Духовное обновление человека и проблемы нейтрализации девиантности Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

Л.С. Буркина

Кандидат социологических наук, доцент, доцент кафедры социологии и психологии Южно-Российского государственного политехнического

университета (НПИ) имени М.И. Платова*

Духовное обновление человека и проблемы нейтрализации девиантности

Если фундаментализм является ложной альтернативой преодоления девиантности, испытывает ли от этого удовлетворение человек, который может задаваться вопросом, а что тогда взамен? Можно ли погружаться в бессмысленность жизни, может быть, идеалы ложны, есть даже больше благочестия, чем безверия? Человеческое наследие не изобретает духовного велосипеда. Смысл состоит в том, чтобы извлекать из наследия человечества не восковые фигуры, не повод для ссылки на авторитет, а видеть в этом реальную драму уже ушедших и вступающих в жизнь поколений, понимать, что проблемы, которые стоят перед современным человеком, являются в этом смысле вечными, что экзистенциальные вопросы каждый раз должны решаться по-новому.

У. Эко горько иронизирует по тому поводу, что от философии отвернулись потому, что философ не в состоянии избавить человека

л

от страха смерти1. Но если смотреть «в корень» вещей, философия как часть культуры призывает человека к поиску индивидуального смысла жизни, содержит поле и является условием свободы человека. Даже находясь в состоянии повседневности, личность испытывает влияние культурных образцов, в вульгаризированном или искаженном виде вносит в свою жизнь идеи культуры, не соприкасаясь при этом с высокой культурой.

Действительно, массовая культура является культурой инстинктов, замещения смыслов. Но из этого обстоятельства нельзя делать вывод о том, что культура утратила свое гуманизирующее, человекосозидающее значение. Фундаменталистские версии спекулируют на немощности современного человека, на его неспособности освоить богатство культуры, принять ее многообразие как свидетельство мощи, а не бессилия. В этом отношении духовное обновление человека можно считать не проектом, а самодействием, тем, что, становясь индивидуальным выбором, воспринимается как общее благо для всех.

Не являясь сторонниками аутентичности культуры, резкого размежевания между классикой и массовой культурой в смысле

* Буркина Лариса Сергеевна, e-mail: burkina.68@mail.ru

1 Эко У. Избр. произведения. М., 2007. С. 62.

противопоставления культуры и антикультуры, можно считать, что девиантность является следствием социальной рецессии, перехода к примитивным, простым формам, к извлечению принципа удовольствия, желания быть личностью, не располагая ресурсами индивидуализации. Мы отмечали социальный инфантилизм девиантной личности, ее нежелание понять и разумно действовать, включить механизмы знания и ориентироваться на социальные нормы, если не как ценность, а алгоритм действия.

Рассматривая духовное обновление личности, человечество сталкивается с опасностью очередных утопических, вернее, антиутопических проектов. Смысл перемен в современном человеке состоит в том, что вызовы современности делают бессмысленным рассыпающийся по частям образ автоматического прогрессизма. В этом есть повод считать, что человечество, и человек в частности, пришло к моральному тупику, что принятая в постмодерне формула дивидности есть свидетельство расщепленности, потери смыслового единства в жизни человека.

Исходя из того, что каждый человек рождается с надеждой, что каждый человек считает возможным прожить собственную достойную жизнь, что это является аксиомой повседневного сознания, мы можем говорить о духовном обновлении на уровне включения человеком ценностей культуры как собственного опыта. Для этого мало руководствоваться формальными критериями образования: еще русский писатель А. Солженицын говорил о племени «образованцев». Вероятно, для личности, обеспокоенной, ощущающей разлад с собственной совестью, обновление является самокритичностью, саморефлексией, внесением сомнения в декартовском смысле, для преодоления скептицизма, для реальной, а не ложной уверенности в себе.

Если мы будем находиться на точке зрения утраты культурного наследия, можно говорить о безнадежности включения антидевиантности в жизнь человека, в то, что для человека определяющим становится отказ от смысла жизни, что это избавляет от беспокойства и тревог и делает человека способным распознать то, что он в состоянии преодолеть и с чем он должен смириться. Но конфуцианская этика здесь ни при чем. Значимым является отношение личности к себе как обладающей свободой и, следовательно, ответственностью за свои деяния. Короче говоря, и в постмодерне есть признаки понимания этой проблемы. Легкомысленный антимодернизм характеризуется парадоксальностью отрезвляющего опыта. Реляционизм культурных норм делает невозможным диалог и примирение в сфере культуры. Даже если считать достоинством принцип ненасилия, можно сделать вывод о делегировании права выбора структурам. Пределы постмодернизма налицо. Смена ценностей принципам толерантности означает

антиценность. И в этом смысле личность становится носителем инклюзивного суверенитета, суверенитета, изолирующего ее от других людей.

