и Центральную Азию, стать региональной сверхдержа-
33 Oran B. The Turkish Approach to Transcaucasia and Central Asia. B kh.: Contrast and Solutions in the Caucasus / Ed. by O. Heiris, S.M. Yurukel. Denmark: Aarhus University Press, 1998. P. 457.
34 Mufti M. Daring and Caution in Turkish Foreign Policy // The Middle East Journal, Winter 1998, Vol. 52, No. 1. P. 33.
35 Cm.: Larrabee F.S. Turkish Foreign Policy in the Age of Uncertainty. Santa Monica: RAND Corporation, 2003. P. 99.
36 Cm.: Oran B. Op. cit. P. 458.
вой, то есть получить статус, за который постоянно боролись и борются как региональные, так и внерегиональные акторы (Россия, Иран, Турция, США, ЕС).
Главным для Турции был Азербайджан, поскольку «независимость государств Средней Азии можно рассматривать как практически бессмысленное понятие, если Азербайджан будет полностью подчинен московскому контролю»37.
Даже перед распадом СССР и началом нагорно-карабахского конфликта Турция активизировала свою политику в отношении Южного Кавказа и, в частности, Азербайджана. Однако первая реакция турецкого правительства на армяно-азербайджанское противостояние была довольно умеренной из-за опасения возможного противодействия со стороны Советского Союза. Турецкая сторона прямо свою позицию не выразила, но свои действия с учетом возможного развития событий определила.
Ситуация вокруг Нагорного Карабаха, проблемы в Болгарии и Боснийская война, а также «курдский вопрос» стимулировали в Турции усиление национализма и исламизма, которые начали укреплять свои позиции, потерянные в результате военного переворота 1980 года. В отличие от осторожного турецкого правительства, которое не хотело экспериментировать и «вмешиваться в вопросы внутренней политики Советского Союза», националисты, возглавляемые Алпарсланом Тюркешем, начали активно использовать фактор «внешних турок»38. Турецкая пресса также вносила свою лепту в укрепление идей пан-туранизма и национализма в турецком обществе. Кавказская диаспора в Турции, насчитывающая примерно 8 млн азербайджанцев, абхазов и черкесов, делала все, чтобы повысить заинтересованность общества и политических кругов в продвижении идей пантура-
низма39.
Надо сказать, что Турция одной из первых признала независимость Азербайджана и республик Центральной Азии. Кроме того, Министерство иностранных дел Турции выступило с официальным заявлением и выразило удовлетворние в связи с провозглашением Азербайджаном суверенитета, вновь делая акцент на существовании культурных и исторических братских связей между двумя народами. Также Турция заявила о своей готовности стать посредником в урегулировании нагорно-карабахского конфликта.
Азербайджан, будучи вовлеченным в вооруженный конфликт в Нагорном Карабахе, а также в силу своей культурной и лингвистической близости с Турцией больше других тюркских государств тяготел к Турецкой Республике. Еще одной причиной такого отношения стал рост национализма в Азербайджане во второй половине 1980-х годов. Параллельно с «перестройкой» там появилось несколько связанных друг с другом националистических группировок, самой сильной и многочисленной из которых был Народный фронт Азербайджана (Azэrbaycan ХаЦ Cэbhэsi), распространяющий идеи пантюркизма. Он сформировался в 1988 году на волне начинающегося конфликта вокруг Карабаха. Руководил НФА бывший советский диссидент, пантуранист, националист Абульфаз Эльчи-бей, считавший себя «солдатом Ататюрка». В отличие от просоветских (пророссийских) коммунистов, Народному фронту, разыгрывавшему «карабахскую карту», удалось сплотить вокруг себя огромную массу сторонников.
37 Бжезинский 36. Великая шахматная доска. М.: Международные отношения, 2000. С. 62.
38 В своих выступлениях А. Тюркеш, который стремился наладить отношения с Азербайджаном и тюркскими республиками Центральной Азии, постоянно говорил об этнической, культурной и религиозной близости турок и других тюркских народов, живущих на территории Советского Союза, поощряя теплые братские отношения между ними.
39 См.: Oran B. Op. cit. P. 463.
Турция активно поддерживала НФА, поскольку рассматривала его именно той силой на внутреннем политическом поле Азербайджана, которая поможет реализовать ее геостратегические планы.
