ДВА "ТРАФАЛЬГАРА" (А. ПЕРЕС РЕВЕРТЕ И Б. ПЕРЕС ГАЛЬДОС) Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

УДК 821.1

В. П. Ефименко

V. P. Efimenko

ДВА «ТРАФАЛЬГАРА» (А. ПЕРЕС-РЕВЕРТЕ И Б. ПЕРЕС ГАЛЬДОС)

TWO «TRAFALGARS» (A. PEREZ-REVERTE AND B. PEREZ GALDOS)

Статья посвящена сравнительному анализу двух исторических романов, совпадающих по тематике, разделенных не только временем создания, но и идейными установками и эстетическими позициями наиболее известных испанских писателей - классика реалистической прозы XIX века Бенито Переса Гальдоса и современного постмодерниста Ар-туро Переса-Реверте.

Ключевые слова: аллюзивность, гиперреализм, исторический роман, классический реализм, консептизм, литературная традиция, мегароман, плутовской роман, постмодернизм, римейк, симулякр.

The article is devoted to the comparative analysis of two historical novels, coinciding on the subject, separated not only by the time of creation, but also by the ideological attitudes and aesthetic positions of the most famous Spanish writers - the classic of realistic prose of the 19th century Benito Perez Galdos and the contemporary postmodernist Arturo Perez-Reverte.

Keywords: allusion, a historical novel, classical realism, conceptism, hyperrealism, a literary tradition, a meganovel, a picaresque novel, postmodernism, remake, simulacrum

Один из самых известных современных испанских писателей Артуро Перес-Реверте вошел в национальную литературу в конце 1980-х гг. Его первый роман «Гусар» был написан в 1983 г., когда военный журналист и телекорреспондент Перес Реверте вел репортажи из разных стран Африки, Ближнего Востока и Европы. По признанию самого автора, он в это время «не планировал посвятить себя литературе», а книгу в 1986 г. «по чистой случайности опубликовал в одном издательстве, с которым позже поссорился» [2, с. 5]. Это первое издание романа, в котором представал эпизод из истории наполеоновских войн в Испании начала XIX в., не привлекло особого внимания читателей и критики. Почти через двадцать лет, в 2004 году, книга снова вышла в свет уже такой, «какой хотел бы ее видеть автор, исправленная и очищенная от совершенно лишних прилагательных и наречий» [2, с. 5]. К этому времени Перес-Реверте был уже членом Испанской королевской академии, автором многочисленных романов, переведенных на разные европейские языки.

Среди его обретших популярность у различных категорий читателей книг мы найдем и интеллектуальные постмодернистские детективы («Фламандская доска», 1990; «Кожа для барабана, или Севильское причастие», 1995; «Карта небес-

ной сферы, или Тайный меридиан», 2000), и историко-авантюрную беллетристику цикла «Приключения капитана Алатристе» («Капитан Алатристе», 1996; «Золото короля», 2000; «Кавалер в желтом колете», 2003). В 1990-2000 гг. писатель не раз будет возвращаться в своей художественной прозе и к эпохе наполеоновских войн, в том числе и в России («Тень орла», 1993), но, что вполне естественно, преимущественно в Испании («Мыс Трафальгар», 2004; «День гнева», 2007; «Осада, или Шахматы со смертью», 2010).

Широко известен русскому читателю Перес-Реверте стал в 2000-е гг., а в середине следующего десятилетия ему начали посвящать и немногочисленные пока критические статьи российские литературоведы [4, с. 5-21], и даже главы в учебных пособиях по современной зарубежной литературе.

