CC BY
107
УДК 882
ДВЕ ОЛЬГИ: ОБРАЗ РУССКОЙ ЖЕНЩИНЫ В РОМАНАХ О.А. ИЛЬИНОЙ «КАНУН ВОСЬМОГО ДНЯ» И Т. УАЙЛДЕРА «ДЕНЬ ВОСЬМОЙ»
© Елена Николаевна БАРМИНА
Тамбовский государственный университет им. Г.Р. Державина, г. Тамбов, Российская Федерация, соискатель кафедры русской и зарубежной литературы, e-mail: elbarmina@mail.ru
В статье на основе сравнительного анализа рассматриваются женские образы в малоизвестных романах эмигрантской писательницы О. Ильиной (урожденной Баратынской) и американского писателя Т. Уайлдера. Обращается также внимание на поэтику заглавий двух произведений, их жанровые особенности, религиозно-философский характер тематики и проблематики.
Ключевые слова: литература русского зарубежья; О. Ильина; Т. Уайлдер; роман; образ.
Ольга Александровна Ильина - замечательная русская поэтесса и писательница, правнучка Е.А. Боратынского, родилась в 1894 г. в Казани, а умерла в 1991 г. в Сан-Рафаэле (США). Судьба Ильиной во многом схожа с судьбами представителей первой волны русской эмиграции, к которым относилась и она. В начале 1920-х гг. прошлого века во время послереволюционных событий поэтесса с мужем и маленьким сыном эмигрировала сначала в Харбин, а впоследствии в США.
Ильина начала писать стихи еще на родине до революции. Первый сборник стихов Ильиной, выпущенный в 1927 г. эмигрантским книгоиздательством Крылатых (Нью-Йорк - Париж), носит название одного из ее стихотворений «Молчание звезд». Поэтические произведения Ильиной появлялись в таких коллективных сборниках, как «Дымный след» (Сан-Франциско, 1925), «Земля Колумба» (Нью-Йорк, 1937), «У Золотых ворот» (Сан-Франциско, 1957), альманах
«Встречи» (Филадельфия, 1988). В 1985 г. в Лос-Анджелесе с посвящением «Моей семье и друзьям» вышел сборник стихов поэтессы, включающий поэзию разных лет жизни. Кроме того, Ильина является автором трех крупных прозаических произведений автобиографического характера, имевших странную судьбу выйти в свет на чужбине. Автор, как будто оставившая часть своей души в России, в своем эмигрантском творчестве часто обращается к прошлому на родине. Невозможность ее забыть, ностальгия по утраченному, наконец, боль недоговоренного таланта делают воспоминания писательницы чрезвычайно яркими, необыкновенно живыми.
Первый сборник стихов Ильиной был отмечен высокой оценкой выдающегося критика Ю.И. Айхенвальда. Рецензент подчеркнул «знатное родство», сказавшееся на стихах, серьезность, религиозность и непоколебимую молитвенность поэтического языка юной поэтессы, уже тогда придававшие рассуждениям лирической героини Ильиной философский характер. Библейские сюжеты и религиозные образы, представленные в раннем творчестве писательницы, в дальнейшем приобретают значительную весомость и звучат в поэтическом и прозаическом языке Ильиной с еще большей силой и убедительностью. Так, религиозно-философская тематика становится одной из основных в творчестве Ильиной. Как и у большинства писателей первой волны русской эмиграции, в названиях произведений которых отражены нравственно-эстетические тенденции, основанные на вечных вопросах о Боге, в наследии поэтессы в качестве главного выступает библейский мотив. Обращаясь к Богу, Ильина именно в Нем видит Высший Смысл происходящего, в Нем обретает Истину, которая дает силы жить дальше.
Вполне символичный библейский эпиграф предваряет роман Ильиной «Канун Восьмого дня» (1951), написанный ею в США и появившийся в печати на русском языке уже после ее смерти в 2003 г. в родном городе поэтессы - Казани. Спустя полвека книга вышла там, куда она (Ильина. - Е. Б) так хотела, но так и не смогла вернуться: «И совершил Бог к седьмому дню дела Свои, которые Он делал, и почил в день седьмый от всех дел своих, которые делал» (Быт. 2:2) [1, с. 9]. Этот эпиграф к роману во многом
предопределяет тему Восьмого дня, ставшую впоследствии главной для произведения. Важно заметить, что к этой теме обращались и другие писатели ХХ в. Сходная проблематика присутствует в романе Торнтона Уайлдера «День восьмой» (1967).