Отношения с Азербайджаном в контексте войны в Нагорном Карабахе
На активизацию политики Турции в отношении Азербайджана повлияло развертывание советских войск в Баку в январе 1990 года. Турецкие политические и общественные круги стали проявлять больше интереса к судьбе Азербайджана и азербайджанских тюрок. Азербайджан также был ориентирован на укрепление отношений с Турцией. Даже тогда, когда у власти в Азербайджане стояли просоветски (пророссийски) настроенные коммунисты А. Везиров и А. Муталибов, турецкий фактор играл не последнюю роль в процессе создания независимого азербайджанского государства. И прежде всего потому, что практически каждая группа или организация, имевшая хоть малейший авторитет в стране, разделяла протурецкие и антисоветские взгляды40.
Можно с уверенностью утверждать, что, несмотря на широко распространенное мнение о пророссийской ориентации первого азербайджанского президента А. Мутали-бова, официальные политические и военные связи с Турцией начали налаживаться именно во время его пребывания у власти.
Вскоре после признания Турцией независимости Азербайджана начальник Генерального штаба Турции генерал Доган Гюреш посетил Баку и встретился с президентом Муталибовым. Азербайджан, вовлеченный в войну вокруг Нагорного Карабаха, прежде всего стремился получить дипломатическую и военную поддержку от Турции. Однако та после своего дипломатического провала — неудачной попытки стать посредником в урегулировании нагорно-карабахского конфликта — выбрала второе. Таким образом, уже в 1991—1992 годах в Азербайджан через Нахчиван в ходе секретной воздушной операции были сделаны первые военные поставки из Турции, включая приблизительно 5 000 автоматов, гранатометов и боеприпасов41.
В конце января 1992 года А. Муталибов посетил с официальным визитом Анкару, где было подписано взаимное соглашение о переподготовке азербайджанских военнослужащих в турецких военных учебных заведениях. В марте — апреле 1992 года на базе Министерства внутренних дел Азербайджана турецкие офицеры обучили 450 азербайджанских добровольцев42. В одном из интервью, А. Муталибов заявил, что в процессе формирования своих вооруженных сил Азербайджан получил значительную поддержку от Турции43.
Особенно активизировалась политика Турции в отношении Азербайджана, когда к власти пришел лидер Народного фронта А. Эльчибей. А. Эльчибей начал проводить
40 Народ Азербайджана в общей массе больше симпатизировал лидерам НФА, выступающим на азербайджанском языке, а не русскоговорящим А. Везирову и А. Муталибову. Националистические идеи проту-рецких руководителей НФА, услышанные на родном языке, были более понятны людям.
41 См.: Bhatty R., Bronson R. NATO's Mixed Signals in the Caucasus and Central Asia // Survival, Autumn 2000, Vol. 42, No. 3. P. 134.
42 См.: Ibidem.
43 См.: Демоян Г. Карабахская драма: скрытые действия. Ереван, 2003. С. 6.
протурецкую, прозападную политику, резко ухудшив отношения с Россией и Ираном. И пошел еще дальше — объявил турецкий язык государственным языком Азербайджана. Турции же он пообещал полноправное участие в разработке нефтяных месторождений Каспия.