Так, в книге «Современная зарубежная проза», заявленной как «научно-исследовательский и учебный одновременно проект» [5, ^ 7], испанский писатель представлен по преимуществу в образе «мастера изящной словесности», создателя текстуальных «постмодернистских конструкторов» [5, с. 396]. Характеризуя принципы поэтики «серьезных романов» Переса-Реверте, автор соответствующей главы выделяет такие особенности, как многослойность повествования, вневре-менность описываемых событий и повторяемость фабул, скрытая интертекстуальность, аллюзивность как способ авторской оценки, использование эффекта обманутого ожидания в игре с читателем, переосмысление детективного жанра в постмодернистском ключе, релятивизм в вопросах добра и зла, объективность повествования и отсутствие авторского «Я».

Отыскивая текстуальные подтверждения заявленным тезисам в разных романах Переса-Реверте, литературовед помещает испанского писателя в интернациональный контекст европейского постмодернизма, в один ряд с Д. Фаулзом, У. Эко, П. Зюскиндом, М. Павичем. При этом совершенно игнорируется национальная литературная традиция, с которой Перес-Реверте вступает в весьма непростые отношения, в первую очередь в своих исторических романах, начиная с «Мыса Трафальгар». И здесь никак не обойтись без обращения к первой серии «Национальных эпизодов» - исторического мегаромана классика испанского реализма XIX в. Б. Переса Гальдоса.

В своем цикле повествований из десяти частей Гальдос создает эпическое полотно антинаполеоновской войны в Испании. Роман «Трафальгар» (1873) является как бы прологом серии, представляет читателю героя-повествователя Габриэля Арасели в начале его самостоятельной жизни, когда он становится свидетелем и участником крупнейшего морского сражения в октябре 1805 г. между английской и объединенной франко-испанской эскадрой у мыса Трафальгар.

Характерная для вальтерскоттовского типа исторического повествования схема с двойным сюжетом (реально-историческим и личным, любовным), двойными

персонажами (историческими, но второстепенными, и вымышленными - протагонистами любовной линии) просматривается и в книге испанского писателя, однако существенно модифицируется национальной литературной традицией, идущей от «Дон Кихота» Сервантеса и жанра плутовского романа. Реальных исторических фигур в романе Гальдоса по сути всего двое - дон Косме Чуррука, командир корабля «Сан Хуан Непомусено», и дон Франсиско Хавьер Уриарте, капитан корабля «Санта Тринидад», но оба остаются персонажами эпизодическими, появляются лишь единожды каждый в главах VIII и XI соответственно.

Главный герой, выходец из социальных низов, сын прачки (подобно протагонисту первого испанского плутовского романа «Жизнь Ласарильо с Тормеса»), рано оставшийся сиротой, покидает родной город Кадис, не вынеся побоев своего жестокого дяди. Габриэлю повезло поступить в услужение в дом добрых сеньоров де Сисниега в городке Вехер де ла Фронтера. Здесь он переживает свою первую юношескую влюбленность в дочь хозяев Роситу, чувство, оставшееся безответным. Подруга его детских игр, повзрослев, стала относиться к нему только как к безродному слуге в дворянском доме родителей. К тому же у Роситы появляется возлюбленный - молодой офицер Рафаэль Малеспина, наметившийся брак с которым откладывается на время Трафальгарского сражения, поскольку жених в числе других сухопутных артиллеристов мобилизован в недоукомплектованный испанский флот. В этом сражении желает принять участие и отставной капитан, военный инвалид дон Алонсо де Сисниега, образ которого явно демонстрирует донкихотскую родословную [8, с. 98]. Тайком, несмотря на бурные протесты супруги доньи Франсиски, он вместе с Габриэлем и своим давним другом, бывшим боцманом Марсиалем, уезжает в Кадикс, где несколько дней в доме кузины дона Алон-со доньи Флоры все трое ожидают отбытия на эскадру.

Собственно Трафальгарскому сражению у Гальдоса посвящено менее половины текста романа. Изображение военных действий и специфики корабельной жизни не является самоцелью для писателя. Красной нитью повествования становится процесс интеллектуального и нравственного созревания героя-рассказчика.