Что это означает и что можно объяснить на практике так называемых культурных перемен? Когда в обществе достигается максимальная толерантность, общество перестает быть фабрикой общественных смыслов. Общество меньшинств не может быть обществом духовного обновления, а то, что каждый может выбирать на свой вкус любые идеи, становится культурным препятствием, однообразием через установление разнообразия. Духовное обновление предполагает «трудовые» усилия личности, требует самоидентификации, независимости от модных трендов.

Это, разумеется, не означает, что человеку чужд эстетизм жизни. Позади себя остается только вера в безверие. Требуются усилия по возвращению к различению добра и зла. Стоит отметить, как писал З. Бауман, что крупному обществу всегда не достает той основы, которую составляет плотная сеть личных взаимодействий. И в этом смысле необходимо возвращение к верованиям и чувствам, к тому, чтобы иметь побуждения к солидарности не только в своей группе, но и настрой на то, чтобы преодолеть предубеждения против «несвоих». Но это не постмодернистская толерантность: в этом смысле человеку позволено действовать не как заблагорассудится, а в том, чтобы считать актом взаимопонимания по отношению к членам чужой группы. Можно это квалифицировать как реабилитацию предубеждения, предубеждения в том, что справедливость, если и есть на стороне личности, единообразие во всем состоит в том, что и другие также признают справедливость. Главное в этом смысле, как пишет З. Бауман, не купиться на идею о резких границах между своими и чужими2.

Духовное обновление сводится к перекорректировке культуры, к пониманию культуры как способности осуществления изменений в человеке и в конечном счете в том, чтобы создать возможности для преодоления девиантности. Иными словами, духовное обновление

о

есть отказ от режиссуры самоустранения3. Главное - чтобы не стать социальным или культурным расистом, не стагнировать, что еще хуже, разрухе в головах людей.

В Советском Союзе, пишет исследователь С. Бойм, популярной становится борьба с лакировкой действительности. В реальности критические стрелы были направлены против устройства жизни на неофициальный лад. И лакировка являлась не столько метафорой и художественным приемом, сколько врагом вкусовщины4. При этом обновление трактовалось исключительно как утверждение

2

Бауман З. Мыслить социологически. М., 1996. С. 54.

3 Ашкеров А. Нулевая сумма. М., 2011. С. 192.

4 Бойм С. Общие места: антология повседневной жизни. М., 2002. С. 131.

официального оптимизма. Девиз Маяковского «И жизнь хороша, и жить хорошо» имел сопротивление в том, что ни тогда, ни потом не мог сказать, что именно было так хорошо5.

Дух оптимизма взывал к обновлению жизни перестройкой на общественный лад, на массовую жертвенность, на принятие идеологической аскезы. Разумеется, подобные попытки от имени и при помощи официальной культуры принимались не только в советском обществе (северокорейский вариант). Главное, что духовное обновление не только могло сопровождаться разрушением привычного уклада жизни, бытовой традиции, но и рассматривалось как переделка человека, переформатирование его отношения к социальным и культурным нормам.

Разумеется, увлечение обыденщиной в повседневности как-то могло сосуществовать с официальными кампаниями по борьбе с космополитизмом, империализмом, сионизмом и другими идейными врагами. Но главным было создание официального братства, обновления в дозволенных и поощряемых рамках. Вместо поиска личного самоопределения славились конкретные дела, узнаваемые на фоне официальных клише.

На наш взгляд, это обстоятельство показывает, что процесс обновления включает личностно ориентированные интенции, и с учетом этого социально-философская задача заключается не столько в том, чтобы строить общую концепцию обновления, сколько в том, чтобы определить поворотные моменты его течения, выявить мотивы его движения, открывающиеся вслед за поворотами, влияние этих мотивов на сформировавшиеся прежде структуры девиантности. Особенно важно зафиксировать, что даже при привычной конфигурации людей и обстоятельств создаются новые формы реализации духовных сил человека, новые комбинации человеческих действий6.