Известный американский писатель, драматург, критик Т. Уайлдер, автор таких произведений, как роман «Каббала» (1926), повесть «Мост короля Людовика Святого» (1927), роман «Женщина с Андроса» (1930), роман «Мартовские иды» (1948) и др., был современником Ильиной, проживал в течение долгого времени с ней в одной стране, в США. Проза писателя, по мнению многих критиков, была «изящна, старомодна и книжна...» [2, с. 471]. Но главной книгой Уайлдера по праву считается американская сага «День восьмой», вобравшая «свойства семейной хроники, историко-философского романа, романа-воспитателя, детектива» [2, с. 472].
К сожалению, на сегодняшний день нет прямых доказательств знакомства Ильиной и Уайлдера, эмигрантки из России и урожденного американца. Однако их творчество имеет сходные черты, подтверждением которых служит ярко выраженная религиозная доминанта двух произведений, заложенная в созвучных названиях романов Ильиной и Уайлдера.
Как правило, оформление письменного вида речи начинается с его названия (термин которого синонимичен понятиям «заголовок» и «заглавие» лишь в назывном аспекте). В последнее время вопрос соотношения заглавия и именуемого им текста принял особую актуальность, что характеризуется возросшим количеством исследований в области изучения грамматического статуса и многообразия функций заглавия.
Одно из первых и полных определений этого термина, основанное на положении о природе заголовка и его отношений с текстом, дал Кржижановский в 30-е годы XX в. в своей работе «Поэтика заглавия»: «Заглавная строка, продергиваясь из книги в книгу, как нить, ведомая иглой, делает лишь новые и новые стежки, разрываясь и снова ссучиваясь. У каждого пера свой росщип, своя особая манера сжимать текст в заглавие» [3, с. 28]. Таким образом, Кржижановский указывает на свернутый текст в заглавии. Кроме
того, в своей работе посредством обращения к проблеме соотношения текста и заглавия, их схематике, адресации он намечает шаги на пути исследования этого понятия в дальнейшем.
Ряд научных работ подтверждает то, что заглавия, их самобытность, построение, связаны с особенностями творчества конкретного писателя. Заглавие - первая точка при ознакомлении с произведением. Оно выполняет существенную роль в понимании художественного текста. В заглавиях романов Ильиной и Уайлдера этим начальным ориентиром в постижении художественного замысла становится тема Восьмого дня, раскрывающаяся посредством развития сюжетных линий и идей произведений.
В обоих случаях заглавия представляют конкретную тему и их именной центр структурно расширен. Это расширение направлено на раскрытие его глубинного плана. Так, в смысловом отношении, у Уайлдера на первый план выдвигается не обычный день, а время, наполненное религиозным содержанием, а у Ильиной - его грядущее наступление. О глубине и масштабности осмысления темы Восьмого дня двумя писателями свидетельствует их пристальное внимание к библейским сюжетам и обращение к православным символам.
Еще в Новом завете в первом послании Петра упоминается о том, что именно на восьмой день произошло чудо: «. Во дни Ноя, во время строения ковчега, в котором немногие, то есть восемь душ, спаслись от воды» (1 Пет. 3:20). В Евангелии от Иоанна представление о Восьмом дне прежде всего связано с началом нового века, новой жизни. Тема обновления, отображающаяся в слове «воскресение» и его производных, связывает различные библейские образы. Вполне обоснованно эту закономерность раскрывает
Н.П. Саблина: «Слово «воскресение» стало обозначать также главный день седмицы, а символически и восьмой, новый таинственный день мира, вечность, день будущий, поскольку ветхозаветная седмица завершается субботой» [4, с. 14-15]. Таким образом, «воскресение» главный день седмицы - «обновленный день», «Господень».
Не менее значительна символика числа, входящего в название, наполненного для всякого верующего особым смыслом. Так, на
сотворение мира Богом ушло шесть дней. Седьмой день - священный день отдыха. «Восемь - это семь плюс один, поэтому первый и восьмой день как бы совпадают по значению» [5, с. 152]. Число восемь ассоциировалось с Крещением еще с самых ранних дней Церкви. Древние святилища строились в форме восьмиугольника. Первый день недели считается восьмым днем творения и в то же время первым днем нового творения. На восьмой день голубь улетел на свободу, восемь человек вышли на сушу, и мир начался заново: «Он (Ной. - Е. Б.) помедлил еще семь дней других, и выпустил голубя; и он уже не возвратился к нему... К первому дню первого месяца (т. е. на восьмой день. - Е. Б.) иссякла вода на земле. и вот, обсохла поверхность земли» (Быт. 8:11, 13). Следовательно, число восемь считали числом нового творения.