Ориентацию на жанр испанского плутовского романа Золотого века, в частности на «Историю жизни пройдохи по имени дон Паблос» Ф. де Кеведо, мы видим уже на первой странице романа Гальдоса. Здесь повествователь иронично заявляет, что не может украсить свою родословную звучными именами предков, а потому начнет свою историю, «как некогда начал ее Паблос, пройдоха из Сеговии» (1, с. 13). В тексте гальдосовского романа не раз можно встретить впоследствии характерные приемы консептистского «трудного» стиля Кеведо. Это и одушевление, наделение движением и чувством неживой природы («дома тоже принимали участие во всеобщем ликовании по случаю моего приезда, - говорит повествователь, — весело ухмыляясь широко открытыми балконами и окнами» [1, с. 71]; это и

гротескные портреты некоторых персонажей. Так, стареющая кокетка донья Флора складывала губы бантиком или сердечком, стараясь «прикрыть редкие зубы, из рядов которых ежегодно дезертировали два-три воина» [1, с. 74]. Здесь можно видеть явную аллюзию на кеведовский образ «воплощенного голода» — лиценциата Кабру, с «бородою, выцветшей от страха перед находящимся по соседству ртом», из которого «зубы были изгнаны за безделье и тунеядство» [6, с. 112—113]. Гальдо-совский Габриэль оцепенел перед доньей Флорой, «узрев целый катафалк локонов и завитков, которые нагромоздил на ее голове парикмахер» [1, с. 83].

Поразили юного героя своим видом и члены кадисской Литературной академии, окружавшие донью Флору: «Подбородки щеголей утопали в пышных галстуках, похожих на дамские шали»; «их завязывали у самого рта - получалась не то корзина, не то поднос или бритвенный тазик»; «поля шляп доходили до самых плеч, талия на камзолах красовалась чуть ли не под мышками, а фалды мели по земле» [1, с. 83]. Гальдос, подобно Кеведо, использует здесь гиперболу гротескного типа, изображая провинциальных модников-виршеплетов. Примечателен и контекст последнего из приведенных примеров, когда рассказчик, заметив странный облик окружения доньи Флоры, лишь «позже, размышляя, понял, что простые люди носили национальную испанскую одежду, а друзья доньи Флоры слепо следовали мадридской и парижской модам» [1, с. 83]. Здесь, как и в последующем изображении Трафальгарского сражения, мы видим главный принцип повествования, характерный для жанра плутовского романа, - двойную перспективу, при которой непосредственное видение событий действующим героем корректируется повествователем, обладающим значительным жизненным опытом и интеллектуальным кругозором.

Габриэль осмысляет реальность своего социального положения, однако не теряет жизненного оптимизма, сохранив веру в то, что «упорным трудом можно добиться почти всего, чем тебя обошла судьба» [1, с. 52]. Он утверждается в осознании личного достоинства, отвергая посулы «увядшей любви» доньи Флоры и лакейского существования в доме новобрачных Роситы и Рафаэля в конце романа. Герой приходит к пониманию подлинного патриотизма, не исключающего, с одной стороны, критического отношения к политике правящих кругов страны, а с другой - уважения к национальному достоинству других народов. И Трафальгарское сражение сыграло в этом процессе «воспитания чувств» решающую роль, поскольку в ходе жестокой и кровопролитной битвы Габриэль увидел примеры и подлинного героизма, и национальной гордости, и благородства, и даже взаимопомощи в критический момент с обеих противоборствующих сторон.