Можно сказать, что духовность как категория, используемая часто в метафоричном образе, троповых значениях, кажется слишком амбивалентной, чтобы очертить строго научные рамки исследуемого явления. Но вне семантического поля культуры трудно рассчитывать на принятие движения человеческой мысли. В обновлении, помимо чистой констатации изменения, содержится указание на духовное, что подразумевает действия в согласии с описываемой культурой как человековидением, сферой.

Мы полагаем, что в определении духовного обновления есть только понимание того, что духовное обновление осмыслено, если обращено к конкретному человеку как носителю самопорождающихся противоречий, выражаемых в парадоксальности отношения и к

5 Бойм С. Общие места... С. 135.

6 Кемеров В.Е. Введение в социальную философию. М., 2000. С. 171.

обновлению, и к рутинности, и к девиантности. В том, что обновление становится или превращается во внутреннюю потребность, внутренний запрос личности, повинным является не внешнее человечество (человек может долго упорствовать в непризнании того, каким образом изменился мир), стержневым моментом является нахождение личностью смысла обновления, того, что предстает как дефицитарность, как то, что является для человека каркасом возможной жизненной самореализации, его, в хорошем смысле этого слова, жизненной карьерой. Постмодернизм убеждает в том, что человек несвободен от навязанного образа жизни, господствующие идеологии существенно ограничивают способности индивидов осознавать свой жизненный опыт, свое материальное бытие. И в этом смысле современная индустрия культуры, отказывая индивиду в адекватном средстве для организации его собственного опыта, тем самым лишает его необходимого языка для понимания самого себя, как и окружающего мира7.

Если это так, то утопической, но единственно возможной является задача свободного от идеологии, от навязанных убеждений языка. Является ли таковым естественный язык повседневности? Действительно, обладая коммуникативным свойством и логикой здравого смысла, гносеологическим нативизмом, постоянным обменом смыслами между разными сферами жизни, можно сказать, что повседневность дает только повод для размышления о духовном обновлении. Ведь смысл всякого сознания - в отклонении бытия, в его удвоении с определенными погрешностями. Но если обыденное сознание считает нужным ликвидировать понимание самого себя, деликвентность, уничтожается всякий смысл и обновления, так как это выходит за пределы повседневной реальности, из набора привычных

w w ft

ситуаций и автоматических реакций на них8.

В конечном счете обновление личности - это не рутинный процесс, не сфера стабильности и покоя. Для обновления свойственны внутреннее беспокойство, внутренний критицизм. Нельзя ссылаться на мечту о душевной гармонии и спокойной совести. Если следовать этому как реальным поведенческим образцам, смысл имеет вовлеченность в жизненный оборот неординарности, лишенности стандарта, индивидуализации культурных ценностей. В этом может усмотреться рассогласование бытия и сознания, так как обновление есть революционный сдвиг в бытии личности9. Может быть, тогда само духовное обновление присуще только избранным, обладающим достаточным ресурсом знания и, главное, имеющим отношение к духовности, ценителям духовного. Это может привести к упрощенному пониманию того, что в обществе должно созреть поколение духовных

7 Ильин И.П. Постмодернизм. М., 2001. С. 226.

8 Там же. С. 75.

9 Касавин И.Т., Щавелев С.П. Анализ повседневности. М., 2000. С. 76.

наставников, тех, кто личным примером побуждает основную массу действовать хотя бы в копировании обновления, критически оценивать свои поступки как поступки рассогласования с должным.

Но в этой ситуации мы повторяем ошибку официального дискурса: переводим реально осознаваемую проблему в срез принудительного воздействия на личность. Тезис о том, что право на разум присуще всем людям от рождения, а сам разум - это лучшее человека, лежал не только в основе движения за религиозное свободомыслие: эмпирический опыт считался, соответственно, лучшим способом борьбы с психическими патологиями10. Можно ли на этом основании считать, что обновление личности возвышается над повседневным смыслом и стремление индивида вырваться из повседневности, придать собственной личности характер ищущей индивидуальности - есть спасительное действие?

В том, что к обновлению как преодолению девиантности, того, что в классике называется патологией, а в современной социально-философской мысли - как поиски самоопределения человека, необходимо относиться как к грани жизненного процесса индивида. Мы можем сказать о том, что человек должен действовать по-человечески, что в процессе общения сделать своей способностью человеческий способ деятельности, представить и определить значение своих и чужих поступков. Если человек начинает по-человечески относиться к самому себе, не снисходительно, как к греховному существу, а как к обязанному осмысленно возвышать себя, возможен прорыв, который может казаться микроизменением, но, изменяя себя, человек изменяет и других.