В условиях такого благосклонного отношения со стороны Азербайджана Турция постепенно начала расширять там свое влияние. Однако в связи с международной ситуацией она все же была вынуждена оказывать военную помощь Азербайджану неофициально и окольными путями, пользуясь помощью крайне правой Партии национального действия (Milli Hareket Partisi — MHP), возглавляемой А. Тюркешем. А. Тюркеш несколько раз встречался с Эльчибеем. Они договорились о создании мощного военного подразделения, которое со временем должно было стать ядром регулярной армии, что, в свою очередь, гарантировало безопасность Эльчибея. С этой целью националисты под руководством Тюркеша создали в Азербайджане боевые группы (так называемые отряды «серых волков»), в которых предполагалось обучать азербайджанских солдат военному мастерству и диверсионной тактике. В этих боевых группах помимо азербайджанцев должны были обучаться добровольцы из Узбекистана, Казахстана и Турции. На этой основе предполагалось сформировать так называемую Туранскую армию44. После скандала 1996 года в Сусурлуке (недалеко от Стамбула) оказалось, что идея формирования отрядов «серых волков» в Азербайджане принадлежала не Тюркешу, а Национальной разведывательной службе Турции (Milli Îstihbarat Teçkilâti — MÎT), которая для осуществления своих планов использовала турецких националистов и сторонников радикальных правых. Также выяснилось, что из фонда премьер-министра Турции Тансу Чиллер для осуществления действий боевых отрядов в Азербайджане Партии национального действия (Milli Hareket Partisi — MHP) были переданы значительные финансовые средства. В период правления Эльчибея турецко-азербайджанские отношения вступили в качественно новую стадию. Однако Эльчибей продержался у власти лишь год. После возвращения Г. Алиева Азербайджан начал проводить более сбалансированную внешнюю политику. Г. Алиев нормализовал отношения с Россией и Ираном и сохранил высокий уровень отношений с Турцией и Западом. Г. Алиев, имевший большой опыт политической деятельности, был для Турции гораздо «лучшим вариантом», чем темпераментный Эльчибей, не имевший большого политического влияния. Таким образом, политика Турции в отношении Азербайджана больших изменений не претерпела, а политика Азербайджана в отношении Турции стала более умеренной по сравнению с внешнеполитическим курсом Эльчибея, фанатично преданного идеям пантюркизма, однако по сути сохранялась прежней. Лозунг «Одна нация — два государства», который использовал Эльчибей, остался принципом турецко-азербайджанских отношений.
Турция продолжала оказывать военную поддержку Азербайджану, который все еще терпел поражение на карабахском фронте. В ноябре 1993 года Баку обратился с просьбой к нескольким странам, включая Турцию, послать войска в Азербайджан45. На встрече с начальником Генерального штаба Турции генералом Доганом Гюрешем министр иностранных дел Азербайджана Гасан Гасанов передал личное послание Г. Алиева с просьбой предоставить Азербайджану прямую военную помощь46. Но Турция отказалась напрямую участвовать в армяно-азербайджанском конфликте.
44 См.: Arpactk Yu.Z. Kan Fixtmasi. Ilteri? Yayinlari. 4. Baski, 2005. P. 89—95.
45 См.: Демоян Г. Указ. соч. С. 19.
46 См.: Чернявский С.И. Новый путь Азербайджана, Moscow, 2002. С. 231.
В феврале 1994 года Г. Алиев в ходе официального визита в Анкару обратился с просьбой к президенту и вице-президенту Турции прислать большой контингент турецких военнослужащих для обучения азербайджанской армии. Необходимая помощь была обещана47.
Надо сказать, что ощутимых результатов на карабахском фронте Азербайджану это не принесло. Он терпел поражения одно за другим, что вызывало разочарование Турции и давало ей мало надежд на получение геополитических выгод, даже если бы конфликт был урегулирован в пользу Азербайджана. С другой стороны, после того как в мае 1994 года был подписан протокол о прекращении огня, Турция продолжала разыгрывать «карабахскую карту», стремясь достичь своей главной цели — стать региональной сверхдержавой. Чтобы обеспечить свое военное присутствие на Южном Кавказе, Турция предложила разместить в Карабахе турецкую миротворческую миссию. Однако, получив жесткий ответ по этому вопросу от армянских и российских властей, она вынуждена была принять свое поражение в геополитической борьбе с Россией, которая восстановила свою региональную мощь на Южном Кавказе.
Отношения с Арменией в контексте войны в Нагорном Карабахе
Армения, стоящая на перекрестке стратегического направления Турция — Азербайджан — Центральная Азия, исторически была препятствием в реализации пантюр-кистских планов Турции. Этот факт, в свою очередь, подстегивал Турцию к налаживанию отношений с новой независимой Республикой Арменией. Турция хотела убить сразу двух зайцев:
■ во-первых, предотвратить любые шаги, которые могла предпринять Армения, добиваясь международного признания геноцида армян 1915 года, — таким образом Турция рассчитывала ослабить политическое давление со стороны Запада;
■ во-вторых, практически единственную проблему для Турции в ее южнокавказской политике представляли именно армяно-турецкие отношения, и в случае их нормализации роль Турции в регионе Южного Кавказа могла бы заметно возрасти, что послужило бы противовесом России.