Приведем лишь несколько показательных цитат:

«Именно в эти минуты я впервые со всей ясностью осознал свою любовь к родине, и мое сердце радостно забилось от этого глубокого чувства. (...) Я представ-

лял свою страну самой храброй на свете, но в моем представлении эта храбрость отождествлялась с жестокостью и варварством. При таком образе мыслей патриотизм для меня сводился лишь к горделивому тщеславию, что я принадлежу к славному племени истребителей мавров». (...) Но в минуты, предшествующие сражению, я глубоко осознал все значение этого божественного чувства, и национальная гордость расцвела в моей душе». (...) Страна моя представлялась мне огромной землей, населенной людьми, по братски любящими друг друга. (...) Именно они построили корабли, чтобы защитить родину, иными словами - ту землю, по которой они ходили, ту ниву, которую они оросили потом, дом, где жили их отцы и деды, (...) новые земли, открытые и завоеванные их предками, (...) церкви - усыпальницы предков, жилища святых и алтари веры, (...) домашний очаг, чье старинное убранство, переходящее из поколения в поколение, является как бы символом вечности нации, (...) все предметы, в которых живет частица нашей души» [1, с. 101—102). Так происходит становление мировоззренческого комплекса героя, включающего любовь к родине, национальную гордость, братскую солидарность защитников родины, религиозную веру, преемственность поколений.

В конце Трафальгарского боя корабль «Сантисима Тринидад», на котором находились дон Алонсо и Габриэль, получив серьезные разрушения, был вынужден спустить флаг и сдаться противнику: «И едва на палубу вступили англичане, единый клич вырвался из уст наших моряков. — К помпам! (...) Несколько моряков доползли до люка и, высунувшись, крикнули: — Раненые тонут! (...) Трудно представить, что случилось бы с этими несчастными, если б им на помощь не пришли англичане. Они не только перенесли раненых на вторую и третью батарейные палубы, но также вместе с нами налегли на помпы, пока их плотники бросились заделывать многочисленные пробоины в корпусе корабля» [1, с. 117—118]. В свете пережитого, Габриэль существенно переосмысляет свое отношение к английским морякам: «Я всегда представлял себе англичан отъявленными пиратами (...), не имеющими родины авантюристами и бродягами, которые промышляли одним лишь грабежом. Когда же я увидел, с какой гордостью они поднимают свой национальный флаг, (...) я подумал, что и у них есть любимая отчизна, поручившая им защиту своей чести; и мне показалось, что в этой стране, называемой Англией, должно существовать - так же как и в Испании - немало доблестных людей» (1, с. 118). А в главе XI, когда стало известно о гибели командующего английской эскадрой адмирала Нельсона, повествователь Габриэль Арасели, признавая полководческий гений противника, говорит: «Первый моряк нашего века скончался» [1, с. 120].

В ходе морского сражения происходит превращение Габриэля из случайного свидетеля одного из событий национальной истории в ее активного участника, читатель видит становление личности юного героя как патриота и гражданина.

В итоге в этой первой части мегаромана Гальдоса рождается (и будет развиваться в последующих частях) миф о национальном героизме и национальной чести испанцев, противостоящих как вековому морскому противнику - хитрым и коварным англичанам, так и временному и нежеланному союзнику - французам, которые через несколько лет станут врагами-оккупантами. А проигранное сражение у мыса Трафальгар будет восприниматься как «поражение, которое легенда превращает в победу (моральную, разумеется), в великий миф о героизме, побежденном роком, судьбой, а не ошибками в расчетах, неэффективностью или неумелостью» [7, с. 393].

Своему роману «Мыс Трафальгар» Перес-Реверте дал подзаголовок «Un relato naval», что буквально означает «военно-морской рассказ», а в переводе 2006 года на русский язык звучит, как «повесть о морском сражении». Выбранный переводческий вариант соответствует основному содержанию книги, но не вполне передает, на наш взгляд, ее жанровую специфику.