В этом смысле есть и повседневный подвиг человека, направленный не на абстрактно общие определения, а написание своего бытия как постоянного вопрошания и утверждения. Разумеется, это противоречит логике повседневности как сферы покоя и стабильности, изгоняет культ беззаботности, не согласуется с интуитивным представлением об обыденности. Но, на наш взгляд, это приемлемо для человека, который в девиантности испытывает трансцендентальный страх и усиливает девиантность стремлением убежать, скрыться, освободиться от страха. Власть страха разрушает обыденность, но именно постоянная угнетенность страхом не позволяет человеку критически оценить себя11.

То, что мы, живя в современном обществе, чувствуем всеобщую неудовлетворенность, всплески иррациональной злобы и агрессии в, казалось бы, любимой сфере приватной и семейной жизни, есть следствие всеобщей девиантности. В семье ищут освобождение от страха, но, являясь девиантом, индивид требует вытеснения из

10

Касавин И.Т., Щавелев С.П. Анализ повседневности... С. 77.

11 Там же. С. 99.

семейной жизни нормы общения и веры в порядочность даже близкого человека. Можно также сказать, что посвящение себя семье, личные успехи есть утрата надежды, отрицание социальных и моральных обязательств. В повседневном опыте это означает, что лишенная любви и сострадания личность ожидает этих качеств по отношению к себе и со стороны близких. Но если близкие являются двойниками, если выдерживают эгоистическую мотивацию, через то, чтобы другой проявлял о нем заботы при культивировании им беззаботности, трудно ожидать избавления личности и от скуки жизни, и от бессмысленности существования.

В рамках исследуемой проблемы очевидно, что обновление, если не считать уделом избранных, есть процесс переопределения человеком отношения к себе и выстраиваемым им жизненным целям, которые не могут рассматриваться как реализация мечты скрыться от собственной неприкаянности, оставаться девиантом, но при этом пользоваться бескорыстием других. В этом рассуждении прослеживается воздействие на сам процесс восприятия девиантности человека. Если для него семья, работа являются лишь переменой фона и его жизнь посвящена нахождению искомого, оставаясь той же девиантной личностью, семейная карьера может пересматриваться не один раз, обрекая на мучительные и содержащие расплату других за собственные побуждения приключения. В российском обществе стремление завести семью или обрести друзей имеет оборотную сторону в семейных драмах и в том, что дружеские отношения потеряли реальную ценность и сводятся к жизненной прагматике, инструментальности.

На наш взгляд, это следствие того, как общество, где действует массовизация девиантности, с таким же единообразием воспринимает личную ответственность, чувство сочувствия, соразделенности судьбы с другими. При этом нельзя не упомянуть, что духовное обновление не есть радикальный разрыв с миром, новое сектантство.

Это, можно сказать, негативное ограничение, позитивная свобода есть определение смысла обновления личности, ее вхождения в мир человеческого общения, в мир человеческой культуры. На этом основании процесс обновления не может быть обыденным и автоматизированным. Взаимоотношения человека и мира изменяются. Это можно назвать проблемой человеческого развития в условиях несвободы, в том, что личность обязательно ищет третий, свой путь, отрекается от формализма суждений, ищет противоречия во взаимодействии с миром, а не для того, чтобы становиться жертвой обстоятельств.

В целом по статье можно сделать следующий вывод: нейтрализация девиантности имеет смысл при изменении понимания ее сущности, имманентности человеческому существованию и привитии практического чувства быть иным.

Буркина Л.С. Духовное обновление человека и проблемы нейтрализации девиантности. Статья посвящена чрезвычайно актуальной теме современного социально-гуманитарного знания. В статье девиантность человека интерпретируется в контексте философско-культурологического подхода. В статье делается вывод о том, что нейтрализация девиантности может осуществляться через изменение понимания ее сущности как имманентности человеческому существованию, привитие практического чувства быть иным.

Ключевые слова: девиантность, отклонение от нормы, духовное обновление, ценности культуры, позитивная свобода, обновление личности, проблема человеческого развития.

Burkina L.S. Spiritual renewal and human problems neutralization of deviance. The article is devoted highly topical theme of contemporary social and humanities. Article deviant person is interpreted in the context of philosophical and cultural approach. The article concludes that the neutralization of deviance is meaningful change in the understanding of its essence, the immanence of human existence, and disseminate practical sense be different.

Keywords: deviance, the deviation from the norm, spiritual renewal, cultural values, positive freedom, individual update, the problem of human development.