Своеобразную индивидуальную характеристику этому понятию дают Ильина и Уайлдер в повествовании своих романов. Так, Ильина приводит размышление о том, что на Восьмой день человек должен переступить «теперешний порог сознания», тогда через него «универсальная жизнь» станет вливаться «в здешнюю», объясняя тем самым канун Восьмого дня как преддверие иной жизни, что в ее романе будет представлено рядом страшных, жестоких картин новой революционной действительности.
У Уайлдера - это сам новый день, который уже наступил после «сотворения мира Богом». Писатель устами одного из героев, основывающего свое размышление на библейском догмате о «семи днях творения», предсказывает приход «дня восьмого», связывая его с возникновением «нового человека». Семантическое расширение в заглавии Ильиной определено словом «канун». Толковый словарь указывает на следующие значения этого слова: «День перед праздником // День или период времени, предшествующий какому-л. событию // То, что предшествует наступлению каких-л. событий. 2. Название различных церковных молебствий, а также отдельных песнопений» [6, с. 27].
Появление именно этой лексемы в названии романа Ильиной не только семантически сдвигает пришествие Восьмого дня, но и заметно усиливает звучание «русской темы» в эмигрантском произведении. Несмот-
ря на то, что слово «рассвет» ближе к дословному переводу с английского, Ильина предпочла остановиться на слове «канун», обладающем дополнительной смысловой нагрузкой, выражающей определенный национально-православный колорит.
Обращаясь к внутритекстовым ассоциациям, следует особенно отметить эпиграф и посвящение в романе. Эпиграф предваряет произведение и обозначает религиозно-философскую направленность всего повествования. Его лексика характерна для церковной литературы и представлена ветхозаветным высказыванием. Таким образом, этим эпиграфом Ильина, способствуя раскрытию символа, который задан заглавием, выделяет вневременную точку зрения на происходящие события. А посвящение «Моей семье» предопределяет ведущий мотив семьи.
Романы Ильиной и Уайлдера близки в композиционном плане. Так, количество глав в произведениях двух писателей символично сопоставимо с количеством дней, отведенных Богом на сотворение мира. Что касается места повествования, то в обоих произведениях оно связано с понятием дома как родового гнезда: в центре произведения Ильиной - это дом в Казани, всеми любимый и в семейном кругу называемый «Серым домом»; у Уайлдера -Вязы, второй по красоте дом в Коултауне. Здесь проходит становление героев, их самые лучшие годы. Наконец, сквозной темой обоих произведений является тема семьи и ее последующая утрата.
Однако романы писателей существенно разнятся по жанровой специфике. У Уайлдера психологический по своей сути роман наделен и элементами детективного жанра, у Ильиной же повествование - это целый синтез психолого-философских размышлений с включением фактов из жизни самой писательницы и ее семьи. Так, Е.И. Карташева, подчеркивая высокую автобиографичность романа Ильиной «Канун Восьмого дня», отмечает в статье-послесловии, что реальность в нем «отражается и трансформируется под влиянием временного удаления (в зеркале воспоминаний) и авторского художественного видения» [1, с. 394-395].
Но, тем не менее, оба произведения философичны, ибо и Ильина, и Уайлдер считают своим долгом донести представления о вечных ценностях, на которые человек пола-
гается в тяжелейшие, и, казалось бы, безвыходные моменты своей жизни. Это основные религиозные постулаты - представления о Добре и Зле, Вере и Надежде, наконец, Истине и Высшем Смысле существования. Как отмечает Д.М. Урнов: «.Для людей, которым, по Уайлдеру, открыт смысл жизни, «день восьмой», наступает прямо сейчас, сегодня, по мере того, как они находят в себе силы для достойного существования вопреки всем несчастьям» [7, с. 699].
Другой существенной особенностью, объединяющей романы Ильиной и Уайлдера, является то, что одно из центральных мест их образной системы занимает русская женщина. Как близки в семантическом плане названия романов, так и родственны судьбы этих женщин, опять же символично наделенных общим именем - Ольга. Одна из них - героиня Уайлдера, Ольга Дубкова, другая -сама Ольга Ильина. Предположения о созвучности образа Дубковой самой Ильиной появляется в статье переводчицы Н.Л. Трауберг, написанной к роману сына О. А. Ильиной - К.Б. Ильина «Зеленая линия»: «И я поневоле думаю о ней, читая «День восьмой» Торнтона Уайлдера, о русской аристократке, портнихе Ольге Дубковой» [8, с. 206].