Тексту романа автор предпослал подборку цитат из разных источников - докладов о состоянии испанской эскадры, архивных документов, газетных публикаций, писем. Среди них отрывок из «Рапорта о боевых действиях корабля "Сан-тисима Тринидад"», командир которого дон Франсиско де Уриарте «оставался на шканцах, пока не получил рану в голову деревянным обломком» [3, с. 5]. Вспомнив о том, что действие романа Гальдоса развертывается в том числе и на этом корабле, легко находим в нем аналогичную ситуацию: «Взглянув на капитанский мостик, я не увидел там капитана. Тяжело раненный обломком мачты в голову, он упал без сознания, и два матроса немедленно унесли его в каюту [1, с. 115]. Скрытой аллюзией на роман предшественника представляется и цитата из «Записки о состоянии Военно-морского флота», открывающая подборку: «Мы заполнили корабли стариками, немощными, больными и теми, кто совершенно бесполезен в море» [3, с. 5]. Но ведь эти слова прямо характеризуют главных персонажей Галь-доса - дона Алонсо, у которого «почти совсем отнялась правая половина тела» [1, 18], Марсиаля, «старика с деревянной ногой и отрезанной по локоть левой рукой, на один глаз кривого, прозванного моряками Полчеловеком» [1, с. 28], и пятнадцатилетнего Габриэля, впервые в жизни оказавшегося на корабле!

В числе реальных исторических персонажей романа Гальдоса, как уже говорилось, появляется и бригадир дон Косме Чуррука, командир корабля «Сан Хуан Непомусено», представленный давним другом дона Алонсо. В главе VIII Чурру-ка рассказывает о военном совете у французского адмирала Вильнева, настаивавшего на немедленном выходе эскадры в море вопреки разумным доводам испанских моряков, предлагавших организацию действенной обороны, оставаясь в закрытой бухте. Упоминает Чуррука и о том, как в разгоревшемся споре бригадир

дон Алькала Галиано позволил себе «довольно крепкие выражения в разговоре с адмиралом Магоном, и дело окончилось бы дуэлью, если бы мы их не помирили» [1, с. 79]. В главе XVII к этому добавляются ходившие в Кадиксе «слухи», о перепалке между Вильневом и испанским адмиралом Гравиной, которого французский главнокомандующий обвинил в том, что у него «падает боевой дух». После этого оскорбленному Гравине не оставалось ничего иного, как отдать приказ испанским морякам: «Завтра же утром - в море!» [1, с. 180]. Аналогичная ситуация у Переса-Реверте предстает перед читателем в главе 6 «Белый штандарт», где капитан испанской «Антильи» Карлос де ла Роча «вспоминает» рассказ генерал-майора эскадры Антонио Эсканьи об этом военном совете и о том, что это ему, Эсканье, французский адмирал Магон бросил обвинение в том, что у испанцев «падает уровень храбрости». И далее следует страница грубой до непристойности перепалки с участием капитана «Багамы» дона Алькала Галиано [3, с. 168-169].

В обоих романах мы находим весьма схожие положительные характеристики бригадира Косме Чурруки, отрицательные - адмирала Гравины, адмирала Вильне-ва. Но Гальдос не позволяет себе такой грубости в изображении даже несимпатичных ему лиц, как Перес-Реверте. Повествователь Габриэль Арасели в ретроспективном взгляде на Трафальгарское сражение констатирует, что «Гравина был подлинным кабальеро и отважным моряком, но, будучи придворным, не обладал решимостью настоящего военного и не достиг совершенства на столь трудном поприще, как флотоводство» [1, с. 180]. У Переса-Реверте капитан де ла Роча жалеет, что в разговоре со своим помощником Хасинто Фатасом промолчал о том, что тоже считает адмирала Гравину «сукиным сыном», который «при всей своей дисциплинированности и понятиях о чести просто придворная сволочь, в первую очередь политик и только потом моряк» [3, с. 70].

Приведенные примеры сходства и вариаций на темы предшественника можно было бы объяснить общими документальными источниками, которыми пользовались два автора. Известно, что Гальдос использовал при написании своего романа, помимо устных источников, воспоминаний участников события, также и книгу Мануэля Марлиани «Трафальгарское сражение» (1850) [8, с. 78-79]. Возможно, это же сочинение было в поле зрения и Переса-Реверте, хотя он об этом не упоминает, цитируя только предисловие к появившейся в 1950 г. работе Э. Лона Ромео (sic! - в русском переводе ошибочно «Ромеро») «Трафальгар» [3, с. 6]. Но ряд других текстуальных схождений все же наводит на мысль о том, что современный испанский автор прекрасно знал роман испанского классика.