После того как Турция официально признала независимую Республику Армению в качестве субъекта международного права, стало очевидно, что предпосылки для установления дипломатических отношений с Арменией у Турции есть. Это означало, что Армения должна была официально отказаться от любых территориальных претензий к Турции, снять вопрос о международном признании геноцида армян и прекратить агрессию против Азербайджана.
Однако Армения, учитывая исторический опыт отношений с Турцией, рост национализма в Турецкой Республике под пантюркистскими лозунгами типа «Союз тюркских народов», оставалась скептически настроенной к стремлению Турции установить с ней нормальные двусторонние отношения. Все перечисленное, а также явная политическая поддержка, оказываемая Турцией Азербайджану в карабахском вопросе, не добавляли надежд на улучшение отношений, и обеспокоенность Армении только усилилась.
47 См.: Демоян Г. Указ. соч. С. 20.
Таким образом, армяно-турецкие дипломатические отношения провалились, так и не начавшись. Более того, по мере роста военных успехов армянских вооруженных сил политика Анкары в отношении Еревана становилась более жесткой.
В мае 1992 года, после того как армянские силы установили контроль над Шушой и Лачином, турецкий министр иностранных дел Хикмет Четин заявил, что Карабах — азербайджанская земля и Турция поддержит Азербайджан на международной арене. Он также добавил, что Турция не допустит изменения границ Азербайджана, в ином случае Армения будет нести ответственность за все последствия48. Президент Турции Т. Озал заявил о необходимости развертывания турецких войск в Нахчиване для его защиты от «возможного армянского нападения»49. Все это сопровождалось некоторой активизацией турецких вооруженных сил вдоль границы Армении с Нахчиваном, что привнесло еще большую натянутость в отношения двух стран.
В июне 1992 года в ходе встречи армянского президента Левона Тер-Петросяна и вице-президента Турции Сулеймана Демиреля, турецкая сторона потребовала от Армении оставить недавно захваченные Шушу и Лачин. Однако армянская сторона осталась на своих позициях и настаивала, чтобы этот вопрос решался в рамках Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ)50.
В связи с тем, что армянские подразделения продолжали одерживать победы на карабахском фронте, турецкое руководство выступило с рядом заявлений относительно возможного прямого вмешательства в нагорно-карабахский конфликт. Чтобы обосновать свое намерение установить контроль на турецко-армянской границе, Турция время от времени обвиняла Армению в якобы оказании поддержки Рабочей партии Курдистана (Partiya Karkerên Kurdistan, или PKK), которая признана Турцией как террористическая организация. Некоторые турецкие средства массовой информации также осудили Армению за размещение тренировочных лагерей PKK на своей территории51.
Поскольку никаких положительных изменений в пользу Азербайджана не происходило, некоторые круги в Турции начали активно поддерживать идею прямой военной интервенции, чтобы остановить армянское продвижение в Карабахе. В апреле 1993 года спикер Партии благоденствия (Refah Partisi) и депутат Партии отечества (Anavatan Partisi) заявили о необходимости военного вмешательства Турции в армяно-азербайджанский конфликт52. Заместитель председателя Республиканской народной партии (Cumhüriyet Halk Partisi) Истемихан Талай обвинил турецкое правительство в недостаточной военной помощи Азербайджанской Республике, что, по его мнению, стало основной причиной поражения Азербайджана53.
Министерство иностранных дел Турции уведомило послов Франции, Великобритании и России о возможном турецком вмешательстве. Однако после жесткого предупреждения со стороны Соединенных Штатов и особенно России о прямом контрнаступлении в случае военной интервенции Турции в Карабахе Турецкое руководство отказалось от этой идеи, не рискуя вступить в противостояние с Россией. Но Турция все же пошла на
48 См.: Milliyet, 21 Mayis 1992.
49 mrriyet, 23 Mayis 1992.
50 См.: AZG, 29 February 1992.
51 См.: HUrriyet, 25 Ekim 1993; TUrkiye, 20 §ubat 1994.
52 См.: Авагян А. Деятельность турецких националистов в Азербайджане в 1990—1994 гг. // Ж. «Айка-кан банак» (Армянская Армия), Институт национальных стратегических исследований Министерства обороны РА, 2006, Т. 3, № 49. С. 54 (на армянск. яз.).