О схожести этих образов свидетельствуют разного рода подтверждения из самого произведения Уайлдера: «Ольга Дубкова -если верить молве, русская княжна - застряла в Коултауне не от хорошей жизни. Ее отец... бежал в Константинополь с больной женой и двумя дочерьми. Оттуда он перебрался в Канаду» [7, с. 335]. Так, в романе Уайлдера описывается картина, схожая с биографией Ильиной и отражающая кровопролитные события в России, ставшие причиной отъезда главной героини в США. Уайлдер как бы мельком дает ссылку на принадлежность героини к дворянскому сословию, более того, указывает титул. Как известно, предки Ильиной - Боратынские -тоже принадлежали к старинному дворянскому роду. Дворянская осанка Ильиной находит отражение во внешности героини Уайлдера: «Рослая и худая, она держалась очень прямо» [7, с. 336].
В произведении Уайлдера есть указание на своеобразный характер отъезда из России и упоминание о Канаде, куда попала Ильина после эмиграции. Этот момент - прибытие в
Канаду - встречает фактическое подтверждение в одном из стихотворений Ильиной, написанном во время скитаний после расставания с Россией в 1923 г.:
На фоне бурых скал и синевы небесной Встречали чайки нас у берегов Канады,
И грудь холодную Великий Океан Под солнцем согревал с улыбкою чудесной. Чужой, счастливый край! Ты солнцем осиян! .Моя душа тебе еще не рада [9, с. 77].
1918 г. оказался поистине роковым для семьи Боратынских. Тогда в Казани царили смута и беспорядок. Беспощадный водоворот событий захлестнул всех членов их семьи: в это время Ильину настигают один за другим тяжелейшие удары судьбы - гибнут ее самые близкие люди, сначала А.Н. Боратынский, отец, а затем и младший брат Алек. В 1918 г. тяжело умирает и бабушка Ольги Ильиной, тоже Ольга Боратынская. Событийная схожесть с судьбой Ильиной присутствует и в романе Уайлдера: «.К двадцати одному году Ольга Дубкова похоронила всех близких...» [7, с. 335].
Оказавшись за рубежом, в США, Ильина без средств на существование, проработав некоторое время продавщицей бус, начинает заниматься пошивом одежды, а еще спустя некоторое время становится модельером. Б. К. Ильин, старший сын поэтессы, в предисловии к роману «Канун Восьмого дня» так описал этот тяжелый период жизни матери: «И вот, не зная никакого ремесла, не умея даже шить, мама, сговорившись с одной русской портнихой, открыла у нас дома мастерскую дамских платьев. Стоя перед зеркалом, примеряя на себе материю, она говорила портнихе, как шить платья. Продавала платья богатым американкам, многие из которых потом оставались на всю жизнь ее друзьями» [1, с. 7]. Этот биографический факт во многом совпадает со следующим фрагментом уайлдеровского романа: «.Оставшись без всяких средств, начала зарабатывать на хлеб шитьем.» [7, с. 335]. Внешность Дубковой: рыжеватые волосы, уложенные в высокую прическу, разрез глаз, элегантность - все это повторяет образ Ильиной - белокурой и стройной, выглядевшей до глубокой старости женственно и элегантно, о чем свидетельствуют воспоминания многих ее современ-
ников, в т. ч. заметки Гранта Мензиса о пи-сателях-эмигрантах.
На функциональную роль образа русской женщины в раскрытии главной темы романа Уайлдера указывает в послесловии Урнов: «Она, в свою очередь, образец скромности и стойкости. Она - верный человек» [4, с. 699]. В своих замечаниях критик ссылается именно на те качества, которые в значительной степени характеризуют людей православного вероисповедания. Урнов также подчеркивает таинственность и загадочность прообраза Дубковой: «О реальных прототипах этого персонажа ничего неизвестно» [4, с. 699].
Уайлдер представляет в романе достаточно детально угол комнаты героини, увешанный иконами с горящими перед ними светильниками, характеризуя тем самым глубину христианских убеждений своей героини-эмигрантки. Наверняка для такого точного и подробного изображения образа человека из другой страны, другой нации, другого вероисповедания недостаточно только наблюдательности, нужно еще и воочию видеть его и, кроме того, хорошо знать. Писатель подробно и точно описывает один из русских обычаев - называя его «единственной роскошью, которую она (Дубкова. - Е. Б.) себе разрешала» [7, с. 36] - состоящий в манере хорошо одеваться и «один раз в год принимать гостей» [7, с. 336]. Так, Уайлдер отмечает существенную особенность этих приемов, отражающую явления чуждых ему русских традиций православных христиан: «Приглашала она их на русскую пасху, двадцать человек, не больше и не меньше. Сборища эти были отмечены сугубо иностранной, чуть устрашающей торжественностью -большие круглые кексы, ритуальный обмен приветствиями: «Христос воскресе!» - «Воистину воскресе!», троекратный поцелуй, яйца, украшенные символическими рисунками, зажженные светильники у икон» [7, с. 336].