Так, юный Габриэль у Гадьдоса удивлен тем, что при подготовке корабля к предстоящему бою палубу обильно засыпают песком, запасенным в трюмах, и ему объясняют, что делается это в предвидении массового кровопролития [1, с. 98]. Та же выразительная деталь обыгрывается и в романе Переса-Реверте, в главе 3

«Бак», где читателю предстает развернутая сцена, увиденная и осмысляемая гардемарином Хинесом Фалько, почти ровесником гальдосовского героя. Другой пример «переадресации» яркой гальдосовской детали находим в главе 10 «Шканцы» романа Переса-Реверте. Гардемарин Хинес Фалько с восхищением смотрит на своего командира Карлоса де ла Рочу, который не наклоняет головы под огнем противника и даже не вздрагивает, когда кусок картечи выбивает подзорную трубу из его рук. В главе XVI гальдосовского «Трафальгара» моряк, сопровождающий Габриэля в Кадис, рассказывает о «самом храбром бригадире на эскадре» доне Дио-нисио Алькала Галиано, у которого «осколком выбило из рук подзорную трубу, а он только усмехнулся» [1, 171].

Впрочем, трудно предположить, что «Национальные эпизоды» не привлекли к себе внимания Переса-Реверте уже потому, что Бенито Перес Гальдос в испанской литературе - величина, равновеликая Льву Толстому в литературе русской. Скорее всего, текст постмодерниста Переса-Реверте создавался в скрытой идейной и эстетической полемике с романом предшественника, поскольку имени Переса Гальдо-са в книге Переса-Реверте ни разу не встречается.

«Мыс Трафальгар» Переса-Реверте целиком посвящен морскому сражению и может показаться, на первый взгляд, своеобразным «военно-производственным романом», автор которого заявляет в послесловии о том, что его «рассказ вполне достоверен, ибо он основывается на реальной, обширной и непосредственной документации» [3, с. 353]. Своей же задачей писатель ставил поведать о том, как сражались и умирали испанские, французские и английские моряки «с надлежащей технической и исторической точностью» [3, с. 354].

Что касается «технической точности», читателю-непрофессионалу в ней трудно усомниться, а литературоведу легко констатировать постмодернистскую избыточную детализацию. Достаточно привести лишь один весьма выразительный в этом отношении пример: «А еще один вражеский трехпалубник (...) расположился на ее правом траверзе (...) и палит себе всем бортом, да к тому же на ахтерде-ке у него стоят карронады, и их картечь (...) покалечила последние еще способные вести огонь пушки на баке и шканцах. Что же касается общего состояния корабля, то, как сообщили дону Риккардо Макуа (...), дело плохо: одиннадцать пробоин по ватерлинии (одна из них рядом с гельмпортом, и вода поступает в камеру оружейного мастера), рудерпис поврежден двумя попаданиями, многие снасти перебиты и обвисли, грот-мачта (единственная оставшаяся) так изрешечена, что едва стоит, а сам грот держится только на ликтросе, штаги и почти все ванты сорваны, так же как тросы и канаты, которыми их заменили» [3, с. 333].

Иное дело «историческая точность» романа Переса-Реверте.