53 См.: Там же.
дипломатический демарш и экономические санкции, заблокировав границу с Арменией в апреле 1993 года.
На турецко-армянские отношения не повлиял даже Бишкекский протокол о прекращении огня. Турция не сняла дипломатические и экономические санкции, продолжая в вопросе урегулирования нагорно-карабахского конфликта поддерживать Азербайджан на международной арене.
3аключение
Российский политический курс в войне вокруг Нагорного Карабаха в основном определился в 1991—1994 годах, он стал отражением эволюции национальных интересов России в отношении противоборствующих сторон — Азербайджана и Армении, а также ее самовосприятия самой себя на постсоветском пространстве как арбитра в делах «ближнего зарубежья» — бывших советских республик, ставших независимыми государствами. К 1993 году практически изоляционистская политика, проводимая в период «раннего» Ельцина у южных границ бывшего Советского Союза, уступила место более решительному политическому курсу в отношении Южного Кавказа, предусматривавшему установление господства Москвы в этом стратегически важном районе, а в более широком контексте — и во всем Каспийском регионе. В данной ситуации конфликт вокруг Нагорного Карабаха стал в руках российских властей главным инструментом, с помощью которого можно было влиять на политику внутренне нестабильных, экономически слабых и в военном отношении далеко не самостоятельных государств — Армении и Азербайджана.
Фактически позиция Москвы в карабахском конфликте в период 1991—1994 годов обуславливалась двумя основными факторами.
■ Во-первых, с ростом напряженности в отношениях Армении с Азербайджаном и, как следствие, с Турцией, а также с усилением военного противостояния с Баку пространство для маневра у Армении постепенно сужалось и одновременно увеличивалась зависимость от Москвы в сфере общих военных, политических и экономических интересов.
■ Во-вторых, тот факт, что Ереван вынужден был полагаться на поддержку Москвы, давало России больше возможностей для маневра в отношениях с Азербайджаном — ключевой страной Южного Кавказа, через которую можно было получить доступ к богатым нефтегазовым месторождениям Каспия.
Сотрудничество Москвы и Баку в вопросе вооруженного конфликта в Карабахе, которое в советское время было довольно успешным, благодаря тогдашнему коммунистическому режиму в Азербайджане, продлилось недолго. А. Эльчибей, и, как оказалось, Г. Алиев неуклонно отвергали, хотя и в разной степени, требования Москвы относительно военной, экономической и политической интеграции. Решение азербайджанской элиты идти своим путем было по большей части продиктовано наличием огромных нефтяных запасов в Каспийском море у берегов Азербайджана, что, как предполагалось, могло привлечь в регион западные, особенно американские, нефтедобывающие компании. В свою очередь, присутствие в регионе стран Запада, прежде всего США, послужило бы противовесом господству Москвы, чье стремление к интеграции считалось губительным для Азербайджанской Республики, недавно обретшей независимость. В целом, оптимистические ожидания будущего процветания страны, богатой природными ресурса-
ми, в случае если она сохранила бы и обеспечила свою независимость от Москвы, казалось, могли сыграть существенную роль в формировании внешнеполитического курса как А. Эльчибея, так и Г. Алиева. Москва же, прилагая и большие и малые усилия, стремилась разыграть «карабахскую карту», чтобы заставить руководство Азербайджана более благосклонно отнестись к ее требованиям, однако по большей части успеха она не добилась.
Анализируя турецкую политику в войне вокруг Нагорного Карабаха, мы можем сделать следующие выводы.
■ Во-первых, распад СССР изменил геополитическую конфигурацию региона, активизировав борьбу между главными претендентами на статус региональной сверхдержавы. Турция, участвовавшая в этой борьбе, использовала нагорно-ка-рабахский конфликт для усиления своего влияния на Южном Кавказе и в Центральной Азии.
■ Во-вторых, политика Турции в нагорно-карабахском конфликте была обусловлена ростом националистических, пантюркистских настроений внутри страны и серьезной поддержкой на международной арене, которую оказывал Запад (в первую очередь США), «турецкой модели» развития (новых независимых тюр-коязычных государств). Следовательно, можно сделать вывод, что политика Турции в ходе карабахской войны была исключительно проазербайджанской.