Замечу, что характер описанной выше Уайлдером традиции, основанной на русском гостеприимстве, упоминает и в своем вступлении к сборнику стихотворений Ильиной от 1985 г. Н.Д. Боратынский, племянник Ильиной: «Традиции семьи Баратынских здесь полностью сохранены, и большое число людей, старых и молодых, собирается в ее маленькой квартирке, чтобы обменяться своими идеями, замыслами, поделиться своими
заботами, мечтами» [9, с. 10]. В воспоминаниях Т. Безрадецкой-Глушковой есть момент, отражающий уклад дома Ильиных в Америке и их сугубо русское, национальное гостеприимство: «Семья и дом Ольги Александровны были наполнены старым русским духом, перенесенным из уже не существующей России в Америку. В нем всегда, если не было гостей американцев, говорили по-русски. В нем был и смех, и радость, и глубокая вера, и церковность, и интересные серьезные разговоры, и остроумие»1.
Уайлдер в «Дне восьмом» в некоторой степени уподобляет образ русской эмигрантки образу пастыря, наставляющего человека, преступившего зыбкую грань закона, на обретение Смысла дальнейшего существования. И в финале романа покаявшийся преступник-отцеубийца начинает новую жизнь в России с Евангелия, прочувствовав его великую силу, впоследствии справедливо замечая в письме матери, что «по-русски это совсем иначе звучит. Как-то больше по-мужски, что ли» [7, с. 596]. Сама Россия у Уайлдера подобна тому ковчегу, о котором говорит его мисс Дубкова: «Россия - тот ковчег, где спасется человечество в час всемирного потопа. Вас, американцев, и народом не назовешь. Каждый прежде всего думает о себе и уже потом только о родине. » [7, с. 595]. Слова Дубковой передают глубокую веру в назначение России и самого человека.
Роман Ильиной, написанный шестнадцатью годами раньше романа Уайлдера, звучит как предопределение того, что ждет ее героиню в дальнейшем. Ее (Ильиной. - Е. Б.) канун Восьмого дня - это канун новой жизни, в которую она должна привнести все те духовные ценности, которые закладывались на протяжении семи дней божественного сотворения мира.
Постулаты христианского вероучения становятся основными китами, на которых зиждятся поступки и размышления героев романов Ильиной и Уайлдера. Рассуждения писателей о Боге, Библии, Вере, Истине ярко отражают нравственно-философскую направленность обоих романов, а также подчеркивают удивительное духовное сходство
1 Безрадецкая-Глушкова Т. Воспоминания об Ольге Александровне Баратынской-Ильиной // Материалы архива Музея Е.А. Боратынского в Казани.
героинь русского и американского писателей.
1. Ильина О.А. Канун Восьмого дня. Казань, 2003.
2. Писатели США: краткие творческие биографии. М., 1990.
3. Кржижановский С.Д. Страны, которых нет. М., 1995.
4. Саблина Н.П. «Не слышатели забытливы слова, но творцы». Органичное православие
русской поэзии // Христианство и русская литература. СПб., 1999. Сб. 3.
5. Мейендорф И. Введение в святоотеческое богословие. Вильнюс; Москва, 1992.
6. Словарь русского языка: в 4 т. / под ред. А.П. Евгеньевой. М., 1986. Т. 2.
7. Уайлдер Т. Мост короля Людовика. Мартовские иды. День восьмой. М., 1990.
8. Ильин Б.К. Зеленая линия. М., 2004.
9. Ильина О.А. Стихи. Los Angeles, 1985.
Поступила в редакцию 14.10.2011 г.
UDC 882
TWO OLGAS: IMAGE OF RUSSIAN WOMAN IN NOVELS BY O.A. ILYINA “EVE OF EIGHTH DAY” AND T. WILDER “THE EIGHTH DAY”
Elena Nikolayevna BARMINA, Tambov State University named after G.R. Derzhavin, Tambov, Russian Federation, Competitor of Russian and Foreign Literature Department, e-mail: elbarmina@mail.ru
The article based on comparative analysis of the female characters in the novels of little-known emigrant writer O. Ilyina (born Baratynsky) and American writer T. Wilder are considered. Attention is also drawn to poetry of titles of two works, genre features, religious and philosophical themes and issues.
Key words: Russian literature abroad; O. Ilyina; T. Wilder; novel; image.