Первая глава открывается представлением одного из четырех главных героев романа - это командир разведывательного тендера (катера) «Энсертен» капитан-

лейтенант Луи Келеннек, офицер французского военного флота, который «вот-вот попадет на страницы учебников истории» [3, с. 19], то есть заявлен в роли реального исторического персонажа. Настораживает, правда, название катера, по-французски означающее «сомнительный, неверный, неизвестный». Само собой напрашивается сравнение с не менее звучным именем, которое дал сервантесовский Дон Кихот своему коню - Росинант, что по-испански значит «бывшая кляча». Основное действие развертывается на испанском военном корабле - семи-десятичетырехпушечной «Антилье», которой командует дон Карлос де ла Роча, а среди членов команды - шестнадцатилетний гардемарин Хинес Фалько и матрос Николас Маррахо, насильно завербованный мелкий контрабандист. Глазами этой четверки в чередующихся главах читатель и видит события Трафальгарской битвы, поскольку в повествовании от третьего лица максимально широко используется несобственно-прямая речь. Завершается действие романа докладом капитан-лейтенанта Луи Келеннека, из которого становится известной печальная судьба «Антильи», которая, потеряв все мачты в бою, сильно поврежденная в последующем шторме, затонула «вместе с большим числом людей и раненых, включая и ее командира» [3, с. 352].

Текст романа предваряется тремя схемами: дислокации противостоящих эскадр, развития атаки британцев и последних минут Трафальгарского сражения, на которых обозначено и положение «Антильи» среди других кораблей. Но последней неожиданностью для доверчивого читателя исторических романов оказываются откровения авторского послесловия: «Семидесятичетырехпушечной «Антильи», на борту которой происходит большая часть действия этой книги, никогда не существовало. Одной из привилегий автора является возможность манипулировать историей на благо повествования» [3, с. 354]. Отсюда также можно заключить, что не только капитана Карлоса дела Рочи, но и Луи Келеннека с его «докладом главнокомандующему объединенной эскадрой» в эпилоге, да и с его тендером, недаром наделенным сомнительным именем «Энсертен», не существовало также. Как здесь не вспомнить незабвенного А. Дюма-отца, говорившего, что история для него только гвоздь, на который он вешает свои картины.

Какие же картины вешает на гвоздь истории в своем романе Перес-Реверте? В противоположность Пересу Гальдосу это не картины героизма, мужества, любви к родине, воинской чести и самопожертвования. Все эти высокие понятия настойчиво и последовательно снижаются и подвергаются сомнению. Так, Карлос де ла Роча скептически воспринимает слова генерал-майора Эсканьо о спасении национальной чести: «И вот все они здесь, неподалеку от мыса Трафальгар, по уши в дерьме, спасают свою честь, потому что больше спасать нечего, и тащат за собой в эту безмерную дурь тысячи несчастных, которым никакого дела не было до всей этой чести, самоотверженности, жертвенности и прочей чепухи» [3, с. 172]. Юный

гардемарин Хинес Фалько не понимает, почему командир медлит с приказом направить «Антилью» на помощь товарищам, так как «он еще любит родину, жаждет славы и всей этой мишуры» [3, с. 194].

Боевое воодушевление предстает скорее взрывом массового психоза, когда опьяневшие от пороха, ужасаясь самим себе, солдаты и насильно завербованные вроде Николаса Маррахо «кричат «Да здравствует Испания!», но сражаются за собственную шкуру» [3, с. 240]. Сама Трафальгарская битва последовательно дегероизируется в сниженных эпитетах и сравнениях. Николас Маррахо, когда англичане пошли на абордаж, выбрав абордажный топор, ощущает его в своей руке как «мясницкий инструмент» [3, с. 319]; с размаху всаживает топор англичанину в брюхо «и вопит от радости, когда тот, отцепившись, падает между бортами обоих кораблей, воя, а требуха вываливается из него на ветру, метр за метром» [3, с. 321]. Метод писателя-постмодерниста в этом произведении, на наш взгляд, можно определить как своеобразный гиперреализм, предельная деэстети-зация изображаемого. В главе 9 «Ахтердек» англичане дают залп по Антилье и на палубе остаются «четыре распростертых тела, залитых кровью, как туши в лавке мясника» [3, с. 267]. Пожалуй, наиболее показательна в этом отношении сцена, когда Николас Маррахо спускается в корабельный трюм, где находятся раненые: «Тела, тела, тела (...), извивающиеся от боли, тошнотворный запах рвоты и дерьма, окровавленное мясо, среди которого движутся хирург и его помощники и ампутируют, ампутируют (...). И самое страшное - бесконечный протяжный хор криков и стонов (...) агонизирующих, отчаявшихся людей, которые утонут, как крысы, если корабль пойдет ко дну» [3, с. 330—331].

Весьма характерна у Переса-Реверте и десакрализация национальных символов. Старший лейтенант дон Рикардо Макуа, приняв командование кораблем после тяжелого ранения капитана, посылает гардемарина Фалько поднять флаг на грот-мачте, так как английское ядро перебило фал флага, «и теперь красно-желтая тряпка болтается над самой палубой, зацепившись за какой-то обломок» [3, с. 340]. Николас Маррахо, случайно услышав, что «Антилья» не продержится под огнем англичан больше пятнадцати минут, возмущен, что «ради клочка тряпки дон Рик-кардо отправит парнишку на такой риск» [3, с. 340]. Завершение этой последней главы романа весьма эффектно и глубоко психологично, когда Маррахо бросается на помощь раненному в ногу гардемарину, а затем, подхватив флаг, сам карабкается по мачте, чтобы его привязать, а англичане перестают стрелять, и «с британского корабля до него доносятся голоса врагов, кричащих ему «ура» [3, с. 346]. Здесь же, однако, можно увидеть и апогей того англофильства, которое является лейтмотивом всего повествования. Сравнения английского и испанского флотов, английского и испанского офицерства, английского и испанского государства всегда оказываются в пользу Англии.

Таким образом, «Мыс Трафальгар» Переса-Реверте, учитывая многочисленные параллели и совпадения с романом Переса Гальдоса, можно определить как постмодернистский римейк, а по отношению к традиционному жанру исторического романа - как весьма искусный исторический симулякр.

Гальдос в конце первой главы своего «Трафальгара» устами героя-повествователя обозначил практически будущий состав первой серии своих «Национальных эпизодов»: «Я поведаю о многих событиях. Битвы при Трафальгаре и Байлене, события в Мадриде, осады Сарагосы и Хероны, сражение при Ара-пилес!... Обо всем этом я расскажу по мере моих сил, если у вас достанет терпения выслушать меня» [1, с. 20]. Перед нами названия шести из десяти частей ме-гаромана (о событиях в Мадриде повествует роман «19 марта и 2 мая»). К ним добавятся еще «Двор Карла IV», «Наполеон в Чамартине», «Кадис», «Хуан Мартин Эль Эмпесинадо». В начале XXI в. испанская история «по Гальдосу» будет подвергнута принципиальному пересмотру в романах Переса-Реверте, и за «Мысом Трафальгар» последуют «День гнева» (ревизующий «19 марта и 2 мая»), «Осада, или Шахматы со смертью» - своеобразный парафраз «Кадиса». Испанская история начала XIX в. «по Пересу-Реверте» представляет безусловный интерес для будущего исследования.

***

1. Перес Гальдос Б. Трафальгар I пер. с исп. Р. Похлебкина. М., 1961.

2. Перес-Реверте А. Гусар I пер. с исп. Е. Матерновской. М., 2005.

3. Перес-Реверте А. Мыс Трафальгар I пер. с исп. Н. Кирилловой. М., 2006.

4. Огнева Е. Истины и химеры истории II Перес-Реверте А. День гнева. СПб., 2009.

5. Современная зарубежная проза : учебное пособие I под ред. А. В. Татаринова. М., 2015.

6. Кеведо Ф. де. Избранное. Л., 1980. С. 112-113.

7. Gullon R. Los Episodios: La primera serie II Benito Perez Galdos: El escritor y la critica I Ed. de Douglass M. Rogers. Madrid, 1973.

8. Montesinos J. F. Galdos. Madrid, 1968. T. 1.